В досье Берия имеются копии дневников научного эксперимента, но изложение способов селекции и скрещивания, которые применяли советские агрономы, далеко увели бы нас от целей повествования. Скажем одно – задачу, которую поставили перед собой ученые, была выполнена к 1948 году – получено первое зерно абсолютно непригодное в пищу. Тем не менее, в период созревания, добавляя в почву специальные удобрения, можно было добиться обратного эффекта. Однако урожаи, полученные в госзерносовхозе N 2 – бис были невелики, они только показывали правильность выбранного пути, а для получения еще более верных результатов требовалась более обширная экспериментальная база, которой стала целина. Неудивительно, что Лысенко и его ученики противились освоению целины – в условиях многолюдности было трудно сохранить тайну рициново-пшеничных посевов. Но Хрущев, сменивший И.Сталина, настаивал на своем, и лысенковцы были вынуждены уступить настырному вождю.
Одновременно шли эксперименты по скрещиванию сортов ржи и пшеницы с беленой черной HYOSVAMUS NIGER, дурманом обыкновенным, плауном-аранцом Lycopodium Selago, а также велись работы по выращиванию новых сортов растений, способных выделять в атмосферу фосген и фосфорорганические ОВ. Эксперименты не были безопасными. Нередко у жителей агрогородка обнаруживались симптомы отравлений – рвоты, галлюцинации, кожная сыпь, осиплость голоса. Женщины-лаборантки разговаривали как Сиплый из «Оптимистической трагедии», доктора наук блевали прямо на улицах поселка как простые алкоголики. Всем сотрудникам и жителям поселения были выданы противогазы, даже дети, идя в школу, имели не только портфели с учебниками, но и противогазы в защитного цвета сумках. В хранилищах лежали мешки с зерном. Грубый холст украшали черные черепа со скрещенными костями, ярко оранжевые треугольники указывали на опасность хранящегося в мешках зерна.
Специалистов, работающих с культурой Cannabis sativa (конопля обыкновенная) приходилось менять каждый год – поначалу они как-то еще держались, а потом принимались забивать косяки в папиросы «Беломорканал», беспричинно хохотали, а то и засыпали на оперативных совещаниях, проводимых руководителем агрогородка И.Я. Прицкером. Да и в дальнейшем их ценность, как научных сотрудников, резко падала.
Еще одним направлением работ в агрогородке было выращивание различного рода сорняков, с целью выяснения их влияния на урожаи злаковых культур. Мимо полей, засеянных сорняками, было жутковато ехать. Буйство аллергенов давало о себе знать и в поселке, где летний насморк и резь в глазах в период цветения сорняков считались обычным явлением. Судя по копиям агентурных сообщений, которых в деле немало, не все жители поселка разделяли взгляды руководства на военную ботанику. Отвечавший за работу с сорняками будущий член-корреспондент АН СССР профессор Н.И. Нуждин не раз в приватных беседах признавался: «Мне кажется, что мы можем выпустить джинна из бутылки. Если это сорняковое изобилие захлестнет и поля страны, мало не покажется никому!» Но раньше случилось совсем иное ЧП.
Два поля, засеянные полынью питварной (полукустарником ARTEMISIA CINA BERG), принесли в степь первую трагедию – посевы привели к массовому падежу овец овцесовхоза имени Шверника. В результате погибло более полутора тысяч овец, а директор овцесовхоза Герой Социалистического труда Д. Куланджанов застрелился из охотничьего ружья, боясь ответственности за массовый падеж скота.
Затем произошло крайне любопытное событие – стая саранчи, прорвавшаяся в зону полупустынь из Южной Азии, приземлилась на опытном поле N 22-ФОВ, там, где произрастала гречиха, призванная выделять по мере своей зрелости смертельный люизит. Природа сама поставила эксперимент. Миллионы мертвых насекомых усеивали поле и прилегающие к нему дороги. «Передвигаясь, — писал участник работ в зерносовхозе N 1-бис агроном Н.И. Заворыкин, — мы постоянно слышали омерзительный хруст раздавливаемой саранчи. Саранча хрустела под ногами, под колесами бричек и автомашин, казалось, что этому не будет конца. На поле приходилось работать в тяжелых костюмах К-1. Последующая дегазация, проводимая холодными щелочными растворами, казалась приятным купанием. В жаркие безветренные дни при работе на поле мы теряли по семь-восемь килограммов за выход. Однако постепенно приспособились и к этим условиям».
Наконец, фосгеновое облако, сорвавшееся в 1947 году с опытного участка N 14, накрыло небольшое казахское село Хабаркурдук. Читать докладные записки начальников подразделений радиационно-химической разведки и химической защиты до настоящего времени очень тяжело: 620 человек, включая женщин и детей, погибло в результате несанкционированной химической атаки. Село пришлось полностью уничтожить и изъять из официальных документов все упоминания о нем – задача невероятно сложная, но вполне разрешимая в те времена, когда за дело брались органы государственной безопасности. Они же произвели захоронение погибших людей в степи.
В досье имеется несколько докладных записок Л.П. Берия, который предупреждал И. Сталина, а впоследствии и Г. Маленкова об опасности проводимых Лысенко работ. Сохранилась копия неофициальной записки Л.Берия Сталину, датированная пятидесятым годом: «Коба! – писал Берия. – Зачем нам эта головная боль, если прекрасно работают ребята Курчатова, вот-вот закончатся работы по термояду, а С. Королев уже готов обеспечить надежное средство доставки изделия? Надо кончать с этими фокусами, ничего хорошего от них я не жду. Лаврентий».
Неизвестно, что ответил Берия вождь, но Г. Маленков точно не прислушался к предупреждениям товарища. Более того, после известных событий пятьдесят третьего года предупреждать ЦК и его руководителей стало некому.
Именно в работах Лысенко и его товарищей, направленные на укрепление обороноспособности страны, обеспечивали в течение длительного времени его научную неуязвимость. К тому же сам академик Лысенко отличался определенным добродушием и никогда не мстил врагам иначе, как отставляя их от науки. Известен факт, когда в 1940 г в ЦК обратились двое ученых-биологов Любищев и Эфроимсон. В довольно резких тонах они обвиняли Лысенко в подтасовке фактов, невежестве. Лысенко оправдывался, приводил доводы, когда убедительные, когда нет, но никаких санкций к научным противникам не требовал. «Видите, — сказал по этому поводу Сталин. — Его хотят чуть ли не за решетку упечь, а он думает, прежде всего, о деле и на личности не переходит».
О судьбе дальнейших работ академика Лысенко по созданию военной ботаники, как прикладной науки, нам ничего неизвестно. В архивах Л. Берия мы находим документы до 1952 года, в более поздние сроки о продолжении этих работ найти какие-то сведения не удалось. Можно только предположить, что Н.С. Хрущев, ставший к тому времени властителем страны Советов, разочаровался в военной ботанике. Кроме того, имело место еще одно немаловажное обстоятельство. Вместе с академиком Немчиновым Лысенко возглавлял комиссию по сельскому хозяйству СССР. Эта комиссия выступила против безумного плана освоения Целины так, как хотел Хрущев. Лысенко предлагал основные деньги направить в традиционные районы земледелия — в Россию и на Украину, а за это время испытать на Целине приемы земледелия, вырастить пригодные для Целины сорта зерновых. Кроме того, он боялся за свои военные земледельческие объекты. Опереться на Лысенко, Н.С. Хрущев по этой причине не мог. Поэтому Лысенко и сняли с должности президента ВАСХНИЛ в начале 1956 г. Скорее всего, Н.С. Хрущев более уповал на ядерное и термоядерное оружие, которое вкупе с баллистической ракетой, поступившей в войска. Не зря же он в конце пятидесятых годов приказал резко сократить армию и, прежде всего, ВВС. Не исключено, что именно в это время прекратил свое существование зерносовхоз N 2-бис и ныне на его землях располагается 20 и 21 площадки ракетного полигона Капустин Яр, ранее именованного как «Москва-400». Лысенко о военном направлении своей научной деятельности воспоминаний не оставил. Его товарищи по науке тоже старались хранить тайну до своего последнего часа. Не зря же академик-пенсионер Презент, немало попортивший нервы и судьбы многочисленным последователям Менделя, в разговоре о прошедших научных битвах сказал известному писателю-фантасту Киру Булычеву, мечтательно подняв глаза: «эх, батенька, да мы всех в то время морочили, включая самого Иосифа Виссарионовича. Только Лаврентий Павлович и знал, какими делами мы тогда занимались!» Но говорить на эту тему и предаваться воспоминаниям отказался.
А черной полыни в этой степи, хранящей остатки полуразрушенных строений, и в самом деле хватает. Это я видел собственными глазами, когда выезжал на место, где располагался секретный зерносовхоз. Хватает там и черной белены. А конопля обыкновенная разрослась. Разносимая ветром, она расселяется в самых неожиданных местах. В последнее время она свободно растет во дворах волгоградских школ, правда в значительной степени одичавшая и почти потерявшая свое основное качество – способность одурманивать людей и навевать им сладкие несбыточные сны.
0
0