— Кроули! — Азирафаэль остановился так резко, словно налетел на невидимую стену, внезапно возникшую посреди просторного холла. — Мы же договорились!
Кроули, так и не выпустивший его руки, крутанулся вокруг ангела, словно спутник на нестабильной орбите — по крутой нисходящей спирали с угрозой вхождения в атмосферу с последующим переходом в пике. Но каким-то чудом* сумел удержаться на ногах и даже не удариться грудью о грудь.
— Ты! — В узел стильного веревочного галстука Кроули, спущенного по писку послезавтрашней моды чуть ниже яремной ямки, обвиняюще уперся пухлый ангельский палец. — Ты чудесил! Только что! Не отрицай! Я все видел!
Отрицать и возмущаться, упирая на то, что Азирафаэль ошибается и ничего подобного Кроули вовсе не делал и даже не помышлял, было глупо. Особенно сейчас, когда недавнее наспех сотворенное чудо все еще посверкивало остаточными искорками, медленно растворяясь под высокими сводами холла элитной многоэтажки в западном Мейфейре. Глупее разве что просить прощения и говорить, что он больше не будет…
— Прости, ангел. Я… больше не буду. Правда.
Хорошо, что вот уже третий год в доме Кроули нет живых консьержей: выглядеть последним идиотом перед не менее идиотской камерой не так обидно. Да и объективы отводить электронике проще, чем глаза живым людям, если уж на то пошло.
— Ну… ладно. Если так. Только… Мы же договорились! А ты…
Азирафаэль легко переходит от гнева к обиде: вот и сейчас опустил обвиняющий палец, надул пухлые губы, заморгал расстроенно. Но руку Кроули, что характерно, при этом не отпустил. Даже еще крепче вцепился. И это слегка успокаивает, хотя обычно расстроенный ангел куда больше выводил Кроули из равновесия, чем ангел разгневанный. Этот конкретный ангел, во всяком случае.
Кроули вздохнул.
— Ну… да. Договорились. Но вряд ли кого из моей или твоей конторы так уж заинтересует маленькое демоническое чудо по удалению пустых бутылок и мусора из моего обиталища. Это ведь не… ну, не то, о чем ты говорил. А мне… ну, прибраться. Понимаешь, я ведь не рассчитывал, что приведу гостей. Тем более тебя. Ну вот и… надо было там кое-что убрать, я ведь дома последний раз был Эрик знает когда.
— Не ругайся, пожалуйста.
— Не буду. И чудесить тоже больше не буду. Правда.
— Честно?
— Честно!
Правду говорить легко и приятно, тем более что чудесить действительно больше не надо: мусор — ладно, но главное, что одна весьма недвусмысленная и откровенная скульптура** теперь надежно укрыта в кладовке за оранжереей под старыми поддонами и мешками с землей, а вовсе не торчит посреди прихожей, готовая вызвать ненужные вопросы у любого, кто откроет входную дверь. Кроули слишком поздно вспомнил о ней и запаниковал. И не додумался ни до чего лучшего, чем попытаться втихаря нарушить только что заключенную договоренность, надеясь, что ангел ничего не заметит. Не заметит такой, как же! С его-то количеством глаз!
— Вот и хорошо, — удовлетворенно улыбается Азирафаэль. — Знаешь, я, наверное, за это тебя и люблю больше всего: за то, что ты мне никогда не врал. С самого начала, еще в саду. Ты мог промолчать, уклониться от ответа, отшутиться или даже нагрубить… но не врал никогда. Я всегда знал: что бы ни случилось, я всегда могу тебе верить. Всегда. Это было очень важно… ну, для меня. И я, кажется, так тебя ни разу и не поблагодарил… Так вот: спасибо!
— Нгк. Всегда пожалуйста. — Кроули отвел взгляд, стараясь не думать о чертовой скульптуре. В прохладном кондиционированном холле вдруг стало до странности жарко. Но умолчание ведь не есть ложь, правда? Ангел и сам говорил…
— И вообще, ты очень и очень…
— Вот только не надо, ангел! Не надо всех этих слов на букву «Х»! Они у нас отслеживаются куда строже чудес!
Добавить свое обычное «и за них порядочный демон может огрести порядочно неприятностей» он все же не смог — это была бы уже откровенная ложь, особенно в свете всего, уже случившегося с ними после неудавшегося Апокалипсиса. Но не признаваться же ангелу, что одного конкретного и далеко не порядочного демона от любой похвалы этого самого ангела каждый раз буквально бросает в жар. А еще эти похвалы творят что-то совсем уж неправильное с и без того достаточно узкими брюками, делая их тесными до полной невыносимости.
— Ох, Кроули, я… я не подумал… Прости. Я постараюсь больше не…
— Пошли уже, ангел! Кто-то, помнится, обещал мне настоящий райский секс, много горячего, вкусного секса. Или кто-то успел передумать?
— Никогда!
____________________________________________
ПРИМЕЧАНИЯ
* Следует учитывать, что в данном конкретном случае слова о чуде являются не более чем эвфемизмом.
** Существовал, разумеется, весьма неиллюзорный шанс, что Азирафаэль в своей типично ангельской чистоте не догадается о почти обнаженной символичности двух борющихся крылатых фигур, обнаженных более чем полностью, но, зная о своем потрясающем и безошибочном умении из трехсот двадцати пяти стульев в пустом кинотеатре садиться на единственный сломанный (а из полутора миллионов младенцев потерять именно того единственного, чье исчезновение могло обернуться наибольшими и даже где-то глобальными неприятностями), Кроули предпочел и в этом случае не рисковать.