Вот уж кого Андрей Ангел не ожидал увидеть!
— Братка! – Петро обнял брата, сжал его сильными руками, отодвинул от себя, вглядываясь в располневшее с санитарских харчей лицо. – Добре живеш, братка! Он яку ряху з’їв! А ми думали все, згинув ти на підступах до Донецька, і могилки після себе не залишив! Командор, гляди який справний хлопець, сам себе ширше став!
Остап развалился в кресле, глядя на братание родственников.
— Знав би, чого я натерпівся, — возопил Андрій. — Через що пройшов! Он, дивись, сиве волосся з’явилися! Ні, Петро, війна це тобі не на майдані з ментами махати,
— Як ти сюди-то потрапив? — покачал головою брат. — Ти ж під Маріуполем був?
— Був, — радостно согласился Андрей. – Будь він проклятий, цей Маріуполь! Як то кажуть, біда і помучить, і мудрості навчить. Там-то все і сталося …
Рассказ Андрея был полон трагизма и героических свершений.
— Ну, зайшли ми в Маріуполь. Народ поганяли, ментів постріляли, не люблять там нашого брата. Ясна річ, в чужій пасіці бджіл не розведеш. До речі, Петро, знаєш, як кулі свистять? Як солов’ї на вильоті літа. Тільки все це насіння, Петро, чув би як «гради» по небу летять, там би і скінчився. Мені пощастило, мене тільки контузило. Я зброю кинув і цокати. А ти б не втік, коли дуры гуркотливі з неба валяться, «Камази» як свічки горять. Хто ж знав, що москалі на допомогу ватник Донецька прийдуть? Не, братка, ватників я бити готовий, а з Росією будується не в життя не стану. Нехай цим наш комбат душу тішить. А нам це ні до чого. Не дарма ж кажуть, в чуже просо не сунь носа.
Остап, до того молчавший и разглядывающий новоявленного санитара, одобрительно сказал:
— Понял, значит, жизнь?! Что ж, коня куют, а жаба ногу подставляет!
— Це у мене так склалося, — возразил Андрей. — А побратими в Донецький аеропорт пішли, батьковщина захищати. Ось де справжні українці, кремінь, не люди! Як американці кажуть — зі сталевими яйцями. Дадуть вони ватник спеку, та й москалів теж мало не здасться.
— Коня куют, а жаба ногу подставляет, — снова непонятно сказал командор.
— Збирайся, — сказал Петр Ангел. – Додому поїдемо! За горем не треба йти за море — його і вдома вистачає.
Андрей растерянно огляделся.
— Куди ж я? — пробормотал он. – Тут все … Достаток, будинок, побратими знову ж … Куди я від цього?
Стыдно было признаться, что не в достатке, не в крыше над головой дело, а в маленькой власти, дыхание которой он уже ощутил. Побратимов в белом халате он забыл бы как дурной сон, мало ли сам от них натерпелся? Сам бы этих побратимов в Бабий Яр спустил в благодарность за проявленное сострадание.
— До речі, братка, — вспомнил он. – Пам’ятаєш мужика, якого ти під пам’ятником Леніна у Києві грабанул? Ну, професор, який? Так він тут вештається, тільки не зрозумію — лікується він або відсиджується?
— Похоже, отсиживается, — сказал Остап, а Петр Ангел оживился.
— Ігнацій Петрович?— нехорошо улыбнулся он. – За хабарництво постраждав, або як?
— Та не зрозумію я! – досадливо сказал Андрей. – Начебто палата у нього окрема, телефон йому урядовий поставили … Тільки телефон той нікуди не підключений. І лікують його як усіх — галоперидол навпіл з аміназином. Цілими днями спить як бабак.
— Пусть спит, — сказал Остап. – Хватит бед на несчастную Батьковщину.
— Так він що, москаль? Шкодив батьковщине?
— Хуже, — вздохнул Остап. – Есть такая категория патриотов – что не сотворят, то Неньке хреново. Понимаешь, про Ленина он угадал, только наоборот. Памятники не зря по всей Украине были поставлены, он и в самом деле из Мавзолея через них порядок на Украине поддерживал. Он ведь как думал? Считал, что Россия будет произрастать Украиной. Ну и заботился о ней, пролетариатом укреплял. Землицы ей прирезал от метрополии. Сам-то он кто был? Космополит, который о мировой революции грезил! Ему земли не жалко был, он обо всей Земле мечтал. А тут девяностые, юные горбачевцы да строители светлого капиталистического будущего. Ему и в России сильно досталось, кучу памятников повалили, самого в Мавзолее замуровали, и от народа плакатами разными прикрыли, чтоб не вмешивался, да железного Феликса не позвал. Только там вроде опомнились, а мы – нет. А как же, сельскохозяйственная империя, кулачество снова в тренде! Ну, и начали рушить, благодаря этому Бабичу. Замутил всем мозги сказками о сокровищах партии. В России все было точно так же, только легендами о памяниках людям не мозги не пудрили! А у нас около пяти тысяч памятников в распыл пустили, а все не в коня корм. Те памятники, что уцелели, начали срываться с насиженных мест, многие на Донбасс подались, а с ними и памятники философам, военным и просто порядочным людям. Памятник моему прадеду тоже туда подался от греха подальше. Где его теперь искать, ума не приложу!
— Ось воно як! – потрясенно сказал Андрей. Старший Ангел тоже сидел с открытым ртом. Истины, изрекаемые командором, потрясли обоих Ангелов до глубин их селянских душ.
— Ладно, — сказал Остап. – Ликбез окончен. Едешь?
Мысль о том, что отыскался, наконец, источник всех бед и несчастий, не давала Андрею покоя. Так вот кто повинен в пережитых им ужасах! Как всякого человека, пережившего бедствия и несчастья, Андрея грела соблазнительная мысль получить с виноватого в своих бедах сполна, уж коли виноватый оказался в доступной близости. Ну, если не гривнами,так страданиями заблудшей души! Президенты далеко и не доступны, а этот – совсем близко, вон он, спит целыми днями как бабак, когда страна в бездну падает! Нет, Игнаций Петрович, ты здесь не отлежишься, тут тебя даже СБУ не спасет от справедливого народного гнева. Он вдруг ощутил уверенность в себе и в завтрашнем дне. Теперь он знал свою цель на ближайшие годы.
— Ні, Остап Башкуртовіч, — обретая уверенность в себе, сказал младший Ангел. – Я залишаюся!
— Чего так? – деловито поинтересовался командор.
— Ну, що я у вас буду робити? – твердо сказал младший Ангел. – А тут я при ділі. Поки санітар, а там і старшим призначать. Я адже кинути цих нещасних не можу. А тут ще цей кнур, — вспомнил он профессора Бабича. – Ой, наслідки йому буде, ой наслідки!
— Ладно, — покладисто согласился командор. — Если хочешь, оставайся. А у нас с Петей еще много дел!
Прощание в приемном покое много времени не заняло. Командор крепко пожал руку млашему Ангелу, старший потискал Андрея в объятиях, даже слезу пустил, глядя на брата.
Они двинулись к входу. Андрей смотрел им вслед в некоторой растерянности, но потом вспомнил причину, по которой он остался, и вновь обрел уверенность. Опираясь на плечи побратимов…
— Ну, Ігнатій Петрович, здрастуйте! Довгих років вам і стійкою шизофренії! Будете знати, як москалям рушити Батьківщину допомагати!