16. Полет
…И подошли евреи к Красному морю, и протянул Моисей руку, и разошлись воды морские, и сказал Моисей:
— Ах-хренеть…
Над Атлантикой, 1989
…отец держал его за руку. Вернее, Саша, обхватив всей пятернёй три отцовских пальца — больше просто не удавалось, пальцы большие, очень сильные, а ладонь маленькая, — шел, стараясь шагать так же неспешно и солидно, как отец. Это ему не удавалось никак, потому что на один шаг отца Саше нужно было сделать целых три. Кроме того, важно было не просто слушать отца, нужно было видеть его лицо, как он поворачивает к сыну голову и, чуть склонившись, что-то говорит ему, Саше.
Идти было неудобно, потому что, стараясь поймать глаза отца, он забегал вперёд, путался у отца под ногами, наступая на его белые летние туфли, и каждый раз пугался, что испачкает роскошную — какой ни у кого не было во всем Сестрорецком Курорте — папину обувь. Но тревога была напрасной. Отец никогда не сердился, просто остановившись, направлял сына по нужному пути, иногда подняв за подмышки и подбросив вверх, ловил и ставил рядом с собой, и они шли дальше, по нагретому июльским солнцем асфальту Дубковского шоссе, дальше, где уже совсем недалеко был старый городской парк с поросшими мхом аллеями, за которым находился дом, его, Сашин дом, в котором он прожил самые прекрасные дни своей жизни.
За залитой солнцем зеленью старого парка тихо, но немолчно, словно голос Вечности, шелестел залив. И уже тогда, трёх лет и зим от роду, Александр, стоя рядом с отцом у калитки дома, понял и с той минуты знал точно, что всё это, солнце, шумящие сосны, гул накатывающейся на пологий берег волны и руки отца, будут сопровождать и помогать ему всегда и всюду, где бы он ни был… Гул волны усилился, стал ровным…
Александр открыл глаза. Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим и полным сил, так, как будто не на десяток минут смежил веки в наполненном гулом салоне набирающего высоту самолета, а проспал целую ночь, до утра на свежем воздухе, под цветущей вишней, завернувшись в теплый пушистый мех … и теперь, щурясь от яркого, только поднявшегося утреннего солнца, с наслаждением вдыхая сладкий воздух.
С удовольствием, до хруста в суставах, потянувшись, Александр посмотрел в иллюминатор. Под лайнером простиралось сказочно красивое море серебристых облаков. Он смотрел и смотрел на них, не в силах отвести взгляд. Небольшое облако медленно поднялось, отделившись от общей массы, и приняло почти идеально вылепленную из сверкающего летящего пара голову волка. Сердце замедлило свое биение, и каждый его удар отдавался во всем теле, руки затяжелели и налились теплом. Морда зверя вытянулась, стала тонкой и изящной, так подержалась недолго, опустилась, и, смешавшись с другими облаками, исчезла. А перед взором Александра, явившись из заснеженного глухого воронежского леса, из глубин пространства и времени, из снов или из прошлой его жизни, смотрела прозрачными ледяными глазами Белая Волчица…
Конец первой книги
0
0