Они неслись по воздуху, с сумасшедшей скоростью. За десять минут, Гвен рассмотрела и преодоленное озеро и тлеющие угли трактира и витиеватые переулки города. Прозрачный кокон тускло светился то желтым, то голубым, напоминая мыльный пузырь, но это только внешне. В нем практически не было воздуха – невозможно было ни вдохнуть, ни открыть глаза – только щуриться и разевать рот, как рыба на суше.
Когда на горизонте показались острые пики центрального городского дворца, то маг снизился и присел на одно колено. Под ними располагался дворцовый парк, разделенный на прямоугольные, квадратные и круглые зоны, в зависимости от клумб, кустарника и живой изгороди. Маг заметно нервничал: его взгляд был сосредоточен, брови сдвинуты, по лбу катились крупные капли пота, а сине-голубой длинный камзол, похожий на восточный халат, очень странно смотрелся на худом изможденном теле и был расшит шелком так туго, что стал твердым, наподобие брони. «Штатный шанти? – с удивлением, подумала Гвен, рассматривая краем глаза, и повторяя за ним, присаживаясь на колено. – Это невозможно! Воздушные маги, достигшие уровня полета, считались давно потерянными, иначе каждый, уважающий себя монарх захотел бы так летать!».
Когда кокон снизился, убавив скорость, было не до вопросов – лишь одна из веток коснулась пузыря, как тот лопнул, исторгая своих путников наружу в пяти локтях от земли. Прокатившись кубарем два-три ярда по газону, Гвинелан, отплевываясь травой, поклялась себе, что никогда не станет путешествовать подобным образом. Большая открытая площадка у главных ворот, до которой они немного не дотянули, была безлюдна. Но, спустя пару мгновений, внезапно подлетевшая стража без разговоров заломила руки обоим и сковала наручниками. Шанти не был удивлен – лишь гордо задрал неровный, ранее сломанный, и уже заживший, нос и попытался утереть кровь об плечо. Его пошатывало, а из носа хлестало от перенапряжения.
Их разделили. Ни один из людей не проронил ни слова, девушка, словно влившись в эту секту молчания, тоже не нарушала тишины, вся обернувшись в слух и зрение.
Гулкие переходы с высокими светлыми потолками, черные мраморные полы, отшлифованные до зеркальной поверхности. Высокие темно-серые колонны в центре зала. Обтесанные седые каменные стены, окружающие ее, запутавшие в переходах и поворотах, по дороге сюда. Стража, не сговариваясь, резко остановилась, второй слева воин, из одинаково одетых в серые костюмы, достал ключ и расстегнул кандалы, убрав за пояс. Стража, не проронив ни слова, ушла, оставив пленницу одну.
Сердце колотилось, гоняя волны в каждый уголок тела, готового молниеносно реагировать на любую опасность. Гвен стояла, оглядываясь во все стороны. На виске наливался кровью и определенно напухал огромный кровавый синяк – свидетель мягкой посадки.
Человек, казалось, появился ни откуда. Полупрозрачная тень вышла из мраморной колонны: темно-зеленая мантия и просторный капюшон скрывали стариковское лицо, с ярко блестящими глазами. Призрак пристально посмотрел на застывшую от ужаса принцессу и вытянул руку, словно, желая погладить по голове непутевое дитя… видение пронеслось сквозь нее, ничем не задев. Гвен удивленно обернулась: волшебник, а это был именно он, гадавший ей в Люберге Вернин, чуть приподнял уголки прозрачных губ в грустной улыбке. Затем посмотрел куда-то, за нее, и предупреждающе покачал головой, моментально провалившись под пол. Девушка кинулась вслед, на коленях ощупывая мрамор, в надежде найти потайной ход.
Раздались уверенные и свободные шаги – кто-то явно, шел в своем ритме и по своему желанию, никуда не торопясь. Гвен не сразу увидела мужские полусапоги, расшитые серебром и мелким бисером. Из них торчали свободные серебристые штаны, чуть блестя отменным шелком, по бокам украшенные узором в тон к обуви. Выше был серый расшитый костюмный жилет, из-под него виднелась свежая рубашка со свободными рукавами, схваченными в манжетах. Шнуровку одной из них как раз и затягивал зубами мужчина.
Гвинелан задержалась взглядом на его светлых густых волосах, которые так упруго пружинили от каждого жеста, словно были гроздьями винограда на ветреной ветке, а не россыпью коротких, с ладонь, мужских волос. Из них показалось ухо – слегка покрасневшее, полупрозрачное, тонкое и мягкое, но достаточно большое. Широкие плечи сочетались в мужчине с худосочностью ног, рук и какой-то мальчишеской вытянутостью и очарованием. Казалось, что каждое движение давалось ему с бодростью и юношеской свежестью.
– Уста-а-а-а-ал… – было первым словом, что она услышала. Небрежно затянув шнурок, мужчина показался лицом. Темные прямые брови в разлет и большой, ноздреватый треугольный нос, вкупе со вздернутым подбородком. Ресницы, прямые, куцые и невыразительные, окружали прищуренные глаза, цвета луга в ранний рассветный час. Короткая, но чувственная верхняя губа растянулась в легкой ухмылке, осознав внимание девушки на себе.
– Вы что-то потеряли? – нарушил молчание мужчина, обнаружив твердый приятный голос, не лишенный бархатистости. – Прошу прощения у Вашего высочества, если заставил ждать.
– Здравствуйте! – проговорила Гвен, вздрогнув от собственного голоса, и, поднимаясь на ноги быстрее, чем ей успеют помочь. – С кем я имею честь разговаривать?
– Очень жаль, что не имел возможности сам явиться и забрать вас из замка. – Мужчина ушел от прямого ответа, прищурился, оценивая реакцию на свои слова, затем теплыми пальцами взял девушку за руку и галантно прикоснулся губами. – Вас выкрали за полчаса до моего появления. Стоило больших усилий, разыскать и вернуть вас.
– Там мои люди… – Гвен вспыхнула и, сжав мужскую руку, с чувством и настойчивостью, высказала то, что ее волновало больше всего. – Там мои люди, Лизард, они ни в чем не виноваты. Моя команда… они ранены! Может быть, он погибает там… но, вдруг, истекая кровью, еще жив! Отправьте шанти обратно… пожалуйста! Помогите моим людям!
– Такая похвальная забота. – Резко изменившись в лице, мужчина прошел к шторам и, откупорив бутыль темного стекла, неторопливо налил в два хрустальных бокала. Один вручил Гвен. – Но, вы, особа королевских кровей, отправившаяся неизвестно куда без компаньонки, без разрешения на то вашего же дядюшки, потрудитесь ответить мне, что это за люди, что украли вас, и кого вы теперь так яро защищаете?
– Это моя корабельная команда. Я лично отбирала их. Пять воинов и мальчик-подросток. – Девушка, уверенная в своей непогрешимости, не понимала, почему стоит расспрашивать об этом.
– То есть, вы, ваше высочество, отправились в путь с шестью мужчинами, я правильно вас понял? Без няни, компаньонки, или же духовной особы, способной проследить за соблюдением вашей чести? – к концу фразы Гвинелан вскипела.
– Там была духовная особа – из ордена Святой Магды, можете спросить моего кузена и нашего камердинера Лэнриха, который лично сопроводил нас на корабль. Он же расскажет вам об измене регента Трюдора по отношению к моему высочеству и о тех причинах, почему мы были вынуждены двинуться в путь. А теперь прошу, отправьте шанти за моими людьми! Они лично подтвердят, если вам не достаточно моего слова!
– К сожалению, Люберг пал, став жертвой внезапного пожара. – Подняв брови, слегка певуче, посочувствовал мужчина. Он налил еще вина, подтолкнув Гвинелан ее бокал. – Вероятно, ваш дядя так торопился отправить ко мне гонца… с просьбой о помощи, конечно… что уронил свечу, которой запаковывал сургуч. Иначе, как объяснить, что весь замок полыхнул, словно облитый маслом. Собственно, только замок и сгорел.
– Что же с моим дядей? – прикусив губу, и, глядя на рассказчика злыми глазами, проговорила Гвен.
– Дядя был неутомим. – С псевдо восторгом, салютовал напитком собеседник. – Он и тут не лишился надежды. Он высунулся с огромного балкона тронного зала и оттуда начал кричать, призывая меня на помощь. Так говорили люди. Знаете, я восхищен вашим дядей, такая неустанная энергия бурлила в нем!
– И вы ему помогли? – игнорируя издевательский тон, спросила Гвинелан, смотря сурово и обреченно.
– Конечно! – мужчина, ухмыляясь, поглядел на рубиновый напиток, поиграл им, переливая из края в край, и, наблюдая, как жидкость мигает в хрустальных гранях резного бокала на тощей ножке. Принцесса, под внимательным взглядом, тоже коснулась губами вина. – Конечно, я бы помог ему. Но… к сожалению, я пришел через полчаса, после описанных событий. Ваш дядя не дождался помощи моих людей и, желая самого скорейшего избавления от огня, выпрыгнул самолично с северного балкона. Да, того самого, что выходит из тронного зала над обрывом прямо в море. Знаете, там такие острые камни… хотя о чем я, ведь вы прекрасно это знаете…
К концу этой фразы Гвинелан отчаянно колотило. Она обхватила свою руку второй рукой, чтобы со стыдом не расплескать содержимое бокала, испортив белый ковер с высоким, по щиколотку, ворсом и внешне вежливое мирное общение. Ее трясло от осознания, в руках какого чудовища она находится. И это ее добрый выбор? Ее судьба?..
– Вы не успели спасти моего дядю, – отчаянно желая верить, в то, что говорит, срываясь на крик, и, с трудом, возвращаясь к обычному тону, произнесла она, – но вы еще успеете спасти моих людей. Лизард! Прошу вас! Отправьте к ним шанти.
– О, это невыполнимо, моя дорогая, – мягко, но крепко удерживая ее руку, собеседник зашел ей за спину и, касаясь губами шеи, продолжил. – Шанти взбунтовался. У меня нет на него власти. Но завтра я распоряжусь выдвинуть отряд на помощь вашим людям и Вашей Духовной особе! – Пальцы сжались на горле принцессы, вынуждая ее издать хрипящий звук. – Советую вам, впредь, запомнить, моя дорогая! Что здесь есть один человек, у которого могут быть просьбы. И этот человек я… мои просьбы следует немедленно принимать к исполнению, и они не подлежат обсуждению. Вам все ясно?!
Гвинелан попыталась кивнуть, дрожа всем телом и, чувствуя, как от напряжения переломилась ножка бокала в ее пальцах. Хватка ослабла, позволяя хотя бы дышать. А мужчина отшатнулся, как от удара! Вокруг принцессы, к его неприятному удивлению, быстро росло голубоватое, еле заметное свечение, окутывающее ее, как кокон. Защита была тем сильнее, чем настойчивее ее желали пробить. Сейчас его ударило молнией не очень сильно, но рука дымилась и вся кисть онемела.
Хозяин замка спрятал руку за спину и продолжил со злостью:
– Ведь мне ничего не стоит объявить, что ее высочество Гвендолин Эдна Риада Ровена Уэйленд Алоиза Трюдор, (я ничего не забыл?), не сберегла свою честь в данном походе, сбежав с шестью мужчинами без дозволения дядюшки и, поэтому, не пригодна для заключения супружеского союза, являясь падшей женщиной. Или, еще хуже! Она могла обнаружить в себе сильные чувства к кому-либо из своих сопровождающих… – мужчина подошел к ней совсем близко и вытянул руку. Погасший, было, кокон снова зажегся. Гвен побелела от ужаса, увидев это своими глазами.
– Что такое, миледи? Так вы встречаете своего жениха? Теперь мне остается только одно: я убью человека, который зажег вас. Но это будет после свадьбы… сейчас у нас есть более важные заботы.
Гвинелан с силой зажмурилась, не желая ничего слушать, внутри ощущая полное смятение: кокон стал для нее странным открытием, возможно, порождением сильного артефакта, (подаренный стилет?), либо полем, означавшим искреннее сильное чувство, которое сама девушка никак не называла и не позволяла себе. Знакомство с официальным женихом потерпело крах, а что сейчас с ее другом, она не знала! Воображение рисовало окровавленное мертвое тело на краю болот… но, может ли быть кокон знаком, что он еще жив?
Хозяин замка швырнул бокал в стену. Он производил впечатление опасного и несдержанного человека, от которого не знаешь, чего ждать. Бокал разлетелся с такой силой, что осколок отлетел ей в плечо, разорвав рубашку, окропив ткань. Красное пятно, как наказание, росло на ее плече. Мужчина ухмыльнулся, взял тканую салфетку со стола и спокойно промокнул рану. Защита не сработала.
– Вот видишь, моя дорогая, это очень древняя магия, у нее есть сбои. Я могу тебя убить. Могу покалечить. Могу казнить на площади. Только любить не могу, но вот беда: меня никогда никто не любил, вот и я не умею. Ты нужна мне, и ты сделаешь все, что мне угодно. Ожидание только подогреет интерес.
Гвен видела свое лицо в отражении жестяной, отшлифованной до зеркального блеска, вазе. Блестящие обиженные глаза, волосы, волной спадающие на одно плечо, нежная розовая кожа, блестящая в лучах окна, покрасневшие губы, узкий подбородок в руках тирана… до сих пор судьба хранила ее, за то ей спасибо! До сих пор, несмотря на тяготы жизни, девушка могла, скрывшись от всех в своей комнатке или в куцем дядюшкином саду, быть спокойна и хоть немного, но счастлива. У нее даже была эта надежда – выйти замуж за такого далекого и такого заветного принца-мечту, но теперь этой мечтой ей и ткнули в доверчивый нос! В напряжении, и, даже не дыша, Гвен не сразу поняла, что в зал вошел кто-то еще.
– Мессир. – Обнаружены лишь тела нашего отряда. Ни раненых, ни мертвых. Пленных тоже нет.
– Дерден, ты, когда-нибудь, слышал, что надо стучать? – оправляя жилет, мучитель отпустил Гвен, жестом показывая военноначальнику не заходить в обуви на ковер.
– Прошу прощения, Вульф. Вы велели доложить, как можно скорее, не думал, что вы здесь с…
– Познакомься, это моя невеста Гвендолин. Мы как раз обсуждали условия брачного союза. Проследи лично, чтобы ее людей нашли и позаботились об их здоровье и, особенно, жизни. Они Гвен были очень дороги. Даже слишком. Узнай, что за духовник был при ней. И распорядись, чтобы нашли портниху. Пусть в Брасне объявят о будущей свадьбе.
В Брасне?.. значит, шанти вернул их обратно? Это не Порт-Артур? – удивилась девушка.
– Так поспешно? Люди решат…
– Да к черту, что решат люди! Двух дней достаточно. Удержим город до свадьбы – и он нам уже не будет страшен. Понял?
– Да, мессир. – Рыжий помялся, но продолжил. – Местные волнуются. Ходят слухи, что Лизард самолично убил ее кузена, презрев закон королевской крови. – Гвен чуть не упала, когда хозяин замка, оттолкнув ее, кинулся к военноначальнику и выдал ярко налившуюся кровью на пол лица оплеуху.
– Молчать! – Рыча, как бешеный зверь, взбесился светловолосый. – Объяви! Всем в замке молчать! За слово при ней на дыбу. Понял?! Утром, чтоб портниха была! Свадьба через два дня! Народу эля и мяса, в счет казны! Пусть будут пьяными и счастливыми за продолжение династии. Ворота закрыть и чужих не впускать! Все ясно?
– Да, мессир. – Зажав щеку рукой, в поклоне, прошептал совсем тихо Дерден. – Но еще кое-что…
– Говори! Только следи за языком! – жених скрестил руки на груди, пристально глядя на подчиненного.
– Голубь был. Пишут, что в Орлинсайде началась мобилизация. Туда подтягивается население с окрестных деревень. Свыше сотни голов.
– Просто скот с вилами! – Плюнул собеседник. – У Него нет государственной необходимости с нами связываться. Я даже Трюдоровых сватов перехватил.
На возможные комментарии хозяин замка поднял руку и просто выставил Дердена из зала, не желая продолжать разговор. По щелчку явилась стража. Они увели ничего не понимающую Гвен в ее покои.
Комнатка отличалась от той, что ей принадлежала в Люберге в худшую сторону. Кроме кровати, тумбочки, зеркала и таза с водой были еще решетки и массивный замок снаружи.
Итак, она все еще в Брасне. Замок градохозяина занимает Вулф Лизард. Стыдно, но имя узнала только сейчас. Вольф… волк… действительно, подходящее имя для такого зверя! Шеллерт, за воротами города – все еще опасность номер один. Посмотрев на местные порядки, Гвен вздохнула: судьба подсунула ей, во плоти, исполнение самых страшных кошмаров. Команда выполнила свое задание, а потому, их встреча теперь не возможна…
Смерть Дивейна вызывала вопросы: зачем убивать выгодного пленника, особу королевской крови? Есть неписанный закон – «Королевская кровь священна. И только равный убивает равного», до сих пор этого никто не нарушал. Видно, скоро ждать библейских всадников, раз безродные подняли руку на имеющих власть от бога… покоя не давала какая-то несостыковка, которую не могла осознать истерзанная переживаниями, уставшая без сна голова.
У Гвен было ощущение нехорошей тайны, словно все вокруг совсем не то, чем кажется. Приказ молчать для того, чтобы случайно не проболтались? Ох, не так она представляла свое обозримое будущее…
Умывшись, и, переодевшись в жесткое платье, по покрою напоминавшее придворное, Гвен, с грустью посмотрела на аппетитный ужин, ждавший на столе.
«Пост в том, чтобы не есть того, в безопасности чего не уверен» – вспомнила она и зарыдала. Нервное перенапряжение с полчаса не давало расслабиться, поэтому, Гвен глотнула из дорожной фляги остро пахнущего крепкого вина, что подарила ей кухарка… поморщившись, и чихнув, закрыла флягу обратно и убрала подальше. Спустя некоторое время, все-таки успокоившись, она вытряхнула свою заплечную сумку. Запасы сухарей, мяса и сушеные ягоды были поделены на три равные части. Съев пару лишних кусочков, девушка улеглась на кровать, поверх суконного покрывала и накрылась резко пахнущим теплым плащом. Мысли, лезшие ей в голову, не хотелось даже осознавать. Лишь под черной тяжелой тканью она почувствовала себя в относительной безопасности и забылась тревожным сном, сжимая кончик рукоятки.
Ей снилась ее команда. Линдси рвал струны и кричал, что она предала их, заглушая криком сам себя, и, перемещаясь на задний план. Макей смотрел зло и обиженно, кося кровавым мертвым глазом. Харди молча сидел, опершись на древко своего топора локтями, и, кажется, не дышал. Зедекия, гнусавя, размахивал тонким указательным пальцем, отталкиваясь звуком от стен подсознания, и, переходя в эхо самого себя, все повторял: « Как бы не пришлось потом освидетельствовать… освидетельствовать… освидетельствовать…». И, теперь, Гвинелан понимала, что он имеет ввиду. Горький ком обиды и горя в горле не давал нормально дышать. «Где вы? Вы живы?» – вопрошала спящая и бежала в сторону удаляющегося видения, несущегося волной звука то ближе, то дальше, но не дававшегося в руки. Навалившаяся тяжелая тишина переваривала ее сознание и не давала покоя. И лишь молчаливая фигура в черненом доспехе сидела спиной. Девушка отчаянно тянулась к видению, но ей не удавалось до него добраться. Когда знакомый орлиный нос повернулся, то она увидела лишь своего пленителя, смешно корчившего ей рожу. Откуда-то издалека прилетел звук и смыл все кошмары лавиной. Гвен услышала лишь одно слово:
– Проснись!
– Проснись! – повторили, истаяв, луга и реки.
– Проснись! – эхом прокатилось с полупрозрачных гор.
– Проснись! – произнес грубый бабский прокуренный голос. – Эй! Невестушка! Мерки снимать!
Прошло каких-то два-три часа, как Гвендолин забылась тревожным сном, и вот, с рассветом во дворец притащили портниху. Ну и страшная же была баба! Вытянутое широкое лицо не имело конкретного возраста, грубая кожа была напудрена и нарумянена сверх меры, топорщась ярко-красными размазанными губами. Глаза подведены синим, на ресницы неровно наклеено пол коровьего хвоста! Волосы портнихи начесанные, но не расчесанные ни разу в жизни, тоже были припудрены и украшены невообразимым количеством каких-то страшных блестящих искусственных цветов.
– Вам чего?! – мгновенно проснувшись, отползла от края постели Гвен. Вместе с теткой была такого же разбитного вида девица, с двумя соломенными косицами, видимо, племянница. Она откровенно заигрывала со стражником и хихикала так, как продажные постеснялись бы. Второй стражник толкнул первого локтем под ребро:
– А как же тишина? Сдадим хозяину?
– Да они не замковые. Их не касается. – Гвен и тетка переглянулись. Тетка продолжила.
– Сейчас тебя измерим. Хошь, платье будет. Жаних велел не дорого, но шоб блястело! А хошь – и на гроб мерки сойдут. У меня как раз двоюродный дед гробы делает. Да ты не дрейфь. Выдадим, как полагается. Синяк твой замажем, не хуже моего личико будет.
– Не выйду! – Заверещала «невестушка», вскакивая с кровати, и, спрыгивая с другой стороны. – И платье ваше мне не нужно. Стража, позовите Лизарда! Я отказываюсь! – сервировочный нож, припрятанный под подушку, оказался под рукой так кстати… лезвие само коснулось горла, отдаваясь легким жжением тронутой зубчиками кожи. Все застыли, глядя с опаской. Портниха подняла огромные руки с замерной тесьмой и, совсем по-мужски утерла губы вместе со шмыгнувшим носом.
– Хозяина звать? – снова спросил второй стражник первого. Тот зло сплюнул.
– У хозяина своих дел.., неча его беспокоить, если жить охота.
– Пусть они, вон, бабы, сами разбираются!
Портниха, совсем охрипнув, спиной к ним, обратилась к самоубийце королевских кровей.
– Не все так, как сейчас кажется, моя хорошая. Главное, что непоправимого не сделано. Жизнь молодая – столько перемен. Понимаю, что тут нет, кого тебе бы хотелось видеть, но…
Гвен уронила кинжал, с ужасом помутневшим от слез взглядом обведя свои руки и окрасившееся красным лезвие. Портниха первой подскочила к ней и подняла оружие, тут же кинув в сторону племянницы.
– Все хорошо, маленькая. Все хорошо. Скоро все будет совсем… хорошо! – Заговаривала зубы тетка. Принцесса подняла взгляд и утерла соленые капли, залепившие ресницы. Вскрикнув, она зажала сама себе рот. Перед ней, наполовину стерший маскарад, стоял Линдси, сосредоточенно осматривая и ощупывая синяк на виске. Макей опасливо оборачивался, понимая, что в случае переполоха, их затея провалится.
– Мальчики, – не поворачиваясь, обратилась «портниха», – вы не оставите нас на пару минут. Мы же не сбежим. Да и не попортим вам даму. Зато измерим, как следует. Она же вас испугалась.
Охрана попятилась, страстно надеясь, что ситуация, давно вышедшая из-под контроля, не приведет к дыбе и уладится сама собой.
– У вас пять минут. – Со строгим выражением лязгнул засовом первый.
– Ну, и попали мы в переплет. – Линдси сел на пол, для вида разматывая тесьму, – Шелерт город закрыл, выкрасть тебя будет сложно.
– Шелерт?! – Гвинелан дернулась всем телом, сознание неслось, разбирая сложившуюся ситуацию. – Вулф Шеллерт? Я в плену у него?! Ясно… как остальные?
– У Трента царапина, но скулит, как при смерти. – Принцесса прыснула в кулак, Линдси продолжил. – Харди отделался шишкой. У храмовника сложнее.
– Он жив? Что с ним? – девушка перестала дышать, теребя край бутафорского платья.
– Головой ударился. – Друг похлопал высочество по плечу, успокаивая. – Говорит, хорошо, но злой, как евнух. Сюда не пойдет, сказал, сразу узнают.
– Ясно. – Гвинелан, с удивлением, отпустила треснувшую оборку и разровняла помятый подол. – Мне что делать?
– Сейчас-сейчас… – Линдси полез внутрь платья, расслабляя корсет на обросшей мужской груди.
– Как вас только пустили? – улыбнулась взволнованная новостями девушка. Бумага нашлась после долгих шуршащих поисков почти за поясом. Пока кок восстанавливал маскарадный костюм и подрисовывал красным губы, Гвен развернула твердую желтоватую бумагу без печати и прочла вслух размашистым почерком ровно два слова: «Жди свадьбы».
Одиннадцатого июня в девять утра позвонил Змей и показал прилетевшего Сэма, а после полудня Морж через Пушка объявил о прилёте Авиэля и Влада, и Нина вынуждена была отвлечься от наблюдения за жеребятами в леваде и подойти к дому.
Авиэль в костюме эльфа выглядел вполне довольным переездом, он согласился на должность секретаря сразу — работа с документами ему была знакома. Рядом с ним стоял огромный чемодан с одеждой и две переноски: в одной была Мася с двухнедельными котятами, в другой – здоровенный рыжий кот. Влад был мрачен, так как с первого дня нахождения его на острове был дан приказ охранять этого Irien’а и приказ этот до сих пор не был отменён, а оставаться на этих островах особого желания не было.
Поздоровавшись, Нина пригласила обоих в гостиную на первом этаже дома для разговора с Авиэлем о его новой работе, после чего Морж повёл его в приготовленную комнату вместе с его вещами.
После ухода Авиэля Влад сказал Нине о предложении главного инженера заповедника поступить в Лесохозяйственную Академию:
— Он хочет меня на Лесоинженерный, а я хочу на Охрану леса… да и Академия очень далеко от островов. А я не хочу оставлять Виту одну надолго.
— Влад, одно другому не мешает. Поступишь на Лесоинженерный, а с третьего курса переведёшься на Охрану лесов. Зайди сейчас к волхву, поговори, он сможет помочь подготовиться к поступлению сразу на заочное. Спасибо, что привёз Авиэля.
— А можно ещё проще, — усмехнулся Платон, — знаешь, как полностью называется агрономический факультет в Академии, где я учусь? Факультет агрономии и лесного хозяйства. Поступай туда, а со второго курса возьмёшь специализацию по охране леса. И нет проблемы… я тогда включу тебя в список, хорошо?
Влад согласился, и после того, как Платон отправил в Академию обновлённый список будущих студентов-киборгов, скинул Пушку свои записи и после посещения волхва полетел обратно.
***
В понедельник двенадцатого июня Платон улетел в Янтарный на сессию в сопровождении Самсона. Двухнедельный курс экзаменов и зачётов он сдал за шесть дней, при этом он каждый вечер возвращался на остров и на следующее утро улетал в Академию. Самсон и Хельги каждые пятнадцать минут отправляли Нине и Платону короткие видео о своих подопечных, чтобы они не волновались.
Алёна звонила Нине два-три раза в день и при свидетелях рассказывала о новых знакомых и местных порядках. Её речь была очень эмоциональна, перемежалась повторами — и Нина искренне вслух поражалась её косноязычию и обилию сленговых выражений, которых местные люди явно не понимали, а Алёна при этом хихикала и пыталась объяснять. Но приходящие каждые три часа по сети её отчёты были составлены грамотно и информативно, а проведённый анализ был удивительно точен. Сделанные ею видеозаписи были достаточно хорошего качества — и Нина смотрела, как Голуба сначала уговаривает Алёну переодеться в длинную юбку, а потом еле сдерживается, чтобы не закричать на неё, смотрела, как Алёна восторженно перебирает сплетённые Мирой кружева и пытается плести сама, как Алёна знакомится с Майей и Маем, как смотрит на Алёну Лютый («Моя Любице ни за что бы это не надела!»), как неуклюже Алёна бегает за курами и шарахается от коров… и порой забывала, что эта девочка — самый совершенный киборг из виденных ею.
В отдельных папках были видеозаписи знакомства с семьёй Миры и с киборгами, знакомства со Змеем и Сэмом в присутствии Миры и Лютого и с их комментариями («А это чего такое? Ярко слишком…» — «Так теперь модно, на дискотеках все так носят…» — «У нас такого нет, мы не «все»…» — «Ну не знаю, у всех моих подружек есть рваные джинсы… это модно…»), знакомства и общение с парнями из других деревень (и подробный анализ семьи каждого парня отдельным файлом), видео прогулок по лесу и берегу. Одновременно каждые два-три часа приходили отчёты от Змея и Сэма – и если Змей хоть как-то сортировал и комментировал записи, то Сэм, не понимая, что именно нужно, посылал все записи подряд.
Уже на третий день нахождения Алёны в деревне Змей по её совету развесил на деревьях по всему охраняемому его бригадой участку леса замаскированные под птичьи гнёзда камеры, чтобы весь лес просматривался ими, Сэм подключился к этим камерам – а Алёна могла подключиться к Сэму в любое время.
Нина передала ведение всей почты Авиэлю, оставив себе только сообщения от Алёны, Змея и Сэма – и всё равно не успевала просматривать все записи. И тогда Платон предложил делать для неё выборку самых интересных эпизодов из этих записей – она согласилась, так как просто физически не смогла бы просмотреть всё.
Время от времени Алёне требовалось звонить «домой» в Новую Москву – и для этого Родион сделал несколько готовых записей с загримированной под молодящуюся пятидесятилетнюю женщину Эстер на разных фонах. В деревне Алёне поверили – и Нина была этому очень рада, несмотря на угрызения совести от того, что приходится обманывать хороших людей.
***
В субботу вечером, семнадцатого июня, Нина в столовой торжественно отметила окончание сессии мужа и переход его на третий курс. После поздравлений Платон заявил, что подал заявку в ректорат о направлении на платное обучение в Академии нескольких киборгов и показал список из полутора десятков имён.
— Это же здорово! – продолжил он. — Вы будете учиться и работать по специальности одновременно. У многих уже есть практический опыт работы и это поможет изучать теорию. К сожалению, на ветеринарном факультете нет заочного отделения, но я договорился, что раз в два-три месяца к нам будут прилетать преподаватели ветфака для обследования наших животных. Я сообщил, что у нас работают киборги, и сказал, что они могут прилететь со своими киборгами… думаю, что мы сможем сотрудничать. Они прилетят через две недели… а там посмотрим, как они себя поведут. И при первой же возможности купим модуль ветеринарной клиники… я уже подобрал модель, подходящую нам по размеру и комплектации.
— Отлично! Тогда продолжим праздник. У нас будут свои специалисты и мы сможем увеличить и посевы, и поголовье животных, так как нас становится всё больше… может быть, нам арендовать ещё один участок леса с болотом и поставить ещё один модуль на берегу? И будет кому и ягоды собирать, и за птицами наблюдать, и за людьми тоже?
— В этом что-то есть… — согласился Платон, — я поговорю с директором заповедника на следующей неделе и думаю, что он одобрит наше решение.
После праздника в столовой Нина и Платон продолжили отмечать в своей квартире.
***
В понедельник девятнадцатого июня в полдень Платон в очередной раз проверил купленные лотерейные билеты – из двадцати билетов выигрыш выпал только на один, но это было почти сорок восемь тысяч галактов. Обрадованный Платон тут же начал куда-то звонить, затем подключил в звонок Григория и Фрола… Результатом был срочно купленный Платоном стандартный модуль ветеринарной станции с двумя операционными. Его привезли уже в шестом часу вечера и почти пять часов строители вместе с киборгами монтировали его между ангаром, где до сих пор стояли жеребята, и большой теплицей.
После ужина на счёт колхоза пришли деньги от продажи найденного бригадой Дамира янтаря, Платон тут же позвонил кому-то из знакомых крестьян – и уже через час на остров привезли трёх коров, которых временно разместили в одной из левад.
***
Вечером того же дня, двадцатого июня, прилетели на том же частном транспортнике мать Инги, Олег, её брат, и две её сестры, Вика и Яна. Платон хотел предложить им поселиться в доме, но сёстры предпочли модуль, в котором жила Инга, а Олег и мать остались в транспортнике. Знакомство матери с Полканом Инга хотела провести в более торжественной обстановке, но всё вышло очень по-домашнему, на площадке перед транспортником и плавно перешло в чаепитие в модуле.
Весь следующий день обе девушки, Платон и Тур показывали гостям острова: дом, модули, поля, огороды и животных – а удивлённые гости высоко оценили состояние животных и чистоту на огородах.
***
Утром двадцать первого июня Лёня привёз шестерых списанных армейских DEX’ов на черно-белом флайеробусе, вместе с Оскаром вывел их и передал всех Нине с первым уровнем и с её разрешения полетел на облюбованный им островок звонить в колокола, привезённые в багажнике его собственного флайера. А после звона он зашёл в дом и за чаем проговорился о привезенных в офис ОЗК киборгах для праздника города.
— Стоп! Какие-такие киборги? — переспросила его Нина, — для чего? Почему не сразу сюда?
— То есть… Вы не в курсе или забыли? Конкурс программистов на дне города не отменён. В этом году тема праздника мастеров — вышивка. Потому и киборги привезены почти все женской модификации. А я собираюсь участвовать в празднике мастеров ещё и в концертной программе.
— У меня и без него столько проблем, — призналась Нина, — что совершенно вылетело из головы. Скоро Купала… и мы готовимся принимать гостей. Я столько наприглашала, что самой страшно от мысли, где мы всех разместим. Просто голова кругом идёт! Начнём утром двадцать третьего и закончим после полудня двадцать четвертого… а двадцать пятого в полдень у меня снова свадьба. Мы расписываться будем.
— Поздравляю! Будем… — и тут у Лёни зазвонил видеофон. Он извинился и отошёл, чтобы поговорить, а через полминуты повернулся к Нине: — Нина Павловна, у вас ещё есть места в медпункте? Привезу утром ещё несколько киборгов. В ОЗК все не поместились. До завтра!
Когда Лёня улетел, Нина задумалась: «Куда же всё-таки всех разместить? Хорошо, что лето, можно и палатки поставить… а есть ли они у нас? И зачем только я столько гостей наприглашала… ведь и накормить всех надо. Два дня и почти сотня гостей, да своих почти две сотни… сможем ли прокормить? И ведь всё только ради того, чтобы Мира была под присмотром…»
Вечером она поделилась сомнениями с мужем. Платон её успокоил:
— Справимся. Рыба у нас своя, овощи свои, мясо летом не едят, уже легче… фрукты купим. Зосе закажу, привезёт. Гости тоже не с пустыми руками прилетят. Не беспокойся, поместимся все. Всё будет хорошо. Это будет самый лучший праздник в округе!
— Спасибо, успокоил… я так волнуюсь… хочется, чтобы всё было спокойно и хорошо.
— Так и будет, поверь мне.
Успокоившаяся Нина легла спать, а Платон почти до полуночи сидел за терминалом, распределяя между гостями, кто что привезёт.
***
Двадцать второго июня Лёня действительно привёз два десятка киборгов и сообщил при передаче, что все они изъяты у частных владельцев. Среди привезённых было два DEX’а, три Irien’а и пятнадцать Mary обоего пола. Нине приходилось видеть и DEX’ов, и Irien’ов в состоянии полутрупов, но как-то раньше в голову не приходило, как можно довести смирных домашних мэрек до такого же состояния — и потому их всех пришлось размещать в палатах медпункта. Прямо от медпункта она позвонила Варе с просьбой помочь Сане выхаживать больных, так как Варя уже не была занята в столовой, но ещё не получила помещение под свой офис, и предложила Варе сразу поговорить с DEX’ами о будущей совместной работе.
— Они призы конкурса программистов! – важно сообщил дексист, — подлечить надо, с этим согласен. И подкормить тоже надо… но я им всем дал кормосмесь перед вылетом.
— Лёня, ты ведь знаешь, что киборг теперь не может быть призом без его согласия. Этот пункт договора о конкурсе надо как-то продумать получше… заранее узнать, из каких деревень мастерицы полетят в город и есть ли у них киборги…
— Обижаете! – возмутился дексист, — ваши из ОЗК уже всё проверяют и перепроверяют. И те двенадцать мэрек, что я привёз в ваш офис на передержку, уже почти пристроены. Выигранные киборги будут переданы бесплатно, в качестве спонсорской помощи от нашего филиала, а за остальных вам придётся платить… но мы подождём полтора месяца. А там ваши ещё найдут или янтарь, или жемчуг.
— Хорошо, мы заплатим вовремя, привозите ещё, если будут, — ответила Нина, попрощалась с Леонидом, проводила его и прошла в медпункт.
Все палаты опять были заняты, Мрак и Зита раздавали разведённую тёплой водой сгущёнку тем, кому было можно, а Саня о чём-то говорил по видеосвязи с Ираидой Петровной, медиком из медпункта посёлка, и Азизом, её киборгом-санитаром. Пришедшая Варя уже начала обрабатывать ожоги первому больному.
Пройдя по палатам, Нина попрощалась с медиками и пошла к дому.
– Где мы? – Лика шептала, опасаясь, что их обнаружат, но сверху не было слышно ни звука.
– В подземном ходе, я полагаю, – Матвей освещал бетонные стены коридора. – Может, расскажешь, куда ты влипла? Они же тебя искали, правильно?
Лика кивнула.
– Расскажу. Только давай сначала выберемся отсюда.
– Надо посмотреть, куда ведёт ход, возможно, там как раз есть выход, – и как только он двинулся вперёд, над их головой загорелась небольшая лампочка. Лика тихо ахнула и шарахнулась в сторону. Там куда она ступила, тоже загорелась лампочка. – О! Фотоэлементы, – тихо воскликнул Матвей. – Хорошо придумано. Идём.
Лампочки зажигались над их головами и гасли за их спиной, пока они не упёрлись в стену.
– Тупик, – констатировал разочарованный Матвей.
Ему тоже было неуютно в этом странном месте, и даже страшно, но нельзя же показывать это Лике. Во-первых, он мужчина, а во-вторых…
– Вот влипли, – сказал Лика как бы даже совсем спокойно. – Это из-за меня. Не надо было мне тебя впутывать.
Голос её чуть дрожал, и Матвей понял, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать.
– Ещё не влипли, если честно, – уверенно сказал он. – Не так уж мы и глубоко под землёй. Выход с той стороны, откуда пришли всё же есть. Всё хорошо, Лик.
Он попытался набрать номер на телефоне, но безуспешно. Сигнал не проходил сквозь толщу земли.
– Туда нельзя, там эти… охотники.
– Кто?
– Ну, я точно не знаю, я просто их так называю. Они выслеживают таких, как я, и… делают с нами страшные вещи.
– Каких таких?
Лика вздохнула. Как это рассказать? То, что с ней происходит?
– Я могу делать некоторые вещи, которые человеку недоступны. Обычному человеку.
– Неужели ты летаешь на метле? – попытался пошутить Матвей.
– Знаешь, лучше бы я летала. А так… У тебя есть чья-нибудь фотография на телефоне? Какой-нибудь девушки, лучше всего.
Матвей полистал альбом и показал ей. Она не знала, кто эта девушка, да это было и неважно. Взяла телефон в руки и стала смотреть на чужое лицо, впитывая в себя этот лоб, нос, губы, родинку на щеке, ямочку на подбородке. Её собственное лицо, будто онемевшее поначалу, вдруг отозвалось, и она почувствовала тайное движение эпидермиса, мышц, хрящевой ткани и, наконец, костей черепа. Кожа чесалась, Лика прянула ушами и передёрнулась. Странно. Раньше она не умела двигать ушами. Сейчас ей показалось это забавным. Она ещё раз пошевелила ими и засмеялась. Перед глазами встал трек, руки, крепко держащие руль.
– Ничего себе, – Матвей отодвинулся от неё и смотрел так, словно перед ним на кончике хвоста плясала индийская кобра, выползшая из корзины факира. – Иллюзионисты всего мира сдохнут от зависти. Как? Как ты это делаешь?
Лика посмотрела на него.
– Тебя не пугает? Мне показалось, что ты сейчас сольёшься по цвету с этой стеной.
– Ну, конечно, не очень привычно видеть рядом с собой чемпионку по велосипедному фристайлу, особенно когда знаешь, что она сейчас за сотни километров отсюда.
– Она спортсменка? – Лика отвернулась. – Подожди немного. Я сейчас, – она сосредоточилась на себе, своём лице. Не имея под рукой фотографии, она вдруг засомневалась, сможет ли вернуться. Лицо вроде послушалось. Лика осторожно выдохнула и повернулась.
Матвей изучал её несколько секунд, потом протянул руку и дотронулся до щеки.
– Да ну, – вдруг фыркнул он. – Бред какой-то. Не может этого быть. Это был гипноз?
– Мне ещё в кого-нибудь превратиться?
– Давай потом, – Матвей качнул головой. – Ты права, надо сперва выбраться отсюда. Зачем-то этот коридор сделали? Не мог он просто заканчиваться тупиком, – он стукнул костяшками пальцев по стене. Раздался глухой звук. – Она полая! Там пусто.
Лика тоже постучала по стене. Руки её скользили по шершавой поверхности, нащупывая бугорки, вмятинки, и наткнулись на небольшое углубление как раз на уровне глаз. Она колупнула пальцем и увидела тёмное круглое отверстие не больше десятирублёвой монеты.
– Похоже на стекло, – она посмотрела прямо в него. И тут отверстие загорелось ярким светом. – Ой!
Лика помедлила секунду и решилась: приникла к источнику света глазом. Что-то где-то щёлкнуло и тихо загудело. Стена перед ними разъехалась в стороны, открыв проход.
Матвей всунул в него голову, потом шагнул внутрь. Лика стояла пока снаружи и не могла решиться. Всё было словно в том полусне-полуяви, когда ты одной половиной сознания понимаешь, что это сон, а другой веришь, что монстр, настигающий тебя в тёмном подземелье, самый настоящий. Матвей протянул ей руку, она вложила в неё ладошку. Пальцы у Матвея были тёплые, и её пронзило острой иглой, потому что её собственные были холодны как лёд.
– Не бойся, – шепнул Матвей и первым шагнул вперёд.
По улице шла молодая женщина с сыном.
Ну, женщина и женщина, чего на нее смотреть, не королева Шантеклера и даже не Мерелин Монро. На нее особо и не смотрели. Прохожие смотрели на ее сына, который был явно горд произведенным впечатлением – ведь он шел в черной балаклаве. Глаза мальчишки презрительно сверкали в прорезях маски. Мальчишка подражал отцу из карательного батальона. Мальчик уже знал, что нужно прятать лицо от людей. Нормальному человеку прятать свое лицо незачем, лицо прячут те, кто идет совершать недостойные поступки. В глубине души маленький украинец догадывается, что это нехорошо. В этом существе все же дремлют то ли зачатки, то ли атавизмы совести. Зачатки или атавизмы – определить невозможно – настолько они маленькие. Он понимает, что за плохой поступок могут выпороть, но беспечно полагает, что все обойдется. Он так воспитан. Все будет по Оруэллу: «Жизнь с такими детьми – это жизнь в постоянном страхе. Через год-другой они станут следить за матерью днем и ночью, чтобы поймать на идейной невыдержанности. Теперь почти все дети ужасны… Песни, шествия, знамена, муштра с учебными винтовками, выкрикивание лозунгов, поклонение Старшему брату – все это для них увлекательная игра. Их натравливают на чужаков, на врагов системы, на иностранцев, изменников, вредителей, мыслепреступников. Стало обычным делом, что тридцатилетние люди боятся своих детей».
Черт бы тебя побрал, Эрик Артур Блэр, лучше бы ты не писал пророческие вещи под литературным псевдонимом Джордж Оруэлл! Кто сказал, что это была зловещая пародия на социализм? Покажите мне этого дурака? Он писал про наше общее будущее. Вон оно вышагивает рядом с мамой, сопя и спрятав под балаклавой симпатичную мордашку!
Папа этого мальчика был в плену на Донбассе.
Его взяли раненым. На голове у него тоже красовалась черная балаклава. Донецкие мятежники сняли маску и увидели испуганное лицо худенького селянина. Ему оказали помощь, ампутировали почти оторванную ногу, и даже дали позвонить домой. Но поставили условие – говорить по громкой связи.
Он позвонил не жене – матери.
— Мамо, я в полоні. — сказав он. – Мені ногу відірвало. Але я живий, мама! Не плач!
Сотовый телефон долго молчал.
Потом женщина на другом конце трубке непонимающе произнесла:
— Так це що, ти холодильник не привезеш?
Вот для чего ему нужна была балаклава – чтобы забрать из оставленной беженцами квартиры холодильник и привезти его домой как трофей или награду за правильную службу. Поэтому ходили в масках его побратимы. Чтобы избитые, изнасилованные и ограбленные люди не узнали их в лицо.
Тут въедливый читатель мне скажет: так ты что, против законной власти? За сепаратистов? А ты знаешь, что сепаратисты творили? Они машины у людей отжимали, грабили их! Может быть, не спорю – по обе стороны много дерьма, найдутся и у сепаратистов есть те, кто прячет свою воровскую суть под балаклавами.
Но в большинстве своем они не прячут лиц. Их дети не привыкают с юных лет скрываться под масками, они гордо носят матроски и бескозырки, идут с мамами по улицам, гордятся отцами, потому что отцы никогда не полезут в квартиру соседа и товарища по несчастью, на это способны только приблуды, быть может, даже из России.
Кто поехал на АТО?
Селянин поехал. Задача была простая – сделать лугандонам и донецкой вате нехорошо. Чтобы раз и навсегда зареклись дербанить неньку на части. Многие ультрас поехали на Донбасс из принципа. Дать по мозгам болельщикам «Шахтера». Ишь, кричалку выдумали: «Шахтер» — это я, «Шахтер» — это мы, «Шахтер» — это лучшие люди страны»! Мы еще посмотрим на этих лучших людей! «Мне сказала мама – лучше нет «Динамо»!»
Ну, и дурней на Украине всегда хватало.
А в основном поехали те, у кого на военкомат денег не хватило. Военкомы сразу прикинули, что заработное это дело – помочь человеку откосить от антитеррористической операции. Цены подняли – торговки на одесском Привозе взвыли бы от зависти! Душат работников военкоматов, душат, пачками за взятки сажают, а все без толку. Военкомы похожи на хищных окуней, которые носятся по мелководью и хватают неосторожных рыбешек. Кто не спрятался, я не виноват!
Умные и расчетливые украинцы поехали на восток добровольно – працувать у москалей. И хорошую гривну, между прочим, заколачивают! Патриотизм патриотизмом, но деньги важнее. Жинки, за редким исключением, не одобряют героическую деятельность мужей, они сразу начинают интересоваться, где гроши.
Военкоматы подобно неводу выхватывают всех, кто не спрятался.
Вот тех, кто не спрятался, и гонят на Восток.
А с ними едут добровольцы, активисты, любители пострелять, те, кто понял, что война дело рисковое, но прибыльное. За долгую свою историю, уходящую в тысячелетия, украинец привык не жить, а выживать, а потому считает проявлением истинного интеллекта не честность, а умение обмануть. Жизнь в условиях окраины государства ничего другого не требовала. Каждый себе на уме. Их съедает мелкая, болезненная зависть к чужой удаче, и одновременно — тайное сожаление о том, что сам не сподобился так ловко пристроиться.
Попав во власть, истинный украинец ведет себя только, как оккупант. Нет украинца, все — с момента возвышения он становится хохлом! Быть оккупантом на родной земле – мечта каждого маленького хохла. Все это существует с незапамятных времен. Именно этому желанию хохла, этой мечте мы обязаны существованию таких страшных вещей, как бандеровщина, Волынская резня, Бабий Яр, большие и маленькие Хатыни, и другие не менее отвратительные явления, могущих вызывать лишь страх и неприятие любого нормального человека, будь он украинцем, русским или жителем далекого Папуа.
Он видел, как жили поляки и немцы, теперь он хочет попанувать, пусть даже на своей земле. Добровольческие батальоны, что пришли вместе с остальным воинством на Донбасс, состоял из хохлов. Украинцы от этой чести в большинстве своем отказались, что, как говорят в интернете дочери офицеров из Крыма, не все так просто и однозначно – власть в Украине захватили воинствующие хамы, которые обладали оружием, поэтому нормальным людям приходилось молчать. Все, что годами копилось в украинской душе, вся зависть, все, что было поганым и страшным, вдруг выплеснулось наружу. Знаю, щирые украинцы с отвращением отбросят этот текст, какой смысл слушать ватника. Да ради бога, вы же в Европу стремитесь? Вам Германия свет в окошке? Послушайте истинного немца, Отто фон Бисмарка: Он хоть и немец, но выразился грубо и прямолинейно, как полагается военному. «Нет ничего более гнусного и омерзительного, чем так называемые «украинцы»! Это отребье, взращенное поляками из самых гнусных отбросов русского народа (убийц, карьеристов, пресмыкающейся перед властью интеллигенции), готово за власть и доходное место убить собственных отца и мать! Эти выродки готовы разорвать своих соплеменников, и даже не ради выгоды, а ради удовлетворения своих низменных инстинктов, для них не существует ничего святого, предательство является для них нормой жизни, они убоги умом, злобны, завистливы, хитры особой хитростью. Эти нелюди, вобрали в себя все самое плохое и низменное от русских, поляков, и австрийцев, для хороших качеств в душе их не осталось места. Больше всего они ненавидят своих благодетелей, тех, кто сделал им добро и готовы всячески пресмыкаться пред сильными мира сего». Может, он это не говорил, может, эти слова просто приписываются Бисмарку. Но эти слова точно принадлежат немцу. Запишите сказавшего эти слова немца в очередные ватники! Но вспомните Бабий Яр, Хатынь и полицаев Донбасса и Сталинграда! Вспомните нынешние деяния подразделенй «Айдар» и «Торнадо»! Я мягкий человек, я не отношу эти слова ко всему украинству. Замените понятие «украинец» на «бандеровец» или «хохол», это будет больше похоже на истину. Бок о бок с украинцами я жил долго и думаю, что проживу еще дольше, но с теми, кто поднимает на щит святости Бандеру и Шухевича, жить не хочу.
Добровольческие батальоны пришли на Донбасс.
На западную Украину потянулись первые караваны машин. Везли все – плазменные панели и холодильники, газовые плиты и кухонный инвентарь, лопаты и грабли, компьютеры и караоке, игровые приставки и листовое железо, некоторые даже ухитрялись отправить домой чужие ворота и двери. «Мама, тут нас так люблять! – кричал в трубку взволнованный безопасной наживой рагуль. – Представляєш, мама, це все дарунки вдячних жителів за те, що ми прийшли захистити їх від «москалів»!
В ночь на двадцать первое апреля передовая группа Национальной гвардии, состоящая из бойцов Правого Сектора, атаковала блок-пост повстанцев в Славянске на дороге, близ горы Карачун. В результате боя трое повстанцев были убиты, а нападавшие потеряв два автомобиля и оставив одного своего убитого, бежали.
Подтянув силы, Киев выставил повстанцам в Славянске ультиматум: сложить оружие или второго мая начнётся штурм города армейскими частями. Повстанцы оружие не сложили и второго мая украинские военные пошли на штурм. Однако штурм закончился страшным провалом. Повстанцы сбили три вертолёта противника. В результате украинские войска, захватив несколько блокпостов на окраине Славянска, так и не решились на штурм города. Единственным их успехом был захват горы Карачун. Гора, правда, нависала над городом, а потому имела стратегическое значение. На ней находилась телевизионная вышка, и захват горы лишал славянских обывателей смотреть передачу «Квартал 95» и российские новости.
Бои за телевышку продолжались до пятого мая, после чего украинские войска регулярно обстреливать город из всякого вооружения. После кровопролитных боев Стрелков (ну, да, все тот же Гиркин!) увел свое воинство в Донецк.
Силы кончились метра за два до кровати, и Риан просто лег на пол.
— Что с тобой случилось? — Голос Винса плавал в воздухе.
— Ты никогда таким не был. Тебе было пофиг на всех вообще.
— На тебя не было, — с трудом проговорил Риан.
— Сам знаешь, что врешь, — ответил Винни. — Но спасибо.
— На старости лет чувства прорезались? И куда это тебя приведет?
— Не знаю. — Риан смотрел в ковер. — Не могу понять. Я пидарас или мудак?
— А надо что-то одно выбрать?
Риан заскрипел зубами. Голос был Винни, но интонации узнаваемо риккертовские.
— Он придет за тобой, — мягко сказал Винни. — За ним кровавый след на пол-галактики, и он придет за тобой. Альенде умер. Ларраньяга умер. Остался ты. Маленький глупый Дези.
— Иди ты на хуй, — рявкнул Риан. — Кончай мне тут капать мозгами на ковер!
— Вот это я уже узнаю, — рассмеялся Винс. — А за ковер — извини. У меня, знаешь ли, дырка в голове.
Риан перекатился на спину.
И понял, что улыбается.
Оккультно-эфирная коррида.
Бонус 2. Пикник. Конец
Страница 6. Отчеты.
#GoodOmens #благиезнамения #Crowley #Кроули #Aziraphale #Азирафаэль #art #fanart #angel #demon #comics #goodomensfanart #ineffablehusband #corrida #occultetherealcorrida
Планета Новая Москва. Квартира Корделии Трастамара. Ночь.
Сцена первая
Камилла в бывшей комнате Мартина плетет веревку. Из-под матраса она извлекает заботливо приворованные чулки и связывает их в единое целое. Соорудив очередной узел, она тщательно проверяет изделие на прочность. Когда изделие стойко выдерживает испытание, Камилла приступает к следующему. В конце концов, на свет появляется внушительной длины снасть из разноцветных составляющих. Камилла любовно сматывает и разматывает плод своего труда, видимо, представляя это орудие в действии. Потом сооружает на одном из концов петлю, и снасть превращается в охотничью — лассо. Камилла на манер киношного ковбоя сворачивает полученный инструмент, выходит на середину комнаты и раскручивает лассо над головой. Совершив бросок, она с силой тянет воображаемую добычу. Добыча сопротивляется. Камилла тянет, изображая страдание и предвкушение. Но добыча все-таки вырывается и убегает. Камилла сворачивает лассо, раскручивает, снова бросает. Промахивается. Еще бросок. Промах.
Потом ей надоедает только воображать добычу. Она роется в одном из шкафов, где хранится одежда Мартина, достает его футболку, напяливает на подушку и снова раскручивает лассо. На этот раз добыча вполне материальная. Камилла тащит ее к себе. Подушка… сопротивляется. Но Камилла не сдается. В конце концов, подушка уступает и Камилла набрасывается на нее с поцелуями. Правда, индифферентность подушки быстро ее охлаждает.
Камилла взбирается на бывшую кушетку Мартина и задумывается. Думы у нее печальные. Она несколько раз глубоко вздыхает. Затем ей в голову приходит некая мысль. Она пару минут эту мысль думает. Подумав, бросается к другому шкафу. Извлекает из каких-то тайников увесистый шоколадный батончик в блестящей упаковке. Камилла снова берется за свой охотничий инструмент и превращает его в удочку, привязав батончик в качестве наживки. Убедившись, что конфета не выскользнет, приоткрывает дверь и прислушивается. В квартире тихо. Слабое ночное освещение позволяет видеть очертания мебели и таким образом избегать с ней контакта. Камилла крадется по квартире. Подкравшись к дверям гостевого туалета, она чуть надрывает обертку батончика и помещает наживку в паре шагов от едва прикрытой двери. Сама прячется за ближайший угол. Несколько минут ничего не происходит. Камилла нетерпеливо высовывается из укрытия.
Камилла: Пусь, пусь, пусь… (Тишина) Пуся хороший, Пуся сладкий…
В проеме возникает голова сонного Кеши. Не открывая глаз, он принюхивается. Чует батончик с марципаном. Все еще с закрытыми глазами, пытается его нащупать. Ему почти это удается, но батончик внезапно перемещается. Кеша снова принюхивается, снова прицеливается. Но батончик вновь ускользает. Тогда Кеша уже выползает из своего «жилища» наполовину. Открывает глаза и с упреком рассматривает батончик. Тот одуряюще пахнет шоколадом, пряностями и марципаном. Кеша ползет за батончиком. Батончик ползет от него. Камилла торжествующе отступает в сторону своей комнаты. Кеша с азартом охотится на батончик. Батончик так же азартно его дразнит. Кеша делает последний бросок и оказывается в бывшей комнате Мартина. Камилла захлопывает дверь. У нее в руках вожделенная шоколадка. Кеша делает несчастную мордочку.
Кеша: У-у, противная… Дай!
Камилла: А ты заслужи.
Кеша: А чего делать?
Камилла: Сам знаешь.
Она садится на кушетку и похлопывает по месту рядом с собой. Кеша делает еще более надутую и обиженную мордочку. Однако подходит и садится на самый краешек. Как примерный мальчик, складывает руки на коленях. Камилла гладит его по плечу.
Кеша (стыдливо потупившись): Низ-з-зя!
Камилла: А почему?
Кеша: А потому что низ-з-зя. Слышала, что тетя Кира по компьютеру сказала? Я несовершеннолетний и не достиг возраста согласия.
Камилла: А мы тете Кире не скажем. Мы потихонечку. И никто не узнает.
Придвигается к нему поближе. Кеша очень естественно смущается и краснеет.
Камилла: Пуся сладкий, Пуся хороший. А какие у Пуси глазки…
Кеша кокетливо хлопает ресницами.
Кеша: Не-е… и Пуся… я… не тут.
Камилла: А почему?
Кеша: Мама заругает.
Камилла: А мама не узнает.
Начинает чесать Кешу за ушком. Кеша изображает страдающую добродетель.
Кеша: Ну не надо… Мне стыдно.
Камилла: А ты закрой глазки.
Кеша следует ее совету. Продолжает всячески изображать подвергаемую осаде невинность, а сам одной рукой очень профессионально поглаживает Камиллу пониже спины. Камилла выгибается и закатывает глаза.
Камилла: Разве так себя ведут невинные мальчики, не достигшие возраста согласия?
Кеша: А это не я. (Скромно потупляя глазки) Это моя конечность. Одна из… А их у меня шесть. Некоторые действуют автономно.
Камилла: А какие еще конечности действуют автономно? Покажешь?
Кеша: Может, лучше не надо? Это же так… неприлично.
Камилла: А мы в темноте.
Кеша: С подсветкой?
Камилла: Ага.
Сцена вторая
Вставшая пораньше Катрин спешит на кухню, чтобы приготовить завтрак своему угнетаемому перловкой мальчику. Быстро извлекает из холодильника всевозможные паштеты, сырные и колбасные нарезки, готовит бутерброды. Сложив из питательной продукции башенку, направляются к месту заключения жертвы кровавого режима. Место оказывается пустым. Катрин растерянно оглядывается.
Катрин: Кешенька… Малыш, где ты?
В ответ – зловещая тишина. Катрин обходит все близрасположенные предметы мебели, могущие послужить для беглого узника пристанищем. Поиски тщетны. Катрин увеличивает радиус поиска. Тщетно. Путь ей преграждают двери комнат. Катрин пребывает в некотором раздумье. Подводит доводы под возникшие подозрения. Кабинет и спальня Корделии из списка подозреваемых выпадают. Кабинет по причине того, что там обитает сама Катрин. Спальня – по причине обитания там Мартина. Остается оккупированная «врагом» детская. Катрин набирает в грудь побольше воздуха и кидается будто в омут — распахивает дверь. Ее воспаленному взору открывается картина, известная со времен Джованни Бокаччо: «…ей так понравился соловей, что она поймала его и держит в руке…»
Катрин: А-а-а!
В спальне Корделии хрупкая, предрассветная тишина. Мартин исполняет священный долг плющевого мишки. Укутавшись в одеяло, к нему притулилась Корделия. Где-то в недрах квартиры раздается вопль. Затем грохот и звон. Корделию будто подбрасывает пружиной. Она испуганно озирается. Мартин открывает один глаз. Снова грохот. Снова вопль, переходящий в торжествующий вой. Корделия вздрагивает и со стоном пытается натянуть одеяло на голову. Мартин открывает второй глаз и смотрит на хозяйку с откровенным сочувствием.
Корделия: Мартин, как ты думаешь, это когда-нибудь кончится?
Мартин: Sic transit gloria mundi. *
Корделия: Вот не надо про мунди. Про мунди я знаю. Ты мне простыми словами, человеческими.
Мартин (со вздохом): Все пройдет. И печаль, и радость…
Корделия: Весьма обнадеживающе.
Мартин: И это пройдет.
Корделия (в отчаянии): Мартин! Скажи что-нибудь хорошее.
Мартин: Что-нибудь хорошее.
Корделия: Убью!
Мартин: Я могу пойти и навешать им пуселей.
Корделия: А поможет?
Мартин: Нет.
Корделия: Тогда в чем смысл?
Мартин: А смысла нет.
Корделия: Ты сегодня с утра философ?
Мартин: А у меня есть выбор?
Некоторое время оба прислушиваются.
Мартин (нерешительно): Я пойду посмотрю?
Корделия (натягивая одеяло): Иди. Только ты это…
Мартин: Чего?
Корделия: Не мешай. В конце концов, у нас свободная страна, сводная планета, и вообще, демократия.
Мартин натягивает шорты с футболкой и выскальзывает из спальни.
Сцена третья
В его бывшей комнате бой в самом разгаре. Катрин мутузит Камиллу, Камилла мутузит Катрин. Силы примерно равны. Возрастные ограничения Катрин сглаживаются ее эмоциональным допингом и жизненным опытом. Преимущества Камиллы нивелируются бессонной ночью. Чаша весов склоняется то в одну, то в другую сторону. На безопасном расстоянии от ринга сидит закутанный в простыню Кеша с очередным шоколадным батончиком в руках. На полу валяются несколько блестящих оберток. Мартин заглядывает в комнату, оценивает обстановку и устраивается рядом с Кешей. Камилла с Катрин пыхтят и таскают друг друга за волосы. У Катрин получается лучше, благодаря обильной камиллиной растительности, у Камиллы – хуже. Кеша невозмутимо извлекает откуда-то еще один батончик и протягивает Мартину.
Кеша (по внутренней связи):
Ой DEX, смотри какие страсти-то!
Глаз будто слива налился.
А как они играют в пакости!
И клок волос опять взвился.
А эта вот (ну правда, DEX)
с твоей хозяйки сгонит спесь.
Чего напрягся-то прямь весь?
Ну правда, DEX.
Мартин (по внутренней связи):
Ты, паразит, базар сворачивай.
Моя хозяйка – мне родня.
Давно что ль не был под раздачею?
Гляди, дождешься у меня.
А чем болтать – слышь, паразит,
Где у тебя тут дефицит?
Что, больше нет? Ах, тут лимит!
Так без обид. (Отвешивает Кеше подзатыльник)
Кеша (по внутренней связи):
Ой, DEX, гляди-ка, до последнего
готовы биться за меня.
А ты остался невостребованным,
Ботан, зануда, размазня.
Да ты скажи по правде, DEX,
ты знаешь, что такое секс?
Давай, придерживай рефлекс,
Потише, DEX.
Мартин (по внутренней связи):
Мои рефлексы не изысканны
Зато приличны и просты.
И в Книжном клубе не затисканы.
А тут из Клуба, да в кусты.
А ты кто, знаешь, паразит?
Один сплошной энцефалит,
Как ХБК ты ядовит,
И будешь бит.
Соперницы, завершив очередной раунд, тяжело дыша, устраиваются передохнуть.
Кеша: Может, им воды? Или полотенцем помахать?
В комнату врывается Корделия. На ней шелковая пижама от «Долче ноче». Окидывает происходящее сканирующим взглядом. Видит двух участниц боев без правил. И двух киборгов, наслаждающихся зрелищем. Довольная физиономия Кеши перемазана шоколадом. Мартин торопливо прячет за спину шуршащий фантик.
Корделия: Я смотрю, у вас тут Бойцовский клуб образовался. Гладиаторские бои без правил.
Кеша: Ave, Caesar, morituri te salutant! **
Корделия указывает большим пальцем вниз. Кеша втягивает голову в плечи.
Корделия: Та-а-ак, плаху, палача и рюмку водки. Водку мне, остальное –
Снова окидывает взглядом участников, выбирая жертву. Кеша раскрывает глаза пошире.
Кеша: Это не я!
Взгляд Корделии цепляется за поредевшую прическу Катрин.
Корделия: Мама, что здесь происходит?
У Катрин вид воинственный, но основательно потрепанный. Остатки волос – дыбом. Под глазом очередной синяк.
Катрин: Она… она… Кешеньку… моего невинного мальчика! Этот подснежник… это наивное, доверчивое дитя… заманила! Подло и вероломно. Обманула, запутала! Ах, ты подлая. Щас в рожу вцеплюсь.
Камилла: Какое небо голубое…
Сует Катрин под нос комбинацию из трех пальцев. Потом извлекает откуда-то зеркало и начинает прихорашиваться. Катрин хватается за сердце. Корделия смотрит на Кешу и на валяющиеся фантики из-под батончиков. Кеша делает невинную мордочку.
Кеша: Я не виноват. Я сопротивлялся. Стоял, можно сказать, насмерть.
Характерным жестом иллюстрирует, как он стоял. Мартин пихает его локтем.
Мартин: Ага, даже простынь есть.
Кеша: Какая простынь?
Мартин: С доказательствами.
Кеша осматривает простынь, в которую замотан на манер римской тоги, в поисках доказательств. Корделия трет пальцами виски.
Корделия (жалобно): Мартин, может быть, ты мне объяснишь.
Мартин: А чего тут объяснять? Вот этот вот (кивает в сторону Кеши) продал свою честь за батончик.
Кеша: Чего это продал? Я авансом взял. И вообще… я был вынужден. У меня авитаминоз. Угроза гипогликемической комы.
Катрин (заламывая руки): Вот, слышишь, она воспользовалась его беспомощным состоянием! Его отчаянием.
Кеша громко всхлипывает. Быстро подползает к своей опекунше.
Кеша (продолжая всхлипывать): Я не хотел… Это все она! Она меня опоила, то есть окормила.
Корделия недобро смотрит на незваную гостью. Камилла, плюнув на кисточку для туши, подкрашивает ресницы.
Камилла: У меня, между прочим, молодость проходит. А тут выбирать не из чего. Или этот (кивает на Кешу) или тот (кивает на Мартина). Этот пипидастр со сбившейся ориентацией, а тот – плюшевый мишка. И что мне остается? Мне, женщине с естественными потребностями?
Кеша: Кто пипидастр? Я – пипидастр?
Мартин: Чего разорался? Пипидастр – это такая разноцветная щетка для смахивания пыли.
Кеша: Так разноцветная же. А это прямой намек.
Корделия: Так, хватит. Достали. Сейчас ты у меня получишь… по потребностям.
Уходит, хлопнув дверью.
Оставшиеся четверо тревожно переглядываются.
Кеша: И чего теперь будет?
Мартин: Полагаю, ампутация. Лишних конечностей.
Кеша: А чего сразу я? Я, можно сказать, мир спасал.
Мартин: Это каким же образом?
Кеша: Вселенское равновесие восстанавливал. Снижал воздействие энтропии на энергию Джи.
Камилла, хмыкнув, мажет второй глаз. Катрин всхлипывает.
Катрин: Кешенька, ну как же так… Ну почему ты меня не позвал?
Камилла: А ты посмотреть хотела? Можем повторить.
Сцена четвертая
Корделия, успевшая переодеться и перебазироваться в свой рабочий кабинет, сначала слышит шум, затем подозрительную тишину.
Корделия: Мартин! Мартин!
В кабинет заглядывает Мартин.
Корделия: Ты опять Кешу на шкаф загнал?
Мартин: Ну да, а че?
Корделия выскакивает из кабинета. На одной шкафу, по-прежнему в простыне, сидит Кеша. На другом, прижавшись друг к другу, Камилла и Катрин.
Корделия: И этих тоже?
Мартин: Мне сортировать их некогда. Мне завтрак готовить надо.
Корделия с торжеством оглядывает притихших родственников.
Корделия: Что, мыши, достали Леопольда?
Камилла: К… к… какого Леопольда?
Корделия: Мультики надо было в детстве смотреть, а не помаду у мамы тырить.
Кеша: А я вообще жертва! Возьмите… то есть снимите меня!
Корделия: Подай жалобу в Jugendamt *** на жестокое обращение с гендерно неопределившимся.
Кеша (осторожно): И что потом?
Корделия: Тебя изымут из семьи и поместят в общество тебе подобных.
Кеша: Тоже неопределившихся?
Корделия: Ну да. Будете друг друга на гендер тестировать. Все-таки 54 варианта. Есть из чего выбрать, куда, кого и чем.
Кеша: Не хочу в Jugendamt!
Катрин (дрожащим голосом): Корди, как тебе не стыдно! Как ты можешь говорить такие страшные вещи. Кешенька и так пострадал.
Камилла: О да, он страшно мучился. У меня аж сердце разрывалось.
Катрин готова столкнуть соперницу вниз.
Корделия: Так, дамы, если вы не угомонитесь, я отправлю этот персик раздора в ОЗК, пожизненно. Будет в секс-патруле работать. Помогать страждущим.
Катрин: Нет!
Корделия: Тогда веди себя прилично.
Снова уходит в кабинет. В кабинете и в самом деле набирает номер Киры. Глава ОЗК отвечает не сразу. Появляется взъерошенная, полуодетая, с дергающимся глазом.
Корделия: Ох ни хрена себе, а я еще на жизнь жалуюсь.
Кира: Чего? Где? Как? Горим? Где горим?
Корделия: Пожар временно ликвидирован, но это ненадолго. Слушай, как там у тебя с пожарниками?
Кира: Пожарников нет, есть взрывники.
Корделия: Ну давай взрывника. Мне уже все едино.
Сцена пятая
Мартин, Кеша, Камилла и Катрин в гостиной играют в Скраблз.
Кеша: Слово из трех букв, начинается на «х».
Мартин: И на «й» заканчивается?
Кеша (со вздохом): Ну да, а чего? Слово как слово.
Мартин: На заборе писать будешь?
Кеша: Это слово «хай», между прочим.
Камилла: Мальчики, не ссорьтесь. Вы оба на букву «х».
Мартин (сверкнув глазами): Чего?
Камилла (торопливо): Хорошие.
На террасу приземляется флайер. Из флайера кто-то неохотно выползает. Рыжий, в одной руке бейсбольная бита, в другой – увязанный в тряпку прямоугольный предмет. Флайер быстро набирает высоту.
Катрин: Это еще кто?
Мартин (неуверенно): Дэн? Нет, не Дэн.
Пришелец неуверенно топчется перед дверью в гостиную. Появляется Корделия. Насмешливо оглядывает присмиревшую ячейку общества.
Корделия: Ну что? Кто-то требовал персонального киборга? Вот этот кто-то сейчас этим киборгом и получит.
Пришелец берет биту наизготовку и переходит в боевой режим.
Пробираясь сквозь сутолоку, царившую на причале, Норрингтон вел под руку Джека, который по прежнему не подавал «признаков жизни». Коричневый редингот мешковато болтался на тощем теле Воробья, а широкополая шляпа, надвинутая на глаза, тщательно скрывала лицо.
Командор был мрачнее тучи. Его терзали смутные подозрения, что он снова стал пешкой в какой-то игре, затеваемой хитроумным пиратом, как это уже случалось не раз. Но, как бы то ни было, он совершил поступок, единственно приемлемый в данной ситуации, исходя из его собственных понятий о чести и гуманизме. Норрингтон подумал с неожиданной горечью, что более предсказуемого человека, чем он отыскать трудно, посему Воробей всегда мог с легкостью предугадать его реакцию на то, или иное обстоятельство. Что ж, теперь ему оставалось лишь выяснить, что именно затеял Джек. И, честно говоря, командору не терпелось убедиться в том, что Воробей именно что-то затеял, слишком уж печальное и жалкое зрелище представлял собой нынче «лихой пират и славный малый».
В небольшом белом одноэтажном домике, что располагался вблизи береговых укреплений и являлся, собственно, обиталищем доблестного командора, их никто не встретил. Норрингтон провел Джека в комнату для гостей и довольно бесцеремонно толкнул в кресло, обитое чуть полинялым бархатом. Сам он встал перед гостем, скрестив руки на груди и устремив на того взгляд, весьма далекий от нежного. Воробей продолжал сидеть в той же позе, в какую был насильственно посажен, свесив руки и опустив голову, словно марионетка с обрезанными нитями.
— Ну, — раздраженно произнес Норрингтон, — и долго вы будете ломать комедию, капитан Воробей? Мы здесь одни.
Либо фигура Джека слегка напряглась, либо командор выдавал желаемое за действительное.
— Черт бы вас подрал, Воробей! – тон командора стал еще более раздраженным, — Вы же слышали, что я не разоблачил вас! Если вы немедленно не прекратите валять дурака, и не расскажете мне какая чума занесла вас в Порт – Ройял, то клянусь – я отправлю вас туда, где вам самое место!
Молчание. Но фигура Джека выглядела все же как-то по иному, и с глазами у Норрингтона было все в порядке.
— Что ж, я вас предупредил!
Командор развернулся, чтобы выйти, и уже у самой двери его настиг голос Джека.
— Вы все равно не поверите!
Норрингтон обернулся. Рука Воробья шевельнулась; Джек стянул с головы свою дурацкую шляпу и устремил на Норрингтона смущенно-невинный взор. Чувство облегчения, что испытал командор в первую секунду сменилось чувством раздражения – он терпеть не мог, когда Джек вот так на него смотрел. Вернувшись в глубь комнаты, Норрингтон уселся напротив Джека.
— Вот теперь мы можем поговорить как разумные люди, без ваших выкрутасов. Сейчас вы мне все расскажете, мистер Воробей. И пусть большая часть вашего рассказа будет враньем, я все равно узнаю достаточно, чтобы принять решение относительно вашей дальнейшей судьбы. Итак?
— Я же сказал – вы все равно не поверите! – произнес Джек со вздохом.
— А вы попытайтесь.
— Хорошо. Возможно вы думаете, что в моей голове зреет некий коварный план нападения на город, но уверяю вас – Порт – Ройял это последнее место, где я предпочел бы находиться в данный момент.
— Как вы оказались на борту «Каледонии»? – командор сверлил Джека глазами, словно тщась проникнуть в его мысли.
— Совершенно случайно. Все этот проклятый шторм. «Жемчужина» способна пережить любую бурю, однако из-за нелепой случайности в этот раз все едва не пошло прахом. Во время шторма разбились две бочки с ароматическим маслом, что хранились у нас в трюме, и кто-то уронил туда факел. Вспыхнул пожар – лицо Джека передернулось при этом воспоминании. — Это был сущий ад – снаружи кипящий водоворот, а внутри бушующее пламя. Я увидел Гиббса – одежда на нем горела. Последнее, что я помню – я пытаюсь спасти своего старпома. Наверно меня смыло за борт.
— Да, отличное было судно, — задумчиво произнес командор, переваривая услышанное и вспоминая, какие невероятные маневры совершала «Черная жемчужина» в умелых руках своего капитана.
— Почему вы говорите о моем корабле в прошедшем времени? – спросил Джек.
— Но… Ни одно судно не могло уцелеть при таких обстоятельствах!
— «Жемчужина» не затонула. Я ведь жив и сижу перед вами.
Норрингтон приподнял бровь, но от комментариев воздержался. По видимому, рассудок Джека все же подвергся неким пертубациям, и он так и не смог осознать постигшего его несчастья.
Джек опустил голову; молчание воцарилось в комнате на некоторое время. Норрингтон обдумывал услышанное. Не было никакой гарантии, что Джек говорит правду, но в то же время все это было очень похоже на правду. Лишь безумец мог нарочно нанести себе подобные травмы, а Воробей никогда не был безумцем, хоть порой и давал повод усомниться в здравости своего рассудка. К тому же, если бы он хотел напасть на Порт – Ройял, у него вполне хватило бы боевой мощи, чтобы сделать это безо всяких уловок. И еще одно обстоятельство свидетельствовало в пользу Джека – со дня их совместного рейда на Лас-Мариньяс прошло уже больше года, и за это время Воробей ни разу не атаковал британские колонии, или британские суда.
— Капитан Воробей, — прервал Норрингтон затянувшееся молчание, — я…
Осторожный стук в дверь прервал его речь.
— Зайдите, Кингсли!
Сухопарый пожилой человек с длинным «лошадиным» лицом появился на пороге. Он был одет скромно, но опрятно и заметно приволакивал левую ногу.
— Сэр, я вернулся. Ваше поручение выполнено.
— Превосходно, Кингсли. Хочу представить вам мистера Флинна, который на некоторое время станет нашим гостем. Его багаж пропал во время кораблекрушения, так что я прошу вас позаботиться о нем и привести его в надлежащий вид. Обед, как обычно, в два.
Камердинер с достоинством наклонил голову и удалился.
— Так вы не собираетесь отправить меня в тюрьму? – вопросил Джек недоверчиво.
— Пока нет. Вам придется погостить у меня некоторое время, пока я не решу что с вами делать. Учтите – лишь находясь в этом доме, вы в безопасности. Стоит вам покинуть его, и каждый ваш шаг будет стремительно приближать вас к виселице.
— Понял-понял! – Джек, смеясь, поднял руки кверху. – Вы весьма гостеприимны, любезный командор!
— И вскоре вы в этом убедитесь, — ответствовал Норрингтон, намеренно игнорируя насмешку, — Кингсли превосходно готовит, так что если сбежите – много потеряете.
— А вы не боитесь, что я и в самом деле сбегу? – Джек дерзко уставился прямо в глаза командору.
— Ни в малейшей степени, — отвечал тот хладнокровно, — В городе вас быстро поймают, а выйти в море вам не удастся. Даже сам капитан Джек Воробей не способен управлять кораблем в одиночку. И помочь вам некому – мистер Тернер с супругой нынче гостит в Суссексе у сестры губернатора.
— Вот как, — Джек вздохнул с притворным огорчением, — И как дела у нашего дорогого Уилла и крошки Элизабет?
— Неплохо. Ждут прибавления в семействе. Учитывая взбалмошный характер леди, — командор едва заметно улыбнулся уголками губ, — она непременно родит мальчишку и назовет его Джеком, в вашу честь.
— Вижу, вы не только смирились, но и примирились с потерей, — Джек глянул на Норрингтона непривычно серьезно и проницательно.
— Вы правы, — ответил тот просто, — Я никогда не питал иллюзий относительно чувств Элизабет ко мне. Они были в лучшем случае дружескими. А с мистером Тернером они с детства были словно две горошины из одного стручка. Я искренне считал, что составлю для нее неплохую партию, и возможно со временем она начнет испытывать ко мне нечто похожее на нежность, но…
Словно спохватившись, что он опять откровенничает с пиратом, командор мотнул головой и резко выпрямился.
— Итак, надеюсь, что вам не составит труда дождаться моего возвращения, мистер Воробей!
Уже выходя из дома, он подумал, что Джек обладает странной способностью вызывать его на задушевные беседы. Даже с Его Превосходительством, с коим они были весьма дружны, командор не был столь откровенен. Возможно потому, что Воробей ведет себя так, словно искренне интересуется переживаниями командора. О том, что пирата в действительности могут интересовать его переживания, Норрингтон, как истинный скептик, и мысли не допускал.
Доверять (и не доверять) слухам надо с умом. И конечно, розовые кролики и лысые собачки в роли Потрошителя выглядят неправдоподобно. Но вот что удивительно: тот, кто хочет правдоподобно соврать, не станет выдумывать розового кролика. А если один такой и найдется, то ему никто не поверит. Тони же слышал еще про огромную белую крысу и маленького поросенка-людоеда. Конечно, хватало и выдуманных громил, но громилы сильно отличались друг от друга цветом волос, наличием (отсутствием) золотых зубов, механистическими конечностями и деревянными протезами, одеждой, социальным происхождением и многим другим – каждый выдумывал Потрошителя по-своему. Зато животное у всех было одинаковым: небольшим и бело-розовым. И… ревитализация способна превратить неопасного с виду зверька в монстра.
Тони нарочно направился к Уайтчепел-роуд, хотя и не надеялся увидеть там что-нибудь интересное. Преступления Паяльной Лампы отличались тем, что ему под руку редко попадали случайные люди. Для убийства он намечал дни, когда в доме не было гостей и прислуги. А семьи, которые он выбирал, как правило, имели прислугу… Если он убил и гостя, и свидетеля, – значит, с его точки зрения это было необходимо. В отличие от убийцы с Ретклиффской дороги, Джон Паяльная Лампа не производил впечатление безумца. В любом случае вряд ли стоило опасаться, что он караулит случайных прохожих у места своего преступления. Однако чем ближе Тони подходил к сгоревшему дому, тем сильней ощущал тревогу.
Этот час в Уайтчепеле был самым тихим: для полуночных гуляк – слишком поздно, для первых пташек – слишком рано. Фонари горели тускло, а по улицам ползал густой желтоватый туман, но обгоревшие развалины Тони заметил издали – узкий темный провал между других домов.
Он подошел вплотную – Скотланд-Ярд оградил место преступления ленточками, но не оставил полицейских его охранять. Тони приподнял ленточку и шагнул в обвалившийся проем – и тут же услышал шорох в стороне, под лестницей. Впрочем, под ногами было слишком много горелого мусора, в том числе длинные половые доски, – одна из них могла шевельнуться и издать этот звук. Пахло гарью, а под ногами хлюпала вода.
Перекрытия прогорели и рухнули вниз, так же как и крыша, – и, подняв голову, Тони увидел тусклый оранжевый блеск лондонской кровли. Завал разобрали, во всяком случае убрали из-под ног кровельное железо. Один лестничный пролет почему-то уцелел и ненадежно висел над сгустившимся в углу мраком – не очень-то хотелось подходить к нему близко. Но звук раздался именно оттуда. Даже после тусклого света уличных фонарей темнота вокруг казалась кромешной.
Потрошитель не нападает на взрослых мужчин. Но кто же знает этого розового кролика: что он предпримет, если взрослый мужчина загонит его в угол? Тони сделал несколько шагов вперед и снова услышал шорох под лестничным пролетом – верней, не шорох даже, а легкий топоток… Наверное, лысая собачка, передвигавшаяся «как на четвереньках», должна была издавать именно такой звук. Как и огромная крыса. А вот розовый кролик – вряд ли. Тони остановился и подождал, пока глаза привыкнут к темноте, однако под лестницей все равно ничего не увидел. Тронул рукой тетиву лестницы – пролет угрожающе скрипнул. И подумалось еще: а если качнуть его посильней? Пусть упадет и придавит того, кто там прячется… Но делать этого Тони не стал, наоборот – убрал руку.
– Ксс-ксс… – позвал он потихоньку.
Ничто под лестницей не шевельнулось, но, нагибаясь, Тони ждал, что сейчас из темноты ему в лицо бросится розовый кролик… Или поросенок-людоед? Вряд ли поросенок, а вот крысы умеют прыгать очень высоко. Да, пожалуй, он отдавал предпочтение именно крысе-альбиносу – во-первых, они вполне кровожадны, во-вторых, могут расти до чудовищных размеров, в-третьих – умны, хитры и ловки. Ему однажды случилось увидеть крысу размером с откормленного кота – зрелище впечатляло. А будь таких крыс несколько штук, тогда интерес Секьюрити Сервис можно пояснить и угрозой национальной безопасности. Или рассмотреть Потрошителя как оружие массового поражения: нашествие крыс такого размера на любой из городов – катастрофа, сравнимая с Хиросимой. Вот только преступление Джона Паяльной Лампы никак в это не вписывалось. Даже если это была ручная крыса семейства Лейбер…
Она смотрела на него из какого-то укромного уголка, и этот взгляд Тони чувствовал каждой своей клеточкой.
Видимо, под лестницей находилась кладовка – он разглядел наконец покореженные пожаром ведра и остатки металлического стеллажа, похожего на почтовый, – на нем и держался злосчастный лестничный пролет. Под ногами захрустело битое стекло – то ли лопнувшие банки с вареньем, то ли бутылки с вином. Значит, пожар начался на втором этаже, в спальнях? В этом Тони не очень-то разбирался. Дом не был большим – внизу, по-видимому, располагались только просторная гостиная, кухня и комната прислуги. Но лестницы обычно горят хорошо – из-за тяги. И если бы пожар начался внизу, именно по деревянной лестнице огонь быстрей всего добрался бы до верха.
Доктор, как друг семьи, еще мог подняться в спальню. Но Эрни – вряд ли. Он вообще вряд ли заходил в дом, скорей всего наблюдал за ним с улицы. Выследил ручную крысу семейства Лейбер?
Дагерротипа с телом младенца не было среди опубликованных дагеров – по этическим ли соображениям? Или белая крыса утащила маленькое тельце к себе в нору?
– Ксс-ксс… – снова позвал Тони.
Она смотрела на него. Тони всегда знал, когда на него кто-то смотрит. Смотрела и выбирала секунду, чтобы неожиданно кинуться в лицо. И лучше бы она поскорее это сделала, потому что ожидание становилось невыносимым. Тони замер и прислушался – ему показалось, что он слышит чье-то дыхание. Сопение. Но с какой стороны оно доносится, он определить не смог и сделал вперед еще один шаг. Ревитализированные не дышат. Но, вполне возможно, сопят.
Не в лицо – тут Тони ошибся. И не сразу распознал тяжелый, рокочущий звук – да и мудрено было его распознать. Он сперва не понял, что так больно ударило его по ногам, и побоялся вскрикнуть – молча грохнулся на пол, в битое стекло и мокрую сажу. И только краем глаза заметил светлое пятно, метнувшееся к выходу. Размером с небольшую собаку, – например, с шавку старухи Пэм…
В ноги ему скатилась штанга, спортивная, для атлетов. И конечно, под тяжестью его шагов мог накрениться пол, но почему-то подумалось, что штангу толкнули. Причем с большой силой – судя по тому, как быстро она разогналась и как здорово ударила по ногам, особенно по правой. Тони даже засомневался, не сломана ли кость: боль была резкой до слез и не отпускала слишком долго.
Нет, кость осталась целой – он смог подняться и наступить на ногу, хоть и не без труда. Подумалось, что розовый кролик теперь не сочтет его здоровым мужчиной, а впрочем…
Тони еле-еле доковылял до дверного проема, запинаясь на каждом шагу и с трудом перебираясь через не прогоревшие полностью балки. Разумеется, на улице он никого не увидел.
Оптимистичное «То, что не убивает нас, делает нас сильнее» почему-то плохо помогало по пути к стоянке такси – трость пригодилась бы больше. Да еще пришлось сперва показать деньги кэбмену: вид Тони имел не вполне приличный. И конечно, когда он добрался до дома, больше всего ему хотелось спать. Бизнес отличается от волка неспособностью скрыться в лесу, но до начала рабочего дня оставалось всего часа три, а потому он постоял минутку под холодным душем (синяк над правой лодыжкой впечатлял и цветом, и размером), выпил кофе покрепче и уселся за автоматон.
Иван Стешкин вернулся в мэрию мрачный и молчаливый. Войдя в свой рабочий кабинет, он закрыл его с внутренней стороны на ключ, повесил плащ в шкаф для одежды и устало опустился в своё потёртое кожаное кресло и закрыл глаза.
Нахлынувшие воспоминания перенесли его в далёкий тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год. Тогда он – высокий стройный блондин в идеально сидящем по фигуре стальном костюме, начальник сектора гражданской обороны, лауреат премии «Конструктор года» – впервые переступил порог этого кабинета, предоставленного ему специальным распоряжением председателя Адмиральского городского совета Причерноморской ССР.
Первый рабочий день в новой должности. Он точно так же откинулся в этом, тогда абсолютно новом кожаном кресле, внимательно слушая идею сидящего напротив него друга, молодого югославского учёного Милоша Лучича.
– Квантовая ловушка, говоришь? – переспросил Иван Митрофанович. – Ты говоришь, что создал некий прибор, способный повлиять не течение времени внутри контура?
В просторном и светлом кабинете пахло свежезаваренным травяным чаем. На добротном дубовом столе, за которым сейчас сидели чиновник и изобретатель, стоял нержавеющий поднос с вычеканенными по краям якорями, на котором восседали фарфоровый чайник и две пузатые чашки с аляповатыми цветками по бокам.
Серб не стушевался.
– Да, Иван. Ты не ослышался. Только это не совсем прибор. Принцип «квантовой ловушки» может быть применим в разных приборах и разных сферах. Вначале я теоретически доказал возможность существования неких условно замкнутых областей пространства, в которых потоки квантовой энергии замыкаются в кольцо. Снаружи проникнуть внутрь такого кольца не должно составить никакой проблемы, а вот вырваться обратно будет непросто, поскольку внутри замкнутого квантового контура будут непрерывно создаваться вихревые энтропийные поля, мгновенно обнуляющие любые энергоёмкости, и, согласно теоретическим исследованиям, должны оказаться способными повлиять на течение времени внутри контура.
– Как воронка, направленная внутрь себя? – уточнил чиновник, разливая чай по чашкам.
– Не совсем так. Движение вещества в воронке центростремительное и с ускорением. А здесь подразумевается равноускоренное движение, не имеющее центрального вектора воздействия, – глаза молодого серба горели.
Глядя на него чиновник подумал, что, возможно, так же выглядел и Никола Тесла, рассказывая своим современникам о своих, казалось бы, сюрреалистических идеях.
– Получается, что движение внутри контура происходит по замкнутой орбите?
– Да, но только не по какой-то определённой, а по случайно сориентированным орбитам. Во время движения… даже правильнее сказать, во время «перемещения» есть вероятность спонтанного перехода с одной орбиты на другую, – изобретатель напротив него выражал уверенность в собственной правоте.
– Ты имеешь в виду, что их природа сходна с природой атома? Что данные «переходы» подобны переходам электронов?
– Нет, не как атом, – серб скривился от досады. – Ну, как тебе объяснить… У атома есть ядро, обладающее определённым притяжением. В теоретической «квантовой ловушке» никакого ядра нет.
Вот тут-то Иван Стешкин и понял, что его друг Милош Лучич подошёл к открытию того, чему не было в мире аналогов.
– То есть, подытоживая вышесказанное, получается, что теоретически внутри квантовой ловушки происходит равноускоренное движение вещества. Это движение не имеет центрального вектора воздействия и центра как такового. Вещество движется по случайно сориентированным орбитам и возможно перемещение с одной орбиты на другую. А вихревые энтропийные поля внутри такого контура способны повлиять на течение времени, – уточнил Стешкин, делая пометки в своём блокноте.
Милош кивнул.
– Только это – лишь обобщённое схематичное объяснение. Поверь мне, всё гораздо сложнее и интереснее. Я сейчас пытаюсь создать образец. Надеюсь, у меня хватит сил и времени.
– Дружище, да это не просто открытие! – чиновник не находил слов от восхищения. – Ты со своей «квантовой ловушкой» осуществишь настоящий прорыв в науке. Ты не представляешь, какие после этого нам откроются горизонты!..
Огромные часы на фасаде здания Адмиральского городского совета с циферблатом как на знаменитых курантах, так и оставшиеся висеть ещё со времён Причерноморской ССР, пробили шесть раз, возвращая Стешкина к реальности. Он оглядел стоящее напротив сиротливо-пустое кресло и тяжело вздохнул.
В кармане пиджака настойчиво трезвонил мобильный телефон.
– Иван Митрофанович, – раздался из динамика приятный женский голос. – Вы можете прокомментировать ситуацию с плагиатом интеллектуальной собственности в Адмиральском кораблестроительном университете?
Стешкин не сразу понял, что от него хотят, и недоумённо потряс головой, словно отряхивая нахлынувшие минуту назад воспоминания.
– Сегодня наша коллега Вероника Калинкова, журналист интернет-издания «Баррикады», разместила у себя на странице информацию, в которой утверждает, что один из ведущих преподавателей АКУ собирался оформить через патентное бюро авторские права на заведомо чужое изобретение, настоящим автором которого является югославский конструктор Милош Лучич, погибший ещё в 1999 году. В комментарии нашему изданию Калинкова сказала, что именно от вас она узнала о том, что в нашем городе жил такой конструктор и что не кто иной, как он, является автором данного изобретения.
В ушах чиновника начал раздаваться высокий пронзительный гул. Так вот зачем к нему прибегала Калинкова. Вот что хотела рассказать. И вот почему она теперь напрочь отказывается с ним видеться и общаться.
Но неужели Графченко мог опустится до того, чтобы оформлять на себя изобретение Лучича?
– Иван Митрофанович… вы меня слышите? – раздался в трубке всё тот же голос. – Я сейчас перенаберу вас.
Стешкин пытался представить, что чувствовала бедная Ника, зайдя в его кабинет и обнаружив там Графченко после всего того, что стряслось с ней в АКУ. О том, что произошло дальше, чиновнику и вовсе было стыдно вспоминать.
Снова раздался звук мобильного. Всё та же журналистка повторила свой вопрос. Дальше звонившая уточняла, насколько важно данное изобретение для Адмиральска и его жителей и в какой сфере его можно применить. Перемещаясь по кабинету, адмиральский учёный-конструктор, а ныне – начальник управления земельных ресурсов Иван Стешкин отвечал на задаваемые вопросы грамотно и доходчиво.
До этого неожиданного звонка он планировал просмотреть и подписать подготовленные для него документы. За день их накапливалось обычно довольно много, и он это делал после работы, надолго оставаясь в своём кабинете. Но сегодня он просто сгрёб всю стопку к себе в портфель, чтобы разобраться с ними уже дома. Первым делом он собирался подъехать к редакции «Баррикад», дождаться Калинкову и поговорить. Сейчас это было куда важнее повседневной рутинной работы.
Тем временем Ланина в кабинете Громова напряжённо вчитывалась в публикацию на странице Калинковой.
– Ник, я всё, конечно, понимаю, эту научную прелюдию мы бы вряд ли ставили на сайт. Но расклады, о которых ты пишешь дальше – это же как раз тематика «Баррикад». Да, я понимаю, что у тебя не было никаких подтверждений, данных по всем этим фирмам, которые ты перечисляешь. Но хотя бы проинформировать меня и Громова о том, что тебе удалось добыть такую инфу в универе – вот это было нужно сделать. Это же эксклюзив, Ника! Твой эксклюзив! И он должен стоять у нас на сайте, а не висеть на твоей личной странице в социальной сети. А теперь из-за твоей нерасторопности он уйдёт к конкурентам.
Ника молчала, опустив голову.
– Да если бы я знала, что ты располагаешь такими сведениями, я бы тебя посадила этот материал писать в первую очередь.
Ланина нервно забарабанила костяшками пальцев по столу.
– Что ж, ладно, – вдумчиво и напряжённо произнесла она. – Сейчас воспользуемся личными связями. А то, выходит, светские львы за счёт нас бесплатно пиарятся – должна же быть хоть какая-то взаимность.
Ланина создала на компьютере Громова новый документ и скопировала туда вторую часть поста со страницы Калинковой. После этого взяла свой гламурный смартфон и начала один за другим набирать номера, записанные в её телефонной книге с пометкой VIP. Как поняла Ника, один из тех, кому звонила Света, занимал высокий пост в регистрационной палате, второй работал в патентном бюро, а третий был начальником одного из управлений Адмиральской налоговой службы. Девушка проговаривала название фирм, задавала вопросы по поводу их учредителей и бенефициаров, делая пометки в своём блокноте.
Минут за пятнадцать Ланина обзвонила шесть или семь человек, занимающих высокие посты в различных службах. Калинкова всегда хорошо относилась к Ланиной, но воспринимала её исключительно как человека, заточенного описывать гламурные и тусовочные мероприятия, на которых собираются «сливки» общества. Но то, что эта эффектная соблазнительная брюнетка способна писать аналитику, в Никиной голове даже не укладывалось. Не потому, что она сомневалась в её интеллектуальных способностях (наоборот – в них она не сомневалась никогда), а потому, что это – не её профиль. Теперь же Ланина представала перед Никой в другой, совершенно непривычной для неё роли, и Калинкова не могла отвести от неё глаз. Она смотрела на свою коллегу и удивлялась тому, насколько широк круг её знакомств и как легко она к каждому подбирает свой ключик. Если Калинкова перед тем, как взять в руки телефон и позвонить кому-то, чтобы взять простейший комментарий, обычно испытывала неловкость и минуты две прокручивала в голове вопросы, которые ей предстояло задать, Ланина делала это решительно и уверенно, и моральная подготовка к следующему звонку занимала у неё всего лишь несколько секунд. Ника восхищалась её умению подобрать правильный тон в общении с тем или иным собеседником и грамотно и чётко формулировать вопросы.
Закончив обзвон, Ланина начала сосредоточенно и быстро набирать текст в новом документе. Спустя полчаса она убрала пальцы с клавиатуры и театрально смахнула воображаемый пот со лба.
– Фух, давненько я так не работала. Зато теперь мы имеем полную картину. Эти фирмы действительно существуют и между ними есть связь. В патентное бюро за последнее время поступило несколько заявок от общества с ограниченной ответственностью «GARANТ-IТ» на регистрацию патентов. Насчёт возможного воровства там ничего сказать не могут, так как расследование не проводилось. Но их удивило, что все патенты оформляются на фамилию Графченко. И ещё больше удивило, что учредителем фирмы, которой в итоге передаются права на изобретения, тоже является человек по фамилии Графченко. Зачем столько промежуточных действий, если всё законно – непонятно. Так что ты ничего не придумала, факты подтверждаются. Только теперь мы можем ссылаться не на твои наблюдения и предположения, а на официальные источники.
Брюнетка ещё раз пробежалась глазами по тексту. И довольно улыбнулась. После чего требовательно посмотрела на Калинкову.
– Значит так, сейчас быстро читай. Если я что-то упустила – дополнишь. И запускаем на сайт. А я звоню Алютиной и спрашиваю, нет ли у них фрагмента, где видно, как сотрудники АКУ пытаются у вас отобрать аппаратуру.
И оставив Нику в кабинете шефа, Светлана удалилась со своим смартфоном, в котором уже набрала телевизионщицу.
Калинкова начала читать. Из материала следовало, что анонимный источник в АКУ сообщил редакции «Баррикад», что некоторые нечистые на руку сотрудники университета, пользуясь своим служебным положением, регистрируют на себя изобретения студентов, чаще всего иностранцев.
Дальше, судя по другому шрифту, следовала информация из поста Калинковой.
«Схема была отработана ещё при прошлом ректоре. Иностранный гражданин, поступающий в АКУ на бюджетное отделение, подписывал ряд бумаг. В том числе и договор о предоставлении бесплатного образования. Однако в нём имелся один пункт, на который иностранцы, не имеющие достаточной юридической базы, а зачастую и не очень хорошо владеющие языком, просто не обращали внимания. А речь шла о том, что ставя подпись они дают согласие на передачу абсолютно всех своих разработок, созданных в период учёбы в университете, в собственность университету. В том же пункте было прописано о добровольном отказе от авторских прав на любое своё изобретение, созданное при содействии университета».
Далее говорилось о том, что в вузе была разработана схема оформления и регистрации патентов через созданную сеть фирм-прокладок. К одной из таких имеет прямое отношение заведующий кафедрой дистанционной электроники, профессор Альберт Эдуардович Графченко. Регистрируют патенты через ООО «GARANТ-IТ», которая, согласно уставных целей, помогает молодым учёным и исследовательским группам с регистрацией патентов. Те, в свою очередь, пользуются услугами некой «IT-CONSULT», а уже эта фирма передаёт полный пакет документов с правом осуществлять юридические операции после регистрации обществу с ограниченной ответственностью «IT-UNITED», учредителем и генеральным директором которой является Владлен Альбертович Графченко.
Во второй части материала говорилось о том, как корреспонденты издания пошли в АКУ, чтобы встретиться с профессором Графченко и задать ему вопросы относительно законности такой схемы, работающей в университете уже множество лет. Корреспонденты также решили посетить лекционную аудиторию, чтобы пообщаться с другими студентами-иностранцами, однако внук профессора Денис Владленович Графченко выставил их за дверь, сказав, что профессор поговорит с ними на кафедре после окончания пары. В ожидании заведующего кафедрой корреспондент интернет-издания «Барриикады» обратил внимание на одну из заявок на патент, где указывалось авторство профессора Графченко. Речь шла о некоем научном изобретении, именуемом «квантовой ловушкой». Однако от бывшего инженера-конструктора, а ныне чиновника, занимающего пост начальника управления земельных ресурсов в Адмиральской мэрии, Ивана Стешкина, журналист знала, что автором данного изобретения является югославский конструктор Милош Лучич, погибший в Сербии в 1999 году во время бомбардировок Военного Альянса. Ей удалось на свой мобильный телефон зафиксировать факт плагиата, но примчавшиеся в этот момент внук профессора и профессор, стали силой отбирать у корреспондентов «Баррикад» аппаратуру и требовать удалить снимки. Далее мелким шрифтом курсивом была приведена информация, что же из себя представляет эта пресловутая «квантовая ловушка». Информация была взята всё из того же поста Калинковой.
Через пару минут после того, как Ника закончила читать текст, в кабинет снова вошла Светлана Ланина и с довольным лицом сообщила, что оператору «Фарватера» удалось заснять с монитора, который транслировал ситуацию на кафедре, момент, где Калинкова прячется под стол, а профессор и его ассистентка пытаются за ноги вытянуть её. Давая скриншоты с видео для публикации на «Баррикадах», Алютина просила Калинкову подъехать на телецентр.
– Юля говорит, что её редактор требует, чтобы сюжет о вашей поездке в АКУ сегодня же вышел в эфир. Она просит тебя прямо сейчас подъехать к ним в студию и рассказать, как всё происходило. Давай-ка я тебе сейчас такси вызову, – предложила она.
– Да что я, до остановки не дойду? – засмущалась Ника.
– Нет, – отрицательно покачала головой Ланина. – Остановки – это долго. Ты поедешь на такси.
Машина подъехала быстро. И Калинкова вышла из редакции в своей неизменной защитного цвета куртке с капюшоном и рюкзаком за спиной. Ланина проводила её в окно и отзвонилась телевизионщице Юлии Алютиной.
Калинкова ехала на телецентр, который вместе с телевышкой, подстанцией и остальными сооружениями занимал довольно обширную территорию. Находился телецентр на возвышенности, самой высокой точке городского рельефа, немного в стороне от главных магистралей, по адресу с довольно странным топонимическим названием – Тупик Тральщиков.
Сидя в полутёмном салоне такси Ника вспоминала весь сегодняшний день. Встреча с уполномоченной, АКУ, заявка на патент и факт плагиата, который ей удаётся зафиксировать, конфликт с профессором и странный прибор, который она вытянула из его кармана, перепутав со своим мобильным.
Её размышления прервал сигнал мобильного. На экране высветилось сообщение от Стешкина: «Ника, прости что не выслушал. Мне уже звонили журналисты и я понял, что ты мне хотела рассказать. У меня с Графченко нет никаких общих дел. Нам надо поговорить. Я тебе всё объясню. Пожалуйста, скажи мне, где ты и куда подъехать».
Ника внимательно прочитала сообщение и написала ответ: «Еду на телецентр. Буду в студии НТК «Фарватер». Ни зла, ни обиды к чиновнику из мэрии она уже не испытывала. Да и, честно говоря, после всего, что рассказала ей Ланина, сама хотела с ним встретиться. Поэтому после сообщения Стешкина и отправленного ответа у девушки отлегло от сердца.
Пробок на дорогах не было и расстояние до телецентра такси преодолело меньше чем за десять минут. Однако на единственной дороге, ведущей к телецентру, красноречиво стоял знак, запрещающий проезд. Сама дорога была перегорожена небольшим заборчиком. Получалось, что дальше порядка двухсот метров нужно было идти пешком. Восемь часов вечера, но на улице было довольно темно и безлюдно. Тусклый фонарь то нервно мигал, то гас, погружая пространство во мрак.
– Странно, я сегодня проезжал здесь и вроде ремонтных работ не вели, – проговорил таксист, подозрительно косясь на забор, преграждавший им путь, и знак перед ним.
Он нажал кнопку рации и произнёс:
– База, приём, «Конкорд-3». А что за работы ведутся на Тупике Тральщиков перед заездом на телецентр? Просто забор и знак посреди дороги.
Рация «ожила» и сквозь лёгкий треск прозвучал приятный женский голос оператора:
– Конкорд-3, информаций о работах на участке база не располагает. Будем уточнять.
Через пару минут в рации зазвучал мужской голос – вероятно, другого таксиста:
– Час назад я забирал там клиента, никакого знака не было. Подъезжал прямо к воротам.
– Странно, очень странно, – произнёс водитель, покосившись на конструкцию, преграждавшую им дорогу. – Девушка, оставайтесь в машине, я сейчас кое-что-проверю.
Он открыл дверь и вышел из автомобиля, подойдя вплотную к знаку и заборчику. Тот просто стоял посреди дороги. Ничего, даже отдалённо похожего на ремонтные работы, таксист не увидел, даже ям или выбоин на асфальте не было.
Нике тоже показалось это странным. Ведь если бы здесь действительно велись какие-то работы, то знак появился бы утром или днём, а не вечером, когда уже рабочий день окончен.
Не успела она об этом подумать, как дверь пассажирского сиденья, на котором она сидела, открылась. Кто-то резко схватил её за руку и выволок из машины, а другой выхватил рюкзак, который журналистка поставила себе на колени, когда садилась в такси.
– Что вы де… – попыталась закричать журналистка, увидев перед собой троих молодчиков в чёрных масках и капюшонах, за которыми в вечернем полумраке невозможно было разглядеть даже глаз.
Но тут же ощутила на себе грубый удар кулаком по правой скуле, который практически отбросил её на дверь багажника.
В эту же секунду она почувствовала у себя над головой какой-то протяжный пшикающий звук и распылённую струю, падающую ей на лицо. На следующем вдохе её лёгкие начали наполняться не воздухом, а ядовитой, обжигающей смесью. Она попыталась открыть глаза, но тут же сильно их зажмурила. Глаза разболелись так, словно в них плеснули кипятком.
Ника начала кашлять и задыхаться. Каждый глоток воздуха давался ей с трудом.
– Эй, мужики, вы чего?! – закричал таксист и ринулся обратно.
Но тут четвёртый нападающий преградил ему дорогу и ударил его ладонью в районе уха. Водитель потерял равновесие и плюхнулся на капот машины, ощущая жуткий звон в ушах. И в эту же секунду почувствовал струю удушливого газа у себя на лице.
– Молчи, сука! – прошипел неизвестный у него над головой, приставив к его горлу что-то очень острое.
В это время остальные нападавшие избивали журналистку, согнувшуюся в три погибели под задним колесом такси. Затем открыли заднюю дверь машины, затолкали её на заднее сиденье, распылили внутри газ и захлопнули обе двери. Из салона раздался глухой частый кашель беззащитной Ники и жалкие попытки вдохнуть воздух.
Превозмогая нестерпимую режущую боль в глазах, таксист пытался их раскрыть, но сумел это на сделать на миг, на долю секунды. Всё, что он сумел разглядеть сквозь пелену из слёз и жгучей смеси, обдавшей его лицо – как четверо нападавших в масках и капюшонах, завладев рюкзаком его пассажирки, бежали с места преступления, скрывшись среди расположенных рядом построек.
Водитель добрался наощупь до задних дверей, за которыми кашляла и хрипела его пассажирка. Он открыл их и практически выбросил из салона обессиленную журналистку. Самостоятельно двигаться она практически не могла. Девушка судорожно хватала ртом воздух, её дыхание было частым и похожим на хрип.
Таксист положил журналистку на землю, а сам открыл все двери, потому что дышать в салоне было невозможно. Он достал со своего водительского места рацию и сдавленным, хриплым голосом произнёс:
– База, база! «Конкорд-3». На нас напали. Пострадали я и пассажирка. В машине распылили газовый баллончик.