– Готовность номер один. Начинаю обратный отсчет. Тысяча. Девятьсот девяносто девять…
Женский голос вбивал слова в напряженную тишину, чуть разбавленную гулом мощного генератора. Фразы, как удары молотка – короткие, четкие, выверенные. Вообще-то технику Инне громкоговоритель не был по-настоящему нужен, чтоб докричаться до другого конца зала – огромного, с футбольное поле, уставленного приборами и управляющими панелями.
К краю платформы бочком приблизился Макс.
– Ты там смотри в оба. Впервые не в прошлое, а в будущее…
Я кивнул и резко отвернулся. Не хотелось слушать нашего Капитана Очевидность.
– Девятьсот восемьдесят восемь…
Еще вдосталь секунд-глотков, полная чаша. Больше, чем нужно, чтобы опьянеть от ожидания…
С настойчивостью лезущей на колени кошки внимания требовала память.
На первом инструктаже я, еще зеленый новичок, робко спросил Макса:
– А вдруг я там сделаю что-то не так? И все изменится. Знаешь, эффект бабочки? Как у Брэдбери.
Он небрежно отмахнулся.
– Забудь и не парься. Если мы тебя пошлем, значит, ты там уже был, и все получилось именно так. А если кто может что-то изменить, то его просто не пустит. Я б сам пошел! Думаешь, почему тебя к нам взяли? Сколько народу – как горох об стенку, хоть машина и работает. Уникум ты… Время заботится о себе. Оно заранее знает.
Я тогда не понял, что меня ждет.
Слова, дошедшие до ума – лишь информация.
Полгода целыми днями меня учили драться, прятаться и всячески выживать; запоминать, чтобы вернуться и рассказать все. Ночные гипносеансы втискивали в память языки, живые и мертвые.
Потом мы поехали к Трое. Отправляться надо было с холма Гиссарлык – машина перемещала только во времени, но не в пространстве.
Я все еще был идиотом, даже пройдя по развалинам города. Полным кретином.
Гул, обратный отсчет – и я оказался на улицах, по которым еще ходили современники и враги Аякса и Одиссея. На краю торговой площади.
Рынки почти не изменились с тех пор. Даже смесь запахов та же: вязкая, густая, сливающаяся воедино, где уже не отделить вонь гнилых овощей от аромата пряностей. Разве что кричали погромче, не стесняясь нарушить общественный порядок, да дядьки с россыпью фруктов были одеты не в фабричный ширпотреб, а кто в туники, кто в откровенное рванье, которое и не назвать-то никак.
Купив финики, я бродил по улицам, позабыв все уроки, очарованный живым прошлым, и вдруг чья-то рука больно сжала плечо, рванула замечтавшегося туриста, выдернула в последний миг из-под конских копыт. Вздрогнув и тяжело дыша от запоздало хлестнувшего, но не потерявшего силу испуга, я некоторое время остолбенело смотрел вслед прогрохотавшей колеснице. Попасть в дорожное происшествие за три с лишним тысячи лет до своего столетия было бы смешно…
Спасителем оказался высокий старик с удивительно прямой осанкой.
– Благодарю. Э… Радуйся, – вспомнил я положенное приветствие.
– И ты радуйся! Хотя чему? – его плечи опустились. – Недолго нам радоваться осталось.
Сам не заметил, как оказался гостем в его доме. И только там, за разбавленным по обычаю вином, провожая взглядом стройную девушку, что прислуживала нам – его внучку – я понял.
Сердцем понял.
Гектор уже погиб. И Ахилл тоже, но все равно троянцы почти не высовываются из-за Скейских ворот, надеясь на прочность стен. Сколько им осталось дней? Им – не точке на карте, не главе в учебнике, а этим вот людям рядом? Старику, прячущему за тяжелыми веками печаль. Девушке с лукавым взглядом, у которой жених есть, копейщик в царском войске. Да вот не до свадьбы нынче…
Хозяин оторвал меня от раздумий, положив руку на плечо. Заговорил неожиданно торжественно.
– Прости, но я пригласил тебя в гости не просто так. Я жрец Крона, повелителя времени, и вижу, что ты отмечен моим богом. Я, недостойный, хотел бы знать больше.
Любой бы растерялся. Такого никто не предвидел. И я ляпнул:
– Я… нет, не избранный. Я просто из будущего.
Он сразу поверил. Почему?
– Расскажи, – старик протянул ко мне руки, которые выжелтили года, – что будет с нами?
Я молчал.
«Ты умрешь, – молчал я, – тебя убьют, еще не успеет истаять и вновь родиться месяц. Серый, выточенный ветром камень, который я видел вчера – и тысячи лет вперед, – будет памятником над братской могилой, которую сегодня вы еще зовете Троей. Чайки и вороны будут выклевывать ваши глаза, споря за грандиозный пир на руинах, щедро политых кровью.
И твоя внучка умрет, только много позже. А сперва, через считанные дни, послужит утехой похоти ахейских воинов, распаленных убийствами на улицах пылающего города.
Потом ее поделят в числе прочей добычи. Кому достанется? Агамемнону? Нестору? Какая разница! Ее увезут за море рабыней. А этот покинутый всеми вашими богами город будет забыт на века».
Тревога росла в его глазах.
– Кассандра была права?
Кассандра, сестра моя, сестра по знанию! Сказать бы тебе хоть несколько слов, обменяться взглядами. Мы поняли бы друг друга. Да кто пустит к дочери царя?
Правда колола горло рыбьей костью, кипятком жгла гортань, вырываясь наружу.
Я – отмечен Кроном? Я – избранник? Вернее будет – раб времени, раб свершившегося, забава, узник в цепях. Или мы равны, время? Ты тоже пленник неизменности, бессильный что-либо сделать?! Скажи же! Молчишь?..
– Все будет хорошо. Город выстоит, жрец.
Судорожными усилиями, задыхаясь, глотал я горечь правды, и меня буквально рвало ложью. Губы сплевывали противные на вкус слова об уходе врага, конце войны. О великой Трое, коя и в наше время правит окрестными землями.
Я не мог отравить ему последние дни жизни.
А он – верил.
После этого я хотел отказаться. Уйти из проекта. Но под нос сунули контракт и еще спросили – хочу ли я незаметно исчезнуть и оказаться в руках военных, у которых свои интересы, в прошлом совсем недавнем. Я не хотел.
Я побывал в Теночтитлане, когда туда вступил Кортес, в империи инков… Меня часто забрасывали именно перед катастрофами, природными и рукотворными.
Это было логично.
Это было информативно.
Я пытался изменить хоть самую малость…
Макс был прав.
Не раз думал – велика ли разница между религией и наукой? Или они просто называют одно и те же по-разному? Меня выбрали изыскания временщиков конца двадцать первого века – и нередко отличали жрецы, шаманы, священники мест, где я бывал. Нет, не те, что запускали в пожертвования дрожащие от жадности руки, а те, кого называли святыми, отмеченными Богом… или богами – какая разница? Такие встречаются, особенно в дни испытаний.
Но я уже знал, что говорить, когда не можешь ничего сделать.
Все будет хорошо.
Кто бы сказал то же самое мне… Подарил пару глотков лжи.
И чтоб я мог хоть немного поверить.
– Ноль! – последний удар вбил в пыль ожидание.
И зал исчез.
Когда я вернулся, вокруг платформы столпились все. Даже Инна выскочила из своего кресла. Сейчас это не было для них просто научным интересом. Нет, теперь ответ живо касался всех – ведь мы стартовали в нашем городе.
– Ну как там? – Макс протолкался в первый ряд.
Мстительная усмешка изогнула уголки губ. Маской смеющегося трагика мелькнула по моему лицу и исчезла. Я знал, что говорить.
– Все будет хорошо.