А шашлычок под коньячок вкусно очень
(Трофим)
Роза
Явление Кея с Яной (в моем платье!) и Аравийским на прицепе было прекрасно. Вот именно в таком виде это и пойдет в книгу. И в фильм тоже. Боже, какая у меня прекрасная семья! Кладезь сюжетов и характеров!
Дальнейшее я наблюдала с истинным наслаждением, кормя при этом юную леди Селину. Ее мне принесла Керри, наша лучшая на свете домоправительница. Ее истинно английская невозмутимость и умение держать язык за зубами не зря оплачиваются Кеем какими-то космическими суммами. Оно того стоит.
Короче говоря, Селина чмокала моей грудью, я наслаждалась ощущением теплого детского тельца на руках – и наблюдала.
Как все перезнакомились, какие глаза стали у Яны при виде Тренера, любезничающего с Лизаветой, и майора-армянина, держащего под ручку Нину. Такого она явно не ожидала. А, собственно, почему бы и нет? На мой писательский взгляд – прекрасные вышли пары. Со всех точек зрения. С политической тоже.
Нет, я не хочу сказать, что Тренер начал ухаживать за Лизаветой исключительно потому что Аня ему оказалась не по зубам, а ее мама – тоже родня Говардам. Лиза ему в самом деле понравилась, и спелись они просто чудесно. А Нина так вообще мечта любого нормального южанина: нежная, грациозная и фигуристая блондинка, и выглядит не старше сорока. Опять же, явно не балованная стерва, а мягкая домашняя женщина.
Анита Яновна определенно держала обеих невесток в ежовых рукавицах.
На нее я, вообще-то, сама положила глаз. Такой характер! Такой образ! А сколько из нее можно будет добыть профессиональных баек! Это же сокровище почище клада графини Преображенской!
Но поимку и допрос Аниты Яновны я отложила на потом. Никуда от меня профессор Преображенская не денется. Впрочем, судя по ее понимающему взгляду, и не собирается.
Но сейчас меня куда больше интересовали общие дела Кея с Яной и убитый вид Аравийского. Такой убитый, словно эти двое у него на глазах переспали. Хотя нет. Это бы Аравийский пережил, несмотря на свое патриархальное воспитание, все равно ж дальше коротенькой интрижки дело бы не зашло. У Кея на нас с Бонни-то еле хватает времени, и вообще он явно выбирал комплект жена-и-любовник с тем расчетом, чтобы они, то есть мы, могли большую часть времени заниматься друг другом и не скучать без нашего обожаемого и вечно занятого бизнесмена.
Цинично? Ни в коем случае. Просто я уже хорошо знаю Кея и люблю его таким, какой он есть. Совершенством. А его разумный подход одобряю чуть больше, чем полностью. Должен же кто-то в нашей семье думать головой. За всех троих. Слава богу, Кей это может, а нашими творческими закидонами наслаждается, как источником особо изысканного адреналина.
Но не суть.
Все время, пока новообретенные родственники знакомились, а новорожденная леди кушала, я наблюдала за внутренним конфликтом Аравийского. Изумительным конфликтом! Не хотела бы я оказаться на его месте. Найти свой идеал, безумно влюбиться, обнаружить идеальное совпадение темперамента – и полнейшее несовпадение жизненных привычек, ценностей, культуры и прочая, прочая. Особенно плохо совпадала Яна с арабской семьей Джейкобс. Я-то знаю их довольно хорошо, потому что нередко бываю в их ресторане, и налюбовалась родителей и трех младших братьев Аравийского с женами вдоволь. А так же я прекрасно знаю, что матушка Аравийского держит свое семейство в кулаке, невестки у нее ходят строем и не смеют поднять глаз. Прямо представляю Янку-поганку на семейном обеде! С ее-то искренним наплевательством на все и всяческие традиции, статусы, правила и прочую чушь! О, дивная картина, непременно опишу ее в каком-нибудь романе. А то и сценарий для сериальчика сделаю, изумительные же типажи, а какой чудесный многообещающий конфликт!
Жаль только, Аравийский явно не представляет, как его разрешить. И потому ведет себя как невозмутимый столб, вместо того чтобы схватить Янку в охапку, утащить в номер и затрахать до потери способности к логическому мышлению.
М-да. Аравийский и потеря логического мышления несовместимы. Что ставит крест на его личном счастье. Потому что девушки, которые нравятся ему – не понравятся маме. А девушки,
которых выбирает мама – не нравятся ему. Так что быть Аравийскому холостяком и полевым агентом вечно. Если только не вмешаются высшие силы и не сотворят чудо.
Размышляя о природе чуда, потребного для вхождения Янки в патриархальную католико-арабскую семью, я краем уха прислушивалась и к разговорам рядом. Отметила возникшее между Кеем и Тренером взаимопонимание – что предвещало победу Тренера на мэрских выборах. Немножко полюбовалась перекосившейся окончательно рожей мэра бывшего.
Ни капли сочувствия эта рожа у меня не вызвала. Наоборот, искреннее злорадство.
Недолгое. Потому что антракт быстро закончился, и я снова все свое внимание обратила на сцену, где пел Бонни. Наверное, когда мне будет девяносто лет, я по-прежнему буду млеть и гореть от его голоса. И не только голоса. А его дочь, уснувшая у меня на руках, только прибавляла ему, заразе сицилийской, эротичности.
– Миледи, может быть, я отнесу юную леди в номер? – минут через несколько спросила Керри. – Боюсь, здесь для нее слишком шумно.
Селину я отдала. Конечно, я совершеннейшая мать-ехидна, в лучших традициях английской аристократии. То есть своих детей я очень люблю, но делать их центром своей вселенной не готова. И не считаю правильным. Когда у родителей нет никаких целей и интересов, кроме детей – им в итоге нечего этим детям дать. Так что я лучше делегирую смену подгузников и кормление кашкой няне, а сама продолжу писать романы и мотаться по всему миру вместе с любимыми мужчинами. Приметно так же, как в свое время поступили мои собственные родители – и я очень им благодарна за то, что родительской любовью и заботой меня не душили.
Что за заговор организовали Кей с Преображенской-младшей, мы узнали только после спектакля. И после того, как Кей очень-очень вежливо послал в пень бывшего мэра с его «скромным банкетом для уважаемого спонсора».
– Есть в этом прекрасном городе одна дама, с которой я непременно желаю познакомиться, – заявил мой обожаемый супруг с таким хитрющим видом, что я едва не подскочила на месте, чтобы бежать и знакомиться.
Это же наверняка будет ужасно интересно!
Подскочить и побежать мне помешало лишь то, что я только вчера родила дочь. Поэтому я поднялась медленно и степенно, опираясь на руку Аравийского.
– И что же за дама? – спросила я.
– Мадам Клаудиа, настоящая партизанка. Надеюсь, она не будет против нашего визита прямо сейчас. Лоуренс?
– Я предупрежу мадам Клаудию, – кивнул тот и принялся звонить.
– Грег, а мы с тобой поднимемся в номер и кое-что возьмем.
– Я с вами! – тут же подскочила к ним Яна.
Кей лишь усмехнулся – и они ушли втроем. Аравийский проводил их тоскливым взглядом. Слишком тоскливым, чтобы я могла оставить это как есть и не сунуть свой длинный нос.
– Анита Яновна, Дмитрий, вы же с нами?
– Само собой. Мои ребята организуют шашлычок! Анита Яновна, как вы к шашлычку? Арсен – гуру в этом деле!
Тренер пылал энтузиазмом, бывший мэр глядел на него волком, Лизавета не сводила с него восхищенного взгляда. Аня, без Грега рядом снова способная воспринимать окружающую действительность, шепотом что-то говорила Аните Яновне. Все шло прекрасно и само собой.
– Лоуренс, проводи меня в машину, – велела я и, едва мы отошли от компании на десяток шагов, спросила: – И что ты собираешься делать со своей Дженни?
– Она не моя, – покачал головой Аравийский. – Кузина милорда – неподходящий объект для интрижки.
– Святые каракатицы, Лоуренс, да причем тут ее родство с Кеем?
– При всем, миледи. Вы же прекрасно понимаете, Яна не из тех девушек, которые выходят замуж и сидят дома, воспитывая детей.
– А ты не из тех мужчин, которым нужны такие девушки. Так что вы отлично друг другу подходите.
– Моя семья не примет ее.
– То-то я смотрю, ты поселился на другом конце Лондона, а каждую поездку в Америку воспринимаешь как праздник. Твой дед женился на арабской красавице, мусульманке, почти не говорившей по-английски. Его семья была категорически против, не так ли?
– Так, но ситуация несколько иная.
– Хочешь сказать, что майор Джейкобс – совсем не то же самое, что полковник Джейкобс? – усмехнулась я, забираясь на заднее сиденье.
– Ничего не хочу сказать, миледи. Прошу прощения.
– Ну и не говори. Просто подумай о том, что нужно тебе самому, а не твоей семье. За любовь стоит бороться, поверь мне.
– Я верю, миледи, – вполне искренне улыбнулся Аравийский. – Благодарю вас.
– Ты имеешь право на счастье, даже если кому-то твое счастье кажется неправильным. В конце концов, ты всегда можешь сослаться на пример лорда Говарда, – пожала плечами я.
Аравийский только хмыкнул. Явно представил себе, как приводит на большой семейный обед сразу двоих, ну допустим Тошку Вайнштейна и Люси, и представляет как своих будущих супругов. Две штуки. Комплект. Да после такого его мама будет счастлива, даже если он женится на нильском крокодиле, лишь бы женского пола! А уж Яна пойдет на ура. Главное, чтобы жили от родителей подальше. В Нью-Йорке, к примеру.
Что ж. Если Аравийский сам не сообразит, я ему подскажу. Очень деликатно. Очень-очень.
Партизанка Клаудиа встречала нас у калитки с видом умиленным донельзя. Именно с таким видом фанаты аргентинского мыла садятся к телевизору, чтобы досмотреть последнюю серию какой-нибудь «Просто Марии». А тут, я так понимаю, аргентинское мыло пожаловало к ней домой. Да не просто так, а с выездным банкетом. То есть с шашлыком, который организовали ребята Тренера. Вот прямо сейчас организовывали, в саду, и вкусный запах выплывал на улицу из распахнутой партизанкой калитки. А на веранде горел свет, и это было очень кстати: летним вечером темнеет, конечно, поздно – но это «поздно» вот-вот наступит!
Но гвоздем банкета был не шашлычок, а сундучок, выставленный Кеем на середину стола, аккурат между тазиком оливье и тазиком же селедки под шубой.
На сундучок с огромнейшим интересом уставились все: партизанка Клава, которую посадили во главе стола, будущий мэр Энска со своим помощником-приятелем Саркисяном, семейство Преображенских, Грег с Аравийским и мы с Бонни. Правда, мы с Бонни на него уставились еще раньше – как только увидели выходящего из гостиницы Кея, несущего на руках Янку-поганку, в свою очередь вцепившуюся в этот самый сундучок. Ну как есть Чебурашка и крокодил Гена, хоть ты римейк рисуй. Я вот сразу поняла – в сундучке точно золотишко, а Янка – точно Говард. Ни один Говард золотишко из рук добровольно не выпустит, и тем более не доверит другому Говарду.
– Неужто тот самый клад откопали? Ну и дела! – первой озвучила мою уверенность баб Клава.
– Тот самый, – кивнул Кей. – Наследство Аниты Яновны.
Баб Клава перевела взгляд на профессора Преображенскую и уважительно покивала.
– А то что ж, наследство это правильно. Усадьбу восстанавливать будете? Гаврилыч-то все обещает, обещает…
– Будем, – в один голос ответили Кей и Тренер. Переглянулись и заржали, совершенно довольные собой и друг другом.
– За наследство я вам очень благодарна, лорд Говард, – сдержанно и с большим достоинством заявила Анита Яновна, – но усадьба…
– Для вас, дорогая тетушка, просто Ирвин, – жизнерадостно улыбнулся Кей. – Думаю, усадьбу вы получите без проблем. Вряд ли вы сами захотите в ней жить, но восстановить ее нужно. Можете подарить девочкам, можете отдать городу под музей, как пожелаете. Восстановление я профинансирую, родственники должны помогать друг другу.
Анита Яновна царственно кивнула, позволяя Кею ей помочь по-родственному. Так царственно, то я прямо восхитилась. Мне такому еще учиться и учиться!
– А вот городу не надо, – внесла нотку здорового русского скепсиса баб Клава. – Сопрут.
– Усадьбу? – переспросил Кей.
– А то ж, – уверенно кивнула баб Клава. – У нас, милок, народ такой, что и усадьбу сопрет. Вместе с забором.
– Нормальный у нас народ, – возмутился Тренер. – Не все ж как Гаврилыч.
– Ну вот как мэром станешь, так и говори.
– А вот и стану!
– Станет, станет, – подтвердила я. – И производство тут организуем. Хотя дыра, конечно, этот ваш Энск…
– Дыра, – согласился Кей. – Но это поправимо. Дмитрий, у вас есть план развития города?
– Есть, – согласился Дмитрий. – Три плана есть, а понадобится – еще и четвертый нарисуем.
– Твои соотечественники, Мадонна, это что-то. Бразильское мыло отдыхает, – по-итальянски прокомментировал Бонни, нежно обнимающий меня за плечи. – А вообще очень похоже на Сицилию, только холодно. То-то ты меня так хорошо вписалась в наше большое семейство.
– Я тоже тебя люблю, – шепнула я ему и вмешалась в общий разговор, пока он не ушел в обсуждение политики. – А давайте смотреть клад? Никогда не видела настоящих кладов!
– Да-да, покажите нам золотишко Говардов. А то все о нем слышали, но никто не видел! – поддержал меня Бонни по-английски, но его все прекрасно поняли и без перевода.
Клад не подвел! И никак иначе, кроме как кладом, назвать эти цацки было нельзя. Красивые, изящные, глаз не оторвать – я, обманувшись этим изяществом, не удержалась, взвесила на руке ожерелье и присвистнула. Тяжеленное! Как будто его из булыжников собрали! Ну нет, я б такое не надела. А вот леди Памела – вполне. Но матушка Кея и в Букингемский дворец ходит с удовольствием, не то что я. Мне одного раза хватило по самое не могу.
Бонни же, как сорока со стажем, даже примерил огроменный перстень с темным булыжником, поцокал языком в восторге, но признал цацку негодной к повседневному употреблению. Не сочетается с английскими булавками и шестеренками, которые наш гений обычно на себя навешивает.
– И что ж теперь с этим всем богатством-то делать? Не продавать же! – снова баб Клава озвучила народные чаяния. И, подумав, добавила – Сопрут. Народ, он такой!
– Нет, конечно, – покачала головой Анита Яновна. – Не сомневаюсь, Ирвин согласился бы помочь с реализацией…
Кей кивнул, взглянув на профессора Преображенскую с большим уважением, а та погладила рубины браслета и вздохнула.
– И все же нет. Это ведь не просто клад, это…
– Легенда, – тихо подсказала посерьезневшая Янка. – Семейная легенда. Символы не продают, это ведь… Все равно что выставить на Сотбис Грааль.
Кей понимающе хмыкнул и жестом велел Аравийскому разливать, наконец, коньячок. А я подняла тост:
– За Грааль нашего большого и дружного семейства! – правда, не с коньячком, а с минералочкой. Мне, как кормящей матери, коньячку не положено. И ладно. У меня своей дури достаточно, без заемной обойдусь. А своей не хватит – у меня Бонечка есть. С неиссякаемым запасами.
Мой тост поддержали, и еще десяток тостов – тоже, закусили шашлычком, повеселели… Особенно баб Клава, ей щедро подливали с двух сторон – Кей и Грег, при этом рожи у обоих были такие честные, такие невинные, что клейма ставить негде. И что-то ей такое в оба уха пели. Хорошо пели. Потому что баб Клава опрокинула еще рюмашечку, хлопнула ладонью по столу и заявила:
– Ладно, раз уж вам для истории надо… Точно родственник? Не похож!
– Очень надо, мадам Клаудиа! – Кей аж руку к сердцу прижал.
Бонни, откровенно довольный тем, что сегодня в центре внимания не он, тихонько хмыкнул:
– Переигрывает Британия.
– В самый раз, – покачала головой я. – Вот увидишь, будут нам документы Аненербе.
– Может чего и осталось. Зимы-то у нас холодные, бумажками мы печку топили, – вздохнула баб Клава. – Мамка моя, земля ей пухом, ни единой бумажки гебешникам не отдала. Сволочи потому что. Попросили бы по-человечески, вот как вы. С уважением.
В знак уважение Кей собственноручно налил баб Клаве еще рюмашку и положил на тарелку шампур истекающего соком шашлычка. Я прямо умилилась. Артист! Весь в Бонечку!
Хлопнув и эту рюмашку, баб Клава поднялась, строго оглядела компанию за столом и пошла в дом. В сопровождении Грега. Видимо, чтоб после коньячку не уснула по дороге или не прихватила вместо документов шмайсер. Мало ли, что взбредет в нетрезвую голову старой партизанки при виде целой компании классовых вражин.
Ее возвращения все ждали, как предновогодней речи президента. И встретили аплодисментами. Правда, добыча оказалась более чем скромной.
– Остальное пожгли. А эти не пожгли, воняли сильно, – сообщила баб Клава, выкладывая на стол стопку слегка обгоревших тетрадок в клеенчатых обложках. – Дневники это, даты стоят. А кроме дат я ничего не разобрала.
Кей вцепился в тетрадки крепче, чем в золотишко, тут же открыл самую нижнюю и начал листать. Грег смотрел на это богатство голодными глазами, но отнять добычу у шефа не пытался. Ждал, как тигр в засаде, разве что хвостом себя по бокам не бил за неимением хвоста.
А вот Янка, как истинная поганка, тут же сунула в тетрадку нос, и чтоб удобнее было нос совать – присела к Кею на подлокотник кресла. Мне было страшно интересно, как Кей отреагирует? Никогда не видела, чтобы кто-то вот так себя с ним вел. Не считая нас с Бонни, конечно, но это ж совсем другое.
Отреагировал он прелестно: не глядя обнял Янку одной рукой, чтобы не свалилась, и практически сразу нашел то, что искал.
– …привели англичанина. Назвался Говардом… – начал читать, сразу переводя на английский, Кей.
В общем, штандартерфюрер, или как его там, не особо разбираюсь в немецких званиях, англичанину не поверил. Ни что Говард, ни что без него они ничего в усадьбе не найдут. Но вместо того, чтобы пристрелить «болтливого идиота» сразу, оставил его при штабе и начал раскопки. Длились эти раскопки целую неделю, и каждый день штандартенфюрер ругался на идиота-англичанина. Никакого клада не нашли, англичанина выгнали с позором…
– На этом записи заканчиваются. Похоже, сэр Персиваль несколько преувеличил степень своего сотрудничества с гитлеровцами, – покачал головой Кей.
– Эк ты резво по-немецки-то, – хмыкнула баб Клава. – Да не было никакого сотрудничества. Я вон Грегу-то рассказывала, как ваш сродственник мне банку тушенки дал. Хорошей тушенки, немецкой. И немцев он же нашим и сдал. Требовал, чтобы мы как немцев выгоним, пустили его копать в усадьбе клад. Этот, значит, клад… кто б мог подумать-то… – баб Клава покачала головой, глядя на сундучок. – Наши в клад не поверили, ничего искать не стали. Англичанина посадили под замок, чтобы не сбег до прихода наших, хотели сдать как пленного. Но убег он.
– Сам? – недоверчиво поинтересовался Грег.
– Да не. Я и выпустила. А то б расстреляли его. Он мне часы свои подарил, хорошие были часы, командирские. В сорок седьмом сменяли их на козу. Коза-то в хозяйстве нужнее.
С тем, что коза нужнее, все согласились. Особенно Бонни, прокомментировавший:
– Вы назвать ее Шельма. В честь сэр Персиваль.
– Ась? А, точно. Как есть Шельма, – закивала баб Клава. – Волка как-то забодала. Хорошая была коза.
Вряд ли кто-то понял, чему так умилился Бонни. Ну кроме Кея и Грега с Аравийским, близко знакомых с козой Мерзавкой. Пояснять я не стала, не сегодня. Ане с Яной еще предстоит это неземное счастье. По крайне мере, я на это надеюсь.
Собственно, о своем предложении я и напомнила. Правда, чуть позже.
Пока же я попросила Аравийского принести мне кофе. Не одну ж минералку мне пить на этом празднике жизни. И только когда кофе он мне принес – а я его попробовала и едва не выплюнула – до меня дошло, что Аравийский… ревнует. Вот этот невозмутимый гад, за весь ужин едва три раза посмотревший на Янку, немножко того от ревности. К собственному шефу.
Ну, в чем-то я его конечно понимаю. Янка отлично вписалась в наше семейство на роли младшей сестрички. С собственной сестрой Сабриной, которая на два года его старше, у Кея отношения не сложились. То есть у Сабрины не сложились со всей семьей. Она удрала намного раньше, чем Кей – в Сорбонну, учиться на археолога. Да так толком и не вернулась, одиннадцать месяцев в году проводя во всяких интересных и очень далеких местах, типа заброшенного храма в Андах. Звонить брату ей было категорически некогда, разговаривать с ним не о чем… Хотя в детстве Кей с Сабриной были очень близки, по его признанию – единственный нормальный человек. Но детство закончилось, а с ним и дружба брата с сестрой.
Я о ее существовании-то узнала только потому, что Сабрина впервые за пять лет прилетела в Англию на какую-то конференцию и зашла поздравить брата с женитьбой. Через полтора года после свадьбы.
М-да. Семейство Говардов только издали кажется идеальным. Неудивительно что Кей получится таким… хм… нестандартным даже по меркам эксцентричной британской аристократии.
Так что сестренка Кею нужна. Такая, чтобы любить и баловать. Аня на эту роль не подходит, она видит в Кее прежде всего лорда. А Янке-поганке начхать. Этакий юный Бонечка, только девочка и блондинка.
Но я не ревную, в отличие от Аравийского. Мне нравится большая семья, и обе Преображенские – прелесть что такое. Лоуренс же… Чтобы он и положил в кофе соль вместо сахара?! Бедняга. И дурак.
– Ань, ты же завтра полетишь с нами? – спросила я, когда шашлычок закончился.
– Разумеется, полетит, – вместо нее ответила Анита Яновна, которую явно Аня ввела в курс дела.
– А… так скоро… – засомневалась Аня. – У меня больница…
– Позвонишь им и предупредишь.
Лиза и Нина, весь ужин сидевшие тише воды и ниже травы, переводили удивленные взгляды с Аниты Яновны на меня, с меня на Кея, и явно ничего не понимали. Кей, которого я тоже пока не успела обрадовать новостью, заинтересованно поднял бровь, но вмешиваться не стал. Как и Янка, тоже ни черта не понявшая.
– Не думаю, что больница будет проблемой, – поддержала я Аниту Яновну. – А нам очень-очень нужен хороший семейный доктор. Правда, Кей?
– Да, – кивнул мой лорд Совершенство. – Энни, решайтесь. Вам отлично подойдет эта работа. Мне нравится, как вы обращаетесь с младенцами, – добавил он и выразительно глянул на нас с Бонни. Ехидна английская.
– Я… – совсем растерялась Аня, – как же я оставлю мам…
– Ты оставишь Лизу и Нины в надежных руках, – подмигнул ей Тренер. – Тем более дамы остаются в Энске. Да, милая?
Лиза застенчиво кивнула, взяв Тренера за руку. Очень трогательно. Я чуть не прослезилась.
– Яна, а ты? Может…
– Нюсь, да успокойся ты, – отозвалась Янка, так и оставшаяся сидеть на подлокотнике у Кея. – Будешь прилетать к нам иногда. А мы к тебе. И вообще, присмотри мне местечко под магазин в Лондоне, Ирвин говорит, мои работы там будут пользоваться спросом. Не смей отказываться от мечты только потому что тебе кажется, что ты кому-то что-то должна! Поняла меня?
– Поняла, – улыбнулась Аня. – Я еду с вами, лорд Говард.
А вот тут наступила моя очередь недоумевать. Какие работы может выставить в магазин акушер-гинеколог? Страшно представить! О чем я и спросила.
– Вообще-то я неплохой ювелир, – скромно ответила Янка-поганка и продемонстрировала замысловатый стимпанковский браслет на собственном запястье. – Делаю всякое такое.
– О, это ваша работа, Дженни? – тут же оживился Бонни. – Мне нравится!
Кей хмыкнул:
– Я же говорил. Один клиент у тебя уже есть, – и потрепал Янку по голове, а Янка расцвела.
Спелись.
Пока эти злые люди обсуждали, что такое интересное делает Янка, я пыталась осознать, что роды у меня принимала не акушер-гинеколог Преображенская, а ювелир Преображенская.
Нет. Не может быть. Она так уверенно все делала! Явно не в первый раз!..
– Боже. У меня принимала роды ювелир, – шепнула я, прислонившись щекой к плечу Бонни. – Как хорошо, что я этого не знала.
– Так ювелирная же работа, не парься, Мадонна. – Меня нежно поцеловали в макушку. – Согласись, на этот раз все было намного веселее. Не хочешь третьего рожать в Антарктиде?
– Да иди ты! – возмутилась я и стукнула нагло ухмыляющегося Бонни вилкой по лбу. – Никакого третьего!
На что он предсказуемо свел глаза в кучку и мемекнул в точности как Мерзавка.
Все радостно заржали, даже величественная Анита Яновна.
А дальше…
Дальше мы потрепались обо всем на свете, доели шашлычок, допили коньячок и разошлись баиньки. Кто в гостиницу, кто к бабе Клаве на постой. Аравийский попытался поговорить с Янкой перед самым отъездом. Выловил ее, отвел в сторонку под яблони, попросил прощения…
Откуда я знаю? Разумеется, я подслушивала! Да они как-то и не особо прятались. Он извинился, объяснил, что не мог сказать про работу на Говарда. Янка извинения приняла, от объяснений отмахнулась и заявила:
– Все ок, Аравийский. Было круто. Увидимся как-нибудь.
– Дженни, я…
– Это было отличное приключение, Аравийский. Береги себя.
И удрала. А этот дурак за ней так и не пошел. Потому что ему, видите ли, нечего ей предложить.
– Печальное зрелище, – прокомментировал Бонни, который подслушивал вместе со мной. Ну не мог же он оставить меня одну в столь ответственный момент. – Ставлю доллар, что он одумается и ее вернет.
– Он-то? Придурок благородный. Принц Датский! – обругала я Аравийского.
– Доллар, Мадонна, что максимум через пару недель они с Дженни будут вместе.
– Пари! – кивнула я, ни на грош не веря, что обеднею на целый доллар.
– Пари! – сверкнул шальными глазами мой обожаемый сицилийский кобель и подхватил меня на руки, чтобы отнести в машину. – Уж кто-кто, а я свое счастье не упущу.