29–30 апреля 427 года от н.э.с.
Весь следующий день Йока размышлял над словами чудотвора: старая росомаха выставит мальчишку дураком… И чем больше он думал, тем ясней представлял учителя истории приносящим извинения своему ученику. Инда Хладан прав: глупейшая ситуация! Сохранить лицо в таком положении, выглядеть независимо и невозмутимо будет очень и очень трудно. И, пожалуй, действительно придется извиняться в ответ. Глупейшая ситуация!
Воображение Йоки зацепилось за сравнение их войны с поединком. С обнаженными остриями шпаг. Он еще несколько минут тешил свое самолюбие мыслями о вызове и поединке с Важаном, но с самого начала понимал, что это детство и мальчишеская заносчивость.
А потом сел писать письмо.
Ни один урок он не готовил с таким тщанием: в письме не только не могло быть ни одной ошибки – каждое слово в нем следовало выверить с особым вниманием. Не более одного абзаца: короткая записка, которую можно передать с привратником, подъехав к воротам.
«Многоуважаемый господин Важан!»
Нет! Йока вычеркнул «многоуважаемый» и заменил его на «достопочтенный». Получилось слишком нарочито, и Йока остался доволен: пусть учитель истории гадает, смеется над ним ученик или нет.
«Мой отец потребовал от Вас публичных извинений…»
Йока почесал лоб деревянным кончиком ручки. Нет.
«Мне стало известно, что Вы собираетесь…»
Нет.
«Я бы хотел избавить Вас от неприятной обязанности извиняться передо мной в присутствии публики: это наше с Вами дело и никого, кроме нас двоих, не касается».
Ему понравилось, и он обмакнул ручку в чернила, чтобы продолжить:
«Прошу принять меня для выяснения отношений…»
И снова не так.
«Прошу у Вас аудиенции с целью выяснить наши отношения без посторонних».
Теперь надо добавить «немедленно», потому что Важан может подумать, будто Йока станет ждать его у ворот! Но это слово показалось ему слишком грубым, и он приписал:
«Мне было бы удобно сделать это прямо сейчас».
Еще несколько минут он потратил на подпись: ему не приходилось подписывать документы, но он давно придумал себе красивый росчерк (не хуже, чем у отца!) и теперь намеревался воспроизвести его в точности с задуманным.
Йока полюбовался на результат: надменно, холодно, но уважительно. Своей гербовой бумаги у него еще не было, но он воспользовался бумагой и конвертом отца – стащил в библиотеке, где отец обычно работал вечерами. Переписал записку начисто и запечатал конверт сургучом и собственной печаткой, выплавленной еще год назад из олова. Отец о существовании печатки не подозревал.
Дара нашел в справочнике адрес профессора Важана без труда – тот жил всего в двух лигах от Светлой Рощи – и пообещал Йоке вернуться из города к одиннадцати часам, чтобы отвезти его туда на авто. Глаза у Дары были хитрые и смеющиеся, словно он знал, что Йока задумал. Йока любил Дару: шофер никогда не выдавал родителям его секретов и никогда не докладывал о шалостях, о которых отцу и маме знать не следовало.
Все утро следующего дня Йока провел в гардеробе, выбирая подходящий костюм. Фрак показался ему чересчур торжественным, куртка – слишком детской. В конце концов он остановился на светло-серой тройке: не так нарочито, но очень солидно. Бежевый плащ, соответствующий погоде, дополнил представительный облик. Черные лаковые ботинки сделали его похожим на модника, и Йока надел светлые туфли, подобрал к ним перчатки и подумал о шляпе. Своей шляпы у него еще не было, и он спустился в гардероб отца.
Там-то – за примеркой шляпы – и застала его молоденькая приходящая горничная.
– Ой, не могу! – захихикала она, прикрывая рот рукой. – Ну прямо взрослый дядя!
Йока сорвал шляпу с головы, швырнул ее на полку и бегом вернулся к себе. Но не прошло и пяти минут, как в комнату к нему постучался дворецкий.
– Наш мальчик собирается совершить светский выезд? – с улыбкой спросил он, хотя Йока не хотел, чтобы тот входил.
– Мне надо нанести визит учителю, – сдержанно ответил Йока.
– Тогда рубашку надо взять на тон темнее, галстук чуть тоньше и завязать его свободней. И, конечно, никаких шляп: ты же не хочешь, чтобы над тобой смеялись? Кстати, туфли я бы взял не эти, а вот те, – дворецкий показал на чуть более темную пару.
Йока думал, что Сура захочет его одеть так, как обычно одевал на выезд в гости или в театр, но ошибся: к одиннадцати часам из зеркала смотрел не мальчик, а блестящий молодой человек, чуть небрежный и раскованный. Левая рука на косынке пряталась под полой расстегнутого плаща, придавая образу ореол романтичной грусти. Волосы, причесанные с особым тщанием, лежали так, словно их встрепал порыв ветра, и непокрытая голова выдавала человека, свободного от условностей.
А главное, Йока не только выглядел, но и чувствовал себя раскованно. Словно родился в этом костюме. И расстегнутая верхняя пуговица на рубашке особенно радовала его и добавляла ощущения непринужденности.
Сура оказался проницательным и очень неглупым человеком, а Йока-то считал его чопорным и занудным старикашкой! Ведь он не знал ни о письме, написанном накануне вечером, ни о войне между Йокой и Важаном (хотя, наверное, догадывался), но сразу понял, как ученику лучше всего появиться перед учителем вне школьных стен!
Дара просигналил снизу, и Йока, сунув конверт с сургучной печатью в карман плаща, сбежал вниз по лестнице. Но не так, как бегают мальчишки, а как спускаются блестящие молодые люди. Каблуки туфель отчетливо, но негромко стучали по ступеням, а на каменном полу крыльца клацали, словно кастаньеты.
– Хорошо выглядите, господин Йелен, – улыбнулся Дара и даже вышел из авто, чтобы открыть дверцу, хотя всегда называл его Йокой и дверей перед ним никогда не открывал.
Йока кивнул и уселся на заднее сиденье. Сура, вышедший на крыльцо, прищелкнул языком и подмигнул шоферу.
Они подъехали к воротам усадьбы Важана в полдень. Кованая ограда издали бросалась в глаза тонкими и острыми пиками решетки, что блестели на солнце холодным металлическим глянцем, словно предупреждение об опасности. Листья сирени, росшей вдоль ограды, только-только начали разворачиваться и просвечивали на солнце ядовито-яркой зеленью.
На этот раз Дара вышел из авто не улыбаясь и распахнул заднюю дверь церемонно, как положено шоферу знатного семейства. Йока снова спрятал левую руку, подвешенную на косынке, под плащ, вышел из авто и осмотрелся: и ворота, и калитка рядом с ними оказались запертыми. За сиреневыми кустами, возле центральной аллеи стоял маленький деревянный дом, в котором, видимо, жил привратник, но он не спешил выйти Йоке навстречу. Йока посмотрел под ноги: не кидать же камушки в окно, как он это делал, когда хотел выманить из дома кого-то из друзей!
– Йока, позвони в звонок, – шепнул Дара, глядя на его замешательство. – На воротах есть звонок.
Йока поднял глаза: действительно! Он раза два повернул ручку, за оградой раздался мелодичный звон и не успел смолкнуть, как дверь деревянного дома распахнулась и к воротам выбежал старый привратник, шаркая домашними туфлями.
– Сейчас-сейчас, молодой господин! – он поспешно открыл калитку. – Простите, что заставил вас ждать.
А из глубины парка неожиданно появился еще один человек, гораздо моложе привратника: быстрый, поджарый, чем-то похожий на охотничьего пса. Он был одет в брезентовую куртку и сапоги, как будто собирался в лес или только что работал в саду, но по нему сразу было заметно, что это не лучшая его одежда. Человек медленно осмотрел Йоку хитрым прищуром, взялся за решетку ворот, привалился к ней плечом и сказал:
– Звара, к нам приехал господин Йелен. Открывай ворота, нехорошо держать авто гостя на дороге.
– Я… – неожиданно смешался Йока. – Вот… Передайте это господину Важану.
Он, еще глубже пряча левую руку под плащ, подал незнакомцу письмо с просьбой его принять. Тот, не протягивая руки, глазами указал на привратника, и Йока повернулся к старику, который и взял у него бумагу.
– И не спеши, Звара, надень сапоги, – многозначительно и даже немного нагло сказал незнакомец. – Господин Важан только что встал. Пока он готовится к приему, я покажу нашему гостю парк. А ты проводи авто до гаража.
Он словно нехотя оторвался от решетки и отошел на два шага, позволяя привратнику открыть ворота. Йока почувствовал себя неловко в обществе этого странного человека: тот словно презирал Йоку, хотя и не сказал ни одного невежливого слова. И глаза его были хитрыми и цепкими.
– Проходите, господин Йелен, – сделал приглашающий жест незнакомец. – Надеюсь, прогулка по парку вам понравится. Сегодня отличная погода. И не беспокойтесь за вашего шофера, его угостят кофе у нас на кухне.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросил Йока с вызовом.
– Цапа Дымлен знает все, – усмехнулся тот, и глаза его сделались еще хитрей.
Йока шагнул за ограду через открывшиеся ворота и неуверенно оглянулся на Дару: тот кивнул ему с улыбкой и тронул авто с места.
Солнце играло с бегущей водой в ручьях, ветер водомеркой чертил на глади прудов странные прямые линии, ивы опускали тонкие ветви к самой воде, столетние липы, ясени и клены возвышались над мраморными статуями аллей.
– Эти статуи сто пятьдесят лет назад привезли из Стерции, – неторопливо вещал спутник Йоки, – каждую зиму мы убираем их в деревянные чехлы, набитые сеном, потому что им вредны наши морозы.
– Не морозы, а перепады температур, – буркнул Йока.
– Может быть. – Цапа Дымлен фривольно пощупал обнаженную грудь одной из статуй. – Южные красотки! Наш климат им не подходит. На чем я остановился? Ах да! Раньше насосы на конной тяге поднимали воду в водонапорные башни, потому что перепада высот между восточной и западной сторонами усадьбы не хватало для фонтанов. Теперь у нас стоят насосы на магнитных камнях.
Он говорил так, словно издевался над Йокой, делая вид, что этот рассказ безмерно скучен самому рассказчику. Йока сжимал губы и тоже делал вид, что скучает, хотя парк на самом деле был сказочно красив и сказочно же богат.
– Сейчас мы выйдем к самому большому фонтану, и я заранее прошу вас не пугаться.
Йока вздохнул: пугаться фонтана он не собирался, даже самого большого в Обитаемом мире.
Четыре аллеи сходились вместе, а посередине стояла статуя из темной бронзы, изображавшая зодиакального Водолея. Из его рога, направленного в небо, тонкой струйкой стекала вода – в широкий бассейн черного полированного гранита.
– Страшно? – саркастически спросил Цапа.
– Очень, – фыркнул Йока.
– Это хорошо. Было бы глупым расточительством держать его рог открытым постоянно, – кивнул Цапа и подошел к деревянной будке, пристроенной к высокому дубу. Йока остановился у края гранитного бассейна, рассматривая его блестящую поверхность, – красивая была полировка, и красивая текстура камня: мастер уловил ее закономерности и сложил в тонкий рисунок с неясными очертаниями цветов и зверей.
Столб воды с низким свистом взметнулся вверх, в грудь ударил порыв ветра, и влага мелкой взвесью окропила лицо, словно желая отрезвить. А потом с высоты трехэтажного дома вода обрушилась в бассейн – грохоча, словно водопад. Она пенилась, свивалась воронками, бурлила, выплескивалась под ноги, плясала по краям бассейна остроконечными волнами.
Йока отступил на шаг от неожиданности и на секунду замер с открытым ртом. Конечно, это был ненастоящий водопад и даже не ливень, но все равно напомнил Йоке рассказы путешественников о мощи стихий. Йока забыл о присутствии хитрого и странного Цапы, он не мог дышать: все его существо вдруг раскрылось навстречу силе, которая поднимала воду ввысь и бросала ее обратно к земле. Правая рука сама потянулась к пуговицам плаща – Йока хотел открыть грудь и принять в себя эту небывалую силу, подставить под струю лицо.
Плащ упал за спину, левая рука выскользнула из поддерживавшей ее косынки… С каждым вздохом, вместе с мельчайшими каплями воды, внутрь входило нечто, и Йока не мог подобрать слова для этого «нечто». Что-то похожее он испытывал во время грозы. Дыхание становилось глубже, а тело охватывала легкость: хотелось бежать и кричать – от радости, от восторга, от переполнявшей его энергии.
Йока не мигая смотрел на бьющую в небо воду, и так пристально, что на глазах выступили слезы. И не сдержался, запрыгнул на ограждение бассейна, чтобы подставить руку под падающую воду. В лицо и на пиджак полетели холодные брызги, но Йока не отстранился, замерев от восторга.
– В нашем мире, где нет ураганов и землетрясений, этот фонтан – настоящее чудо, не правда ли? – перекрикивая шум воды, спросил Цапа, нагнувшись к самому уху Йоки.
Йока сглотнул и не ответил. Он, собственно, пропустил эти слова мимо ушей и вспомнил о них потом, много позже.
– Пожалуй, его можно выключать, – кашлянул Цапа, но Йока услышал и замотал головой, не в силах выговорить ни слова.
– Ну-ну. – Странный Цапа нагнулся и поднял с земли упавший плащ. – Я вижу, тебе понравилось.
Вода ревела, и Йока почувствовал, что захлебывается. Он не мог дышать так глубоко, как хотел, не мог вместить в себя всей силы, которая металась в воздухе вокруг него и била по руке.
Поток иссяк так же неожиданно, как появился.
– Конечно, никакая водонапорная башня не поднимет воду так высоко и с такой силой, – как ни в чем не бывало продолжил Цапа. – Вода идет под давлением, которое нагнетается в специальном резервуаре. Один рычаг управляет этим давлением, а другой расширяет или сужает просвет раструба.
Йока тяжело дышал и не слушал своего спутника. Цапа накинул плащ на плечи Йоке, расправил косынку и сунул туда его руку.
– Я думаю, профессор Важан уже готов к вашему визиту, господин Йелен. – Цапа то ли издевался, то ли решил перейти на официальный тон, чтобы привести Йоку в себя.
– Да, – кивнул тот. Дыхание постепенно успокаивалось, но легкость не исчезала, только становилась ровней, словно обминалась, укладывалась внутри поудобней.
– Пойдемте! – решительно сказал Цапа и направился быстрыми широкими шагами в сторону особняка, скрытого за деревьями.
Йока еле-еле его догнал. Он забыл о том, что должен выглядеть блестящим юношей, а не мальчишкой.
– Погодите! Послушайте!
– Что такое? – Цапа резко остановился и развернулся к Йоке лицом, и тот едва не врезался ему в грудь.
– Послушайте, но ведь это… это очень много энергии! Такой фонтан, наверное, берет ее не меньше, чем фотонный усилитель! – выпалил запыхавшийся Йока.
– О! Господин Йелен знает о том, сколько энергии потребляет фотонный усилитель? Сейчас это проходят в школе?
– Нет, я просто знаю, что пятнадцать минут его работы погасят свет во всей Славлене на несколько часов. – Йока почему-то смешался. Наверное, Цапа все же смеялся над ним. – Мне рассказал об этом знакомый чудотвор.
– До темноты еще есть время, – кивнул Цапа, глянув на часы, – как раз несколько часов.
Он повернулся, зашагал дальше, и Йоке снова пришлось его догонять.
Деревья расступились, и впереди появилось темное, почти черное здание – дом профессора Важана.
Особняк поднимался вверх неровными ступенями и венчался островерхой башней с флюгером в форме раскинувшей крылья летучей мыши. Йока не очень хорошо разбирался в архитектуре, но знал, что это натанский стиль Золотого века – бросались в глаза вытянутые вверх формы, иглы множества кровель, шипастые контрфорсы и колючие асимметричные выступы на стенах. Матовый, тусклый блеск базальта, из которого были сложены стены, казался блеском свинца. Особняк напоминал грозовую тучу и щетинистую груду металла одновременно.
Йока ступил на лестницу черного камня немного робея. Дверь из эбенового дерева лишь укрепила его в мысли о сказочном богатстве учителя истории. Между тем Цапа распахнул ее непринужденно – что неудивительно, ведь ему приходилось делать это несколько раз в день – и пропустил Йоку вперед. Вторую дверь, из темного дуба, для него открыл дворецкий, одетый так, словно у профессора Важана на ближайшее время был назначен официальный прием.
Йока вошел в зал, назвать который «передней» у него не повернулся бы язык: из множества узких мозаичных окон на пол падали разноцветные пятна света, а своды потолка можно было разглядеть, только запрокинув голову.
Робеть не входило в планы Йоки, и восторгаться чужим богатством он не считал приличным. Его отец богат не менее Важана, но не выпячивает этого напоказ и большую часть доходов жертвует на социальные проекты. Йока небрежно скинул плащ, который тут же подхватила появившаяся как по волшебству горничная.
– Доложи, что прибыл господин Йелен, – велел Цапа дворецкому.
Тот с достоинством кивнул и неспешно направился к боковой двери, чуть выпятив грудь. Йоке показалось, что перед ним разыгрывают грандиозный спектакль. И делают это нарочно! Чтобы он растерялся и почувствовал себя не в своей тарелке.
Не на того напали! Ему случалось бывать на приемах в не менее блестящем обществе!
Дворецкий, объявив о его приходе, так же не торопясь вернулся назад.
– Господин Важан примет вас в библиотеке.
Йока вздохнул с облегчением – более всего он боялся оказаться за каким-нибудь длиннющим столом с белой скатертью – и шагнул через распахнутую двустворчатую дверь на паркет с инкрустацией.
Эта библиотека не имела ничего общего с библиотекой у них дома, хотя отец любил книги и собрал их немало. Здесь же узкие высокие стеллажи уходили в темноту – будто в бесконечность – как вверх, так и в стороны. Напротив входа стоял письменный стол, размерами более напоминавший небольшую полянку для пикников; роскошное кресло рядом с ним пустовало. Йока повернул голову в сторону света, падавшего из окна, и увидел профессора Важана: тот сидел в низком кресле рядом с журнальным столиком. Он был в халате! В халате цвета мочала: толстом, бархатном, уютном. На груди ворот приоткрывался, показывая шелковую нижнюю рубаху. Седые волосы пребывали в беспорядке, на ногах были надеты домашние туфли и толстые шерстяные чулки, присборенные на подъеме.
Йока остолбенел и едва не попятился. Из головы сразу вылетели приготовленные слова. Он даже не подумал о том, что со стороны Важана это невежливо – в таком виде принять гостя.
– Спасибо, что приехал, – ворчливо приветствовал его учитель и указал на кресло напротив, – проходи и садись.
Йока вмиг почувствовал себя школьником, потревожившим старого больного человека. Но ему больше ничего не оставалось, как подойти к Важану, – каждый шаг повторило далекое гулкое эхо в глубине необъятной библиотеки. Он сел в кресло глубоко, как положено садиться равному напротив равного, и небрежно положил правую руку на подлокотник, деликатно демонстрируя этим плачевное положение левой.
– Я приношу свои извинения за то, что ударил тебя так сильно. Я не должен был этого делать, – без обиняков и предисловий сказал Важан.
– Я принимаю ваши извинения, – ответил Йока. Он давно приготовил и эти слова, и интонацию, с которой собирался их произнести, не теряя чувства собственного достоинства. – И тоже прошу извинить меня за дерзость.
– Да, конечно… – пробормотал Важан. Видимо, это означало, что извинение принято.
Вот и все? Можно встать и откланяться? Йока неуверенно посмотрел по сторонам.