Алан сидел в шалаше из палок и шкур и смотрел на огненный цветок, что танцевал на метелке из сухих, сильно пахнущих веток. Крыша шатра уходила прямо в открытое небо со звездой из деревянного костяка. Напротив, за пламенными лепестками, сидел седой коротковолосый старик, с квадратной челюстью и хитрой отвлеченнойухмылкой. Шоколадное лицо, в обрамлении снежно-белых волос, зияло щелками сощуренных, как две перевернутые улыбки, глаз. Полноватые губы пошамкивали и снова растягивались в улыбке, словно старик прожил столько веков, что заранее знает и прощает всех и каждого, живущих на этой грешной Земле.
Рядом суетились три девушки с цветными косичками. Они обтирали плечи храмовника от крови, растирали руки и ноги какими-то благовонными маслами. Алан морщился и злобно зыркал, положив подбородок на руку. Он, сидел,отвернувшись от добровольных служанок, поджав ноги на сухой теплой шкуре, и усиленно делал вид, что эти действия ничуть его не касаются. Иногда стряхивал их со своей руки,или ноги, если массаж ему сильно досаждал.
Наконец, старик покачал головой и сказал тихо, обращаясь скорее к огню, нежели к гостю.
– Мы не будем подбирать ему жену, пусть не думает. Да-да. У него уже есть жена, и наши дикие девы не пара ему.
– Ты разговариваешь по-нашему? – Алан окончательно махнул девице, той, у которой было больше розовых косиц, и слишком ласковые руки.
– Не сложно говорить по-вашему. – Ответил седовласый. – Ваш язык – всего лишь указание простых эмоций и действий.
– Ты много знаешь про нас? Ты знаешь, кто я? – с серьезным видом, сведя брови в одну упрямую линию, произнес угрожающе храмовник.
– Я достаточно знаю, молодой человек. Это меньше, чем ты думаешь, но больше, чем можешь себе представить.
– В таком случае, ты понимаешь, что ничем вам не удержать меня эти три дня. Я уйду, как только сменится караул, и ты ляжешь спать. Хотя мог бы и сейчас, поубивав много людей.
– Нет необходимости сторожить тебя. – Благостная улыбка не сползала со старческого лица, и Алану даже хотелось размазать ее в кровавую полосу. – И ты не уйдешь.
– С чего ты взял? – храмовник взял полупрозрачный камень из кострища и кинул в шкуру шалаша, что служила одной из шести стен. – Вы не заперли меня, и не удержите силой.
– Ты так думаешь? – старик по-доброму улыбался, ничуть не проявляя злости и ответной угрозы. – Ты не стабилен. Твоя смерть встрепенула душу, и душа вся дрожит, словно на ветру. У тебя сейчас нет опоры, нет уверенности, нет сил. Слишком много сырости в твоем теле. Перекрыта энергия.
– Хорошо, раз так считаешь, то назначь бойца. Если победа будет за мной – я уйду тотчас. Никто не пострадает. Обещаю.
– Никто не пострадает в данный момент. Но я вижу твое будущее. Много светлых душ отлетит, вступив на путь, в который ты их призовешь…
– У меня есть опора. И мой долг. А еще, у меня есть незаконченное дело, и я нужен своим людям. Прямо сейчас.
– Ты ошибаешься. Своей жестокостью ты чуть все не перечеркнул. Сейчас ты не можешь помочь своим людям, и тебя нельзя отпускать отсюда. В тебе слаба энергия Ци, контур не замкнут. Ты словно злой подранок, что пойдет напролом, убивая ради смерти, не щадя ни себя ни других. Разрушение и крах ждут тебя.
– Дай мне бойца. Я пощажу его. Обещаю. Он будет лежать, побежденный, и тогда будешь ему напевать свои сказки про Ци.
Старик протянул руку прямо сквозь пламя, то ли для рукопожатия, то ли для испытания. Алан взялся за его ладонь и попытался повернуть ее наверх. Не тут-то было! Седой сидел и улыбался, не чувствуя пламени, и, не прилагая никаких видимых усилий, тогда, как Алан весь взмок от напряжения и натуги. Вены вспухли на его висках. За ушами прокатились две крупные капли пота. Старик не стремился победить противника, держа свою кисть вертикально. А храмовник весь скривился, наплевав на правила, и, нажав для силы всем корпусом на протянутую кисть. Рука старца не шелохнулась. Тогда Алан взял второй рукой в уголок шкуры один из горящих камней и прижал к голому запястью старика, рыча от жара, пробивавшегося сквозь мех. Старик и бровью не повел – лишь сидел, все также снисходительно всепрощающе улыбался. Камень выскользнул и упал Алану на колено. Волоски занялись, почувствовался запах паленого. Старик отшвырнул храмовника, спасая от травмы, мгновенно поднявшись, и, даже не изменив ни выражения лица, ни дыхания. Словно маска, его лицо не соответствовало тому, чего ожидал Алан. Пухлые губы растянулись и обнажили ровные белые зубы.
– Ты слаб, и тебя колышет на ветру. Если ты захочешь обрести свою силу, то выйдешь отсюда через три дня. Если нет, то погибнешь от своей глупости. Я верю в правильный выбор, юноша.
Старик поднялся, без свойственного его возрасту кряхтения, и легкой поступью двинулся к выходу. Его рука, не прикрытая коротким рукавом, была целой, без следов ожогов и борьбы.
– Ваш спектакль бесполезен. Нет смысла меня вербовать. Я не изменю своей вере.
Не оборачиваясь, старик бросил, выходя:
– У тебя нет веры. Ты словно подбитая птица – и к хозяевам не хочешь, и лететь некуда. Обрети опору внутри себя. Птица не боится, что ветка сломается – она верит в размах своих крыльев.
Храмовник разозлился и, схватив весь пучок вонючейметелки, запустил в спину медленно удаляющегося старикана. Костерок, перевязанный гибким прутом, рассыпался в футе от спины, обмотанной в голубую ткань.
Алан бросился к распахнутому входному отверстию и разбил себе нос. Прозрачная преграда! Непреодолимая и неощутимая. Ветер дул как обычно, доносились звуки танцев снаружи. Были видны удивленные лица дикарей, обернувшихся на злые крики чужака. Алан злобно заметался. В ход пошли оставшиеся камни кострища. От крохотных, размером с косточку до огромных булыжников в пару футов. Все отлетело с глухим грохотом и слабым цоканьем. Словно камень бьется о камень. Мужчина поднял прилетевший к его ногам кругляш – полупрозрачная структура, слегка белая не ограненным шершавым боком, внутри, наверняка была абсолютно прозрачной, как хрусталь, только еще прозрачнее. Но как они смогли сделать из них стену? И когда успели поставить? И как сами проходят сквозь? Сколько нужно таких камней, чтобы сделать защитную стену, например, вокруг крупного города, такого как Цевейг?..
Розовокосая девушка поставила поднос с дымящейся чашкой. Из круглой каменной пиалы без ручек, и, с толстым дном, доносился свежий яркий запах травяного отвара.
– Я не пью и не ем чужое. – Алан скрестил руки на груди, смотря, как служанка распахнет дверь в шатер. Но девушка осталась стоять.
– В твоя груди кровь нашей сестры. Она больше век жила с нами. Твоя жизнь священ. Если ты сильный, то кровь сделает тебя великий. Это дорог дар.
– А если нет? – Алан оценил размер ножа, торчащих за поясом ножен.
– Если нет, то она разорвет тебя, увеличив стократ все слабость, что в тебе есть.
– Вы думаете? Зря вы так в себе уверены. – Храмовник подошел и беспрепятственно вынул широкий листовидный нож из серого металла, приставив к горлу его хозяйки.
– Открывай защиту. И покажи мне, где Ай-ол. – Лезвие коснулось темной кожи, грозя пустить каплю густой крови для пущего страха девчонки. Голубые глаза не показали никаких эмоций, кроме удивления – пленница ничего не сделала: рук не подняла, не было ни кивка, ни выдоха, но неподъемный нож мгновенно упал, став непосильной ношей. Налетел ветер и оттащил мужчину на пару локтей назад. – Что это?! Как ты это сделала?
– Ты еще не понял? – розововолосая улыбнулась, на тугих щеках округлились ямочки. – Нет никакой защиты. Ты сам создал ее в своей голове. Мы не держим тебя. Только ты сам мешаешь себе выйти.
– Вы меня одурманили. – Констатировал Алан. – Отрава была в воздухе, замаскированная благовониями.
– Ни к чему. – Пожала плечами служанка и спокойно вышла. Мужчина тронул прозрачную стену – она все еще не выпускала его.
– Выпей. – На том месте, где сидел старик, неожиданно появился новый гость. Алан дернулся, увидев знакомое лицо. Свое лицо.
Второй мужчина был похож на тень – полупрозрачный и чуть серый лицом. Его черная одежда не имела четких очертаний, и, во время каждого движения, казалась сотканной из переливающихся синевой и мореллономвороновых перьев.
– Я бы выпил. – Ответил двойник.
– Вот сам и пей. – Алан поискал глазами горящие прутья, убедившись, что они тлеют за шатром. – Чертов старик со своей вонью!
– Если я выпью, то выпьешь и ты. – Кивнул двойник, и, в ту же секунду по горлу прокатилась теплая травяная волна. Алан закашлялся.
– Это что? Раздвоение? Я совсем головой поехал… надо спокойно посидеть, пока вся эта миражная дряньвыветрится.
– Нет. Гораздо проще. Ты не в ладах с самим собой. И нам придется разобраться.
– Вранье. – Мужчина стиснул зубы, не собираясь спорить с пустотой, представляя, как смешон со стороны.
– Еще кое-что забыл. – Двойник кивнул, подняв голову уже с золотой короной. Алан вскочил.
– В жизни терпеть эту дрянь не мог! – Рука смахнула мираж, осыпавшийся невидимым песком. Голова осталась. Широкая, злорадная улыбка разрезала до жути знакомое – свое лицо.
– Знаешь, почему ты злишься? Нет? Не хочешь разговаривать? Зато я скажу… ты боишься, Ваше величество! Боишься быть смешным. Быть слабым. Быть уязвимым…
– Чушь! – мужчина начал мерить шатер злыми широкими шагами. Четыре туда, три длинных обратно. Размах шкурой, но морок снова соединился из крошечных песчинок в еще более довольную и жестокую гримасу.
– С какого черта мальчишку убил?! Узнает тебя? Выдаст? Что же ты Шеллерта собственной персоной не убил? Кишка тонка? Силенок не хватило?
– Еще не дотянулся. – Буркнул Алан, садясь на свое место и закрывая глаза. – Тебя нет. Тебя нет.
– Ты больше всего боишься не контролировать ситуацию. Терять этот контроль. А его-то у тебя никогда и не было, друг.
– Тебя нет. Просто. Совсем. Нет! Понял?! – молчать не получалось, потому, что слова сказанные двойником в получавшейся тишине входили через уши прямо внутрь и ассоциировались, как свои.
– Боишься за факт своей смерти и кровь? А считается ли твой брак, пока смерть не разлучила вас? Так? Смешно! Тебе и разбиться насмерть, а, как думаешь?
– Я пытался ее удержать. Мы были связаны.
– Не удержал? – противная ухмылка.
– Удержал, но защитить не успел.
– Ты снизошел до разговора со мной? – двойник запахнулся плащом и прошелся вокруг Алана, показывая и спину и бок. – Стоять, закрыв девчонку спиной от обычной стражи – это было так мило с твоей стороны. Жаль, балбесыне оценили и повтыкали ножиков под ребра.
– Не снизошел, переживаю, что появится третий и будет отвечать вместо меня.
– Я сам прекрасно справляюсь. Ты жалок!
– В том, что остался там?!
– В том, что перестраховался, не будучи уверенным в ее «Да»…
– Прекрати!
– В том, что привязал девчонку к себе кровью. В том, что теперь боишься ее потерять!
– Да, мне это не нравится! – Алан встал и заехал двойнику по скуле. Тут же мир перевернулся, а земля оказалась под его собственным носом.
– Черт возьми! Понравилось? – двойник показал пальцем на левую щеку, показывая, куда бить.
– Зар-раза! – Алан сел, гневно опустив глаза, и, смотря в другую сторону.
– Ты сначала боялся ей не понравиться и не сказал, а потом боялся, что понравился, да не ты, и не сказал!
– Ерунда! – рука сама собой потянулась к рукаву. Пальцы нащупали что-то под ним и успокоились.
– Ну, покажи его. Мне тоже нравится. – Двойник отвернул рукав, рассматривая, и, любовно поглаживая вышитый браслет. – И ведь рисковал со своим именем на запястье, а? Чего ж не снял?
– Она сама не знала, что имя мое. – Алан опустил голову на рукав, но загибать не стал.
– И про Дивейна не знала, а ты был так зол… – двойник загнул все пальцы, кроме безымянного. – Ты решил, что тебя используют?
– Он был убедителен. Какой дурак будет болтать о том, что убил брата и врать о тайной свадьбе с королевой…
– О, да! Вполне логично было перерезать ему глотку за это… – двойник встал прямо перед ним, уперев руки в бока, и, глядя сверху вниз. – Ты сам-то хоть понял?!
– Да. Понял, когда она вышвырнула меня из отряда. Меня! Из отряда корабельной команды, которую я сам нанял вместе с кораблем!
– И что же ты понял? Что осознал, так сказать?..
– Что в Цевейг ее везти сразу нельзя. Что надо вернуться в Брасну и обо всем договориться в этом соборе.
– Ты трус! Конечно, дома-то такое не провернешь, да, Лизард?! А вдруг мать не примет твой выбор? А вдруг Флора не уступит стул? А вдруг выяснится, что влюбленная в священника девка откажет королю?! Или с обидой на твое вранье хлопнет дверью? Да?!
– До дома мы бы не успели. Надо было выкрасть ее у Шеллерта! – Алан хлебнул из чашки, в надежде, что отвар сделает его более адекватным, чем разговоры с тенью, или усыпит. В крайнем случае, отравит.
– Выкрал? – двойник похлопал его по плечу, что тот чуть не захлебнулся, и добавил. – Не надейся на отвар. Он не для того.
– Нет. Не выкрал. – Зло сжал кулаки король Армерии. – И сам погиб. И ее упустил. И сколько во мне той крови осталось?..
– Ну, вдовой она не стала. Ты же жив. – Двойник впервые сказал что-то хорошее и улыбнулся.
– Зато в его лапах. Мне нужно туда!
– И не знает, что ты жив. И не знает, чья жена… а все благодаря твоей лжи.
– Отстань хоть ты! И так тошно!..
– Ты хоть понимаешь, к кому попал, и кто тебя у стражи отбил, да выходил? – двойник смотрел исподлобья, сидя на корточках напротив.
– Догадываюсь. – Скупо ответил Лизард.
– Пользуйся ситуацией. Не убежит от тебя ни жена, ни трон.
– Так говорили все мертвые мужья с волчонком в люльке.
– Он не преступит кровной свадьбы. Он тоже зверь.
– Он полукровка, а это хуже человека…
– Зато ты не один. – Растворяясь в пучке снова горящей метелки, сообщил двойник.
– Куда ты?.. – прошептал Алан и поплотнее закутался в шкуру. Его трясло от горячки – чужая кровь не приживалась, проверяя организм на прочность. – Жаль, что и ты ушел… иногда человеку так надо быть с кем-то…
Шкуры то наплывали, но отдалялись, глаза то ли слезились, то ли текли гноем, мешавшим четко видеть. Алан лежал, не теряя сознания, но потеряв чувство времени…
***
– Лорд Кастэл, вы уверены в целесообразности? – Королева переминалась с ноги на ногу, одетая в простое, но новое платье дворянки рядом с изысканной в своей простоте черной лаковой каретой без опознавательных знаков. Впряженная пара черных лошадей кусала друг друга за уши и гриву, всхрапывая от нетерпения.
– Миледи, это необходимо. Эрмедал – древняя столица Альбы, как полноправная наследница, вы должны именно там провести церемонию коронации, причем раньше, чем наши границы нарушат пустынники. Это места вашего детства, там каждый камень Вас знает. Это ваш дом. – Генри приподнял край плаща, в который упорно куталась девушка, передав свой новый зеленый плащ девчонке-служанке и, видя негодование, убрал руку и продолжил. – Там соберутся бароны. Нужно начать военные сборы и произнести речь для народа. Нужно показать, что вы есть у людей, и вы дома, готовая оберегать и защищать их.
– Меня бы саму кто защитил… – пробормотала Гвен, дрожащей ногой касаясь лаковых ступеней.
– Вести летят быстро, но не быстрее коней. Вы в составе «торгового» каравана. Ни у одного воина нет опознавательных знаков. Часть волков примкнула к нам, а они страшны в бою. Все, кто знает про Шеллерта и его родословную… останутся в замке на пару дней, чтобы вести не захлестнули народ раньше времени. Без сорок-кухарок и сплетен, вы понимаете?..
Мимо пронесли носилки с закрытым пологом из палок и тряпок.
– Кто это? Покажите! – Генри Кастэл заглянул в тряпье, чтобы посмотреть, кого там могут прятать и удовлетворенно хмыкнул.
– Это один из раненых. По дороге мы передадим его лекарям в порту.
– Хорошо. Пусть будут. Милосердие украшает королей, вы также полагаете, Гвендолин?
– А что с Шеллертом? И с его… убийцей? – язык не поворачивался сказать, как о мертвом. Этот нечеловек, несмотря на предпосылки, многое для нее сделал. Теперь принцесса поедет среди защиты и в подобающих условиях, хоть и инкогнито, а не по болотам с моряками… слезы выступили линзой на еще сухих глазах, не успев пролиться за ложбинки век.
– Боюсь, что на нем все зарастет, как на собаке… – Генри обернулся, убедившись, что никто их не слышит и прошептал. – Я бы оставил Вульфа в живых, на случай разгоревшегося конфликта с пустынниками. Можно заключить под стражу и в маску заклепать, на крайний случай. – Гвен поежилась. – Но, боюсь, что лорд Бардоспренебрежет приказом и совершит самосуд. Я не смогу помешать.
– Постарайтесь. – Отрезала девушка, переходя к другому вопросу. – А стражник?
– Стражник с вами. Сдадите его в порту с ранеными, местные говорят, что он не из них.
– Хорошо. – Гвинелан окончательно поднялась по ступеням и села, все еще придерживая дверцу, и, не давая закрыть. – Генри, я не знаю, с кем это обсудить, и, может, не стоит… но, мой муж…
– Ваш муж удивительный человек, и вы правильно сделали, что согласились на этот брак, ваше высочество. Это было разумным поступком, моя госпожа.
– Но… я его совсем не знаю… и этот черный шлем. Может ли он быть кем-то совсем другим? Что нам тогда делать?
– Армерия весьма закрытая страна, и там странные порядки, госпожа. Не дай Бог Вам учудить такие. – Генри рассмеялся, разрядив обстановку. – Королевская чета любит тайну, и, местные говорят, что никто толком не видел короля, что дает ему возможность путешествовать инкогнито для своего удовольствия.
– Вы полагаете, такое возможно? – Гвен сглотнула, погружаясь в свои невеселые мысли.
– Вам я очень не советую так поступать. – Понял по-своему Кастэл. – Вы не смогли бы себя защитить в бою самостоятельно.
– Что правда, то правда. – Ответила девушка. – А если его убьют?
– Тогда на трон взойдет его сестра Флора, а мы попробуем организовать Вам встречу с королевской семьей Ангоррцев. Притязания на Арвари не разумны, а мир возможен. Это политика.
– Да, Генри, политика, я понимаю. – Гвен, с тяжелым сердцем, позволила, наконец, закрыть дверцу и, положила себе на колени разомкнутый молитвенник, как полагалось в дороге.
Фрит тихо села рядом, поглядывая по сторонам, с пугливым интересом и надеждой на светлое будущее. Девчонка напоминала Гвен ее саму, радуя душу детской открытостью и скромным дружелюбием. Караван двинулся в путь, покидая суровый замок Брасны, подвластный полуволку-получеловеку, ни за что не отпустившему бы свою добычу, коли был бы здоров. Впереди ждал светлый и родной Эрмедал, пугая тайнами и трагедиями прошлого.