Только дети верят, будто днём зло спит.
Книга третья. ПОЛУТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ДАНЬ
11 сентября 427 года от н.э.с.. Продолжение
Мрачуны сражались теперь за свои жизни – ветра роняли к их ногам горящие сучья и сыпали сорванную с деревьев листву; за их спинами дымы поднимались в небо (а не метались над лесом и не свивались в огненные вихри, как по обеим сторонам от каменного гребня), брешь в границе миров втягивала в себя – как в прорву – и сотрясения земной тверди, и жар огненного озера, и поднявшиеся до небес черные вихри.
Болото гасило дрожь земли, его мягкое тело впитывало, растворяло сокрушительные удары Верхнего мира и лишь тряслось, как студень, но по широкой каменной гряде, простершейся в сторону Волгорода, подземные толчки катились волна за волной – и первым рухнул новый каменный мост, ведущий в город с Хстовского тракта.
Лодна повернула вспять: вода прибывала стремительно, покрылась пенистыми гребнями, закружилась водоворотами, подступила к основанию дрожащих волгородских стен, хлынула на улицы раскинувшегося на другом берегу посада, смывая заборы и деревянные постройки.
Если в замке не осталось никого, то и Волгород, и его посад покинули не все – и теперь гибли под осыпавшимися каменными стенами домов и тонули в бушующей воде Лодны.
Под ногами дочери тёмного бога мелко затряслась мягкая земля – жалким отзвуком тяжёлых подземных толчков, разрушавших Волгород и Цитадель.
По-звериному завыли кинские мальчики – дрожь земли рождает ужас у любых живых существ, но животные и безумцы чувствуют его раньше и острей. Несчастные лезли на пики надсмотрщиков и, наткнувшиеся на острия, поворачивали обратно, сталкиваясь со встречными, – в отличие от животных, они были неуклюжи и медлительны, от чего их ужас не становился слабей.
Вихри вокруг Змеючьего гребня, чавкая, присосками впивались в мягкое тело болота, тащили его плоть в небо. И тёмный бог слышал немой крик – болото кричало от боли и ужаса. Рухнули стены замка, ветер подхватывал и кружил их обломки, будто песок.
Вихрь опоясал Укромную, собираясь поднять в небо и её, с треском порвал кирпичную кладку, потащил по кругу, ударил в стены изнутри, и башня, уже разрушенная, не сразу упала на землю – сама стала частью вихря.
Провалился в болото насыпной холм под Цитаделью, и Черная крепость осела, расползлась в стороны плоским черным пятном.
* * *
На Буйном поле появилась связь – Инда телеграфировал в Тайничную башню о произошедшем и о своем местоположении, но ответ получил неожиданный: забрать людей, находящихся в лиге от Речины, и следовать с ними в Славлену.
Впрочем, Инда счел распоряжение верным – зачем же десятку чудотворов разъезжать в вездеходе безо всякого толку?
Стаи ворон и галок, обгоняя тучи, со зловещим граем устремились на запад – будто несли на крыльях беду. Из горящего Беспросветного леса бежало зверьё – не разбирая дороги и не опасаясь человеческого жилья.
Инда и подумать не мог, как разнообразна северская фауна, уверенный, что кроме лисиц и белок в этих местах никого встретить невозможно. Дождь хлынул неожиданно, упал стеной: разъяренный зверь знал, где хорош пожар, а где – наводнение…
Дворники вездехода не справлялись со струями воды, земля под колёсами раскисла через несколько минут, потоки грязи устремились к канавам, овраги быстро заполнились водой едва не до краёв – под грохот грозовых раскатов и набиравшим силу ветром. Вездеход обогнал стадо диких кабанов: свиньи вязли в грязи, проваливались в канавы, стадо редело – и, надо сказать, истошный визг (едва слышный через закрытый люк) долго стоял у Инды в ушах.
На дороге в лиге от Речины подобрали человек десять мастеровых, оставленных для погрузки продовольствия в поезда, и получили новый приказ – по пути взять людей из Сытина. Сытинские тоже не сидели на месте – но не просто шли в Славлену, а гнали туда скот, коровье стадо больше тысячи голов, забившее дорогу на пол-лиги вперёд.
И, что поразительно, не спешили сесть в вездеход. Не от жадности, нет, – жалели бросить на смерть тупую бессловесную скотину.
Сажица вышла из берегов, мост через неё пока стоял крепко, но был забит коровами, и вездеход всё равно тащился с черепашьей скоростью наравне с пешими пастухами.
А из Тайничной башни уже телеграфировали о сиротском приюте, забытом в дачном поселке Завидное, – с десятком восклицательных знаков в конце сообщения. И не по пути в Славлену – нужно было сделать крюк на две лиги в сторону Храста.
Инда надел плащ и поднялся на платформу – поторопить пастухов, хотя и надеялся, что о забытом сиротском приюте сообщение отправили не на один их вездеход, а на несколько.
Тяжёлые струи дождя ударили по голове и плечам, ветру едва хватало сил наклонять их в сторону, вода в Сажице пенилась и свивалась водоворотами, со дна поднимался черный ил, по течению несло поваленные деревья – одно из них ударилось в деревянную опору моста, и тот ощутимо качнулся.
Инда не долго препирался с пастухами, тем более что они его почти не слышали, махнул рукой и стал оглядываться по сторонам – через узенькие окошки вездехода обзор был не так хорош. Из-за дождевых струй не были видны дымы в стороне Беспросветного леса – будто вся восточная сторона превратилась в одну огромную клубящуюся грозовую тучу; в берёзовых рощах в стороне Сытина ветер и дождь сорвали с деревьев листья, и над голыми чёрными ветвями в водяной пелене показалась чёрная корона Тайничной башни, а за ней вдоль горизонта с востока на запад медленно двигались верёвки смерчей, соединившие землю с низким небом: видимо, там заканчивалась зона относительной безопасности.
Инда поглядел на север, но и там не увидел ничего, кроме клубившегося чёрного неба, прорезаемого молниями. Он снова не сразу догадался, что за сила толкнула вездеход, едва удержался за поручень, уверенный, что колесо попало в яму, и только увидев попадавших с ног пастухов и услышав жалобное мычание стада, понял, что это подземный толчок.
Наверняка не последний.
Одна из опор моста надломилась, но тот пока держался – вездеход вползал на него с осторожностью и держался на расстоянии от завершавшего переправу скота. Стволы деревьев всё быстрей крутились водоворотами, и каждый удар по трещавшим опорам грозил обрушить мост.
Прижавшая уши лисица отчаянно боролась с бурлившей рекой, добралась до скользкого березового ствола и попыталась на него вскарабкаться, но два водоворота соприкоснулись краями, и её ударил по затылку ствол потоньше – зверюшка жалобно тявкнула и через секунду ушла под воду.
Инда отвел глаза – по-своему можно было понять пастухов, жалевших скотину, но смысла умирать вместе со стадом он не видел, и едва вездеход добрался до другого берега, снова начал орать сквозь шум дождя, чтобы они не тянули время и поднимались на платформу. На этот раз, напуганные подземным толчком, пастухи его предложение приняли.
Ещё минут десять вездеход шёл по глубокой грязи вдоль дороги, забитой коровами, подбирал сытинских пастухов, и только взяв последнего, прибавил ход и повернул на юг, в сторону дачного поселка с сиротским приютом.
Обширные сытинские луга превратились в обширные сытинские болота, а кое-где и озёра. Вездеход с трудом выбрался на дорогу с твёрдым покрытием и понесся вперед – Инда не спешил спуститься внутрь, он не чувствовал себя в безопасности, не оглядываясь по сторонам.
Обглоданные ветром берёзовые рощи сменились ржаными полями, вытоптанными ливнем, а дождь немного поутих (будто разъярённый зверь нарочно хотел явить Инде свою страшную пасть во всей красе), на востоке показался силуэт Тайничной башни, за которой продолжал гореть Беспросветный лес.
Именно тогда вездеход едва не сбросило с дороги новым подземным толчком, гораздо ощутимей первого. От него шатнулась Тайничная башня, с её короны посыпались камни. За толчком последовал суровый порыв ветра, принесший запах гари.
А через минуту из люка выглянул один из чудотворов, сообщив Инде, что пришло повторное сообщение о забытом сиротском приюте. Инда велел ответить, что они в лиге от Завидного, и снова повернулся к Тайничной башне. Он не заметил вывернутых невидимым плугом борозд, как это было на болоте, но понял, что означают клубы пара, бьющие из земли, и не ошибся – вслед за паром в небо ударили фонтанчики расплавленного камня: огненная река пробила себе дорогу через Беспросветный лес, брешь в границе миров замедлила её течение, но не остановила.
«В страхе дрогнут творящие чудеса»…
Инда дрогнул. И подумал, что сказочник, должно быть, видел пятьсот лет назад именно его, Инды, испуганное лицо. А, впрочем, не только его: из-за башни показался большой грузовой вездеход (малого Инда бы и не разглядел), остановился у входа – капитул северских чудотворов оставлял Тайничную башню.
Как глупо! Ночью даже Инде казалось не столь важным, где расположить центр управления эвакуацией, в Славлене или в Тайничной башне, – по расчетам не более получаса Внерубежью требовалось, чтобы добраться от кромки Беспросветного леса до окраин Славлены, и ради этих тридцати минут не стали ломать копья. Как глупо…
Никому, кроме Вотана, не нужна была гибель капитула. Да и Вотану она нужна лишь для подтверждения героической сущности чудотворов – защитников Обитаемого мира.
Инда видел, как оседала Тайничная башня, подмытая снизу рекой лавы (разъярённый зверь знал, что делает), видел, как грузовой вездеход кренится, заваливается набок – и сползает в разверстую огненную пропасть (пасть разъярённого зверя).
– Предвечный… – прошептал Инда одними губами. – Пошли им быструю смерть…
Трудно было не примерить их гибель на себя – огненная река догонит любой вездеход… В ответ на эту мысль до вездехода докатился третий подземный толчок, столкнул его в придорожную грязь – Инда на мгновение повис на поручне, потом ударился о него грудью, но удержался и поднялся на ноги, когда машина выправилась и полезла обратно на дорогу: оставаться на верхней платформе теперь было слишком рискованно.
Но, будто ненадолго утолив голод, лава замедлила продвижение, – впрочем, непросто было предсказать, как далеко пройдут трещины от следующего подземного толчка…
Уже открыв люк, Инда кинул взгляд на восток и в ужасе заметил (или ему это лишь показалось), что сетка из огненных рек напоминает когтистую лапу, вцепившуюся в землю.
11 сентября 427 года от н.э.с.. Продолжение
* * *
Далёкий рокот неба долетел до стен Хстова: Верхний мир наступал на мятежный город, а в мыслях дочери тёмного бога снова рушилась Тихорецкая башня.
Подземные толчки выбивали камни из волгородских стен, и огромный город, будто замок из песка, на глазах становился грудой обломков – вода окончательно смыла посад, но продолжала бушевать и биться пенными волнами. А вокруг мрачунов в Верхнем мире ветра раздували пожары и несли раскалённый дым на каменный гребень.
Тучи приближались к Хстову быстро, заволокли всю северную сторону неба, и не синевой они отливали, как обычно, а бурым цветом запекшейся крови (теперь ужас охватил и ряды колдунов). Молнии жалили рыхлое тело болота, и небо не рокотало уже, не грохотало – трещало оглушительно, будто рвалось на клочки.
Раскалённый ветер Верхнего мира лился на болото сквозь дыру в границе миров, и там, где несколько минут назад в небо валил пар, теперь разгорался огонь. Чёрные вихри рождались из столкновения холодного воздуха и жаркого ветра, множились, умирали и рождались опять; иногда истончались в середине и втягивались в небо, иногда оседали в болото, но неизменно появлялись вновь, дальше и дальше от Змеючьего гребня – будто шагали вперед огромными шагами.
Ливень приближался к Хстову с севера – будто тучи цвета крови опустились к самой земле.
– Добрые духи, это кровавый дождь!
По рядам колдунов, и без того напуганных дрожью земли, покатилась паника. Вопли «Кровавый дождь!» мешались с криками «Это конец мира!» и «Это идёт наша смерть!»
Милуш прокашлялся и попробовал переорать толпу:
– Бараны! Успокойтесь! Это не кровавый дождь! Это бурая руда! Ветра подняли в небо болотную руду! И сейчас эти ветра будут здесь!
Мрачуны в Верхнем мире держались из последних сил, задыхались от дыма пожаров: теперь не все и не всегда останавливали ветер перед собой – и он нёс им в лица искры и горячий пепел. У них над головами тоже трещало небо, и чёрные тучи всё так же били в землю молниями.
«Кровавый дождь» с тихим шорохом упал на головы колдунов и почти сразу – на улицы Хстова. Смущавшие народ мнихи вопили громче прежнего – о гневе Предвечного и его чудотворов. С неба падали не только бурые струи дождя, но и клочки мха, а иногда и дохлые жабы: жабы тоже вдохновляли мнихов и до смерти пугали хстовичей.
Под ногами дочери тёмного бога поплыла земля и вскоре превратилась в мутные струи воды, поднялась почти до колен, а Милуш крикнул, указывая на горизонт:
– Вот оно! Гляди, вот оно!
И в голосе его восторг и азарт смешались с ужасом… Дождь редел, за его пеленой проступало затянутое кровавыми тучами небо, и на самом его краю поднялся тонкий бурый столп.
– И ещё! Ещё! – присвистнул Красен. – Мать честная!
Тёмный бог никогда не сомневался, что Красен выйдет защищать Хстов вместе с колдунами…
– Берите силу у добрых духов! Хватит трястись! Иначе все здесь сдохнем! – выкрикнул Милуш едва ли не весело. – У меня больше нет замка! Рухнет Хстов – и вашим детям негде будет прятаться от храмовников!
Дождь перестал, в тишине и безветрии колдунам послышался далёкий гул – и ветра, и грома.