Время имеет одну очень неприятную особенность — изменять ход по своему усмотрению. Разумеется, на этот счёт существовало множество теорий, и объяснение Эйнштейна было не хуже, но и не лучше прочих. За столько-то веков можно было бы привыкнуть к тому, что время, проведённое в ожидании, ползёт как больная черепаха, но Азирафель всё равно расстраивался. И где только Кроули черти носят? Обещал же зайти перед сном. Азирафель уже успел выпить две чашки какао и съесть три заварных булочки — Винки отлично знала своё дело! — а демона всё не было. Овечки с картины напротив уже начали раздражать своим тихим блеянием и унылым видом.
Азирафель решительно поднялся и, одёрнув сюртук, вышел из комнаты. Может, Кроули просто забыл? Или с ним случилась какая-то неприятность? Мало ли, угодил в какую-нибудь ведьмовскую ловушку, как в четырнадцатом веке. А вдруг случайно нашёл святую воду? Азирафель успел прочитать об одном зелье на такой основе, а значит — чисто теоретически, разумеется! — святая вода вполне могла оказаться в замке. Вне себя от тревоги он дёрнул ручку комнаты Кроули и попал в очень тёмное помещение. Хорошо, что он с лёгкостью умел добывать свет!
— Кроули, что с тобой?
Через мгновение Азирафель больно ударился о стул в полной темноте и едва не упал, наткнувшись на диван.
— Какого чёрта, ангел?
Раздражённый Кроули безошибочно отыскал его руку и дёрнул за неё, усаживая рядом с собой.
— Ты спал? — возмутился Азирафель. — Ты же обещал…
— Было ещё очень рано, чтобы идти к тебе, и я решил вздремнуть.
В полумраке, сменившем непроглядную тьму, Азирафель заметил, как Кроули зевает, изо всех сил стараясь сдерживаться.
— Зачем тебе вообще спать?
— Я же не спрашиваю, зачем тебе суши? Или блинчики.
Азирафель решил сменить тему:
— А почему ты не в спальне? Для таких дел кровать гораздо удобнее.
— Чувствуется вопрос знатока, — фыркнул Кроули, но всё-таки пояснил, смягчаясь: — Я не собирался засыпать надолго. Так, самую малость.
Азирафель поздно сообразил, что не просто продолжает держать Кроули за руку, но и, задумавшись, поглаживает его запястье. Чтобы как-то сгладить неловкость, он не стал заострять внимание на таких мелочах и нарочито бодро похлопал себя по карманам, в поисках записной книжки. Не то чтобы он собирался что-то там отмечать, но руки определённо стоило занять чем-то нейтральным. Наверное, поэтому и разговор он начал издалека:
— Ко мне сегодня приходил Дамблдор.
— Так это ему я обязан возвращением тебя к реальности? — усмехнулся Кроули. — А он ещё мне не верил, что можно так закопаться в книгах.
— Он сказал, что ты времени зря не терял.
Кроули ощутимо напрягся:
— Да неужели? Мне казалось, что я остался незамеченным.
А вот это уже был тревожный звоночек. Азирафель нахмурился, боясь даже представить, где, а главное, за каким занятием Дамблдор мог заметить Кроули.
— Что ты натворил?
— Ничего особенного, — Кроули принялся задумчиво разглядывать свои ладони. — Откуда вообще пошли такие подозрения?
Азирафель тяжело вздохнул:
— Кроули, но ты же всегда проявлял осмотрительность.
— Я и сейчас… но как он узнал?
— Может быть, услышал? — предположил Азирафель.
— Исключено. Я проверял — звуки не выходят на поверхность.
— Какие звуки? В теплицах?
— К чёрту теплицы! — Кроули досадливо махнул рукой. — У Дамблдора есть чаша, куда он сливает воспоминания.
— Как это?
— Не спрашивай! Но совершенно точно это были воспоминания, и они принадлежали Дамблдору.
— И ты их посмотрел?!
— Должен же я был понять, как оно работает?!
— И как?
— Воспоминания растворяются в воде, а потом ты просто погружаешься в них и можешь беспрепятственно их изучать. Удобная штука. Пожалуй, технологии смертных развиваются гораздо быстрее, чем их общество.
— Кроули, во что ты влез на этот раз?
— Ангел, не будь таким моралистом! У нас приближается конец света, а ты продолжаешь выбирать чистенькие методы. Это не так работает.
Спорить с Кроули, когда он бывал в чём-то убеждён, не имело никакого смысла, к тому же было любопытно узнать, что хранилось в тех воспоминаниях, и Азирафель сдался:
— Ну, хорошо. Допустим, что ты прав, и в твоих действиях вовсе не было желания заставить Дамблдора испытать гнев или ввести его ещё в какое искушение…
— Ангел, мы же договорились! Откуда столько недоверия?
— Оттого, что мы договорились, ты не перестал быть демоном. Желание искушать присуще твоей природе.
— Ну, разумеется, ты в моей природе отлично разбираешься.
— Со стороны виднее, — Азирафель примирительно поднял ладони, прекращая глупый спор. — Лучше расскажи про воспоминания.
Кроули не стал обижаться или спорить. Всё же, когда доходило до дела, на него можно было положиться. Вот и сейчас он лишь немного поморщился и поправил очки, явно подбирая слова. Или не подбирая.
— Ангел, это долго объяснять, давай я лучше тебе покажу?
Подобный обмен информацией предполагал большую степень близости, чем была у них до сих пор, но маячивший где-то впереди Армагеддон и природное любопытство толкали Азирафеля на эксперименты, призывая отбросить ангельские условности. Ведь все знают, что только Внизу не считаются с личным пространством, нарушая его, когда вздумается. Кроули же никогда не позволял себе ничего подобного.
— Хорошо.
— Хорошо? Ты так просто взял и согласился? — удивился Кроули.
— Да, — Азирафель взглянул ему в глаза и протянул руку.
Несколько мгновений ничего не происходило, или, быть может, мешало небольшое волнение — всё-таки Азирафель раньше никогда такого не делал! — но потом в голове зашумело, и перед глазами замелькали образы, сначала неясные, но быстро сложившиеся в стройную картину. Действительно, складывалось впечатление, что ты оказался посреди чужого воспоминания, но не статичного, а вполне живого, в котором можно перемещаться, разглядывая детали, и даже попытаться их потрогать. Азирафель не сразу понял, что испытывает не свойственные ему эмоции, и сам бы точно ничего не стал трогать, особенно дёргать судебных заседателей за бороды. Но он точно знал, кто на такое способен.
— Кроули!
— Не отвлекайся. Слушай.
И он прислушался к происходящему. Судили юношу, который показался Азирафелю смутно знакомым. Что-то неуловимое, будто бы хорошо известное, но ускользающее… что же это такое? Что?! Присутствие Кроули немного мешало, ощущаясь гораздо острее, чем в реальности, и Азирафелю пришлось сильно постараться, чтобы абстрагироваться от этого чувства и сосредоточиться на заседании суда.
Азирафель никогда не любил экстремизм и террор и прекрасно понимал Дамблдора, который был на этом процессе обвинителем. В то же время он не мог отделаться от мысли, что этот мальчик был всего лишь исполнителем чужой злой воли и не заслужил пожизненного срока в тюрьме без права пересмотра дела. Трагизма добавляло то, что приговор выносил его отец, публично отрёкшийся от сына. Азирафель жил слишком долго и видел всякое, поддерживая мнение Кроули о том, что демонские козни не идут ни в какое сравнение с делами смертных, но сейчас его сердце заныло от нехорошего предчувствия. Он вдруг понял, почему происходящее в зале суда его так сильно задело, как и то, почему Дамблдор пересматривал именно этот эпизод.
Стоило огромного труда сбросить морок и выбраться из чужого воспоминания. Ещё труднее оказалось разжать пальцы и выпустить из захвата согревшуюся ладонь. Но без этого было просто невозможно взглянуть в янтарно-жёлтые глаза и спросить:
— Кроули, ты ничего не хочешь мне рассказать?!