— Чем это вы тут занимаетесь? — шепотом спросил Лаки, переступая через вывороченные ящики шкафов и коробки.
— Синдром обратного гнездования, — Исли нашел ключи от лодочного сарая и махнул: выходим скорее.
— А есть такой? — изумился Лаки. — Никогда не слышал. А что это значит?
— Ригальдо выбрасывает то, что считает мусором.
— А, — Лаки догнал его уже на улице. — Но, Исли, у вас в доме нет никакого мусора. У вас даже мебели, и той почти нет.
— Так и синдрома такого нет, — он понимал, что отделывается загадками, но объяснить точнее пока ничего не мог. — Но у Ригальдо он самый.
Любой на месте Лаки решил бы, что он издевается. Тот только пожал плечами:
— Ясно. Интересно.
В доме за их спинами загрохотал рок. Под этот скорбный рев Исли спустился к озеру и отпер новый сарай, спрятанный за прибрежными кустами.
В сарае всю зиму жила сверкающая лаковыми боками деревянная лодка «Мария» — лучший подарок, который Лаки мог сделать своими руками и который Исли получил от них с Клэр на день рождения. Когда Исли хвалил ее, Лаки почти светился.
Осенью им удалось покататься совсем немного: постоянно шел дождь, временами сменяясь на влажную туманную морось или полноценный снег, липкий, сырой и быстро обледеневающий на ветру. Ригальдо стерег Исли, как коршун, не давал мокнуть, и «Мария» скучала в сарае до самой весны. Лаки приехал, чтобы помочь спустить ее на воду: они с Исли всю зиму ждали, когда можно будет снова попробовать лодку в действии. Кто же знал, что именно в этот день Ригальдо будет укушен за зад непрерывно терзающей его паранойей, которая носила красивое имя, как какой-нибудь древний демон: адопция.
Исли не мог ничего объяснить Лаки: Ригальдо взял с него обещание, что до консультации в агентстве они будут молчать, поэтому оставалось только терпеть, когда пройдет очередной виток страхов или сменяющий его виток нездоровой активности.
В первую фазу Ригальдо замыкался, огрызался и брюзжал, во вторую вдруг начинал судорожно гуглить и читать форумы. Однажды он среди ночи уселся в кровати и спросил: «А если внезапно возникнет какой-нибудь Харви Смит, ну, то есть ее неизвестный папаша, вся эта твоя авантюра мгновенно пойдет в пизду?»
Исли тогда не смог придумать никакого остроумного ответа: от мысли, что Ригальдо окажется прав, у него приключился дикий приступ тахикардии, такой, что он думал, выблюет свое сердце прямо на паркет в спальне. Ригальдо ужасно разнервничался и полночи мешал им обоим спать: лазал проверять браслет-пульсометр, который Исли теперь носил вместо швейцарских часов. С утра они встали невыспавшиеся и злые.
-…держи! — заорал Лаки, и Исли встрепенулся: пока он предавался воспоминаниям, «Мария» плавно съехала по сходням в воду и закачалась у берега, озаряя хмурое озеро и голый, прозрачный-серый весенний лес отблесками бортов цвета «золотого тика».
Исли вспомнил, как Ригальдо, впервые созерцая этот шедевр колеровки, пробормотал: «Бога ради, твоя лодка просто ры-жа-я!»
— Ну вот! — Лаки лучился от удовольствия. — Правда же, она секси?
Он взялся обеими руками за корму и вдруг, заколебавшись, неуверенно оглянулся на дом:
— Слушай, он не обидится, если мы не позовем его с нами? Если мы свалим, это будет… не слишком гнусно?
Исли покачал головой и, легко перемахнув борт, уселся на носу. Из-под ног ощутимо тянуло холодом, в воде кое-где до сих пор плавал нерастаявший гладкий, прозрачный лед. Он поплотнее закутался в шарф и натянул на руки перчатки:
— Я его спрашивал несколько раз, он не хочет. Давай гнусно сделаем вид, что поверили?..
Ригальдо три раза повторил, чтобы он отвлекал Лаки и не позволял тому интересоваться, что именно он так тщательно прибирает.
Лаки недоверчиво улыбнулся, но включил мотор. «Мария» нетерпеливо взревела и рванула вперед.
Послушный мальчик, подумал Исли, крепче хватаясь за доски сидения.
Кто виноват, что именно в этот день Ригальдо решил выгрести из их дома все, что сочтет «компроматом».
Если бы не он, Исли о том «компромате» даже не вспомнил бы.
***
— Пидор номер один, — Ригальдо швырнул в коробку дилдо — ребристый, силиконовый, прозрачно-серебристый, блестящий, как леденец. — И пидор номер два ему в пару. Прощайте, ребята. Вы попали под сокращение.
Фаллос номер два был телесного цвета и анатомической формы с фактурными венами, но скромность дизайна вполне компенсировалась размерами. Все это богатство иногда пригождалось — Ригальдо давно перестал шарахаться от «игрушек», под настроение ему даже нравилось. Он вспомнил, как утром Исли что-то такое вякнул про то, что усыновление вовсе не подразумевает отказ от всех маленьких радостей жизни. В ответ Ригальдо ехидно помахал перед его носом резиновым хуем и сказал: «Если на социальную службу во время ревизии вывалится из шкафа такой подарок, тебя забанят в Системе на ближайшие сто лет». Тот факт, что соцработники обычно не роются в личных вещах, ничего не решал. Кот Симба был способен распахнуть перед ними какие угодно дверцы. Исли мгновенно заткнулся, и Ригальдо почувствовал себя отомщенным.
В душе он не знал, чего ему на самом деле хочется — чтобы Исли скорее получил официальный отказ или чтобы он был счастлив и чтобы у него все получилось, но пролететь из-за хера в тумбочке было бы как-то… глупо. Поэтому с самого утра Ригальдо придирчиво разгребал гардеробную, спальни и шкафы в гостевых комнатах.
Некоторое количество компромата действительно набралось. В коробку полетели трусы. Кожаные, блестящие, с застежкой-молнией спереди.
— Фу, херь какая-то, — Ригальдо поморщился, представив, как прищемляет волосы на лобке. — Откуда они у нас только взялись.
За ними последовали красные кружевные стринги и черные, в прозрачную сеточку, хипсы.
— Это не может быть нашим, — пробормотал он.
Из-под своих ресторанных каталогов он выгреб пачку манги с милующимися большеглазыми японскими мальчиками — пришедший по почте подарок младшей сестры, Джессики, которая тайком от матери решила, что сводному брату такое должно быть интересно. Ригальдо тогда едва не сдох на месте от смущения, а Исли бесстыдно веселился еще целую неделю. Но у социальной службы это вряд ли вызвало бы умиление.
Сверху тяжело шлепнулась стопка мужских журналов — еще не порнография, но уже тяжелая эротика. Один распахнулся на середине, Ригальдо мельком глянул — и залип на чьих-то грудных мышцах. Очнулся, пролистывая третий журнал. Руки, спины, напряженные ягодицы, мокрые от пота майки, крепкие члены, хорошо контурируемые под трусами, татуированные лопатки и бедра, штриховка темных волос в паху и на бедрах, черные волоски, выбивающиеся за край трусов. Иногда встречались светлокожие, белокурые мальчики. Один, высокий, длинноволосый, в черной узкой рубашке на фоне моря, был немного похож на Исли, если бы тому было двадцать-двадцать пять лет. Но до оригинала не дотягивал.
— Так, ладно, — он встрепенулся. Исли по-прежнему выгуливал Лаки на озере, в доме по-прежнему надрывался рок, а он, Ригальдо, стоял у встроенного шкафа с раскрытым журналом в руках — и с наполовину отвердевшим членом.
— И этот человек решил претендовать на титул «Отец года», — скорбно сказал он, рассматривая узколицего мальчика, гипнотизирующего его с глянцевой страницы через паутину светлых волос. — Пиздец, один какой-то сплошной пиздец.
Он громко захлопнул журнал и бросил его в коробку, а после бестрепетно выдвинул ящик, где у них лежало настоящее порно. На дисках, как в старые времена.
Винтаж-хуяж.
Хранить до сих пор все это доинтернетное богатство было немножко странно, но Ригальдо питал слабость к старому порно. Исли называл этот ящик «золотая коллекция нулевых». Когда они въезжали в новый дом, Ригальдо постарался максимально избавиться от ненужного хлама, но «золотая коллекция» переехала вместе с ними. У Исли тоже нашлось, что добавить в этот «Форт-Нокс».
В коробку полетели и «Анальные жеребцы», и «Помоги товарищу», и «Мастер меча», и «Армейские крепыши», и «Соблазняющие механики», и «Скромный ХХХХL», и «Морпехи в плену». Ригальдо угрюмо выгребал из ящика диск за диском, и только на обложке «Мой начальник гей» у него дрогнула рука.
«Начальник» шлепнулся вниз, а Ригальдо придирчиво оглядел полки, не мелькнет ли где-нибудь еще неучтенный хуец.
Взгляд зацепился за серебристый проблеск, мелькнувший между чехлами на вешалке. Ригальдо приоткрыл рот.
О нет, не может быть. «Этому» совершенно точно давно было место в помойке. Да что там, он был уверен, что сам отнес его в «Гудвилл».
Или не отнес?
Он ухватил за серебристый клочок, и ткань потянулась из шкафа — легкая, невесомая, полупрозрачная, как паутинка. Он все тянул, а она все ползла следом, пока не свалилась с вешалки и не скользнула ему в руки, как сброшенная кожа гладкой серебристой змеи.
Тогда Ригальдо шагнул назад и уселся на гостевую кровать, а после вообще повалился на спину. Прижал к лицу легкую ткань и закрыл глаза. Слава богу, тот случай не имел ничего общего с Даэ, пингвинами и татуировкой на жопе. Вот уж где мог случиться компромат так компромат. А это… это было очень старое приключение.
От материи, кажется, до сих пор шел еле заметный запах сигарет и мужского одеколона, и казалось, что он держал ее в руках только вчера.
0
0