1
С момента отплытия команде не позволяли скучать суета и необходимость обустроиться на новом судне. Разлука с друзьями не тревожила их, а сильное желание доплыть до Пхаталлы и выручить невезучего Бурого оборотня — объединяла усилия членов команды и отгоняла подальше все глупости.
Первая неделя пролетела быстро. Мимо пыхтящей яхты с раннего утра проплывали заросли тростника, тысячи мелких островков, заросших мангровыми кущами, громадные, непонятно кем созданные каналы, с жёлтой мёртвой, пахнущей болотом, водой, которая блестела на солнце, словно гладкая и твёрдая дорога.
Кораблик попеременно приближался, то к правому берегу, пугая ярких крикливых птиц, то к левому, на котором, загорали упитанные крокодилы, не желавшие менять уклад жизни, при виде пыхтящего парохода.
С раннего утра Станислав, усевшись в кресло-качалку на носу, читал толстый фолиант Деновой энциклопедии и с увлечением смотрел по сторонам. С каждым изгибом огромной Жёлтой реки открывались новые зелёные массивы из бутонов, цветов, плодов и огромных кожистых лиан, неприятно напоминавших команде встречу с кракеном. Всю эту чудесную картину портило неимоверное количество насекомых. Приближаясь к берегу, корабль сразу был атакован огромными мотыльками, какими-то летающими гусеницами и чёрными кусачими жуками. Если же яхта шла в самой середине фарватера, то мелкая мерзкая, постоянно гудящая гнусь, висящая тучками над водой, с радостным ожесточением кидалась на путешественников, в надежде попить немного красной живительной человеческой влаги. Люди одевались в плотную марлевую ткань, и со стороны пароходик казался населённым, разговаривающими на неправильном англском мумиями.
В довершение счастья, каждый вечер над рекой собирались огромные тучи, приходящие из далёкого марева ещё не видимых огромных гор. Небо резко темнело, и белые снопы молний разрывали шипящую от боли реку. Приходилось останавливаться и пережидать грозу.
Вот в такой день, при резком повороте из-за налетевшей бури, сломался руль. Станислав немедленно отдал приказ остановиться, но якоря упали на засорённое крупными топляками и огромными каменными глыбами дно. Пришлось рубить канаты. И хотя усилиями Боба и команды руль исправили, пришлось срочно искать стоянку и пытаться заменить якоря на что-нибудь каменное и прочное.
***
В то несчастное утро Ле Гунь забыла помолиться акульему богу. Она торопилась продать собранный рис и, наполнив джонку до краёв, стремилась доплыть до торговой деревни засветло. За час до заката показались крыши красных пагод, и уставшая девушка глубоко вздохнула. Ей не придётся спать на реке. Если же Мать Всего Живого смилостивится над своими детьми, то Ле Гунь купит волшебный корень Жень-шень и заварит его больному отцу. Девушка рискнула спрыгнуть с джонки и проплыть рядом, ведь торговый судья не любит грязнуль и побирушек. Вода освежила.
Ле Гунь забралась обратно в лодку и уже взялась за весло, когда увидела, как режет жёлтую воду огромный плавник тибурона. Но близость деревни придала ей силы, а болезнь отца не позволила гордой речной путешественнице склонить голову перед судьбой. Не теряя плавника из вида, девушка стремительно заработала веслом. А акула не торопилась. Ле Гунь не сомневалась, что будь демон вод сейчас голоден, он бы не стал выжидать. В тибуроне было пять метров длины, и одним движением челюстей он давно научился перекусывать пополам ритуальные джонки, съедая их содержимое. Речного дьявола боялись и почитали.
Прошло полчаса. Акуле надоело развлечение. Наконец, она начала сужать круги, готовясь к нападению, но тут послышался какой-то странный, бьющий воду, пыхтящий буйволиный звук, и из-за поворота показался большой деревянный дом с двумя огромными крутящимися колёсами и чёрной, дурно пахнущей трубой.
На миг Ле Гунь забыла про речного монстра, а тот, отделённый паровой яхтой от добычи, предпринял обходной манёвр и был замечен с корабля.
Акулы здесь плавали не случайно. Каждый год, перед сезоном разлива реки, дьявольским созданиям приносили воздаяние. Когда случался неурожай или падеж скота, в жертву приносили жителей, неугодных богам. Тибурону нравились последние. Ещё с утра он охотился сам. Но когда тёмное облако рыбьей крови поднялось в верхние слои воды, он учуял ещё и свой любимый запах. Запах живого человеческого тела. И теперь, уже готовый к нападению, он без всякой опаски шёл на маленькую джонку.
Это была большая бычья Акула, её грациозные движения могли напомнить величественный танец, и всё в ней было прекрасно, кроме пасти. За плотно сжатым косым огромным ртом таились десять рядов крючкообразных скрюченных зубов, каждый из которых отдалённо напоминал и рыболовный крючок, и когтистую птичью лапу. Речной дьявол выходил на таран. Что-то беспокоило маленький мозг монстра но, чуя близкую добычу, треугольный плавник разрезал жёлтую воду.
Сверху заметили. Пока Боб побежал за ружьем, Деннис, схватившись за лежащий у борта маленький гарпун, не раздумывая, перемахнул через борт и оказался в джонке, с трудом сохраняя балансировку и чудом не перевернувшись. Отпихнув замершую в молитве девушку, он приготовился к атаке.
Тибурон подплыл к самой корме лодчонки и толкнул её сигарообразным телом. Ден увидел раззявленную пасть и близорукие круглые чёрные глаза речного монстра. Щёлкнули челюсти, ухватившись за нос джонки. Теперь голова акулы поднялась над водой, она словно залезала в лодку, показалась чёрная спина с плавником и хвост, сбивающий в пену воды жёлтой реки. В этот момент шкипер всадил гарпун акуле в голову, а сверху раздались слаженные ружейные выстрелы.
Монстр удивлённо посмотрел на обидчика, и Ден понял, что акула мертва, но её мощное тело пока не желало примириться со смертью. Перевернувшись брюхом вверх, тибурон хвостом крушил жалкую лодочку. Деннис, схватив девчонку, оттолкнулся и прыгнул, как можно дальше от агонирующего тела.
***
Вокруг Бурого раскинулась огромная богатая страна. На её дорогах царствовала тишина, а четыре могущественные реки медленно и важно катили свои воды к Великому Океану. Финиковые пальмы, высаженные как на грядке, незаметно качали кронами; зреющие террасные поля риса перемежались с треугольными коробочками отцветающих лотосов. Вокруг деревень раскинулись растущая низкорослая пшеница и фруктовые деревья. Бхенин — страна, представляющая собой тысячелетний мировой порядок. Но Бурый брёл спотыкаясь, не обращая внимания на эту невиданную красоту. Стиснув до боли рот, проходил мимо высоких ажурных пагод, обрамлённых резными деревянными колоннами.
Наконец, медленная толпа невольников, скованных за шею по пять в ряд, прошла сквозь узкие чёрные лаковые ворота и остановилась перед каменным строением, сложенным из квадратных кирпичей, поражающих своей идентичностью. Над входом располагался широкий балкон, прикрытый сверху резной красной крышей, украшенной по рёбрам фигурками обезьян и драконов. На кресле посередине восседал небольшой человечек в сине-зелёном халате и треугольной чёрной шапке. Стража, сопровождавшая пленников, пала ниц.
Всё это действие вызвало у Бурого такое неистовое возмущение, что тело его задрожало, почти преобразовываясь, а закушенные губы треснули от напряжения. Брызги крови размазались по лицу, придавая ему безнадёжно-свирепое выражение.
Человечек что-то произнёс, и стража одобрительно закивала, хлопая ладонями о колени. Скоро Бурый очутился за строением. Туда собрали всех пленников, по прежнему связанных и стоящих на ногах.
Из-за угла быстро вышел, опираясь на резной посох, усатый, который осмотрев товар, посохом отобрал десяток. Бурый был отмечен ударом в плечо одним из первых. Повинуясь распоряжению его отделили от группы и повели вглубь массивных построек. Из двери вышел огромный орк, который нёс серый глиняный кувшин и какой-то непонятный предмет. Воины схватили Бурого, повернули спиной и между лопаток приложили доску с острыми металлическими иглами. Великан резко ударил кулаком, вгоняя острые гвозди и, быстро отделив её от спины, протёр кровяную поверхность тряпкой, смоченной в сосуде. Бурого заклеймили. Потом, наконец, сняли колодки, и оборотень без сил почти упал на землю. Немного полежав, он встал и добрел до каменного бассейна с водой. Напившись застоявшейся цветущей жижи, он почувствовал себя немного лучше.
***
Всем известно, что люди — очень странные животные. Они испытывают необходимость к спонтанному проявлению дружбы и любви, иногда даже навязывая эти чувства другим высшим и разумным. Мой утренний салют хвостом всегда вызывает у них глубокую благодарность, а случайно забытое виляние может явиться проявлением беспокойства. Так, не увидев мой поднятый хвост, Полина всегда пытается ткнуть меня рукой по носу, проверяя, здоров ли я. Их радуют любые мои подарки, в виде забытой на пляже ленты, кусочка засохшей шкурки ужа, неведомым образом оказавшейся в комоде, принесённой книжки. Но стоит мне поменять ипостась, как из «милого пса» я превращаюсь в «несносного невоспитанного мальчишку», и ко мне начинают относиться, как к равным себе человеческим особям, а не как к высшим существам.
Я — хороший ученик, поэтому несмотря на бестолковые уроки нашего умника-шкипера быстро приобрёл все необходимые для достойного оборотня знания.
Пережив весьма неприятный инцидент с перемещением, я понял, что все остальные люди просыпаются по утрам в плохом настроении, а после завтрака отправляются на работу. Но наша компания пошла по пути наименьшего сопротивления и, не желая зарабатывать на жизнь честным трудом кузнеца, торговца, строителя или даже охранника, решила всё время плыть. Хоть убейте, не понимаю я их желания! Так, например, графиня вообще довольно способна и могла бы переписывать бумаги; Полина — играть на клавесине где-нибудь в трактире; Теодор — быть там же охранником, а Хьюго, Ден и Боб поварами! Но нет! Им надо ничего не делать и всё время перемещаться! У графа, увы, никаких талантов обнаружить мне не удалось. Все его попытки выполнять несложные задачи по уборке дома или переноске вещей всегда заканчивались травмами для него или окружающих и потоками крови. С его помощью топились корабли, стреляли пушки, кто-то получал серьёзные ожоги, а кто-то просто падал за борт и тонул в противной солёной морской воде. Единственный предмет, которым хорошо умеет пользоваться наш капитан, это штопор! При работе с ним Станислав демонстрирует определённую ловкость, но, конечно, ему далеко в этом деле до Теодора.
Несмотря на странности этой компании, меня всё в ней устраивает, и я, как полноправный член коллектива, полностью разделяю желание всё время плыть, натыкаясь на неприятности и разрушая устоявшийся Мир вокруг нас!
Так и в этот раз, вместо того, чтобы предоставить акуле место для законного обеда, команда альтернативных экспериментаторов, во главе с бесшабашным Деном (спрыгнувшим в шатающуюся лодчонку, чуть ли не в рот к тибурону!), прибила рыбу и затащила на палубу тощее трясущееся существо. Мясистая акула тем временем всплыла голубым брюхом, и любитель экзотики и кур, Хьюго поднял её на борт. Вместе с интересующимся мной, моряки вскрыли брюхо и, проковырявшись в остатках чужого обеда, обнаружили массивное золотое кольцо с синим сверкающим камнем в виде головы дракона. Увидев его, спасённый заморыш превратился в комок, прижав голову и ноги к груди, а затем стал истово молиться. Путешествие начинало мне нравится!
2
В почти чёрный после заката колодец рабского загона в середине ночи проникал яркий пучок лунного света. Он лился с неба на землю и уплывал по Жёлтой реке к Великому океану, к ветрам и свободе.
Бурый, забывавшийся после работы мёртвым обморочным сном, всегда открывал глаза в это время и лежал на подстилке из гнилой жёсткой травы, брошенной рабам, смотря в бездонное небо. Раза два он осторожно высовывал голову и любовался ночной гостьей, проплывающей мимо его тюрьмы. Сейчас ему опять стало больно в груди от мысли, что она светит и большому кораблю с непонятным названием «Морской Мозгоед», который где-то там, далеко в подлунном мире плывёт по морям и по волнам, унося с собой его последнюю надежду.
Кхитайцы знали о редких качествах оборотней. Буйное отчаяние первых дней осознания себя рабом и дикие приступы тоски прошли внезапно. Оборотня поили каким-то горьким напитком, и он успокаивал, не давая превратиться в дикого зверя. Но золотисто-зелёные глаза потомка Великого Волка продолжали тлеть гневным огнем, а губы всегда оставались плотно сжатыми. Молодой волк был по-прежнему энергичен, мозг его активно работал и, несмотря на странный напиток, Бурый мечтал о свободе.
Рабский лагерь, разбитый на холмах, являлся скорее пунктом сбора и распределения живого инвентаря, отправной точкой, передержкой. В этом месте, в излучине реки, возводились Храмовый комплекс и город. Но рабов ещё сортировали, отбирали и, после непродолжительного наблюдения, перепродавали вглубь страны. В толпе пленников, оборотня ежедневно выгоняли в каменоломни или на рисовые поля, но цепкий взгляд надсмотрщика различал смирившихся и выделял горящие глаза непокорных.
Прошёл месяц с момента его пленения. В клетушке для отдыха менялись жители. Постоянно в ней оставался только Бурый, огромный чёрный огр Курарг, хорошо понимавший кхитайцев и прекрасно изъяснявшейся на общем языке, а также ширококостный и кряжистый рудознатец Эргоск, в мире его расу называли гномами. Их, будто специально отделили от всех и чего-то ждали. В чёрные, совсем безлунные ночи, гигант, также как и оборотень, широко открывал глаза и беззвучно пел. Его лицо, с широким носом и вывороченными розовыми губами, восторженно шевелилось в эти моменты, а энергия вырывалась из молчаливой песни, взрываясь искрами несбывшихся надежд. Тогда поднимал голову и квадратный мускулистый Эргоск и шипел: «Молчи!», а потом долго вздыхал и не спал до начала нового дня. Гномы считались таинственным и древним народом, почти колдунами, знавшими законы материи, они, как и оборотни, никогда не ходили с клеймом раба, и у Эргоска за плечами была своя тайна.
***
Мерцающие огоньки недалёкого большого шумного города, засыпающего, как только падала южная ночь, и просыпавшегося с первыми бледными лучами рассвета, сливались над берегом, тонкой полоской янтарного сияния. Паровая яхта давным-давно скрылась в изгибах огромной реки, а Теодор продолжал тупо сидеть на корме, мрачно размышляя над своей слабостью и командой авантюристок, готовых разбежаться в надежде на новые приключения. Он остался один — на троих! Это пугало…
В километре от галеона прослеживался небольшой каменный мол, уходящий в океан, разрезающий бухту и спасающий от непредвиденного волнения. Туда он решил перевести корабль, утром.
Войдя в столовую вскоре после рассвета, Гризли с удивлением обнаружил там Полину, которая сидела напротив Маргарет и обе уже заканчивали завтракать. «Началось», — промелькнуло у Теодора в голове.
Налив себе кофе, он уселся на диван и приготовился к атаке.
— Доброе утро. Как спалось? — начала Маргарет.
— Как твоя голова, Тео, — продолжила вторая интриганка.
Леопард посмотрел на обеих женщин и, не моргнув глазом, ответил:
— Спалось прекрасно! Какие у нас планы?
На Маргарет был надет свободный купальный халат, а вот Полли, наряженная в закрытую наглухо блузку и длинные юбки, внушала нешуточные опасения.
— Мы собирались немного погулять по косе. Я, возможно, искупаюсь, — начала атаку графиня. — Затем нам надо проехать в порт, познакомиться с необычной восточной культурой поближе, раз уж нас сюда занесло…
Теодор набрал полную грудь воздуха, залпом допил кофе и выпалил:
— Никаких походов! Я остался здесь один и за вас в ответе! Будете сидеть на «Мозгоеде», как миленькие.
У Полины приоткрылся рот, графиня уронила чайную ложечку, но минута молчания была нарушена громким смехом Мери…
— А у нашего Гризли-то голова, оказывается, не чугунная, аха-ха… Леопард, нас трое, а ты-то, котик, один… Не бледней так! Мы всегда рядом!
И у Гризли в самом деле разболелась голова… Кошмар начинался!
***
Станислав смотрел с яхты на густые джунгли, которые казались диким зелёным одеялом, лежащим до горизонта, и думал, что даже в этой ядовитой атмосфере, под листвой и травой, живут люди. Они шли к деревне маленькой кхитаянки, девчонки, которую так внезапно подбросила им на палубу судьба. А на кресле в простом кожаном мешочке покоился крупный золотой перстень с невероятным по размерам и красоте сапфиром. На нём в виде объёмной гравировки была выточена голова дракона. Рядом лежала энциклопедия, открытая на странице с точно таким же изображением синего дракона.
Попав в непривычный для северной цивилизации мир, полный непонятных чудес и мало объяснимых событий, Станислав растерялся. А прочитав легенду о синем камне, он был настолько поражён, что решил свернуть в один из притоков и поискать ускользнувшие мысли. Легенда буквально схватила за шиворот и потащила за собой.
***
«Одним из генералов Изумрудного императора был синий дракон Дэн Цзю-гун.
Это был очень сильный и умный дракон. Было у него двое детей. Сын Дэн Сю и дочь Чань Ю.
Повелел Изумрудный император схватить своих братьев за то, что они напоили людей. Не хотел синий дракон воевать с младшими сыновьями Великой Богини, но император заточил его собственных детей в Пхаталле.
И тогда Дэн Цзю-Гун выполнил приказ. Но увидел Изумрудный император красоту дочери своего генерала и решил взять её в жёны. Заступился брат за сестру и был превращён в камень. Увидел камень синий дракон и разрушил темницы младших братьев, потом ударился головой о сына и сам превратился в голову дракона на синем камне. Взяла его дочь этот камень и сделала из него кольцо. Надела на палец и исчезла.
Много лет никто не видел Чань Ю, но однажды купалась она в реке и потеряла перстень. Нашел её Нефритовый император и сделал своей женой, а перстень и по сей день потерян…».
***
На заре показались тростниковые хижины. Ле Гунь первой соскочила с трапа и побежала к разбросанным на небольшой поляне в излучине реки домикам. Узнав, что она потеряла драгоценный рис, от неё отвернулась сестра, а рассказ про тибурона скорее рассердил, чем порадовал жителей. Больной отец не посмотрел в её сторону. Все знали, что именно он трудился на рисовом поле и поэтому его ноги стали черны от колкой рисовой рассады. Тем не менее, староста, помнивший несколько фраз на общем языке, поблагодарил пришельцев за спасение и предложил выкупные дары. Но тут выяснилось, что белые путники ищут друга, проданного в рабство. Это был шанс для деревни. Честно объяснив, где находятся рабы и часто кланяясь за спасение девушки, староста поторопился отправить старшего сына в невольничье шене. Там служил дальний родственник, который мог поспособствовать увеличению отпускной цены на интересующего раба. И деревне была бы прибыль…
***
Итак, если вы здоровы и в меру любопытны, то с целью расширения кругозора и выяснения событий, творящихся вокруг, вы должны поторопиться и занять место под столом. Уверенно скажу, что своё широкое, правда слегка поверхностное, образование я получил не на уроках Денниса, а именно в результате правильно спланированного времени. Ещё в поместье Грейстоков мне удалось узнать, что «Пино Гриджио» хорошо сочетается с мидиями, все политики — жулики, а Боб любит повариху и для этой цели надевает себе повязку на один глаз, изображая лихого пирата. Во время плавания, убедившись, что истина рождается в споре с вином, а не поодиночке, мной было установлено, что делами Европы заправляют комедианты, коньяк продлевает жизнь, а Хьюго тщательно ведёт корабельный дневник, готовясь стать известным писателем-фантастом.
Факультативные знания из разных областей естественных наук можно получить у кока на камбузе, особенно в тот момент, когда трезвеющие хозяева начинают пересчитывать полные бутылки, а напившиеся гости — требовать продолжения банкета.
При этом широкая эрудиция — это одно, но я приобрёл ещё и практический опыт, а в погоне за ним очень сложно избежать ссадин, ударов и синяков. Для примера можно привести историю о спасённой девчонке и канализации. Спасённая от акулы еда называлась «Ле Гуин». Она провела у нас на палубе два дня. В первый день замарашка, как неподвижная фарфоровая кукла тихо сидела в углу, видимо, медитируя перед погружением в сказочный мир нашей паровой яхты. Как истинный почитатель прекрасного, она не могла заниматься наблюдением на голодный желудок, поэтому съедала всё, что ей приносил любвеобильный Хьюго.
Как правило, меня не интересовали проблемы канализационных стоков и водообеспечения на корабле, но здесь я был заинтригован. Ле Гуин не вставала со своего места, а скопление газов в её организме ощущалось мной всё более материально. Проявляя заботу о чистоте на верхней палубе, (а вдруг её разорвёт?!), я поделился своими соображениями с Деном. Тот, краснея и бледнея одновременно, обещал подумать и в тот же день вечером, собрав консилиум в виде Боба и Хьюго, обратился к замарашке, как к наследной принцессе, с объяснениями куда и как ей надо сходить…
Маленькая дикарка после одного из особо прочувствованных монологов и пантомим, изображаемых компанией, так прониклась пьессой, что тоже решила в ней поучаствовать и, дико завизжав, ударила Боба ногой в живот, а Денниса схватив за нос!
На утро, так и не приобретя опыта работы с канализацией, она рыбкой соскочила с корабля и убежала между кустов в деревню… Практического опыта в общении она не приобрела, зато его заимели Боб, Ден и Куролюб.
… Когда густые тени легли на землю, а от реки поднялся мерзко гудящий гнусом туман, я дополнительно сообщил Станиславу о стремительном посланце убегающем из деревеньки в сторону гор.
3
Боб стоял на палубе и вглядывался в темноту. Было очень тихо. Подозрительно тихо. Настолько, что их счастливые спутники — комары жужжали, как примерные ученики, а не как свирепеющие от избытка донорской крови вампиры. Наконец, едва не коснувшись ограждения и склонив голову влево, он услышал тихий плеск вёсел. Почти не слышный звук в одуряюще душной ночи, последний постепенно усиливался. Когда же от яхты до незваных гостей оставалось не более десятка метров, Акула тихо спустился вниз, скрываясь в густых тенях палубных построек. «Наших гостей ждёт познавательная встреча», — мрачно подумал он, отворив дверь каюты и быстро ныряя под полог, стремясь запустить с собой как можно меньше кровопийц.
Шлепки вёсел между тем стихли, и по стуку дерева слышащий мог бы догадаться, что лодки пристали к паровой яхте. Из небольшой, но густой тучки высунулся серп рождающейся луны, разметав остатки сна и заблестев вместе со звёздами на высоком небосводе, он смог осветить корабль. Тот стоял на якорях, окутанный колдовским речным мглистым туманом. И вот, наконец, по кормовому трапу на борт влез маленький человек, за ним — второй, третий. Они лезли, пока на палубе не появились с десяток таких же людей в импровизированных кожаных доспехах с копьями и топорами в руках…
Наивные дикари, не подозревая, заглотнули приманку в виде не охраняемого корабля и превратились в дичь, оказавшись в ловушке. Из деревянного настила вырос частокол с извивающимися, как змеи, деревянными пальцами, а пол, открыв бездонный рот и засверкав глазами, громко произнёс: «О-хо-хо! Где моя большая ложка?».
Дикари заметались с криками: «Раис! Раис!». И провалились в люк, заботливо открытый Маасом. Потом люк закрылся, и опять наступила ночная тишина, с её цикадными воплями и комариным жужжанием.
Утром к яхте приблизилась ещё одна джонка. В ней сидел невысокий обладатель длинных чёрных с проседью усов и смешного хвоста на плешивом затылке, стянутого в хвостик куском древесной коры. На шее у него болталось ожерелье из мелких акульих зубов и достаточно крупного речного жемчуга. Забравшись на борт, он сносно на общем языке стал выяснять, куда делись его доблестные воины. Воинов выставили на палубу. Те, увидев старосту, повалились на колени и, причитая: «Раис! Раис!», — не поднимали глаз. Старик развернулся и с ловкостью, не характерной для преклонного возраста, спрыгнул в джонку. Уже оттуда этот почтенный руководитель деревни сообщил: «Если с Вами Раис, значит с Вами власть! Рабы Ваши! Я не Ваш. Рынок через десять лиг по излучине».
С этими словами, ловко работая веслом, он отчалил. А неудачливые речные флибустьеры остались в тех же позах, не поднимая голов…
Через шесть часов хода справа показались первые постройки, свидетельствующие о стоящем впереди большом поселении. По реке в разные стороны сновали лодки и грузовые джонки, а по левому берегу расстилались возделанные бескрайние рисовые поля. Яхта вошла в импровизированный порт и встала на якоря почти царапая дно. Их встречали.
***
Жители Бхенина, презрительно посматривали на чужие народы, но близость огромной страны с легендарной Голкондой обязывала всех обучиться основам общего языка. Однако, рабам прав не полагалось, поэтому всех новых невольников вначале ставили на простые работы, с целью определения их знаний и способностей к кхитайскому языку, а затем наиболее смышленых отбирали и обучали ремёслам. Оборотни предназначались для развлечения. Это была дорогая игрушка знати. Но взрослый волк был редкостью, поэтому его содержали в передержке, не придумав толкового применения его сомнительным способностям.
Первые две недели Бурый вместе с пятьюдесятью новыми рабами копал оросительный канал и насыпал раздутую наводнением плотину. Его отметили. Увидев выносливость и скупость движений, оценили и соединили с двумя такими же сомнительными невольниками, предназначение которых ещё не показали владельцам небесные жители.
В этот день их гнали на восток вдоль реки в сторону отвесных скал, прикрывающих собой густые и непроходимые заросли мангров и тростника. Мощёная дорога уже перешла в тропинку, и они спешно миновали рисовые поля. И тут их остановили, на широкой поляне, резко спускающейся вниз к реке, в излучине которой, как в портовой заводи, толпились джонки. Надсмотрщик ушёл вниз, приказав ждать.
На противоположном берегу реки раскинулась невероятная, по своей красоте и величественности, панорама. В глубине огромного сада, среди идеальных рядов пальм и розовых кустов стояли в ряд, один за одним, несколько храмов. Сооружение было объединено аллеями из статуй невиданных животных, красных птиц, зелёных черепах, белых тигров и синих драконов. Изогнутые огромные крыши храма были покрыты тонким сплавом из золота с серебром и ярко горели под лучами солнца, разрывая тёмные жёсткие листья огромных пальм.
Каменная ровная дорога, окрашенная невиданной серебряной фосфорной краской, освещала вход и днём и ночью. Она казалась текущим медленным потоком — притоком Великой Жёлтой реки.
Молодой оборотень, выросший в простой лесной берлоге, выбравшийся из чащи только из-за глубокого горя и проплывший полмира, был поражён и просто уничтожен увиденным! Исполинская постройка, созданная прихотью богов, показала ему тщетность надежд на избавление от рабства.
Солнце давно перевалило за полдень, а рабы всё ещё ждали. Камни вокруг раскалились и жгли ноги, а сверху на людей обрушивались огненные стрелы жаркого светила. Лёгкий речной ветер не нёс прохлады, но задувал в глаза известковую пыль каменных глыб и песок.
Наконец, старший надсмотрщик вернулся. Показав палкой на Бурого, он повелел спустить оборотня вниз, а остальных гнать на работы.
Скользнув взглядом по неподвижным фигурам невысокого Эргоска и огромного, чёрного как ночь, Курарга, Бурый расцепил зубы и сквозь высохшую глотку прорычал: «Я вернусь за Вами!».
Получив удар по спине, оборотень почти вприпрыжку побежал за торопливо спускающимся по насыпи конём, выворачивающим ему руки и норовящим ударить копытом. Животное чувствовало близость хищника и боялось.
***
Так, спокойствие, только спокойствие, старался взять себя в руки Теодор, третий час медитируя на клочок пахнущей розовым маслом бумаги. На ней каллиграфическим почерком было начертано:
«Дорогой наш Теодор!
Решили тебя не будить. Отдыхай и поправляйся. Не вздумай сидеть на палубе, сегодня будет жарко. Взяли десять золотых. Целуем тебя, твои девочки…».
Часы ожидания тянулись бесконечно. Наконец, когда дневное светило решило отключить отопление и закатиться за горизонт, к самому дальнему молу лихо подкатила коляска с тремя счастливыми дамами. Женщины весело смеялись и, мило расплатившись с извозчиком, поспешили на галеон. Там, у трапа их встречал чёрный как туча Леопард:
— Ну, — спросил он, не видя покупок. — Что купили? Где были?
— Оо, милый, — за всех ответила графиня. — Всё привезут завтра. Ты как? Голова не болит?
— Тео, ты опять бледненький, — привыкнув к сумеречному свету, отметила Полина. — Опять головокружение? Ты пил микстуру? Он у нас как маленький!
— Да, детка, иди ложись, — присмотревшись, строго сказала Маргарет
— А я прослежу, — отметила Мери. И, схватив оторопевшего шкипера за запястье, потащила в каюту.
— Девочки, я ненадолго, — крикнула она. И строго посмотрев на Гризли, отметила: «Опять на солнце сидел, неслух!».
***
— Весь мир — театр, а у нас — цирк! — глубокомысленно сообщил наш капитан. Не знаю, как он додумался до такого выражения, но я с утра наблюдал кошмар. Оказалось, что в этом поганом государстве люди любят кошек, то есть относятся ко второй категории. Я же, вне всякого сомнения, отношусь к первой и противоположной.
Моё знакомство с ними случилось ещё в дни голодного и холодного детства в амбаре. Пока я страдал рахитом и авитаминозом, на меня ежедневно ходила любоваться зловредная тёмно-рыжая тварь, прозываемая хозяевами Матильдой. Каждый день она нагло проверяла содержимое моей тарелки, явно подозревая, что чёрствый хлеб скоро будет напоминать по вкусу сыр бри с белой плесенью.
Вероятно, у кхитайцев от жары и влажности быстро начинают плесневеть мозги, потому что они этих ушлых охотниц за мышами, повысили до явного объекта своего культа. В любом случае, кошка, сидящая на руках у толстого узкоглазого человека в красном халате и шапке домиком, ничего не знала о разносчиках чумы — грызунах.
На уроках занудствующего Денниса я слышал, что в Древнем Евгипте кошек и их поклонников ожидала одинаково печальная участь. Их бинтовали в полный рост и пихали в каменные ящики с полным отсутствием вентиляции. Оставалось надеяться, что в этой стране рано, или поздно, их настигнет тот же конец!
Между тем обладатель блошиного мешка, оказался ни кем иным, как хозяином нашего Бурого. Явно предупрежденный, он ждал наших предложений, умильно протирая потные ручонки о шкурку шипящей гадости.
Капитан, несмотря на мой молчаливый протест, бодренько пригласил обоих представителей Бхенина на борт. Из серванта извлекли мейсенский фарфор и достали шоколад. Беседа текла неспешно. Капитан сообщил о бандитском нападении и пленниках, о ценах на рис в Бейджинге и, в частности, о Буром оборотне, которого необходимо купить.
Шапочка в красном халате долго говорила о несознательной молодёжи, о дорожающих рыбе и рисе, о сложностях на дорогах. Наконец, разговор зашёл о погоде и будущем празднике лотоса, который широко отмечается в Поднебесной Империи. Спустя три часа пространных разговоров об искусстве, литературе, фортификации, луговых собачках и комарах, наконец, любитель кошек назвал сумму в тридцать золотых монет! Стоящий рядом Боб уронил поднос. Ден сообщил деревянным панелям, что на эти деньги можно купить дом и сад. А панель, в свою очередь, глубоко вздохнула…
Тем не менее, невозмутимый граф, только переспросил:
— Это Ваша последняя цена?
И услышав в ответ, что кхитайцы не торгуются с инородцами, сообщил, что согласен и готов оформить все документы.
Ещё через полтора часа согласований текст был составлен, и оборотень Бурый приобретён графом Грейстоком.
***
Ближе к вечеру по трапу на корабль взошёл исхудавший и постаревший Бурый оборотень. Первым делом он поинтересовался: «Я свободен?». Затем, получив утвердительный ответ, сообщил:
«Мне надо выкупить друзей, я остаюсь!».
После чего зашатался и потерял сознание…
4.
Густой туман заполнял сознание Бурого. Туман окутал его своей облачной структурой и обступил со всех сторон, не давая вынырнуть из мутной пропасти, затопленной безнадежностью и отчаянием. Вокруг оборотня высились каменные пики с густыми лесами, которые стояли сплошной тёмно-болотной массой и, трепеща от ветра, дующего на них с высоких гор, глубоко и шумно дышали. В этом лесу не было слышно птичьего пения, шороха листвы, поступи диких животных. Оборотень неторопливо продвигался почему то на каурой низкорослой лошадке (оборотни на лошадях не ездят!) в этой непроницаемой для запахов и звуков мгле. Лишь, максимально напрягая слух, он чудом слышал перестук подкованных копыт. Солнце лизнуло край скалы, и на минуту из мглы тумана показалась гладкая стена, уходящая в бесконечность. Там на невообразимой высоте, между облаков, появилась и верхняя часть замка. На миг оборотню даже показалось, что он висит над землёй. Но присмотревшись, Бурый понял, что у основания чёрный гранит просто блестит от капель воды. Стали видны высокие стены. Их одинаковые зубцы больше всего напоминали зубы дракона. Стражи видно не было. Такие укрепления сами по себе были неприступны.
В Пхенине любая маленькая деревушка всегда имела защитную стену, да и хижина — обносилась частоколом. Замок Верховного Правителя был не просто обнесён гигантской стеной. Он Рос из Горы. Он сам был горой. Немыслимым в своём неприступном молчаливом величии сооружением!
Бурый не знал, как попасть внутрь, но тяжёлый бред воспалённого мозга вёл за стены, и его конь, ступивший на каменные плиты, рассмотрел мост, неприметный среди гигантских форм вокруг. Оборотня встречали. На мосту, расположив кольцами кожистый чешуйчатый хвост, лежал уродливый эмиссар Нефритового Императора. Жирное змеиное тело венчала человеческая голова с неестественно серым лицом, большим крючковатым мясистым, пористым носом и дьявольским огнём в маленьких чёрных глазах. На подбородке дракона росли редкие тёмные волоски, а под выдающимся носом пробивались к жизни и свету, вислые мертвенно-белые усы.
Посланник лежал на мосту у самого входа, между двух башен, покрытых тонким слоем фольги, слепящей на солнце и отражающей мрачный свет ночного светила.
— Твой клан уничтожен, — вяло начал эмиссар после того, как Бурый приблизился к нему почти вплотную. — Зачем тебе эта жизнь?
Сильный акцент обратившегося на общем наречии существа резал слух.
— Кажется это немного расточительно, желать новый клан, — показав чёрные зубы, медленно продолжил он.
— Но Нефритовый Император посмотрел на тебя ничтожного! Принеси перстень, волк!
Бурый между тем спешился и, подойдя почти к самой морде, спросил:
— Что тебе надо?
— Принеси перстень!
— Я не знаю какой и кому нужен этот перстень! Мне нужны мои братья: гном Эргоск и огр Курарг, — отдай их мне!
— Принеси перстень!
— Отдай братьев!
— Ты смеешь торговаться, волчонок? Такое нарушение закона не может оставаться безнаказанным, смотри!
На миг Бурый увидел сквозь стену, как в темноте каменного склепа висят на цепях тела…
— Принеси перстень! — упал камнем голос.
Бурый дико закричал и открыл глаза.
***
Пока Бурый отчаянно боролся за свою жизнь, разметавшись в каюте на липких от пота простынях, а Маас и Деннис, по очереди, пытались лечить оборотня им одним известными средствами, капитан организовал ознакомительную экскурсию в стоящий на другом берегу храм.
Несмотря на типично кхитайский тип построек, в нём было, что-то неуловимо чужеродное окружающей его суровой действительности.
Джонка доставила туристов к пологому берегу, Станислав с Бобом, Хьюго и Рамзесом, взятым на всякий случай, чтобы не мешал эскулапам, перешли резной лаковый мостик и вошли в храм. К их удивлению, они очутились в большом прохладном помещении. На каменном полу лежали удивительной работы шёлковые ковры, окна прикрывали бумажные шторы, расписанные невиданными цветами. В конце помещения на стене среди тонкой росписи, изображавшей реку, луг и летящую огненную птицу, висел огромный золотой диск, в виде восходящего из моря солнца. Но больше всего людей поразила лежащая на лёгкой кушетке, изголовьем которой и являлся диск, огромная белая собака.
Собака спала. При приближении путешественников откуда то сверху, с потолка и стен послышался тихий звон и животное открыв глаза и мягко спрыгнув с ложа неторопливо приблизилась к вошедшим. Ее шкура, похожая на снег, переливалась в тон о драпировок храма. Точно сфинкс, она села, не дойдя двух шагов, и уставилась на группу не мигая.
— Кто эта леди? — шёпотом поинтересовался Боб.
— Богиня… — протянул, верящий в чудеса Хьюго.
— Оборотень… — тявкнул немного съежившийся Рамзес.
— Где? — не понял его капитан.
— Да вот же, перед нами…
— Кто Вы? — раздался голос, и собака, с неуловимой грацией пантеры, поменяла свою ипостась.
Станислав, пользуясь возможностями «краткость — сестра таланта!», передал историю их путешествий по Бхенину. Боб же, любуясь лежащим перед ними чудом, ворчливо заметил:
— А девушку-то опоили!
Обернувшаяся красавица зашевелилась, а помещение стало быстро наполняться жрецами в белых хлопковых тогах. Оборотень медленно приподнялась на ложе, обозревая храм лучистыми синими глазами. Все застыли, наблюдая пробуждение. Затем жрецы повалились на колени, и наступила тишина. Бездонные глаза, обрамлённые густыми ресницами, смотрели удивлённо. Внезапно в их глубине появилась затаённая боль и воспоминания. Девушка стремительно поднялась и чуть не упала, во время поддержанная прислугой.
— Мне с Вами! — произнесла она и двинулась на встречу удивлённым людям.
***
Несмотря на дождливую холодную изморось, в порту царил небывалый шум. Накануне вечером в Бостон вошёл торговый галеон из Нью-Дели с герцогом Рене Амплом на борту. Моряки, сошедшие на берег, рассказывали невероятные истории о пленении и спасении, о говорящих деревьях, оборотнях, джунглях и огромном грузе мифрила. Сейчас, здесь уже сновали рабочие, и полным ходом шла разгрузка. Занятые работами на причале люди, не обращали никакого внимания на стоящего почти у самых трапов священника. Наконец, пытающийся навести порядок в очерёдности перемещения товаров, боцман поднял усталый взгляд и поинтересовался:
— Вы чего-то ждёте, святой отец? Это не коммерческий груз и не почтовый.
Священник мило улыбнулся, в шутку отдавая боцману честь, приподняв шляпу и молча развернувшись, поспешил к своей повозке. Через некоторое время двуколка, лично управляемая служителем веры, медленно выехала с территории порта, а затем, свернув на грунтовую дорогу, направилась в сторону предместий. Часа через два она остановилась у небольшого сельского храма, на пороге которого, ожидая, стоял сам, епископ Гарвик.
— Пересчитал? — раздражённо спросил он служку.
— Да, Ваше святейшество…
Гарвик спустился с крыльца, из-за поворота показалась синяя карета с кучером. Двери открылись, и он очутился внутри. Его ждали. Викент Морини протянул усевшемуся хрустальную рюмку бренди, и экипаж начал движение.
— Мы были правы, и ящики были на борту? — нетерпеливо спросил он.
— Да, — раздражённо ответил замерший епископ.
— Осталось найти чёртовы ростки. Мы дважды фактически обыскивали особняк и теплицы. Никто ничего не знает. Но, дорогой мой Гарвик, наши проблемы на этом не заканчиваются. Вы, вероятно, в курсе, что внезапно упавшая за грехи человеческие на Ром коревая лихорадка, унесла двух старших сыновей Его Высокопреосвященства. В настоящий момент первым и единственным претендентом на Святой Престол является сын рыжей ведьмы. Предприняты беспрецедентные меры по сохранению чистоты фамилии, и весь свет пытается найти женщину для будущего продолжения рода… Допустить к власти шкипера с «Морского Мозгоеда» невозможно!
— Мы молимся за здоровье Его Святости ежедневно.
— В мире неспокойно. Галеон Грейстока не вернётся в Линдон, но нам необходимо поселить поколение мелорнов на благодатную почву. Удвойте усилия.
Наконец, они попали на мощёную мостовую. Экипаж въехал в столицу. Проследовав по Морскому проспекту, карета свернула к почти законченному зданию нового собора. Дождь лил и лил. Ветер усилился, и Гарвик, с трудом спустившись по ступенькам экипажа, тяжело добрел до парадного крыльца.
***
Утром Теодор подходил к столовой, как к крепости неприятеля. Там за столом уже сидели три грации и вели неторопливый разговор.
— Я закрываю глаза и прямо вижу себя в этом новом платье из шёлка, — восторженно говорила Полина. — Оно приведёт в восхищение всех без исключения одним только цветом. Цвет утренней зари! В любом случае этот шёлк стоил таких денег, и ведь нам его продали со скидкой.
— Да, дорогая, — но никогда не стоит забывать о белье. — Бельё — это наше всё! Представь себя в той кружевной рубашке, которую мы так долго не могли сторговать у мерзкого кхитайца! Я уверена, Ден будет в обмороке.
— Ха! И он пролежит в нём всю первую брачную ночь! — Нет уж, Полли, послушай меня. Прочь все рубашки! Ночь! Природа и ты сидя на нём!
— Мери! Поллин — невинное дитя! Что ты говоришь! Какая природа? У людей принята первая ночь в уединении алькова… Хотя… Твоё предложение выглядит не так уж и плохо.
— Маргарет, я промолчу о том, что ты делаешь с графом!
— Негодница!
— От такой слышу!
— Полли не слушай нас!
— Девочки, а где вторая бутылка этого чудесного Порто?
— О, Тео, мальчик, ты ещё не завтракал? Проходи скорее. Как твоя голова?
Первый помощник капитана невидяще смотрел в иллюминатор, с блаженной улыбкой идиота. Его тайная мечта увидеть друзей, похоже, не смогла ожить в этом месяце. Улыбка завяла. А поперёк горла встал вязкий и горячий ком. Бесстрашный Леопард понял, что боится!