Песчаная полоска вдоль кромки воды истончалась, и вскоре следы повернули в другую сторону – на траву, как раз в том месте, где берег был довольно пологим. Но и здесь мужские следы не появились. Человек в мокром ватнике отпустил ребёнка?
И, конечно, на траве следов видно не было. Ковалев поднялся на берег и огляделся: в лес вела еле заметная тропинка. Куда ещё идти мальчику? Он на всякий случай посмотрел вниз, проверяя, нет ли дальше хода вдоль воды, как вдруг заметил бегущую по берегу собаку. Не было сомнений в том, что это и есть «настоящее динго» – серая с рыжиной шерсть, хвост поленом. Пёс шел по следу и, не доверяя мокрому песку, более полагался на верхнее чутьё: замедлял ход, нюхал ветер и мчался дальше – тем же путём, которым только что прошел Ковалев.
Пес здорово напоминал волка, но, пожалуй, его трудно было назвать плодом генной инженерии – на крупную дворнягу он был похож не меньше.
«На ловца и зверь бежит», – подумал Ковалев с усмешкой. Он не сомневался, что пёс поднимется на берег вслед за ним. И не ошибся.
Зверь выскочил наверх, пригнув голову к земле, и Ковалев радостно потёр руки.
– Ну вот ты мне и попался… – сказал он вполголоса, то ли собаке, то ли самому себе.
Пёс вскинул морду, резко остановился и даже попятился. Однако назад не побежал, лишь занял более устойчивую позицию (словно перед прыжком), ощерился и заворчал. Волк из старого детского кошмара, слишком настоящий, непохожий на мультяшных волков. Наверное, в самом деле помесь с волком: чересчур длинные для собаки клыки, и оскал не собачий – обнажает верхние десны.
Ничего кроме радости и эйфории Ковалев не ощутил: после «бабьего царства» санатория, после бессмысленных препирательств с Зоей Романовной, после подленьких обвинений и шепота за спиной, за которые нельзя хорошенько врезать по зубам, встреча с «настоящим динго» была просто подарком судьбы – возможностью выплеснуть накопившуюся злость.
– Давай, – кивнул Ковалев с улыбкой. – Давай, прыгай… Вот тут мы и посмотрим.
Он сделал шаг вперёд, и пёс подался вбок. Не отступил – выбрал другую позицию, продолжая щерить морду и не мигая смотреть в глаза. Пожалуй, он был страшен и, наверное, опасен, но Ковалев в эту минуту думал о том, что изловить пса можно, только если он кинется, а если побежит – догнать не получится.
– Ну? Что, боишься? Пугать маленьких детей проще, правда?
Пёс обходил Ковалева стороной, медленно, шаг за шагом, и от ярости захлебывался рычанием. Ковалев поворачивался вслед за ним, думая, что пёс хочет напасть со спины, но тут просчитался – пройдя четверть круга, собака развернулась одним прыжком и метнулась в лес.
И только тут Ковалев понял, что пёс мчался не по его следу, а по следу Павлика. И если странный человек в мокром ватнике не пошел с мальчиком в лес, то защитить ребёнка от собаки будет некому. Или… или этот человек с собакой заодно?
Зимние ботинки со шнуровкой не располагали к продолжительному бегу, да и тропинка оказалась очень условной. Пёс исчез из виду за несколько секунд и бежал бесшумно, как полагается лесному зверю, а не домашнему питомцу. Ковалев еле-еле угадывал направление, в котором надо двигаться, и сбился с тропы, потому что вскоре уперся в стену густого подлеска, сквозь который было трудно пробиться. За голыми кустами поднялся молодой ельник – темный и непролазный, – но Ковалев, прикрывая лицо руками, прошел и сквозь него, неожиданно увидев впереди открытое пространство. Радость была преждевременной: зажмурившись и закрывая лицо рукавом, Ковалев проглядел канаву под ногами и ухнул вниз – темная торфяная вода поднималась выше сапог, а илистое дно еще и затянуло поглубже, едва ли не до колен.
Канава отделяла лес от шоссе, мимо промчалась одинокая машина, шагах в ста виднелась крытая автобусная остановка. Ковалев, ругаясь, выбрался на асфальт – вряд ли простейшая бытовая магия матерных слов могла высушить сапоги, но кто бы не выругался, промочив ноги холодным ноябрьским днём?
Павлика он увидел сразу – тот сидел на остановке один и смотрел в лес, совсем не в ту сторону, откуда появился Ковалев. Собаки видно не было, но по лицу мальчика было понятно: он заметил пса.
– Павлик! – окликнул его Ковалев.
Мальчик резко и испуганно оглянулся и, наверное, собирался бежать, потому что сполз со скамейки и заозирался по сторонам.
– Погоди, не бойся. – Ковалев выдохнул с облегчением. – Я же никому не сказал, что вы сбежали, правда?
Павлик снова нерешительно посмотрел на Ковалева, а потом опять взглянул в лес и испуганно прижался к скамейке. И когда Ковалев подошел ближе, выговорил, запинаясь:
– Там… волк… – И показал рукой на противоположную сторону шоссе.
– Это не волк, это большая собака. Я её видел.
– Правда? – Брови Павлика поднялись удивленно. – Вы его видели?
– Ну да. Я и побежал сюда, потому что боялся – вдруг она тебя укусит.
– Его никто не видит. Только Зоя верит, что я не вру. И это не собака, это настоящий волк.
«Настоящее динго», – подумалось Ковалеву.
– С чего ты взял?
– Он не лает, – насупленно ответил Павлик. – Никогда. Только рычит. Значит, это волк.
– Ты просто не слышал, как она лает. Волки не такие, я их видел.
Волков Ковалев видел только в зоопарке и по телевизору… А впрочем, какая разница, собака это или волк, – собака даже опасней, она не боится человека.
– Я тоже их видел. Это настоящий волк, – упрямо повторил Павлик. – Мне и Зоя сказала, что это волк.
– Зачем? – спросил Ковалев и только потом понял, что этот вопрос надо задать Зое Романовне, а не Павлику.
– Не знаю. Она говорит, если видишь что-то такое, надо перекреститься и прочесть «Отче наш», и всё пропадет.
– Ну и как, ты пробовал?
– Пробовал.
– Помогло?
– Ну почти. Если бы я знал «Отче наш», может и совсем бы помогло. Дядя Федя сказал, что можно в таком случае перекреститься. Что я пока маленький, мне не зазорно просить о помощи.
Он казался намного старше Ани.
– Что ещё тебе сказал дядя Федя? И почему не пошел с тобой сюда?
– Он не может далеко от речки отходить. И он сказал, что вы меня догоните. Мы вас видели, что вы за нами идёте.
– А если бы я тебя не нашел? Что тогда?
– Не знаю. Я бы тут сидел, а потом бы на автобусе в санаторий поехал.
Этот чокнутый дядя Федя сначала забрал ребёнка из санатория, а потом оставил его одного на шоссе. Чем он думал, интересно знать? И чего хотел? Дело даже не в собаке – по шоссе машины носятся, в лесу ребёнку ничего не стоит заблудиться, провалиться в канаву, наконец…
– Если к тебе приближается бродячая собака, нужно не креститься и не читать «Отче наш», – сказал Ковалев. – Нужно нагнуться и сделать вид, что подбираешь с земли камень, – и собака убежит.
– Правда? – Павлик поднял глаза. – Вот так просто?
– Проверено. Но ни в коем случае нельзя брать в руки палку, и вообще – размахивать руками. Пойдём обратно, – вздохнул Ковалев. – Там Аня и Инна Ильинична нас ждут.
– Вы меня на молебен отведете? – недоверчиво спросил мальчик.
– Нет. Вернёмся в санаторий к обеду, когда всё закончится.
– Вы только Витьку не выдавайте, ладно? – оживился он. – Я скажу, что сам сбежал, без Витьки. Мне ничего не будет, я маленький. А Витьку из санатория выгонят. И про дядю Федю не говорите, хорошо?
– Его тоже из санатория выгонят? – усмехнулся Ковалев. И подумал, что за похищение ребенка, даже невинное, дядя Федя может огрести срок.
– Нет. Просто не говорите, и всё.
– Ладно. Я скажу, что нашел тебя на остановке, когда с Аней гулял. И ты тоже так говори.
Возвращение в санаторий к обеду закончилось потрясающе громким скандалом: две милицейские машины с включенными мигалками, скорая и пожарная машина, испуганные дети, запертые в спальнях, весь персонал санатория в лесу на поисках пропавшего мальчика – в другой стороне от реки, кстати, – заплаканная воспитательница младшей группы, главврач с сердечным приступом в изоляторе… Ни навороченного внедорожника с шофером-монахом, ни батюшки видно не было.
Историю о том, как он случайно нашел Павлика на автобусной остановке, Ковалеву пришлось рассказывать под протокол. И по настроению местных стражей порядка было видно: они жалеют, что при встрече не приложили его лицом о капот своего козелка, и в его невиновность ни секунды не верят. Военный билет на них впечатления не произвел, а у сорокалетнего усатого капитана, похожего одновременно на мышь и таракана, вызвал только раздражение.
Без обеда Ковалев не остался, но накормили его перед самым полдником, когда уехала милиция, и после долгого тягостного разговора с Зоей Романовной. Она умела допрашивать не хуже ментов, а может, и лучше. И то, что побег организовал Селиванов, она понимала (не догадалась только об участии в этом Сашеньки Ивлева), и то, что встреча на шоссе произошла намного раньше, чем сказал Ковалев, она подозревала, и даже о дяде Феде пробовала заговорить. Но давить не пыталась, понимая, что Ковалеву есть чем ответить: о причинах побега мальчика она милиции отчитываться нужным не посчитала.
Ковалев не стал обострять конфликт, но смутить Зою Романовну ему все же удалось – правда, лишь на минуту. Уже на выходе из ее кабинета он спросил:
– Зачем вы сказали мальчику, что его преследует волк? Ведь это обычная собака.
– Что? Какой волк? – Она напряглась, хотя и изобразила непринужденность.
– Когда я увидел его на автобусной остановке, рядом бродила большая серая дворняга.
Лицо Зои Романовны стало неестественно бледным, хотя больше ничем она не выдала своей растерянности.
– Вы… её видели? Или это Павлик вам пожаловался?
– Да, я её видел. Она рычала и пыталась на меня кинуться.
– Какой ужас… – тихо пробормотала Зоя Романовна, но быстро оправилась: – Мальчик боится несуществующего волка, а тут – встреча с большой серой собакой… Очень, очень некстати. Это может стать фобией на всю жизнь.
– Ну, если вместо того, чтобы рассказать, как правильно вести себя при встрече со злой собакой, учить ребенка креститься и молиться, – да, может стать фобией, – не удержался Ковалев.
– Не путайте детские фантазии с реальностью. Никто не учит ребенка креститься при встрече с собакой. – Зоя Романовна выразительно подняла глаза.
0
0