Хаар-Инни скоро падать в туманы. Значит, Круг опять завершится.
Глядя на белёсую пелену далеко внизу, Юке представляет, как это будет.
Все соберутся в тесную пещеру, ибо оставшийся снаружи обречён, и будут ждать, пока Ветер стирает прошлое. Раскатывает по бревнышку дома. Скрюченными пальцами копается в развалинах, разбрасывая и ломая веретёна, кукол из дерева и водорослей, курительные трубки. Играет в ладушки с морем – хлоп, хлоп. Меж сталкивающихся ладоней увечатся рыбацкие лодчонки.
В единственное укрытие в мире много не возьмешь – места не хватит. К тому же не разрешит никто тащить вещи. Запасы еды сохранили – и на том благодарность Предкам. Старейшина Ирд-Отке, как и те, что были до него, повторяет: новый Круг – новая жизнь. Её надо начинать с того же, с чего всегда начинали. Перетащить принесённые морем стволы, обтесать их, отстроить жилища, починить лодки. На скорую руку сделать домашнюю утварь.
А тех, кто будет тянуть за собой нити из прошлого, Предки накажут. Вот Мас пытался строить лодку, чтобы покинуть мир вопреки воле ветров и течений. Она была больше, чем делали до сих пор, несла странный парус – нелепый, косой. Мас говорил, что сможет пройти против ветров и уплыть далеко. Раз попробовал – не успел, второй… Великий Ветер рассердился, и в следующий приход не просто покалечил необычное судёнышко – не оставил даже следа, кроме нескольких щепок на прибрежных камнях. Тогдашний старейшина понял знак гнева.
– Ты вспоминаешь, что делал и как думал в минувшем Круге, – сердито сказал он Масу. – Прекрати это раз и навсегда!
Мир совсем маленький, полдня пути, но больше ничего нет. Только старое седое море с остывшей кровью с одной стороны. Только туманы далеко-далеко внизу – с другой. Говорят – немногие рисковали спускаться, ища невидимое дно. Знают – никто не возвращался живым.
Лишь чайки могут покидать мир и пролетать над туманами.
Юке глядит вверх, где кружится чайка.
Чайка смотрит вниз, и видит, как далеко-далеко от берега волны меняют цвет, скрываясь в дымке. Там одна вода встречается с другой, что пришла издалека, и образует непроходимое сплетение течений и ветров.
Чайка смотрит вниз и видит, как каменистая, почти бесплодная равнина отвесно обрывается в непроницаемую пелену бездны, окружившей её неровным полукольцом.
Чайка смотрит вниз и видит, как горы, еще неприступнее, чем обрыв, разделяют между собой туманы и море. Два каменных исполина с двух сторон замыкают клетку мира.
Чайка смотрит вниз и видит человека. Для птицы люди все на одно лицо – смуглое, широкоскулое, с чуть раскосыми глазами.
Юке желает Хаар-Инни долгой жизни, и другим старикам тоже. Не только потому, что знает их всех с рождения. Он не хочет Ветра, а тот приходит всякий раз, когда тело умершего – будь то старик или женщина, девушка или подросток, летит в свой последний путь в туманы к Предкам. Лишь совсем маленькие дети не заставляют густые клубы заколыхаться сильнее, подняться, как тесто на дрожжах и, достигнув края обрыва, превратиться в Ветер.
Если не отдавать мёртвых Предкам, те сами придут напомнить о себе. Говорят, когда-то было два поселения, на разных краях мира, но одно нарушило обычай… Теперь их деревня – единственная.
Он, Юке виноват, но совсем не хочет другой жизни. Ведь это не только новые дома, новые вещи и новый старейшина, которого выбирают из пожилых, заработавших два имени. Это и новая женщина для него, и новый мужчина для Иле.
Иле, у которой волосы чернее, чем у других, а руки теплее. Иле, которая так горячо целует и так смешно иногда улыбается во сне. Иле, которая…
А, что говорить…
Они остались вместе после предыдущего Ветра, пришедшего, когда странная болезнь скосила Арка. Он был не старый. Старше Юке, но не старый, и всё же умер. Говорят, люди теперь чаще болеет и умирают, не дожив до двух имен, потому что плохо выполняют заветы Предков.
Они остались вместе, и Ирд-Отке пришёл говорить с ними. Юке ответил ему:
– Всё начинается снова, и получилось, что Иле выбрала меня, а я её. Может же два раза так быть! Это не продолжение, правда.
Старейшина догадывался, что он врёт. Неодобрительно причмокнул губами и ушёл.
– Мне страшно, – без привычной звонкости сказала Иле, и прижалась щекой к его плечу.
– Не бойся, – ответил он. – Ведь мы вместе.
– До следующего Ветра, Юке. На нас сейчас смотрят, как чайки на неосторожную рыбу. И с нами случится что-нибудь плохое, если мы не поменяемся, как остальные.
– Но ведь мы… – мысль сорвалась с края неизбежности и полетела в туман.
Загрубевшие от работы пальцы осторожно отбросили волосы с её лба, чтобы можно было заглянуть в зелёные, как море в редкие солнечные дни, глаза.
– Я слишком боюсь, – тихо призналась она, и во взгляде снизу вверх густела мольба. – За тебя, да и за себя тоже. Я не очень храбрая. Прости, Юке, но я в следующий раз выберу кого-нибудь другого. Вот потом, через Круг или два… Обязательно, поверь!
Юке знает, что она права, но не хочет ждать «потом». Он представляет, как Иле целует кого-то ещё, а затем она, такая тёплая, во сне рядом с этим кем-то изредка улыбается. Он представляет, как сам обнимает другую, и на душе становится холодно. Мысли заставляют ворочаться по ночам.
Приводят к Краю мира.
Он не может больше смотреть на еле видную чайку, на густые, ворочающиеся, никогда не спящие туманы. На седое море.
Он спускается к воде и идет вглубь, в пещерку, которую обнаружил случайно в детстве. Можно пробраться по узкой дорожке – сперва вниз, а потом глубоко в огромное брюхо горы, при слабом свете плесени, облепившей стены. Здесь нет чаек, нет туманов, и лишь море не оставляет его в покое. Шумит и шумит, даже громче стало.
Юке идёт к дальней стене, садится и прикладывает ухо к холодному, шершавому камню. Прибой слышен неожиданно отчётливо и звучит не так, как на берегу. Там он, когда нет шторма, мягко ласкает прибрежные камни, как Юке по ночам ласкает Иле. Здесь, рядом – а волны тут рядом, как ни удивительно! – он бьётся отчаянно и яростно, будто рыба, которая запуталась в сети и пытается порвать её, чтоб не глотать ненавистный воздух. Большая, сильная рыба.
Пальцы касаются камня, проверяя на прочность, как невод. Стена покрыта трещинками.
– Я давно жду тебя, – Иле обнимает, помогает скинуть промокшую накидку, – что-то случилось?
– Нет, ничего, – глаза слипаются от усталости.
– И вчера было так же, и позавчера, и я не видела тебя на берегу. Юке! – женщина вскрикивает, – у тебя руки все изрезаны! Дай я промою и перебинтую.
Молчание – долгое, будто голодная зима. Только закончив хлопотать, она садится рядом, и во взгляде настойчивый, как осенний дождь, вопрос.
– Все в порядке, – мужчина устало щурится.
– Ты где-то пропадаешь, потом сразу сваливаешься спать, а нам осталось так мало! Хаар-Инни совсем плох.
Это правда, и Юке чувствует себя виноватым. Перед всеми, но перед ней – больше всех.
– Просто подожди, – просьба, неверная и расплывчатая, как туманы за Краем.
Она вздыхает, придвигается. На его губах смешиваются вкус солёного ветра и поцелуя.
– Что ты здесь делаешь? – слабый зеленоватый свет очерчивает высокую фигуру, перекрывшую выход из пещерки. Скрипучий, будто у старика, голос Эза ввинчивается в уши. – Старейшина послал за тобой.
– Как ты меня нашел? – разгибаясь, усталый и растерянный, спрашивает Юке первое, что приходит в голову.
– Видел, как ты ходил сюда. Думаешь, один в детстве отыскал это место? – незваный гость усмехается и тут же повышает голос. – Давай быстрее. Хаар-Инни умер, сейчас будут похороны, а потом… Погоди-ка! Что ты?..
Эз, пригибаясь, шагает вперед. Ему нельзя, он не поймет! Ошеломленный неожиданным появлением и страшным известием Юке, не задумываясь, опускает на его затылок камень, который держит в руках, в последний момент смягчая удар.
Сердце потерявшего сознание бьётся, и Юке вздыхает с облегчением. Мимолетным, как струйки разбившейся волны, сбегающие с берега обратно в старое море.
Его время кончилось. Он не успел, как Мас. Тело сейчас уже несут к Краю, потом полёт, а потом…
Юке смотрит на щебень, усеявший пол. На осколки разбитых им камней. На тот, что он держит в руках. На углубление в стене – ячейку сети, за которой яростно бьётся прибой, взывая к нему. На глыбу, выступающую вниз из каменного свода.
Рыбак почему-то уверен, что после Ветра она рухнет, закрыв пробитое им отверстие своим огромным, прочным, надёжным телом. Залатав сеть.
Он остервенело молотит и молотит в стену, не ощущая боли в изодранных ладонях, не слыша стука ударов и щелчков от падения осколков. Только зов прибоя.
Он не сразу понимает, что мокры не только его руки – от крови – но и ноги. Лишь тогда Юке задыхается, останавливается и осознаёт, что пол уже залит. Седое море изо всех сил ломится сюда, расширяя отверстие.
Эз тяжелый – наверное, тяжелее Юке. Его очень трудно тащить на плечах, но волочь нельзя – камни острые, да и вода поднимается всё выше, заполняя пустое каменное чрево. Сзади что-то рушится. Привычный с детства запах водорослей и соли набивается в ноздри, и мужчина не сразу осознаёт, что почти выбрался. Теперь самое трудное – вверх, туда, где виднеется край равнины, до которого морю не достать.
Их не дождались, тут же понимает он. Короткие похороны прошли и начинается Ветер. Поднимающийся со дна туман достигает ног – белые клубы, которых он никогда не видел так близко. Белые клубы, верхний край которых – скрюченные полупрозрачные руки. А вот и лица… Разные – взрослые и детские, но больше старческих. Одно, искаженное яростью, придвигается ближе, и Юке узнает Хаар-Инни.
– Ты не попал к Предкам? – спрашивает он.
В этот миг искривлённая рука протягивается к нему, и Юке начинает тянуть, к краю тропы. Он понимает, что ошибся. Дух Хаар-Инни присоединился к тем, кто был до него. Они – Предки.
Юке, пошатываясь под ношей, делает шаг назад, избегая призраков, и начинает карабкаться вверх с тем же неистовством, с каким раньше бил в стену.
Они – Предки. Они – Ветер, сметающий всё, от чего новый Круг мог бы оттолкнуться и уйти дальше, уйти от их собственных, старых Кругов. Сделали их такими туманы на дне? Или наоборот?
Юке не знает, ему некогда задумываться, он лезет выше, зная при этом, что Ветер-то не остановит верхняя кромка обрыва. Что не успеть добраться до пещеры-укрытия, и больше не увидеть Иле. Зато теперь не мучают раскаяние и сомнение в содеянном ради своей женщины. Он жалеет лишь о том, что не успел довести дело до конца. Не успел выжить. Ветер, создаваемый руками многих поколений умерших, тянет его. Стена уходит вверх – нет, это он сползает вниз…
Страшный треск заставляет замереть даже туманы. В источенном больном чреве каменного великана, которого сейчас пучит от солёной воды, что-то не выдерживает. Кусок горы рушится вниз, и с торжествующим рёвом врывается волна, окатывающая Юке брызгами и хлещущая по туману. Тот оседает, а потом скрюченные руки Ветра упираются в жидкую стену, пытаясь оттолкнуть её, но Юке уже не смотрит на это. Он ползёт, и только наверху, сбросив со своих плеч Эза, бессильно вытягивается на камнях.
Чайка смотрит вниз и видит холодное седое море с дымчатой полосой течения вдалеке.
Чайка смотрит вниз и видит каменистую, почти бесплодную равнину.
А еще она видит с другой её стороны поверхность бездны, которая заполнена спокойной, перекатывающейся мускулами волн водой, глубоко похоронившей под собой туман.
Там покачивается, уходя от Края, лодка под косым парусом, а в ней – мужчина и женщина. Они уплыли уже далеко.
Юке протягивает руку вперед. Он видит то, что нельзя было увидеть раньше.
– Смотри, Иле! – взволнованно кричит он. – С той стороны есть другой Край! А за ним, наверное, другой мир. Совсем другой…