1
Деннис, конечно, пытался учить, и, с его точки зрения, у меня появились прогресс и определённые успехи, но вот чему он учил, я так и не понял. Любые попытки выяснить что-нибудь из везде начертанных в Бхенине закорючек, заканчивались головной болью. К тому же я никогда не видел такого количества снующих мимо меня людей. Мужчины и женщины в одинаковых острых шапках и штанах мелькали встречным курсом, каким-то образом ухитряясь не сбивать друг друга с ног. Они не улыбались, не обнимали друг друга за плечи и не протягивали конечности, а просто бежали и гортанно квакали. Я решил, что всё дело в перенаселённости этого города. Столпотворение изменяет чувства, недаром же Бог разрушил Вавилонскую башню и смешал языки!
Каждый день я совершал набег в этот человеческий муравейник, а вечерами возвращался к скалам и ждал. По моим расчётам, стая могла подобрать меня только через месяц, максимум — три. О том, что они могут забыть, я старался не думать, поэтому не строил далеко идущие планы.
***
Уже через неделю маленькие узкоглазые люди стали узнавать большую чёрную собаку и, вооружившись палками и камнями, отгонять её. Теперь Рамзес был вынужден убегать далеко от порта. Он почти одичал. Иногда ему перепадали какие-то сворованные куски, иногда крыса с помойки, но каждый раз он возвращался на скалы и ждал.
Как-то, углубившись в мысли о мелких и коварных людях, он забежал довольно далеко от порта и попал в невероятно чистый район, заросший розовыми кустами и акациями, и тут его нос уловил многообещающий запах еды и что-то едва знакомое. Как выяснилось, насыщенный запах съедобного исходил из большого деревянного ящика, который стоял под раскидистым тутовым деревом. Подойдя поближе, Рамзес понял, что проблема обеда решена, и, нырнув в аппетитно пахнущее нутро, занялся разбором деликатесов, попутно составляя меню.
Часа через два, готовясь приступить к десерту и размышляя о необходимости брести в порт через весь город, он услышал старческий кашель, отдалённо напоминающий рычание. Высунув часть морды, оборотень рассмотрел оскаленную пасть, с клыками наружу, и шерсть торчком у пожилого дворового пса. Пришедший поужинать, тот защищал свою территорию. Приглядевшись к симпатичным сырным обрезкам, Рамзес повесил их гирляндой на шею и, легко перепрыгнув через стенку ящика, уступил место воинственному псу. И тут появились маленькие человечки. Они шли в ряд, держа в руках некое подобие сети, и издавали неведомые щёлкающие звуки, переговариваясь. Перепрыгнуть через живой забор не составило бы труда, но каждый держал в руках пику, и такой полёт мог закончиться только в раю…
Оборотень начал отступать, пятясь к ящику и преображаясь в человека. Ловцы защёлкали громче, гортаннее и, выставив пики наперевес, начали интенсивно наступать. И тут через толпу в круг влетело тело!
— Бурый! — вскрикнул Рамзес.
— Беги! — последовал ответ…
Огромная чёрная собака сделала прыжок прямо с места, пытаясь избежать ловчей сети, а вторая, рыжая, как огонь, совершила такой же, но навстречу, перемешав ряды ловцов. Сеть свернулась и перепеленала солнечного зверя. Второй, ночной, скрылся!
***
Больше он не уходил так далеко и питался в основном крысами и пойманной им самим рыбой. Все попытки прокормиться на рынке заканчивались криками и шумом. Возможно, мелкий народ решил, что Рамзесу необходимо было фамильное столовое серебро, а не кусок мяса… Бурый так и не объявился.
Дни медленно перетекали в недели, прошло полтора месяца…
***
Ещё будучи недавно обернувшимся щенком, возможно, в силу ненасытного детского любопытства, Бурый попал на представление в цирк и столкнулся там с такой страшной жестокостью, что навсегда понял: удовольствие одних от созерцания издевательств над другими — это только прерогатива людей. Он никогда не был сентиментальным, но пройдя суровую школу жизни, знал, что лучше быстро умереть, чем ходить в ошейнике. Оборотень много видел: гибель клана и любимой, трюм корабля, трущобы и новый человеческий клан, приятно его поразивший. Но всегда знал наверняка, попав в руки и одев ошейник, ты — бесправный раб!
Алмаз заворожил его лживым блеском и увёл от стаи, к которой Бурый мог примкнуть и обрести если не цель своей жизни, то хотя бы покой. Он же вытолкнул его в неизведанный мир. Только проведя двое суток в порту, ловя известные слова из смеси непонятных языков, Бурый понял, что он в Бхенине. Надо было убираться отсюда. По слухам, Бхенин был страной дракона-оборотня, и оставаться здесь означало только рабство и смерть.
Про драконов ходили жуткие слухи. Одни считали, что драконы наблюдают за соблюдением высших законов в этом мире, другие говорили, что это просто тьма. Старый учитель клана не советовал молодым встречаться с оборотнями, в теле которых течёт холодная кровь и нет матери, которая кормит своего щенка молоком.
В ожидании подходящего судна Бурый остановился в дешёвом отеле, закрытом от остального мира в северном районе, для иностранцев. Уже собираясь уезжать, оборотень случайно почувствовал знакомый запах и поспешил на зов.
Подставив себя, он смог дать свободу мальчишке. Сделано это было просто так, случайно, бездумно и не взвесив всех обстоятельств. Он жалел? Нет! Поэтому молчал, когда тугую верёвку завязали вокруг шеи. В глубине души он надеялся на то, что Рамзес, каким-то невероятным образом оказавшийся перед ним на свалке, успеет рассказать о его пленении, и стая, возможно, даже выкупит его. Но время шло. И спустя неделю его вытащили из какого-то подвала под звуки труб и глухие удары гонга, которые возвестили о том, что наступило время торгов. На рынке свернули лотки с едой и поставили большой шатер. Водоносы обрызгали землю водой, прибивая пыль, и толпа расступилась, жадно рассматривая товар, который вели в закрытое пространство шатра. Завесу раздвинули, и перед пёстрой толпой выстроили в ряд людей, гномов, метисов и отдельно Бурого. Оборотней выставляли на продажу редко. За ними всегда стоял клан, который клялся мстить, пока не уйдёт в Серые поля последний его представитель. Бурый не имел клана. Он стал рабом.
Затем на него надели широкий металлический ошейник и, продев верёвку в кольцо на стене, посадили у входа в павильон. И он вспомнил цирк и глаза дрессируемых собак. Но даже лёжа в низком межпалубном пространстве баржи, уходящей от моря по Великой Жёлтой реке, посаженный на цепь, он с минуты на минуту ждал, что вот сейчас распахнется дверь и он увидит капитана Станислава — Бурый не терял эту смутную надежду, которая владела его погибающим от отчаянья сознанием.
Он пытался сесть в этом ограниченном пространстве, но не мог, однако худшее было ещё впереди. К моральным страданиям постепенно, как бы нарастая в своей безысходной интенсивности, присоединялись физические. От соли и недостатка воды у него кровоточили губы и растрескался язык, лапы затекли, и попытка оборотня преобразоваться привела только к вывиху одной из лап, судорожные движения приводили к дальнейшему обезвоживанию и рвоте.
С баржи выволокли полуживое существо, лишь отдалённо напоминавшее красивого зрелого оборотня. Ему предстоял путь в Пхаталлу.
***
Как-то увлёкшись рыбной ловлей, Рамзес припозднился у дальнего мола и лёг на камушки, чтобы подсохнуть под лучами заходящего солнца. В этот момент он увидел галеон, который нехотя выходил из бухты.
Его тоже заметили. По палубе, крича, металась Полина, тыкал пальцем в берег Джейкоб, и дико орал Хьюго, топая от возбуждения ногами. Тогда Рамзес с разбегу прыгнул в воду и, повернувшись носом к кораблю, поплыл. Море штормило, но в замкнутой портовой бухте только невысокие круглые валы отмечали плохую погоду. Чёрный оборотень то поднимался на них вверх, то падал вниз и не видел корабля, но каждый новый гребень волны прокладывал ему курс домой. Он не успевал. Понимая, что у него не хватит сил доплыть, Рамзес упрямо двигался вперёд, туда, где его ждали и любили, где была его семья. Буревестник пролетел над ним, удивлённо раскрыв клюв. Чайки метались и гортанно советовали вернуться. Шерсть у него намокла и тянула вниз. Он никогда не плавал так долго. Наконец, очередная волна подняла его, и Рамзес понял, что галеон гораздо дальше, чем был, когда он прыгал в воду. Он обернулся в сторону берега, вздохнул, чуть не хлебнув воды, и понял, что будет плыть, пока хватит сил, пока не остановится сердце и пока вода не хлынет внутрь, разрывая лёгкие.
Люди спускали лодку с такой быстротой, что почти выкинули её за борт, и теперь Боб, стоя на её носу, кричал: «Навались, парни! Скорее! И раз! Ииии, раз!».
В какой-то момент пираты потеряли среди тёмных валов большую чёрную голову, но на миг Хьюго рассмотрел, как в глубине, в полуметре от поверхности, большая собака, с широко раскрытыми глазами, перебирая лапами, плывёт к ним. Рамзес уже не мог всплыть…
За ним нырнули сразу двое. Лодка круто развернулась и, черпнув воды, встала, принимая обмякшее тело. Боб и Ден схватили его за ноги и начали трясти, а Хьюго дрожащими руками обнял безвольно повисшую голову и начал выдыхать воздух ему в пасть.
— Мальчик, — причитал он, удяряя в грудь оборотню,. — Ну давай, давай… миленький мой, дыши, детка, все курочки твои, только дыши, сынок…
Наконец, Рамзес начал кашлять, его вырвало, потом ещё раз, и он задергался и затих, глубоко дыша.
2
Невероятная авантюра со спасением Полины из рабства закончилась удачей, и благодаря попутным течениям «Морской Мозгоед» быстро и без происшествий приближался к Бхенину. Команда не сомневалась, что найдет неугомонного пса в Бейджинге и ,наконец, завершит свои приключения, повернув нос корабля к родным северным берегам.
Теодор начал постепенно поправляться. Но, что-то повредилось в нём. По ночам его тело само судорожно вздрагивало, и он, не просыпаясь, стонал, как будто лежал на раскалённых углях. Тогда, спящий с ним Ден вскакивал и начинал вертеть во все стороны, мять и тереть тело друга, пока не уходили судороги. Густые чёрные волосы свалялись, а худое лицо, так быстро обрастающее щетиной, было похоже на маску мертвеца. Иногда Денниса подменял Боб. Но Теодору было стыдно показывать при нём свою слабость, и он совсем не спал.
— Не подумай, я не люблю скулить! Просто мне стыдно от своих ночных криков, — пояснял он Дену. — Но когда-то это пройдёт? Я, как сбежавший от мамочки молокосос, не могу я спать при нём.
— Тебе простительно, — успокаивал его приятель, — просто слишком сильный удар. Спи! Ты болен и устал! Я же поправился! Главное, что ты не отправился к родне раньше времени.
Почти перед самым заходом в порт Теодор встал. Справившись с собой и сжав губы, он дошёл до мостика шатаясь, как пьяный, уцепился за перила и, хватая воздух, долго стоял.
Потом, повернулся, посмотрел на почти всю свободную от вахты команду, стоящую неподалеку, и, словно раздумывая, падать ему, или нет, прохрипел:
— Ребят, ну валите уже, по делам-то! Я ж обратно хочу! Ща как вывихну ноги и буду хромым Тедом!
Но вместо того, чтобы тихо разойтись, команда как-то странно закхыкала и, разом окружив больного, подхватила, а потом и весело отволокла обратно, в каюту!
Вечером Теодор, сидя в кровати, первый раз с аппетитом поел и, возвращая тарелку, сказал:
— Слушай Ден, а наша Мери жииирная стала!
…Раздался треск ломаемой перегородки, а затем громкий хохот, почему-то трёх мужских глоток, которые ржали голосами Теодора, Денниса и Мааса!
***
Полина находилась среди чуждых и опасных ей людей меньше двух недель, но ужас от ощущения собственной болезненной наготы, одиночества и уязвимости не уходил. По ночам она долго не могла уснуть и только под утро забывалась чутким и неглубоким сном, чтобы с первыми лучами солнца открыть глаза и выйти на палубу, доказывая себе, что она дома и не взаперти. Днем же, раскалённый тропический воздух гнал её обратно вниз, под защиту прохладных дубовых стен, и сверкающая морская гладь, спрятавшаяся от неё за стенками галеона, своими стуками и шелестом, вновь, пугали. Полине становилось так жутко, что она стремительно выбегала из своей комнаты.
В очередной раз ненадолго забывшись сном, она проснулась на мокрой от слёз и пота подушке. Девушку даже не взволновало удивительное открытие — она рыдала во сне!
— Ещё совсем немного, и моя воля была бы сломлена. Я, как игрушка, была бы продана на базаре. Почему Деннис ни разу не пришёл успокоить меня? Теперь, когда я побывала куклой для забав в чужих руках, он считает меня грязной портовой девкой?
Она снова и снова перебирала все моменты произошедшей с ней трагедии.
— Я никому не нужный человек!
Возбужденному страхами и фантазиями разуму представлялась то залитая солнцем дорога, которая ведёт к большому дому, на пороге которого стоит с протянутыми к ней руками рыжеволосый Деннис Рудж, то серый женский монастырь, окружённый рядами аккуратно подстриженных акаций…
Денис, который был всё время занят и хронически не высыпался, также как и Полина выходил по утрам на палубу… Чтобы издалека наблюдать за ней.
Так они и встречали рассветы.
Он, с нахмуренным и бледным до синевы лицом, не отрывая глаз от палубы, и она, с нездоровым розовым румянцем на осунувшимся лице, не отрывая глаз от горизонта.
А недовольная графиня по утрам, рассматривала со своего шезлонга, как безучастно наблюдает корабельную суету маленькая искательница приключений, с застывшим выражением официальной скорби по утраченному счастью. Наконец, Маргарет не выдержала.
Спустя неделю, прошедшую после спасения, темпераментная графиня с треском отворила дверку каюты, принадлежащей мисс Вингер, и, сев без приглашения, решительно начала:
— Полина, очнитесь, дорогая моя! Мало того, что вы изображаете из себя обиженную глухарями лань, вы ещё и вгоняете в тоску весь экипаж! А между тем, множество людей с риском для жизни гнались за вашими похитителями и спасли вас. Хватит уже! К тому же, вам надо объясниться! Наш штурман скоро совсем превратится в привидение. Конечно, он дурачок! Но дайте ему надежду! Иначе он заведёт нас, Бог знает куда! Вы — его идеал — вечная, несравненная, желанная и великолепная. Мне жалко нашего птенца! Полина! В конце концов! Вы — женщина! Немедленно приведите в порядок свои чувства.
Девушка промолчала, но раздеваясь перед сном, как бы невзначай рассмотрела всю себя перед зеркалом и, покрутившись вокруг на одной ноге, рыбкой скользнула в кровать, чтобы заснуть крепким сном без сновидений.
***
В Бейджинг галеон пришёл ночью. Ему выделили место для стоянки, а масса проворных и трудолюбивых китайцев, лакируя трап босыми ступнями, с утра атаковала корабль на предмет погрузки, или разгрузки товаров. По приказу капитана команда сошла на берег и, распределившись попарно, принялась обыскивать окрестности. Леди Грейсток, почти насильно одев Полину и прихватив с собой ещё зонтик и сумочку, отважно села в коляску рикши и велела везти по кишащем людьми улицам. Ей было интересно!
***
После швартовки, грохота и неразберихи уходящих на розыски в город команд, галеон поражал первозданной тишиной. Ден, утомлённый за ночь и проспавший высадку, удивлённо смотрел в потолок. Рядом, мокрый от напряжения и бледный от слабости, усиленно занимался физкультурой Теодор. Увидев проснувшегося друга, он заполз на койку и, вытянув ноги, с облегчением сказал:
— Фу! Очухиваюсь! Вставай, соня! Пойди пройдись! Наша маленькая авантюристка уже упорхнула с графиней! Смотри! Удерёт, пока дрыхнешь-то!
Дену зверски захотелось сказать гадость приятелю, но он сдержался и молча встал. Выйдя на шкафут, штурман огляделся. Вчера галеон долго скользил по водной глади залива, проходя мимо маленьких ярких, заросших всеми оттенками зелёного, бухточек и каменистых крутых берегов, выступающих далеко в воды Бхенинского залива, а сегодня, от этого разнообразия не осталось и следа. Корабль стоял на якорях в грязных водах главной гавани.
Здесь, на внешнем рейде, как треска в крупном и плотно сбитом косяке, собралось невообразимое множество кораблей со всего обетованного мира. В непосредственной близости к «Морскому Мозгоеду» шкипер наблюдал целый флот тонких и длинных местных лодок-донжонок. Чуть дальше стояли буксиры, боевые баркасы, каравелла и уже совсем далеко — ещё один галеон. В розовом свете утра весь этот морской мир выглядел, как единый организм, странно таинственный и неугомонный.
Позвав вахтенного матроса, Деннис пошёл одеваться, и затем ловко прыгнув в местную донжонку отправился в порт.
***
Сквозь маленькое окошко полуподвального магазинчика полуденное солнце пробивалось с трудом. Поэтому, когда весь Бейджинг плавился в ярких лучах летнего полдня, в мастерской дядюшки Бо было всегда прохладно и таинственно.
Двое подмастерьев тщательно шлифовали куски второсортного нефрита, превращая тусклый кусок в волшебный камень. Тихие свистящие ритмичные звуки баюкали. Сам он, цепко держа старой рукой небольшой кулон, внимательно рассматривал стоящее изделие старшего сына. Мальчик вырос мастером. Благодарение богам, и его младший сын старательно постигал науку превращения камня. Старый мастер артефакторики мог быть доволен. Отложив работу, он прошёл к выходу и, сев на низкую лавчонку, приготовился ждать посетителя. Сегодня он именно ждал!
Ещё месяц назад его посетила во сне Светлая богиня Гуань Инь, и по её велению он предпринял путь, долгий и изнурительный для его старых ног. Когда-то его отец, передавая владение, показал ему их место силы. И теперь, взяв с собой старшего сына, он посетил это место повторно. Переправившись по Жёлтой реке и продравшись сквозь густые тростниковые заросли, они дошли до развалин древнего храма. Там, сняв с шеи знак Мастера, он вложил его в незаметную расщелину и, открыв путь, дал дорогу сыну. Сам же, ощупав стену руками, взял из небольшого углубления большой мутный камень с жёлтым пятном у основания. Камень, принадлежащий тому, кто первым войдёт в его магазин сегодня…
Рядом с ним, нараспев нахваливая товар, стоял продавец пельменей. Получив суп и цзяоцзы, старик, с вниманием достойным молодых и цепких глаз, осматривал снующую толпу. Вот пробежал водонос, а вот прошла девятка стражей. Не без тщеславного удовольствия старый Бо вспомнил, как подарил великим ступеням в Пхаталле бессмертного стража с мечом, и теперь его Ханьши стоит в Павильоне Высшей Гармонии и в Праздник Двойной Девятки всегда дарует право видеть своё будущее вперёд на месяц любому вопросившему его…
Прикрыв глаза, он вспомнил, как ещё с отцом он, начинающим подмастерьем резал мраморный камень на верхней площадке террасы павильона Высшей Гармонии. На плите, среди каменных морских волн, они три года создавали океанских коньков и губки, живущие в синем небе океана вод, а также двух молодых драконов, с жемчужиной во рту, живущих в синеве бесконечного неба.
Наконец, он, втянув ноздрями воздух, понял, что перед ним стоит посетитель, посетитель пах, как лаовай! «Этого не хватало! — подумал Бо. — Сначала их корабли приплывают к нашим берегам, потом они набираются наглости входить в наши реки, а теперь круглоглазый варвар встал перед входом в мой магазин!». Старый Бо решил не открывать глаз и не проявлять вежливости к покупателю. Любой знает: «Нет вежливости — незачем входить и покупать товар!». Но глупый лаовай стоял, как вкопанный!
***
Деннис остановился у маленького подвального магазинчика, за стеклом которого были выставлены резные голубые, белые и зелёные маленькие статуэтки, бусы, браслеты и серьги. Перед входом сидел смешной кхитаец, больше похожий на старую плешивую обезьяну, чем на человека. Глаза его были закрыты, а лицо непроницаемо. Вначале Деннис сделал, было, шаг назад, но бросив взгляд на резной салатовый браслет, парень определился с покупкой и, обойдя неподвижную фигуру, вошёл.
***
Обладатель отталкивающих манер, вероятно, был с приплывшего утром корабля фан куэй. Этот уродливый человек, не склонив головы перед хозяином, вошёл в его лавку и, оглядевшись, начал что-то говорить на своём отталкивающем наречии, гортанно выкликая резкие звуки. Мастер Бо с трудом уловил два-три слова на общем языке. Пришелец жестикулировал, как лесная дикая белка, и размахивал руками, показывая на браслет верности, стоящий целое состояние. Не выдержав такого поругания своих работ, обиженный старик хотел уже позвать стражу, но тут камень, лежащий в халате нагрелся и обжёг ногу! Бо резко вздрогнул, побледнел и, вытащив волшебный предмет, сунул его в руки лаоваю, после чего, немедленно показал наглецу на дверь!
***
Зонтик прятал лица от палящего солнца, платки защищали обоняние от резких запахов помоев и жареного мяса, рикша споро бежал, крутились колеса тележки, и леди графиня с интересом смотрела на чуждый, но такой колоритный мир вокруг. Рядом с ней, недвижимым столбом сидела уверившаяся в своей никчемности Полина, и солнце золотило её выбившиеся из-под шляпы пряди.
Наконец, рикша, решивший, что такие белые женщины в первую очередь должны искать слуг, вывез их к большому полосатому шатру и приготовился показать товар (за дополнительную монетку) на любой вкус.
Перед сидевшими разворачивалось представление! То и дело из шатра выводили рабов, и толпа, хлопая руками по коленям, начинала кричать. Можно было не знать языка, но азарт был написан на лицах покупателей, и догадаться, что здесь происходит не составляло труда!
Полина резко побледнела, а Маргарет, взяв её руку в свою, зонтиком дотронулась до плеча рикши и указала в сторону порта! И того осенило! Этим богатым жёнам лаоваев нужен был товар для развлечения, но гномов продали вчера, а единственного оборотня увезли к пристани, хотя смотреть на него приходил в течение недели весь Бейджинг. Показав сразу пять пальцев, равных цене пяти дополнительных монет и, получив согласие, тот споро повёз любительниц экзотики к речному порту.
Поставив повозку на холме, он с удовольствием наблюдал, как возбужденно кричит младшая и шипит старшая жена лаоваев. Спектакль удался, и огненно-рыжий оборотень был показан с самого удобного ракурса. Получив заслуженную плату в порту у галеона, рикша подумал, что совсем неплохо иногда показывать чудеса этим странным белокожим людям.
***
В этот же день «Морской Мозгоед», с трудом дождавшись всех членов команды, снялся с якоря и поспешил ко входу в глубокое русло Великой Жёлтой реки.
3.
— Великая Книга Книг, — громко, нараспев, читал Деннис. — Рассказывает нам следующее:
«Давным-давно в Бхенине не было рек. Вся вода в мире находилась в Великом Океане, и владел всей водой двоюродный брат Нефритового Императора — Бог Воды. Маленькие трудолюбивые люди рождались, прося пить, и умирали с этой просьбой. Природа не давала сочных плодов, и вокруг росли только жалкие колючки. Не было риса, и не было жизни. Но помимо Великого Яйца у Праматери Всего Сущего, Богини Гуань Инь, были ещё яйца, и она, в грусти от поступков своего старшего сына, который правил миром, любя мёртвых и не заботясь о живых, дала дыхание ещё четырём драконам. Так появились братья: Длинный Дракон, Жёлтый Дракон, Чёрный Дракон и Жемчужный Дракон.
Драконы любили жизнь и были дружны. Как-то раз, играя в облаках, Жёлтый Дракон посмотрел вниз и увидел умиравших от жажды. «Бедные маленькие люди», — подумал он и рассказал своим братьям. Опечалились драконы и полетели к своему старшему брату. Старший брат — Великий Нефритовый Император, обещал помочь. Но шли дни и месяцы, а воды всё не было. И тогда, братья полетели к Великому Океану и, набрав в нём воды, оросили землю и совершили чудо. На сухой земле родился Бхенин.
Посмотрел Нефритовый Император на землю и страшно разгневался. Повелел он прибыть в Пхаталлу своим братьям и заточил их в четыре горы, стоящие рядом с дворцом.
Узнала Светлая Богиня, как поступил сын, и превратила Длинного Дракона, Жёлтого Дракона, Чёрного Дракона и Жемчужного Дракона в четыре реки да выпустила их из темниц. Рассердился Нефритовый Император, но не смог помешать течению Великих Рек.
Когда он понял, что правит только миром мёртвых и не может влиять на мир живых, то отгородил Бхенин стеной и проклял всё живое. С тех пор, он собирает тех, за кого не кому бороться, и делает их своими рабами. Не может увидеть прекрасный Мир Нефритовый Император, грозно сидит он в неприступной Пхаталле, и нет спасения тем, в чьих сердцах пепел…».
— Не фига себе, сказочка! — сказал Теодор. — Жутковатенько. Хотелось бы думать, что мы прёмся не к этому чудищу…
— Хотелось бы, — подтвердил Станислав. — Но нам, ознакомившись с этим… Эээ… Эпосом, необходимо решить несколько других животрепещущих моментов. Где мы встанем на якорь? Сколько джонок наймём? Кто останется на галеоне? Кто приобрёл Бурого? Потому, что сказка сказкой, а цена ценой!
***
Я решил, что утро — понятие растяжимое, и начал его, как только пробило две склянки… Дома… Какое счастье! Вчера, мне было не очень хорошо, и внутри всё тряслось, и живот крутило, а сегодня… Сегодня, я хотел есть! Жизнь опять повернулась ко мне солнечной стороной, поэтому после пробуждения по знакомой дорожке, бегущей от каюты Теда, я отправился прогуляться в трюм и впервые посмотрел на него другими глазами.
Оказалось, что наш трюм — очень неплохое местечко, когда используешь его для весёлых походов, а не для жизни. В этом кладезе приключений моего детства имелся богатый выбор мешков с крупами, бобами, множеством мелких и крупных деталек, железок и тряпья. Мой путь пролегал между возлюбленными бочонками Гризли к месту моей силы — загончику с бирюзовыми клушами. Они дремали. Но, вот-вот должны были, близоруко щурясь, рассмотреть «покупателя» и, разбегаясь, интригующе кудахтать и трястись.
Но что-то мутное и противоречащее моей охотничьей натуре появилось в душе. Хьюго! Куролюб вчера спас меня! Вот наглец! Как я теперь смогу порезвиться с пернатыми девчонками? Эта мысль ударила в голову и с силой бросила мой зад на деревянный настил! Мерзкий любитель петухообразных, все-таки добился своего! Так, в целом такое приятное место, резко потеряло свою привлекательность.
На обратном пути, так и не потревожив перьевые мешки, я случайно набрёл на хорошо выдержанный крысиный трупик. Ну хоть что-то! Уделив особое внимание местам за ушами и в межлопаточной области, от души повалялся. Больше находиться в трюме не было необходимости — пришлось отправиться будить кока.
Он благосклонно принял раннюю побудку и, кинув в меня ключом, повернулся на другой бок. Пришлось обернуться и навести порядок в камбузе. Что было, то и съел. Негусто!
Выяснилось, что от такого количества еды я отвык, поэтому какое-то время периодически маялся животом. Когда же, наконец, солнце включило отопление на полную катушку, я закончил сиесту и оставил, использованную вместо подстилки Полинину шаль.
Но тут в мои планы ворвался отдалённый разговор, вникнув в который я расстроился! Капитан и графиня, приплетя аромат дохлой крысы, совместно, не противореча друг другу, отдавали странные распоряжения. Я невольно попятился, но уткнулся в стенку, а меня, схватив за лапы, потянули два дюжих моряка, которые с цыканьем и смешками затолкали в огромную лохань, гордо именуемую ванной.
Вспоминать, что произошло дальше — неприятно. Они мылили, мочили, поливали, полоскали и снова пачкали мылом! Затем, Станислав приказал обернуться, и пытку повторили. Но это было только началом! Меня подстригли в двух ипостасях, а в довершение экзекуции, выделили опасную бритву, приказав поскоблить морду. Голого и расстроенного меня скептически осмотрели и разрешили позавтракать! Кошмар!
***
Согласно лоциям, «Морской Мозгоед» мог углубиться внутрь территории километров на сто. Дальше его продвижение было бы остановлено порогами и мелями. Поэтому, войдя в устье Жёлтой реки, они встали на якоря и занялись приготовлением к экспедиции вглубь страны.
Спасателям невероятно повезло, на стоянке рядом была пришвартована небольшая паровая яхта. Выяснилось, что она принадлежит Бритландскому торговому дому и не используется. После двух дней витиеватых переговоров яхта была зафрахтована, и оставалось лишь позаботиться о быстром переоборудовании судна.
Боб загрузил столько угля, сколько можно было поднять на борт. В результате мешки были складированы даже на палубе и в некоторых свободных каютах! Никто не знал, смогут ли они заправиться в пути. Хьюго же умудрился приобрести съестных припасов на целый год! На нос яхты и по её периметру установили семь пушек, снятых с галеона, и, при полном недовольстве Теодора, были экспроприированы две бочки вина.
На «Мозгоеде» оставались Скелет и ещё не до конца поправившийся Теодор. Полина, не посмела даже возразить, но, к удивлению, с ней оставались Маргарет и Мери. Для обслуживания корабля вытянули жребий: двадцать человек экипажа и знаменитые Бирюзовые Клуши…
Рассвет застал спасателей на реке. Туман быстро скрыл галеон, и мглистая неизвестность окутала паровую яхту. Ещё с вечера все были на борту. Станислав, не ложась спать, лично проверял и перепроверял готовность машинного отделения, а в полночь Боб отдал приказ разводить пары. Вскоре клубы тёмного дыма смешались с туманом, и, издав прощальный гудок, яхта скрылась в туманной неизвестности.
***
Утром Мери положила письмо на прикроватный столик Полины.
«Я Вас люблю! Я знаю Вас такой, какая Вы есть! Знаю Ваши слабости, беззастенчивость и коварство! Ваши ноги никогда не будут прикованы к земле, а лучистые глаза всегда будут смотреть на звёзды. Мне вечно останется только то, от чего я не в силах отвернуться: ваши прекрасные ноги, глаза, руки и грудь — мой рай и мой ад! Ваши волшебные чары, которые, как стрелка компаса, манящая к северу, притягивают меня. Я лишён воли, и я давно только в Вашей власти.
Я готов смеяться над любым расстоянием, если вы разрешите обнять вас. Я презираю смерть, усталость и сон, лишь бы вы улыбались мне. Если судьба позволит мне ещё хоть раз насладиться вашей походкой и красотой волос, я буду самым счастливым человеком на свете! Вы — мой рай! Моя валькирия! Вы — моя боль! Моя мечта!
Дорогая Полина, будьте моей женой!».
«Да…», сладко шелестящее на ветру, донесла Мери через расстояние Маасу. И голос несравненной мисс Вингер услышал наследник Ромского Триумвирата!