Вереск цвел на закатных холмах
Меж руин и разрушенных стен.
Я искал путь в нездешних мирах,
Я хотел разорвать этот плен.
Но увы, есть оковы сильней, чем холодная сталь
Плен цветущего вереска, взгляда немая печаль.
(Йовин. Текст песни «Леди Ночь»)
Крысы весьма подозрительны,
но вполне могут проглотить обманку,
если хотят верить, что это еда.
(«Трактат о тварях земных, водных и небесных»)
Было почти утро, когда они, наконец, смогли прилечь. У всех четверых всё отчаянно болело во всех местах. Глаза слипались. Вообще, повезло, что их заселили в немногие уцелевшие покои одними из первых. Может, дед постарался…
Неотесанные каменные стены, пыльные бордовые занавески, с золотыми кистями, сырость давно не топленного замкового пространства. Это было просто идеально! Сейчас друзья были бы рады даже гнилой лачужке рядом с погостом — только бы поспать пару лучин. И чтоб никто не трогал.
Альк «на правах господина» занял кровать, притянув к себе слабо упирающуюся Рыску. Весчанке казалось, что делить, (хоть и вполне широкое — вот ведь какие бывают!), ложе с саврянином стыдно — ведь Жар и Рута увидят. Что девушка не раз уже ночевала с ним рядом — ей в голову пришло чуть позже. Просто, что-то изменилось. Раньше она не допускала мысли о том, что он может быть её мужем. А теперь даже касание его рук к плечам — будто обещание чего-то большего. Это было так волнительно и так интимно. Рыска обнаружила для себя, что если бы друзей не было рядом — не стало бы и стеснения… Странно.
Ворюга в этот раз не стал настаивать на соблюдении приличий, и сам махнул им рукой: «Ложитесь уж, белокосые господа!».
Рыска ещё успела увидеть, как Рута, на ковёр постелившая один общий лежак из толстых одеял, обнимает друга и что-то ему шепчет. А Жар, уже засыпая, гладит её руку. Потом рядом лёг Альк. Весчанке сразу стало понятно, почему он задержался — одежда ровно лежала на бархатном стуле.
— Альк, ты неисправим! — Может, мне стоит нарушить свои традиции сна просто потому, что тебя мучает стеснительность? И не надейся! Всё равно сейчас ни на что сил нет.
— А тебя, значит, ничего не смущает?!
— Если тебе так надо, чтоб на мне была одежда — можешь считать за место неё бинты.
— Могу попросить, чтобы и там забинтовали! — буркнула девушка.
— Рысь, сейчас даже я верю в то, что тебе ничего не угрожает — это только в сказках и дедовых книжицах рыцарь готов запрыгнуть на свою даму сразу после боя, увидев только её чуть оголившееся плечико! — ухмыльнулся сквозь сон Жар.
— Так я ж не против, но от неё даже плечика не дождешься! — шутливо ответил Альк.
— Та-ак! Либо вы сейчас все спать будете, либо я вас возьму завтра на отчет к Дамельшу, как главных свидетелей! — сказала, как отрезала саврянка.
— Су-уро-ова! — пропели хором, будто сговорившись, мужчины, но болтать сразу прекратили.
Альк по-хозяйски обнял Рыску за живот и притянул к себе поближе. Потом, молча, и деловито таки снял с неё штаны, расправив длинную рубаху почти до коленок. Так спать действительно было удобнее. (Рубаху снять тоже хотелось, но «не при ворюге же — ещё будет глазеть на мою женщину поутру!», — подумал Альк).
Рыска согрелась, будто котенок у него за пазухой и уснула. А Хаскиль ещё пару щепок смотрел, как она безмятежно спит и гладил её волосы. Этой ночи могло не наступить! Если бы не эта самоотверженная и сумасшедшая девчонка… Её дар, который они считали утраченным после потопа на Хольгином пупе, никуда не делся.
Если долго вычерпывать колодец, а потом ещё дольше остервенело выкидывать из него лопатой комья мокрой грязи, пытаясь добраться до желанной влаги, то после дождя в колодце воды будет в разы больше! Это происходило и с ними.
Вот только жить им с этим даром всё равно не дадут… Альк ещё раз поплотнее прижал к себе свою невесту. Что бы ни говорил Жар, к саврянину это почему-то не относилось. Она его зажигала как свечу, теперь зажигает как мужчину. Вот только до первой брачной ночи такими темпами они доберутся через год… Несмотря на все эти думы, Хаскиля тоже сморил долгожданный заслуженный сон.
***
— Что я вижу! Тебя совершенно ничему жизнь не учит! Мы же говорили о совместном ночлеге, Альк!
— Дед, уймись. Не было ничего. Вон «хорьки» подтвердят!
Между тем, там остался один Жар, который с таким умилением обнимал подушку, что его голос засчитал бы только очень не предвзятый человек.
— Мало ли чем вы тут занимались вчетвером!
— Дед! Рыска на этот раз в рубашке. Чего ты привязался?! Всё равно поженимся через неделю, как завалы разберут.
— Та-ак. Чего-то я недопонял, или раньше вас уже заставали голышом?! — почти проснулся от возмущения Жар.
— Спи. Не до тебя! — отмахнулись родственники. Рыска хотела перевернуться на другой бок и заткнуть верхнее ухо подушкой, но тоже проснулась, услышав о скором «заклании на брачное ложе»… Только глаза не открывала, а сама вся напряглась и обернулась в слух.
— Альк, это вы обвалили башню? — продолжил деловым шёпотом дед.
— А что? Величество хочет найти того, кому счёт выписать?
— Я не шутить сюда пришёл. Меня за вами пристань отправила. Я должен был изучить вашу связку, убедиться, что вы либо будете вместе, если Рыскин дар пропал — вдруг вернётся. Либо проводить вас в Ринстан и сдать путникам, если дар есть и растет.
— Дальше стандартно? Либо сотрудничество, либо смерть? — равнодушно спросил Альк.
— Да. Но я дам вам бежать. Ведь я твой дед!
— Бежать сегодня. И бежать всегда — это очень заманчиво. Но в этот раз «великая развилка» прошла без нас. Свою бы дорожку чистить успевать, — сказал внук, кивая на повязки.
— У неё точно нет дара?
— Да. И мы женимся. Твоя работа сделана, верный пёс общины, можешь возвращаться. — Грустно улыбаясь, проговорил Хаскиль младший, будто начальник, отпускающий подчиненного с оплатой за хорошо сделанное дело.
— Нну… Я уже нарушил сотню правил отшельничества, поэтому в скит не вернусь. Останусь здесь. Буду творить понемногу. Ну, ты знаешь… За вами приглядывать, чтобы других не подослали.
— Дед, ты неисправим! «Творить понемногу! Ха! Дай уже поспать. Всё остальное завтра!
— Но еще по поводу свадьбы… Что?
— Я сказал: «завтра!» — пробурчал внук и запустил в старшего Хаскиля одной из мелких подушек.