Впрочем, даже если Кроули их и не видел, то знал, что они тут есть, черно-белая пара, в этом парке. Всегда. И это грело.
— Знаешь, дорогой, так не пойдет. Давай-ка лучше вот так…
Лицо и грудь обдало близким жаром, на плечи легло что-то мягкое и горячее. Кроули вскинул голову и открыл глаза. И только тогда понял, что замерз так сильно, что, похоже, заснул на ходу. А еще — что Азирафаэль стоит близко. Слишком близко, почти вплотную. И укутывает его шею и плечи своим невозможным мохеровым шарфом.
При переохлаждении скорость реакции падает даже у людей, змеи же вообще предпочитают впадать в спячку или притвориться мертвыми. Наверное, именно этим и можно было объяснить то обстоятельство, что Кроули не отшатнулся. Даже не попытался. Стоял и смотрел, как пальцы ангела колдуют над складочками, выравнивают, поправляют, подворачивают так близко, что он всей кожей лица ощущал исходящее от них тепло.
И когда ангел, удовлетворенный проделанной работой, довольно вздохнул и, помедлив секунду, вдруг двумя пальцами осторожно снял с него очки, Кроули тоже не успел ни отшатнуться, ни даже просто зажмуриться. Только втянул воздух сквозь зубы, и…. И это было ошибкой.
Змеи различают запахи языком, вот и Кроули тоже языком чувствовал их намного острее, а этот чертов шарф слишком долго был на шее у ангела. Чертов шарф словно стал частью чертова ангела, и вот теперь эта часть — невозможно теплая, почти горячая часть — была обернута вокруг Кроули. Слишком много, слишком остро, слишком близко. Слишком горячо и… слишком палевно. И можно сколько угодно стискивать зубы: справиться с глазами это не поможет, и поздно зажмуриваться, когда тебя уже вовсю повело, а чертов ангел…
— У тебя очень красивые глаза, — сказал чертов ангел мечтательно. — Особенно сейчас. Совсем не змеиные. Зрачки такие круглые и… И золотой ободок. Словно солнечная корона или… или нимб. — Он вздохнул и подытожил — Очень красиво. Жаль, ты сам не видишь.
— Это потому, что тут темно, — выдавил Кроули, чувствуя, как лицо заливает предательская краска и надеясь, что ее тоже можно будет списать на темноту. — Ну, зрачки. Они расширяются, если…
— Я знаю. — Ангел почему-то снова вздохнул. — Знаю…
Попытался пристроить очки на место и случайно мазнул обжигающе горячими пальцами по щеке. Ахнул:
— Кроули! Да ты с ума сошел! Ты же ледяной! Так. С прогулками покончено, и давай-ка, мой дорогой, сразу ко мне, отогреваться, у меня есть хороший коньяк. И не вздумай спорить!
Спорить Кроули не собирался. Хотя бы потому, что для этого нужно было снова начать дышать, а он почему-то забыл, как это делается.
***
За долгие годы существования этой Вселенной разными сущностями было придумано множество способов мирно договориться с собственной совестью (ПРИМЕЧАНИЕ* — и если тебе шесть тысяч лет, а ты до сих пор жив и не сошел с ума — значит, ты знаешь если и не все из них, то хотя бы большую часть, а главное, умеешь их вовремя применять). Горячий чай с молоком и медом, теплый клетчатый плед, коньяк и хорошая книга неплохо срабатывают почти всегда, Азирафаэль проверял это на собственном опыте неоднократно. (ПРИМЕЧАНИЕ*— хотя сегодняшней ночью он и пребывал в определенном сомнении, полагая, что в данном конкретном случае книга, пожалуй, была лишней, но отбирать ее у Кроули не стал, тем более что тот так уютно пристроил пухлый том на спинку дивана, как раз себе под затылок).
С совестью можно договориться. Но осадочек остается.
Потому что ты виноват.
Знал же, что Кроули плохо переносит холодное время года и старается как можно реже бывать на улице? Знал. И все равно потащил его ночью в парк, под ветер и снег. Искушение оказалось слишком велико. И вот результат: совсем заморозил бедного змея, отогревай теперь. И зрачки у него по-прежнему круглые, этого почти не видно за темными стеклами, но Азирафаэль знал, что они такие. Возможно, потому что Кроули еще не согрелся или потому что тут царил полумрак: ангел не стал включать верхний свет, ему казалось, что при одном лишь торшере с оранжевым абажуром комнатка за магазином сразу становится как-то уютнее и теплее.
А еще потому, что ему нравилось, когда у Кроули были такие глаза. Почти человеческие, с расширившимися и почти круглыми зрачками…
Азирафаэль вздохнул. И все-таки сел на диван рядом с Кроули. Из кресла дальше тянуться до столика, а Кроули уже почти допил свой чай, скоро придется наливать ему вторую чашку, ему надо согреться, и значит все равно пришлось бы из кресла вставать. А так – просто протянуть руку. Кроули покосился на него, но ничего не сказал. В полумраке темные стекла казались совершенно непроницаемыми, но Азирафаэль знал, что зрачки за ними круглые до невозможности, и вокруг них тонкая полоска змеиной радужки, словно два золотых колечка. Невероятно прекрасное зрелище, даже когда его не видишь.
Конечно же, это только из-за темноты. Только из-за темноты, ничего более.
Но ему же никто не мешает слегка помечтать, что вовсе не только…