Если б мне стать маленьким, как цветок лютика –
Мне бы и то не найти выхода.
Земли вокруг туманные, кто эти люди,
И сколько чего мной было выпито?..
Если б мне стать искренним, как дитя малое,
Бросить дела, в молитве сложить…
Но колесо вертится – стылое, сталое,
А в колесе – вся моя жизнь…
(Фрагмент песни группы Немного нервно)
Ощущение было сродни опьянению: Катя медленно моргала, после бессонной ночи и трудного рабочего дня, рассматривала Макса, что-то рассказывающего и смеющегося своим шуткам. Его «диснеевские» волосы всегда умиляли мягкими контурами прически, классические черты лица, хитрые глаза, блестящие явными чертиками в них, и, даже сама манера говорить… он немного растягивал слова, словно проверял их на вкус, ухмылялся и придавал им интонацию французского Прованса. Проще говоря, слегка гнусавил – как раз настолько, чтобы это было очаровательной особенностью речи.
Девушка влюбленно рассматривала его пушистые брови, короткие ресницы, заостренный кончик большого носа, тонкие губы… ее взгляд оставлял незримые поцелуи на пути следования. Ей нравилось абсолютно все в этом человеке: от аккуратного гвоздика в ухе, до длинных тонких ступней, обутых в ботинки на грубой толстой подошве. Классический стиль мужчина дополнял, словно острым перцем, деталями бунтарства и агрессии. Ей нравился его характер, его уверенная манера держаться, бурная жестикуляция во время разговоров, деловая хватка на работе, решительные действия и смелость. Ей нравилось, что он брал ответственность за нее, и не приходилось сомневаться… ну, может, немножко… он был сексуальным, черт возьми! И нравился ей даже своими несовершенствами, подходя ее душе, как паззл. Казалось, он слишком хорош, чтобы быть правдой!
– У тебя там что, газировка? – на светофоре Макс одолжил у Кати спрайт и запил таблетку.
– Голова болит? – участливо поинтересовалась девушка.
– Смотря у кого. – Игривый острый взгляд из-под бровей. – Голове болеть уже поздно.
Катя пожала плечами, мало чего понимая. Ее смутили собственные руки: внезапно осознав сухость обветренной кожи, она полезла в сумку за кремом. Наткнулась взглядом на протянутые ключи.
– Я в магазин и займусь ужином, а тебе идти с Джеком. – Распределил обязанности мужчина. Катерина кивнула, вспоминая утренний ужас, когда защелкивала дверь кнопкой, не зная, как попадет туда вечером. Почему он ей перед работой ключи не оставил? Хотя, может, не было второго комплекта?
Изучая окрестности, в поисках удобного маршрута, новобрачная осознала, что телефон, в очередной раз, вибрирует. Звонила Ольга.
– Привет! – Виновато поздоровалась с голосом в трубке. – Видела пропущенные, некогда было. Как ты?
– Я? Ты как?! Не отвечаешь, пропала, напрочь! Мама твоя мне мобильник оборвала. Что там, вообще, происходит у вас?! Зачем страницу удалила?
– Э-э-эм… у меня все хорошо. Честно. Живем у Максима, да. Это район Ленина. Далековато на работу, надо посмотреть, какие маршрутки. Что «в смысле»? Ну, утром пришлось самой добираться. Долгая история.
– Я не тороплюсь.
– Не нагнетай. Просто, он раньше уехал… если честно, я еще ночью проснулась, а его уже не было дома. Видимо, что-то срочное, еще не успела спросить. Секунду… блин! Да вот, звонят сегодня целый день, фиг знает кто! Скинула. Да, про маму неприятно. Понимаешь, это в ее духе, она сама меня выставила, а звонит тебе, а не мне. Идеальный подход, чтобы дочери стыдно было!
– Логично. Ты ей перезвони. Нервничает человек, может, случилось что.
– Не могу, не пойми меня плохо, но я имею право обидеться! Если что-то случилось бы, она бы мне набрала, а так – кто первый позвонит, тот и чмо, понимаешь? Надоело, до жути!
– Ясно. Останусь при своем мнении. А Макс чего?
– Знаешь, он такая прелесть, что у меня слов нет… одни слюни и зрачки сердечками. Я так благодарна ему, что он меня из этого всего вытащил!..
– Вытащил, угу… мне мама твоя рассказала уже…
– Что мы обвенчались? Так я же тебе сама говорила и звала.
– Нет, я не о том. Ей батюшка звонил, с воплями о подделанных документах. Я понимаю, что обвенчаться хотелось, но зачем ксерокопию мятую там же, мимо урны, выкидывать?
– Какую ксерокопию? Да ты что?! Нашего свидетельства о браке? Цветная? Отцу Георгию показывал, иначе бы не обвенчали? Н-ну, сами виноваты, знаешь. Нет, я не буду с ним это обсуждать. Да, считаю, что Макс полностью прав. А я-то еще удивилась, откуда мать узнала о церемонии, что вещи выкинула, теперь понятно… я ж плохая дочь и противная девчонка, с тем и живем. Видимо, с ними так и можно только. Ладно, мне совсем пора. Я перезвоню завтра. Да. Спокойной ночи, Оль…
Кухня встретила уютным светом, теплом и вкусными запахами. Что-то мурлыкая себе под нос, Максим накрывал на стол. Еще бы фартук, да на голый торс… так можно вешать табличку «мечта любой женщины». И все это досталось ей?.. Катерина смутилась своим мыслям и отправилась мыть Джека.
– Вот, сегодня у нас соба с курицей и овощами. – Мужчина приподнял одну бровь, заметив вялый восторг на сомневающемся лице.
– Я, знаешь, из восточной, больше яичную лапшу уважаю… – попыталась ляпнуть Катя.
– В этом доме ее на дух не будет! – Максим среагировал резко и, даже, со всей дури, шлепнул по столу ладонью, вся милота и мягкость слетели с него осколками разбитого бокала. Катерина вскрикнула, осознав, что ее ладонь задело, и теперь, непонятно обо что пораненный палец хлещет кровью.
– Ты поранилась??? – мужчина, с ужасом, поглядел ей в лицо. Затем на кровь. – Сейчас принесу перекись и салфетки…
Катерина стояла, от испуга и неожиданности, полностью потеряв способность говорить, этим еще больше беспокоя Максима. В голове крутилась только фраза Любочки, пророненная когда-то, еще в универе, о том, что «настоящий мужчина» должен уметь «кулаком по столу»… Предполагалось, что такого, и никакого другого «тряпку», надо любить, обожать и уважать… сейчас Кате хотелось только плакать от нестерпимой несправедливой обиды!
– Ну, прости меня, маленькая, я же не специально… просто эту лапшу, дурацкую, жена очень любила. Она готовить не стремилась, и вечно заказывала на доставку… я случайно вспылил… совсем не хотел поранить моего ангелочка… ну, не плачь, девочка… я с тобой… все хорошо, уже хорошо…
Макс щебетал, как заботливая птичка-мамочка и целовал ее в макушку, в виски, в щеки… поцелуями были покрыты обе холодные дрожащие руки, соскальзывала промоченная перекисью салфетка… Катя, бедная Катя задыхалась, ее сердце заходилось частыми ударами. Каждый более жаркий и более откровенный поцелуй жег и лишал сил, с бешеной скоростью… ноги подкашивались. Было ощущение, что она стоит на краю обрыва, а вся тропка ее пути ускользает куда-то вниз, в бездну, затягивая туда и девушку… движения его рук становились откровеннее и сильнее. Катя дрожала, отчаянно желая, и, боясь того, что сейчас последует. Тарелки звякнули, резко соприкоснувшись бортами, попа девушки была помещена на край плохо вытертого кухонного стола… забытый всеми, пораненный палец саднил, теряя драгоценную красную жидкость, и, пачкая все вокруг…
***
Холодный ужин повторно разогрели в микроволновке, Катерина, помня о героической мужской готовке, с трудом, пыталась запихнуть в себя овощи и кусок курицы. Мужчина достал зеленую квадратную бутыль и две серебряные рюмочки грамм по двадцать пять.
– Я не буду пить! – Резко проговорила Катя. Ощущения сливались в саднящий комок: неприятное послевкусие обиды, (да, случайно поранил, но потом забыл напрочь, и кровью заляпано полквартиры, хотя, казалось бы, сантиметровый порез на большом пальце!), девушку предупредили, что ей и прибирать, и посуду мыть, (точно говорю, что уже забыл).
В теле была боль и усталость. Нет, произошедшее не было неприятным, ей очень повезло с Максимом. Просто мнущие и обнимающие ее руки оставляли красные следы… все было, вроде бы, приятно, но слишком долго, слишком мучительно и напрягающе. Запыхавшийся мужчина утирал пот со лба, жадно мучая поцелуями ее лицо и шею, его вопросительный взгляд говорил: «Что-то не так!». Катя никак не могла понять, что. «Тогда я для себя постараюсь…» – отрывисто буркнул Макс, и движения стали куда приятнее и амплитуднее. Когда потом он торопливо убежал в ванную споласкиваться, а Катя лежала, думая, не случится ли у них внезапного прибавления, в ней было тепло, и тихие волны нахлынули и не отпускали с несколько минут. «Это и есть оргазм? – подумала девушка. – Вряд ли. Ничего общего с теми ласками».
И сейчас, измученными обессиленными руками приподнимая рюмку, и, рассматривая гравировку, она не испытывала счастья – лишь усталость, обиду и проглоченный гнев… на схожесть с отцом?
– Я не предлагаю в хлам, Катенок. Если ты не любишь алкоголь, то ты просто употреблять его не умеешь. Надо пить, но с шармом, удовольствием и, зная меру. Ты не пробовала абсент? Я его сам настаивал летом. Что ж, тогда по чешскому методу!
Рюмки отправились в ящик, им на смену прилетела кружка на длинной ножке.
– Почему одна? – Катя не хотела выпивать, но чувство чего-то ускользающего заставило возмутиться. Макс понимающе ухмыльнулся.
– Будем играть в вопрос-ответ, чтобы лучше узнать друг друга.
– А кто будет пить?
– Тот, кто не поверит.
– Что ж, идет. – Катерина, с интересом, наблюдала, как Макс поджигает сахар в дырчатой ложке.
– Знаешь, у меня очень строгие родители, которые меня много учили, вкладывались, воспитывали из меня спортсмена мирового уровня. – Выпятил грудь и скривил гордую морду. Не шибко широкие плечи высокого мужчины не внушали доверия. Стройность была изначально присуща его конституции. Да и напоминал он скорее Кощея, в лучшие его столетия, нежели товарища Арнольда. Катя покачала головой. Макс игриво надулся и выпил. Настала ее очередь откровенничать.
– На самом деле, я не самый религиозный человек. Церковь скорее пугает меня: все эти святоши в черных рясах. Знаешь, говорят, Ватикан славится гомосексуализмом и ежегодно выпускает календари полуголых священников. Я считаю, что религиозные люди довольно закомплексованные и дремучие – им хочется всяких пороков гораздо больше, чем простым обывателям. – Девушка выдохнула, запыхавшись от длинной речи. Макс кивнул.
– Верю. Не, не пей. Дальше. Вот, например… однажды, классе в седьмом, меня в гости заманили две старшеклассницы и попытались раздеть и трахнуть. С тех пор я не люблю, когда женщина сама проявляет инициативу. Что? Получилось ли у них?! У тебя совесть есть?
– Я просто не верю… – Катя смеялась, даже глаза увлажнились. – Как тебя кто-то мог утащить. Ты такой смелый и всем бы сдачи дал. Ну, что-о-о-о?..
– Пей. – Скрестив руки на груди, Макс, сложил губы в хитрой «улыбочке замдиректора» и подпер лоб бровями. Катя прикусила край бокала зубами, от стыда. Потребовалась пара минут, чтобы собраться с мыслями.
– Однажды, я попала к армянскому клану. Моя рисковая одноклассница поехала к соседу на дачу в гости. Там нас кормили бараниной с огня, поили водкой и меня обещали изнасиловать. Какая-то непонятная фраза про «вертолет». Что ты смеешься?! Армянская девушка сказала мне, что они правы, ибо я надерзила главному. А другая, русская, схватила мужа-подкаблучника и увезла меня домой.
– Остра на язык, значит? Что ж, верю. Есть в тебе что-то такое. – Макс долго думал, что рассказать, затем начал совсем другим голосом. – Моя последняя жена гуляла от меня направо и налево, один из ее хахалей был армянин… – Катя посмотрела на парня круглыми от ужаса глазами. Тихонько кивнула, не зная, как реагировать на такую откровенность.
– Пей! Половину пей. – Усмехнулся Макс. Вторая половина моя.
– Не гуляла? – Катя выдохнула, облегченно. – Почему же тогда половину?
– С армянами нет. – Бокал снова наполнился. Сахар загорелся.
– Не понимаю, как можно уйти от тебя! Променять на кого-то?! Может, женщина была не та? Мягко скажем…
– Это было утверждение? Сахарок не догорел еще. Продолжай.
– Нет-нет. Как в таком сомневаться? А сказать что? Сейчас… – Катя пожевала свои губы, сморщилась и начала. – Может, покажется не в тему… однажды, мама купила мне, ребенку, модные тогда полностью розовые брючки до колена. Все мои штаны были мне чуть велики, и я сильно стеснялась, как они морщатся. Поэтому гладила их утюгом перед выходом. В первый же день, я только приложила утюг к новым розовым брючкам, и они сразу прилипли к его подошве! Дыра, размером с утюг! Мама мне так и не простила этого проступка. – Слезы душили девушку, но она гордо продолжила. – Но… отца, избившего ее так сильно, что парализовало наполовину, она боготворит и обожает, даже после того, как он по-свински сдох в канаве.
– Верю. – Сосредоточенный взгляд в одну точку. Макс, казалось, принял все также близко. Пауза затянулась. Сахар погас.
– Когда я был еще школьником, – встряхнувшись, Максим игриво заулыбался. – Я был ролевиком. Это, знаешь, ну, те идиоты, что бегают в шторах по лесам, с вантузом вместо мечей, отыгрывая поединок короля Артура и… Ктулху. Не смейся. Честно. Моя штора была самой красивой, а лохмы самыми зелеными. Я тебе потом фотку покажу. Что значит, кем был я? Фотку увидишь, не перепутаешь! И вот, мы сошлись в решающем поединке, гейм-мастера столпились вокруг, готовые спорить. Зрители за красной лентой, обозначающей пропасть. Все затаились и ждут. И тут я, выполняя верхнюю восьмерку мечом… это, примерно, вот так… попал себе прямо в лоб! Шишка была во-о-от такой! Это была самая нелепая смерть за всю региональную ролевую тусовку. Это занесено в анналы ролевых игр на веки-вечные. Честно!
– Не верю! – Катя смеялась и влюбленно смотрела на него, подперев щеку кулачком. Он такой классный!
– Пей! – Расхохотался парень. – Знаешь, теперь, ты моя самая любимая… игрушка…
– Я тоже тебя люблю! – девушка робко потянулась целовать, помня, что инициативы он не признает. Но Максим был милостив и мягко приник к ее покусанным ранее губам.
Разговаривали они еще долго, но опять в кровати ее комнаты. Спать собрались в десятом часу, мужчина ссылался на пользу для эм-м… здоровья, да так и уснул у нее на коленях. Катя еще с полчаса нежно гладила черные гладкие волосы, словно впитавшие пачку витаминов – настолько густыми они были! Лишь еле заметная россыпь серебра разбавляла черную смоль на висках и затылке. Это добавляло Максу милоты: так много пережил для своего возраста, но такой удивительный! Девушка так и уснула, наглаживая его голову.
В двадцать три ровно на руке Максима сработал беззвучный будильник. Мужчина выключил, укрыл девицу пледом, оделся и вышел.