Казалось, что все вокруг превратилось в хаос: все носились и собирались, а хозяйка пыталась спорить с Аланом:
̶ Почему вы решили, что нам тоже надо уходить? Ну, явятся. Попотчуем. Не впервые! Посмотрят, что нет чужих, и укатят! К чему этот переполох?!
– Мира, ваш курятник сожгут, красный фонарик запихнут вам лично в глотку, после того, как вы, в сотый раз под пытками, покажете наше направление, а работницам вашим горло перережут. Как вы не понимаете?
– Да мы третьего градохозяина пережили! Никогда таких проблем не было! А тут приходит… с обетом(!) и нас запугивает. – Мира не унималась, привлекая на свою сторону брата. Храмовник злобно закатил глаза, чуя непочтение к его конфессии. Линдси, не очень помня, что творил на пьяную голову, понукаемый хозяйкой, решил высказаться тоже.
– Алан, – взгляд виноватый, – а почем Шелерту ее высочество? Посадит кузена на трон, и объявит пропавшей и мертвой. Зачем ему такие проблемы? Зверь в одну сторону бежит, а ловцу с четырех сторон его гнать. Да и бойцам своим внеурочные платить…
– Вот с ваших ушей и заплатит! Кузен мертв и рыб кормит, а дядька из окна выбросился. Для Шеллерта Гвинелан – дорога к законной власти.
Все, услышавшие, оборвали гомон и начали собираться по-серьезному. Женщины оставляли набранные тюки с одежками и шкатулки, надевая все самое ценное на себя, а сверху объемный мужской плащ. Серое полчище теней воцарилось в тесном зале.
Мира, уже одетая под стать своим работницам, подошла к растерянно стоящей в углу Гвен.
– Девочка, не такое будущее мы прочили, но в этом нет вины. Теперь беда будет идти на любой порог, следом за тобой, но твоя жизнь ценна, ты – надежда народа на мир без распрей. Помни и не горюй. – Женщина дала ей хорошую пару обуви. Это были зеленовато-черные ботинки на доброй шнуровке. И мужскую одежду.
– Спасибо большое. – Пискнула «надежда», не зная, что говорить в таких обстоятельствах.
Девушки расходились по одной, только их спины недолго были видны в черном ночном окне. Со стороны казалось, что постоянные клиенты расходятся, кто куда. У каждой был надежный человек: у кого тетка в дальнем селе, у кого любовник среди стражи и снятая квартира. У кого муж на дальней заставе. Каждая понимала, что возврата не будет. Последней вышла хозяйка. Она хлестнула по крупу сутулого ослика и кивнула бабке Гларин, присев на край телеги, рядом с огромными деревянными ящиками. В любимые двери заведения, бывшего ей столько лет домом, Мира кинула факел – изголодавшийся по жатве огонь сразу накинулся на деревянное строение, облитое крепчайшим вином, выдержкой в десятки лет…
***
– Мессир! – мы упустили их. – В каменный, вечно угрюмый зал вбежал верный друг и соратник Дерден.
– Каким образом? – Шелерт махнул служанке, чтобы скрылась с глаз долой и отставил окорок.
– Повозка пуста. Ящики, что были в ней – обманка. Старуху допросили, но она не выдержала пыток. Позже выяснилось, что немая.
– Где хозяйка сего заведения? – мужчина вскипел, но внешне старался сохранять вид спокойствия. – Кто донес? Опросили?
– Она спрыгнула с телеги, где-то в районе рынка. Донесшие больше ничего не знают. Мы ищем всех женщин, но врываться в каждый дом, с требованием выдать продажных… это не очень хорошая идея, мой господин.
– Искать с собаками! Слышишь?! К утру, чтоб нашли! – кубок полетел в стену и облил красной жижей портрет кого-то славного, из ныне почивших губернаторов. Дарден ушел, а Шелерт велел подать лошадь. Разгадка была где-то рядом, как мышь в когтях кота, затаившаяся в горсти, но убегающая, стоит только отвлечься.
***
На озере было холодно. Ее маленький плот был обкидан сухими ветками и камышом, со стороны походя на островок или кустарник поодаль от берега, и обдувался всеми ветрами. Несмотря на теплую одежду, Гвен была уверена, что к вечеру разболеется, если только доживет… впрочем, другим было и того хуже, поскольку они собирались добираться вплавь.
Алан подошел неожиданно и, молча, взял за руку, уводя от команды. Гвен оглянулась, но все были заняты и не заметили их ухода.
Она не знала, как реагировать. Внутри от присутствия этого человека все цепенело. Несмотря на то, что воля была в ней на первом месте, девушка опасалась того странного эмоционального влияния, что храмовник оказывал на нее, становясь то самым близким другом за пару часов знакомства, то ненавистным врагом, то спасителем. И больше всего, пугало, что она сама не могла это никак распланировать.
Сейчас, в темноте, его лицо чуть мерцало в призрачном свете ночного неба, а глаза казались совсем черными и дикими. Мужчина стоял, смотря ей в лицо, и не отпускал ее руки, никак не поясняя своих намерений. Гвен почти не дышала, словно перестав зависеть от воздуха, сердце стучало, как бешеное, зажатая кисть горела и таяла.
Храмовник притянул ее к себе, оцепеневшую и неподатливую, и тихо прошептал, задевая шею дыханием:
– Тебе нужно уметь за себя постоять. Мы все готовы погибнуть, защищая тебя, и ты осознаешь свою ценность. – Его шепот был таким тихим, что ухо само тянулось ближе, иногда краешком касаясь губ шепчущего. Росланг замолчал, еще ближе притянув девушку, и, собираясь с мыслями. Было в этом нечто большее, чем он мог сказать ей. Нечто, возможно, прощальное и сокровенное. Наконец, когда пауза слишком затянулась, а Гвен съежилась под его взглядом, он продолжил. – Неизвестно, как пройдет наш маневр, но, какой бы рядом ни оказался человек, ты должна думать о том, что он тебе хочет: твоего ли блага, или блага для себя. Потому, что с собой ты отдаешь слишком многое. – Мужчина двумя пальцами что-то потянул из левого наруча. Блеснув отточенным металлом, клинок оказался в ее ладони. Он был миниатюрным, трехгранным, без режущей кромки, длина лезвия едва ли больше трех дюймов, рукоятка без крестовины, чтобы легко спрятать хоть в рукаве, хоть в голенище, и достать, не зацепляясь. Этот вариант мизерекордии точно не использовался простыми рыцарями, и явно сделан на заказ.
– А как же ты? – вскрикнула девушка, чуть не вернув драгоценный подарок обратно. Храмовник, не принимая споров, присел на корточки и сам сунул оружие в ее сапог. Клинок в чехле вошел, как влитой, ручки совершенно не было видно. Девушка, к удивлению Росланга, распахнула свой плащ и принялась непослушными пальцами расстегивать ремень. Алан встал с колен, смотря с недоумением. Кажется, время застыло, и щекотливость момента опалила ей щеки. Через пару секунд на руку храмовника лег кожаный ремень с ножнами и небольшим кинжалом. – Он не очень наточен, и его сложнее достать вовремя. – Оправдываясь, пояснила Гвен. Мужчина некоторое время смотрел на ремень, затем надел его и ответил, что будет беречь.
Затем, когда приватный разговор уже кошмарно затянулся и стал неловким, Алан тяжело приобнял ее. Не успев вскрикнуть и выказать досаду, девушка осознала, что он просто опустил ей на плечо свой плащ для сохранности и ушел к команде, по дороге стаскивая черную рубашку. Остальные тоже закинули свои вещи на плот, оставшись, несмотря на холод, только в легких штанах, которые не жалко промочить, и в ножнах за спиной.
Девушка сама взошла на плот, как на помост для казни, и уселась на упругую кучу сложенной одежды, укрытой плащами. Рядом сопел Макей. Он очень храбрился и говорил, что сможет плыть наравне со всеми, а свое место предлагал Тренту. Но старшие товарищи похлопали его по плечу и ободряюще поведали, что от такого сообразительного и прыткого юноши больше пользы здесь, рядом с ее высочеством. Теперь Макей шмыгал носом и внимательно оглядывался в поисках огней погони, пока мужчины маскировали плот. Гвен ловила себя на том, что украдкой глядит на Росланга, рассматривая нарочно испачканные грязью плечи и спину. Наверное, он был даже своего рода красив, несмотря на белый шрам под левой лопаткой. В нем было что-то притягательное. И, почему-то, жгучее. Она не умела это себе иначе объяснить – просто этот человек приковывал к себе взгляд. Сам храмовник больше никак не общался с ней, несмотря на возможные ожидания.
Наконец, все было готово. Ветки лезли и в глаза, и в нос, а припрятанный Макеем лук казался слабым аргументом безопасности. Перепачканные мужчины по одному уже бесшумно погрузились в черную воду с головой, оставляя на поверхности лишь срез полого стебля дудника. Гвен погладила Макея по голове. Мальчик встрепенулся, желая отстоять задетую гордость, но увидев, отсутствие усмешки, положил голову рядом с ее коленом, лежа рассматривая берег сквозь ветки, и послушно подставил макушку. «Совсем еще мелкий, – подумала девушка, задумчиво перебирая вихры, – совсем не было у него детства и ласковой мамы».
Ее саму грел второй плащ, пахнущий резким мужским запахом и, явно не раз высохший прямо на хозяине, и какая-то безрассудная, невероятная, надежда. Смятение, как жажда полета, поселилось в ее светлой невинной душе. Она не знала, о чем думать. Одно Гвен знала точно: ей надо выжить, выдержать, не сбиться, победить, а еще ей очень надо добраться до Лизарда!
Более часа их плот, замаскированный с полным успехом, тихо и медленно дрейфовал в противоположную от трактира сторону, к диким берегам. Несмотря на долгий путь, они проплыли совсем немного. Гвинелан видела, как оранжевое пламя подожженного Мирой трактира поднялось и съело деревянное двухэтажное здание, как провалилась крыша, погребая под собой хлынувших внутрь, как муравьи, наемников Шелерта. Видела, как метались у берега собаки, заливисто оглашая всю округу своим лаем. А плот тихо дрейфовал в каких-то пятистах ярдах, не привлекая внимания.
Озеро представляло собой подобие охотничьей колбасы, по крайней мере, Гвен была так голодна, что именно это сравнение пришло в голову первым. Не столь широкий, но огромный, пруд разливался от заведения мисс Миры до дремучих болот, чуть изгибаясь, и, практически не имея на своем берегу чужих домов, по причине заросших колючим терновником и камышом берегов и жуткой прибрежной вони. Линдси рассказывал, что они с двоюродным дедом не одно лето потратили, чтобы расчистить дорогу к воде, превращая адский гадюшник в изюминку пограничного заведения. Здесь не было городских стен, болото простиралось на мили окрест, не вызывая желания штурмовать его. Алан говорил, что придется потрудиться, вырубая кустарник, плот укладывая под ноги, но другого варианта сейчас не было.
Уже довольно далекие, огоньки потихоньку гасли: кажется, погоня их потеряла и ушла с розысками обратно в город. По одной стали выныривать мокрые, синеватые в темноте, головы команды, с красными глазами и трубками из речного дудника во рту. До кустарника оставалось не так далеко, их практически не было видно с берега, но крохотный плот не мог бы уместить всех.
– Догребем ли? – первым подал голос Линдси, несмотря на потерю семейного бизнеса, его тон казался бодрым и оптимистичным. – Не выкинула еще на воду мою лютню?
– Ее выкинешь, так не потонет, Шелерту на радость! – Харди, отплевываясь, высунулся по плечи, напоминая рыжую бородатую женщину, принимающую лечебные ванны в чудодейственной тине.
– Потише. – Алан напомнил, что звук по воде расходится далеко.
– Кажется, я дно чувствую. – Трент, который плыл впереди, больше вися на плоту, чем помогая грести, был не уверен, напрочь не чувствуя себя от холода.
– Да, точно, ил. Надо выходить аккуратно, вытаскивая плот, и не поскользнуться. – Шепотом ответил Харди. Они стали вылезать, уже по пояс в грязи и вонючей тине, когда кустарник преградил отряду дорогу.
– Вот и приплыли. – Заключил Линдси, тихо присвистнув, на зло храмовнику. – Грязь налипла на его ране, образуя черно-зеленую бороду.
– Доставай покрывало. – Скомандовал Росланг и вынул меч. – Подрубать кусты, стоя на склизком и обманчивом дне – оказалось делом сложным, и они провозились добрых полчаса, часть веток полегла, часть согнулась. Наконец, покрывало было навалено на острые стебли колючего шипастого терновника, пугающего то своими засохшими с прошлого года плодами, то мелкими черными болотными птичками. От плота отодрали половину, перерубив веревки и, стоя на бугристой рвущейся ткани, закинули чуть дальше, меж двух кустов к трясине.
Куда ни взглянь, картина была ужасна: мелкие тщедушные пригорки и острые кусты, вперемешку с илистым болотом. Если бы не мужская одежда, то Гвен никогда бы не решилась сойти на такой «берег»…
Одно радовало: погоне сюда тоже не добраться. Сгоревший трактир только-только перестал быть виден. Скрытый за кустами отряд выдохнул.
Шли молча. Мужчины прокладывали путь, все мокрые и злые, вперемежку – в поту и грязи. Гвен, иногда охая, чуть не падая навзничь, поддерживаемая остальными, старалась идти, что есть сил, не причиняя команде лишних хлопот.
– Глянул бы на нас сейчас Лизард… – в сердцах сама себе шепнула она, представляя, как разнится сейчас ее внешний вид с общепринятым представлением…
Храмовник удивленно поперхнулся, посмотрел с недоумением, затем ухмыльнулся и сказал:
– Он бы оценил наш подвиг. – Девушка нахмурилась такой уверенности. Стало обидно. Какая-то странная злость появлялась каждый раз, когда Росланг поминал ее жениха. Кто угодно, кроме него, – нормально. А от него – ухо режет!
– Одного не пойму, – в этот раз, нарушив традицию, начал Харди. – Земли Лизарда и порт-Артур намного южнее. Может, погоня от нас отстала не потому, что потерялась. А потому что мы отчаянно прем не туда?!
– Мы не идем к столице. – Раздраженно выдохнул Алан, откладывая меч, и, с видом заранее уставшего от разъяснений, пояснил. – Они от нас этого и ждут. А Лизард нам сейчас зачем? Да, Линдс?
– Ну-у, у него элитный отряд охраняет столицу… – неуверенно начал бывший кок, вспоминая ночные события и что тогда говорил.
– Отряд ему нужен, и малочислен для войны, столицу и родных без защиты не оставит. Значит, нам надо прорываться в Брёль и добиваться аудиенции с Филиппом Сивым. У него подписан акт дружбы и взаимопомощи, он обязан выделить войска для защиты Гвинелан, невесты Лизарда и ее земель. Дальше, с воинами, мы двинемся в Даршвилль.
– Так он нам чо и дал! – скривился Харди, посматривая назад, на проделанный путь, и, молча прикидывая: не проще ли утопить этого делового и вернуться назад. – Ты за нас все решил по-тихому, даже не поставив в известность, а, меж тем, ты даже не входишь в отряд. Как королева решит – так и будет.
Гвен вздрогнула от преждевременного титула. И посмотрела с испугом. Ей не хотелось брать на себя ответственность в том, в чем она еще ни капельки не разбирается. Все взгляды, (кроме самого Росланга), ждали от нее решения. Наконец, храмовник тоже повернулся, с интересом и ухмылкой превосходства. Это ей не понравилось!
– Знаете, что! – начала Гвен бодро, ведь зажигать сердца – это одна из обязанностей королевы, – уверена, что за этим болотом мы найдем новую харчевню и, что ожидаемо, в ней будут горячие харчи! А потом мы решим, куда двинуться по ровной дороге: к Филиппу ли, к черту ли, или к моему жениху. Пока что, наша задача выбраться из этого болота и уйти от погони.
Мужчины удовлетворенно покивали, бурча про вонь и трясины, и снова принялись за расчистку дороги. К концу часа кустарник кончился, и начались кочки и заводи, все больше похожие на небольшие озерца. Идти стало легче и быстрее. Несмотря на небольшой проделанный путь, беглецы чувствовали уверенность в том, что оторвались от погони.
Наконец, сделав перерыв, и, кое-как обтершись смоченными из фляги тряпицами, люди стали похожи на людей. Кроме Алана. Он, с серьезным видом, умывшись, снова нанес какую-то более черную и коричневую смесь на лицо. «Торф» – догадалась Гвен, но спрашивать постеснялась. Видимо, так нужно. Остальные еще с полчаса не зло шутили о пользе для лица и броне от комаров или средстве от ночного загара под луной, но тоже примолкли.
Подобие равнины они ощутили под ногами лишь к вечеру. Устойчивая почва радовала возможностью, наконец, устроить привал, костер и поздний завтрак. Алан поднял руку и прислушался.
– Огонь нельзя. – Под одинокий урчащий вздох и всеобщие сожаление и досаду, сказал он. – Судя по звуку и карте, тракт не так далеко. Нас увидят.
– Доставай рюкзаки. – Скомандовал Макей и стал раздавать съестное. Каждому достался большой ломоть зернового хлеба, криво на коленках порезанный кусок свиного окорока, толстый скрой сыра и второй ломоть хлеба сверху. Для Гвен, обычно, целый сытный обед, но, после сегодняшних приключений, она съела и даже не наелась!
– Пойдем вдоль тракта, не приближаясь к нему. – Подал идею храмовник. Я в этих местах был давно, поэтому могу не точно вывести.
– А ты здесь был? – удивленно спросил белый, но стремительно оживающий менталист.
– Я родился не так далеко. – Явно не желая продолжать тему, ответил Росланг и… резко встал, вытаскивая меч. Подхваченная за руку Гвен не успела даже осознать, что происходит…
Что-то было не так! Тишина наступила неожиданно и накрыла черным пологом. Они здесь были уже не одни!
– Я чувствую чужое воздействие! К бою! – выкрикнул Трент и схватился за ново выломанный посох. Коряга на конце загорелась, освещая тьму, и, разрушая чужую магию. Тьма стала облетать, как стая черных махаонов. Макей схватил лук. Харди и Линдси вытащили мечи, готовые дорого отдать свои жизни. Вокруг оказались вооруженные люди. Пока непонятно было, сколько их.
Отряд еще не успел сгруппироваться, как сзади на Гвен, прямо из воздуха, обрушились чужие руки. Она еще видела, как Алан отбивался от хорошо вооруженных, одетых в полный доспех, чистеньких и блестящих воинов, неизвестно как здесь оказавшихся, когда ее приподняло от земли. Девушка не смогла ни предупредить, ни пискнуть.
Ощутив отсутствие теплого плеча рядом, Росланг поднял голову, и упал, от удара серебряным мечом.
Атака закончилась так же неожиданно, как и началась. Маг улетел, бросив своих людей на растерзание врагам, или для расправы над ними. Дальнейшая судьба вооруженного отряда, брошенного у болота на окраине Брасны, его не волновала.
0
0