Во время Рождественской службы в Соборе Богоматери у нее мелькнула шальная мысль покинуть Париж, увидеть Геро сразу после его свидания с дочерью, когда он весь еще трепещет от пережитого счастья и родительских тревог, но ей пришлось эту мысль оставить. Рядом с ней стояла королева-мать, задумавшая свой очередной поход против первого министра. Флорентийку снедала ревность, она кипела от негодования, и Клотильда не решалась оставить мать в столь решающий миг. Она не принимала участия в заговоре, ибо не верила в счастливый исход. Ее слабый, безвольный брат, ленивый скучающий монарх нуждался в своем министре, как младенец нуждается в няньке, которую может даже ненавидеть за суровое с ним обращение. У этого монарха хватало здравого смысла, чтобы восторжествовать надо неприязнью. Ришелье нужен, как сторожевой пес у ворот. Пусть даже этот пес внушает страх своему хозяину, но без него, без этого хитрого, безжалостного стража не жить и самому монарху. Он будет разорван на куски мелкими, алчными зверьками, а дом его будет разграблен. Клотильда пыталась объяснить это матери, но та, как всякий родитель, пренебрегла советом дочери, как несущественным. Герцогиня Ангулемская пожала плечами. Что еще она могла сделать? Она предупредила. Praemonitus praemunitus. Но предупрежденный не желает вооружаться. Она, конечно, останется понаблюдать за происходящим, но предварительно обеспечит себе алиби. Она уже отдала соответствующее распоряжение Анастази. Придворная дама должна была отправиться в ее карете, с ее свитой в Конфлан на глазах всего города, и в Конфлане ее визит должны были засвидетельствовать ее управляющий и кастелянша, мадам Жуайез. Ее лица они не увидят. Да этого и не требовалось. Анастази должна была обрядить кого-то подходящего по росту и фигуре в ее платье и расшитый серебром, хорошо узнаваемый плащ. Не то, чтобы Клотильда опасалась, что придется доказывать свое неучастие в заговоре, ибо в своем противостоянии с матерью, даже ненавидя ее, Людовик не зайдет так далеко, но принцесса не привыкла полагаться на случай. Ибо судьба сопутствует тем, кто берет большую часть ее хлопот на себя. Геро будет встревожен. Вообразит, что она, верная некогда установленной традиции, явилась к нему сразу же после свидания с дочерью, пока он не укрылся за маской бесстрастия. Но Анастази, верная псина, его успокоит. Будет лежать у ног, радостно повизгивая. Бог с ней, эти празднества долго не продляться, и она вернется в загородный дом.
Ей придется все же решится на перемены. Так, как все это происходит, ее тяготит. Она слишком хорошо знает Геро, он не уступит. Скорее умрет. От одной мысли по спине прошла дрожь. Герцогиня Ангулемская находилась в покоях королевы-матери, в Люксембургском дворце. Мария Медичи, обрюзгшая, непомерно раздавшаяся, о чем-то вполголоса беседовала со свой фрейлиной, мадам де Бретей. Клотильда не прислушивалась. Эти переговоры всегда шли об одном и том же. Власть, деньги. Снова деньги, и снова власть. Королева-мать, некрасивая, постаревшая женщина, была все еще одержима этими двумя демонами. И чем беспомощней она становилась, тем безжалостней терзали ее соблазны. Она, ее дочь, тоже одержима. Только владевший ею демон уже не имел имени. Ранее их демоны были сходны, оба заведовали честолюбивыми устремлениями сердца. Теперь же ее демон несколько видоизменился. Он не то сбросил кожу, заменив ее на более мягкую и гладкую, без ядовитой слизи, то ли подпилил себе когти и удалил лишние зубы. Так мошенник, желая быть принятым в хорошем доме, покупает новую сорочку и чистит до блеска старые ботфорты. А ее демон, кажется, готов и на большее. Она раздумывала над покупкой особняка в предместье Сен-Жермен, особняк с куском земли, садом и даже виноградником. Почти поместье. Ее управляющий уже подыскал несколько особняков, которые соответствовали ее пожеланиям, тихих, уединенных, добротных, со сводчатым залом под библиотеку, множеством каминов и просторной кухней. Она распорядилась, чтобы в этих домах были комнаты с большими окнами, выходящими на юг, комнаты достаточно светлые, чтобы послужить в качестве детской. Вслух она этого не произнесла. Да и мысленно это было нелегко. Комната для маленькой девочки, для маленькой соперницы. Вот какую метаморфозу претерпел ее демон. Она собиралась подарить ему дом и позволить самому воспитывать дочь. В светлого духа демон не обратился, ибо о настоящей свободе для пленника и речи быть не могло. Геро был и останется ее собственностью, ее трофеем. Она всего лишь идет на более выгодные для нее уступки, некоторые необходимые вложения в предприятие, чтобы получить дополнительные дивиденды. Неволя убивает его, медленно, но неотвратимо. Пусть даже в последние несколько недель после посещения того странного лекаря Геро и чувствовал себя лучше. Это временное улучшение. Так бывает при некоторых болезнях, когда недуг внезапно дарит ложную надежду, прежде чем нанести последний удар. Экзотический цветок нуждается в тщательном уходе. Если для цветения ему требуется особая чистая почва и родниковая вода, то цветок следует пересадить. Пусть растет под открытым небом, под присмотром садовника. Она согласна на то, чтобы Геро жил в одном доме с дочерью. Пусть возится с ней, если ему это так уж необходимо. Пусть даже посвятит себя тем наукам, которые оказались в пренебрежении. Он же изучал медицину в одном из коллежей Сорбонны. Пусть продолжает, если сама мысль о праздности так уж ему невыносима. Или же пусть изберет себе другой предмет, другую дисциплину. Пусть изучает греческий и читает в подлиннике Аристотеля. Какая разница! Этот дом создаст иллюзию благополучия. Он не будет узником. Та прислуга, которую выберет Анастази, будет вести себя пристойно и ненавязчиво. Его будут охранять так, чтобы тяготы постоянного надзора свелись к легкой заботе. Ему не в чем будет упрекнуть свою благодетельницу. И свидания вымаливать не придется. Пусть будет так. Так, как он хочет.
Ей уже виделся ползущий по стенам плющ, окно, подсвеченное заходящим солнцем, цветник, где старый садовник будет по весне высаживать ирисы и тюльпаны, зеленый пологий склон с виноградником, где тяжелые гроздья будут наливаться соком, а в подполе три огромные дубовые бочки, в которых зреть и набираться терпкого аромата молодое вино. Среди хозяйственных пристроек будет и конюшня. Небольшая, один денник для фриза и еще один, возможно, для коротконогого, пузатого пони, которого она купит в Англии для девочки. Пажи в свите герцога Бэкингэма гарцевали на таких забавных лошадках. Девчонке понравится. А если будет довольна она, то и Геро ответит на это благодеяние нежностью. Ему придется отвечать, он вынужден будет измениться так же, как изменилась она. У него не будет иного выхода. Он оттает.
Так она размышляла до самого начала карнавальных шествий. Королева-мать и ее любимый сын Гастон потерпели очередное поражение. Кардинал сохранил свой пост и даже упрочил свое положение при дворе. Случилось именно то, о чемКлотильда пыталась предупредить мать. Королеве грозила ссылка. Однажды сын уже наказывал строптивую Медичи, отправив ее в Блуа, откуда она сбежала, чтобы затеять небольшую войну. Будущий кардинал Ришелье, тогда еще епископ Люсонский, добился мира и прощения для королевы-бунтарки. Король простил, он даже позволил матери вернуться в Париж, где она заняла подобающее ей место, рядом с троном. Она выкупила землю у герцога Люксембургского под собственный дворец. Подробное жизнеописание королевы было исполнено знаменитым фламандцем Рубенсом, доставившим в Париж двадцать четыре полотна. На некоторых из них королева представала в облике пышнотелой богини, нисходящей с венценосному смертному. Но честолюбивой флорентийке и этого показалось мало. Она жаждала мести неблагодарному епископу Люсонскому, которого некогда извлекла из безвестности и вознесла на самую вершину. Все та же старая, добрая ревность. И вот еще один заговор, еще одна неудача. Даже королевское терпение имеет свои пределы даже сыновняя почтительность в конце концов иссякает. В ответ на жалобы Клотильда пожала плечами. Тут уж ничего не поделаешь. Ришелье одурачил всех.
Угрызений совести не было. Она покинула Париж сразу же, едва лишь первые признаки монаршего гнева стали обретать видимые формы. Ее мать сделала выбор. Как дочь, она исполнила долг. Большее не в ее силах.
Герцогиня вернулась в Конфлан третьего февраля, к полудню. Вышедший ей навстречу мажордом, месье Ле Пине, был неловок и бледен. День был ветреный, холодный, но мажордом, ожидая ее на крыльце, два раза промокнул выступивший на висках пот. Что это с ним? Болен? Старик даже не бледен, лицо у него серое, глаза ввалились. Да и прочие, за его спиной, напоминают сбившееся стадо парализованных страхом овец, ожидающих приближение мясника. Только что не издают жалобных блеющих стонов. Лица такие же вытянутые, землисто серые. И Геро среди них нет. Не то, чтобы она ожидала, что он бросится ей навстречу, но несколько раз подобное случалось. После свиданий с дочерью или его поездок в Париж, которые она дарила ему в порыве великодушия. Геро тогда отвечал ей нарочитой любезностью. Она подспудно ждала этого жеста и сегодня, в благодарность за рождественскую ночь и за свое многодневное отсутствие.
Но Геро не появился. Была лишь толпа странное бледных, молчаливых слуг, которые испуганно жались к перилам парадной лестницы. И мажордом не сразу обрел голос, чтобы произнести обычное приветствие. Он несколько раз, как извлеченная из воды рыба, открыл и закрыл рот. Первой опомнилась Анастази. Она выскочила из экипажа, едва лишь была опущена подножка. Перед ней расступились, будто она и была тем самым мясником, наметившим себе трепещущую добычу. Клотильда слышала, как звенят ее каблуки. Мажордом подал ей руку, помогая выйти из кареты. И рука эта заметно дрогнула. Старик отвел глаза, когда принцесса на него взглянула. Следовало соблюсти приличия, прежде тем затевать допрос.
Что-то несомненно случилось, что-то непредвиденное и крайне неприятное. Пожар? Ограбление? Наложение ареста? Она увидит королевскую грамоту, прибитую к двери? Но она не заметила королевских приставов. Нет запаха дыма, все окна целы. Тогда что же? Она обратила испытывающий взгляд к управляющему. Он знает. И то, за его спиной, тоже. Они боятся. Боятся того, что произойдет, едва лишь это знание откроется и ей. Говорят, ее взгляд обладает гипнотическим, завораживающим действием. Прислуга цепенеет под этим взглядом. Да и не только прислуга, а господа рангом повыше. Месье Ле Пине зашатался.
— Вы желаете сообщить мне некую новость, месье? – очень ровно произнесла герцогиня. – Говорите же, промедление бывает смерти подобно.
Мажордом судорожно, со свистом, втянул воздух. Старческие губы под седыми усами приобрели синеватый оттенок. «Как бы его не хватил удар…» с досадой подумала герцогиня. Наконец он заговорил:
— Господин Геро… он…
— Так что же господин Геро? – все так же ровно, не сводя взгляда с бедняги, повторила она.
— Он… Он… — Пот на висках выступил обильней, и капелька жидкости побежала по скуле. – Он болен. Господин Геро болен.
Она уже и сама догадалась, что происшедшее касается именно Геро. Очередной побег! Ибо очень уж это сбившееся стадо напоминало ей свору струсивших, потерявших след собак, ожидающих удара егерского хлыста. Болезнь была вторым поводом для тревоги. Но мигрень не могла стать причиной животного ужаса, охватившего этих людей.
— Что с ним? Еще один приступ?
Ле Пине мотнул головой.
— Н…нет.
Он почти блеял.
— Нет? Тогда что же? Да говорите же, черт бы вас побрал! Он что же, свалился с лошади? Сломал ногу? Его разбил паралич? Что с ним?
Мажордом снова раскрывал рот.
Первый порыв – потайной ход, тот, который в кабинете. Ключ только у нее. Никто не посмеет воспользоваться этим потайным ходом без ее на то позволения. Она войдет и сразу же узнает то, что от нее скрывают. Если понадобится, застанет врасплох. Эти господа здесь, в ее отсутствие, что-то затеяли. Пытаются скрыть либо ошибку либо преступное попустительство. Именно так и следует поступить. Она бросилась к потайной двери, к гобелену с любовным сюжетом. За ней по пятам следовала Дельфина, кажется о чем-то предостерегая. Но речь этой невразумительной особы состояла из бессформенных комьев и напоминали плохо размешанную похлебку. Клотильда прошла по узкому коридору и нажала бронзовую ручку. Дверь не поддалась. Она попробовала еще раз. Тот же результат. Дверь была заперта. Заперта с его стороны. Со стороны узника, ее подневольного любовника. За ее спиной вновь забормотала Дельфина.
0
0