Посреди полёта задёргался браслет. Марко рассеянно накрыл металл ладонью, по-прежнему остро чувствуя мороз, студёную резь ветра, боль… где-то глубже костей и суставов.
Что ещё она могла написать? Ничего… всё уже сказано, и не раз. Прочитано с мятых листов сырой бумаги, пропето нагишом в покрове брызг водопада, прошептано на рассвете, глядясь в клинок ножа.
— Два года, — сказал Марко вслух. — Не верю. Два года всего.
Зачесалась под плотной косынкой выбритая голова. Заныло подбрюшье. Ох, что за два года…
— Подлетаем, — сообщил пилот. Глайдер мягко ухнул в полог тумана, на окнах мгновенным сполохом проявился городок, шпили пары храмов, угрюмые сутулые пятиэтажки и обманчиво нарядная школа. Марко понял, что готов прижать кулак к груди, и с силой выпрямил руку, держась, словно второгодок по команде «смир-рна!».
Глайдер свесился на волглый муаровый школьный двор прямо из тумана, и Марко сиганул через борт, не дождавшись, пока колпак полностью съедет назад. Побежал на крыльцо, опасаясь, что не успеет, что экзамен состоялся, ничего не поправить, не спасти… что проиграно теперь уже навсегда и окончательно — всё.
Гробовая стояла тишина, смолкли даже воробьи, нахохленно косившиеся с берёз, окаймлявших плац.
Марко взбежал по ступеням, помимо воли надеясь, что письмо выдавало злую выдумку за правду, что аттестат зрелости будет вручен… Двери распахнулись навстречу, выплеснув волну солнечного, золотистого, жаркого детского смеха. И детей: много, много детей! — Марко, отступив в сторону, просто считал их, глядя несчастными глазами с каменного лица офицера. Десять, шестнадцать, двадцать три… Семьдесят шесть человек.
Нужно было бы сесть. И застрелиться, вероятно, также не помешало бы.
Криста вышла следом за детьми. Лучистая, упруго ступающая, улыбающаяся неотразимо и счастливо. Я мог бы её убить сейчас, подумал Марко, с полным правом. И что? И — зачем?
— Ты написала, — вырвалось у него. — Ты. Написала.
— Они все сдали! — Криста звенела, будто ангельский хор. — Все сдали! Это прекрасные дети, ловкие, отважные, настоящие люди!
— Они сдавали не на полосе, — Марко утверждал, не спрашивал.
— Это атавизм! Зверство! Ловушки… препятствия… они уже никому не нужны! Кто-то из этих детей мог бы погибнуть!
Он сглотнул. Нашёл взглядом обоих своих двойняшек, стараясь не пустить на глаза слёзы. На полосе у них был бы шанс, стучало в висках. На полосе. И только на полосе. Один шанс из семи, да. Но хотя бы так…
Он повёл их на край двора, не оборачиваясь, и дети шли твёрдой походкой победителей, ничего не подозревая, не зная. Дойдя до поворота, Марко крутанулся через левое плечо и двинулся дальше, сделав всего три шага.
Оглянулся. Подростки остались стоять, растерянно оглядываясь, не понимая, куда девался папа… для них просто не существовало той дороги, на которую смог свернуть Марко. Как и для всех прочих, кто не смог пройти полосу, — или не вышел на неё.
— Ох, Криста… — выдохнул Марко. — А ведь кто-то мог бы жить…
0
0