3425 год таянья глубоких льдов (381 теплый год), 11-й день бездорожного месяца
С трудом добравшись до трактира в Оплаксином дворе, колдун тут же завалился в постель и проспал до обеда. Хорк хотел тем временем показать фрели Ойе Котельный собор, но по пути она уговорила его пройти по лавкам гостиного двора — и отказать невесте Хорк не смог. Признаться, ему понравилось: фрели с восторгом разглядывала заморские безделушки и радовалась, как дитя, когда Хорк покупал их ей в подарок. Безделушки были вовсе недорогими, и огорчал Хорка лишь выбор фрели Ойи — ни бусы, ни височные кольца, ни очелья ее не интересовали, мимо платьев и башмачков она тоже проходила в полном равнодушии. А вот собачий свисток, издающий неслышный звук, она захотела купить непременно и даже призналась Хорку, как весело можно шутить над егерем и сворой, обладая такой полезной вещицей. Увидев махонькие кораблики — точные копии настоящих морских судов, — фрели ахнула от радости и всплеснула руками, и надо было быть совершенно бесчувственным человеком, чтобы не обрадовать невесту такой малостью.
— Хотите, куплю вам все? — спросил Хорк.
— Нет, зачем же все? Покажи лучше такой, на каком ты плавал.
— По морю не плавают, а ходят. Вот похожая шнава, — показал Хорк.
— Вот ее и купи. И еще какой-нибудь, какой не жалко — чтобы пускать по ручью.
Еще фрели пожелала купить чучелко мыши — чтобы пугать фрели Илму и няньку, чертика, выскакивающего из коробка, — чтобы пугать матушку, перламутровый ларец с хитрым замочком — чтобы прятать в нем купленное.
Ни книга с советами по домоводству, ни поваренная книга ее не заинтересовали, а купить фрели пожелала книгу про морские сражения — со множеством рисунков и карт.
— Фрели, зачем вам эта книга? — чуть не плача спросил Хорк.
— Йерр Хорк, какой ты скучный… Вот представь: вернемся мы на мызу, настанет вечер, мы с тобой сядем рядышком, и ты станешь объяснять мне, что тут нарисовано. Разве не здорово?
Признаться, у Хорка захватило дух от такой перспективы, и он купил книгу без дальнейших колебаний.
За нож узорчатой стали, который приглянулся фрели, просили в три раза больше серебра, чем весило его лезвие, и такую опасную вещь Хорк тоже сначала покупать не хотел.
— Ну йерр же Хорк! — возмутилась фрели. — Ты же слышал, он сам собою затачивается. Представь, как удобно им рубить капусту или резать окорок!
Вообще-то, рубить капусту таким ножом было оскорбительно для ножа и оружия вообще, о чем купец с далекого полудня так Хорку и заявил. Тот был с купцом полностью согласен и собрался было ответить фрели твердым «нет», если бы купец не добавил, что женская рука вообще не должна касаться столь совершенного оружия — и это его высказывание Хорк счел оскорбительным уже для невесты. В результате пришлось накинуть сверху две гривны, чтобы нож все-таки достался фрели Ойе. В глубине души Хорк понимал: купец с полудня его, что называется, «разводит», но поворачивать назад было поздно. Да и радость фрели того стоила.
Конечно, глупо было выезжать из города чуть ли не на ночь глядя, но и терять полдня не хотелось. Как назло, у Стольных врат под Хорком захромал конь. и пришлось искать кузницу, чтобы его перековать. Задержались и в Столярной слободе, прозванной в народе Стамеской, потому что фрели неудачно замотала портянки и натерла ногу до крови — Хорк счел, что ей требуется заживляющее зелье, и нашел-таки в Стамеске белокаменную, недавно отстроенную часовню и коренного мага в ней.
В результате Воронья гора показалась впереди только к наступлению сумерек, а до развилки дороги у подножья горы добрались уже в полной темноте. Хорк чиркнул спичиной, чтобы разглядеть стрелки, выбитые на высоком ледниковом камне: налево — Сарица, Сарская мыза и Пушкин двор, направо — Пулкала, прямо, через гору, — Хотчино.
Что может быть черней осенней ночи? Да еще когда дорога идет через лес, да под низкими тучами, да у подножья горы, закрывшей полнеба… Кони начали спотыкаться, пришлось спешиться. И все равно лошади беспокоились: вздрагивали, всхрапывали, а то и шарахались в стороны. Колдун тоже оглядывался и поводил плечами: то ли ему передалось беспокойство лошадей, то ли те почуяли его тревогу.
— До Пулкалы с полверсты осталось всего, дойдем… — сказал колдун. — Не в лесу же ночевать…
— Разве на Пулкалу прямо? — удивилась Ойя. — На камне же стрелка направо показывала…
— Там Подгорная Пулкала. А нам в Нагорную, туда, где живут ученые звездочеты и стоят каменные кольца, — пояснил колдун. — У меня там знакомцы, примут лучше, чем на любом постоялом дворе.
Он снова беспокойно оглянулся и замолчал — в этот миг из лесу раздался ехидный смешок…
Признаться, от этого смеха у Хорка мороз пошел по коже, а когда с другой стороны дороги кто-то снова хрипло рассмеялся, на лбу выступили капли пота… Никогда Хорк не слышал ничего более жуткого — от этого смеха кровь стыла в жилах, и фрели, не издав ни звука, остановилась вдруг и сделала шаг в сторону Хорка. Остановился и колдун, повернулся на пятках в сторону леса, и Хорк услышал шорох лезвия о ножны. Помнится, по пути на Волосницыну мызу над ним смеялся лесной хозяин, но колдун тогда не обеспокоился и ножа не доставал…
Вместо смеха из лесу донеслось приглушенное рыдание, которое снова перебил смешок.
— Ойя, возьми у нас лошадей, иди позади Хорка и отдай мне свой новый ножик, — тихо сказал колдун. — Хорк, вынимай палаш. И тесак бери в левую руку.
К смеху присоединились тяжелые стоны, потом снова послышались рыдания, но быстро оборотились глумливым хохотом.
— Что это? — спросил Хорк так же тихо. Рука фрели коснулась его руки, забирая повод коня.
— Не знаю, — ответил колдун. — Но звучит угрожающе…
— Это, наверное, какое-то черное колдовство… — озираясь, предположил Хорк.
Кобыла заржала и рванула повод из рук фрели — но фрели держала ее крепко.
— Ойя, дай мне нож, я сказал. Ты все равно одной рукой три повода не удержишь, — снова велел ей колдун.
— Ладно… — проворчала фрели недовольно.
— Поводья на руку не наматывай, если кони будут сильно рваться — лучше отпускай, а то зашибут.
— Не зашибут, — ответила она. — Ты с навью умеешь говорить, а я с лошадьми.
В лесу снова кто-то захохотал, будто его рассмешили слова фрели.
— Похоже, самое время применить амберную магию, — сказал колдун. — Я бы попробовал достать фонарь, но, признаться, мне совсем неохота поворачиваться к лесу спиной.
— А амберная магия защищает от черного колдовства? — спросила фрели.
— Нет. Но свет разгоняет мороки. Я сперва думал, это бурые волки. Лошади будто волков чуяли. Но мне не доводилось слышать, чтобы бурые волки так мерзко хихикали.
Вместо смеха из лесу донеслись всхлипы и детский плач — будто ребенок лет трех-четырех тоненько воет, шмыгает носом и размазывает слезы по лицу.
— Там дитя! — воскликнул Хорк. — Вы слышите?
Но фрели еще до его возгласа шагнула с дороги в сторону, намереваясь, должно быть, найти малыша. Лошади уперлись, не желая идти за ней, кобыла снова заржала.
— Куда? — рявкну колдун. — Совсем обалдели? Это морок! Нас нарочно в лес заманивают!
Фрели нерешительно остановилась, а плач внезапно смолк.
— Йерр Лахт, а это не может быть лесной хозяин? — спросила она почему-то шепотом.
— Нет. Это не лесной хозяин.
— Говорят, русалки заманивают путников в лес… — прошептал Хорк, и плечи ему передернуло дрожью.
— И не русалки. И не водяницы. Лошади не боятся нави. Разве что волчий пастырь привел свое стадо — но с чего бы волчьему пастырю заниматься ерундой, да еще и так близко к большому городу? — Колдун выругался. — Угораздило фонарь так глубоко запрятать…
— А твое наитие ничего тебе не говорит? — поинтересовалась фрели.
— Наитие говорит мне не поворачиваться к лесу спиной и не выпускать из рук нож…
Дорога все круче поднималась в гору и Хорку показалось, что впереди, на вершине, проблескивает свет огня. Звериный хохот все чаще сменялся стонами и воем, по сторонам дороги мерещилось быстрые тени — тени огромных горбатых зверей…
Колдун шел спиной вперед, одной рукой сжимая нож, а другой выискивал амберный фонарь в седельной сумке. И если перед глазами Хорка поднималась черная громада горы, то на севере небо освещалось заревом города и последними сполохами заката.
— О боги, сущие и мнимые… — вдруг пробормотал колдун. — Хорк, держи палаш покрепче…
— Что? Ты догадался, кто это может быть?
— Я не догадался. Я увидел. Сбылась твоя мечта… Признаться, никогда мне не доводилось встречаться с печорными гиенами…
— Гиенами? Откуда тут взяться гиенам? Капеллан говорил, они водятся далеко на востоке, за Белым озером, в землях вепси.
— Они и в Карьяле водятся, и на Чудно́м озере… Но в глуши — люди возле себя столь опасных зверей долго терпеть не станут.
Услышав, что это не черное колдовство и не происки Рогатого, а всего лишь стая зверей, Хорк немного успокоился и опасался теперь только за Ойю, но тут колдун добавил:
— Хорк, в глаза им не смотри — в самом деле заворожат. И вообще, я вам скажу, мы здорово вляпались… Знал бы — ни за что на ночь из города не выходил бы. Одна такая тварь запросто валит лошадь, а их две. Будем надеяться, что они не посмеют напасть. Но если осмелятся, то кидаться будут спереди или сбоку. Я фонарь достал, теперь надо достать банку-накопитель…
— Я тебя прикрою! — предложил Хорк.
— Прикрой лучше лошадей и фрели. А я как-нибудь сам. Идем вперед, но не быстро.
В десяти шагах по правую руку метнулась и исчезла тень, еще одна тень быстро пересекла дорогу — с того места, где она растворилась в черноте леса, снова раздался издевательский смех и звучал совершенно по-человечески. Будто не звери глядели на Хорка, а люди, превращенные в зверей. Или превратившиеся…
— Они точно не оборотни? — спросил Хорк. Есть разница: убивать зверей или людей в зверином обличье.
— Сказали же: обычно нет.
Колдун теперь сжимал в обеих руках по ножу и все так же шел спиной вперед, слегка придерживаясь за седло Ветерка, и при этом старался расстегнуть седельную сумку, где вез свою тяжелую свинцовую банку, полную амберной магии. Хорк тоже был готов к нападению в любую секунду, и, конечно, его палаш и тесак были более грозным оружием, чем ножи в руках колдуна.
Хохот и стоны, доносившиеся из лесу, выворачивали душу — не было оснований не доверять колдуну, но Хорк с каждым шагом все меньше верил в то, что их окружила звериная стая.
— Йерр Лахт, а это точно гиены? — спросила Ойя.
— Точно, — раздраженно ответил тот.
— Голоса у них… будто человеческие.
— Хитрые твари. От их смеха у людей поджилки трясутся… Одного не пойму: откуда им здесь взяться? Таких зверей люди рядом недолго терпят, кому надо, чтобы они скотину жрали и на людей охотились? А тут до Стольных врат пятнадцать верст всего, да и деревень поблизости хватает… Давно бы гиен перебили, чтобы спать спокойно. Не иначе, черное колдовство.
— Вот и я думаю: черное колдовство, — согласился Хорк.
— Очень я надеюсь, что тебе не придется с ним схватиться… — хмыкнул колдун.
— Да ладно, я же черный всадник, это как раз по мне, — у Хорка сами собой развернулись плечи. Ведь настоящее дело для рейтара Конгрегации — защищать людей от страшных тварей.
— Было бы нас хотя бы пятеро, а не двое, я бы не беспокоился, — ответил колдун.
— Нас трое, — ревниво вставила фрели.
— Тогда шестеро, — усмехнулся колдун. — Печорные гиены — звери серьезные. Слышала, что говорил капеллан? Нет зверя, у которого челюсти сильней, чем у них. И охота на гиен — дело неблагодарное…
— Ой, йерр Хорк! Так их же нельзя убивать! Вдруг они на тебя нашлют лютую смерть в судорогах? — испугалась фрели.
— Я же буду защищаться и защищать вас, фрели! Нас с йерром Лахтом как раз двое — получается один на один.
— Да, кстати, Ойя… — заметил колдун. — Если ты сунешься, получится уже трое на двое… Так что лучше крепче держи лошадей.
Все чаще по сторонам дороги мелькали две горбатые тени — будто гиены чуяли, что добыча вот-вот ускользнет.
— Слушай, Лахт… — подумал вдруг Хорк вслух. — А если их илмерский Волос сюда привел? Волчий пастырь?
— Делать нечего илмерскому Волосу, — фыркнул колдун. — Сильнейший из мнимых не дурак и паству свою бережет. Как бы хитры гиены ни были, а долго они тут не проживут. Нет, если это колдовство, то меньше всего черный колдун думал о гиенах. И вообще, наше дело до ученых звездочетов добраться, а не разбираться, кто сюда привел гиен…
По правую руку меж деревьев вдруг появился просвет — белая лестница, круто забиравшая вверх, в конце которой маяком горели огни, и тень зверя, которая пересекла лестницу, заставила Хорка содрогнуться: и дело не в том, что горбатая холка гиены дошла бы ему до пояса… Короткие задние ноги, поджатый хвост, опущенная к земле тяжелая голова на мощной шее, взгляд исподлобья — зверь будто пресмыкался, но подобострастная его поза не могла обмануть: именно из этого положения удобней всего совершить бросок снизу вверх.
Колдун оглянулся на тихий возглас Хорка и сказал:
— А нам как раз сюда. Надо же, никогда не думал, что эта дорожка такая узкая и крутая… Есть дорога в обход, через ворота, однако это еще полверсты… Но вроде я скоро зажгу фонарь — осталось его к банке подключить, никак на ощупь не получается…
И только Хорк свернул к лестнице, звери захохотали, будто обрадовались столь недальновидному его поступку. Кони уперлись вдруг, начали рвать поводья из рук фрели, и Хорк оглянулся — этого оказалось довольно, чтобы звери почуяли слабину своих жертв…
Не на того напали! Хорк спиной ощутил бросок и рубанул палашом с разворота, вслепую, — не совсем удачно: задел гиене грудь самым кончиком, и тяжелого зверя порез не остановил, он навалился на правую руку, подбираясь клыками к запястью. В схватках время для Хорка замедлялось, вытягивалось, а голова становилась холодной и рассудительной. Позади коротко выругался колдун — и тут же раздался отчаянный, почти человеческий визг гиены. Заржали и рванулись в стороны лошади, вскрикнула фрели, и Хорк шагнул влево, чтобы прикрыть ее от раненого колдуном зверя, нацелившегося ей в горло. Этого шага хватило, чтобы на миг потерять равновесие — прыгавший на Ойю разъяренный зверь опрокинул Хорка, а второй в это мгновенье таки сомкнул тяжелую челюсть у Хорка на запястье — боли Хорк в тот миг не заметил, но ощущение было такое, будто руку намертво зажали в тисках, пальцы разжались и палаш упал на землю. Навалившегося сверху зверя Хорк наобум ударил тесаком в бок, и тот, снова издав страшный, почти человеческий вопль, перекувырнулся и впился зубами Хорку в левый локоть, намертво пригвоздив руку к земле. А с другой стороны, целясь в горло, уже наваливался второй зверь. Хорк не собирался сдаваться: разверстая пасть с широкими короткими клыками, хорошо заметными в темноте, будто нацелилась ему в глаза, время совсем остановилось: он видел, что клыки приближаются к его лицу, одним движением освободился от повисшего на локте раненого зверя, успел отшатнуться и выставить руки вперед, поймать страшные челюсти, не дать им сомкнуться. Да, силища в этих челюстях была неимоверная — Хорк изо всей мочи тянул их в разные стороны, чтобы гиена не отхватила ему пальцы, и старался подмять ее под себя. Они раза три перекатились по земле, прежде чем вспыхнул амберный фонарь, и зверь дал слабину — мгновенья хватило, чтобы раскрыть его пасть на всю ширину, после чего выломать нижнюю челюсть было уже не так тяжело. Зверь выл и хрипел, и за миг до того, как тело его обмякло, у Хорка потемнело в глазах от неожиданной отчаянной боли в левой руке…
Позади кричала фрели Ойя, ржали и били копытами перепуганные кони, раненая гиена, собрав последние силы, бросилась прочь от света амберного фонаря; Хорк медленно разжал пальцы, все еще державшие челюсти мертвого зверя. И не сразу понял, что не лежит, а стоит на коленях. Неужели лошади поранили фрели? Боль не давала вздохнуть, а малейшее движение левой рукой било в голову ослепительными вспышками перед глазами. Должно быть, гиена, вцепившаяся в локоть, что-то в нем сильно повредила.
Колдун усмирял коней тихими, но вескими словами, и теперь фонарь был в руках плачущей фрели; думалось Хорку медленно и почему-то с трудом, но он догадался: раз она может держать фонарь, значит с нею все в порядке, если кони и ушибли ее, то не сильно, не опасно.