Десять дней тому назад некая пани Грущинская с Центрального вокзала отправлялась в Берлин, где служил ее супруг. Она села вечером в спальный вагон и прошла в свое купе первого класса. Одно из мест в купе было уже занято. На нем, отвернувшись лицом к стене и укутавшись пледом, спала какая-то темноволосая дама. В ногах у нее с озабоченным видом сидел ее муж.
— Прошу меня простить, — обратился он к пани Грущинской. — Моей жене немного нездоровится, она приняла снотворное, и я боюсь, как бы она не проспала границу. А у меня место в другом купе, нам не удалось купить совместное. Можно попросить вас о помощи?
Пани Грущинская была столь возмущена персоналом «Орбиса», не нашедшим возможности устроить больную женщину вместе с супругом, что без всяких колебаний вызвалась помочь, чем только сможет. Озабоченный муж с явным облегчением показал на небольшой изящный несессер.
— Вот здесь ее документы и медицинское свидетельство, я везу ее за границу для лечения — психическая травма, сложный случай, вы меня понимаете, не хотелось бы на эту тему распространяться. Если таможенники зайдут сюда до моего прихода, не могли бы вы показать им эти бумаги? Вы меня очень обяжете. Вещей у жены при себе нет, весь багаж со мной.
Пани Грущинской глубоко импонировало лечение у зарубежных светил, и ее доброжелательность возросла еще больше. Она только уточнила, не надо ли больной давать каких лекарств, и заверила супруга, что все будет в порядке. Успокоенный пассажир, рассыпаясь в благодарностях, покинул купе незадолго перед тем, как поезд тронулся.
Границу пересекали за полночь. Любезный чиновник разбудил пани Грущинскую, мельком оглядел два ее чемодана, с полным доверием отнесся к их содержимому. Его не заинтересовали ни два литра водки, ни два килограмма колбасы, ни бигос домашнего приготовления и домашний же вишневый конфитюр — любимое лакомство пана Грущинского. После чего чиновник обратил свой взор к другой пассажирке, продолжавшей спать мертвым сном на своей полке.
— Прошу вас не будить эту даму! — грудью встала на ее защиту пани Грущинская. — Она больна, приняла снотворное. Не надо ее тревожить, у нее что-то с нервами, как раз едет на лечение. Вот ее паспорт и медицинское свидетельство.
Она открыла изящный несессер из замши теплого золотистого цвета и вытащила из-под скромных запасов косметики, бигуди, лекарств и других подобного рода мелочей папку с документами.
— А ее багаж? — спросил таможенник, пробегая глазами бумаги.
— Какой может быть багаж у больной? — возмутилась пани Грущинская. — Багаж у мужа, он едет в другом купе — не смог достать совместного. Вы же знаете, этот «Орбис» нас за людей не считает, издевается как только может! Совсем затерроризировал!
Она хотела сказать «затретировал», но от полноты чувств даже оговорилась. Таможенник нерешительно осмотрел макушку спящей, потом склонился и осветил фонариком ей лицо, пытаясь сверить с фотографией на паспорте. Тут уж пани Грущинская набросилась на него всерьез.
— Что вы делаете! — шипела она. — Я все понимаю — контроль, доллары и прочее! Но сердце-то у вас есть? Вы что, хотите иметь на совести сердечный приступ тяжело больной женщины?! У нее от этого вашего фонаря может случиться инфаркт или инсульт, больного человека так будить нельзя!
Таможеннику к этому времени удалось сравнить лицо на фотографии с лицом спящей и удостовериться, что здесь все в порядке, как и с медицинским свидетельством, багажа действительно никакого не имелось, а тут еще на него наступала пылающая праведным гневом матрона. Надо сказать, пани Грущинская дамой была импозантной и колоритной в полном смысле этого слова. Ростом не менее метра семидесяти, весом килограммов под сто, а главное — чем-то она до трепета в поджилках напоминала ему тещу, разве что была чуть помоложе. Таможенник торопливо погасил фонарь.
— Ну что вы, не собираюсь я ее будить, — пошел он на попятный. — Мне только с фото надо было сверить. У нее тут, как я вижу, есть и копия свидетельства на немецком? А муж, говорите, в другом купе? Благодарю вас, спокойной ночи.
И покинул купе с такой поспешностью, что это скорее смахивало на бегство..
Пани Грущинская аккуратно упрятала документы. Пользуясь случаем, прочитала копию и польский оригинал, сочувственно вздохнула, удостоверившись, что болезнь незнакомки действительно психического свойства и осложнена частичным параличом, грустно покачала головой и обратила внимание на фамилию. Не похожа на польскую. Хансен, Алиция Хансен…
Эту фамилию она хорошо запомнила. Потому что в Берлине по прибытии поезда довольно долго вынуждена была выкрикивать ее на перроне, пытаясь разыскать мужа соседки. Муж от самой Варшавы ни разу не заглянул к ним в купе, но пани Грущинскую это не насторожило, и лишь к концу путешествия она встревожилась. Муж соседки как сквозь землю провалился. Она вышла из своего купе, пробежала по соседним, выскочила на перрон, пытаясь разглядеть в толпе один раз виденное лицо — и с ужасом понимая, что совершенно его не помнит. За нею по пятам носился ее супруг, немало озадаченный странным поведением своей половины.
— Пан Хансен! — взывала половина в надежде, что пан Хансен все-таки где-то здесь, поблизости, вот только она не может его распознать. — Пан Хансен!
Наверняка пани Грущинская разнервничалась бы еще больше, знай она, что, во-первых, пан Хансен вот уже четверть века покоится на кладбище, а во-вторых, никогда не был мужем больной дамы, а доводился ей отцом. В полной растерянности вернулась она в купе, а тут ее ждал еще сюрприз. Место, на котором только что спала ее подопечная, пустовало. Соседка как сквозь землю провалилась.
Успокоившись, пани Грущинская рассудила, что муж больной дамы, наверное, привел с собой медсестру и вдвоем они ее забрали. Легкую обиду она подавила мыслями о том, что попрощаться с нею ему не позволили неизбежные в таких случаях суматоха и спешка. Мысль о подвохе ей и в голову не пришла. Попросивший ее об одолжении человек выглядел респектабельно, внушал симпатию и сочувствие…
Эту историю доложил майору один из подчиненных, он же и разыскал пани Грущинскую в Берлине в обществе мужа и банок с вишневым конфитюром. Перед тем все усилия майора по розыску трупа заканчивались впустую, а тут он наконец получил документально подтвержденное свидетельство, что гражданка Алиция Хансен отбыла за границу поездом в одном купе с гражданкой Марией Грущинской. Таинственного псевдомужа первой гражданки разыскать не удалось, хотя на всякий случай пани Грущинской предъявили фотографии нескольких возможных кандидатов, в том числе и Гуннара. Вот так труп Алиции исчез во второй раз, теперь уже в Берлине.
Не удалось отыскать и выдавшего медицинское свидетельство врача, поскольку его фамилию никто не запомнил, а само свидетельство исчезло вместе с покойницей.