Обри Тайм умерла с открытыми глазами.
Она смотрела на Кроули, теперь под другим углом. Теперь она стояла на противоположной стороне больничной койки. (На самом деле она не стояла.) Она посмотрела вниз и увидела себя в постели. (На самом деле это была уже не она сама.) Она увидела, что Кроули все еще держит ее за руку. (У нее больше не было рук.)
Быть мертвой было немного странно.
Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что в комнате есть кто-то еще. Она посмотрела на него. Он не напугал ее, но она подозревала, что он не пытался ее напугать. Она подозревала, что Смерть был таким же профессионалом, как и все в этой комнате.
Похоже, Кроули не видел ее. Он не смотрел на нее. Однако он посмотрел на Смерть. «Ах да, они же встречались раньше» — подумала она. Она смотрела, как Кроули открыл рот. Он что-то говорил Смерти. Кроули говорил, и Смерть слушал его, но Обри Тайм не слышала слов.
Она поняла, что не слышит слов, потому что у нее в ушах гудит. (У нее не было ушей.) Это гудение становилось все громче, очень быстро. Потом стало не просто гудением. Звук становился все громче и громче, и он вливался в нее, лился из ушей, которых у нее не было. Он вливался в нее, отразился в ней, наполнил и поглотил. Это было гудение, но не гудение: это был звук, похожий на рев разбивающихся о скалы океанских волн, на треск неугасимого огня; это был звук, похожий на глубину безмятежного озера, которая могла заманить внутрь; это был звук, похожий на жар раскаленного добела палящего Света.
Это были слова. Это был звук, похожий на слова. Слова, втекающие в нее, сквозь нее, эхом отражающиеся во всей ней. Слова, поглощающие ее, пробивающиеся глубоко внутри нее, туда, где должны быть ее кости. Слова внутри нее, делающие ее, разрушающие ее, оседающие в глубоких до костей пустотах внутри нее.
Это был не крик и не рев. Эти слова, они были шепотом:
поступай, как считаешь нужным, милая
И все. Эти слова вытекли из нее быстрее, чем пришли. Они отказались от проживания в ее самых глубоких местах, они отказались от нее. Эти слова, они покинули ее, и они оставили ей только воспоминание о том, что она почти сгорела изнутри, просто воспоминание о том, как она почти утонула, почти утонула на вечность. Они покинули ее в самый последний момент, прежде чем паника действительно сумела начаться.
Они покинули ее. Она глубоко вдохнула. (У нее не было легких.) Она позволила своей нервной системе успокоиться. (У нее больше не было неврологии.) Она подождала, пока Кроули и Смерть закончат разговор. Она была готова подождать.
Смерть повернулся к ней. Он поманил ее. Она последовала за ним, и он показал ей, как спуститься.
***
В Аду было не так уж и плохо, не совсем. Конечно, другим он казался плохим, но не Обри Тайм. В конце концов, она была самым благословенным существом, которое когда-либо проходило через Залы Ада и оставалось там более трех дней. И, в конце концов, она была трижды связана контрактом с самым известным предателем Ада: один раз невольно, один раз умышленно, а второй раз — поддельно.
Именно подделка, казалось, больше всего беспокоила обитателей Ада. Через некоторое время начала слышать, как демоны бормочут фальсификаторша сигилов, проходя мимо, и она не испытывала никаких угрызений совести, исправляя их ошибку. Она знала — если бы им было куда отослать ее, они бы изгнали ее. Но что они могли сделать, сказать ей, чтобы она катилась в Ад?
Она находила эту шутку очень забавной, даже если она никому не казалась таковой. «Им же хуже», — подумала она.
Дела пошли еще лучше, когда поползли слухи, что она умеет плеваться святой водой. Она не знала, откуда пошли эти слухи, но они определенно облегчили ей жизнь. После того, как пошли эти слухи, даже этот вымесок паршивый Хастур перестал ее раздражать.
(Она снова напомнила себе, что нужно быть добрее в своих мыслях к Хастуру. Он ничего не мог с собой поделать, даже если он и вымесок паршивый, и он, в конце концов, работал очень, очень усердно.)
В Аду было больше места, чем казалось на первый взгляд. Это место ужасно и мучительно плохо обслуживалось. Это ее не слишком удивило. В конце концов, травма сидит в мозгу как вездесущая реальность, занимая слишком много места, вытесняя неврологические возможности для других потребностей, таких как исполнительное функционирование. Выжившие после травм часто сталкивались с трудностями при управлении такими задачами, как систематизация файлов, соблюдение четкого расписания, составление списков дел и их выполнение. Для переживших травму было обычным делом находить проблемы со всеми теми навыками, которые были необходимы для создания и поддержания хорошо отлаженной бюрократии. А что есть Ад, как не бюрократия, основанная травмированными?
Она не спрашивала разрешения. Она просто выбрала складское помещение и занялась его уборкой. Места было много, просто все нужно было привести в порядок. И если что-то и нравилось Обри Тайм, так это наводить порядок. Если она в чем и была хороша, так это в том, что она брала то, с чем другие не справлялись из-за своих прошлых травм, и выясняла, как это исправить.
Она не спрашивала разрешения. Она просто убрала плохо управляемое складское помещение и превратила его в офисное помещение. Она рылась, пока не нашла два кресла, которые были бы достаточно удобными, несколько столов, которые можно было поставить рядом друг с другом, и стол, на котором она могла бы сидеть и делать свою работу.
Было бы неплохо, если бы в ее офисе было окно, но она смирилась с его отсутствием. В конце концов, это был Ад — нельзя же ожидать, что все будет чудесно, правда?
Ситуация Обри Тайм стала еще более терпимой, когда она завела друзей по переписке.
Первого она завела, пока убиралась в офисе. Она нашла в углу тлеющую стопку полевых отчетов. Совершенно очевидно, что их никогда не читали. Совершенно очевидно, что их сразу запихивали в угол и забывали о них. В конце концов, травма может нарушить исполнительную функцию человека.
Те полевые отчеты были тем еще казусом. Его голос звучал в них так отчетливо. Она подозревала, что даже если бы кто-нибудь здесь нашел время прочитать их, они не смогли бы интерпретировать сарказм, который был для нее столь очевиден. Они бы не заметили преувеличений, очевидной лжи, сардонического юмора. Каждый из этих полевых отчетов, как она легко могла понять, был стебом, вызовом, игрой в «чья кишка тонка»: кто-нибудь там, внизу, обратит когда-нибудь внимание на то, что я здесь делаю?
Никто так и не заметил. Она была благодарна за это. Она была рада, что прочитала все эти фантастические полевые отчеты.
Она взяла одни из лучших и обвела красной ручкой каждую орфографическую и грамматическую ошибку, которую только смогла найти. Она приписала комментарии на полях, шутя и высмеивая то, что он написал. Затем она собрала их и подкупила демона, чтобы тот вернул их отправителю.
Всего несколько дней спустя она получила его ответ: Те, что до стандартизированной орфографии, не считаются. Рад снова от тебя слышать. На связи. -К.
Так у неё появился первый приятель по переписке.
Второй приятель по переписке появился позже, и для неё это было абсолютной неожиданностью. Однажды она шла по коридорам, как вдруг демон, которого она не знала, подошел к ней. Он сказал: «Псст», а затем сунул что-то ей в руку. Она взяла, и он снова исчез в толпе.
Это была записка, и она была написана на самой ослепительно белой бумаге, которую она очень давно не видела. Она была аккуратно сложена в идеальный квадратик и перевязана ленточкой. Было совершенно очевидно, откуда взялась эта записка.
Она не знала, что ее больше раздражало: количество восклицательных знаков, которые Дейв использовал в своих письмах, или тот факт, что он каким-то образом придумал, как осуществлять неофициальный обмен информацией между Раем и Адом до нее.
У него были проблемы со стартом терапевтического барабанного круга, где он находился, и он надеялся, что у нее может быть какой-нибудь совет. Он предложил возобновить их профессиональные отношения, чтобы они могли советоваться друг с другом. Она не знала, сможет ли она быть полезной, поскольку барабанные круги были далеко за пределами ее профессионального опыта, но она ответила лучшим советом, который могла дать. Вот и все: у нее появился второй друг по переписке.
Приятно иметь профессиональный контакт. Приятно иметь коллегу, с которым она могла посоветоваться и посочувствовать. Приятно было знать, что у Дейва все в порядке, и что, несмотря на разницу в местоположении между ними, их опыт не сильно отличался друг от друга.
Да, в Аду действительно было не так уж и плохо. У нее был свой офис. У нее было два кресла, рядом с ними столики и стол. У нее были друзья по переписке, один из которых теперь был другом, а другой — профессиональным партнером, с которым она могла посоветоваться и посочувствовать. И, конечно, были ее клиенты, очень много ее клиентов.
В Аду действительно было не так уж и плохо, и это было бы не так уж плохо, пока она не знала, сколько выживших после травм нуждаются в помощи, пока она знала, что у нее есть подготовка, профессионализм, и, что наиболее важно, опыт, позволяющий оказать им необходимую помощь. В Аду будет не так уж и плохо аж целую вечность, учитывая, что у нее здесь была работа, важная работа, такая работа, которая оставила у нее чувство, которое, как она знала, было формой благодати, своего рода работа над тем, для чего, как она знала, ни одно другое существо во всем существовании не было так же хорошо подготовлено.
Она была Обри Тайм, профессиональным психотерапевтом с бесчисленным опытом работы со случаями тяжелых травм. Она разделила яблоко ни с кем иным, как со Змеем Эдема, и она смогла посмотреть Стражу Восточных Врат в глаза и выразить благодарность за все то хорошее, что он сделал для нее. Она была смертной, которая отвергла своего Создателя в акте любви, и она чувствовала глубокое удовлетворение от осознания того, что она была именно там, где заслуживала быть. Она была проклятым профессиональным психотерапевтом, и это был её выбор. И это было именно то, чем она хотела бы быть снова и снова, снова и снова, всю вечность.
Она была Обри Тайм, и она собиралась работать.