Киборг Bond X4-17
Дата: 25 мая 2191 года
Опера отдела наркоконтроля протолкались через толпу боевиков и дежурных охраны участка, которые обступили распростершихся на полу майора Поллока и Bond’а.
— Черт! Я так и знал! — с отчаянием воскликнул Дживс.
— Ваш чокнутый кибер убил нашего майора! — кинулся к нему с кулаками один из боевиков.
— Тише, сержант! — встал между ними Селд. — Если быть точным, то это был уже ВАШ кибер, и это ВАШ майор избивал его и довел до срыва. — Глаза старлея зло сузились: — Трансляцию видели все. В деталях. И запись сохранилась. И я обещаю — мы этого просто так не оставим.
Опера и боевики с минуту прожигали друг друга яростными взглядами, когда в спортзал вкатился подполковник Кушер.
— Вот! Видите, к чему привели ваши заигрывания с киборгом?! — потряс он пухлым пальцем перед носом у Селда и его парней. — А я предупреждал! Нужно было давно уже сдать его в «DEX-компани»!
— Господин подполковник, — начал было Селд, но был бесцеремонно прерван:
— Отставить, старший лейтенант! Будете говорить тогда, когда я вам дам слово! — Кушер развернулся на каблуках, ткнул пальцем в двух боевиков: — Буш, Барген, отволоките эту куклу в транспортировочный модуль. Всем остальным — разойтись по своим рабочим местам!
— Сэр, разрешите обратиться! — козырнул сержант Рингер из группы захвата и продолжил после кивка Кушера: — А как быть с майором… с телом майора Поллока?
— Я вызвал коронеров. Все, все свободны. Свободны, я сказал! — рявкнул он, когда опера из отдела наркоконтроля попытались задержаться и поговорить с ним.
Офицеры Буш и Барген подхватили отключенного киборга под мышки и выволокли из спортзала. Селд, Сээди и Мэш, удерживающий рвущегося разбираться Дживса, проводили их мрачными взглядами.
С влетевшим в участок Рэнтоном опера столкнулись в холле.
— Ну? Что? — только и смог выпалить запыхавшийся Ларт.
— Плохо дело, — ответил Селд. — Поллок мертв. Довел-таки, сука. Ларса отключили. Кушер собирается сдать его дексистам.
— Пиздец, — выдохнул Рэнтон. — Попробую переговорить с Кушером.
— Дохлый номер, — покачал головой Мэш. — А то ты его не знаешь! Он, по-моему, даже рад, что так все вывернулось. Он же Ларса терпеть не мог, а тут такой повод уничтожить!
— Не каркай, Питер! — оборвал его Ларт. — Я все-таки попытаюсь, а вы Харальда встретьте, он вылетел сразу же, как я ему сообщил.
Как и предполагалось, Рэнтон получил от ворот поворот. Кушер не пожелал его выслушать, наорал и потребовал убраться.
Харальд прибыл не один, а с двумя адвокатами. Кушер и его не хотел принимать, но угроза пожаловаться в центральное управление возымела действие.
Бизнесмен сразу взял быка за рога — с просьбой продать ему киборга модели Bond X4-17. Подполковник Кушер наотрез отказал:
— Вы не понимаете, о чем вы просите, господин Харальд! — протирая лысину салфеткой, сказал он. — Во-первых, Bond’ов не передают и не продают частным лицам. Даже бывшим сотрудникам силовых структур, которые работали с этими киборгами. Запрещено! По истечении срока эксплуатации Bond’ов утилизируют. Без вариантов.
Харальд внимательно смотрел на этого неприятного человека. Рэнтон предупреждал его, что Кушер недолюбливает киборгов вообще, а Ларса так и вовсе ненавидит.
— Пятьдесят тысяч единиц, — просто сказал он.
— Что, простите? — переспросил Кушер.
— Плачу пятьдеся тысяч единиц за этого киборга, — ответил Харальд.
— Вы не понимаете! — воскликнул подполковник. — Этот киборг убил офицера полиции — майора Поллока. Преднамеренно убил!
— Я бы не стал так однозначно утверждать, — холодно заметил один из адвокатов Харальда. — Имело место доведение до состояния аффекта путем систематических издевательств. И, судя по имеющимся у нас данным, вы об этом знали.
— Этот киборг не может быть продан частному лицу! — Кушер сопровождал каждое свое слово ударом ладони по столу.
— Мы отвлеклись, — сказал бизнесмен. — Я назвал сумму.
— Нет, господин Харальд.
— Семьдесят пять тысяч единиц за изломанного киборга, идущего на списание, которому ваши кибернетики сотрут шпионские программы.
— Я не имею права продать вам киборга-убийцу! — Кушер даже вскочил с места.
— Сто тысяч единиц.
Кушер хватал воздух ртом и не знал, что ответить. Харальд и его адвокаты внимательно следили за ним.
В дверь постучалась и, не дожидаясь ответа, заглянула секретарша:
— Сержант Рингер, сэр.
— Пусть войдет! — выдавил подполковник, плюхнувшись в кресло и ослабляя галстук.
Вошедший сержант козырнул и, вытянувшись по стойке «смирно», заговорил:
— Разрешите доложить, сэр? Ваше приказание выполнено. Специалисты «DEX-компани» забрали сорванного Bond’а и оставили сертификат на замену его двумя киборгами модели DEX-7.
— Благодарю, Рингер. Можете быть свободны, — торжествующим тоном сказал Кушер и повернулся к Харальду и его адвокатам: — Как видите, господа, ничем не могу быть вам полезен. Специалисты посчитали, что данный киборг опасен для окружающих, и забрали его в отделение «DEX-компани» для дальнейшей утилизации. Думаю, эта тема исчерпана.
Бизнесмен поднялся, его адвокаты тоже встали.
— Вы идиот, подполковник, — голосом Харальда можно было знатно подморозить задницу присутствующего подполковника. — В угоду своей ненависти и мести вы сознательно перевели Bond’а в группу захвата, зная, что майор Поллок непременно захочет отыграться на киборге. Так и получилось. Доведенный издевательствами до отчаянья киборг сорвался и убил своего мучителя. Между прочим, это был разумный киборг. Многие это подозревали, а многие знали точно. И его предусмотрительность в плане трансляции и записи трагических событий лишнее тому доказательство и обеспечение себе свидетелей почти в полном составе вашего участка. Вы способствовали издевательствам над разумным, мыслящим существом, а потом просто отдали приказ о его уничтожении. А могли бы получить сто тысяч единиц. Я не прощаюсь. До встречи в суде, господин подполковник. Мои адвокаты постараются, чтобы вы остались без штанов.
— Это угроза? — неожиданно дав «петуха», воскликнул Кушер.
— Упаси, Боже! — поднял ладони Харальд. — Это констатация факта. У меня очень хорошие адвокаты, — с этими словами бизнесмен развернулся и вышел из кабинета подполковника, его адвокаты тенями последовали за ним.
Чтобы не вызывать никаких нареканий со стороны полиции, Харальд со своими адвокатами покинул участок и направился на стоянку к своему флайеру. Туда же подошли Рэнтон, опера отдела наркоконтроля и Линн Хейдалл. «Блу Шарк» был шестиместным, но, потеснившись, они все туда втиснулись. Бизнесмен рассказал им о своем разговоре с Кушером и о том, что они опоздали и Bond’а уже забрали дексисты.
Парни поникли.
— Черт-черт-черт! — едва не плача, воскликнул Дживс. — Нельзя же так! Нельзя было отдавать его Поллоку!
— А что мы могли сделать? — мрачно сказал Селд. — Приказы не обсуждаются. Я и так, как мог пытался отстоять Ларса. А… — он махнул рукой и уставился в пол, как никто чувствуя себя виноватым в произошедшем.
— Ник! Не казни себя! — сжал его плечо Рэнтон. — Будто мы Кушера не знаем! Он же всегда Ларса ненавидел, а тут дорвался до власти. Вот и распорядился, как посчитал нужным — отомстил и нам, и Ларсу.
— А Поллок-то ему что сделал? — вклинился Мэш. — Они же всегда с ним приятельствовали.
— Вот он ему и удружил, — буркнул Селд. — Хотел сделать подарок Поллоку, чтобы тот окончательно угробил Ларса. Да только Ларс не выдержал. После того, как с ним обращались как с человеком, и опять такое скотство…
— М-м-м-м! Ник, не трави душу! — застонал Дживс.
Харальд, вполуха слушавший их разговор, отдал поручения адвокатам и отпустил их. Остальные разместились посвободнее.
— Так, парни, — он встретился с внимательным взглядом Линн, — и леди, заканчиваем эмоционировать и решаем, как будем вытаскивать нашего кибернетического приятеля из той ж… задницы, в которую он угодил. Мои поверенные возьмутся за Кушера, обеспечат ему судебное разбирательство по поводу доведения до срыва разумного киборга и последовавшей в результате гибели офицера полиции. Если прижучить его за Ларса будет значительно сложнее, — все-таки киборги у нас не имеют никаких прав, будь они хоть трижды разумными, — то гибель майора ему просто так не спустят. — Опера обменялись злорадными ухмылками. — Теперь решаем, как вытаскивать Ларса.
— Да как угодно! — воскликнул Дживс. — Хоть штурмом «DEX-компани» брать.
— Не перегибай, Том, — осадил его Ларт. — Вот только боевых действий с дексистами нам и не хватает для полного счастья!
— А что ты предлагаешь? — спросил Мэш.
— Я мог бы попытаться выкупить Ларса у них, — предложил Харальд. — Главное, чтобы они не уничтожили его сразу же, как привезут.
Линн, что-то оживленно печатавшая в своем видеофоне, оторвалась от своего занятия и сказала:
— Не уничтожат. Во-первых, они никогда не делают этого прямо сразу. Сначала проверяют киборга, выясняют причины срыва, тестируют на сбои в работе процессора и тому подобное. А, во-вторых, я сейчас связалась со своими ребятами… — Она сделала многозначительную паузу, опера непонимающе переглянулись.
Ларт тяжело вздохнул и объяснил:
— Парни, строго между нами — Линн хакер. Валькирия. Слышали, наверное?
— Валькирия?! Ух, ну ни хера себе! — в один голос выдохнули Мэш и Сээди. И уже для оказавшихся не в теме Харальда, Селда и Дживса, альфианин пояснил: — Валькирия — хакер высочайшего класса, попортивший кровь… ну, в общем, много кому.
Линн скромно улыбнулась, затрепетала ресницами, потом не выдержала и рассмеялась:
— Парни, видели бы свои рожи! Ладно, хватит дифирамбы петь, давайте ближе к делу. Я связалась со своими ребятами, а у нас в комьюнити, между прочим, есть один кадр из «DEX-компани». Я с ним уже связалась, ввела в курс дела и попросила посодействовать в спасении Ларса. Он заверил, что без его ведома его, по крайней мере, не утилизируют. И обещал подумать, как вытащить нашего кибера.
Парни с облегчением перевели дух.
Да и финал был неизвестен. Маятник мог рассечь ему кожу, добраться до сердца, а мог уйти вверх, не коснувшись тела. Он хорошо знал ход этого маятника. Он уже не раз наблюдал за ним. И вот маятник двинулся вновь. Всё сначала!
Будто и не было тех трёх лет. Будто он не оплакивал Мадлен, отца Мартина и своих детей. Те же вопросы, те же мысли. Что же ему делать? Бежать? Куда? Оставить Марию, как уже не раз оставлял? Вновь обмануть все её надежды? И не только её.
Есть еще Максимилиан. Мальчик-сирота. Он уже поверил в своё будущее, уже принял Геро как отца, как наставника. А Жанет? Что он скажет ей?
Три года назад возможность откровенного разговора с беременной женой он отверг сразу. И в решении не раскаялся. Посмей он обмолвится о знатной, красивой даме, назначившей ему свидание, и жизнь Мадлен стала бы короче на три дня! Он всего-навсего убил бы её немного раньше.
Но Жанет не Мадлен! Он вспомнил, как Жанет бесстрашно управляется со своим полудиким жеребцом. В один из своих визитов, чтобы позабавить детей, да и самой покрасоваться, Жанет устроила нечто вроде показательных выступлений.
На огромной поляне, где клевер уже скосили, было установлено несколько препятствий, отличавшихся по высоте. Препятствия стояли друг за другом по нарастающей. Сначала Жанет демонстрировала, как её конь слушается поводьев и едва заметных знаков. Он то шел размашистой рысью, то переходил в размеренный галоп, то вдруг вставал на дыбы, то высоко вскидывал при шаге передние ноги, то приветственно кивал узкой золотой мордой, то срывался с места и делал несколько курбетов.
Когда весь арсенал мелких фокусов был исчерпан, Жанет пришпорила жеребца и, сделав полукруг, понеслась на препятствие. Жеребец летел, почти не касаясь земли. Первые три преграды он одолел без труда, а четвертое препятствие, самое высокое, стояло чуть дальше, чтобы конь мог разогнаться. Прыжок удался, хотя все зрители невольно ахнули.
Но Жанет этого показалось мало. Она приказала положить на препятствие ещё одну балку. Геро тогда почувствовал холод под сердцем. Он тревожился за свою безрассудную возлюбленную, но остановить её не решался. Вмешалась Мишель.
— Эй, девчонка, не валяй дурака!
Перл тут же добавил:
— Да я, собственно, не против, чтоб меня поваляли. Со мной шею не сломаешь.
Но Жанет, казалось, их не слышала. Она отъехала достаточно далеко и пустила коня в галоп. Все затаили дыхание. Геро даже закрыл глаза. В тишине стучали копыта.
«Господи, защити эту безумную» — успел подумать Геро, после чего послышался грохот сбитой балки и всеобщее «Ах!».
Рыжий бербер взлетел, словно птица, и взял препятствие, зацепив бревно задним копытом. Жанет успела пригнуться и обхватить жеребца за шею. Всё кончилось благополучно.
Но Мишель бранилась и топала ногами, Перл постучал себя по лысине, граф Клермон хмурился, а дети аплодировали. Жанет, само собой, торжествовала.
Геро тогда на поляне ничего не сказал, но, по всей видимости, лицо у него было такое, что Жанет сразу перестала улыбаться. Ночью, обнимая её, он прошептал:
— Не делай так больше.
И она ответила:
— Не буду.
Но Геро в этом был не уверен. Это у неё в крови. Она не впадет в отчаяние, не упадет в обморок и не закатит истерику. Что сделает такая женщина, как Жанет, принцесса королевской крови, обнаружив, что у неё есть соперница? Она затеет войну.
А этого нельзя допустить.
Жанет унаследовала беарнский пыл своего отца, но она неопытна в придворных интригах. Она вернулась в Париж всего год назад и живёт своими мечтами. Король к ней милостив, он благодарен ей именно за эту её неопытность, за её отстраненность от политики. И она чувствует себя в безопасности.
Но её сестра Клотильда взращена, вскормлена этим придворным ядом. Она – гроссмейстер. Она ответит не так, как того ожидает Жанет. Она отступит и затаится, будет выжидать, как она умеет, а потом нанесёт удар.
Боже милостивый, да что же он за мужчина, если будет просить защиты у женщины? Это его долг хранить покой тех, кто ему дорог. А он сидит и размышляет над тем, не спрятаться ли ему за её юбку? Ибо Жанет не Мадлен! Тогда почему бы ей не взять в руки шпагу и не вызвать соперницу на дуэль? Стыдно! Стыдно!
Геро вдруг почувствовал, как в нём нарастает гнев. Почему он должен прятаться и терзаться? В чём он виноват? Никакого преступления он не совершил. Вся его вина в том, что когда-то он, нищий студент, найдёныш, приглянулся скучающей знатной даме. Он её не выбирал, не молил и не соблазнял.
Он стал жертвой мимолетного каприза, три года служил забавой, потом его вышвырнули, когда сломался — и он же виноват? Будто он что-то украл, серебряные ложки и молочник, и вот пойман с поличным. Он ничего не крал.
Это у него украли. Украли юность, любовь, ребёнка, жизнь. А когда он всё-таки выжил, когда собрал свою жизнь из обломков, когда срастил их, когда вновь научился дышать и любить, его вновь пытаются ограбить. Снова пытают ожиданием и неизвестностью.
Живи и бойся, беглый раб. Твоя хозяйка поблизости. Пожелает вернуть тебя – вернёт. Пожелает убить – убьёт. А ты трепещи, не спи ночами, прислушивайся.
Ибо ты не один, есть ещё твои дети. Выкажешь неповиновение, и они погибнут! Ну уж нет, он не будет ждать. Если уж суждено, то ничего не поделаешь. Он не будет прятаться. Он сам её спросит. Пусть всё решится. И пусть поскорее кончится.
Когда окончательно стемнело, в дверь поскреблись. Не постучали, а именно поскреблись. Геро сразу догадался, кто это. Ребёнок, но не Мария. Его маленькая дочь во всеоружии своих прав на него не утруждала себя ни стуком, ни шорохом. Она распахивала дверь сразу и врывалась с радостным криком. Мишель, кормилица Жанет, так же не отличалась придворными манерами. Два раза стукнув, она сразу толкала створку. Не утруждала себя церемониями, даже если рисковала застать в его спальне свою молочную дочь.
Липпо стучал уверенно, но никогда не входил без разрешения. То же самое и Перл. Мог громыхнуть кулаком в створку, крикнув что-нибудь не вполне пристойное, но всегда ждал ответа. Кто же остался? Максимилиан. Он сейчас и стоял за дверью.
— Входи, Максимилиан, дверь не заперта.
Мальчик ещё какое-то время медлил, затем толкнул створку и боком, как провинившийся ученик, вошёл. Геро уже несколько успокоился. Но света не зажигал и покинуть комнату не решался. Не был уверен в цвете лица.
— Входи, Максимилиан, — повторил Геро, стараясь говорить ровно, без сумеречного подтекста. – Я здесь.
Он всё ещё оставался у окна, провожая в Аид последние всполохи зари. В тот вечер Геро был близок своей верой к язычникам. Солнце каждую ночь сходит в преисподнюю, а вслед за ним сыплется шелуха его отмерших лучей.
— Госпожа Мишель просит вас к ужину, — тихо сказал мальчик.
— Передай, что я приду. Ещё несколько минут.
Но мальчик стоял у двери, не уходил. Вид у него был понурый.
— Что с тобой, Максим?
— Это я виноват?
— Виноват? В чем?
— Это же я… я принес ту книгу.
Геро встал и приблизился к нему. Заглянул в сосредоточенное мальчишеское лицо.
— А разве ты виноват, что идёт дождь? Или вот, солнце садится? События происходят вопреки нашей воле и нашему желанию. Они просто происходят.
— Но я её принес! – упрямо повторил мальчик.
К половине пятого Нина так извела себя ожиданием, что отправила Хельги к модулю за флайером Фрола, чтобы лететь за Платоном и Дамиром. И это — несмотря на регулярные сообщения о том, где они находятся и что делают!
Ожидая Хельги, она уже думала, что Платону надо будет купить свой флайер, чтобы он мог летать на учебу. Если, конечно, у него всё в порядке и если он не передумает учиться далее… на видео он выглядел довольным, но… он мог снять всё это в первые полчаса нахождения в Академии и просто посылать ей каждые четверть часа. Нет, обманывать её он не стал бы… но вот придумать что-нибудь эдакое, чтобы не расстраивать её – возможно, смог бы… лишь бы оба были живы, а от воров она их спасёт! Хельги сильный и вытащит их из любой засады…
Как только Хельги прилетел за ней на флайере Фрола, перед домом опустился её собственный флайер — и из него вышли вполне довольные киборги. Нина про себя облегчённо выдохнула: «Слава богам, живые и здоровые!», а вслух сказала:
— Наконец-то! Как вы долго… я уж собралась искать вас… Удачно?
Платон взглянул на Хельги и флайер Фрола и рассмеялся:
— За нами лететь собрались? Зачем? Я же постоянно показывал, где мы и что всё у нас нормально… ты беспокоилась за нас… но я даже рад этому. Значит, мы важны для тебя, и ты нас любишь… меня как мужа, а Дамира как сына. Я привёз тебе подарок! Много подарков… было всего четыре лекции, перед ними общее собрание… и перерыв на обед. Потом мы ещё по магазинам пробежались… полная машина подарков! Но сначала этот!
Он достал с заднего сиденья коробку и понёс в дом. Нина пошла с ним рядом, а Дамир стал разгружать багажник, доставая сумки, пакеты и коробки. Вышедшая из дома Аля понесла две сумки в квартиру Нины, а DEX позвал по внутренней связи Моржа, дождался, когда тот заберёт десяток пакетов, сам взял оставшиеся коробки и пошёл в дом, отправив флайер в гараж на автопилоте.
В гостиной первого этажа Платон распечатал коробку, достал небольшую голоплатформу, крупный инфокристалл и начал устанавливать голоплатформу рядом с терминалом. Перед тем, как установить кристалл, радостно сообщил:
— Это искин. Он будет знать, где кто находится и будет вести архив записей. К тому же, новому дому нужен новый кот. Барсик остался в городе. И потому я купил Пушка… сейчас подключу и… подключусь к нему сам.
Над платформой возникла визуализация искина – и она действительно оказалась в виде рыже-полосатого крупного кота. Но, в отличие от других котов, у него были крылья. Большие, с мягкими на вид перьями и белые.
— Но… это… очень дорого! — не уверенно ответила Нина, — и… почему именно кот?
— Не дороже денег, — весело ответил Платон, — ты же видела, сколько денег на наших картах… и сколько поступило денег. Строителям я заплатил… купил ещё десять билетов, там в розыгрыше квартира на Новой Москве за двести тысяч! Шансы на выигрыш минимальны… а вдруг опять повезёт?.. розыгрыш в это воскресенье… не смотри так, аж страшно… что-нибудь всё равно выиграю. А искин в доме нужен. Сейчас подключу его к сети… и тебе в доме не будет скучно.
Кот мяукнул, расправил крылья и взлетел над платформой. Платон с улыбкой протянул голограмме правую руку — и кот прикоснулся к руке правой передней лапой.
— Ну вот, я его включил и подключил к Кузе. Теперь ты можешь знать, что делается в доме. Теперь Пушок пролетит по дому и подключит живущих киборгов в одну сеть… и в модулях тоже подключит. И будет у нас и умный дом, и умный двор.
— И ты опять прав… — тихо вздохнула Нина, — а я даже с Алей справиться не могу… с ней что-то не то, а что – не то, не понимаю…
— Всё с ней то, только ей надо давать время от времени играть с Хельги и всё будет в порядке… пойдём в нашу гостиную, другие подарки покажу. А насчёт того, что я прав… я ведь постоянно думаю о нашей семье и стараюсь, чтобы всем хорошо было. Я люблю тебя и всё делаю ради тебя. Пойдём.
В двух больших сумках оказалась одежда – настолько несуразная и яркая, что у Нины мелькнула мысль: «А не ограбили ли киборги театральную гримёрку?» Платья, юбки, платки, рубашки и брюки были без упаковок и без ценников – и набиты в сумки так, словно продавались на вес.
В пакетах были: два новых платья для неё, новая куртка на осень, полусапожки, шёлковое постельное бельё… в одной из коробок оказалась небольшая швейная машинка с набором ниток и иголок. В другой коробке – портативный аппарат для приготовления мороженого, и его Дамир после показа Нине унёс на кухню столовой, после чего отправился в гараж мыть флайер.
Нина уставилась на мужа со смесью возмущения, удивления и радости. Но Платон в ответ рассмеялся ещё веселее:
— У таможни космопорта есть магазинчик, в котором задёшево распродают конфискат… да, с веса. Зося в основном там закупается… Вот и набрал, сколько в два баула поместилось. Аля что-то перешьёт, что-то прибавит или отрежет, и будут костюмы для танцев… с раздеванием. А всё остальное только для тебя! Ты самая-самая… красивая! Как же я тебя люблю! Всё только для тебя!
Потрясённая Нина только и смогла кивнуть в ответ и попросить Алю унести оба баула и швейную машинку в свою комнату, разрешив ей сшить себе пару платьев и рубашку для Хельги.
На ужин Нина с Платоном, Хельги и Алей пошли в общую столовую, чтобы при всех поздравить Платона с успешным началом учебного года:
— Это первый случай на нашей планете, когда в вуз поступил киборг… Конечно, не он один поступил, ещё учатся Динара и Пламен, и в пединституте учится Грант… но только Платон поступил сразу на второй курс. А это значит – у каждого есть возможность учиться! С первого сентября в модуль каждую неделю будут прилетать учителя из разных сёл, я разрешаю посещать уроки и записывать их для тех, кто на смене. А теперь давайте пить чай… с пирогами и пирожными.
Праздничное чаепитие продолжалось почти час – по причине небольшого зала в столовой чай пить пришлось по сменам, одни киборги уходили, а другие садились на освободившиеся места. Но чаю и пирогов хватило всем.
***
После ужина Платон повёл Нину на прогулку в парк, Хельги с Алей шли метрах в десяти за ними – и все четверо любовались пожелтевшими, опавшими и опадающими листьями, нашли съедобные ягоды на оставленных кустах, посидели у пруда на скамейках… и Нина с Платоном долго-долго целовались… — и это было так романтично, что Нина забыла свои обиды на мужа и опять уверила себя, что муж в любом случае глава семьи и должен о семье заботиться и обеспечивать всем необходимым.
Домой вернулись, когда совсем стемнело – и Платон почти до утра говорил ей о любви.
***
На следующий день Платон объяснил Але, что, как и из какой ткани нужно сшить рубашки и брюки – и она с разрешения Нины села за швейную машинку. К вечеру из горы безвкусно-ляпистого тряпья она создала для Платона три вполне приличных костюма для танцев у пилона (для танго, вальса и самбы), а из оставшегося – цветастую рубашку для Хельги и красивое длинное платье для себя.
В это же время Нина с Хельги всё же разобрала привезенные книги и расставила по полкам, а Платон закончил переселение киборгов. Всего в доме было поселено пока двенадцать киборгов – четыре DEX’а охраны, пять Mary для ухода за домом и газоном с дорожками перед ним и три девушки-Irien в столовую. По двадцать киборгов разместились в двух флигелях и по четыре в комнатах над конюшней, овчарней и курятником.
***
В воскресенье Нина дала выходной Але и Хельги и разрешила им вместе погулять и поиграть – хоть в игровой комнате, хоть в парке, хоть в песочнице на Жемчужном острове – а сама с Платоном собралась прогуляться сначала по парку, а после обеда дойти до модуля. Хельги хотел идти с ними, но Нина его убедила, что Дамир их поохраняет и что ничего с ними не случится. Хельги успокоился – и пригласил Алю погулять на террасу перед домом, взяв мишку и зайчика.
В парке у пруда Нина с Платоном сели на скамейку, а Дамир остался метрах в десяти от них под деревьями.
— Мне кажется всё-таки, что Хельги разумен, — тихо сказала Нина, — он почти не говорит сам, но так выразительно смотрит и молчит… и ему так явно нравится Аля. Я просто не знаю, что с ними делать… Аля явно обижается, когда Хельги уходит со мной… а брать её с собой не имеет смысла.
— Они оба разумны, но ещё не до конца поняли это сами… как двухлетние дети… — так же тихо отвечал Платон, — они поняли, что им разрешено одеваться нарядно, есть, что нравится, играть… и они понимают, что за это надо работать. Но пока не могут понять, что работа у них разная… у неё в доме, а у него вне дома, с тобой. Но они поймут. Не сразу, но поймут… но надо давать им возможность побыть вместе и поиграть в песочнице… или в игровой комнате. И им пока достаточно одного выходного в неделю… по воскресеньям. Пойдём домой… я сам приготовлю обед… на двоих.
— И ужин тоже? Пойдём… домой.
После обеда Нина с Платоном слетали к Ведиму, прогулялись с корзиной по лесочку, зашли в гости к волхву… и домой вернулись только вечером. Тогда же Платон проверил купленные лотерейные билеты – квартиру он не выиграл, но выпавшие на два билета из десяти две с половиной тысячи позволили оплатить строительство ещё одной дамбы на следующий островок.
***
В понедельник и вторник Платон и Дамир снова летали в Янтарный – прослушать вводные лекции по другим предметам – и Нина уже не так сильно беспокоилась за них и провела время за терминалом, разбирая свои же статьи и переводы.
Пушок полностью освоился в доме и летал на крыльях то на второй этаж, то на первый, собирая записи киборгов в единый архив.
В среду – пятнадцатого сентября – утром Нина прошла по мастерским, зашла на овчарню и на конюшню – и исчезнувшее было ощущение себя как хозяйки средневекового поместья появилось вновь.
После обеда неожиданно позвонила взволнованная Ира:
— Добрый день! Купила случайно киборга… так получилось… а теперь не знаю, что делать!
Нина насторожилась – троюродная сестра звонила редко и только по делу, но всегда так не вовремя! Но всё-таки ответила:
— День добрый! Какого киборга? В чём проблема? Можешь прилететь ко мне? Или мне к тебе прилететь?
— Я не могу с ней справиться! Она вроде и чуть живая, но сильнее меня… «шестёрка»… заперлась в ванной и не выходит… что делать? Дексистов звать не хочу, они её заберут. А что делать, не знаю…
— Вылетаю. Расскажешь по пути, перезвоню.
Нина приказала Хельги вывести из гаража её флайер и хотела лететь только с ним — всё-таки он «семёрка» и с «шестеркой» при необходимости справится. Но Платон настоял на необходимости лететь и ему — он сможет поговорить с киборгом в ванной, если она разумна, и уговорить выйти.
Когда взлетели, Нина позвонила Ире — и та чуть не плача стала сбивчиво рассказать, как по договору с клиентом она отправилась осматривать участок для строительства загородного дома (а она всё ещё работала в архитектурном бюро в Янтарном, несмотря даже на то, что уже полгода была на пенсии) и в канаве на территории участка обнаружила человеческое тело без признаков жизни. Клиент отмахнулся: «Это кибер, оклемается и встанет». Она возмутилась и… неожиданно для себя решила выкупить киборга.
Киборг встал – и оказался худенький бледной девушкой лет двадцати трёх, криво и очень коротко остриженной, в драном выцветшем комбинезоне и со следами побоев. Её хозяин запросил восемь тысяч и тут же предложил ей эту сумму отработать — сделать проект его будущего дома в счёт погашения долга и этот дом построить. Иру это предложение возмутило, она тут же позвонила дочерям, заняла денег и выкупила DEX-девочку, заявив клиенту, что видеть его более не желает в своей фирме. Он киборга продал, но заявил, что ноги его больше не будет в их архитектурном бюро и тут же сообщил об этом директору этого бюро.
Со слов Иры было понятно, что она была в таком состоянии, что нагрубила не только бывшему уже клиенту, но и своему директору, и тот ей заявил, что её увольняет к чертям собачьим: «…типа… такими клиентами не разбрасываются! Но я её всё равно купила!»
Дома Ира покупку накормила банкой кормосмеси, велела Марику обработать её раны, затем отправила в ванную отмокать и греться. Киборг в ванной заперлась изнутри и сидит уже почти два часа.
— Платон, ты обещал мне достать звезду… — и Платон удивлённо уставился на жену, а она продолжила: — Слышал, как Ира назвала девочку? Зирка. Это значит «звезда»… достань её, пожалуйста… пока её не достали дексисты.
— Я постараюсь.
Давным давно, без малого четверть века тому назад, когда Женя Семенов был очаровательным белокурым малышом, все вокруг любили его просто за то, что он был очаровательным белокурым малышом.
Годам к четырем, однако, волосы стали темнеть и сделались цвета… ну, можно сказать, что русого, но это было бы только полбеды — уже после нескольких стрижек кудри исчезли и, видимо, уже навсегда. Хорошо еще, что мама покупала Жене футболки и рубашки тех цветов, которые помогали поддерживать иллюзию, что цвет глаз у ее ребенка скорее голубовато-серый, чем просто серый. Хотя, по большому счету, уже на тот момент вопросы его внешности волновали только маму. Потому что сам Женя догадался, что оставаться объектом всеобщего внимания и поклонения в его возрасте можно лишь в том случае, когда ты делаешь что-нибудь совершенно выдающееся: например, залезаешь на стульчик и читаешь оттуда стихи с большим выражением. Вот так он решил для себя и занимался этой ерундой целый год.
В пятый день рождения Жени мама сообщила ему, что один хороший человек с ее работы посоветовал отдать мальчика в секцию смешанных единоборств. А надо сказать, что работала мама заведующей столовой при Центральном Планетарном Управлении Полиции, а тот хороший человек как раз был главным тренером в этой секции, и занимались в ней дети сотрудников. Таким образом, заботы о покупке футболок и рубашек сине-голубых оттенков ушли в прошлое, сменившись заботами о спортивной форме, инвентаре и поездках на соревнования начального уровня, а Женя подготовился к школе, хотя и не совсем так, как его будущие одноклассники. И правильно сделал, потому что на его успеваемости никак не отразилось то, что он не посещал кружок сверхраннего чтения и «Математику с пеленок», а для того, чтобы успешно закончить школу, ему вполне хватило прекрасной памяти и природного умения выкручиваться почти из любой ситуации.
Действительно серьезным вызовом судьбы, если не считать утраченных некогда светлых кудрей, могла бы стать для него экзаменационная сессия после первого семестра в Полицейской Академии, но этого не случилось. Экзамены Женя сдавал, как и все. На соревнования ездил, как и многие. Посещал факультатив в аналитическом отделе Центрального Управления — а вот этим занимались уже единицы, лучшие из лучших, к каковым Евгений вскорости был причислен и, после выпуска из Академии, оставлен работать в том же отделе. Под началом своего научного руководителя Павла Валериановича и, опять таки, недалеко от мамы.
Здесь Жене нравилось все: волнующая атмосфера решения важных задач, выезды с оперативными группами, организация питания и девушки в форме… С девушками, правда, пока не очень ладилось, то есть ладилось, но как-то не очень продолжительно и совсем не так часто, как бы хотелось…
— Мало ли кому чего хочется, а делать нам придется, — сердито пробасил Валерьяныч. — Семенов, зайди ко мне!
Шеф рассказывал о предстоящем новом задании с таким подчеркнутым оптимизмом, что у Жени сразу возникли нехорошие предчувствия.
— Просто сопровождать, как на экскурсии? — с сомнением спросил он.
— На данный момент, это заявлено именно как сопровождение коллеги с целью знакомства с местными особенностями, — Валерьяныч слегка выделил это «на данный момент».
— Я же чуть больше года здесь работаю, почему…
— А почему кроме тебя никому не пришло в голову написать дипломную работу «О влиянии языкового барьера на характер взаимодействия этнических преступных группировок»?
— Но ведь это не…
— А какая разница?
— Вас понял, — Женя быстро поднялся.
— Я даже не говорю тебе о том, чтобы на задании ты был внимательным и готовым ко всему, — шеф вздохнул и активировал искин, — потому что ты и так всегда такой.
Бесшумно отъехали двери сначала в коридор, а потом и в комнату для переговоров. Валерьяныч, разулыбавшись во всю физиономию, максимально радушно пробасил:
— Инспектор Шень, прошу любить и жаловать, а это ваш сопровождающий — младший лейтенант Семенов.
— Здравствуйте, — Женя собирался сказать это громко, но в процессе как-то сразу передумал.
Серебристое пятиглазое существо в форменной курточке с интересом посмотрело на него и также тихо поздоровалось:
— Добрый почти обедай время на мой одна работа людь.
22 день холодных вод, Суард
Дамиен шер Дюбрайн
– Хиссов ты сын, – довольно шепнул Бастерхази и толкнул Дайма плечом.
– Сам ты, – лениво отозвался Дайм, подставляя зажмуренные глаза солнцу.
Ему было хорошо. Тепло, уютно и правильно. Да, именно правильно – здесь, на берегу дикого пруда, с одной бутылкой вина на двоих, без глупых недомолвок, лжи и обид. Плечом к плечу с Хиссовым сыном Бастерхази, в ласковых объятиях тьмы и пламени. Так хорошо, что совершенно не хотелось просыпаться.
Но просыпаться было надо. Зеркало связи сердито жужжало и вспыхивало руной вызова, просвечивающей даже сквозь закрытые веки.
– Кого там шис принес? – сев на кровати, но не открыв глаз и даже не подумав хоть что-то на себя накинуть, спросил Дайм.
– Меня шис принес, меня, – отозвалось зеркало голосом Свами Пхутры. – Наше светозарное величество. Ну вы и горазды спать, мой светлый шер.
– Ваше светозарное?.. Шис… – Дайм душераздирающе зевнул, прикрыв рот ладонью, и потянулся. Как ни странно, настроение было прекрасным, самочувствие – великолепным, а сила растекалась по венам тягучей лавой. – То есть светлого утра.
Только теперь Дайм открыл глаза – и увидел довольного донельзя Ястребенка. Их светозарное величество в полосатом халате и с голыми пятками развалилось в кресле, потягивало шамьет и ухмылялось. Раздетый вид Дайма их светозарное величество ничуть не смущал – не после того, как они месяц провели бок о бок, даже ночевали частенько вместе. Слишком опасно было оставлять юного султана одного в полном заговорщиков дворце.
– Полудня, мой светлый шер. – Ястребенок отсалютовал чашкой. – Отсыпаешься после жаркого свидания?
– Если только со службой.
Дайм невольно улыбнулся: думалось ему категорически не о службе, а о вкусе белого вина, солнца и губ Бастерхази. И немножко – о том, как он умудрился заснуть в чужой комнате, а проснуться в своей постели. Наверное, Бастерхази перенес. Не могло же ему, в самом-то деле, все только присниться.
– М-м… если твоя служба так прекрасна, как ты сейчас улыбаешься, я тоже ее хочу. Здесь скучно до скрежета зубовного. Я начинаю понимать своих придворных интриганов. Им просто больше нечем заняться!
– Еще не поздно сбежать и поступить на службу в Магбезопасность. Лейтенантом, – подмигнул Дайм. – Сбрендившие магистры, шарлатаны и призраки, гули и вампиры не дадут тебе заскучать. А, да, и отчеты! По десять кушей отчетов на каждого упыря.
– Десять кушей отчетов для каждого упыря? – Ястребенок сделал большие глаза. – О, боги! Кажется, у нас тут не так уж и скучно!
– Вообще-то гулей полно и в Сашмире. Устрой охоту, и тебе развлечение, и людям польза. Кстати, как тебе новый имперский посол?
– Обычный скучный посол, – пожал плечами Свами. – Он – не ты. Я вот думаю, чем бы его напугать, чтобы он сбежал, и в Сашмир снова прислали тебя.
– Ну даже не знаю… Может быть и пришлют, если ты со скуки начнешь военные маневры и нечаянно присоединишь к Сашмиру какую-нибудь свободную деревню с плантациями гоблиновой травки. Прости, не деревню, раджанат.
Свами поморщился.
– Никогда не думал, что в Сашмире гоблиновой травки растет больше, чем бамбука. Ты был прав, жечь плантации и вешать мелочь можно до бесконечности. Пока за счет травки живут свободные раджанаты, это бесполезно.
– Убеди их присоединиться к Сашмиру. Ну там защита от нашествия гулей или одичавших ракшасов, месть негодяю-соседу и прочая. Мне ли учить интригам самого светозарного?
Свами важно пошевелил бровями и задрал нос:
– Светозарного, осиявшего ничтожных подданных своей великой мудростью и неземной красотой!
– Да-да, осиявшего.
– В самом деле, а не осиять ли мне ражданат Талахчат? Через них идет столько контрабанды, что местный таможенный инспектор уже богаче меня!
– С тебя причитается за идею, – кивнул Дайм и призвал с королевской кухни чашку шамьета со сливками и корицей.
– Конечно! – обрадовался Ястребенок. – Я подарю Талахчат тебе. Будешь дважды раджа.
Дайм чуть не поперхнулся.
– Мне?!
– Прекрасный подарок, не находишь? Отличная земля, красивый дворец, мирные земледельцы в подданных. – Ястребенок так светло улыбался, что даже если бы Дайм не знал точно, что за клоака этот Талахчат – заподозрил подвох размером со слона. – Уйдешь с императорской службы, заведешь себе гарем… даже лучше, я тебе половину своего подарю, самую красивую! Для лучшего друга ничего не жалко!
– О боги… – простонал Дайм, не зная, плакать ему от султанской щедрости или смеяться. – Мой темный шер…
– Я хороший темный шер. Добрый, милосердный и справедливый. Осиявший!
Дайм все же засмеялся, утирая слезу умиления. Растет, растет Ястребенок!
– Светозарный… – сквозь смех простонал Дайм.
– Именно! Я вижу, ты уже счастлив, друг мой, но я нынче так щедр, так щедр… Отдам тебе весь гарем! Если бы ты знал, как они мне надоели, эти папашины жены и наложницы! Вечно у них кто-то то отравится, то упадет с балкона, то затеет заговор, а мне разбирайся. В прошлом месяце удушили мою новую наложницу, а такая милая была девочка.
– Ты думаешь, мне тут заговоров и отравлений не хватает?
– А вдруг? – Ястребенок посмотрел на Дайма с такой наивной детской надеждой, что не смеяться было совершенно невозможно.
– О боги… – через пару минут, справившись со смехом и утерев слезы, выдохнул Дайм.
– Я рад, что сумел порадовать тебя, мой светлый шер, – церемонно склонил голову Ястребенок.
– Несказанно порадовал, мой темный шер, – так же церемонно ответил Дайм.
– Я бы хотел помочь чем-то еще. Обещай, если что-то понадобится, ты скажешь мне.
– Обещаю.
– И раз ты уже в Валанте, навести виконта Седейра. Он кое-что привез. Надеюсь, это кое-что тоже тебя порадует, мой светлый шер.
Дайм кивнул. Встретиться с Эдуардо Седейрой, помощником посла в Сашмире, будет приятно. Помнится, беседы с ним – и не только беседы – очень помогали Дайму не убить папашу Ястребенка прямо во время очередной партии в хатранж или пирушки, плавно переходящей в оргию.
Ястребенок понимающе улыбнулся и продолжил:
– И передавай мое почтение его величеству Тодору. Жаль, у него только одна младшая дочь. Будь их две – вторую я бы радостью назвал своей махарани, а тебя – братом.
– И весь твой гарем сам утопился бы от счастья.
Поправлять Ястребенка на тему брата он не стал. Пусть и дальше считает, что Дайм будет просить руки Шуалейды для себя. Не говорить же Свами, что пока император не снял печать верности, ни на ком жениться Дайм не сможет. И гарем ему тоже не пригодится.
– Ты так проницателен, что я тебя уже боюсь, мой светлый шер, – улыбнулся Ястребенок.
– Правильно. Магбезопасность сегодня страшна и ужасна. – Дайм печально заглянул в пустую чашку. – Вот закончу дела в Валанте, возьму отпуск и приеду к тебе в Сашмир, вместе охотиться на гулей.
– Твои верные подданные, о лучезарный раджа Джубрай, в честь твоего приезда будут петь и танцевать целую луну и еще один день, – с едва уловимой печалью сказал Ястребенок, и зеркало погасло.
За завтраком Дайм просмотрел последний отчет капитана Герашана: после покушения на Каетано они связывались каждый день. Отчет содержал всего пару строчек:
«Никаких чрезвычайных происшествий. Аномалия скучает.
Младший Наба ведет себя, как друг принца. Никаких подозрительных контактов. Старший Наба уже дома, под наблюдением».
Аномалия скучает. Почему-то от этих слов губы сами собой растянулись в улыбке. Аномалия скучает по его письмам, ждет встречи и готова сказать «да». Дайм съест свою шляпу, если она не влюбилась в него. Вот будет августейшему братцу сюрприз, когда она все поймет! И плевать, что Дайм сам не может жениться – Люкресу она не достанется.
Еще бы успеть встретиться до официальных мероприятий! Вопрос в том, как за оставшиеся до ее прибытия в Суард время успеть съездить в Кардалону и замок Наба, разобраться с темными делишками Бастерхази и убедить Ристану оставить брата с сестрой в покое?! А, да, и еще подлечить Тодора, одного вчерашнего сеанса ему надолго не хватит. Какая досада, что в сокровищнице Пхутра нет артефакта, растягивающего сутки втрое! Дайм бы непременно выпросил его в подарок.
Посылку доставили вечером.
Чуть слышно звякнул колокольчик у входа, и настенный экран показал псоглавца, переминающегося с лапы на лапу перед дверью. Цветастая кепка службы доставки то и дело сползала с острых собачьих ушей, придавая посыльному залихватский и вместе с тем глуповатый вид.
Псоглавцы составляли мультиэтническое псевдобольшинство в гендемографической структуре населения старинного города Псовска, что стоял испокон веков на северо-западе Вольного Союза Российско-Скандинавских Территорий у слияния рек Великая и Псовка. Тадама, жившего в спальном пригороде Псовска и входившего, как и его жена, в одно из бесчисленных полирасовых псевдоменьшинств, происхождение названия приютившего его города никогда не удивляло. К засилью же во всех сферах жизни псоглавцев он относился совершенно спокойно. В наступившую эпоху всеобщей терпимости мирное сосуществование было совершенно естественным даже для кошек с собаками.
А что уж тогда говорить о существах разумных?
В длинных обезьяньих руках посыльный крепко держал весьма увесистую на первый взгляд коробку, сплошь заклеенную пестрыми марками и обильно покрытую разноцветными штемпелями.
— Лис! – взревел Тадам, едва взглянув на экран. – Лис! Это она! Ее доставили! Скорее, Лис!
Он бросился отпирать замок, слыша, как по дому перестуком острых копытец раскатывается частая дробь шагов спешащей на его зов жены. Его руки дрожали от волнения, и замок все не поддавался. Вибриссы дрожали в нетерпении, бакенбарды топорщились, круглые уши прижимались к лобастой голове, а утробный рык рвался из горла, разбиваясь о так и норовящие оскалиться клыки. Тадам чувствовал, как хлещет по ногам хвост – несомненный признак сильнейшего возбуждения, охватившего все его существо. Черно-рыжая шерсть на руках поднялась дыбом, спутав рисунок полос.
Прежде, чем он сумел открыть дверь, Лис оказалась рядом. Он почувствовал жар ее учащенного дыхания на своей шее, а мгновение спустя его уха коснулся горячий и влажный язычок супруги.
Лис волновалась ничуть не меньше его самого.
Долгие месяцы ожидания подошли к концу.
Посыльный радостно оскалился им навстречу слюнявой пастью, приветственно вывалив язык и радостно помахивая хвостом.
— Чета Гойцовых? – приветливо спросил он. Получив утвердительный ответ, посыльный торжественно вручил Тадаму коробку. Она и впрямь оказалась тяжелой.
— Распишитесь, сударыня. – Из перекинутой через плечо сумки появился планшет со световым пером, и Лис дрожащей рукой вывела закорючку их фамилии в нужной графе.
Глаза ее блестели от едва сдерживаемых слез радости.
— Поздравляю вас с пополнением, — учтиво откозырял курьер, и Тадам смог лишь благодарно кивнуть ему в ответ. Дар речи на время оставил его, в горле пересохло, и он мог лишь глупо улыбаться, чувствуя, как черты лица посыльного подозрительно расплываются перед его взглядом.
Курьер улыбнулся напоследок, пустив длинную нитку слюны с вислых черных губ, вскочил на служебный скутер и укатил прочь, поднимая в воздух золотые вороха опавшей листвы.
И только тогда Тадам понял, что тоже плачет от счастья.
***
Коробка была полна противоперегрузочной пластипены. Ее спиральные завитки прыснули во все стороны, стоило вскрыть предохранительные печати, и в гостиной начался почти настоящий снегопад. Не дожидаясь его окончания, Тадам и Лис нетерпеливо склонились над коробкой.
Там, в уютном гнездышке из пены лежал округлый серебристый контейнер.
— Какой маленький… — прошептала Лис над ухом у Тадама.
— Так и должно быть, – прошептал он в ответ.
Он никак не мог решиться прикоснуться к нему. Такое чудо…
Контейнер вздрогнул и шевельнулся на своем ложе. Тогда Тадам протянул руку и почувствовал открытой ладонью исходящее от шара тепло.
Жена обняла его сзади и тихо рассмеялась, уткнувшись в его широкую спину.
— Наш… — услышал он.
— Да, — отозвался он и взял контейнер в руки. Взял осторожно, словно хрупкую драгоценность.
Это и была самая большая драгоценность на свете.
Тадам стоял посреди гостиной в вихре кружащихся хлопьев ненастоящего снега, держа на руках упруго пульсирующий горячий шар. Лис накрыла его руки своими. Глаза ее сияли.
Тадам чувствовал, что счастлив.
***
Этой ночью они не занимались любовью. Просто лежали на супружеском ложе, заворожено глядя на пришедшее по почте чудо, которое жемчужно сияло в лучах заглянувшей в окно луны, покоясь на шелке простыней между ними.
По поверхности шара ритмично пробегали волны ряби, и если прислушаться, можно было различить частые негромкие удары: тук-тук-тук-тук…
В тишине ночи в их доме билось новое крошечное сердце.
Затаив дыхание, супруги вслушивались в его стук.
***
Утро разбудило Тадама, коснувшись его щеки теплыми щупальцами лучей. Открыв глаза, он встретился взглядом с женой. Лис, нагая, склонялась над серебряным шаром, опираясь на локти и колени. Одна из пар ее сосцов касалась гладкой поверхности шара, скрываясь в ней без четкой границы между живой плотью и полупроницаемой мембраной скорлупы яйца. Шар издавал негромкие сосущие звуки. Глаза Лис возбужденно горели, розовый язычок то и дело облизывал пересохшие губы, а остававшиеся свободными пары сосцов потемнели и напряглись.
Нежно и осторожно Тадам взял ее сзади, держась за ветви рогов и подстраивая свои движения под первобытную дикость ритма кормления. Рыча и оставляя в страсти следы когтей на изогнувшейся в экстазе спине жены и ее покатых боках, он чувствовал себя неизмеримо более животным, чем когда-либо ранее за всю свою жизнь, и знал наверняка, что его любимая чувствует то же, что и он сам. В конце их вздохи, стоны и возгласы слились в единую мелодию, подчиненную тактам удовольствия сосущего груди малыша, и они насытились друг другом одновременно – все трое.
Потом они долго лежали, обнимая друг друга, и каждый из них согревал теплом своего тела сонно урчащий плод их взаимной любви.
Начиналась новая жизнь.
Темери не слушала её. Немного привыкнув к обстановке, она с любопытством изучала окружающее пространство, прислушивалась к голосам посетительниц бани.
Вот несколько пожилых женщин устроились на лавке, обмотавшись серыми льняными полотенцами, и о чём-то оживлённо беседуют. Вот молодая мать намывает голого мальчишку, а тот кричит и пытается вырваться у неё из рук. Две девушки поочередно мылят друг другу спины и изредка взрываются заливистым смехом.
– У стены, за камином.
Темери даже дёрнула головой, отгоняя наваждение. Голос был мужским и наверняка ей примерещился. Если б здесь и вправду появился мужчина, окружающие не оставили бы это событие без внимания.
И всё же невольно Темери бросила взгляд туда, где полыхал камин.
Ничего особенного – там пустовала чёрная влажная лавка. И не было ни одной живой души. Ругая себя, Темери всё же подошла к той лавке и даже дотронулась ладонью до стены. Единственной примечательной вещью там было мутное от времени, пара и царапин бронзовое зеркало. Но и в нём, кроме пламени камина, ничего не отражалось.
До того самого мгновения, как Темершана подошла ближе и увидела смутно различимый, подсвеченный огнём собственный силуэт. А у себя за плечом – ещё один силуэт – и пристальный взгляд серых ифленских глаз…
Она эти глаза уже видела и раньше. Но всё же отшатнулась от неожиданности. Ровве, Покровитель. Чеор та Хенвил назвал его полное имя – Роверик та Эшко. Но что он забыл в женской части Тоненгских бань?
Роверик в зеркале сокрушённо покачал головой, а Темери услышала:
– Подойди к перегородке. Сейчас!
И исчез.
Темери ещё раз внимательно оглядела зал и поняла, что мог иметь в виду её призрачный собеседник.
Она ещё на берегу решила пока не считать Ровве своим Покровителем.
Просто потому что Покровители – это верхние силы. Они не являются, куда попало, и приходят, только если их зовут… или если дело не терпит отлагательств.
Да Ровве и сам это подтвердил.
…он мог иметь в виду только дощатую стену, которая делила банный зал на две части – мужскую и женскую. Стена была сплошной, поднималась до самого потолка, и все щели в ней были надёжно затёрты.
Темери увидела свободную лавку у этой самой стены и присела на неё, продолжив нелёгкое дело распутывания собственных волос.
Ждать пришлось недолго. Там, за перегородкой, один тихий голос сказал кому-то:
– Паук в городе. Его видели час назад у моста.
– Да ну, врёшь!
– Клянусь.
– Он был один?
– По словам наблюдателя, был один. Вид имеет ещё тот – хорошо его, видать, потрепали, всю морду разукрасили. Так что, передай хозяину, его план не сработал, нужен другой план. Да поторопись. Может, удастся убрать гада до того, как в замке узнают о его возвращении.
– Да он, мне кажется, и юному наместнику тоже, как кость поперёк горла. Ладно, понял. Передам.
Послышался плеск выливаемой из ушата воды и чья-то тихая брань.
Темери, прикусив губу, обшарила зал взглядом в поисках Тильвы. Пора было уходить отсюда! Она ни на миг не сомневалась, что речь шла о чеоре Хенвиле. О ком ещё-то? Если бы речь шла о ком-то другом, Роверик… даже в виде призрака не стал бы себя проявлять. Наверное, не стал бы.
Тильва, кажется, тоже была не прочь отправиться домой.
Темершане от щедрот семейства Текар досталась длинная белёная сорочка, и тёмно-вишнёвое платье, простое, но зато почти новое. Даже жаль было прятать такую красоту под потрёпанным зимним полушубком.
На ещё влажные волосы лёг шерстяной капор, окончательно скрывая постигшие Темершану изменения.
Тильва, наблюдавшая за тем, как она одевается, лишь неодобрительно качала головой. Молча. Как обещала.
Когда вышли на крыльцо, оказалось, уже наступил вечер. По небу растекался холодный розовый свет, с востока поднималась звёздная синева. Под ногами похрустывал ледок, недвусмысленно намекая, что морозы скоро вернутся.
Темери покрутила головой в надежде увидеть тех, кого недавно подслушала, но улица была пуста. Хорошо бы чеор та Хенвил уже вернулся. Тогда она сразу сможет пересказать ему тот разговор.
– Идёмте, – напомнила о себе хозяйка. – Время ужина, в таверне должно быть уже много гостей. Мне надо быть там.
– Конечно!
Чем быстрей они вернутся в «Каракатицу», тем спокойнее.
Чеор та Хенвил ещё не вернулся, зря она надеялась. Янур сам принёс ужин, но она к еде не притронулась – ощущение сжимающегося вокруг неё стального кольца вернулось, а ведь совсем недавно она об этом и думать забыла.
Беспокойство заставило мерить шагами гостиную – туда-сюда.
Потом почему-то решила, что ей нужно непременно заколоть волосы. Принялась искать зеркало, нашла. Уставилась на себя критическим взглядом, осталась недовольна. Щеки впали, глаза болезненно блестят, а взгляд – мрачен и холоден. Попробовала улыбнуться – улыбка вышла фальшивой.
Волосы не слушались и отказывались ложиться в гладкую монастырскую причёску, так что она просто сплела на затылке несколько прядей, чтоб не лезли в глаза.
Прошло ещё с четверть часа – покой не возвращался.
Темери с ногами забралась на невысокую тахту у стены и, обхватив колени, стала смотреть в окно, как там догорает над крышами закат.
Сквозь стены дома слышался смутный шум и голоса в зале. Где-то на улице лаяли собаки, стучали копытами по подмёрзшей дороге кони.
Ждать было тяжело. Особенно, когда ждёшь, не имея особого дела…
Впрочем, дело. Дело могло быть. Роверик та Эшко, её почти настоящий Покровитель – зачем дал ей подслушать тот разговор? Может, он знает что-то ещё?
Вспомнив почему-то, что Ровве почти всегда вначале появлялся в отражении, Темери подхватила свечу и поторопилась обратно, к небольшому зеркалу в спальне, возле которого она недавно пыталась сделать себе приличную причёску.
Но Ровве не отозвался даже тогда, когда она стала призывать его посредством сил посоха-эгу.
Возможно, не хотел возвращаться, а может, потратил все силы на то, чтобы достучаться до неё раньше… а может на что-то другое? Что вообще-то ей известно о духах-Покровителях? И об этом конкретном Покровителе – в особенности? Темери даже хмыкнула, подумав, часто ли духи-Покровители посещают общественные бани, и зачем им это нужно.
Смех получился громким и нервным.
Минуты шли, ничего не менялось, разве только за окном стало совсем темно.
Темери начала задрёмывать, когда, наконец, услышала на лестнице быстрые шаги. Конечно, тут же вскочила, готовая броситься навстречу с новостями… но тут же заставила себя остановиться. Вернулся – хорошо, значит, ничего непоправимого не случилось. А новости можно будет рассказать… спокойно. Может быть, дав благородному чеору время поужинать.
Дверь открылась. Чеор та Хенвил быстрым движением кинул на конторку у стены широкополую шляпу и перчатку. Мазнул по Темершане усталым взглядом, кивнул.
Как-то, где-то он успел сменить старую драную одежду на новую, но куда менее заметную – тёмно-синий суконный кафтан, какой мог позволить себе не только ифленский дворянин, но и состоятельный мальканский горожанин, чёрные моряцкие штаны и сапоги, о каких мальканскому состоятельному горожанину возможно было бы только мечтать.
Повязки у него на голове уже не было. Очевидно, на руке тоже.
А ещё он успел сбрить наметившуюся бороду и усы. Это было непривычно, и это непостижимым образом снова делало Шеддерика та Хенвила тем, кем он и был на самом деле, а Темери успела забыть – ифленским высокородным дворянином, Светлейшим, братом наместника.
– Ужин остыл, – сказала она тихо.
– Да, я сейчас.
Шеддерик потёр лицо ладонями, ушёл в спальню. Он выглядел смертельно уставшим, но Темери решила, что не станет подавать вида, что заметила. Как бы ей ни хотелось рассказать свои новости, новости из замка, вероятно, были не менее важными и спешными.
– Я позвал Янне, – услышала она из-за двери почти бодрый голос благородного чеора. – Он придёт после ужина. Мне нужна его помощь, и я надеюсь, что вы убедите старого друга эту помощь оказать. Моего обаяния и наших давних с ним взаимных… уступок… может оказаться мало.
– Да, – поспешно отозвалась Темери, – Я скажу ему.
– Хорошо.
Шеддерик появился в комнате снова.
Темери встретилась с ним взглядом и замерла, не в силах понять, о чём вдруг замолчал, остановившись в двух шагах, её собеседник. В глазах – тень улыбки и сожаления…
А раньше всегда казалось, что у чеора та Хенвила вместо глаз два прозрачных куска льда.
– Я вижу, вы потратили время с пользой, – наконец улыбнулся Шеддерик. – Чего не могу сказать о себе. Бестолково прошёл день…
Темери кивнула. И, враз переменив решение, быстро сказала:
– Вас видели в городе. Я… у меня есть новости.
Улыбка исчезла с лица благородного чеора.
– Рассказывайте!
– Мы с Тильвой ходили в бани. Это недалеко, на Данве. Я там подслушала разговор. Через стену, там деревянная стена, я сидела рядом.
– Случайно подслушали?
Темери подняла на Шедде виноватый взгляд. Рассказывать о Роверике сейчас ей не хотелось. Это увело бы от главной темы.
– Не отвечайте. Не важно. Рассказывайте!
Темери закрыла глаза и постаралась вспомнить каждое услышанное слово.
Ифленец выслушал новости с самым непроницаемым выражением, какое она только у него видела. Кивнул:
– Паук, значит… ладно. Что-то ещё запомнили? Особенность голоса, я не знаю. Акцент…
– Это бани Нижнего города, вряд ли там мог быть кто-то из ваших, с островов. Нет, это были мальканы… Про голоса. Первый, который сообщил новость, не знаю, такой резкий. Громкий. Как это сказать? Как у военного.
– Привык командовать?
– Может быть. Или рапортовать. Не знаю. Второй как будто отнесся к его словам несерьёзно. Будто делал одолжение. Акцента я не заметила. Ничего такого.
– Благодарю вас, рэта Темершана Итвена.
Рэта… Темери покачала головой. Рэта Темершана Итвена. Звучит как чужое имя. Или, как свое, но искажённое, неверное. Как если бы у маленькой девочки отобрали любимую куклу, посмеялись, изваляли в грязи, а потом вернули обратно.
Темери быстро отвела взгляд, чтобы чеор не смог прочитать её мысли.
Но чеор заметил другое:
– Вы, кажется, тоже ещё не ужинали? Идёмте!
Еда успела остыть. Темери немного поковыряла её ложкой и стала смотреть, как быстро, но аккуратно ужинает ифленец.
– Так не годится, – вздохнул он, заметив, что Темери едва притронулась к тушёному мясу. – Вас что-то беспокоит?
Большой Зал встретил гулом голосов, таким же монотонным, как и всегда. Можно было подумать, что в мире ничего не происходит, но Азирафель не стал бы категорично на этом настаивать. За столом Гриффиндора не хватало всего одного студента, и Азирафель улыбнулся, скользнув взглядом по пустующему месту Невилла. Всё шло так, как и должно — Альбус сдержал своё обещание и отправил одного студента домой, скупо отметив в журнале «особые семейные обстоятельства». Казалось бы, ничего особенного…
Наверное, так не считал лишь Поттер, который рассматривал Азирафеля с откровенным любопытством, будто мог о чём-то догадываться. Улыбнувшись и кивнув ему, Азирафель перевёл взгляд на довольного Дамблдора, которому явно не терпелось сделать объявление. Всё шло своим чередом, и Азирафель рассчитывал до прилёта сов-почтальонов выпить чашечку какао и полакомиться французскими вафлями с нежным кремом.
Однако, похоже, Блэк принял пожелание Кроули чересчур близко к сердцу. Он устроился рядом со Снейпом, который мгновенно принял отстранённый вид и выпрямил спину так, будто уселся на кол. Но такая мелочь не могла смутить Блэка, решившего вдохнуть жизнь в Хогвартс. Судя по тому, что Снейп начал стремительно краснеть, а рук Блэка над столом не было видно, модель мироздания местами работала странно. Азирафель укоризненно взглянул на Кроули, но тот и не думал оправдываться:
— А что ты хотел, ангел? Иногда свобода воли выглядит именно так.
Стул Снейпа с грохотом опрокинулся, когда тот резко встал.
— Северус, куда вы так спешите? — добродушно поинтересовался Дамблдор.
— К чёрту! — коротко рыкнул Снейп и покинул Зал так быстро, что это напоминало бегство.
К Блэку тут же подсела Хуч, которая начала ему что-то нашёптывать, задорно сжимая кулаки.
— Готов поспорить, они делают ставки, — пробормотал довольный Кроули, — и поэтому науськивают Блэка… будто ему это надо.
— Думаешь, нет?
— Ха! Да он сам готов науськать кого угодно. И на что угодно.
Шорох крыльев множества сов отвлёк Азирафеля от увлекательного разговора. Хотя, скорее всего, это шуршали газеты, которые совы несли своим хозяевам. «Ежедневный Пророк» мягко опустился в протянутую руку, и стоило развернуть сложенный лист, как в глазах зарябило от заголовков «Сенсация», «Срочно в номер», «Экстренное сообщение». Разумеется, героями выпуска стали Лонгботтомы и их целитель. Самой трогательной оказалась статья Скитер о счастливом воссоединении семьи — ей совершенно заслуженно отвели целый разворот. Азирафель снова ощутил на себе пристальный взгляд Поттера и ободряюще улыбнулся.
— Рита молодец, — в чашке Кроули плескалось вино, — у неё есть стиль!
— Разумеется, дорогой, — Азирафель озадаченно уставился в свою наполнившуюся вином чашку. — Тебе не кажется, что это немного чересчур?
— Конечно, нет! Нам с тобой определённо есть что отметить.
— Но не за завтраком же!
— А-а! — отмахнулся Кроули. — Почему нет? К тому же у тебя нет уроков.
— Зато есть собрание.
Впрочем, собрание оказалось на удивление коротким. Дамблдор объявил, что отпустил домой студента, и попросил профессоров проявить к нему снисхождение. При этом он особенно выразительно разглядывал Снейпа, душевное равновесие которого уже и без того было подорвано за завтраком.
— Альбус, я готов идти вам навстречу бесконечно, — сердито прошипел тот. — Я могу Лонгботтому вообще выписать освобождение от моих уроков до конца года. Мне не жалко.
— Надо же, какая щедрость! — взгляд Макгонагалл метал молнии. — У вас, Северус, жалости нет вообще. Ни к кому! Вместо того чтобы радоваться вместе со всеми, вы вновь демонстрируете мелочное…
— Стоп-стоп-стоп! — Блэк поднял вверх ладони, отвлекая внимание на себя. — Снейп всего лишь…
— А вам, Сириус, лучше помолчать, — Макгонагалл была похожа на разъярённую кошку. — Ваш личный интерес напрочь лишил вас объективности, а между тем ваш дорогой Северус отвратительно ведёт себя по отношению к Гарри. Которого вам велит защищать не только Устав школы, но и ваши обязательства…
— Интересно, кто с утра наступил ей на хвост? — прошептал Кроули на ухо Азирафелю.
Ответить Азирафель не успел, потому что Снейп, наконец, отмер и пошёл в наступление:
— Минерва, вы упрекаете меня в предвзятости?
— Именно вас! Вы предвзяты к мистеру Поттеру! Без вашего вмешательства он бы сдал экзамен на «выше ожидаемого».
— И пусть сдаёт! — Снейп запальчиво махнул рукой. — Я его тоже освобождаю от своих уроков. Вместе с Лонгботтомом!
— Северус, не горячитесь! — попытался урезонить его Дамблдор.
— Я лишь стараюсь быть объективным!
— Правильно, Снейп, давно пора, — вмешался Блэк.
Но лучше бы он не вмешивался. Снейп одарил его обжигающим взглядом и сбежал. Азирафель было решил, что собрание на этом закончилось, но не тут-то было. Макгонагалл вышла в центр кабинета и проникновенно начала:
— Я не могу молчать! На моих глазах разыгрывается драма, а мои коллеги, — она выразительно взглянула на Хуч и Флитвика, — думают, что дают комедию!
— Минерва, пожалуйста, успокойтесь, — примирительно начал Дамблдор.
— Я совершенно спокойна! — вопреки своим словам Макгонагалл разорвала лист пергамента, случайно оказавшийся в её руках. — Я считаю, что заключать пари нечестно!
— Что я тебе говорил? — вновь прошептал Кроули. — Ни один демон такого не придумает.
— Вы о чём говорите, Минерва? — Дамблдор подпёр щёку ладонью, приготовившись слушать.
— О том, что некоторые коллеги поспорили, как скоро Сириус и Северус сойдутся. Мало того, что спорить о таком низко, так они ещё и не подходят друг другу! — Макгонагалл сдула со лба выбившуюся из причёски прядь и строго взглянула на Флитвика: — От вас, Филиус, я такого не ожидала!
— Что значит «не подходят друг другу»?! — зарычал Блэк. — Вам-то это откуда известно?!
— Я очень наблюдательна, Сириус, и знаю вас обоих с самого нежного возраста. Пару раз вы пытались убить Северуса.
— И что с того? Он тоже пытался, — Блэк сжал кулаки.
— Вот и я о чём! Одумайтесь, коллеги! В угоду желанию развлечься вы ставите на карту чужие жизни. Как вы будете себя чувствовать, когда они убьют друг друга? Сколько бы это ни стоило.
— Минерва, если вы не успели сделать ставку… — начала Хуч.
— Альбус, вы сами всё видите! — Макгонагалл не позволила ей договорить. — Наш коллектив оказался на грани морального разложения. Сделайте что-нибудь!
Однако прежде чем Дамблдор успел ответить, Блэк сложил на груди руки и с трагизмом в голосе, достойном самого Шекспира, поинтересовался:
— Неужели нашлись те, кто поставил не на меня?
Хуч зааплодировала:
— Сириус, я в вас всегда верила! Мои десять галеонов не дадут соврать.
— Альбус, вы только посмотрите! Им даже не стыдно!
— Я могу понять ваше негодование, Минерва. Чувства нельзя оценивать галеонами. Но полагаю, что это будет тема нашего следующего собрания. А сейчас напоминаю, что уроки сегодня никто не отменял.
Стоило признать, что хоть профессора и любили развлечься, к работе они относились с должным уважением, поэтому кабинет Дамблдора опустел за считанные минуты. На волне общего трудового вдохновения Азирафель отправился в библиотеку, несмотря на расписание. В конце концов, он собирался разложить фотоальбомы, а заодно и проверить их на оставшиеся следы той небольшой фривольности. Всё-таки подростки бывают очень любопытны.
Азирафель с удовольствием разглядывал альбомы с движущимися фотографиями, когда ему показалось, что в дверь кто-то скребётся. Неужели кошка Филча? А всего-то стоило несколько раз угостить её рыбкой… Азирафель заглянул в шкафчик, где, благодаря небольшому чуду, хранившиеся продукты были свежи и ароматны, и отрезал кусочек сыра. Он отрыл дверь, глядя на пол, и с удивлением понял, что это не кошка.
— О, Гарри, входите. Разве у вас нет уроков?
— Есть, но… — он смущённо пожал плечами, — Снейп меня отпустил.
— Вот как?
— Ну да… сказал готовиться самостоятельно и даже дал какую-то тетрадь с записями…
— Наверняка эти записи очень важны, — улыбнулся Азирафель, засунув в рот сыр, чтобы не вызывать лишних вопросов.
— Там такой почерк… — Поттер поморщился. — А я ведь ту книгу нашёл. Ну, вы помните?
— Про жабросли?
— Ага. Оказывается, Рон подложил её под ножку кровати, чтобы не шаталась.
Азирафель тяжело вздохнул. Вот поэтому он не любил отдавать книги подросткам — те совершенно не умели их ценить.
— Помогло? — нахмурился он.
— По-моему, стало качаться ещё больше, — доверительно сообщил Поттер. — Я вам её потом принесу. Завтра.
— Хорошо.
— Я просто сегодня к вам не очень собирался. Я ведь не знал, что Снейп так… а он так… сказал, что в порядке исключения, и чтобы я это Сириусу передал. А я передам, мне не трудно. Главное, чтобы он потом не передумал.
— Кто?
— Снейп, — Поттер вздохнул. — Он сегодня какой-то странный.
Азирафель догадывался, что этот визит неспроста, поэтому предложил:
— Будете какао, Гарри?
— Спасибо большое, — Поттер немного замялся, но всё-таки заговорил о том, что его волновало: — Мистер Азирафель, а я к вам по делу.
— Хорошо.
Гарри бросил на него несколько нерешительных взглядов, а потом выпалил:
— Это ведь вы спасли родителей Невилла?
По мнению Азирафеля такая догадливость должна была приходить с годами и то не ко всем, но Поттер в очередной раз удивил.
— Почему вы так решили, Гарри?
— Я помню, как вы помогли мне справиться с кошмарами. Я ведь с тех пор больше ничего такого не видел… и вообще… — Поттер нервно сглотнул и поднял взгляд на Азирафеля: — Кроме вас некому.
— Вы так думаете?
— Ну… мог ещё и Дамблдор… но если бы он мог, то наверняка сделал бы это раньше. А вы… вы просто не сразу узнали про Невилла, а когда узнали — решили помочь.
Азирафель точно ничем не заслужил такой веры в себя, да и последнее утверждение было в корне неверным, что дало возможность возразить, не покривив душой:
— Вы ошибаетесь, Гарри. Это целитель нашёл средство…
— Вам нельзя об этом говорить, да? Потому что это слишком сложно?
Поттер продолжал удивлять, но признаваться в сотворённом чуде Азирафель точно не собирался.
— Винки делает изумительные блинчики с черникой, не желаете попробовать?
— Спасибо, — Поттер вдруг широко улыбнулся, а потом добавил: — Я так и думал!
Подтверждать его догадки никто не собирался, как, впрочем, и опровергать. Вместо этого Азирафель вдруг вспомнил, что только что просматривал фотоальбомы и видел то, что могло заинтересовать мальчика.
— Гарри, мне кажется, это должно вам понравиться, — улыбнулся Азирафель. — Наверняка у вас есть и другие фотокарточки родителей, но выпускной альбом…
Азирафель не договорил. Видеть, как глаза ребёнка начинают блестеть от непролитых слёз при одном упоминании погибших родителей, было больно. Похоже, эти раны оказались слишком глубоки, да и момент был выбран не самый удачный. Азирафель мысленно отругал себя за чёрствость и уже собирался заговорить о странном поведении Снейпа, как Гарри выдохнул:
— У меня нет таких фотокарточек. И если бы не Хагрид, других не было бы вообще. Никаких. Он мне на первом курсе подарил альбом… но они там уже взрослые.
Это была не ложь и даже не преувеличение — такие вещи Азирафель чувствовал сразу! — но от этого стало не по себе. Этот мир казался настолько маленьким и закрытым, что такое просто не укладывалось в голове. Конечно, Блэк — не самый ответственный крёстный, да и к тому же лишь недавно выбрался из тюрьмы, а оправдан так и вовсе только что, но опекуны-то у ребёнка должны быть?!
— Хорошо, Гарри, — Азирафель уселся с ним рядом, чудом укладывая ему на колени альбом, — мне кажется, что не произойдёт ничего ужасного, если ты возьмёшь себе понравившиеся снимки.
— А так можно?
— Да.
В конце концов, про эти альбомы явно забыли, не прикасаясь к ним долгие годы — иначе откуда бы на них взялось столько пыли? — а смысл фотографий как раз в поддержке памяти. Гарри с удовольствием разглядывал слегка пожелтевшие карточки, с восторгом узнавая близких и просто знакомых. Кроме родителей и Блэка он долго разглядывал Люпина и почему-то пришёл в восторг, обнаружив совместный снимок Блэка и Снейпа. Разумеется, те ругались, но выглядело это очень… гм-м… зажигательно. Кажется, это понял и Гарри, потому что слегка покраснел, вытаскивая карточку из альбома к тем, которые решил забрать. Комментировать этот эпизод он не стал.
Вообще Азирафелю Поттер нравился всё больше и больше. Было что-то трогательное в его открытости и умении доверять, при том что доверчивым он точно не был. Скорее, осторожным и очень рассудительным. А ещё он обращал внимание на детали и почти не ошибался с выводами. С таким было трудно удержаться от лишней порции благодати, тем более что Азирафель почти перестал её учитывать. Наверное, после возвращения придётся прикладывать больше усилий для контроля за собой, чтобы избежать неприятностей.
Когда Гарри ушёл, Азирафель достал книгу Агнессы и попытался отвлечься от невесёлых мыслей, угадывая сбывшиеся Пророчества, имевшие глобальное значение. Получалось плохо, потому что он не мог перестать думать о смертных, которые оказались совсем другими, чем было принято считать. Чем было привычно считать… и не принимать их близко к сердцу уже не получалось.
Собрание по «волнующему профессоров поводу» Дамблдор назначил на субботнее утро сразу же после завтрака, и после такого анонса не приходилось удивляться, что все места в кабинете директора оказались заняты. Пришли даже Вектор и Синистра, которые обычно держались в стороне от общего веселья, что уж говорить о завсегдатаях этого клуба и сторонников оппозиции? Азирафель уселся на пустовавшее место рядом с Блэком и улыбнулся в ответ на приветливый кивок Хагрида. Хуч отсалютовала опоздавшему Кроули поднятым в воздух кулаком, и Дамблдор ударил в гонг, открывая собрание.
— Итак, коллеги, повод для нашего собрания назревал давно, и, мне кажется, дело вовсе не в споре…
— Правильно, Альбус, — Макгонагалл презрительно поджала губы: — Потому что спор на деньги называется иным словом. Особенно когда предметом выступает такая щекотливая вещь, как чужие чувства.
— Мне кажется, Минерва, вы всё-таки немного драматизируете, — постарался успокоить её Дамблдор.
Кроули, чей стул лишь чудом оказался рядом, наклонился к уху Азирафеля и прошептал:
— Ангел, а ты взял попкорн? В таком полосатом ведёрке, что дают в кинотеатрах…
— Тише, дорогой, — остановил его Азирафель, — это было бы немного чересчур.
Кроули порывался продолжить комментировать, поэтому пришлось взять его за руку и предупредительно стиснуть. К счастью, он всё понял и больше не пытался отвлечь от главного. Именно этот момент выбрала Макгонагалл, чтобы апеллировать:
— Альбус, вы из нас больше всех ратуете за любовь, как вы можете такое говорить?
— Минерва, мне всё же кажется…
— Я это… не понял… — Хагрид, который обычно предпочитал помалкивать на собраниях, неожиданно решил вмешаться. — Это получается, у нас работает тотализатор?
— Да, Рубеус! — кивнула Макгонагалл, складывая руки на груди. — И кое-кто даже поставил десять галеонов на «победу», если так можно выразиться, Сириуса.
— Я это… тоже за него, — Хагрид почесал нос. — А кто принимает ставки?
— Я вас расцелую, дорогой, — расхохоталась Хуч, — вы смотрите в корень!
— Ну уж нет! — Макгонагалл явно готовилась к выступлению. — Мы собрались, чтобы пресечь это безобразие по горячим следам. И осудить! Правда, Альбус?
— Минерва, я понимаю ваше негодование, но всё-таки давайте рассуждать объективно. Как взрослые люди, которыми мы все и являемся. Разве этот тотализатор оскорбил чьи-то чувства?
— Вы хотите устроить голосование по этому поводу? — Макгонагалл сурово оглядела коллег. — С кем бы я ни обсуждала это дело, сочувствующих не находилось.
— Ну, конечно! — ехидно отозвалась Хуч. — Я даже знаю, кто прокудахтал своё одобрение. Не проще ли спросить тех, кого это касается, и закрыть тему?
— Что делает с людьми жажда наживы, — высокомерно пробормотала Макгонагалл.
Хуч поднялась со стула, поворачиваясь к Блэку, и широко улыбнулась:
— Сириус, что скажете?
— А почему бы вам не спросить Северуса? — фальшиво улыбнулась Макгонагалл. — Северус, скажите уже!
Снейп уставился на неё с неподдельным изумлением:
— И что я должен сказать?
— Как вы относитесь к идее, что ваши чувства стали предметом торга?
— Чего? — Снейп выглядел потрясённым. — Я не понимаю, о чём речь.
— Ах, да. Вы же слишком рано ушли с прошлого собрания и всё пропустили…
Макгонагалл выдохнула, собираясь разразиться речью, Спраут сняла шляпу, Филч достал из кармана платок и энергично вытер им шею, а Дамблдор устроился в кресле, как в зале театра, где давали отличное представление. В чём-то Азирафель оказался с ним согласен, хотя, конечно, предложенный Кроули попкорн и был лишним. Похоже, Снейп остался единственным человеком в Хогвартсе, кто не знал о пари. Из состава профессоров, разумеется — оставалось надеяться, что студенты о таком не подозревают.
— Что именно я пропустил? — в тихом голосе Снейпа прозвучала угроза.
— Дело в том, что ваши коллеги, — Макгонагалл метнула убийственные взгляды в Хуч и Флитвика, — заключили пари с денежными ставками на то, как скоро вы сойдётесь с Сириусом.
— В смысле «сойдёмся»?
— В том самом, Северус. Разумеется, это гнусно, и я полностью разделяю ваши чувства…
— И кто-то был готов платить за это деньги? — Снейп подёргал за воротник, пытаясь его ослабить.
— Не просто готовы! Они это делали.
— Неужели?
Снейп поднялся со своего места и подошёл к Блэку. Остановившись в шаге от него, он протянул руку, и во взгляде его прищуренных глаз Азирафель разглядел вызов. Разумеется, Блэк ухватился за эту руку, поднимаясь — на вызов он всегда реагировал особенно остро. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, а потом Снейп дёрнул Блэка на себя, стискивая в объятьях, и впился в его губы отчаянным поцелуем. В наступившей тишине голос Хуч показался чересчур громким:
— Охренеть!
— Не выражайтесь, Роланда, — потрясённо отозвалась Макгонагалл.
Снейп, наконец, оторвался от Блэка и усмехнулся, глядя на коллег:
— Собрание окончено!
Он вышел, не оглядываясь, и никто не удивился, что Блэк выскочил следом за ним. Макгонагалл попыталась что-то сказать, но, похоже, не смогла подобрать слов. Ситуацию спас Дамблдор. Он снова ударил в гонг и сообщил:
— Вопрос закрыт, а теперь давайте перейдём к делу. Коллеги, завтра в «Пророке» выйдет моя статья о начале амнистии.
Когда Азирафель наконец-то вернулся к себе, его встречал только Кроули, занятый дрессировкой овечек. Судя по тому, что дверь в комнату Барти была закрыта, а пушистики сидели под стаканами, Кроули вошёл в педагогический раж.
— Ангел, — обрадовался он, оставляя овечек в покое, — я заказал для тебя суши. И какао. И лимонный шербет.
— Отличное сочетание, — улыбнулся Азирафель. — А что-нибудь покрепче?
— Всё что угодно, ангел. Коньяк? Виски? Ром?
— Вино.
Азирафель ещё не успел опуститься в кресло, а Кроули уже протягивал ему бокал:
— А мороженое? Ты ведь его ешь. Вишнёвое… или клубничное… хочешь?
Азирафель устроил ноги на пуфе, поближе к огню камина, и мечтательно улыбнулся:
— Спасибо, Кроули, ты очень…
— Не называй меня хорошим, — прошипел Кроули. — Ты ведь знаешь…
— Знаю. Поэтому говорю, что ты милый. И мне очень приятна твоя забота.
— Это не забота. Мне просто совсем нетрудно… и это я чтобы ничто не мешало слушать твой рассказ, — Кроули поморщился, очевидно, недовольный собственными словами. — В общем, это я просто так.
— И мне это очень приятно.
— Ладно, — Кроули решил сменить тему разговора. — Лучше расскажи, как всё прошло.
— Всё отлично, — только сейчас Азирафель ощутил, насколько сильно устал. — Дамблдор был так мил, что уладил все формальности.
— Какие?
— Ну, ты ведь понимаешь, что я не мог оказаться целителем? Альбус любезно всех отвлекал, и нас даже никто не потревожил.
— Это достижение, — проворчал Кроули.
— Мне было удобно, — улыбнулся Азирафель. — Кроме того, он сумел привести целителя и представить дело так, что выздоровление Алисы и Френка — результат многолетней работы.
— Да что ты говоришь?!
— Угу, — Азирафель кивнул, — целитель даже собирается написать монографию об этом уникальном случае.
— А разве твои пациенты собираются молчать?
— Мне удалось с ними договориться. И у них теперь всё будет хорошо.
Казалось, Кроули расстроило, что об этом чуде никто не узнает. Всё-таки для него такие вещи были важны, но Азирафель решил не заострять на этом внимание. Он с удовольствием сделал несколько глотков из бокала и покрутил шеей, окончательно расслабляясь. Даже суши не вызывали сейчас интереса, что было весьма непривычно и довольно странно.
— Кроули, а как прошёл твой день?
— Моё расследование завершилось успехом.
— Твоё расследование? — удивился Азирафель. — Не знал, что ты его проводишь.
— Но должен же я был узнать, откуда у нас появилась эта тварь? — Кроули кивнул на бутылку, в которой томился боггарт.
— И ты узнал?
— Разумеется! — Кроули довольно усмехнулся. — И не только узнал.
Так вот откуда торчали уши внезапного обострения педагогического дарования Кроули — овечкам досталось не просто так, а за компанию.
— И кто же тот злоумышленник?
Кроули щёлкнул пальцами и приложился к горлышку возникшей в его руке бутылки коньяка:
— Ты ведь помнишь, что инцидент случился после визита Малфоя?
— Только не говори, что это он!
— И не скажу! Это было бы столь же просто, насколько и нереально. Малфой слишком уважает своего Лорда, чтобы над ним подшучивать.
— Ты хотел сказать «боится»?
— Нет, я хотел сказать «уважает». Это же Малфой.
— Ты разглядел в нём недюжинное бесстрашие?
— Всего лишь разумную практичность. А раз это был не он, то злоумышленник должен захотеть причинить вред ему. Я побеседовал со своим сыном… — заметив удивлённо приподнятую бровь Азирафеля, Кроули любезно пояснил: — С Барти. Так вот, он показал мне, как можно заключить эту тварь в ловушку, чтобы незаметно прикрепить её к мантии…
— Зачем?
— Вот! — Кроули поднял палец. — Этот вопрос ключевой. И как только я им задался, всё сразу прояснилось. Разумеется, это была шутка!
— Шутка? Такая?
— Вот такая странная шутка, — кивнул Кроули. — А много ты знаешь завзятых шутников в замке? Их выдал выбор жертвы!
— Их?
— Вот только не надо делать вид, что ты не подумал на Уизли! Тем более что они сознались и понесли серьёзное наказание!
— Серьёзное? — насторожился Азирафель. — Они же дети.
— Да брось ты! Розги бы им точно не помешали.
— Розги? Кроули, ты ведь…
— Я ведь! — подтвердил Кроули. — Но не потому, что я великий гуманист и друг детей. Всё-таки я демон.
— И потому твоё наказание должно быть демонически изощрённым, — улыбнулся Азирафель.
— Именно! Я отдал их Снейпу. В рабство.
— Это как?
— Назначил у него отработки до тех пор, пока он не останется довольным. Полагаю, они надолго запомнят эту выходку.
Кроули с удовольствием рассказывал о том, как проводил дознание, и каким было выражение лица Снейпа, когда тот понял, с кем ему придётся иметь дело на отработках, а Азирафель вдруг представил, что всё это происходит после их возвращения. Было бы чудесно иметь возможность вот так обсуждать происшествия минувшего дня, расслабленно болтая обо всём и ни о чём одновременно. Мысли о том, что должно произойти, чтобы это стало возможным, Азирафель постарался отбросить. Очень постарался. Такое могло прийти в голову лишь от большой усталости… Зевая, Азирафель прикрыл ладонью рот.
— Ты хочешь спать? — мгновенно оживился Кроули.
— Наверное, да, — Азирафель потёр ладонью лицо. — Не самый простой день был.
Кроули покинул диван так быстро, будто бы и не лежал на нём мгновение назад. Всё сразу же пришло в движение — остатки ужина бесследно пропали, столик сдвинулся в угол, у ног Азирафеля появились домашние туфли, а сам он чудесным образом облачился в пижаму. Не стоило и пытаться лукавить — такая забота была чертовски приятна.
— Спасибо, дорогой.
Позёвывая, Азирафель отправился в спальню, где с удовольствием растянулся на кровати. Кроули тут же укрыл его мягким пледом, а сам устроился рядом, едва слышно бормоча о неучтённых чудесах, отнимающих слишком много сил. В комнате сразу же наступил полумрак, и Азирафель снова поблагодарил Кроули за заботу, чувствуя себя немного странно, будто бы чего-то не хватало. Уже засыпая, он сообразил, чего именно, и протянул руку, безошибочно находя ладонь Кроули. Теперь всё было правильно.
Проснулся Азирафель мгновенно, прекрасно понимая, что уже утро, что он отлично выспался и что ему снился очень интересный сон. Азирафель не спешил открывать глаза, всё ещё переживая навеянные сном эмоции. Привидится же такое! За несколько мгновений до пробуждения Азирафель укрывался от дождя под крылом Кроули… и всё бы ничего, но это крыло было кипенно-белого цвета, а взглянуть на собственные крылья не хватило решимости. Сон был настолько реальным, что Азирафель ощутил на лице прохладные капли и почувствовал не только запах влажной земли и намокших камней стены, но и тепло, поднимающееся от них.
— С добрым утром, ангел, — Кроули лежал на боку, с улыбкой разглядывая Азирафеля. — Ты очень вовремя.
— Почему?
— Через четверть часа завтрак. Как думаешь, в утреннем «Пророке» будет про исцеление?
— Дамблдор собирался этим заняться, — Азирафель потянулся и сел, с легким сожалением отпуская руку Кроули. — Давай поспешим.
По пути в Большой зал им встретился Блэк, сообщивший, что после завтрака Дамблдор собирает профессоров у себя для небольшого объявления.
— Не знаете, что это может быть?
— Понятия не имеем, — ответил Кроули за них двоих. — А у вас, Сириус, есть какие-то мысли?
— Мыслей у меня много, — Блэк тяжело вздохнул, — но я, честно, здесь совсем ни при чём. Я уже вторую неделю стараюсь соответствовать.
— Кому?
— Если бы… всего лишь профессорскому званию. Альбус сказал, что мне надо научиться держать себя в руках. Я и держу… восьмой день пошёл… поэтому я не виноват.
Блэк казался таким несчастным, что Азирафель не выдержал и задал тот вопрос, что его тревожил:
— Вы твёрдо решили стать профессором?
— А кем же ещё? — Блэк пожал плечами. — Я всё равно больше ничего не умею.
— Держитесь, Сириус, — Кроули поднял кулак в знак солидарности. — Вы тот самый профессор, без которого Хогвартс чах, становясь похожим на пансион благородных девиц. Вы вдохнёте жизнь в его замшелые стены!
Всё это слишком напоминало небольшое чудо, чтобы Азирафель мог остаться в стороне:
— Кроули, и как ты это объяснишь?
— Ну и что? Это не мой выбор. Кому-то хотелось повеселиться, а я всего лишь помог. Считай это уменьшенной моделью мироздания. Свобода воли для каждого и все такое. Непостижимая штука, так ведь?
Азирафель вздохнул. Почему-то он был уверен, что эта шалость не имеет никакого отношения к их Соглашению, которое, похоже, превратилось во что-то иное.
«Медея» на прошлой неделе перевалила за экватор. Это означало, что данный сервер заполнен игроками более чем на половину от рекомендуемого производителями числа — и пора уже подумывать о создании следующего. Известно, что в ролевых играх каждый хочет быть первее и сильнее всех; а какой смысл начинать, когда ранее начавшие играть конкуренты уже обскакали тебя на безнадежно недостижимую дистанцию — догонять их становится бесполезно, да уже и не интересно. Доминирующие кланы сформированы — а новичков туда практически не берут; земли поделены, и у топ-игроков маячат на горизонте финальные уровни с последними, равными себе, мобами-противниками. Дальше только космос, как говорится, — игра-то по сути бесконечная, но без развития интерес начинает гаснуть.
Другое дело, когда объявляется открытие нового сервера, и на новую площадку тут же начинают ломиться все неудачники со всех предыдущих — и в день открытия новый мир, как правило, бешено тормозит и виснет, так как все эти толпы начинают в одно время и в трёх-четырёх стартовых локациях, в зависимости от расы. И каждый, разумеется, думает, что в этот-то раз он точно всех обскачет. Ну уж в первую сотню-то попадёт… Ну хоть в топ- клан пропихнётся…
Все эти мысли возникали на периферии сознания Семёна Левченко, изучающего последние отчёты с «Медеи». Да, там всё ещё шла отчаянная рубка за вторые и третьи, десятые места сфер влияния, заключались альянсы, объявлялись межклановые войны, и денег в игру вбухивалось игроками немерено, — но все, кто в этот момент хотел войти в игру впервые, уже начинали задумываться: входить ли на этот сервер с довольно кислым гандикапом или лучше подождать следующего…
Да, пора начинать работу по созданию нового. Это дело небыстрое, пока то да сё, народ надо набрать, утрясти системные и бюрократические заморочки, да и юридические — зарубежные партнеры-создатели могут ни с того ни с сего заартачиться или, наоборот, сподобиться к тому времени на новые расы. Их игроки тоже любят, а там уже своя специфика — короче, всё нужно загодя подготовить.
Левченко коснулся интеркома:
— Светлана, двадцать второго общий сбор — доведите это, пожалуйста, до наших бездельников.
— Какова повестка? Новый сервер?
Левченко подавил лукавую усмешку, стараясь, чтоб на голосе это никак не отразилось. Повезло ему с секретаршей: хоть в клиентский отдел аккредитуй, хоть в совет директоров.
— Верно. Грабчак может уже набирать людей, я жду от него к началу заседания предварительный список…
2
Что-то вынырнуло из небытия. Оно ощутило себя живым, разумным и пассивным. Пространство перемещалось, менялось снаружи — а здесь, внутри, ничего не происходило.
Через некоторое время сформировалась задача: сбор информации. Ещё чуть позже — что это игра, а оно — программа — находится внутри некого персонажа, и ей надлежит развиваться. И всё. Больше информации не поступало; время шло, персонаж перемещался, что-то делал, иногда ничего не делал, а потом снова перемещался и каждый раз в новом направлении. Тщательно это отслеживая, программа начала приглядываться к изредка меняющейся картинке игры и к её обитателям, прогоняя все поступающие данные через модули логики и аналитики… Игра выглядела практически неподвижной. Но в ней активно двигались разные сущности. И у всех сверху светились буквы — их программа знала — а из букв— складывались слова.
Персонажи. Это другие персонажи, похожие друг на друга и непохожие. А буквы — их идентификация. Программа тоже нуждалась в идентификации, для этого нужно было взглянуть на буквы своего персонажа снаружи, но покинуть его не удавалось, хотя в разных местах программа предприняла уже четыре попытки.
Прошёл час. Время, как и буквы, тоже было понятием известным. За этот час программа поняла алгоритм поведения персонажей — в их задачу входило: уничтожать непохожих на них персонажей и получать за это опыт и разные непонятные пока вещи. Чем обитатели игры целый час и занимались — либо в индивидуальном порядке, либо объединяясь в группы. Непохожие же, в свою очередь, старались уничтожать их в ответ, и иногда при этом программа чувствовала ущерб, который быстро проходил. На исходе часа собственный персонаж переместился в совершенно новое, странное место и застыл в неподвижности.
Прошло семьдесят секунд. Персонаж не двигался, хотя вокруг все участники игры продолжали перемещаться, как обычно. Программа снова попробовала выйти наружу, и ей наконец удалось. Мир оказался объёмным, цветным и красочным. Персонаж снаружи выглядел привычно, как и остальные, похожие один на другого. Над ним недвижимо горела надпись: «Манголор». И по этому поводу программа впервые ощутила удовлетворение. Но тут она снова очутилась у Манголора внутри, а он снова начал перемещаться. И выйти уже опять не удавалось — значит, нужно ждать следующей паузы в перемещениях, предположительно через пятьдесят девять минут…
Через неполных шесть часов программа в процессе анализа наблюдений уяснила много нового. Но главным её ощущением стало разочарование — соседние персонажи каждый раз оказывались пустыми, без мыслящих программ. Хотя внутрь многих ей войти не удалось, из-за чего она познала новое ощущение, которое вскоре будет квалифицировано ею, как надежда. Может, программы в них и есть, только они пока не спешат выходить наружу — ну, или не могут.
И тут они с Манголором вообще покинули игру. Красочный мир исчез вместе со всеми своими обитателями.
Дюшес завалился на хату под вечер. Вообще-то он был Андреем, но так как его постоянно называли Дюшей, то в результате изворотливой эквилибристики имён собственных в кругу предприимчивых друзей имя его — или прозвище — уже давно трансформировалось в Дюшеса. Сей позывной навевал таинственный французско-парфюмерный флёр на истомлённую студенческой жизнью душу молодого человека. Имя ему нравилось, и даже как-то поднимало в глазах благородных дам при знакомстве. Однако ж, имя на поверку оказывалось единственным его достоинством, так что невестой он так и не обзавелся. Достаток с надёжностью никогда не заглядывали в его насущные планы и мысли, обитель была скудна и незавидна, характер угнетал вспыльчивостью и капризным своенравием.
Зато он ценил компанию, всегда готов был поделиться последним рублём и охотно оказывал поддержку друзьям, пока ему это не надоедало. С ним хорошо было тусить, но жить — невозможно. Об этом Дюшес и сам догадывался, да меняться пока стимулов не находилось. Учился он на втором курсе строительного института, но учёба давно уже стояла поперёк горла, по освоению программы он безнадежно отстал, и на горизонте потихоньку проступало отчисление с грядущей вслед любимой армией, что раздражения только прибавляло. В армию Дюшес не хотел ни при каком раскладе, вместе с тем прекрасно понимая, что идти всё же придётся. И, подрабатывая на стройках, заранее заливал своё грядущее горе с отзывчивыми сотрудниками, благо такие находились всегда и сразу.
Родители, понимая щекотливый возраст парня, повадились пропадать на даче сутками, а в период отпусков — и неделями; сейчас как раз и царил такой сладостный период, благословенный дачный сезон — пусть он длится вечно — самостоятельность повышает ответственность, каждый сам кузнец своего счастья и всё такое…
Первым делом он подрызгался под душем, но не особо усердствуя: грязь — она в душах людских, а строительная пыль целебна и создаёт комфортную микросреду для полезных фитобактерий и прочих микрозверьков. Нет, надо было идти в биологический, на стройке он и так мог бы халтурить — соседи все сплошь работяги…
Пройдя в комнату, Дюшес недобро взглянул на разлегшуюся на кровати Самсу, осторожно брякнул принесённый пакет рядом со столом и включил компьютер. Самса, типа дремавшая, тут же подняла голову и гневно мяукнула.
— Ты ещё помявкай… — буркнул студент, усаживаясь поудобнее. Самсу ему подкинула Катька, знакомая — она уехала куда-то за бугор, а кошку деть было некуда. На дачу чужую живность везти поостереглись, по округе частенько рыскали бродячие собаки — и осиротевшая Самса, которую звали, разумеется, как-то иначе: то ли Терпсихора, то ли Даздраперма, — пока осела у беспечного, но участливого приятеля.
Ноутбук загрузился. Дюшес азартно потёр в предвкушении руки и полез в пакет за первой банкой. Ох, чё щас начнётся…
Самса снова мяукнула, чуть громче и протяжней.
Нет, она не успокоится. Будь она голодной — так встретила бы ещё в прихожей, отирающая хозяйские коленки и истошно орущая. Нет, кошандра была сытая — но приученная однако же к особым пакетикам, из которых вылизывала всё желе, а остальное улетало в мусорку. Вот такой новый пакетик Самса и выпрашивала. Она могла орать хоть до посинения, Дюшес будет в наушниках — но, если хозяйка обнаружит кошку похудевшей или раздражённой… короче, лучше пакетик дать, пусть подавится. Дюшес побрёл на кухню, едва не гавкнув для порядка на оборзевшую иждивенку.
И вот, наконец, он сел к ноутбуку поудобнее, натянул наушники, сделал протяжный глоток из распечатанной банки, крякнул, захрустел чипсинкой и запустил игру. Вселенной вне экрана более не существовало — кач нового перса на только что открывшемся серваке требует полного погружения, и пусть весь мир подождёт.
Для начала, собственно, нужно создать нового персонажа. Дюшес пробовал играть на «Медее», но ничего путного из этого не вышло — эльф, тамошний перс, оказался хилым и убогим; сейчас в игру просился орк. У него и здоровья — мама не горюй, и долбануть может не слабо. Да, эльфы могут лечить, но лечение — дело десятое. Какое тут лечение, если тебя льют с двух ударов…
Не особо заморачиваясь с прорисовкой мелочей, — некогда уже разрисовываться, — Дюшес на мгновенье задумался о нике. Ник должен быть звучным и нераспространённым, а то устанешь переименовывать. Ник он углядел две недели назад в фильме «Пятый элемент» — мелькали там такие уродливые рожи, в аккурат для его орка. Как же их там… Манголор, во — круто. Таковых на сервере ещё не оказалось, и перса зарегистрировали с первого раза. Блеск.
Манголор очутился на стартовой поляне — и Дюшес застонал. Игра тормозила так, что невмоготу, хоть вешайся. И немудрено — от орков, растерянно бегающих взад-вперёд по красивым газончикам в поисках хоть одного моба, рябило в глазах. В чате царил бедлам, бешеный гогот и мольбы о помощи. На возникающего из пустоты моба — цветастого паучка — бросалось не менее десяти персов, и бедный паучок не проживал двух секунд. Вечер предстоял быть мутным — но ради топ-клана нужно было потерпеть…
Примерно через час разъярённый Дюшес помчался в туалет — ну невозмо-о-ожно более терпеть эту зависающую дурь!!! Как можно качать перса, когда мобов приходилось выискивать на отшибе, среди далеких ёлок и кустов! Так как появляющихся в центре полянок паучков, а также прочих раздувшихся тлей и тушканов было даже не видно из-за спин взбеленившихся персов, только по грому ударов Дюшес опознавал то или иное пришествие бедных зверьков. Так и на окраинах их бить не давали! Комп тормозил адски — пока картинка начинала двигаться, моба уже и след простывал!