У него появилась идея. Ещё призрачная, неоформленная и странная, в которой он не был готов признаться даже себе. Так, не признаваясь, он нашел Ниишу. Ничего не решив, спросил про чайную доску. Нииша открыла ему витрину, выдала чай, научила пользоваться термосом. Поблагодарив и всё ещё не завершая в своей голове фразу “Я хочу сварить чай для…”, он ушел в сад. Устроился на пустовавшей каменной площадке, расставил чашки. В чайнике, завернутый в тряпочку с символом чая, нашелся хранитель чайной доски. Акайо, поклонившись ему, аккуратно вытряхнул дракончика себе на ладонь, устроил на почетном месте в центре. Налил в пустой чайник горячей воды из термоса, подождал несколько мгновений, настраиваясь. Перелил воду в чахай, разлил по чашкам. Взяв широкую кисть, провел ей сначала по своей ладони, смахивая пыль с ворса. Окунул кисть в чашки, отточенным круговым движением обмахнул все стенки. Деревянными щипцами подхватил сначала одну чашку, затем другую, выливая горячую воду на маленького чайного дракона, который, поразмыслив немного, снизошел и пустил пару пузырьков.
Акайо смотрел только на доску, и всё же вздрогнул, просыпал несколько чайных листьев, когда на краю зрения вдруг появились худые женские ноги. Таари немного понаблюдала за ним свысока, затем села напротив — не церемонно, на пятки, а по-мужски скрестив ноги. У Акайо задрожали руки. Она смотрела молча, и он старался делать всё идеально. Залил водой чай, тут же слил первую заварку в чахай. Принюхавшись к нежному аромату горячих чайных листьев, решил, что её можно пить. Наполнил маленькую глиняную чашечку, подал, не поднимая головы. Почувствовал, как Таари приняла напиток из его рук. И только налив чай себе, решился поднять глаза.
Она сидела перед ним, улыбка скрывалась за поднятой чашкой. Сделала глоток, не открывая взгляда от Акайо, чуть приподняла брови, улыбнулась шире, но одними губами, тонко, как кайнская аристократка. Он быстро опустил голову. Наполнил вернувшуюся на доску чашечку, выпил наконец свою. Чай вышел чуть-чуть терпким, всё же первую заварку следовало вылить. Сладкий привкус оказался резким, как бывает у не слишком хорошо сделанного чая, но всё равно итог не шел ни в какое сравнение с эндаалорской бурдой. Вторая заварка вышла ещё лучше. Таари пошевелилась, сменила позу. Похвалила:
— Очень вкусно получается. Жаль, в обычном чайнике так не сделать.
Акайо качнул головой:
— Можно и в обычном. Только чай надо брать хороший, много, и заваривать быстро.
Он слил остатки чая на дракончика, тот булькнул благосклонно. Таари улыбнулась:
— Какие смешные пузыри он пускает.
— Не смейся над ним, пожалуйста, — попросил Акайо. — А то чай испортится.
Третья заварка и в самом деле вышла менее удачной — то ли держать надо было уже чуть дольше, то ли хранитель действительно оказался обидчивым. Таари на всякий случай перед ним извинилась. Наблюдая за четвертой заваркой, спросила:
— На сколько же его хватит?
— Ещё на две, наверное, — чай и в самом деле слабел, раскрываясь, отдавая все грани вкуса. Пятая заварка была уже совсем прозрачной и нежной, так что шестую он держал ещё дольше. Легкая терпкость оттенила сладковатый вкус, Акайо открыл чайник, поднес его к лицу. Вдохнул запах горячих листьев, передал Таари. Та повторила его движение.
— Интересно, чай пахнет совсем иначе!
Акайо кивнул, принимая чайник назад. Вытащил листья в чашку, попробовал пару на вкус. Они оказались нежными и уже совсем не горькими, так что он предложил их Таари. Та, попробовав, улыбнулась снова.
— Никогда не думала, что чай можно не только пить, но и есть!
Акайо кивнул, не поднимая головы. Вроде бы все получилось, но он всё равно чувствовал себя дураком. Он не знал, что может сказать ей, не знал, что вообще может сделать, кроме как заварить чай ещё раз. Он чувствовал себя неловко, нелепо, злился сам на себя — зачем он вообще это затеял? Почему ему так захотелось удивить её? Попытаться показать, что умеет не только кланяться и говорить импровизированные стихи, отчаянно краснея?
Ему на макушку легла легкая ладонь, провела по коротким еще волосам, коснулась щеки. Он поднял голову. На фоне темнеющего неба глаза Таари мерцали, как звезды.
— Завари мне чай ещё раз. Завтра.
Он кивнул и долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась за деревьями. Сам не понял, как смог в накатившем ошеломляюще лёгком состоянии кружащегося в воздухе листа собрать чашки, убрать на место коробку с чаем и вернуться в спальню. Очнулся лишь закрыв за собой дверь. Привалился к ней спиной, прижал ладонь к щеке.
Он до сих пор чувствовал тепло её прикосновения.
В голове вились бессмысленным вихрем мысли, на поверхность то и дело всплывали отдельные обрывки — надо попросить другой чай, вот бы найти чайные пары с чашами для аромата, не забыл ли он завернуть хранителя в чайную тряпочку. Акайо опустился на кровать, всё ещё прижимая ладонь к щеке. Свернулся клубком, едва осознавая, куда лёг, только самым краешком рассудка отмечая — странно, мягко, удобней, чем обычно. Заснул, так и не разобравшись в себе. И почти сразу, словно и минуты не прошло, проснулся от ощущения опасности. Вскочил раньше, чем понял, где находится, ноги утонули в мягком матрасе. Он чуть не потерял равновесие, спрыгнул с кровати, прижавшись спиной к стене.
Ошибка. Не к стене.
За ним распахнулась потайная дверь, висок взорвался болью прежде, чем Акайо успел обернуться. Он упал, перед глазами всё плыло.
— Что, предатель, не ждал, что я приду?
На него обрушился еще один удар, а с ним — темнота.
***
Он пришел в себя со жгучей болью в ладонях и стопах. Воздуха не хватало, Акайо попытался приподняться, чтобы вдохнуть, но его тут же впечатали спиной в доски. На груди затянулся широкий ремень, отошел назад зло усмехающийся Джиро.
— Ты всегда считаешь себя правым, верно, предатель? А что ты на это скажешь? Смотри, как развлекается твоя любимая хозяйка!
Акайо оглянулся, пытаясь понять, что происходит. Руки были раскинуты в стороны, прижаты к толстым доскам. С ладоней текла кровь. “Меня распяли” — со странным отстраненным спокойствием подумал Акайо. Он чувствовал, как в груди нарастает ужас, будто крик, но почему-то не мог испытать его в полной мере. Дёрнулся, пытаясь освободиться, сжал зубы от пронзительной боли. Взгляд скользил по стенам, цепляясь за…
Розги. Плети. Верёвки. Огромное множество приспособлений, которых он не знал, но догадывался, что они созданы для унижения и причинения боли.
— Помнишь легенду? Хочешь побыть героем? Всепрощающим и всем воздающим? Давай же, посмотрим, кто из нас окажется прав!
Джиро злорадствовал, насмехался, глаза у него блестели, как у безумного.
Акайо мог бы сказать, что вообще не знал, что они уже провернули свой побег и уже попались. Что невозможно предать группу, в которой не состоишь. Что заговорщики сами сделали всё для того, чтобы их разоблачили.
Он промолчал. Все это звучало бы оправданием, мольбой, а умолять о пощаде Акайо не собирался. Он вообще не мог понять, почему хвалёный ошейник, мешавший разбить даже вазу, никак не реагировал на то, что делал сейчас Джиро.
— Я не слишком хорошо учился в академии, не напомнишь, что там еще было? Ах да, вроде бы, избиение кнутом! Это не сложно устроить, здесь богатый выбор!
Джиро разглагольствовал, обходя комнату. На какое-то время он оказался у Акайо за спиной, остановился там, чем-то шурша. Вернулся, действительно держа в руках кнут.
Значит, вот как здесь наказывают рабов?
Акайо закрыл глаза, заставив себя отрешиться от происходящего. Он всё равно не мог освободиться, шляпки гвоздей были слишком большими, чтобы стащить с них руки, а играть по правилам Джиро, который хотел унизить его, было глупо. Вместо этого нужно было как можно скорей понять, как сочетается существование этой комнаты со всем тем, что он узнал раньше. Иначе новое разрушение выстроенной системы мира убило бы его надежней буйной фантазии оскорбленного мальчишки.
Записывалось и вычеркивалось в мысленных свитках — гарем, рабы для постели. Неверно. Рабы, дающие статус. Дающие любовь? Здесь в самом деле легче относились к этому. Тогда…
Акайо невольно распахнул глаза, когда грудь пересек тяжелый удар. Кнут обжег бок, уже почти безболезненно шлепнул со второй стороны, обвившись вокруг креста. Джиро насмешливо развел руками:
— Ну извини, я никогда раньше не порол людей! Но, уверяю тебя, я быстро научусь. Прямо сейчас. Зато твои драгоценные эндаалорки наверняка проделывают это постоянно! Я уверен, они…
Акайо заставил себя перестать слушать. Это были пустые домыслы, которые следовало отбросить. Комната была, это неоспоримый факт. Для наказаний? Для наказаний, несмотря на ошейники? Глупость. Все это нужно было для чего-то иного. Для чего же?
Он раньше не задумывался о том, что скрывалось за потайной дверью, и это стало слабостью, из-за которой он проиграл. Забылся, перестал считать левую сторону комнаты опасной, и спрыгнул с кровати не вправо, в тупик, в котором спал все прошедшие ночи, а влево, глупо подставившись под удар. Не поняв, что ощущение засады исходило не от обычной двери.
А за дверью скрывалось это. Комната, созданная для причинения боли.
У него получалось отстраниться от слов, но не от ударов. Джиро учился медленно и плохо, кнут попадал Акайо то по рукам, то по торсу, то по ногам. Кончик рассек губу, кровь капала с подбородка на грудь. Мысли завивались бесполезными кругами, разбивались от накатывающих волн боли, будто пустые вазы. Зачем хотя бы в теории могла быть нужна эта комната в гареме? Почему не действовали ошейники? Как так вообще может быть, он же своими глазами видел…
Новая мысль, пугающая больше прочих — могли ли ошейники считать, что именно в этой комнате их вмешательство не требуется?
Удары выбивали из лёгких с трудом добытый воздух, одежда превратилась в лохмотья. Джиро говорил что-то, Акайо не прислушивался. Мысли путались, смешивались, оставляя яркие вспышки. Больно. Больно. Больно…
Перестало. Всё ещё щелкал кнут, расчерчивая кожу кровавыми полосами. Акайо понял, что хочет смеяться, прикусил губу, моргая ошалело — что со мной? Он словно оказался под водой, предметы расплывались и одновременно были невыносимо чёткими, тело стало легким, как клочок пуха. Смазались звуки, только хлопки ударов дробили общий невнятный гул. Пробилось сквозь пелену:
— Что, предатель, надеешься, что тебя спасут? О, я уверен, этим сумасшедшим эндаалоркам понравится такой твой вид!
— Нет.
Кнут едва скользнул по коже, Акайо с трудом поднял голову, преодолевая странную, кажущуюся чужой лёгкость, которой было все равно, что происходит, только бы не прерывалась сладкая мука, ставшая условием её существования.
В дверях стояла Таари, злая, как разбуженный дракон, Джиро срубленным деревом рухнул у её ног. Она ткнула его носком туфли.
— Кретин! Нииша, забери этого идиота. — Управляющая, оказавшаяся рядом с ней, подхватила Джиро на руки. Посмотрела на распятого Акайо сочувственно, но ничего не сказала, вышла.
0
0