Пальцы ангела запутались в его волосах, вынуждая поднять голову, и Кроули стонет постыдно и откровенно, почти задыхаясь от желания. Непрошеный адский огонь вспыхивает на кончиках его пальцев, и Азирафаэль быстро накрывает ладонь Кроули, призывая его ослабить хватку на подушке, и крепко сжимает его руку.
— Иди сюда, — говорит Азирафаэль, крепко обнимая Кроули за талию, а тот дрожит, прижимаясь к нему, желая, но боясь, боясь уже не Падения, а гибели смертного тела, которое, конечно, не способно вместить в себя такую силу чувств. — Иди сюда, мой дорогой.
Ангел едва ли находится в лучшем состоянии, дрожащий и близкий к своему финишу, но он крепко держит руку Кроули и тянется вниз, чтобы заставить бёдра Кроули снова двигаться, и Кроули впивается зубами в сильное плечо Азирафаэля, когда кончает. Его рука сжимает ладонь Азирафаэля, их ладони скользкие от пота, и через несколько мгновений бёдра и живот Азирафаэля напрягаются, и на этот раз Кроули имеет прекрасную возможность наблюдать, как экстаз расцветает на ангельском лице.
После этого Кроули просто безвольно растягивается на груди Азирафаэля и позволяет ангелу запустить пальцы в его волосы. Потому что Азирафаэль очень надежный, очень тёплый и мягкий, и лежать, прижавшись щекой к его сердцу, в то время как ангел нежно и собственнически перебирает его волосы, останавливаясь только для того, чтобы выпутать из них случайные белые перья, — это самое невыразимое блаженство, которое Кроули когда-либо испытывал на этой прекрасной, отвратительной, ослепительной, несчастной, восхитительной, убогой земле.
— Они мягкие, — говорит Азирафаэль.
Его голос перекатывается мягким рокотом глубоко в груди, под щекой Кроули, и тот закрывает глаза, чтобы лучше сосредоточиться на этом ощущении.
— Хм?
— Твои волосы. — Пауза, пока Азирафаэль выпутывает ещё одно перо из волос Кроули и отбрасывает его прочь. Азирафаэль поднял с пола одну из подушек, но ни у кого из них не было особого желания тратить силы, чтобы чудесным образом ее починить. — У тебя такие мягкие волосы. Я всегда думал, что они должны быть жёсткими, но это совсем не так.
Пальцы гладят влажные волосы на виске Кроули, и Азирафаэль бормочет:
— Это прекрасно…
Его голос звучит приглушённо, и когда Кроули поднимает голову и встречается с ним взглядом, Азирафаэль улыбается. Кроули приходится приподниматься на кровати и благодарно поцеловать его за это, а потом ещё раз, когда он чувствует, как ступня Азирафаэля скользит по его икре.
Когда он поднимает голову, Азирафаэль уже не улыбается и смотрит на Кроули с таким голодом, что тот содрогается всем телом, до кончиков пальцев ног. Он опускает голову, но останавливается как раз перед тем, чтобы поцеловать Азирафаэля, позволяя их дыханию смешаться, они соприкасаются носами, его собственный острый нос трется о кончик дерзко вздернутого носа Азирафаэля.
— Ещё раз? — уточняет Кроули.
— О боже, — выдыхает Азирафаэль. — О, да. Да, пожалуйста.
Он сжимает затылок Кроули, чтобы притянуть его к себе в поцелуе, и слова оказываются не нужны, и тут Кроули вспоминает, что он ещё не использовал свой рот на полную мощность. Азирафаэль вел воистину монашескую жизнь, в то время как Кроули провёл большую часть истории, весьма успешно искушая настоящих монахов, ангел никогда не чувствовал на себе ничьих губ, и это надо срочно исправить. Он скользит вниз.
— Что ты… ох. В самом деле?.. А ты уверен? — Азирафаил подтягивает под себя локти и смотрит на Кроули. Он слегка озабоченно хмурится, наморщив лоб, но готов подчиняться правилам игры, предложенной Кроули, и следовать за ним туда, куда тот его поведёт. И верить, что ему не причинят вреда. Кроули наклоняется, чтобы коснуться губами подколенной впадинки, и начинает медленно пробираться вверх.
Первый раз кончается быстро, когда Азирафаэль сжимает простыню в руках и судорожно глотает воздух при каждом медленном скольжении рта Кроули по его члену. Кроули даёт ему время прийти в себя, а затем начинает снова, на этот раз медленнее, пока Азирафаэль не упирается коленом в плечо Кроули и не пытается заглушить стоны пальцами, плотно прижатыми ко рту, а другой рукой вцепляется в волосы Кроули и слегка дёргает. Демон может гордиться собой — ему удалось заставить ангела забыть о хороших манерах.
Азирафаэлю это доставляет такое яркое, неслыханное и необузданное удовольствие, что Кроули не даёт ему отдышаться и игнорирует собственное возобновившееся возбуждение, чтобы притянуть ангела к своей груди и почти потребовать:
— Покажи свои крылья.
— Зачем? — Азирафаэль выглядит помятым, раскрасневшимся и до боли красивым. Внешне он ничем не отличается от себя прежнего, но всё равно Кроули гладит рукой его голые плечи и тихо просит:
— Пожалуйста.
Азирафаэль закрывает глаза и расправляет крылья. Они такие же белоснежные, как и всегда, и Кроули тщательно выискивает малейший намек на серый оттенок, когда расчесывает перья; тем временем Азирафаэль мурлычет от удовольствия и трется бёдрами о бедро Кроули.
— Но вожделение — это смертный грех… — бормочет Кроули, когда ему не удается найти даже единого даже самую малость потемневшего перышка. — Я не понимаю.
— О, мой дорогой! — Азирафаэль открывает глаза и улыбается ему сверху вниз. — Разве ты ещё не понял?
— Понял что?
— Что я люблю тебя. Во всех смыслах этого слова, как только можно любить кого-то. — Азирафаэль подтверждает свои слова нежным поцелуем. — И в этом нет никакого греха.
Кроули обхватывает голову Азирафаэля, прижимает его к себе и в отчаянии говорит:
— Ты ангел, ты любишь всех тварей.
— Ну… — лицо Азирафаэля омрачается, он явно пытается опровергнуть это, но в конце концов светлеет. — Но влюблен я только в тебя, мой дорогой. — Он снова целует Кроули. — Только в тебя. Отчаянно.
— И я … — Кроули замолкает, слегка задыхаясь. Демоны — существа тьмы, страдания и ненависти. Они не умеют любить, во всяком случае, так распорядились Внизу; они не чувствуют любви и, конечно, не могут говорить о ней. Кроули может быть совершенно ужасным и неправильным демоном, но есть определенные императивы, которые даже он не может обойти, и даже первый намек на запретные слова предупреждающе обжигает его язык.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — выдыхает Азирафаэль, и его улыбка становится ослепительной. Он прижимает ладонь к груди Кроули, над его сердцем. — Я это чувствую.
— А я нет, — говорит Кроули. Он садится и переворачивает Азирафаэля, сминая его крылья под собой, и держит его за предплечья с нечеловеческой силой, со всей силой своего отчаяния. — Я не знаю, ангел! Я хочу тебя. Я поклоняюсь тебе, ангел, как ложному идолу. Я хочу встать на колени у твоих ног. Я хочу наброситься на тебя и поглотить целиком. — Он позволяет своему языку сузиться и раздвоиться, совсем чуть-чуть, и наклоняется, чтобы заглянуть в спокойные голубые глаза Азирафаэля своими коварными змеиными глазами. — Я за тобой бегаю. Волочусь. Ухлестываю. Если кто-нибудь прикоснется к тебе, прикос-с-снется к моему, я с-с-с них шкуру живьем с-с-сдеру. Но я не люблю тебя. Я не могу.
— Конечно нет! — Все это время Азирафаэль неподвижно лежал под Кроули, не делая ни малейших попыток освободиться, да и теперь пошевелился только, чтобы вытащить из-под себя крылья и широко расправить их. — Конечно нет, дорогой мой.
Крылья Азирафаэля мягкие, но непреклонные, как и сам ангел, оборачиваются вокруг него и давят на спину, и Кроули отпускает руки Азирафаэля. Он позволяет увлечь себя вниз, в тепло, в белизну, в бесконечную любовь, в которую он так хотел погрузиться с головой и замереть там в полном оцепенении навсегда, на всё оставшееся время своей долгой-долгой жизни.
Какое-то время Азирафаэль молча гладит его по спине, и Кроули наслаждается этим совершенно невинным прикосновением. Но в конце концов поглаживания становится более медленными, тягучими, плотскими, задерживаясь на пояснице Кроули и на его бёдрах, особенно там, где он зажат между бёдрами Азирафаэля. Когда Кроули тяжело опускает руку на талию ангела, у того перехватывает дыхание, он чуть изменяет положение под бёдрами Кроули, и признак возобновившегося интереса упирается тому в живот.
— Ты хочешь от меня большего? — говорит Кроули, приподнимаясь на локтях, чтобы наклониться и поцеловать Азирафаэля в щеки, уже начавшие заливаться румянцем.
— О, мой дорогой. — Азирафаэль поворачивает голову, чтобы поцеловать Кроули в губы, и его язык просто проскальзывает между губами Кроули. — Я хочу от тебя всего.
В его глазах снова появляется тот особый голодный блеск, который, к радости Кроули, он начинает узнавать. И надеется увидеть в будущем гораздо чаще.
Об отказе не может быть и речи, особенно когда глаза Азирафаэля закрываются, и он вздыхает в ответ на поцелуй, а его руки скользят ниже, и уже нельзя сказать, что они всё ещё покоятся на спине Кроули. Но он всё-таки поддразнивает ангела — просто потому, что может и больше не боится это делать.
— Опять как с суши.
0
0