Он состарился уже пару десятилетий назад. Совсем одряхлел за последние годы. Теперь чувствовал, что неумолимо угасает. Факт, вызывающий одновременно облегчение и страх.
Да, Чёрный Афелий, бывший капитан кошмара всех звездолётчиков – корабля «Кровавая луна», – боялся.
Раньше те, кто отваживались назвать Афелия по имени, делали это шепотом. Мрачную славу принёс капитану безжалостный способ скрывать следы преступления. С лёгкостью, приводившей в бешенство всех разработчиков навигационных систем, Чёрный Афелий взламывал любой защитный код и необратимо менял курс разграбленных кораблей, отправляя их на горячие звёзды или в неисследованные чёрные дыры. Лишённые спасательных шлюпок и возможности связаться с другими кораблями экипажи были обречены.
Чёрного Афелия страшились, им пугали непослушных детей, о нём складывали жуткие легенды, не такие далёкие от правды, как хотелось бы сочинителям.
Капитан ещё помнил эти времена, хоть иногда прежняя жизнь казалась чужой. И ни разу не раскаялся.
Но кожа его покрылась тёмными пятнами, руки дрожали с каждым днём сильней, всё чаще подводила память.
– Бунт на корабле, – невесело шутил Афелий, когда у него случался один из редких «хороших» дней.
Иногда бывшему капитану становилась так жутко, что одиночество казалось невыносимым и Чёрный Афелий отправлялся искать кошку.
– Кис-кис… Где тебя носит, шельма?
Паршивка пропадала целыми днями неизвестно где. Бывший капитан уважал её независимость, хоть и ворчал:
– Никакой дисциплины на борту!
Рано или поздно показывался панцирь цвета индиго и, неторопливо перебирая членистыми ногами, кошка подходила к старику и милостиво разрешала погладить себя.
Афелий, кряхтя, поднимал её, прижимал к груди тёплое вибрирующее тело и рассказывал одни и те же истории, которые, однако, кошке не надоедали:
– Здравствуй, киса. Расскажу я тебе сегодня о беспощадном пирате – Чёрном Афелии. Все его боялись… Или то был я? Точно, я… Совсем плохой стал… Но я не всегда таким был. Да…
Иногда бывший капитан надолго замолкал, потеряв нить повествования, и просто наслаждался близостью живого существа.
Некоторое время спустя кошка мягко, но решительно, освобождалась из стариковских объятий и спешила по одной ей известным делам. До следующей кормёжки.
Ранки, оставленные на шее присоской, долго кровоточили и плохо заживали.
Старик уже не знал наверняка и не очень старался вспомнить, что именно не так, но временами кошка казалась ему несколько странной. Однако на планете ссыльных других не водилось.
0
0