«Такая история, конечно, не более как своего рода импровизация, притом импровизация обязательная, от которой неуместно было бы требовать зрелой обдуманности и строгой точности в изложении. Ее читают бегло, забывают скоро, и редко впечатление, ею произведенное, переживает день ее выхода. Все это так; но кому не известно, что ряд учащенных, преднамеренно возбуждаемых впечатлений, как бы ни было кратковременно и непрочно каждое из них, очень часто порождает если не убеждение, то предубеждение, впоследствии нелегко уступающее силе самых ясных доводов».
Дочитав этот абзац до конца, Эррэаккадуээммэтрэ тихо застонал от наслаждения и зависти одновременно: ему очень-очень хотелось уметь вот так же красиво и длинно писать.
Здесь может возникнуть вопрос, стонут ли крамарцы вообще, а также испытывают ли они зависть. На этот и другие вопросы можно найти ответы в не так давно опубликованном сборнике научно-популярных статей под редакцией профессора Сунь Сунь Ли. Из этого же сборника можно узнать, например, о том, что у крамарских имен нет уменьшительно-ласкательных форм. Представители старшего поколения крамарцев, заставшие начальный этап вступления Крамара в Галактическую Федерацию, дружно полагают, что привычка сокращать их замечательные имена — есть еще одно свидетельство умственной неполноценности ксеносов, младшее же поколение склонно считать это свойство чужаков вполне простительным проявлением присущей им слабости.
Если бы самого Эррэаккадуээммэтрэ спросили, а что он, собственно, думает по этому поводу, то он не смог бы определенно ответить. С одной стороны, он был молод и шкурка у него была окраса не сказать чтобы яркого, но довольно таки эффектного. Опять же, в силу своей молодости, Эррэаккадуээммэтрэ был любознателен и открыт всему миру, но ввиду занимаемой им должности, он также был открыт всему миру, находился на незримой границе Крамара и всего остального мира, стоял на защите рубежей и так далее, а потому не имел права на неосторожные высказывания.
Все первые дни работы в качестве стажера на орбитальной таможне за Эррэаккадуээммэтрэ хвостом ходил его офицер-наставник, чьи заслуги перед родиной были столь велики, что имя его было в полтора раза длиннее, чем у Эррэаккадуээммэтрэ. Наставник щедро делился с новичком схемами обновления инструкций, порцией еды из буфета и воспоминаниями о своем славном прошлом.
— Ты только представь себе, парень, — стрекотал он, — таможня только открылась, и вот я, такой же молодой, как ты сейчас, одним из первых оказался мордой к морде с ксеносами, преимущественно с людьми. — При воспоминании об этом бледные пятнышки на шкуре офицера слегка потемнели.
— И что же ты делал? — Не отводя восхищенного взора от наставника, Эррэаккадуээммэтрэ ловко сцапал блестящую личинку, пытавшуюся удрать из тарелки.
— Дежурство за дежурством я искал различные способы получать дополнительную информацию о людях и пришел к выводу, что одним из сравнительно безопасных способов получения такой информации является знакомство с их литературой.
— Со всей сразу? — ужаснулся стажер.
— Со всей не надо. — Заслуженный таможенник, насытившись, чуть отодвинулся от тарелки. — Рекомендую почитать детективы, мне это в свое время очень помогло разобраться в человеческой натуре.
— А мне обязательно разбираться именно в человеческой натуре? — Эррэаккадуээммэтрэ вовсе не собирался спорить, так просто спросил.
— Ну, если ты предпочитаешь работать с центаврианами…
Неизвестно, что тогда сыграло решающую роль: сила убеждения наставника, количество человеческих кораблей — пятая часть от всего траффика через таможню, — грядущие надбавки к зарплате за перевыполнение плана или элементарное любопытство, но тем же вечером после смены Эррэаккадуээммэтрэ засел за чтение. И после следующей смены тоже. И после следующей. На четвертые сутки уровень тревожности у стажера подрос нешуточно — по-всему выходило так, что примерно половина людей совершают ужасные преступления, а другая примерно половина эти преступления раскрывает. Ах да, есть еще и жертвы… Не привыкший к тому, чтобы вот так вот сразу сдаваться из-за возникших трудностей, Эррэаккадуээммэтрэ тоскливо-прощальным взглядом окинул свое маленькое, но уютное жилище и мужественно отправился на службу.
Помимо заслуг перед родиной, длинного имени, бесценного практического опыта и щедрости офицер-наставник обладал еще и невероятной чуткостью, а также известной широтой взглядов.
— Что хвост повесил, парень? — сердечно приветствовал он новичка, отрываясь от пропечатывания дополнительной графы в форму № 14 прим 2 для транспортных судов средней вместимости.
Совершенно подавленный Эррэаккадуээммэтрэ рассказал наставнику о своем нерадостном открытии.
— Вот оно как, — протянул наставник, задумчиво разворачивая хохолок. — Знаешь что, стажер, ты того… не зацикливайся на детективах, читай все что угодно. Все, что в голову взбредет.
Благодарно кивнув старшему офицеру, Эррэаккадуээммэтрэ поплелся на рабочее место. Заслуженный таможенник проводил новичка взглядом, побарабанил по столу коготками, а затем открыл новое вирт-окно с папкой «Характеристики. Офицерский состав. Стажеры» и завис. По идее, то, что парень быстро усваивает новую информацию, следовало бы отнести к положительным свойствам, а то, что он излишне впечатлителен — к отрицательным. На деле же выходило так, что и здесь скорее всего придется вводить дополнительную графу.
«Всякое обобщение и классификация суть несовершенны, ибо они в изрядной степени обедняют картину мироздания», — с этой мыслью наставник закрыл характеристики стажеров, временно отказавшись от попыток усовершенствовать сей документ, и с огромным облегчением вернулся к транспортным судам средней вместимости.
Благодаря щадящей формулировке «читай все, что в голову взбредет» Эррэаккадуээммэтрэ уже через пару дежурств вернул себе спокойное расположение духа, а в самый разгар сдачи ежемесячного отчета о статистике нарушений при заполнении дополнительных форм к соглашению о превышении лимита времени при использовании посадочного места совершенно неожиданно встретился со своей судьбой:
«Такая история, конечно, не более как своего рода импровизация, притом импровизация обязательная, от которой неуместно было бы требовать зрелой обдуманности и строгой точности в изложении. Ее читают бегло, забывают скоро, и редко впечатление, ею произведенное, переживает день ее выхода. Все это так; но кому не известно, что ряд учащенных, преднамеренно возбуждаемых впечатлений, как бы ни было кратковременно и непрочно каждое из них, очень часто порождает если не убеждение, то предубеждение, впоследствии нелегко уступающее силе самых ясных доводов».
Дочитав этот абзац до конца, Эррэаккадуээммэтрэ тихо застонал от наслаждения и зависти одновременно: ему очень-очень захотелось вот так же красиво и длинно писать.
Он медленно и аккуратно переписал столь полюбившийся ему фрагмент и прислушался к своим ощущениям — пока вроде бы ничего сложного. Затем он попробовал выучить текст наизусть, а потом снова его записать. Так стало гораздо интереснее: чужие слова довольно бойко всплывали в памяти, и поэтому Эррэаккадуээммэтрэ решил, что уж теперь-то он вполне готов к тому, чтобы придумать свои собственные слова.
Из глубин депрессии, в которой он увяз после нескольких суток творческих исканий, на сей раз его вытащил, как ни странно, человек. Человек этот, по правде говоря, уже давным давно прекратил свою жизнедеятельность, но, наверное, до сих пор был полезным — число ссылок в инфранете на его простенькую формулу: «хочешь стать хорошим писателем — читай и пиши не менее четырех часов в сутки» впечатляло. На всякий случай Эррэаккадуээммэтрэ пробил автора сего высказывания по базе, после чего без тени сомнений причислил его к великим писателям по показателю «совокупный доход от продаж», а вот формулу великого писателя пришлось слегка изменить, внеся в нее поправки за продолжительность крамарских суток, соотношение фаз сна и бодрствования и еще примерно за два десятка менее существенных факторов.
По прошествии некоторого времени, а какого точно — сказать затруднительно, известно только то, что за этот период Эррэаккадуээммэтрэ создал обширную картотеку из зарисовок собственного сочинения, успел получить чин младшего офицера, а также по причине большой служебной загруженности и неизбежной творческой забывчивости пропустить ежегодное спаривание, случилось то, что должно было случиться — таможенника наконец-то посетила Муза.