Он пришел в себя на каменном полу подземелья. Медленно заполз на тюфяк, свернулся клубком. Казалось, под рубцами на спине что-то шевелилось, Закат с трудом вывернул назад руку, пальцы нащупали влажные, воспалённые раны, отозвавшиеся резкой болью. Закат только крепче стиснул зубы, давя рвущийся из груди всхлип.
Тёмный Властелин тоже жаждал выбить из Героя крик боли, и, в конце концов добившись своего, продолжил мучить ещё изощрённей, наслаждаясь этими стонами, как музыкой.
Закат не хотел доставлять магистру такой радости. Не хотел унижаться — во всяком случае, не в надежде прекратить пытку.
Поэтому он лежал на тонком, пахнущем прелой соломой матрасе и пытался победить боль памятью. Старательно представлял Залесье: как пашут там сейчас землю или, быть может, уже сеют зерно; вспоминал Ро, хмурую разбойницу и одновременно заботливую лекарку; воскрешал в памяти шумные стоянки бродяг, острозубый оскал Пепла, хитрые глаза Искры…
Не получалось. Тщательно нарисованные перед внутренним взором картины раз за разом заслонял собой Герой.
Тёмный Властелин никогда не задумывался, как его враг держался тогда, в самый первый и самый страшный раз, когда ещё не знал, что победит, несмотря ни на что. Как он мог терпеть, когда со спины сходила кожа под кнутом, когда темнело в глазах от недостатка воздуха, когда суставы взрывались болью на дыбе?
Закат думал об этом теперь и чувствовал странную ноющую тоску, какая бывает, когда узнаешь о смерти незнакомого, но хорошего человека.
Герой мог бы быть прекрасным другом. Тот Герой, каким он был много жизней назад.
Одна беда — тому Тёмному Властелину друзья были не нужны.
***
Под утро его снова начало лихорадить. По телу растекался горячечный жар и в то же время от холода стучали зубы, слабость сковывала верней кандалов. Перед глазами вместо снов плавали смутные образы, чудились израненный Герой и подземелья Чёрного замка, где когда-то держали пленников, а потом — яблоки.
Когда его перевернули на живот, Закат даже не сразу понял, что происходит. По спине потекло что-то холодное, чужая ладонь скользнула вдоль рубцов — осторожно, но все равно заставив невольно выгнуться, вжимаясь в тюфяк. Боль, на миг вспыхнув сильней, начала угасать, резкий мятный аромат перебил запахи крови и пота, очищая голову. Закат приподнялся на локтях, оглянулся.
Рядом с ним стоял на коленях Солнцеяр, аккуратно выкладывая на исполосованную спину мазь из плошки. Взгляд он прятал, и Закат, ничего не понимая, спросил:
— Зачем?..
Подавился словами, когда рыцарь вместо ответа резко нажал на рану. Лежал дальше молча, напряжённый, не знающий, чего ждать.
Жар под кожей медленно таял, как растворяется кровь в воде — сначала кажется, что её стало даже больше, чем прежде, а потом не остаётся и следа.
— Почему ты пришел? — снова тихо спросил Закат. В голове толклось слишком много предположений: обманка? Новая пытка? Желание магистра проверить верность рыцаря?
— Потому что не хочу быть чьим-то инструментом, — отрезал Солнцеяр. Пересел ближе, зачерпнул остатки мази, начал втирать в плечи, безжалостно разминая измученные суставы. Закончив и подождав, пока Закат отдышится, добавил уже спокойней: — Если магистр считает нужным отомстить тебе за всю существующую в мире тьму, пусть делает это сам. Не знаю, кто ты и кем был раньше, но для меня ты не похож на зло. Ты нас даже не проклинаешь.
— А я должен? Вы всего лишь делаете то, чему вас учили.
Рыцарь поморщился, встал. Сказал, глядя в сторону:
— Я больше ничем не могу помочь. Мы уйдём из ордена завтра, я и Мирослава. Это она сделала мазь.
Закат кивнул, тихо пожелав доброй дороги.
Он думал, что готов вытерпеть тысячу пыток, если его палачи будут после них так говорить.
***
В окошко проникли первые солнечные лучи, когда дверь камеры снова открылась. Вошедших рыцарей Закат не знал и знакомиться они не собирались — подхватили под руки, поволокли куда-то. Кажется, удивились, когда поняли, что пленник способен держаться на ногах, даже пошли чуть медленней. Им тоже было удобней вести его, а не тащить за собой.
Оставалось радоваться, что мазь на спине давно впиталась и не могла выдать решивших помочь злу.
Они поднялись по нескольким лестницам, прежде чем оказались в узком коридоре. Рыцарь загромыхал ключами, которые, видимо, узнавал на ощупь — свет проникал сюда только сквозь щели меж камней. Распахнулась невысокая дверь, Заката толкнули в спину и он, едва успев пригнуться, оказался в тронном зале.
Цитадель построили на руинах старого дворца, и магистр желал принимать своих поданных там же, где раньше это делал король. Зал, вероятно, сильно пострадал за годы запустения: во всяком случае, массивное каменное кресло оказалось новым, в резьбе угадывалось солнце и расходящиеся от него лучи. За ним высился такой же новый витраж — светлое воинство во главе с магистром.
Пока Закат рассматривал изображенных на стекле людей — все белокурые и голубоглазые, даже крестьяне на дальнем фоне — дверь в потайной коридор заперли.
— Иди, раз можешь, — ворчливо потребовал рыцарь.
Подошли к трону. Закат опустился на колени у кресла, не дожидаясь приказа, словно во сне. Рыцари, путаясь в длинной верёвке, старательно связали ему руки поверх кандалов, притянули к вбитому в пол массивному кольцу так, что встать стало невозможно. Вокруг ещё виднелась каменная пыль, по гладким плитам змеились трещины.
Успели как раз к приходу магистра. Он, в ещё более дорогих одеждах, чем вчера, хищно улыбнулся. Провозгласил, словно репетируя речь:
— С этого дня любой сможет своими глазами узреть и убедиться — добро победило!
— Собираешься пугать людей пленником, прикованным у трона? — переспросил Закат. Взгляд против воли лип к ониксу, теперь подвешенному на золотую цепь, но такому неуместно-чёрному на белом фоне. — Так же, как делал Тёмный Властелин? Но тогда…
— Заткните ему рот! — перебил его магистр.
Закат только поднял брови, не мешая рыцарям поспешно исполнять приказ. Он был уверен, что его поняли, несмотря на недоговоренность. Во всяком случае, улыбаться магистр перестал. Сел, покрутил оникс на шее. Всё-таки спрятал под одежду. Вдоль зала выстраивались рыцари в желтых, кажущихся позолоченными доспехах — вероятно, личная гвардия.
Наконец, магистр махнул рукой:
— Впускайте просителей.
Широкие двери в дальнем конце зала распахнулись.
Просителей было много. Люди приходили в Светлую цитадель за советом, утешением, разрешением спора. Магистр отвечал всем, отечески улыбаясь, и Заката то и дело передёргивало от странной червоточинки в его словах.
«И да славится свет».
Да славится — после сочувственных слов о людях, убитых разбойниками на дороге. Да славится, когда заплаканная женщина, смущаясь, пытается объяснить, что обидел её как раз один из рыцарей. Да славится, когда трактирщик неловко намекает, что за выпитое вино и побитые кружки даже рыцарям стоило бы платить.
Но когда в двери вошел Светозар…
— Ты пришел, наш блудный сын, — магистр отечески улыбнулся рыцарю, а тот только выше задрал голову, упрямо выдвинул вперед подбородок. Так глупо. Так знакомо. Добро и зло, Герой и Тёмный Властелин. В нынешней борьбе Закат оказался всего лишь заложником.
— Вы ошибаетесь, магистр. Этот человек — не Тёмный Властелин, не то зло, которое мы должны уничтожать.
Закат подался вперед, желая возразить, попросить Светозара не делать глупостей… Но во рту был кляп, и всё что он мог — невнятно мычать.
Магистр только один взгляд бросил на пленника, дёрнув уголком губ. Отвернулся к своему бывшему рыцарю. Пешке, которая восстала против короля. Закат помнил — Тёмный Властелин убивал таких. Быстро. Безжалостно. Не давая надежды на спасение.
Но магистр был добром. Всего какую-то сотню лет назад был!
— Ах, Светозар, — магистр изобразил глубокую печаль, но Закат видел под ней раздражение. — Ты был одним из моих лучших рыцарей! Нет-нет, я уверен, что ты и сейчас остаешься им. Ты так легко можешь доказать это. Просто убей воплощение зла, что очаровало тебя.
Светозар даже не взглянул на Заката. Он изучал лицо магистра с тем выражением брезгливости, с которым рассматривают крынку, в которой вместо сметаны обнаружилась плесень.
— Светлые рыцари не убивают невиновных. Даже по вашему приказу.
— Заблудшая овца, — тихо рассмеялся магистр, пока люди вокруг ахали от ужаса. — Однако даже одна больная овца может заразить всё стадо.
Этой фразы хватило, чтобы светлая гвардия обнажила мечи, наставила острия на Светозара. Закат дёрнулся, но дотянуться даже до ног магистра не смог, пнул вместо этого стоящего рядом рыцаря, лишь бы привлечь внимание. Тот отпрянул и магистр, так и не взглянул в их сторону, вдруг поморщился. Едва заметным жестом отогнал самых ретивых гвардейцев.
— Впрочем, эта овца ещё может исцелиться. Достаточно будет удалить её от стада, — магистр поднялся с трона. Простёр руки к своду Цитадели. — Рыцарь, названный Светозаром! Ты изгоняешься из рядов ордена. Отныне нет тебе убежища ни в одной часовне, ни в одной келье света. Ни один рыцарь не примет тебя. Уходи! И не возвращайся, пока не раскаешься в своих дерзких речах.
Светозар медлил, бросил взгляд на Заката — отчаянный, растерянный. Закат поспешно кивнул, указал головой на дверь — иди, уходи скорее, пока тебе разрешают!
Гвардейцы ждать не собирались.
Изгнанного рыцаря выкинули за порог Цитадели.
Магистр снова опустился на трон, красивым точным жестом расправил полы белой мантии. Просители и рыцари отодвинулись к стенам, скопились в углах, будто пыль. Покачнулся Закат, сел на пятки. Подумал, что даже рад, что стоит на коленях — так проще не упасть. Слишком много сил ушло, слишком испугался, что не сможет помешать. Светозар рисковал ради заведомого смертника. И если пришел он, то…
— Однако у нас осталось ещё одно стадо больных овец, — эхом встревоженный мыслей прозвучал сверху голос магистра. — Деревня, называемая Залесье.
Закат вскинул голову, столкнулся с насмешливым взглядом странных, крапчатых глаз. Знал, что собственные сейчас расширены от страха, как ни пытайся уговорить сердце биться ровно, знал, что прозвучавшие слова — просто ещё одна придуманная магистром пытка. Он мучил его виной и отчаянием, причиняя боль куда большую, чем мог добиться, пытая тело. Оставалось пройти по тонкой грани — дать магистру насладиться игрой, но убедить, что играть долго он не сможет. Или…
Закат вдруг понял, что может сделать. Что проще всего сделать, чего от него на самом деле ждут.
Опустил голову. Дождался, когда изо рта вынут кляп, распутают узлы верёвки, стащат с высоких ступеней на ковровую дорожку для просителей. Рыцари разошлись, на всякий случай держа ладони на оголовьях мечей. Закат покачнулся, понимая, что не сможет долго простоять на ногах.
— У нас нет иных представителей деревни Залесья, — доверительно сообщил магистр. — Придётся тебе, Тёмный, отвечать за людей, которых ты совратил. Как думаешь, могут ли они вернуться к свету?
Конечно, это было ловушкой. Что бы Закат ни сказал, как бы ни пытался объяснить, как бы ни убеждал, что Залесье достойно жизни — магистр всегда сможет ответить, что словам зла нельзя верить. Ему нужны были не спор и не справедливость, а унижение старого врага. Магистр не смог добиться его мольб и стонов обычными пытками и теперь желал получить свое иным способом.
Если не смог сломать пленника — дай ему сломать самого себя.
0
0