–…ну и на том складе было выявлено преступление — работник пилорамы угнал грузовик досок. Полиция арестовала его в тот же день…
–…это ладно. У нас тут очередной скандальный мудак. Он заявил, что выявил у купленных стройматериалов обман в «геометрии досок» — размеры, мол, плавают, и из-за этого он переплачивает за древесину. Да это нормально, нам постоянно предъявляют какие-то иски, как любой крупной компании, Исли чуть ли не каждый месяц представляет «Нордвуд» в суде. Он просто присутствует там, а за него отдуваются адвокаты…
— Нет, детка, я в другой день отвезу тебя к Сандре. Нет, я не хочу, чтобы ты уезжала из школы с кем-то, кроме меня, папы и няни. Да, дорогая, я знаю, что это Патрик. Нет, это не обсуждается; я сказал, хватит!
— Мне сейчас некогда. Ну закажите антрекоты, ромштексы, сосиски, ребрышки, тулузскую колбасу, бекон, ножки, куски для мяса по-татарски… Нет, стейки были на прошлой неделе, не стоит повторяться… И говорите громче! Не слышно ни черта!..
— Осторожнее, мистер!
Ригальдо, пытавшийся говорить по двум телефонам, совершил прыжок лосося. Рядом проехал, укоризненно гудя, неповоротливый форвардер с клетью, забитой бревнами, и свернул на просеку. Водитель высунулся из кабины, проверил, что с франтом в пиджаке ничего не случилось, и с облегчением гаркнул:
— Смотри, куда прешь!
Ригальдо сцепил зубы, но промолчал, и направился дальше. Сам был виноват — заболтался. Спасибо, что не намотало на здоровенные колеса.
Он не любил бывать на заготовке леса. Здесь вечно воняло выхлопными газами, было адски шумно: ревели моторы, визжали пилы, гулко вздрагивала земля, когда со свистом и треском валился очередной ствол. По краю вырубки медленно ползали огромные, как лавкрафтовские твари, цепкие машины — гордость Исли — и деловито и непреклонно пожирали лес. Это Исли мог целый час упоенно пялиться на то, как работает харвестер: обхватывает ствол огромными ножами, срезает дерево пильными шинами под самый корень, протяжными вальцами очищает ствол от сучков и коры и нарезает на заданную оператором длину. Ригальдо знал, что иногда Исли даже сам забирается в кабины к водителям, чтобы оценить машину в действии, и вылезает довольный, как ребенок. Ригальдо не разделял эту его страсть. Он был экономистом, а не лесорубом. Его волновали цифры, а не запах спиленной древесины, и он в жизни не отличил бы сосновую доску от еловой. А вот Исли — Исли и не такое мог.
Сегодня, правда, тому было не до игрушек. У него тут проходила акция невиданной щедрости. Ригальдо прошел вслед за управляющим к дальнему ангару, показал пропуск и встал за спинами людей, рассматривая гостей лесопилки — большую группу студентов экологического факультета, «личинок экологов», как их назвал паршивец Джерри Стюарт. Юные «личинки», присланные университетом в рамках обучающего полевого исследования, зачарованно внимали Исли, а тот, неотразимый даже в каске и спецовке, наброшенной поверх пиджака, прохаживался между выключенными станками и притягивал к себе взгляды. Сопровождавшая студентов съемочная группа и скромно притаившаяся у стены рекламная команда Исли слушали с неменьшим интересом, а Исли разливался соловьем. «Мы собрались здесь, чтобы обсудить, что же такое учет свойств сложных систем при организации лесопользования», — услышал Ригальдо и поскреб щеку. Оригинально.
— Погодите, — наконец, робко вякнула одна из «личинок». — Но ведь вырубка лесов вредит планете!..
Исли посмотрел на «личинку» взглядом доброго тигра.
— Вы ведь уже изучали «Основы устойчивого лесоуправления»? — спросил он, и «личинка» проблеяла: «Да-а».
— Тогда, пожалуйста, уточните, какую именно вырубку вы считаете вредной: выборочную с сохранением нижнего яруса леса или сплошную, содействующую естественному лесовосстановлению, или, может, вырубку без сохранения подроста, с последующим лесовосстановлением путем посадки культур сосны?..
«Личинка» смутилась.
— Лес — это сложная экосистема, — серьезно сказал Исли, — и «Нордвуд», как может, способствует охране, восстановлению и преумножению лесных богатств. Порой нам приходится отступать под действием обстоятельств. Вы можете себе представить, что происходит, когда при отводе делянок под сплошную рубку работники обнаруживают на сосне двухметровое гнездо крупной хищной птицы? Вызывается инженер лесного хозяйства, который консультируется с орнитологом и принимает решение о размере охранной зоны. В случае подтверждения вида, занесенного в Красную книгу, подаются документы на придание участку статуса «Места обитания редких видов животных». Такие случаи фиксируются на предприятии. «Нордвуд» неукоснительно соблюдает этот алгоритм.
— Еще расскажите таких примеров! Еще!
Это хорошая инициатива, думал Ригальдо, слушая Исли, подружиться с университетом, получить потенциальные голоса молодых избирателей. Ригальдо обещал приехать его поддержать — и выполнил свое обещание, хотя, по собственному мнению, гораздо больше пользы принес бы в офисе. Наконец беседа закончилась. Стайка экологов отправилась смотреть конвейер, съемочная группа бодро переместилась за ней. Мистер Джерри Стюарт, деловитый щенок, зимой подбивавший клинья к Исли, сделал было к тому осторожный шаг, но увидел Ригальдо и в панике слинял.
Оставшись в одиночестве, Исли сразу же тяжело опустился на стул. Улыбка стекла с его лица, как будто в театре после ухода зрителей выключили свет. Он запрокинул голову и долго пил минералку — должно быть, горло пересохло. Ригальдо встал напротив него, покачиваясь с пятки на носок.
— Ты скоро освободишься?
— Не знаю. Я хочу добить их в конце экскурсии.
— Ты обедал?
— Не помню. Ты не знаешь, зачем мне звонил наш ребенок?
— Знаю, я уже разрешил с ней все вопросы. Точнее, не разрешил.
— Какой ты резвый, — Исли оперся локтем на спинку стула. Прикрыл глаза и принялся массировать веки пальцами. Вблизи стало видно, какой утомленный у него вид.
— Плохо выглядишь, — бездумно сказал Ригальдо. Исли сразу же распахнул глаза, напряженно уставился на него. — Как будто не спал всю ночь. Чего такой кислый?
— Ничего, — Исли зевнул и поднялся. — Представляешь, сегодня машины повалили дерево-патриарх у въезда на лесопилку, дугласову пихту в два обхвата, с ней когда-то фотографировались и мой отец, и мой дед. «Личинкам экологов» об этом знать необязательно, это вышло случайно. С виду было вполне еще живое дерево. А оказалось — гниль, все нутро сгнило напрочь, одна белая труха, которая рассыпается в пальцах, и корни больные. Держалось вертикально за счет коры.
— И что?
— И ничего, — Исли потянулся к Ригальдо и стряхнул с его пиджака древесную пыль. — Все не то, чем кажется.
Ригальдо перехватил его руку.
— Вот что, дорогой. На ближайшие выходные никаких социальных мероприятий. Никаких камер, никаких посещений хосписов. Да-да, я серьезно. Ты такую дичь несешь. Ну сгнило и сгнило, значит, туда ему и дорога. Хорошо, что упало сейчас, а не в ураган кому-нибудь на голову.
Исли усмехнулся и похлопал его по плечу. У него зазвонил телефон — видимо, приглашали к экологам.
Ригальдо сверлил взглядом его затылок.
Он гнал волну на избирательную кампанию из любви к искусству. Было видно, что все, что с ней связано, очень нравится Исли. Тот погрузился в это грязное и неблагодарное дело с упоением, и к июню запущенный им маховик работал вовсю, колеса вертелись, и каждый крошечный винтик был на своем месте. Иногда Ригальдо ощущал себя одним из таких винтиков, например, когда Исли, невинно хлопая ресницами, уговаривал его организовать обед для бездомных или тащил на открытие нового помещения для баскетбольного клуба старшей школы. Иногда — но не часто. Исли все-таки держал свое обещание — не превращать жизнь семьи в пиар-шоу. Все его планы варились в штаб-квартире в Олимпии. Ригальдо редко его там навещал. Ему хватало дел, чтобы утонуть в них с головой. Исли же играл в своих солдатиков азартно и энергично, летая между штаб-квартирой, домом и офисом «Нордвуда».
И вдруг споткнулся.
Ригальдо не мог выразиться точнее, просто, пытаясь одновременно решить тысячу проблем с двумя ресторанами, «Нордвудом» и ребенком, в какой-то момент, когда Лаки сказал по телефону «Что-то Исли давно не звонил», он вдруг осознал, что Исли стал хмурым и молчаливым. Как будто кто-то приглушил его брызжущий искрами фонтан.
А еще они уже пару недель полноценно не занимались сексом. По вечерам засыпали оба, уткнувшись каждый в свой планшет. Ригальдо раньше об этом не задумывался, а теперь вот задумался — и удивился.
Может, Исли правда был нужен тайм-аут в делах? Романтика, чтоб ее? Может, ему не хватало внимания?
***
— Так, — решительно сказал Ригальдо, выходя из машины. Пикнула сигнализация. — Вот вам кусок «европейской сказки». Не благодарите.
Бекки восторженно завопила:
— Какие красивые дома! Какой странный город! Он старинный, папа, старинный?!
— Угу, старинный, как же, — буркнул Ригальдо, покосившись на Исли. — Почти такой же старинный, как «Старбакс».
Его в свое время просто очаровала история Ливенворта как пример со всех сторон удачного маркетингового хода. В 1920 году укрытый в горах железнодорожный городок Ливенворт захирел, когда управление перенесло дорогу на новый маршрут, и хирел сорок лет, пока местный совет не принял судьбоносное решение — стилизовать весь город под баварскую деревушку. Между тем вокруг была совершенно потрясающая природа Каскадов плюс целых два горнолыжных курорта. Теперь здесь стало обворожительно: за снежной гребенкой гор прятались пряничные фахверковые дома с башенками, балкончиками и островерхими крышами. Здесь можно было восполнить в организме дефицит баварских сосисок, шницелей, вина и пива, посетить сувенирные магазины, музей щелкунчиков и шоколадную лавку. Теперь от туристов со всех уголков Штатов отбою не было, особенно под Рождество, но даже и сейчас, летом, парковка была забита автобусами.
Исли ответил ему вялой улыбкой. Вид у него был какой-то потухший. Ну разумеется. Его-то секретами штата не удивишь.
А, плевать. Ригальдо дернул плечом и скомандовал:
— Бекки, не отставай. А то зазевавшихся детей утаскивают ведьмы и крутят из них колбасу.
— Фу-фу-фу! — Бекки сморщила нос. — Гадость, колбасу ни за что не буду есть. А мы посмотрим щелкунчиков?
— Посмотрим. Зачем-то же мы приехали сюда.
День был умеренно жарким — солнце затянула завеса облаков, через которую проглядывало ярко-синее небо. Лесистые вершины гор притягивали взгляд сочной зеленью. Со всех балконов свешивались петуньи и герань, с фасадов смотрели нарисованные и выкованные звери. Ригальдо немного пожалел, что привез сюда Бекки не на Рождество, когда улицы тонут в снегу и огнях, и даже не осенью, когда на подъезде к городу горят золотом клены.
Недопланировал.
Он снова взглянул на Исли: тот нацепил темные очки. Ну еще бы. Мы ведь не хуй собачий, а знаменитость-номер-один.
Щелкунчики были страшненькими. Ригальдо разглядывал их с легкой оторопью — надо же, какие уродцы. В случайно затесавшемся между сувенирными лавками австралийском магазине Бекки трогала чучело крокодила и внезапно упросила купить ей кожаную шляпу. Исли молчал, и неожиданно для себя Ригальдо поддался, впервые оказавшись в роли того, кто безбожно балует. Когда воодушевленный продавец намылился впарить им и крокодилью голову, пришлось спасаться бегством. Ригальдо вынес Бекки на руках и перевел дух. Они отпраздновали свое спасение самым вкусным шоколадом со специями, который только можно было себе представить.
На каждом углу пенилось пиво — в высоких стаканах, кружках, бочонках, бочках; Ригальдо бы не удивился, если бы в городе работал пивной фонтан. Мужички в тирольских шляпах со всех сторон зазывали на дегустации. Ригальдо не удержался, попробовал и местный хелльбир, и дункель, и шварцбир, но сломался на «копченом» пиве. Кельнер понимающе ухмыльнулся и сказал, что оценить по достоинству раухбир можно только на третьей кружке. «Ну да, — буркнул Ригальдо, — а кто нас тогда домой повезет?» «Очевидно, второй господин, — подмигнул ему кельнер. — Он мужественно сдерживается». Ригальдо обернулся — и обнаружил, что Исли едва пригубил первый бокал. У него над губой блестел мелкими каплями пот, хотя они сидели в тени, под фестончатым навесом. Ригальдо бездумно потянулся стереть эти капли, но, когда Исли повернул в его сторону голову, увидел свое отражение в темных очках, и едва не дал сам себе по руке — совсем размяк, пьяный пидор. Он протянул Исли салфетку. Тот сжал губы:
— Душно. Пойду в машину.
Кельнер, не замечая, продолжал заливаться: возвращайтесь к нам осенью, господа, вы бы знали, какое у нас пиво варят к Октоберфесту. Подбежала Бекки, с размаху запрыгнула на колени:
— Папа, можно мне на карусель, можно, папа?..
Ригальдо потер лоб. Мысли путались.
— Ты съела столько шоколада, что тебя укачает. Давай лучше пройдемся до рыбных прудов, там можно ловить форель. Вот только я позвоню папе. Что это он нас бросил — совсем обалдел, что ли.
Исли ответил сразу. Ригальдо шагнул за угол дома, в укромный уголок позади батареи из петуний, и зарычал:
— Слушай, папаша, а ты не хочешь хоть на полчаса взять на себя ребенка? Ну и вообще перестать ходить с таким видом, будто у тебя торчит серебряная ложка из задницы. Я тут уже устал трындеть, не затыкаясь, а ты с начала поездки сказал только «угу» и «ага». Это что, мне одному нужно, я не пойму?
Исли молчал. В трубке было слышно его дыхание. А потом раздался его голос — спокойный и какой-то чужой:
— Пройдет. Это у тебя с непривычки.
— Что?..
— Зато теперь ты знаешь, каково мне каждый раз вас развлекать.
И отключился.
Ригальдо взглянул на телефон в руке в глубоком охуении. Это что сейчас было такое?..
Желание позвонить и наорать или хуйнуть телефон в стену несколько нивелировалось сознанием того, что Исли… прав.
Исли всегда и во всем был «ведущей скрипкой в оркестре». Он развлекал — Ригальдо позволял себя развлекать. Ну или не позволял. По обстоятельствам.
Домой ехали в молчании. Машину вел Исли; Ригальдо смотрел, как на перевале по сторонам от дороги проносятся здоровенные горные деревья. Не «Роща Патриархов», конечно, но тоже весьма впечатляюще. Западный красный кипарис и пихты Дугласа.
Усталая Бекки с лицом, вымазанным шоколадом, прижимала к себе щелкуна.
— Раньше здесь неподалеку было ранчо, — вдруг заговорил Исли, нарушив тишину. — Там разводили бизонов, гоняли их пастись на верхних альпийских лугах. Хозяева были веселые, у них можно было снять домик, если отправляешься в горы; правда, когда я впервые приехал туда с мелким Лаки, оказалось, что это половина сарая. А во второй половине, за стенкой, возились бизоны; ночью было слышно, как они вздыхают и ворочаются, наваливаясь на стены. Еще у них была конюшня, и все лошади работали в Ливенворте: возили тележки с детьми и выступали на парадах. Мохнатые ирландские кобы, с хвостами до земли. Очень добрые.
— Была?.. — переспросил Ригальдо, уцепившись за одно слово. Он знал, с какой ненормальной нежностью Исли любит лошадей.
— Ага. Я несколько раз за последние годы собирался здесь побывать, но все забывал, не до того было. А в прошлом году там случился пожар. Ты, может быть, видел в новостях: сгорело все, и ранчо, лошади, и владельцы. Теперь мне кажется, что последний раз я их видел целую жизнь назад.
Голос у Исли был усталый и равнодушный. Ригальдо торопливо обернулся проверить, как Бекки, но оказалось, что она спит в детском кресле, открыв рот. Шляпа съехала ей на глаза.
Дома Ригальдо решил: нахуй, хватит. Можно было и дальше делать вид, что все нормально, и Исли совсем не фалломорфирует, но он больше не собирался закрывать на это глаза. Его утомили мелкие странности, недоговоренность, отсутствие близости — у Ригальдо уже яйца ныли, он, черт возьми, отвык от таких перерывов.
У него было надежное средство для налаживания отношений, и он не собирался отступать от проверенной схемы. Поэтому, уложив Бекки спать и едва дождавшись, пока Исли примет душ и вернется в спальню, Ригальдо без колебаний влез к нему под одеяло — разгоряченный и голый, всерьез намеренный довести дело до конца.
Окно было распахнуто, в лесу перекликались ночные птицы. Холодный воздух щекотал обнаженную кожу. Ригальдо лежал между раскинутых ног Исли и вдумчиво сосал, чувствуя на языке член — невозбужденный и мягкий. Ригальдо сжимал его губами, дразнил уретру, втягивал глубоко в рот. Ничего. Он дрочил Исли, вылизывал яйца, мял в пальцах соски.
Ничего. Никакого отклика.
Ригальдо сосал. Исли лежал, заложив руки за голову.
Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Исли наконец произнес:
— Хватит, — и, когда он не послушался, не желая вот так отступить, повторил нетерпеливее: — Да хватит уже, Ригальдо.
Ригальдо с усилием отстранился и вытер мокрый рот. Щеки горели так, словно это у него не встал. Он не мог посмотреть Исли в глаза. Собственное возбуждение мешало, злило, и Ригальдо не представлял, как, собственно, теперь себя вести.
Исли натянул футболку и трусы и лег, повернувшись к нему спиной, будто так и надо.
Ригальдо поморгал в темноту, пытаясь понять, что он сделал неправильно. А потом, откашлявшись, на всякий случай спросил, как ему показалось, небрежно:
— Это как-то связано с тем мальчишкой-пиарщиком? Или с кем-то еще?
«Ты хочешь кого-то другого?»
Исли, лежащий на боку, подсунув под щеку подушку, зашевелился, обернулся через плечо, взглянул удивленно — это было заметно даже в темноте — и сказал со странной печальной нежностью:
— Что ты, детка. Это ни с кем не связано. Просто я немного устал.
Ригальдо продолжал неподвижно сидеть, и тогда Исли коснулся его колена.
— Подрочить тебе?
Он покачал головой:
— Не надо, я перехотел.
Исли снова лег на бок. Ригальдо прижался к нему сзади, уткнулся лицом в шею, поцеловал в обтянутое футболкой плечо. От волос Исли пахло лесом. Ригальдо втягивал этот запах и вздыхал про себя. Наверное, им стоит поговорить про такую… такую проблему, но не сейчас.
Он обнял Исли поперек живота, и, засыпая, тот крепко сжал его руку.
И с этой ночи Исли наглухо закрылся от любых попыток его соблазнить.
***
Новостью месяца стало то, что Даэ получил премию Тьюринга «за беспрецедентный новаторский вклад» в проектирование адаптивных машинных систем. Прочитанная им на награждении лекция с презентацией наделала много шума и набрала безумные просмотры. Сид О’Гвардиен едва не закапал стол Ригальдо слюной, рассказывая об этом, когда пришел разбираться, почему вырубается комп.
— Чего там такого, — буркнул Ригальдо, листая свое расписание. — Очередной прокачанный андроид, за которым типа будущее. Когда там у нас запланировано восстание машин, на этот год или на следующий?..
Сид задом вылез из-под стола, вытер пыльные руки.
— Вы ничего не понимаете, — сказал он с укором и нажал кнопку пуска. — Таких раньше не создавали. Она практически живая! Живая!
Монитор вспыхнул, показал, что запускает какое-то обновление, довел до половины и погас.
— А ты убитая железяка, — огорченно прокомментировал Сид и полез обратно.
Ригальдо возвел глаза к потолку.
Им с Исли пришло приглашение на праздничный банкет от самого творца «беспрецедентных и новаторских» кремнийорганических женщин. Ригальдо не хотел идти, но знал, что пойдет. Еще весной Исли пришлось бы его уламывать. Сейчас Ригальдо был готов отправиться с ним куда угодно, чтобы его расшевелить.
Исли пожал плечами: «Да, едем». Бекки осталась с няней.
В сравнении с другими вечеринками, на которых им приходилось присутствовать, банкет в честь самого богатого человека в Сиэтле был торжественно-скромен. Всего на двести персон или около того. Ригальдо скользил глазами по лицам: мэр, главы крупных корпораций, ученые, селебритис, какие-то странные типы в буддистских одеждах… Девушка в белом комбинезоне предложила им с Исли напитки, и он отвлекся. Было очень важно правильно подойти к выбору, чтобы продержаться до конца вечера. После своих прошлогодних приключений и заклейменной задницы он никому здесь не доверял.
Немного зная Даэ, он ожидал блеск, бурлеск, фонтаны шампанского и вазы с марихуаной, но в полутемном зале с накрытыми столами не происходило никаких бесчинств. Даэ, сухой и загорелый дочерна, поднялся на сцену перед своими гостями упругой молодой походкой, немного повоевал с микрофоном, отпустил всего пару «дедовских» шуток. На нем был тюрбан, самый обычный скучный смокинг и красные конверсы. Даже Рубель Блэкмэн, притулившийся за его правым плечом, в женском сари и с кольцом в носу смотрелся экстравагантнее. За левым плечом выстроился молчаливый эскорт из трех ярких блондинок. В углу сцены, покачивая ногой, сидела «любимая внучка» Офелия, озирая зал единственным глазом.
Ригальдо повертел головой, разглядывая гостей. Притаившиеся в зале журналисты затаили дыхание.
— Прежде всего, спасибо, что пришли, — проскрипел Даэ, довольно щурясь в свете направленных на него лучей. — Вы можете мне не верить, но я рад видеть ваши симпатичные лица. С каждым годом становится все меньше тех, кто меня знал, еще когда я был «тем стремным нёрдом, к которому мама носит на починку кофеварки и утюги». За это время я прошел путь до черного властелина и обратно, и, надо сказать, как же славно снова вернуться к утюгам! Кстати, за последний мне дали вот эту супницу, — он небрежно махнул назад, и средняя из блондинок подняла над головой серебряный тьюринговский кубок. В зале захлопали. — Думаю, лет через пятнадцать я как раз перейду на ту садистическую полужидкую диету, которую прописали мне мои доктора, и супница пригодится. Надеюсь, я не увижу злорадства на их лицах. Скажу честно, я планирую вас всех пережить!
Вторая блондинка подсунула ему фантастической красоты коктейль в широком бокале, и Даэ лихо ополовинил его.
— «Драконья кровь», — пояснил он, и зал взорвался аплодисментами.
— Интересно, сколько ему лет, — негромко произнес Исли. Ригальдо украдкой взглянул в его сторону. — Почему-то дату его рождения невозможно нагуглить.
— Мне тоже кажется странным, что он это скрывает. Сдается мне, он чинил утюги, еще когда в них засыпали горячие угли.
— Я как-то читал в желтой прессе, что Даэ родился между двумя мировыми войнами.
— Тогда он, похоже, хранит себя в формалине или клонировался.
— Ты помнишь, что он хромал? А где теперь его трость?..
«И в самом деле», — подумал Ригальдо, недоверчиво щурясь. Что это? Методика стволовых клеток или протез?
Исли сидел на своем стуле, небрежно опираясь на спинку и касаясь локтем локтя Ригальдо, и его собранные в косу волосы в лучах неоновой подсветки казались неестественно белыми, прямо сияющими. Он был безукоризненно выбрит, и черные отвороты смокинга на его груди матово блестели так, что по ним хотелось провести рукой, почувствовать их гладкий шелк — и твердую грудь под ними.
Вместо этого он машинально снял с его плеча белый волос. Исли повернул голову и сузил глаза:
— Что это ты делаешь?..
Ригальдо показал ему волос. Исли потянулся к своему бокалу:
— Прекрати.
И едва заметно отодвинулся. Ригальдо это задело.
— Ну и ходи, как старый облезлый пидор, — шепнул он. — Будешь пожимать мэру руку, натрясешь на него шерсти.
Спина Исли напряглась. Он явно хотел сказать что-то резкое — но вместо этого положил ладонь поверх пальцев Ригальдо.
— Прости. Давай лучше послушаем этого хитрого черта.
Ригальдо не дал обмануть себя этой внезапной кротостью. Конечно же, Исли не хотел, чтобы журналисты засняли момент напряжения между ними.
Политика, чтоб ее.
Ригальдо сделал глоток и поморщился: оказалось приторно-сладко. Он оглядел зал: гости, вспомогательный персонал, журналисты, официанты, девушки из эскорта, охрана. И Даэ, испускающий со сцены лучи удовольствия, страшненький и зубастый, как рыба-удильщик.
— Однако сегодня мы собрались здесь, чтобы приветствовать не меня, а наше новое сокровище. ROXENN-2 линейки CLAYMORE официально признана самым человекоподобным андроидом. Мы еще работаем над динамикой, но в статике она настолько хороша, что вы не сможете вычленить ее взглядом в толпе людей. Это происходит прямо сейчас, ведь она находится прямо здесь, в зале… Это шаг в новый мир…
— Даэ совсем обкурился, — буркнул Ригальдо, вертя в руках бокал со сладким ликером, который достался ему вместо джина. — Какое-то «Назад в будущее-5». Мне прямо неловко, что он все это втирает со сцены. Лучше бы он и дальше инвестировал в фармакологию, может, создал бы лекарство от рака…
Исли насмешливо раздул ноздри:
— Или они с Рубелем культивировали бы новый растительный наркотик. Ты знаешь, что он прикрыл одно из направлений своих исследования, потому что добровольцы начали кататься в «нижний мир»?
— Откуда такие слухи?
— От него самого.
— Охуенно, — пробормотал Ригальдо, вспомнив бак зеленой каши на кухне ресторана. — Кто-то ничего не боится, по-моему.
— Ну, он счастлив, — Исли пожал плечами. — Я ему немного завидую. Стоит тут такой, в зените славы. Со своими девицами, роботами и Рубелем в сари…
— Не желаете напитки? — заученно произнесла очередная девушка в белой униформе.
Ригальдо обернулся, раздраженно тряхнув бокалом:
— Надеюсь, вы-то сами в курсе, что разносите?
— Не желаете напитки?..
Он моргнул. Присмотрелся. И шепотом окликнул Исли.
На сцене рядом с Даэ стояла, хлопая ресницами, его любимая белобрысая кукла — Роксана.
Вторая Роксана терпеливо держала поднос и ждала, пока Ригальдо ответит.
— А, мистер Сегундо, вижу, вы ее обнаружили! — крикнул Даэ, выхватывая микрофон из стойки. — Вот она, наша девочка; совокупная магия жизни и чисел, то, к чему я всю жизнь стремился; широчайшие возмо…
Он осекся. На его изуродованном лице отразилось безбрежное удивление. Микрофон исправно транслировал смешные и громкие звуки — как будто воздух рывками засасывало в узкую воронку. Даэ сделал еще один шаг, держась за грудь, а потом упал навзничь, подвернув ногу. Его голова запрокинулась, свесилась с края сцены. Издалека был виден задранный острый подбородок, черная яма раскрытого рта и широко раскинутые ноги в красных конверсах.
Рядом вскочил Исли, перевернув стул. К Даэ уже бежали люди со всего зала. Над ним в беспорядочной суете отталкивали друг друга Офелия, охранник и Рубель, повторяющий: «Мастер! Мастер!». Щелкали камеры, возбужденно переговаривались люди. Молчали только две блондинки, с профессиональной сосредоточенностью делающие Даэ искусственное дыхание и массаж сердца. Третья вела счет с равномерностью метронома.
Рука занемела, и, посмотрев вниз, Ригальдо обнаружил, что это Исли сжимает его ладонь, как клещами. Он осторожно высвободился, но тот как будто не заметил.
— Он оклемается, — неуверенно произнес чей-то голос.
— Да это такое шоу…
— Не желаете напитки? — вежливо прозвучало над ухом.
Он обернулся: белокурая кукла старательно фокусировала на нем взгляд. А в это время на сцене точно такая же кукла вскочила на ноги и яростно пнула пол. Скривила губы и заплакала громко и некрасиво.
— Все-таки удивил, — негромко сказал Исли. — Я уже начал думать, он вечный.
По его лицу скользили пятна синей и белой подсветки, то ярко высвечивая, то погружая в темноту.