Послевоенная столица радовала глаз. Широкое полотно улицы Горького было полно движения. По нагретому асфальту, шурша резиной и непрерывно гудя, сновали автомобили. Соединяя Центральный телеграф и дом напротив, висела растяжка яркого синего цвета. «Покупайте крабы — вкусная и полезная еда», — гласила она.
Ксения с Еленой Дмитриевной второй день прогуливались по центру Москвы. Погода располагала, и молодые женщины, купив себе мороженое, восторженно обсуждали героев новой художественной киноленты, на одном дыхании просмотренной ими вчера в кинотеатре «Художественный» (до революции его называли синематографом А.Л.Брокша).
Картина получилась настолько волшебной, что, приоткрыв рот от восхищения в начале просмотра, Ксюша несколько минут после появления заключительных титров не могла поверить, что сказка закончилась.
— Златоперая рыба!..
— А птица Сирин?
— Алкноност!
— А наш Илья вылитый Садко, — громко решили обе.
Их путь вёл во вновь открытый в прошлом году Центральный магазин столицы — в ГУМ.
С самого утра с улиц Куйбышева и 25 Октября выстраивались огромные очереди из граждан, мечтающих попасть в это волшебное царство вещей. К вечеру, когда толпа немного рассасывалась, появлялась надежда погулять по огромному павильону, посмотреть фонтан и множество секций с товарами.
Перед ними открылись тяжелые стеклянные двери, и Ксения застыла, пытаясь сориентироваться. Но бывавшая здесь раньше Елена Дмитриевна уверенно взяла руководство на себя и сразу повернула в сторону первой линии. Там, блестя чёрными лаковыми рамами, расположился парфюмерный отдел.
Разведчица привезла из Каира саше и эфирное масло пачули. Мешочки и флакончики были сразу уложены в белье к радости обеих женщин. Правда, когда они попытались поделиться с окружающими, реакция была неоднозначная.
— От моли! — хмыкнул начальник и плотно закрыл дверь в свою спальню, отказавшись от атласной дивно пахнущей подушечки.
Василий Иванович тоже не оценил подарка, вспомнив обиженного Олладия и полгода мучений.
— Чистое тело — чистый дух! — сообщил он и истово перекрестился.
Борис мешочек взял, в качестве благодарности прочитав целую историческую лекцию, отдельно отметив, что запахи южных ночей не возбуждают его кровь, а Египет заставил работать только мозг. Но хитрое слово «афродизиак» насторожило аналитический ум Елены Дмитриевны, и теперь она целеустремленно шагала за противоядием (на всякий случай).
***
Живя с матушкой и тетушками, истово преданными Вере, Ксения не знала бесовских товаров. Девочку мыли в бане — травами да настоем отрубей. Разъедавшая души страхом четыре долгих года горькая вонь прошедшей войны, оставила в памяти лишь запахи боли и соленого пота. Редкое земляничное мыло, достававшееся в основном «боевым подругам» в ранге «не ниже полковника» попало в руки Ксюши только один раз. Она до сих пор бережно хранила этот кусок…
Попав служить в Особый Отдел, девушка будто перешла в другой мир — на неё буквально свалились чудеса цивилизации: невиданные шелковые чулки, крепдешин и панбархат, маленькие коробочки с помадой, настоящий зубной порошок… А пустыня Египта подарила не только зловещее знакомство с тенями старых зверобогов, но и волшебство дивных арабских запахов. Спешно покидая Каир, Ксения смогла взять с собой только купленный по случаю на рынке, резко пахнущий Востоком порошок из листьев. Теперь же, вдоволь отругав себя за глупую беспечность, она шла покупать духи.
К вечеру вторника на блестящем стекле полок стояли единичные коробки дорогого одеколона для мужчин «Шипр» и огромные элегантные наборы, изготовление которых начал ещё Броккар. Теперь, после войны, появились новые флаконы, а духи, изменив свое название, сохранили запахи жасмина, розы и пряностей.
Продавщица, оценив внешний вид любопытствующих, раскрыла перед покупательницами «Голубой ларец». Полный косметический набор.
И Ксения пропала.
В бархатной шкатулке полукругом были уложены духи, пудра, крем, мыло и помада. В нежной полутьме бархата флаконы переливались стеклянными боками, сияли золотом крышек, мерцали таинственным содержимым… Это волшебство стоило умопомрачительных денег — 80 рублей, ее месячный оклад. Ксения с трудом сглотнула ставшую вдруг вязкой слюну и прошептала: «Беру».
Останавливать ее было некому. В этот самый момент потомственная дворянка, коммунист, сдержанная в решениях и поступках аналитик, уже некоторое время с ужасом глядевшая на подругу, вместо поддержки обнаружила перед собой маленький тёплый флакончик и зажмурилась. Пахло летом и ландышами.
— Да вы понюхайте, это открытый флакон для проб, с совершенно новым ароматом, правда, дорогой, но покупают-то не чтобы каждый день пользоваться! — услышала она словно через густую прослойку тумана.
— Почему не каждый? — тихо спросила продавщицу Лена..
***
После недолгой, но ожесточенной борьбы внутренняя женщина победила внутреннего же аналитика и флакон духов «Ландыш» обрел свою владелицу. Очарованные музыкой запахов, подруги покинули волшебный дворец, не обратив внимания на неказистого молодого человека в смешном клетчатом пиджачке и кепке, плотным козырьком прикрывающей от окружающих его цепкий взгляд. Третий год Алан «учился» нелегкому искусству щипача. Строго следуя правилам, парень из Марьиной рощи вылавливал из толпы «своих» жертв — наглых дамочек, научившихся тратить деньги, заработанные нечестивым поведением с чужими мужьями. Такие и за кошельком не особо следят, и вообще, они себе еще добудут, он не последнее стащит. Поплотнее натянув на себя головной убор, парень смело устремился за «фифами».
***
Елена Дмитриевна должна была вернуться в отдел ближе к вечеру, забрав со службы Василия Ивановича, и подруги расстались у фонтана. Бережно прижимая к себе драгоценный свёрток, радостная Ксения зашагала в сторону метро.
..Первый раз попав в подземное царство, маленькая Ксюша испугалась огромного, пахнущего железом, горящего желтыми глазами фар дракона. Но время шло, и подземные залы из страшных пещер преобразились в волшебные дворцы.
Ровно в семь часов утра 15 мая 1935 года началась история Московского метрополитена. Удивительным является факт, что в первых четырнадцати построенных станциях на отделку использовано мрамора больше, чем во всех дворцах, построенных Романовыми за триста лет. Похожие на анфиладные залы Растрелли, они и теперь поражают своей величественной красотой.
Девушка торопливо вошла в вагон и, сев на свободное место, нежно обняла свое завернутое в бумагу и перетянутое веревочкой сокровище. Маленький чёрный ридикюль одиноко расположился сбоку. Ксюша прикрыла глаза и в этот момент почувствовала, как кто-то мелкий и скользкий, прячась в тенях, заинтересовался ее собственностью.
Это он зря.
Паучиха вытянула лапку и потрогала мелюзгу. Коготок скользнул и отдернулся.
«Фуууу,— подумали обе сущности. — Слизняк. Гадость».
Пошевелив хелицерами, паучиха выпустила крошечную капельку яда и аккуратно поместила ее на доверчиво протянутые к сумочке пальцы. Стоящий перед Ксюшей невзрачный паренек в клетчатом пиджаке замер.
И что с ним теперь делать? Только день портить…
— Станция «Парк Культуры», — услышала она. — Поезд дальше не пойдёт. Просьба освободить вагоны.
Девушка встала, аккуратно подвинув стоящую перед ней с выпученными глазами фигуру. Потом вздохнула и, брезгливо ткнув клетчатого пальцем, сказала:
— Иди. Учись. Стань человеком.
***
В своей первой книге «Тем, кто верит в чудо…», вышедшей в 2007 году, редактор телеведущий, журналист и писатель, Алан Владимирович Чумак (крещенный именем Александр) подробно описал произошедшее с ним преображение. К сожалению, неполное. Оставив кривую тропу быстрой наживы путем карманных краж, он, тем не менее, не лишился своих навыков. Успешно шевеля губами и посылая в голубые экраны доверчивых граждан странные пассы, он зарядил не одну тонну воды. И сказочно обогатился на этом. Но всегда с благодарностью вспоминал свою странную встречу с огромной чёрной паучихой в метро.
***
Старый московский храм, повидавший на своём веку и стрелецкие бунты и французских варваров, улыбался… Новый настоятель, назначенный в помощь любимому отцу Василию, тоже нравился ему. При том, что уважаемые служители культа периодически вступали в непримиримую словесную битву. Вот и сейчас отец Владимир миролюбиво пытался вразумить своего неспокойного друга:
— Я ведь потомственный офицер. Благодаря Заступнице нашей прошел и Первую мировую, и в Отечественной народу послужил, а вы меня в крапивное семя записали.
— Так ведь я не к танкисту, майору Елховскому, обращаюсь, а к председателю финансового управления православной церкви, — кипятился его оппонент. — Неужто лицо ваше духовное не может посодействовать и поменять окна?
— Так в два яруса же стоят, батюшка, заказ нужен индивидуальный. Где же я столько денег-то найду. Да и времена ныне лихие…
— А при Иосифе, значит, райская благодать на нас сходила?
— Так гонений таких не было,— понизив голос, извинялся отец Владимир.
— Храм вечен. Он и Никиту переживет, а окна свет небесный дают и матушку заступницу осветят светилом радостным, — слишком смело делился своими мыслями отец Василий. — Тютчев перед ней горевал. Лермонтов стихи писал. Французы-нехристи топором рубили. Мы поставлены заботиться. Иди и требуй. Небось, из танка стрелять не боялся…
Икона Богородицы «Взыскание погибших», перед которой молились не только об исцелении от пороков, но и о благополучии в семьях, смотрела на своих детей. И священники, почувствовав ее присутствие, обернулись и, перекрестившись, поклонились.
Дверь храма скрипнула, оповещая о новых людях, вошедших под его своды. Порог переступила молодая женщина, одетая в узкую чёрную юбку и белую кофточку с рукавами — колокольчиками.
— Негоже в Храм с непокрытой головой, — воинственно начал Василий Иванович.
Отец Владимир, оценив лаковые туфли на каблучке и тонкие чулки, наоборот, попытался урезонить друга и оттого начал весьма миролюбиво:
— Проходите. Храм любит всех прихожан. Вам помочь?
— Спасибо, да я вот за отцом Василием зашла. Нам к семи часам надо дома быть, — услышал он.
Настоятель удивленно посмотрел на возмущённо задравшего бороду приятеля и, увидев смешливые искорки в глазах незнакомки, осудил:
— Что ж вы меня с матушкой-то не познакомили, Василий Иванович?
Тут солнечный заяц ловко перепрыгнул с золоченого наборного оклада иконы на вытянутое от возмущения лицо Непершина и женщина засмеялась.
— Вон и Заступница Небесная домой вас шлёт. Пойдёмте уже. Светлой Вере послужили, а теперь сказки Якова Брюса почитаем…
— П-почему Брюса? — спросил настоятель.
— Так ведь в Брюсовом переулке вы. Тут и усадьба его недалеко.
— Вот же бесовская девка, — сообщил, наконец отмерев от наглости и неожиданности, Непершин. — Не матушка она мне! Работаем мы вместе над …ээээ… историей страны.
И сверкнув чёрным омутом строгих глаз, пошел переодеваться. В рясе ходить по Москве не поощрялось…
***
Ровно через девять лет с момента окончания Великой войны самый известный классик фотографии Анри Картье-Брессон прилетел в Москву. Его фотоальбом, показавший миру улыбающихся и счастливых людей Страны Советов, поразил Европу.
Первого августа в Москве открыли восстановленную сельскохозяйственную выставку (ВДНХ).
Человеком года был объявлен Джон Даллес Фостер, архитектор договора по Юго-Восточной Азии, и Госдеп США официально объявил о помощи Южному Вьетнаму с 1 января 1955 года. В мире начинали новую войну…
Группа Особого Отдела была направлена в район Большого Кавказа с целью выяснения «геологической напряженности».
Гражданка США Энн Элизабет Ходжес была тяжело ранена осколком метеорита Силакога. Это был первый в мире официально задокументированный случай ранения внеземным обьектом…
—————
***
М.Ю. Лермонтов посвятил именно этой иконе стихотворение «Молитва странника» (1837 г.):
Молитва
Я, матерь божия, ныне с молитвою
Пред твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в мире безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.
Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.
Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную —
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную.
Анна Аркадьевна была очень внимательной старушкой. Несмотря на то, что она носила очки от старческой дальнозоркости, она замечала все мелочи и хорошо их запоминала. После перенесенного инсульта она взяла себе за правило тренировать память, поэтому могла четко заявить о том, что почтальонка Света разносит по их улице почту в двенадцать тридцать, причем, начинает с нечетной, а заканчивает на четной стороне улицы, чтобы свернуть потом со Степана Разина на переулок Свободного Труда и продолжить там свой путь с газетами и письмами. Стуров Александр выгуливает своего питбультерьера в шесть часов утра, чтобы вернуться к семи и приготовить завтрак своим трем толстым ленивым бабам: жене и двум дебелым дочерям-погодкам, а без пятнадцати восемь он с бодрыми криками усаживает их в старую «Ниву» и развозит, кого в школу, а кого на работу. Знала она также, что Грушины всегда приходят на обед домой, притом таскают очень большие сумки с продуктами, а Землянухины наоборот, на обед не приезжают, а возвращаются всем семейством вечером, вываливаются гурьбой из микроавтобуса и шумят на всю улицу. А больше Анне Аркадьевне никого из ее окошка и не было видно. Правда, если лечь грудью на подоконник и высунуть голову из окна, то можно было рассмотреть забор и калитку Глинкиных и даже услышать, как Глинкина кричит на сына или мужа. Правда, эти соседи ссориться перестали, потому что развелись в апреле. Глинкина выставила мужа Дмитрия с двумя чемоданами вон, а сама осталась с невоспитанным сыном, который всегда бумажки под чужие заборы кидает. Съест шоколадку или мороженое – и кидает. Анна Аркадьевна всегда ему делала замечания. Крикнет, бывало: «Егор! Так нельзя делать! Вот я маме твоей скажу!» а он ей: «Иди нафиг, старая». Вот и поговорили! Никакого воспитания, а ведь ребенку только пять лет…
Скучающий участковый сидел на табурете, сдвинув форменную фуражку на затылок, отдуваясь от жары, потея и утирая лоб несвежим носовым платком. Черников делал подворный обход в связи с поступившим заявлением Глинкиной Анастасии Николаевны. Анна Аркадьевна явно ничего не знала об очередном конфликте в бывшей семье Глинкиных, но страшно желала помочь компетентным органам. К пластиковому планшету был прикреплен опросный лист, который с множеством орфографических ошибок и корявым почерком с наклоном влево заполнял бывший троечник Черников. Такой заграничной болезни, как синтаксис, он не знал и вовсе, поэтому обходился без знаков препинания, ограничиваясь жирными точками, которые расставлял произвольно в тексте. В рабочем кабинете все текстовые файлы в ноутбуке Черникова были испещрены зеленым и красным, что облегчало ему исправление ошибок, но заполнение бланков вручную было почти непосильной задачей. И теперь он мучился от духоты в комнатушке Анны Аркадьевны и от необходимости писать шариковой ручкой.
— Так я ж и говорю вам, товарищ участковый, что Глинкина эта совсем не та, за кого себя выдает. С виду такая культурная и воспитанная. В техникуме работает психологом. А сама мужиков к себе водит! Замужем аж три раза была, и это только официально! А сынок ее бестолковый, Егорка, во дворе бегает или по улице, пока мамка его с очередным хахалем свои черные дела делают. Бегает по улице и фантики пломбирные под заборы чужие запихивает!
— Значит, к Глинкиной много мужчин приходило? – уточнил Черников, грызя шариковую ручку.
— Не грызите ручку, — строго сказала Анна Аркадьева, — паста потечет, мундир испортится.
Остолбенелый Черников посмотрел на старушку, но та словно не заметила своей нахальной рекомендации и продолжала рассказ о соседке, потирая парализованную ногу.
— Много – не много, может и не каждый день, — рассуждала Анна Аркадьевна, — мне вот не очень видно сбоку-то. Видно, что машина проехала да и остановилась у забора ее. Мужик если какой выйдет, то я только со спины вижу. По курткам их примечала, запоминала. Летом теперь труднее: рубахи мужики часто переменяют, а уж осенью или весной легче запомнить – курток у них не так и много. По машине можно опознать. Ездил в последнее время все один и тот же, лысый и невысокий, на машине такой темной, длинной. Когда и на ночь оставался.
— А Глинкин Дмитрий Борисович скандалы бывшей жене устраивал? – спросил Черников, переходя к теме, наиболее интересовавшей его.
— Когда вместе жили, то устраивал, один раз даже ее головой об капот машины стукнул,- радостно вспомнила Анна Аркадьевна, — но было это в апреле.
— А после апреля он устраивал скандалы? — продолжал занудный допрос Черников.
— Так они развелись в апреле, — сказала недоуменно старушка.
— Знаю, что развелись. Меня интересует: приходил ли он, ругались они или не ругались, руки распускал?
— Знаю, что приходил, знаю, что из-за имущества ругались. Он приходил как раз два дня назад, она подушки ему через забор кинула, а калитку не открыла.
— А бил он ее?
— Как же бил? Не бил, она же калитку не открыла! – убежденно сказала Анна Аркадьевна.
Участковый покрутил головой и, пролистав свои записи других опросов, сказал подозрительно:
— Вы не так рассказываете, как другие опрошенные мной лица. Вот Голубева, Семенова, Бровкина говорят, что Глинкин неоднократно избивал свою бывшую жену Глинкину.
— Ну, так они врут! Они же подруги! — старушка покивала головой, уверенная в собственной правоте.
— Может, и врут, — согласился Черников и поднялся с табурета с намерением распрощаться.
— А случилось-то что? – спросила старушка, которая явно не хотела расставаться с молодым полицейским.
— Глинкина написала, что бывший ее муж избил ее и силой увез сына из дома. И мы теперь ее сына ищем. И Глинкина. Обоих, короче, ищем.
— А когда это случилось? – поинтересовалась Анна Аркадьевна.
— Позавчера около двадцати трех часов, — пояснил Черников, — а вы если чего вспомните, то позвоните мне на вот этот номер.
Участковый протянул старушке листок из блокнота, кивнул, надвинул на лоб фуражку и вышел.
В обед пришла соцработница Глашина Лариса. Она дотащила Анну Аркадьевну до ванной, лихо ее извлекла из засаленного халата, бодро обмыла еле-теплой водой с хозяйственным мылом. Тем же мылом, несмотря на протесты, намылила голову старушке, окатила водой. Замотав голову старушки в старое полотенце, а тело ее втиснув в другой ситцевый халат, она снова утащила Анну Аркадьевну к окну, а сама пошла на кухню варить постные щи. Анна Аркадьевна утерла старческую слезу, шепотом проклиная свою немочь и неспособность дать отпор социальной заботе, и уставилась в распахнутое окно. Было скучно, моросил дождик. К дому напротив подъехал сосед Стуров, вытаскивая с заднего сиденья унылого питбуля.
— Саша, что-то случилось? – окликнула его Анна Аркадьевна.
— Да вот, Чеддер дряни на улице нажрался. Плохо ему было. Отпросился я с работы и к ветеринару возил, — сказал Стуров, приветливо улыбаясь соседке.
— Бедный мальчик! – сочувственно покачала головой Анна Аркадьевна, но Стуров не уходил, держа на весу вялого Чеддера.
— Я всегда смотрю, чтобы он ничего с земли не подбирал. И вечером позавчера гуляли – чисто вокруг было. Но он все-таки умудрился и сожрал вчера утром очередную обертку от пломбира, а там же фольга… Ну, дали слабительное, рвотное. Не помогло. Сделали УЗИ, посмотрим что будет, — Стуров одной рукой поддерживал псину, а второй пытался открыть калитку.
— Обертку? – оживилась Анна Аракадьевна, — какую обертку?
— Да соседский мальчишка сунул обертку под забор вечером, а я утром стал Чеддера выгуливать, он сразу слопал эту гадость.
Стуров печально посмотрел на соседку и зашел в свой двор.
Бдительная соцработница Глаша стала шуметь из кухни, чтобы Анна Аркадьевна закрыла окно, а то сидит на сквозняке с мокрой головой, да после купания… Лечи ее потом от воспаления легких!
Анна Аркадьевна с усилием затворила окно, расположилась на стуле поудобнее, растирая неживую ногу. Потом она сделала упражнение с теннисным мячиком для левой и правой руки, затем растерла коленки мазью с пчелиным ядом. Все это время она думала, как же такое возможно, если ребенок пропал два дня назад, а обертка от пломбира была еще с вечера всунута под забор…
Глашина пришла с миской постных щей и поставила их на столик, перетащила стул прямо со старушкой к столу. Да, есть бабы в русских селениях. Им даны в избытке мускулы и чувство сострадания, но зато не досталось ни такта, ни сообразительности. Анна Аркадьевна стала хлебать несоленые горячие щи.
— Соли подайте, пожалуйста, — попросила она дежурно.
— Соль –это белая смерть, — безапелляционно ответила Глашина и стала пришивать заплатку из белой материи на темно-синюю застиранную простынь. Помолчала недолго, потом сказала: — слыхали чо? У соседей-то ваших, Глинкиных, пацана отец увез, да и сам теперь скрывается. Суд у них был за ребенка, мамаше присудили Егорку. Господи прости, так мужик ейный украл пацана и уехал. Ищи теперь его, свищи!
Анна Аркадьевна не знала о судебной тяжбе соседей и поежилась от неприятной новости. Ей казалось, что в суд обращаются только негодяи: сутяжники, спекулянты, бездельники. Чтобы такой приличный мужчина, как Глинкин, в суде свое отцовское право защищал, она поверить отказывалась. Ладно жену неверную поколотить – с кем не бывает, но чтобы в суд идти… Да, что с людьми делается!
Вздохнув, Анна Аркадьевна, отодвинула пустую миску. Глашина откусила нитку зубами, оставив мокрый неприятный след на простыне, унесла миску в кухню и принесла дымящейся пшенной каши с луком.
— Вкусно, — сказала старушка.
— Я дома курицу варила, так бульон принесла для каши, каша на бульоне, — бесхитростно сказала Глашина, — мой сын собак держит и научил меня. Он собакам кашу на бульоне варит и кожу туда и жилки крошит, и они едят за милую душу, мяса-то на всех не напасешься.
— Верно, — сказала Анна Аркадьевна без улыбки, доела кашу и подобрала корочкой хлеба зажаренный лук, — спасибо, милая.
Глашина помыла посуду, сложила выстиранное и заштопанное белье, отдала подопечной газету со сканвордами, чтобы та не скучала, и ушла, плотно закрыв дверь.
Анна Аркадьевна размотала забытый тюрбан, потянулась за расческой, воткнутой в плетеную вазочку, и свалилась со стула. Поправив на себе халат, поплакала, но не смогла сама встать. Затем встала на коленки, доползла до дивана, ухватилась за костыль, ручка которого была обмотана поролоном, оперлась и смогла сесть. Легкие птичьи косточки старушки были целы, даже ушиба не случилось. Просто было очень обидно. Расчесала растопыренными руками старческие короткие космы, пригладила ладонями. Предательская расческа торчала в трех метрах от дивана на старом трюмо. Доставать ее было неудобно. Анна Аркадьевна вздохнула и прилегла соснуть.
Через полчаса вздрогнула от внезапно приснившейся мысли и села на диване. Потянулась к телефону, набрала номер участкового, который запомнила с блокнотного листа.
— Виктор Максимович! – сказала она хрипловатым от дремоты голосом, — я думаю, что Егорка не два дня назад пропал, а только вчера поздним вечером.
Старушка изложила свою версию участковому, который, как ей показалось, слушал невнимательно, и повесила трубку. Она потянулась за шалью, что висела на спинке дивана, укутала замерзшие со сна плечи. «Как же так, — подумала она, — Настя Глинкина должна знать, когда ее сын пропал. В пятницу или в субботу? Если же обертку от пломбира он в субботу подоткнул под забор, то не мог же пропасть в пятницу вечером? А если Настя врет, то зачем?»
Анна Аркадьевна доплелась с костылем до туалета, потом помыла руки, заметив, что левая немного лучше после утренней зарядки, и снова села у окна. Скоро после работы пойдут соседи по домам, можно будет перекинуться парой слов, можно будет спросить, что им известно об исчезновении Егора Глинкина.
Первой, кто попался на глаза Анне Аркадьевне была младшая дочь Стурова – Лика. Она возвращалась из школы, невесело загребая лаковыми туфельками обочину.
— Здрасьте, бабушка, — сказала она и остановилась. Одна длинная тощая коса была растрепана, а заколка потерялась, вторая коса уныло висела с заколкой на самом кончике крысиного хвостика.
— Как дела, милая? – спросила Анна Аркадьевна.
— Тройка по окружающему миру, — засопела Лика, — не смогла показать, где у реки исток, а где эта… впадина.
— Устье, — подсказала Анна Аркадьевна.
— Ну да, — кивнула девочка, — вам хорошо, вы все знаете, вон… кроссворды разгадываете.
— А ты давно видела Егора Глинкина? – спросила старушка напрямик.
— Не помню, — сказала девочка, — на днях видела.
— А интернет наладили? – спросила снова старушка, — ты в четверг жаловалась.
— Хоть ругайся, хоть нет! – оживилась девочка, — я сто раз говорила родителям, чтобы они пароль поставили. Нашим интернетом Глинкины пользуются. У нас скорость падает, мультики вообще смотреть нельзя. Тётя Настя Глинкина вообще говорит, что у них ни компьютера, ни планшета нет, но я знаю, что у их Егора смартфон, и он сидит в нем постоянно. Подсасывает наш интернет. Всю субботу вообще нельзя было пользоваться, скорости не было.
— Получается, что в субботу Егор дома был?
— Конечно, дома, не мама же его мультики смотрела! — убежденно сказала Лика и пошла в свой двор, волоча рюкзак за одну из лямок.
Теплый осенний вечер спускался на улицу, было безветренно, дождик кончился, пока Анна Аркадьевна спала. Ничего интересного не происходило, по улице проезжали редкие автомобили, незнакомый велосипедист в наушниках проехал туда и обратно. Обратно ехал с буханкой хлеба, мотавшейся в прозрачной сумке на руле. Показалась худая фигура в зеленом плаще, остановилась напротив дома Глинкиных, стала отпирать калитку ключом.
— Настя, Настя Глинкина! – позвала Анна Аркадьевна. Хмурая женщина подошла и спросила неласково:
— Что надо-то?
— Я слышала, что Егор у тебя пропал? — сказала как можно ласковее старушка.
— Вам-то что? — с неудовольствием сказала Настя Глинкина, — сидите тут, сплетни про людей возите. Из-за вас меня участковый вызывал. Говорит, мол, что выдумываю я, что не пропадал мой Егор. Своих детей у вас нет, вот и не понять вам, что мать чувствует, когда у нее ребенок…
Настя зло смахнула слезы рукавом и быстрыми шагами вернулась обратно, хлопнула калиткой.
Вечер прошел нескучно, в раздумьях. Впервые за последние три года после инсульта Анна Аркадьевна так усиленно эксплуатировала свой мыслительный аппарат. Устав от сопоставлений горстки фактов, сообщенных ею от разных людей, она улеглась спать, но проспав буквально несколько часов, снова уселась у окна. Занималось раннее серое утро вторника. Старушка знала, что скоро Стуров будет выгуливать своего Чеддера, если бедный питбультерьер очухался от последствий своего обжорства. Ей не терпелось переспросить Стурова о перебоях с интернетом , на которые ей пожаловалась еще в четверг Лика, сохранились ли они в субботу, или скорость наладилась.
— Да что же это за безобразие! – услышала Анна Аркадьевна возмущенный голос Стурова Александра. Он уже вывел своего пса на прогулку и отбирал у него пломбирный фантик, — фу, брось, брось. Отвоевав мусорную бумажку, Стуров поспешил по улице, продолжая ругать Чеддера.
— Доброго утречка, Саша, — приветливо крикнула Анна Аркадьевна, отворяя створку окна. Прохладный утренний воздух пахнул ей в лицо.
— Доброго! – буркнул Стуров, оглядываясь на упиравшегося пса, — прямо мистика какая-то! Ну нашел же снова фантик пломбирный, и где он только его выцепил?
— И где же выцепил? – уточнила старушка.
— Опять между штакетинами всунул кто-то этот проклятый фантик! Что за люди!
— Хорошо, что ты отобрать успел, — успокоила старушка соседа, и тот поспешил в конец улицы по привычному маршруту. Про интернет спросить не успела…
У Анны Аркадьевны сложилась мозаика, Стуров подкинул ей недостающий факт, и она позвонила участковому. Через полчаса наряд полиции стучал в калитку Глинкиных. Недовольная Настя Глинкина не хотела открывать, но после того, как ей обещали снять дверь с петель, она нехотя отперла калитку и впустила во двор, а потом и в дом полицейских. Сонный Егор лежал в своей кроватке, лицо его было перемазано засохшим шоколадным мороженым.
В обед к Анне Аркадьевне пришел Черников. По пути на службу он остановился возле дома старушки и протянул ей в открытое окно порцию пломбира.
− Никогда не пойму я этих современных мамаш! — приговаривала свежеиспеченный сыщик, уплетая мороженое — в чем была ее выгода?
− Нервы хотела мужу помотать. По ложному доносу его бы арестовали, продержали бы в полиции. Глядишь и с работы бы турнули бывшего мужа. А потом ребенок откуда ни возьмись — раз и объявился! Вроде, как найден силами мамы и ее знакомых. Тут уж и основание для лишения родительских прав надоевшего своими придирками папаши.
− Но сам Глинкин разве не смог бы доказать, что он не крал ребенка? — продолжала удивляться старушка.
− Разве он смог убедить суд, что ребенку будет с ним жить лучше, чем с матерью? — усмехнулся Черников, — нет. На это и рассчитывала Глинкина.
− Но ведь можно допросить ребенка? — не унималась старушка.
− Можно, но ведь допрашивать его будут также при участии законного представителя — матери, — сообщил Черников.
− Да… Ну и законы… — протянула Анна Аркадьевна, расправившись с порцией мороженого. Покрутив в руках фантик, она положила его в тарелку, -надо фантик выбросить в мусорное ведро, а то Чеддер ненароком съест.
Три шага от койки до двери. Сквозь вентиляционные решетки ему был виден свет в коридоре. Дверь металлическая, замок простой и мощный, изнутри не откроешь. Если бы у Грегори была хотя бы пара дней, можно было бы чего-то придумать, спланировать побег. Эри бы помогла. Был бы жив Даниэль, он тоже помог бы непременно. Но это все мечты о несбыточном. Единственное, что реально может получиться, это когда дежурный отворит замки, приложить его по голове чем-то тяжелым, убежать в кормовую часть, попытаться уйти по запасному трапу. Но даже сели удастся, что потом? Со скалы-то не уйдешь. Скрываться всю жизнь, научиться думать только о том, как найти пропитание и теплый ночлег? Подтвердить побегом свою вину? Усугубить гибель Даниэля смертью охранника? И если к первой ты отношения не имел, то вторая будет уже полностью на твоей совести.
Три шага от двери до койки. Иллюминатор заварен, и неизвестно, сколько времени до завтрашнего утра.
Мысли беспорядочно крутились в голове, сменяя одна другую. О том, что его ждет, Грегори старался не думать. Он не ощущал себя героем, и был уверен, что не сможет молча и гордо взойти на эшафот… или что там для него подготовили.
Только бы она не пришла на казнь. Для Эри это будет уже слишком.
Почему Даниэль никому никогда не рассказывал об их задумке? Если бы еще хоть кто-то знал. Если бы был еще хоть один человек, болеющей той же идеей, готовый ради нее на многое, Грегори было бы легче. Да, он попросил Эри передать сумку доктору, но кто поручится, что доктор все поймет правильно? Кто поручится, что он вообще прочтет то, что Даниэль так долго собирал, систематизировал, готовил? Что он возьмется разобраться в путаных чертежах самого Грегори и в старых схемах, найденных среди бумаг капитана? Увидит ли он только бред выживающего из ума старика и поиски оголтелого мечтателя, или же все это не покажется ему безумием?
Нет ответа. И теперь уже не будет.
В три часа ночи за дверью сменился часовой. Время тянулось одновременно и медленно и безумно быстро. Так быстро, что хотелось крикнуть ему: «Остановись! Дай подумать, дай разобраться! Позволь найти выход!»
Но утро и час казни вместе с ним наступило внезапно.
Блаз
Утром казалось, что все еще может пойти по плану. Жероль сказал, что в участке все тихо, никто никаких особых режимов не вводил, никто не отдавал распоряжений о внеурочных дежурствах. Жероль десять лет в полиции, ему там доверяют. Жаль, в патруле нет своего надежного человека. Но судя по наблюдениям, там тоже ни о чем не подозревают.
Экзекуцию решили устроить на баке «Чезара Воителя». Огромный линкор как нельзя кстати подходит для этого. К тому же за всем, что будет там происходить, можно наблюдать и не всходя на борт. Достаточно просто подняться по Верхним улицам ближе к Корабельной. Там-то и будут стоять полицейские расчеты и большая часть патрульных. Остальные наверняка будут обходить улицы по привычным, давно установленным маршрутам.
Блаз шепотом выругался, отворил окно. В комнату проник свежий холодный воздух. Уже темнело, а предстояло так много сделать. Проверить посты. Отдать последние приказы. Доставить по отрядам с таким трудом добытые патроны. Если бы не выходка Микеля, если бы он не притащил девчонку, времени на подготовку было бы больше.
Но кто мог знать, что к моряку она привязана больше, чем к студенту? Сам он уверял, что она человек надежный. Ну-ну. Этого «надежного человека» видели на «Быстром» всего несколько часов назад. По словам все того же Жероля, она просила о встрече с заключенным, и эта встреча даже состоялась, о чем растрепал в «Маяке» сменившийся патрульный из тюремной охраны. Но вот кто поручится, что она не поговорила еще с кем-нибудь из патруля?
Именно поэтому Блаз и приказал поторопиться. Поэтому, и еще потому, что большинство жителей Верхних улиц, да и Нижних тоже, рабочие, обыватели, может, даже Наследники — все придут смотреть на казнь. И значит, будет меньше невинных жертв. И склады, ключевые суда, центральная радиостанция, училище и цех будут захвачены почти бескровно.
Да, он сам разъяснял сподвижникам, что людей жалеть не нужно, что ресурсов в городе мало и больше не становится. Но каждый раз он знал, что не сможет отдать приказ убивать безоружных. Даже если это будет прислуга из домов ненавистных Наследников. Полицейских, охрану, патруль — сколько угодно. Но только не тех, кого чья-то воля или судьба привели в чужие дома, потому что своих домов у них больше нет.
Дверь отворилась без стука, но Блаз даже не обернулся. Он знал, что кроме Микеля или Жероля никто войти не может. Остальные уже отправились на позиции, ведь до комендантского часа совсем недолго. А провалить операцию просто потому, что кто-то ночью попадется патрулю, раз плюнуть.
— Я знаю, что нужно сделать! — хрипло сказал Микель. — Только не отказывай сразу. Дослушай.
Идеи Микеля всегда отличались радикальностью, если не сказать больше. Но в них всегда было рациональное зерно, которое можно докрутить, додумать, довести до ума.
Блаз кивнул.
— Мы обрушим линкор. Он и без того держится на честном слове, а если устроить пару небольших взрывов под основанием, он полетит в бездну. На улицах под ним давно уже никого нет, все знают, что там опасно. Понимаешь? На сам корабль будут наверняка пускать только Наследников и их приближенных. Там же будет и верхушка патруля, вряд ли они пропустят это событие. Может, несколько почетных горожан еще будет.
Блаз потер лицо у переносицы — такого он не ожидал даже от Микеля. Не ожидал, но…
Это действительно поможет восстанию, повергнет в замешательство врагов и временно парализует действия патруля и полиции. Вот только, насколько это может затронуть остальные суда? Те, живые, которые зашвартованы близко к линкору? Не случится ли так, что ржавый исполин потянет за собой десятки других кораблей? Надо все обдумать, все еще раз пересчитать.
Только нет на это времени. Надо или соглашаться с Микелем или решительно отказаться, подобрав безукоризненные аргументы.
— Ну же! — Студент требовательно смотрел ему в глаза. И Блаз не выдержал. Его кивок при желании можно было счесть случайным движением подбородка. Но Микелю было достаточно и этого.
— Что? – шокированная новостью Нина даже села. — Он здесь третий год и ни разу даже попытки не сделал что-то сыграть или спеть! У него же была программа по садо-мазо…
— Это одна из базовых программ Irien’ов. Она была сразу, от производителя. Просто программа дирижирования случайно закрепилась на ней, программер косорукий ставил. Ты была так уверена, что его прежняя хозяйка с ним что-то эдакое делала, что сразу приказала снести обе программы… и он не осмелился сказать об этом. Вообще-то… я и сам был уверен в этом, раз он действительно даже не пытался на чём-то играть. Сочинял и записывал в сети и хранил в облаке. Он и мне-то сообщил только сейчас, когда смотрел на меня на собрании… скинул пару записей из своего облака.
— И потом не посмел. Держал всё в себе… и сорвался. Не выдержал. Но… тогда он был в таком состоянии! Еле живой… я была уверена, что это его бывшая так его отделала… а это, скорее всего, перекупщики. Клим слышал мои слова, что нам нужен свой ансамбль… и сорвался. Вот надо было бы поговорить с ним раньше… а мне даже в голову не приходило, что он сочиняет музыку… пригласи его к нам прямо сейчас, но осторожно, нам надо поговорить с ним. Всем вместе.
— На нашей кухне?
— Именно. И обязательно с тобой. Мне так спокойнее будет… если что, по внутренней связи с ним поговоришь.
— Я понял. Сделаю.
***
Через полчаса в гостиную квартиры Нины вошёл мрачный одетый во всё чёрное Клим, явно готовый то ли к наказанию, то ли к побегу. Нина, сделав вид, что не заметила его напряжения, спокойно спросила:
— Клим, нам нужны музыкальные инструменты для своего ансамбля… — видя, как парень побледнел и вытянулся у стенки, пояснила:
— Платон мне рассказал, что ты песни пишешь. Почему ты мне не сказал об этом раньше? Тебя привезли в таком состоянии, что я была уверена, что это твоя прежняя хозяйка с тобой сделала, а она была дирижёром… я была уверена, что тебе не нравится музыка, и не предлагала тебе ничего такого… даже не представляла, что ты пишешь песни. Ты слишком долго держал это в себе и чуть не сорвался. Я прослушала записи, которые ты скинул Платону и совсем не против твоих песен, и мне даже кажется, что ты мог бы руководить музыкальной группой, если ты не против. Но только в свободное от основной работы время, так как на должности бухгалтера заменить тебя прямо сейчас нет возможности. Уже осенью у нас будет посёлок, а в нём сельский клуб с библиотекой и небольшим концертным залом, вот там ты сможешь репетировать и выступать… не каждый день, конечно, а по выходным и праздникам… но это возможно. А если нужна будет программа, Лёня привезёт и установит тебе… да сядь уже, и успокойся. Всё же нормально.
Страх на лице Клима сменился сначала на тревогу, непонимание, потом на удивление, понимание и радость, и он, наконец, сел на стул и тихо сказал:
— Спасибо… я смогу. Но… тогда нужны инструменты…
— Нужны. Найди по И-нету, где их можно купить и закажи с доставкой. И оплати. Платон, помоги ему с этим, ты лучше знаешь, как оформить заказ на сайте. Пока есть возможность и желание, надо это сделать. И… надо комнату под студию, в которой Клим смог бы заниматься музыкой.
Платон ответил согласием и предложил Климу самому решить, сколько и какие инструменты нужны и на какую сумму нужно рассчитывать — и окончательно ошеломлённый Клим вышел из квартиры Нины.
***
Успокоившаяся Нина велела Свену запрячь Ливня и в сопровождении Хельги отправилась к ангару у модуля, где находились купленные лошади. Там она позвонила ветеринару, номер которого дала ей Снежана, и показала ему кобылу. Он переспросил возраст лошади и срок жерёбости, подумал и ответил:
— Как я понимаю, вам важнее получить здоровых жеребят, чем сохранить жизнь кобылы? В таком возрасте одно из двух: или мы спасаем кобылу и она через полгода умирает от старости, или мы спасаем жеребят… я понимаю, почему её отправили сюда, — вздохнул уставший мужчина средних лет, — сам в конном заводе работаю… Снежана Олеговна Вам мой номер дала? Как завели они конюшню на турбазе, так мы и сотрудничаем… держите адрес, пригодится… — и он скинул ей свою визитку, на которой значился адрес крупного конного завода в степной зоне планеты. — Там не смогли бы её выходить, если уж из-за нехватки кормов начали сдавать молодняк на мясо… лучше уж сюда, чем на мясокомбинат. У вас есть киборг для ухода за ней?
— Да, — и показала на Олафа, — он Irien… парный, ещё его брат есть, близнец. И они оба будут ухаживать за кобылой и жеребятами.
— Ещё один? Помнится мне, одного Вашего Irien’а оперировали на той же поляне… это он? И… тот конь жив?
— Это не он. Ян и Рыжик живут на конюшне. Оба здоровы, и Рыжик даже иногда прыгает. У них… натуральные отношения. Вроде так это называется.
— Замечательно! Хотелось бы к вам прилететь… но сейчас некогда, случной сезон… в заводе у очень многих кобыл плановая выжеребка весной… но как только смогу, так сразу… любопытно взглянуть.
— Мы рады Вас видеть в любое удобное для вас время. Но сообщите заранее, чтобы я предупредила охрану. У Вас киборг есть?
— Киборг есть, DEX охраны. Но он охраняет клинику. С собой беру, извините, своего Irien’а… — ветеринар справился с волнением и счёл нужным пояснить:
— Выкупил с утилизации десятилетнего… в прошлом месяце… чуть живого… случайно… расчувствовался… как оказалось, не зря… он чувствительнее к гормональному фону животных, чем охранный DEX, и сильнее, чем две мои домашние… может лошадь просканировать прямо в деннике, а капельницы как ставит!
— У меня муж Irien, — спокойно сообщила Нина, — и поэтому я это знаю. У нас колхоз под защитой ОЗК, в котором работают разумные киборги. Сейчас Хельги, это мой телохранитель, скинет Вам наши координаты. Юрий Сергеевич, если надумаете, я могу помочь с регистрацией вашего киборга в ОЗК… и Вы уже сейчас можете найти наш сайт и группу в соцсети и посмотреть наш колхоз по видеозаписям.
— Спасибо, я понял. Очень хорошо, я прилечу, как только смогу. А пока… Ваш киборг может сделать анализ крови этой кобылы и прислать мне?
— Да, — и повернувшись к Олафу, сказала: — Ты слышал? Можешь сделать анализ крови прямо сейчас и отправить его?
Киборг ответил согласием, осторожно проткнул иглой вену на шее лошади, слизнул каплю крови и отправил результат анализа ветеринару. Тот просмотрел файл, дал рекомендации, которые Олаф внимательно выслушал и записал себе, и после этого ветеринар сказал Нине:
— По её возрасту она в очень хорошем состоянии. Присылайте мне каждые шесть часов информацию о её здоровье. Как только смогу, прилечу. До встречи.
— До свидания, — ответила Нина и отключилась. Потом велела Олафу отправлять результаты анализа крови каждые шесть часов по адресу ветеринара — и после осмотра жеребят в левадах пошла домой.
***
В семь утра четырнадцатого апреля курьер на ярко-жёлтом флайере с логотипом фирмы по доставке заказов привёз несколько коробок, в которых оказались две пары наушников, две гитары, синтезатор, ударная установка, две флейты, скрипка, саксофон, кларнет и две большие колонки – Нина расписалась в ведомости и оплатила своей карточкой.
Нина, не ожидавшая, что инструменты привезут настолько быстро, рассматривала выгруженные в холле коробки. Морж, Клим и Платон стояли рядом, ожидая её решения, а она молча думала, куда поставить – но сказала не совсем то, что они ожидали услышать:
— Платон, пришло время для назначения кого-то на должность завхоза. И нужен отдельный ангар под склад… у нас уже столько всего, что надо отдельного киборга для присмотра за вещами. Надо всё это куда-то убрать… до осени… свободных комнат у нас нет, а всё это займёт слишком много места в комнате Клима… как думаешь, Эдгар справится? С овцами работать ему явно не нравится… а на складе смог бы, я думаю.
— Наверное, ты права. Спрошу у него. А под склад… свободных помещений нет. Если только башенка и чердак. Хорошо, переведу его кладовщиком и завхозом. Попробуем.
— Это ладно. Но сначала надо решить, куда вот это всё девать.
— В цокольном этаже есть одна незанятая комната, — медленно сообщил Морж, — там можно сделать звукоизоляцию, чтобы шум не мешал работать и отдыхать остальным. А когда будет построен клуб, то все инструменты перенести туда. Клим пока может работать с одним синтезатором… и наушники сразу ему оставить.
Комнатка оказалась размером три на два метра и как раз под столовой — одна из кладовок была пока не занята продуктами. Клим был счастлив! — и даже разрешение играть на одном инструменте и только раз в неделю воспринял как подарок и потому взялся за ремонт кладовки с небывалым до этого энтузиазмом.
***
Вечером шестнадцатого апреля позвонила Линда:
— Добрый вечер! Ты говорила о строительстве города Звёздный… я сказала об этом Райво. А он позвонил братьям… ты их должна помнить, они были на нашей свадьбе с женами. Они работают в солидной строительной фирме и готовы включиться в проект по Звёздному. Дать адрес?
— Подожди, я добавлю в беседу Иру, она руководитель проекта.
Ира выслушала и Нину, и Линду, удивилась и обрадовалась одновременно, но сочла нужным сообщить:
— Это всё замечательно… но сейчас у нас только проект, финансирование строительства ещё не утвердили в правительстве… в необходимом объёме… ты можешь связать меня с ними напрямую?
— Да, — ответила Линда, — прямо сейчас и добавлю в разговор… добрый день, Антти, Юсси, это Ирина Владимировна, руководитель проекта, поговорите сами.
Ира и оба брата Райво поблагодарили Нину и Линду и отключились от общей беседы — и подруги продолжили разговор без них.
***
Семнадцатого апреля Нине пришлось срочно лететь в город – Грант по видеосвязи сообщил, что в музей позвонил совершенно незнакомый мужчина и потребовал вернуть жеребца и кибера, в музее звонок перенаправили в ОЗК, так как мужчина орал и заявлял, что киборга у него украли, но и там ему толком ничего не ответили. Он долго орал, что подаст в суд и что всем придётся заплатить ему за оскорбление, и что через два часа он перезвонит уже в присутствии своего адвоката. Карина скинула Нине запись своего разговора с этим человеком — и Нина, узнавшая бывшего хозяина Яна, спортсмена-конкуриста, продавшего жеребца и киборга в цирк через агента, взяла все документы на Яна и Рыжика и полетела сразу в офис вместе с Платоном и Хельги.
Когда она вошла в кабинет, Карина уже была на связи с этим человеком и пыталась его успокоить:
— …поймите, у нас нет Вашего жеребца…
— Я узнал его! Понимаете, — стал снова объяснять уже охрипший от крика спортсмен, увидев на вирт-экране Нину, — я был на выставке в Ново-Самарском музее… ясно видел адрес вашего музея и ОЗК! Художник старательно закрыл морду кибера шляпой, и я прошел бы мимо, но я узнал Вектора. Это мой жеребец! Он нарисован уж очень подробно и старательно… и даже шрамы прорисованы, которых нет…
Нины горько усмехнулась:
— Шрамы уже есть. Зачем он Вам? Для спорта он стар… да и кастрирован, — и скинула им электронные копии всех документов, — Вы же сами продали и Вектора, и киборга в цирк… через агента. У меня есть все документы, и ветеринарные, и от проверявшего цирк дексиста… Ваши подписи есть на документах продажи… так что Ваши требования не имеют оснований. И смысла не имеют тоже… в цирке Вектора кастрировали, грубо и жёстко, он очень долго лечился… и в спорт не пригоден. Тем более не пригоден для воспроизводства.
— Что? Кто посмел? Он же… — вскочивший с места мужчина был остановлен своим адвокатом, они очень тихо посовещались и оба сели на места, а спортсмен с сожалением сказал:
— Производитель был бы хороший… документы действительно в порядке… но его ведь возможно клонировать? — спросил он то ли своего адвоката, то ли Карину.
— Я узнаю в нашем племпредприятии, возможно ли это… — вмешался в разговор Платон, — но нужно будет выправить разрешение на клонирование, вероятно… и вам лучше знать, у кого… сейчас наберу.
Представитель племпредприятия, женщина предпенсионного возраста, строго посмотрела на всех участников беседы, поздоровалась со всеми, но обратилась неожиданно для Нины сразу к Платону:
— Вы управляющий колхоза «Заря»? Почему Вы до сих пор не были в племпредприятии и не сделали запрос на семя для искусственного оплодотворения животных? У вас там ведь есть коровы, овцы и козы… и лошади…
Нина вопросительно взглянула на Платона, но спортсмен не дал ему ответить и выдал:
— Документы я сделаю… мне нужен биоматериал для клонирования. И пара кобыл, которые выносят и родят клонов… и оплачу всё тоже я. От вас мне нужен только биоматериал и видеозапись забора биоматериала у Вектора. Прилечу за ним сам.
Бывший хозяин Яна отключился, и Нине пришлось объяснять, что ему нужно – сотрудница племпредприятия, наконец, поняла, в чём дело, и сказала, что за кровью Вектора она сама прилетит через два или три дня вместе с ветеринаром, который документально заверит взятие пробы крови у коня.
Это не жизнь, а какой-то загребанный квест. Ну, а как еще ее можно охарактеризовать? Началось все с Зеры, придумавшей некую уникальную взрывчатку, которая якобы не вредит органике. Ну, по ее логике, эта взрывчатка не убивает живых существ. Про ударную волну, камнепады и прочие последствия взрыва она как обычно не подумала, ну да ладно, Зера не физик, Зера химик. И все бы ничего, если бы она не уговорила шиммитов (понятия не имею, как она смогла уболтать этот мирный народец) провести эксперименты и взорвать разные дозы взрывчатки в разных областях. Выбор пал почему-то на Апельсинку…
Не знаю, чем ей не угодили астероиды, луны и какие-нибудь нежилые планеты, благо таковых очень много, но факт на лицо — эти придурки стали взрывать в горах заготовленные брикеты взрывчатки… Пока не нарвались на бывший вулкан, который тихо-мирно дремал многие тысячи лет…
Ладно, я не буду говорить о том, что вся компания подрывников не додумалась взять с собой геологов или хоть кого-то, кто шарит в горах, в вулканах и прочем добре. Я даже ничего не скажу о том, что они взяли не нормального подрывника-специалиста, а какого-то больного на голову фанатика. Но неужели на всей большой планете не нашлось больше места, где можно было взрывать эту их гадость, только лишь возле города? Серьезно? Там куча горных массивов, множество возвышенностей и всяких там отдельных скал, есть незаселенные острова и целые архипелаги, ну неужели ума не хватило взрывать там, где нет жителей?
Короче, вулкан проснулся и стал извергать лаву и пепел. Народ активно эвакуировался подальше, подрывники чудом выжили (дуракам везет)… Ну, а мне пришлось выгребать бедствия с последствиями. Сначала я по тупости душевной просто накинула на вулкан силовой купол, решив, что раз лава не течет в город, то и проблем нет. Увы, я забыла о пепле, который рвался наружу из жерла вулкана, и забыла о том, что природа всегда найдет лазейку. Через полдня вулкан взорвался, благо купол выдержал, но на этом все хорошее закончилось. Что там произошло под куполом, я без понятия, поскольку он аннигиллировался вместе с вулканом, и когда я выскочила из экрана рядом с местом происшествия, то увидела, как из земли вытекает лава. Гора просто исчезла, словно ее и не было. В принципе, лава без дыма, пепла и прочих гадостей меня устраивала больше, но раньше или позже она все равно могла добраться до города… А город было жалко. Не то, чтобы он такой уж большой и важный, но мы старались, строили, наводили порядок, поселили туда уже довольно много народу, наладили кое-какое производство. Этого всего было жалко.
Так что пришлось включать мозги и искать способ обезвредить это непонятное явление. Можно было пнуть кого из демиургов, но они были сильно заняты в Совете, а трогать студентов я не захотела. Хватит, уже одна наработала, так наработала, теперь после нее переделывать… Самое смешное, что сама по себе взрывчатка реально не трогает органику, как бы это ни было парадоксально, но вот последствия взрыва эту органику хорошо так уничтожали…
С горем пополам и с помощью какой-то матери я отыскала богиню огня. Как-то так повелось, что у нас богов огня еще не было, да мы без них и не страдали… до сих пор. А тут на радостях нашлось аж две одинаковых богини. Я так и не смогла определить, какая из них наша, а какая параллельная, поэтому вытащила обоих, поскольку обоим нужна была помощь.
Девушки были очень похожие. Стройные, с алыми отливами в черных волосах, одетые в длинные красные то ли халаты, то ли кимоно, красивые… и одновременно держащие на руках маленьких детей. Один ребенок был просто желтый, словно бы у него полностью оказала печень, а второй медленно каменел и превращался в маленькую скрюченную статую. Я чертыхнулась и обоих отправила на Приют в клинику, аккурат в детское отделение, где пока что было относительно спокойно. Основной поток беженцев уже прошел, оставались либо самые больные, либо сироты, которых распределяли по приютам или же предлагали усыновить тем, кто этого хотел.
Олла. Жизнь после игры. Глава 158
Богини меня, конечно, выматерили, но когда я им объяснила, что хочу баш на баш — помощь за помощь — успокоились и позволили врачам осмотреть детей. Того, который с желтухой, сразу забрали лечить, что-то там с ним было мутно, а вот того, который каменел, оставили как есть. Наши технологии ничего не могли сделать. Так что пришлось пилить за некромантом…
Поскольку Мэлькиро был серьезно и надолго занят любимой женой, то мне ничего не оставалось, как потащиться на Тьяру, надеясь, что две огненные богини не превратят клинику в пепел за то время, пока я буду торговаться.
Артур нашелся в своем замке, куда уже перетащил всю интересовавшую его нежить. Неплохо обжился, надо сказать… Антураж великого темного мага некромант поддерживал с большим энтузиазмом. Впрочем, ничего особо такого страшного в его замке и не было. Скелеты у входа, какие-то каменные гаргульи на стенах, дурно пахнущие зомби-караульные… типичный такой замок некроманта, как ни странно, достаточно светлый и просторный, чтобы в нем могла жить целая куча народу. И народ таки был. И люди в качестве стражи, что весьма удивительно, и орки.
Я объяснила Артуру, что от него требуется убрать воздействие василиска на ребенка. Некромант заломил интересную цену — ему нужна была статуэтка пегаса. Обязательно золотая, обязательно на постаменте и обязательно с распахнутыми крыльями, будто бы конь летит. Мне до ужаса надоело чувствовать себя участником квеста, но ничего сделать нельзя. Просто золото у Артура было, ингредиентов и материала для опытов хватало, а вот коллекцию пополнить не получалось. Пришлось создать ему желанную статуэтку и быстро тащить его в клинику.
Богиня пофыркала, но отдала своего брата некроманту снять окаменение. Мы оставили их в палате, на всякий случай предупредили персонал, что тут будет твориться темная магия, чтобы эльфы и прочие чувствительные сильно не переживали, а сами отошли к окошку на поговорить. Как оказалось, Айше — так звали девушку — не впервые пыталась спасти нагулянных отцом детей. Ее отец, бог света, был весьма так активен в плане походов по бабам, из-за чего по их миру бегало очень много полукровок. Ее мать была резко против подобного, поэтому всеми силами старалась этих полукровок уничтожить. Как обычно, пострадали ни в чем не повинные дети. Конкретно этот пацан лет четырех-пяти ничем не мог навредить богине дома и уюта, так что поплатился только за сам факт своего рождения.
Айше же их было просто жалко, как-никак родная кровь. Вот она и помогала, чем могла, жалела только, что ее силы были ограничены. Она могла что угодно сжечь и уничтожить, но никак не могла исцелять. Ее отец мог бы вылечить своих детей, но он относился к ним достаточно пренебрежительно. Мол, если ребенок загибается от силы банального василиска, то такой детеныш не достойный жизни и уж тем более звания полубога. Как говорится, естественный отбор.
В целом, богиня оказалась адекватной, в отличие от ее мамаши. Насколько я поняла, к нам смогла прийти лишь оригинальная богиня из нашей вселенной, параллельная пробиться не смогла. Ну оно и немудрено… Сначала она жутко удивилась, когда весь занятый делом медперсонал и не подумал падать на колени и молиться на ее божественность. Народ у нас привычный уже к такому, что пришедшая в больницу богиня была не более чем помехой. Они и нас видели во всех ипостасях, и кучу разномастного народу всех рас, цветов и форм лечили, и драконов по винтикам собирали, так что явление девы бледной в золотистом платье до середины бедра было проигнорировано начисто.
Потом она отругала дочь за то, что та помогает полукровкам, а потом досталось и мне за то, что я похитила ребенка из дому. На мое возражение, мол, их ребенок является взрослой богиней, меня послали к черту. В конце концов, мне удалось ее успокоить и уговорить прекратить издеваться над детьми и насылать на них всякие пакости, взамен обязавшись этих детей забрать… Я еще не знала, что их папаша настолько плодовит.
В общем, пока двух пацанов лечили врачи и некромант, обе богини натаскали мне через экран целую кучу детишек. Не меньше двух сотен полубогов разных возрастов и способностей… Оставалось только хвататься за голову и надеяться, что вся эта шобла не разбежится. К счастью, ребятишки не разбежались, их удалось осмотреть, проверить на наличие болячек и проклятий и благополучно отправить в Академию на радость Шеврину. Шеврин мне матерно объяснил, что именно и в каких позах он со мной сделает, но выгонять народ не стал.
За всей эту суетой я и не заметила, как Артур закончил возиться с пареньком и ускакал домой через портал любоваться вожделенной статуэткой. В конце концов, обеих богинь Айше — и нашу, и параллельную — удалось упросить разобраться с вулканом, будь он неладен.
Увы, пиздец продолжался. Когда я привела девчонок к вулкану на Апельсинке, возле него обнаружились какие-то больные на голову фанатики, в обнаженном виде водящие хороводы вокруг лавового выступа. Они не волновались на счет обожженных ног и, казалось, вообще не обращали внимания на окружающих. Заправлял всем лысый и безбородый гном, чью расу выдал только рост и обилие растительности на теле. Похоже, побрить себе грудь и спину он или не смог, или не захотел…
Фанатики очнулись только когда я громко поинтересовалась, какого хрена тут происходит. В ответ вся братия дружно хлопнулась на колени в горячий пепел, что вызвало у меня бурю возмущения. Лечишь их, гадов, лечишь, а они себе ожоги зарабатывают почем зря… Ухватив за шкирку их главаря, я поняла, что тот безнадежно болен на голову. Внятно ответить, что именно они тут делают и главное — зачем, он не смог, только молился и пытался кланяться, бормотал что-то про храм, который они хотят тут возвести в мою честь. Не хватало еще храма на вулкане… красочно представив зажаренных паладинов в корке из лавы, я плюнула и отнесла гнома в психиатричку, добавив местным целителям работы. Судя по всему, он где-то получил хорошую такую травму головы, которая со временем дала вот такой неожиданный результат.
Остальной народ пришлось подлечить, одеть и быстро отправить по домам, пригрозив той же дуркой. Ну в самом деле, взрослые люди и нелюди, а страдают такой херней. Самое противное, что безумие заразно, как бы это ни было прискорбно признавать. Если один идиот будет что-то талдычить днями и ночами, то другие идиоты рано или поздно в это поверят.
Наставив этих придурков на путь истинный и наказав молиться в уже готовых настоящих храмах, где тепло, сухо и безопасно, я наконец смогла вернуться к девчонкам, извинившись за происходящее. Они помогли с вулканом, успокоив огонь и лаву. Наша Айше вернулась домой после ритуала, пообещав наведываться к братишкам и сестричкам, а параллельная осталась на Апельсинке. Пусть уже и у нас будет богиня огня… может, теперь больше не будут взрываться вулканы? Хотя я сильно сомневаюсь, что Зера не придумает еще чего-то в этом духе. Это ж Зера. Чертов квест…