— Что-то не так, мой дорогой?
— Эм… нет. Я сейчас, ф-фсе ф-ф порядке, — просипел Кроули, одновременно стаскивая узкие кожаные брюки и не менее узкую черную майку вместе с рубашкой (никаких чудес, руки-то две, а змеи при желании могут и не так извернуться). Белья под брюками на Кроули не было.
Азирафаэль как-то ловко и совершенно незаметно успел раздеться первым, и вид обнаженного ангельского тела произвел на Кроули несколько большее впечатление, чем тот рассчитывал. А главное — удивил кое-какой деталью, обнаружить наличие (а вернее, отсутствие) которой Кроули точно не ожидал. Во всяком случае, не у ангела, поскольку выданное тому тело не могло быть таким изначально. Или могло?
Кроули не стал задавать вопросы и предпочел просто раздеться — ну так, для сравнения и прояснения некоторых обстоятельств.
— Ага, — удовлетворенно кивнул сам себе Азирафаэль, не без удовольствия разглядывая наполовину эрегированный демонский член, — я так и думал, что ты сохранишь базовую комплектацию этого тела.
— А я вот не думал, что ты когда-то успел заделаться иудеем!
— Почему сразу иудеем? Хотя к евреям я всегда относился с должной долей…
— Потому что у тебя член обрезанный, ангел!
— А? — Азирафаэль моргнул с озадаченным видом, словно то, что он только что услышал, никак не укладывалось в систему его мировосприятия, и теперь нужно было срочно что-то с чем-то делать — то ли с услышанным, то ли с системой, то ли с восприятием. — Так вот что тебя удивило, а я-то думал…
— Но когда?
— Ох, да даже не помню, давно.
— Но зачем?
— А разве не очевидно?
— Нет.
— Но ведь так красивее.
— Зато мне не нужна смазка! Можно гонять просто кожей. Ну когда я… — Кроули сглотнул. Черт. Об этом тоже лучше не думать.
— О. Что, правда? — Азирафаэль казался заинтригованным.
— Да.
— Хм. Наверное, это удобно. Зато обрезанный выглядит эстетичнее! И аккуратнее. Согласись!
— Не знаю. Рассмотрю поближе — скажу точно.
— А ты что? Не рассмотрел, когда мы менялись телами?
— Нет! — Кроули почувствовал, что краснеет, а в голом виде (да еще и стоя перед ангелом!) заливаться краской от макушки и до пупка казалось почему-то особенно неприличным.
— А почему?
Ангел иногда такой… ангел!
— Да потому что это… неэтично, ангел! Я демон, конечно, но не до такой же степени…
— Не понимаю… — Азирафаэль пожал плечами. — А я так осмотрел. И даже пощупал. Это ведь так интересно!
При мысли о пальцах ангела, которые ощупывают, изучая, его член, Кроули словно нырнул в котел с кипящим маслом.
— Свой-то я отлично изучил за столько лет, — продолжал между тем ничего не заметивший ангел. — А твой оказался совсем не похож, даже сравнить захотелось. Жаль, тогда это было совсем невозможно сделать, чтобы их рядышком положить и сравнить…
Их члены. Рядом. Касаются друг друга, горячие, влажные, трутся… Ох. Не стоило об этом даже и думать! Рано, слишком рано! Кроули опять слишком быстр, Азирафаэль почти спокоен и если и возбужден, то самую малость, разве что порозовел слегка, да и то совсем чуть, и глаза блестят. Чинно сидит на краешке кровати, и ангельский член — толстый, красивый, бледно-розовый — спокойно и расслабленно лежит на пухлых бедрах, тоже лишь самую малость порозовев. Красивый такой, теплый даже на вид, нежный и гладенький, ярко выраженная головка чуть темнее, но тоже розовая. При полной эрекции, наверное, будет напоминать шляпку гриба. И вообще типично ангельский член, внушительный и аккуратный даже в полурасслабленном состоянии: никакой сморщенной складчатой кожи, никаких вздутых вен… Черт. И об этом тоже не надо бы…
— Ух ты!
Восхищенный взгляд ангела устремлен на ярко-алую головку члена Кроули (вот тут-то как раз и складчатая кожа, и вздутые вены очень даже в наличии), как раз показавшуюся над краем сморщенной кожицы. И под этим горячим восторженным взглядом плоть наливается соком и уже нет никаких сил удержать спешащую наружу первую каплю смазки. Черт, ангел! Если ты будешь так смотреть, то для одного демона все кончится довольно быстрым и довольно грязным конфузом.
— А можно потрогать?
Кроули сглотнул. Возможно, все кончится даже еще быстрее, чем он только что думал. Но отказать невозможно, от одной только мысли о таком в низу живота все скручивает горячим узлом до полной нестерпимости и поджимается все, что только может поджаться. Может быть, это будет не так уж и…
— Д-да. Если хочешь.
Кажется, удалось сказать это достаточно нейтральным тоном. Не слишком похожим на нетерпеливое поскуливание и подпрыгивание, когда нет сил стоять на месте ровно. Шесть тысяч лет прошло, а он так и не научился…
— Хочу.
Ох…
— Л-ладно. Только… — Черт, черт, черт… Кроули стиснул бедра, изо всех сил стараясь говорить спокойно и даже слегка насмешливо. — Ангел, тут вот какая штука… Между обрезанными и необрезанными есть небольшая разница… не только внешне! Обрезанные медленнее возбуждаются, они привыкли быть оголенными. Необрезанные… они чувствуют очень остро. И более… скорострельны. И поэтому, ангел, если ты не хочешь, чтобы я раньше времени разрядился тебе в руку… не гони. Пожалуйста.
— Да-да, конечно, — бормочет Азирафаэль, особо не вслушиваясь, полностью поглощенный уже начатым исследованием, и тянет Кроули на кровать рядом с собой. — Конечно же, дорогой, я буду осторожен.
Теперь они оба сидят на кровати, очень близко, лицом друг к другу, и мягкое колено Азирафаэля упирается во внутреннюю сторону бедра Кроули слишком близко к паху, и это мешает мыслить связно. Как и то, что пальцы у ангела мягкие и теплые, очень нежные пальцы, они оттягивают с головки кожицу и чисто из интереса передергивают ею вверх-вниз по члену — такое знакомое, такое мучительно сладкое движение, что Кроули приходится закусить губы, давя рвущийся наружу стон. А потом эти теплые мягкие пальцы нежно гладят головку, размазывая выступившие капли и щекоча отверстие уретры. А потом находят самое чувствительное место у крепления уздечки и…
И Кроули понимает, что сладкая пытка сейчас кончится, вот прямо сейчас, если только, конечно, Кроули срочно что-нибудь не придумает. Срочно! Бож… Сат… кто-нибудь! Одно маленькое демоническое чудо, совсем-совсем крохотное, просто чтобы слегка унять напряжение, ставшее нестерпимым… Ангел не должен заметить, оно ведь будет совсем крохотное… а иначе…
Пальцы щелкнули словно сами собой. Незаметно. Он мог бы поклясться — совсем-совсем незаметно.