История Адмиральской городской больницы №3 была во многом схожа с историей телецентра. Раньше она называлась «железнодорожной» и была на хорошем счету. После распада СССР многие специализированные медицинские учреждения были вынуждены влачить жалкое существование. Народ, обеднев, практически не ездил, средств от выручки билетов, как и дотаций из бюджета, не хватало на покрытие первоочередных нужд, не говоря уже о проведении ремонтов зданий вокзалов и обновлении подвижного состава. Вокзалам и автостанциям пришлось сокращать свои расходы, а значительную часть помещений (которые не на что было даже отапливать) – сдать в аренду. Железнодорожная больница оказалась на грани закрытия, и жителей Адмиральска, работавших на железной дороге, постепенно готовили к тому, что лечиться они теперь будут в обычных больницах, так как профильной их больнице осталось недолго.
Однако у железнодорожной больницы была отличная инфраструктура, специалисты и возможности, которых не имело ни одно другое учреждение здравоохранения города. И когда перед властями всерьёз встал вопрос ликвидации ж/д-больницы, было предложено сделать её специализированной для всех транспортных предприятий, увеличив тем самым её финансирование и сохранив как учреждение. Впоследствии, когда грянула медреформа и все специализированные медучреждения перевели с государственного довольства на «частное партнёрство», предприятиям Адмиральска, имевшим отношение к транспортному обслуживанию, было предложено заключить договор с этой больницей на лечение своих сотрудников. Там они проходили профилактические осмотры, консультировались у врачей, получали справки и направления. А если травмы были серьёзные или болезнь давала сильные осложнения – там же проходили лечение и реабилитацию. В больнице был ряд тренажёров для опорно-двигательной системы и работали хорошие реабилитологи. Позже больницу реорганизовали: в одном крыле лечили железнодорожников, другое выделили для работников общественного транспорта – как муниципального, так и частного. По всем документам учреждение проходило как санаторно-профилактическое. А среди адмиральцев прочно закрепилось название «транспортная больница» – как такая, в которой лечат транспортников.
***
Было около пяти часов утра, когда челюстно-лицевой хирург Адмиральской городской больницы № 3 Николай Протасов вышел из кабинета травматологии, где он только что сделал перевязку путевому обходчику и, оглядев пустой коридор, широко зевнул. До конца его смены оставалось каких-то два часа. Возможно, ему повезёт, и остаток времени он будет заполнять медкарты и пить жасминовый чай со своей супругой Людочкой – проводницей пассажирских составов.
В прошлом году Протасовы отпраздновали серебряную свадьбу, но чувства Николая к жене остались такими же, как и двадцать пять лет назад, когда он, будучи интерном, проходящим практику в железнодорожной больнице, впервые встретил молоденькую проводницу. Она тогда приходила в больницу как слушатель практического курса по оказанию первой медицинской помощи пассажирам. Воронцов тоже посещал эти курсы, но не столько для того, чтобы их послушать (всё, что там рассказывали, он слышал во время учёбы в медицинском училище и прекрасно это всё уже знал), а чтобы ещё раз увидеться с Людой, которая так запала ему в душу. Как он говорил потом друзьям, уже даже спустя многие годы, она была именно той женщиной, с которой он был готов провести всё отпущенное ему на этой земле время.
Однако времени, которое они могли провести вместе, выдавалось не так уж и много. Из-за плотного графика супруги чаще виделись на работе друг у друга, чем у себя дома, как и было в эти сутки.
Полчаса назад фирменный поезд «Бугские зори», следовавший из Причерноморска в Адмиральск, прибыл на сортировочную. Людмила Протасова привела вагон в порядок и сдала смену. И вот сейчас, купив в круглосуточном привокзальном супермаркете салатов на развес и курочку гриль в киоске «У Вахаба», она примчалась на работу к мужу, в железнодорожную больницу, чтобы дождаться конца его смены и вместе пойти домой.
Закончив заполнять медкарты, Николай Протасов сгрёб их в стопку и убрал на подоконник. Стол, за которым он обычно вёл приём, был аккуратно накрыт белой клеёнкой, по которой расползлись узором синие паровозики с вагончиками. Возле стола тут же завозилась Людочка, разделывая курицу гриль и раскладывая аппетитные кусочки по двум пластиковым тарелкам.
Набирая воды в электрочайник, Николай с аппетитом посматривал то на курочку в тарелке, то на любимую жену. Взгляд Протасова скользнул по её каштановым локонам, поверх которых был кокетливо наброшен головной убор проводницы. Его карие глаза встретились с ярко-синими глазами Людочки, цвет которых контрастно подчёркивал макияж – стрелки, прорисованные чёрной подводкой на верхних веках. Нежные алые губы женщины расплылись в полуулыбке. Ополоснув свои нежные ручки водой, она присела на кушетку, положив ногу на ногу. Форменная тёмно-синяя юбка задралась, приоткрывая изящные коленки. Несмотря на свои сорок пять, женщина выглядела очень молодо и обладала прекрасной фигурой. Наслаждаясь, как муж пожирает её взглядом, Людочка расстегнула верхнюю пуговичку элегантного тёмно-синего жакета с логотипом Причерноморских железных дорог. Отставив чайник, Николай подошёл к двери и провернул с внутренней стороны ключ. Затем присел на кушетку к жене и, притянув её к себе, поцеловал в носик.
В этот момент из коридора раздались нервные мужские голоса, прерываемые голосом медсестры Варечки: «Так вам с такими травмами в скорую надо! У нас оборудование не то!». Однако, судя по возмущённым репликам, пришедших это не устроило. Голоса стали громче, послышались шаги, перемежаемые стуком во все двери.
Николай на секунду застыл, опасливо глядя на дверь, из-за которой доносились подозрительные голоса, затем встал с кушетки, открыл замок и вышел в коридор.
Протасов увидел, как полноватый пятидесятилетний мужчина в полицейской форме с полковничьими погонами барабанит кулаками в двери кабинетов. Кроме него в коридоре находились ещё двое полицейских. Они с двух сторон поддерживали парня, съёжившегося в три погибели, сидящего на стуле. Парень держал в руке пластиковый стаканчик, куда периодически сплёвывал кровь.
Зайдя обратно, Протасов дал знак жене, чтобы накрыла их нескромную трапезу газеткой. Сделав это, она надела белый халат, который висел на вешалке у входа, после чего хирург снова вышел в коридор.
В этот момент полковник пререкался с медсестрой Варечкой на посту.
– Да вы поймите, тут и рентген нужен, и УЗИ, и к травматологу, а у нас сейчас только хирург. Вам бы в скорую, – доказывала Варечка, однако в её голосе звучали нотки дрожи.
– Вы врач, чтобы это определять? – перебил её полковник. – Судя по форме и бэйджу – нет. А я хочу говорить с врачом.
– Ну, я врач. Что за шум? – подал голос Протасов, подходя к полицейскому.
– Его избили. Разбили челюсть, сломали нос! – он указал на парня с окровавленным лицом, которого придерживали двое полицейских. – А вот она, – полковник с укором ткнул пальцем в медсестру, – отсылает нас в скорую. Видимо, как все женщины, боится крови и не хочет иметь с ним дела. А ему срочно нужна помощь!
– Ну, не в коридоре же, – устало вымолвил Протасов, которого уже раздражал тон и манеры ночного визитёра.
– Так ведите в свой кабинет! – приказным тоном потребовал полицейский и для убедительности раскрыл перед хирургом своё удостоверение.
Протасов прочитал:
«Министерство Внутренних Дел Причерномории
Адмиральское городское управление полиции
Усть-Ингульский районный отдел
Начальник отдела – Воронцов Степан Макарович».
Николай вернулся в свой кабинет, где его ждала супруга в белом медицинском халате. Следом вошёл полковник Воронцов и двое полицейских, которые завели пострадавшего парня.
Усадив бедолагу в специальное кресло, напоминающее стоматологическое, хирург включил расположенный сверху прожектор и принялся за осмотр. Внезапно Протасов оторвался от работы.
– Людочка, там у меня в верхнем ящике стола фонарик. Тащи его сюда.
Женщина метнулась к столу и спустя несколько секунд вернулась с фонариком. Теперь она хорошо рассмотрела пострадавшего. Правую часть его лица заливала обширная гематома, нос был свёрнут в сторону, верхняя губа рассечена в двух местах, а нижняя разбита.
– Ой-ой-ой, где же это вас так угораздило? – запричитала Людочка, пока Протасов ощупывал лицо пациента, часть которого превратилась в сплошную гематому.
Побитый мужчина стонал и сдавленно вскрикивал, давая понять, что любое прикосновение к лицу вызывает у него сильную боль.
Осмотрев потерпевшего, Протасов диагностировал у него два сколотых зуба, рваную рану губы, внутреннее рассечение скулы. Но куда серьёзнее была сломанная носовая перегородка и развивающийся отёк носоглотки с кровотечением.
Тянуть с операцией было нельзя, поэтому Протасов тут же позвал двух медсестёр. Одна из них повезла пострадавшего в рентгенкабинет на каталке, за ними двинулись двое полицейских. Вторая медсестра заполнила бумаги и вышла готовить операционную. Сделав запись в журнале, хирург вышел следом.
В кабинете остались полковник Воронцов и Людмила Протасова.
Полковник потянулся за пачкой сигарет и достал зажигалку.
– Здесь не курят, – осадила его Людочка.
«Сучка», – пробубнил себе под нос Воронцов.
Однако у женщины был достаточно острый слух, чтобы услышать. Она смерила полковника насмешливым взглядом.
– Когда я буду у ВАС в отделении, – она сделал акцент на слове «вас», – правила диктовать будете вы. А сейчас – будьте любезны.
Воронцов хотел было огрызнуться на женщину в халате, но она посмотрела на него так выразительно, что полковник тут же одёрнул себя и мрачно засопел.
Всю свою сознательную жизнь Воронцов относился к женщинам как к неполноценным, по сравнению с мужчинами, существам. Он был убежден, что все без исключения представительницы слабого пола болтливы, суетливы, не в меру любопытны, расточительны и падки на передок. Это были основные причины, по которым он развёлся с женой. По иронии судьбы, их общая дочь Маша вобрала в себя все те качества, которые Воронцов так не мог терпеть в женщинах.
И вот сейчас полковнику нанесли удар по самолюбию: он был осажен женщиной. Хотя что такого она сказала? Попросила не курить в кабинете хирурга. Вполне вразумительная и допустимая просьба.
Полковник вдруг вспомнил один эпизод двухлетней давности, имевший место во время обыска мелкого чиновника, который проводила следственно-оперативная группа из его райотдела. В тот день на улице было слякотно. Воронцов вошёл в жилище подозреваемого, не снимая обуви. Расхаживая по комнатам, он испытывал удовольствие от того, что его грязные ботинки оставляют следы болотно-коричневой жижи на новеньком ковровом покрытии представителя власти.
Допрашивая на кухне жену чиновника, которая держала на руках грудного ребёнка, он без зазрения совести закурил, смахивая пепел в белую фарфоровую чашечку с нарисованным на ней медвежонком. Перепуганная женщина сглотнула, но не сказала ему ни слова. И только когда малыш потянулся к чашечке рукой, Воронцов вдруг сообразил, что из неё поят грудничка. И тут ему стало как-то не по себе. Стыдно, что ли…
Сейчас полковник поймал себя на мысли, что за последние пятнадцать лет, после развода с женой, он сильно распоясался.
Пока он размышлял, Людочка грациозно продефилировала мимо него к шкафу, на полках которого хранилась всякая медлитература, и, встав на цыпочки, стала перебирать журналы на самой верхней полке. Воронцов почувствовал напряжение в области паха – ощущение, довольно знакомое ему в бурной юности, но за последние лет семь уже порядком подзабытое.
«А смазливая сучка, – подумал он. – Какая задница, какие ноги!».
Женщина в халате достала свежий номер периодического вестника «Современная генетика» и снова, продефилировав прямо перед носом полковника, как ни в чём не бывало уселась на кушетку. Воронцов решил не смотреть в сторону Людочки, которую его обострившееся за эти пару минут воображение практически раздевало догола. Он постарался хоть как-то взять себя в руки и переключил внимание на циферблат своих наручных часов, наблюдая за оборотами секундной стрелки.
– Пять утра, – звонко произнесла сидящая на кушетке и рассмеялась. – Так и будете истуканом стоять, полковник? Присаживайтесь, чай ноги не казённые.
Женщина в халате улыбнулась и провела рукой по свободной части кушетки.
Пытаясь побороть подступившее чувство неловкости и волнения, Воронцов умостил своё тучное тело рядом с Людочкой.
Он случайно коснулся её плеча и тут же весь сжался, пробормотав извинения, что ещё больше рассмешило сидящую рядом.
– Полковник, я не кусаюсь, – игриво произнесла она и забросила ногу на ногу, отчего белый халат полез вверх, демонстрируя нижнюю часть бедра.
Полковник наклонил корпус вперёд и скрестил руки на коленях, чтобы прикрыть ещё более напрягшийся пах. А Людочка, как будто бы ничего не замечая, открыла журнал и погрузилась в чтение.
Краем глаза полковник взглянул на страницу журнала, который с таким упоением читала понравившаяся ему женщина. «Открыт ген, отвечающий за копирование информации из нейронов головного мозга», – гласило название публикации. Под ним располагалось фото светловолосого голубоглазого юноши с улыбкой Гагарина демонстрирующего компьютерную модель молекулы ДНК. Публикация, которая шла на весь разворот, содержала несколько схем и ещё две фотографии. Тем не менее, намётанный взгляд полицейского уловил, что женщина не спускала глаз именно с этой фотографии.
– Простите, Людмила, – выдавил он, проводя рукой под носом. – А кто этот белобрысый пацан на фото?
– Молодой и перспективный учёный Сергей Протасов, – с гордостью произнесла женщина и провела рукой по фотографии улыбающегося блондина.
Людочка продолжала разглядывать фотографию учёного, и её глаза словно искрились от восхищения. Воронцов искренне не понимал, что она, женщина в соку и полном расцвете сил, нашла в этом белобрысом. Впервые за много лет в нём взыграла ревность. Почему вообще зрелые прекрасные женщины обращают внимание на таких вот прыщавых юнцов?
Полковник ещё раз посмотрел на грамоты, которыми был увешан кабинет больницы, сопоставляя фамилию на грамотах с той, которую только что назвала ему Людочка. И небрежно ткнул пальцем с обломанным ногтем прямо в фотографию улыбающегося юноши.
– Это – сын нашего хирурга, что ли?
– Да, это сын Николая Петровича, – с гордостью подтвердила женщина и отодвинула журнал в сторону, освобождая фотографию молодого учёного от пальца полицейского, который в этот момент ей показался особенно грязным.
– Типичный папенькин сынок, – с сарказмом бросил Воронцов. – Бьюсь об заклад, что это батя ему всю научную работу написал, пока он гулял да молодым девкам улыбался.
Воронцов язвительно ухмыльнулся, сделав акцент на слове «молодым».
– Ну, знаете! – Людмила захлопнула журнал и встала с кушетки. – Понятия не имею, что вы там себе надумали, но если мальчик – сын медработника, это вовсе не значит, что он сам из себя как медик ничего не представляет!
Теперь глаза Людмилы метали молнии, испепеляя сидящего на кушетке полицейского.
– Да что вы говорите? – передразнил Воронцов. – Всем известно, что на детях умных, так сказать, родителей (не хочу говорить «гениев») природа отдыхает. Вот взять хотя бы мою заразу, Машку. Папка нарадоваться не мог, когда она играла в Шерлока Холмса, а потом пошла учиться на полицейского. И что? Вы думаете, из неё вышло что-то толковое? Безалаберная, необязательная! За что бы ни взялась – всё бросает на полпути. Работала бы в другом отделе – уже давно пинком под зад бы вытурили. А так она у меня под крылышком. Так я за ней все хвосты и подчищаю!
Выдав эту тираду, Воронцов глубоко вздохнул и потянулся за сигаретами, но вовремя себя одёрнул. Людочка окинула его взглядом, полным сочувствия, и снова присела рядом. Её изящная рука с французским маникюром легла на грубую руку полковника, обветренную с потрескавшейся кожей.
– Как вас по имени-отчеству, полковник? – поинтересовалась она.
Вместо ответа раздосадованный Воронцов раскрыл удостоверение.
– Понимаете, Степан Макарович, – очень вежливо продолжила Людочка. – Мы хотим, чтобы дети были нашей копией, обладая не только внешним сходством, но и нашими знаниями, навыками, да что там говорить – нашим опытом. К сожалению, это возможно лишь при определённых условиях, которые возникают не так часто. Однако это можно простимулировать искусственно. Чем, собственно, и занимается Сергей Протасов. А отец у него – хирург. И, уж поверьте, научную работу он ему точно не писал. Ни эту, ни какую-либо другую…
Воронцову показалось, что женщина сейчас как будто перед ним оправдывается, и он пытался понять, зачем. Неужто он нажал на больную мозоль?
Тем временем Людочка продолжала:
– В своих исследованиях он основывался на теории, выдвинутой одной учёной. Вот она на фото. Выступает на конференции по случаю 50-летия адмиральского «медина».
Людмила снова развернула перед ним журнал. Черноволосая девушка с бледным лицом, стоящая за трибуной, указывала рукой на экран проектора, демонстрируя какие-то схемы. Судя по всему, фото было старое, ибо сейчас ни таких экранов, ни проекторов Воронцов не видел даже в сельских домах культуры. На другой фотографии эта же девушка была запечатлена в полный рост в длинном черном платье, обтягивающем её фигуру и живот с признаками беременности. Её густые волосы были заплетены в тугую косу, спускающуюся ниже пояса, а к груди она прижимала то ли книгу, то ли довольно громоздкий ярко-оранжевый блокнот. Взгляд у девушки на этой фотографии был злобно-насмешливый и никак не сочетался с умиротворённостью, присущей представительницам прекрасного пола в период беременности. За плечо её держал парень такого же роста, как она, черноволосый, в чёрной водолазке и джинсах. Взгляд парня – наоборот, был добродушный и открытый. Его лицо показалось Воронцову до боли знакомым. Вроде как он его видел раньше, причём давно. Воронцов пытался вспомнить, где и когда.
– А вы не в курсе, когда было сделано это фото? – немного растеряно промямлил он.
– Так. Ммммм… Сейчас постараюсь вспомнить, – потянула Людочка. – «Медину» было пятьдесят лет, кажется, в девяносто восьмом году…
Вроде как он видел мужчину с фотографии вживую. На допросе, причём в качестве подозреваемого. Причём этот допрос он вёл сам. Воронцов вспомнил, как тогда его поразило это открытое дружелюбное лицо и простодушный взгляд. И эту женщину с косой он вроде как тоже видел живьём. Он точно помнил её взгляд, преисполненный насмешки и сарказма.
– Полковник, с вами всё в порядке? – обеспокоенная Людочка затеребила его руку.
Но Воронцов настолько погрузился в свои мысли, что даже не сразу почувствовал это.
***
Дверь кабинета хирурга распахнулась, заставив вздрогнуть сидящих на кушетке. Вошла и медсестра Варечка, толкая перед собой каталку с пострадавшим. Она бросила любопытный взгляд на Людочку, рука которой лежала поверх руки полковника полиции и, передёрнув плечами, хмыкнула. За ней проследовали двое полицейских – Сомов и Левицкий. Следом вошёл хирург, сосредоточенно рассматривая рентгеновские снимки прямо на ходу.
Подойдя к кушетке, он положил руку на плечо жене.
– Милая, я ещё часа четыре буду занят как минимум. Наверное, уже не жди меня. Беги домой и проследи, чтобы Серёга опять не убежал в свой НИИ, как следует не позавтракав.
Людочка убрала свою ладонь с руки Воронцова и приподняла взгляд на мужа.
– Нет уж, милый, я побуду здесь. А Серёга как-нибудь сам с завтраком разберётся. Чай, не папенькин сынок.
Говоря эту фразу, Людмила Протасова ехидно посмотрела на полковника, который в этот момент был готов провалиться сквозь землю. Это ж надо было дойти до такого идиотизма, чтобы начать клеиться к жене хирурга, ещё и напоследок приревновав её к собственному сыну. Воронцов чувствовал, что краснеет, как рак, а на лысине полковника предательски выступил пот.
– Я, пожалуй, пойду. Дела, знаете ли… много дел, – неуклюже вставая, произнёс он, стараясь придать своему дрожащему от неловкости и стыда голосу хотя бы видимую уверенность.
Из внутреннего кармана кителя он вытянул слегка помятую визитку.
– Вот мой номер, док. Сообщите мне, когда закончите операцию. – Он протянул её хирургу и пулей выскочил из кабинета, оставив своих подчинённых, Сомова и Левицкого, в крайнем недоумении.
Выйдя на крыльцо, Воронцов наконец достал из пачки сигарету, и, прикурив, довольно затянулся. Он готов был стремглав бежать отсюда прочь. Но одна мысль не давала ему покоя. Кто был тот темноволосый парень на фотографии, который стоял рядом с беременной женщиной? Он явно этого парня допрашивал, и именно как подозреваемого.
Воронцов пытался вспомнить детали того допроса. Свою вину парень не отрицал. Простодушно и открыто смотрел на молодого следователя Воронцова. Но что это было за дело, Воронцов нынешний не мог вспомнить в упор, как не мог вспомнить и имя парня. В памяти отложилось только, что оно было странное.
Может быть, расспросить жену Протасова? Она ведь знала учёную с фотографии, которую этот парень держал за руку. Они наверняка могут быть знакомы. Кем-то он работал. Конструктором, что ли…
Сейчас Воронцов пытался вспомнить хотя бы протокол, который тогда заполнял. Он даже закрыл глаза, пытаясь представить и выскрести из памяти рукописные листки протокола. Но вместо этого ему представлялись изящные женские ноги, закинутые одна на другую так, что внутренняя часть бедра была видна через задранный халатик.
– Озабоченный придурок! – процедил сквозь зубы Воронцов, раздавив сигаретный бычок об урну, и спустился по бетонным ступенькам.
– Вы это сейчас про кого, полковник? – услышал он позади себя кокетливый женский голос и обернулся.
Выпустив облако белого пара изо рта, ему лучезарно улыбалась Людмила Протасова с электронной сигаретой в руках. Она стояла на крыльце, словно античная скульптура на постаменте. Сейчас она была в темно-синем приталенном жакете и облегающей юбке, под которой ещё сильнее читались её красивые формы.
– А я думал, медработники не дымят, – полковник запнулся, глядя на эту потрясающую женщину. – По крайней мере столь очаровательные, как вы.
– Ну, во-первых, не дымят, а парят. Как паровозы. А во-вторых, я имею очень косвенное отношение к медработникам и очень прямое к паровозам, – подмигнула ему Людочка.
Только сейчас Воронцов разглядел логотип причерноморских железных дорог на форменном жакете проводницы. Жакете, на котором его воспалённое воображение расстёгивало металлические пуговицы одну за другой.
«Ах, какая женщина!», – думал про себя полковник.
И он искренне не понимал, что сейчас толкнуло Людочку оставить мужа и выйти к нему.
Он снова провёл рукой под носом туда-сюда, елозя по коже над верхней губой.
– А зря вы сбрили усы. Они вам больше шли, – бросила Людочка и снова приставила к губам электронную сигарету.
Очень долгое время Воронцов действительно носил усы. У его пса была очень выразительная морда и добрый, проницательный взгляд – прямо как у хозяина. Что касается усов, то у обоих они были обращены дугой вниз, что также придавало им невероятную схожесть. Коллеги часто шутили на этот счёт, говоря, что какой хозяин, такая у него и собака. После того, как Джек умер, Воронцов не мог смотреть на себя в зеркало. Любой, даже бегло брошенный взгляд на себя со стороны напоминал ему о друге. В конце концов, не выдержав этой моральной пытки, он сбрил усы.
– А откуда вы знаете, что они у меня были? – ещё более удивлённо произнёс Воронцов.
– Есть такая наука – биомеханика. Исследует природу и статику движений человека.
Людочка снова поднесла электронную сигарету к губам. Её глаза в этот момент были прикрыты, а лицо словно обращено куда-то вверх. Воронцову даже показалось, что она действительно парит.
– А движения говорят о человеке очень многое, – спокойным голосом продолжала Людочка. – Ваше постоянное движение с поглаживанием верхней губы и пространства под носом говорит о том, что долгое время у вас там были усы. Привычка, явно присущая вам много лет, отвыкать от которой вы будете долго.
Она грациозно спустилась по ступенькам, звонко цокая каблучками.
– А во-вторых, я вас помню с усами. Вы были у нас в депо около года назад, когда расследовали случай с поджогом вагона.
– Поджог! – вдруг воскликнул Воронцов. – Людочка, милая!
В памяти наконец чётко и ясно всплыл ещё один, тридцатилетней давности, поджог, в котором фигурантом был парень, которого Воронцов недавно видел на фотографии. Он схватил ошарашенную проводницу за плечи и крепко прижал к себе. От неожиданности та чуть не выронила свой курительный гаджет.
– Конечно же, поджог! Как я мог забыть! – то ли причитал, то ли ликовал он. – Это именно тот эпизод! С тем парнем!
– Какой эпизод? С каким парнем? – недоумевала Людмила.
– Парень на фотографии рядом с вашей учёной. Я его вспомнил! Я тогда вёл дело о поджоге КБ «Ингульское». На меня его спихнули, как на молодого следователя. Никто не хотел мараться. Главным обвиняемым был иностранец – югославский конструктор, работавший в том же КБ. Тогда у меня на допросе он полностью признал свою вину и сказал, что устроил пожар на собственном месте работы нарочно, чтобы их разработки не достались Военному Альянсу, который через подставную фирму на тот момент уже заключил договор о покупке зданий и сооружений КБ, а также всей имеющейся проектной документации.
Людмила Протасова слушала его, широко раскрыв рот.
– Я спросил, понимал ли он, что ему грозит за его преступление, и зачитывал статьи Уголовного Кодекса, по которым он может быть привлечён к ответственности. А он перебил меня и сказал, что есть закон, а есть справедливость. И что он поступил по справедливости, а теперь готов за это понести наказание по закону.
– Закон или справедливость? – сосредоточенно протянула Протасова, и словно даже чего-то испугалась. – Я не раз слышала эту фразу от дяди…
– И вы знаете, что я тогда сделал, Людочка? – продолжал взахлёб рассказывать Воронцов, метаясь из стороны в сторону и не находя себе места. – Я его тогда пожалел. Я вдруг понял, что могу поступить либо по закону, либо по справедливости. Не смотрите на меня так, я был молодым, идейным, можно сказать, идеалистом. Я всё выставил, как служебную халатность, как будто он просто заснул на дежурстве и не вовремя среагировал на сигнал датчиков задымления. Я его отпустил – и он исчез в тот же вечер. Я не дал ему подписку о невыезде, хотя должен был, за что потом часами стоял на ковре у руководства. Но я знал, что поступил по справедливости! Вот только имя его не помню. Чудное оно у него было какое-то…
Людмила Протасова слушала его крайне внимательно, не перебивая.
– Людочка, а эта женщина рядом с ним, учёная, на основе трудов которой ваш сын проводит свои эксперименты, она ему кто? Жена? – практически взмолился полковник. – Пытаюсь вспомнить тот злосчастный протокол. На мой вопрос он ответил, что женат… Напомните, как зовут эту вашу учёную из журнала? Пожалуйста, Людочка. Вы же наверняка её знаете.
– Драгана Джурич, – ответила Протасова почему-то очень грустным голосом.
– Да! Точно! – заликовал Воронцов. – Именно так он её и назвал!
К горлу Людмилы подступил ком, а глаза наполнились слезами.
– Людочка, что с вами? – Изумлённый полковник стал шарить по карманам в поисках носового платка, а потом вспомнил, что отдал его таксисту с переломанным носом.
– Всё в порядке, Степан Макарович, – Людмила стряхнула слёзы и попыталась улыбнуться.
Полковник пребывал в крайнем недоумении. Неужели он опять сказал что-то не то?
– Людочка, я сделал так, что у него тогда даже судимости не было. Я поступил по справедливости… А вы не в курсе, кого она ему родила – пацана или девчонку?
– Идите, полковник. У нас с вами свои дети. Вас ваша Машка ждёт, а меня мой Серёга…
Она снова вспорхнула вверх по крыльцу и, открыв массивную деревянную дверь, скрылась в коридоре.
***
Воронцов стоял у крыльца приёмного покоя. Идти домой не хотелось. Машка давно выросла и жила у своего очередного молодого человека, так что, в отличие от Людочки, дома его никто не ждал.
Вызвонив своих подчинённых, он приказал спускаться, а сам походкой вразвалочку прошёлся до своего милицейского бобика. Водитель дремал внутри, облокотившись головой о руль. Растолкав уснувшего Саныча, Воронцов плюхнуться на переднее сиденье.
Спустя минуту из здания больницы вышел широко зевающий Сомов. Вслед за ним плёлся мрачно-сосредоточенный Левицкий. Как оказалось, у него разрядился мобильный, а свою зарядку он не взял. Воронцов развёз их по домам, а сам направился обратно в отделение. Поприветствовав дежурных, он не стал подниматься к себе в кабинет, а направился в помещение штаба, состоящее из нескольких комнат. В одной из них находился служебный архив.
Без пятнадцати шесть. В штабе в это время было пусто. Воронцов открыл громоздкий шкаф, стоящий здесь ещё с семидесятых годов прошлого века. За эти годы отсюда выносили и меняли массу мебели: столы, стулья, стеллажи… А он всё стоит. Ни одна ножка не покосилась, ни одна петля не погнулась. Лишь тёмные борозды на толстом слое советской полировки говорили о не очень бережном отношении к казённому хранилищу документации.
Здесь хранились дела от 1991 до 2000 года. На одной из верхних полок Воронцов стал разглядывать дела 1998-1999 года. Убив полчаса времени, изрядно вывазюкавшись в пыли и паутине, Воронцов наконец вытянул увесистую картонную папку с наклеенным сверху листом, отпечатанным на пишущей машинке. Внизу под машинописным текстом каллиграфическим почерком было выведено «КБ «Ингульское».
– Хм, оно, – радостно хмыкнул Воронцов, и про себя возликовал, что память его не подводит.
С папкой в руках Воронцов вышел из помещения штаба и поднялся к себе в кабинет.
Здесь он плюхнулся на потёртое кожаное кресло, включил настольную лампу и мельком бросил взгляд на вмонтированные в неё часы и погрузился в чтение.
«23 января 1999 года Лучич Милош Ратиборович 1970 года рождения, старший конструктор КБ «Ингульское», находясь на рабочем месте, заснул во время дежурства, тем самым совершив действия, попадающие под статью УК Причерномории «Служебная халатность». В результате данный гражданин не обратил внимания на показания датчиков задымления и не услышал пожарной сигнализации, что можно квалифицировать как отягчающие обстоятельства, попадающие под часть 2 статьи – такие, которые повлекли значительный материальный ущерб и/или уничтожение материально-технической базы».
Дальше шли протокол допроса подозреваемого, опроса свидетелей, объяснения Милоша Лучича на рукописных листах. Здесь же хранилась его фотография. Сходство с парнем на фото, держащим за плечо учёную, было практически стопроцентным. Но Воронцов привык доверять только фактам и всё перепроверять. Перелистывая страницы дела, он дошёл до анкетных данных подозреваемого.
Лучич Милош Ратиборович
27 июня 1970 года рождения,
г. Нови-Сад Южно-Бачского округа,
Социалистический автономный край Воеводина,
Социалистическая Федеративная республика Югославия,
гражданин Сербии, паспорт: серия, номер
получил вид на жительство в Причерноморской ССР 28 июня 1988 года,
прописан по адресу: г. Адмиральск, ул. Дружбы Народов, д. 9 кв. 77
женат, жена – Джурич Драгана Джорджевна, 27 ноября, 1972 года рождения,
село Паратунка Елизовского района Камчатского края (Дальний Восток)
свидетельство о браке выдано ЗАГСом Паратунского сельского поселения Елизовского района Камчатского края.
Читая заполненные анкетные данные, Воронцов аж скривился, удивляясь, как тогда в далёком 1999-м у него вообще приняли документацию с подобными корявыми формулировками.
Но главное он узнал: парень, дело которого он вёл на заре своей работы в полиции, действительно оказался мужем учёной, публикацию о которой ему сегодня показала жена хирурга. А значит, есть ещё порох в пороховницах, и рано ему на пенсию.
Однако, что делать с этой информацией и какова её ценность сейчас, Воронцов не представлял. Полковник широко зевнул и глянул на часы, вмонтированные в лампу: шесть часов двадцать минут. В его распоряжении было полтора часа, чтобы хоть немного вздремнуть. Воронцов уже собирался относить папку обратно в архив, как вдруг вспомнил, что дело это у него тогда отобрали. Причём отобрали после того, как он переквалифицировал статью «Поджог» в «Служебную халатность». Не став подавлять любопытство, он снова открыл пресловутую папку и, листая пожелтевшие от времени страницы, стал восстанавливать у себя в голове хронологию тех событий.
Изначально уголовное дело возбудили 23 января 1999 года по статье «Поджог». 1 марта Воронцовым оно было переквалифицировано в «Служебную халатность». Из дальнейших материалов следовало, что 3 марта 1999 года, статью переквалифицировали обратно и снова расследовали по статье «Поджог». Тогда же, 3 марта, главный подозреваемый Милош Лучич, покинувший на тот момент территорию Причерномории, был подан в международный розыск.
Из материалов дела следовало, что сомнению была подвергнута экспертиза, которая указывала на возгорание по причине короткого замыкания проводки. В отчёте прокуратуры говорилось, что основанием для этого стало то, что одним из экспертов был небезызвестный Иван Митрофанович Стешкин – друг и коллега подозреваемого. Кроме того подчёркивалось, что Милош Лучич был прописан именно на квартире у Ивана Стешкина. Была назначена вторая экспертиза, которая, однако, тоже следов поджога не обнаружила.
29 апреля 1999 года уголовное дело было закрыто в связи со смертью подозреваемого. В отчёте следователя указывалось, что Милош Лучич погиб 6 апреля 1999 года. Он погиб у себя на родине в результате бомбардировки ТВ ретранслятора на Фрушка-Гора, город Нови-Сад, Сербия.
В том же отчёте говорилось, что 7 апреля в районе детского дома города Нови-Сад было найдено женское тело с именным медальоном на шее. Дальше шло подробное описание останков и даже прилагались цветные фото. Местами обугленное, посечённое снарядами тело. Фотографий было несколько. Общий план. Отдельно лицо, точнее – сплошная кровавая масса вместо него. Грудь с торчащим осколком и медальон на шее. Отдельно – сама капсула медальона с именем «Драгана Ђурић» на сербском. Голова сзади. Волосы опалены и обожжены, однако на фото можно было разглядеть фрагменты длиннющей чёрной косы, частично сожженной. И обожженная коса с волосами кое-где слипшимися от крови крупным планом на отдельном фото.
Воронцов, обладающий крепкими нервами и за годы службы изрядно огрубевший, вдруг почувствовал, как к его горлу подпирает комок. Он закрыл рот, чтобы купировать подкатывающий приступ тошноты. Дочитав до конца отчёт, полковник помрачнел и понял, почему тогда заплакала Людочка.
Ещё больше его выворачивало от мысли, что не пожалей он тогда этого учёного, дай ему срок по полной, закрой в СИЗО – и парень не драпанул бы к себе на родину, где даже месяца не прошло, как началось это ужасное месиво. Да и жена его осталась бы здесь, носила бы ему передачки, родила бы ему ребенка и, в конце концов, дождалась бы из мест лишения свободы…
После фотографий шла пояснительная записка следователя, что цифровые снимки предоставлены сотрудниками Военного Альянса и направлены Министерству Внутренних Дел Причерномории через электронную почту. Тут Воронцов подумал, какое же всё-таки счастье, что у него тогда забрали это дело. Что не знал он всех этих подробностей и все эти годы считал себя умным и справедливым полицейским. Знай он тогда, как обернулась его «справедливость», однозначно бросил бы всё и ушёл из полиции. А так и дел вон сколько раскрыл, и до полковника дослужился, и стал начальником Усть-Ингульского райотдела.
Воронцов снова начал елозить по коже между носом и губой – там, где ещё полгода назад у него росли густые дугообразные усы, так делавшие его похожим на его верного пса и друга (возможно, самого преданного из всех, кто у него когда-либо был) – Джека. Он снова нервно закурил, делая глубокие затяжки и выдыхая объёмные, словно тучи, клубы дыма. Мысль о том, что своей «справедливостью» он загубил две человеческих жизни, или даже три, если считать неродившегося ребёнка, теперь не давала Воронцову покоя. Что теперь о нём подумает Людочка?..
Перед глазами появилась белая мутная пелена. Воронцов послюнил кончики пальцев и провёл ими по своим воспалённым от бессонной ночи глазам. Не помогло. Часы показывали шесть тридцать три. А значит, в его распоряжении есть целый час и двадцать семь минут. Закрыв злосчастную папку, он опустил на неё уставшую лысую голову, зевнул и закрыл глаза…
Обычно начальник Усть-Ингульского РОВД ложился поздно, вставал рано и спал практически без снов. Однако сейчас ему снился невероятно яркий и приятный сон. Он шёл по Адмиральскому парку под руку с Людочкой, вдыхая пьянящий аромат цветов акаций. Возле него наматывал круги молодой резвый пёс – копия Джека. Людочка строила ему глазки и смеялась. Чуть впереди них шли, держась за руки, парень и девушка и вели по обе стороны двух черноволосых мальчишек одинакового роста в одинаковой одежде.
– Серёга! – позвала Людочка.
Парень обернулся – и Воронцов узнал улыбающегося белобрысого юношу с фотографии в журнале «Современная генетика». Обернулась и девушка – и тут полковника аж подкинуло во сне – это была его родная дочь Машка. Но больше всего эмоциональное волнение он испытал, когда увидел лица мальчишек – черноволосых, глазастых, похожих друг на друга как две капли воды. Но что его ещё больше ввергло в ужас, так это то, что они были одно лицо с погибшим сербским инженером.
Ему захотелось закричать, но он боялся испугать близнецов. Воронцов почувствовал во сне, как вспотела его лысина. Машинально он провёл рукой под носом – и почувствовал густую щетину усов под пальцами.
– Всё в порядке, Стёп? – Людочка дотронулась до его руки.
Он хотел спросить, что это за дети и почему их держат за руки её сын и его дочь, но слова застряли в горле.
– Стёпа, ты можешь хотя бы сейчас не думать о работе?! – с укором произнесла Людочка. Потом обратилась к остальным: – Никуда не расходиться, сейчас Ника будет нас фотографировать!
И тут Воронцов увидел стоящую за своей спиной девушку с малиновыми волосами и фотоаппаратом. Ту самую журналистку, на которую напали этим вечером и которую его подчинённым не дали допросить сотрудники ДГБ. Черноволосые близнецы побежали к ней. И тут Воронцов заметил сидящую на скамейке мужскую фигуру в длинном чёрном плаще с капюшоном. Он внимательно следил за журналисткой с малиновыми волосами, достающей фотоаппарат. Когда к ней подбежали мальчишки, он встал со скамейки и начал медленно приближаться к ним. Чуя опасность от человека в балахоне, Воронцов освободился от руки Людочки и медленно пошёл навстречу. Подходя, он начал щупать себя, проверяя наличие табельного оружия. К удивлению и радости, оно оказалось, как всегда, в кобуре на поясе. Человек в балахоне приблизился и протянул Воронцову руку. Такой внушающей ужас руки полковник ещё не видел. Ладонь практически без кожи: обожжённая изрубцованная мышечная ткань и торчащие кости суставов фаланг пальцев. Вместо приветствия Воронцов наставил на него табельное оружие и почувствовал в руке сильный тремор.
– Степан Макарович, вы как всегда начеку! – рассмеялся человек в балахоне.
Свободной рукой Воронцов схватился за край его капюшона и потянул назад. Перед ним предстало изуродованное лицо, посечённое осколками. Волосяной покров на голове практически отсутствовал. Лоб, теменная область и виски были покрыты страшными ожогами, как будто давними, зарубцевавшимися. Лишь кое-где на уцелевшей части скальпа, словно камыши на реке, через месиво обожжённой кожи прорастали длинные чёрные волосы. Его изуродованное тело чем-то напоминало останки обожжённого тела учёной. Этот не то урод, не то живой мертвец смотрел на Воронцова, держащего перед его лицом табельное оружие, с ухмылкой и сарказмом. Пытаясь унять дрожь в руке, Воронцов нащупал пальцем курок. И тут кто-то со всей силы сзади схватил его за плечи.
Воронцов вздрогнул и… проснулся.
– Папа, приди в себя наконец! – услышал он обеспокоенный голос Машки, которая со всей силы теребила его за плечи.
Светловолосая дылда с тревогой смотрела на Воронцова. Её серые глаза, окаймлённые наращенными ресницами, выражали обеспокоенность.
– А? Машка? Всё в порядке, доця, просто сон страшный приснился, – выдохнул Воронцов и погладил дочку по голове с длинной выбеленной шевелюрой.
Машка передёрнула плечами и провела рукой по своим бровям, точнее тому месту, где они должны были быть. Около двух лет назад она сделала татуаж бровей, губ и сосков. Зачем это нужно было делать акцент на сосках с четвёртым размером груди, на которой едва сходилась милицейская форма, оставалось загадкой для тех, кто видел её обнажённой. Машка была красивая. Несмотря на то, что красота эта была большей частью заслугой косметических салонов, а не матери-природы, всё это было симпатично, гармонично и невероятно ей шло.
Часы на лампе показывали без пяти минут семь утра.
– Ты опять дома не ночевала? – догадался Воронцов.
Девушка виновато опустила голову.
– Опять с прокурорским балбесом кувыркалась? – осуждающе глянул отец на помятую юбку и небольшую стрелку на колготках.
– Пап, он не балбес, а начальник отдела автоматизации, – парировала дочка.
– Это единственное, что тебя в моих словах смутило? – с укором посмотрел на дочь полковник. – Значит, кувыркалась!
Воронцов выдохнул. Спорить с дочерью сейчас его разум отказывался. Да и тридцатник уже. Вольна делать, что хочет. Но обидно отцу было. Совсем недавно «балбес» пришёл к Машке после работы. Они уединились в кабинете. Широко распахнув дверь, Воронцов увидел, как балбес облокотив его Машеньку о письменный стол, был занят с ней небезызвестным процессом.
Сердце отца сжалось. Он вдруг представил рядом с Машей сына Людочки и подумал, что его сон не такой уж кошмарный. Глядя сейчас на неё, он искренне не понимал, почему ей нравятся всякие гуляки и балбесы, а не молодые, подающие надежды учёные.
А Машка тем временем обняла отца и стала целовать его в лысину на голове, приговаривая: «Ну папа, ну не злись».
На глаза Воронцову снова попались фотографии пострадавшей журналистки.
– Маш, я тут одно дело хочу тебе поручить. Не в плане моей личной просьбы, а в плане служебной обязанности, – начал он, собирая распечатки в кучу. – Дело о нападении на журналистку Калинкову. Хочу на тебя его расписать. Для начала надо поехать к ней на работу в редакцию, опросить коллег, узнать, с чем они связывают нападение.
Он стал давать указания. Машка слушала его в пол-уха. Найдя у папы на столе невесть откуда взявшееся яблоко, она протянула к нему руку, вытерла о форменную юбку и с наслаждением вонзила в него свои белые зубки.
– Ну, с чем они это связывают, они уже опубликовали на сайте. Можно взять распечатку и приложить к протоколу. – Она положила откусанное яблоко на стол и полезла за смартфоном в нагрудный карман. – Давай лучше я сразу домой к Калинковой поеду. И в те места, где она тусовалась в последнее время. В АКУ, например.
Воронцов был сражён. Каким образом его дочь оказалась в курсе этого дела? Однако оказалось, что о нападении на журналистку вчера весь вечер гудели соцсети, а то, как полицейским препятствовали сотрудники ДГБ – не дали им пообщаться с журналисткой и взять у неё показания, после чего она и вовсе исчезла – обсуждали в их служебном чате в мессенджере. Этот чат был и на телефоне у Воронцова, но заходил он туда крайне редко и никогда его подробно не просматривал.
Перед лицом у Воронцова Маша пролистала этот чат. Там были и ссылки на публикации из «Баррикад», где подробно описывался инцидент и всё, что ему предшествовало. Вела одна из ссылок и на страницу Калинковой в соцсети – точнее, на тот её пост, который вызвал такой резонанс и через несколько часов после публикации которого на неё напали. Тут же была и ссылка на видео МТК «Фарватер», записанное на кафедре инженерной электроники в Адмиральком Кораблестроительном Университете.
Наблюдая, как ловко дочка водит пальцами по экрану, Воронцов подумал, как же всё-таки он отстал от жизни. Вон молодое поколение как лихо орудует с этими агрегатами. А он только и может, что барана в фуражке на кого-то поставить…
– Ты спрашиваешь, с чем связывают это нападение её коллеги. Вот, – Маша ткнула пальчиком с гелевым ноготком на ссылку, выданную мессенджером. – «Вероника Калинкова озвучила факт кражи интеллектуальной собственности в Адмиральском Кораблестроительном Университете. В качестве примера она привела изобретение «квантовой ловушки» неким профессором Графченко, хотя истинным её изобретателем является югославский конструктор Милош Лучич», — зачитывала она фрагмент публикации.
– Кто-кто-кто является? – Воронцов так качнулся, что чуть не упал со своего кресла.
– Вот он, – Машка пожала печами и указала отцу на экран смартфона, где посреди чертежей и схем со старой фотографии улыбалась простодушная физиономия югославского конструктора.
Воронцов не мог поверить, что его старое дело почти тридцатилетней давности именно сейчас обрастает новыми подробностями.
После того, как все молодые мужья занесли своих жён в свои дома (квартиры или палатки) празднование сместилось на Славный и Жемчужный острова – и заиграло с новой силой. Работали все столовые и кафе, у дома Нины и перед модулями на вынесенных столах всех желающих поили чаем с пирогами, парни плясали и бузили, девушки тоже плясали – но без драк… вечером были гуляния по всем островам.
Ростислав внёс на руках Динару в выданную ему квартиру, по пути показав поставленный для его дома фундамент, Стожар принёс Злату в палатку, поставленную для них семьёй Орловых, так как после праздников они планируют жить в деревне. То есть – Злата будет жить в доме родителей Стожара, пока он учится в Янтарном, а потом полетит с ним к месту его распределения. Лютый понёс Любице в выделенную для них комнату в модуле – и по ходу праздничных мероприятий смог договориться с Ведимом о разметке участка рядом с зимовкой для строительства своего дома, а пока дом не построен, оба будут жить в свободном доме Стожара и присматривать за приёмными детьми, привезенными с Нови-Сада.
Почти две сотни гостей и почти три сотни местных хаотично перемещались по островам и Ральфу сложно было бы поддерживать порядок в одиночку, если бы не помощь добровольных дружинников. Ростислав и Змей женились – и им явно было не до наблюдения за гостями, но Змей всё же умудрялся быть на связи почти со всеми DEX’ами охраны и постоянно знал, кто где из них находится. К тому же Арнольд выпустил свои три дрона с камерами для съёмки – и Ральф без проблем мог подключаться к любой из них. Сам Арнольд с ручной камерой старался быть везде и всюду.
Утром двадцать пятого июня гости понемногу стали разлетаться по своим деревням – впереди была заготовка кормов и каждый погожий день был на вес золота. Нина старалась попрощаться со всеми, вручая по пакету тонких пирогов-«погонялок» каждому гостю. С кем попрощаться лично не удалось – тому пироги или козули в пакетах вручали Платон, Ральф, Волчок или Фрида.
Ведим с Корой и киборгами улетели после полудня – сначала им надо было закончить разметку участка под деревню тёмного волхва и определить, где возможно сделать насыпь на берегу озера под теплицы. Тёмный с Одинцом и Гораном полетели за ними следом, чтобы успеть до темноты определить гостей-работников на ночь.
Вечером того же дня Платон объявил сбор всех четырёх пар молодожёнов:
— На рассвете завтра вы все летите в свадебное путешествие! Транспортник «Водник» оплачен на срок полтора месяца, вам хватит и отдохнуть, и устать от новых впечатлений. Маршрут проложен и груз упакован. Новая Самара. Новый Архангельск. Новый Ярославль. Кассандра. А далее по желанию… но к двадцать второму августа все должны вернуться. Мире и Любице пора будет на учёбу. И Стожару тоже учиться надо тоже. В качестве сопровождающих с вами полетят оба волхва… сам удивляюсь, как смог уговорить.
Платон взглянул на Воислава и его жену — возражений не последовало — и продолжил:
— Одинец останется в модуле тёмного наблюдать за расчисткой участка и закладкой фундаментов домов и служебных зданий. Несложные обряды он проводить обучен, при необходимости кродирование организовать сможет. Вместо светлого волхва у нас останется его старший сын Всеслав. Тоже простые обряды проводить умеет. Вопросы есть? Если вопросов нет, то собирайте вещи.
Вещей оказалось неожиданно много, так как путешествие предстояло полуторамесячное и не везде было лето — и Нина отдала Мире во временное пользование чемоданы, подаренные ей Платоном.
В пять утра двадцать шестого июня арендованный Платоном флайеробус опустился на космодроме в Янтарном — и пассажиры заняли свои места в транспортнике. Трюм был загружен изделиями народных мастеров, предназначенными для музейной лавки на Новой Самаре, и мороженой рыбой для офиса ОЗК на этой же планете.
Проводив сына с женой и друзьями до шлюза транспортника, Нина решила лететь в город, чтобы зайти в свой дом – Платон и Хельги не возражали. В доме было неожиданно тихо, Фред делал очередную почти не нужную уборку на чердаке, Радж обрезал кусты — и оба они встретили гостей готовым завтраком и пирожными. Радж показал новые вылепленные им свистульки, от совсем крошечных до крупных, почти в килограмм массой, и сообщил, что до оговоренного когда-то миллиона свистулек осталось изготовить «всего» двести тысяч штук.
— Всего? — удивилась Нина, — по-твоему, это немного?
— Это с учётом того, что дети и киборги лепят в деревнях, — уточнил Фред, — и я тоже леплю… иногда.
— Прекрасно! Тогда по осени полетим свататься к Беляне и договариваться о свадьбе. Она тебе нравится?
— Да… но я здесь привык жить. А там деревня и много других людей…
— Если её родители согласятся, можете жить в этом доме после свадьбы. Но до этого ещё достаточно времени, можно всё обдумать как следует. И начать подготовку к свадьбе.
После плотного завтрака Нина осмотрела его изделия и посоветовала Раджу прилететь на пару дней на острова и посмотреть на животных в движении, чтобы изображать их правильнее.
— А кто будет охранять дом и двор? — мгновенно вопросом ответил Радж.
— Вообще не проблема, — вместо Нины ответил Платон, — я сейчас позвоню Василию, и он поживёт в этом доме пару дней.
Василий радостно согласился и тут же сообщил об этом Зое, кибер-секретарше директора, и Гранту, взвалив на него свои экскурсии – и отправил заявление директору на три дня отпуска. Фред лететь отказался — и Нина настаивать не стала.
За три дня Радж познакомился почти со всеми киборгами и с помощью Руслана и Волчка осмотрел весь архипелаг, накупался, порыбачил, показался на лошадях – и даже встретился с Беляной, которую привёз Дробот на пару дней в гости. За обедом Дробот сообщил о письме из Ново-Ярославского театрального училища:
— …я даже не думал об этом! Приняли без экзаменов на актёрское отделение! За роль в фильме… я спросил, можно ли с другом… с Даром, то есть. Там приняли и его, но…
— Его на платное, тебя на бюджет? – понял Платон, — не вопрос. Я оплачу, но при условии вашего возвращения сюда после учёбы. К тому времени в Звёздном будет здание театра, — и после согласия Дробота подписал с ним договор на отработку в театре Звёздного не менее трёх лет после окончания учёбы. И перевёл училищу необходимую сумму.
Радж улетел в город совершенно счастливый и с подарками в виде банок с земляникой и мёдом. Дробот, Дар и Беляна были довольны не меньше киборга.
***
Июль начался с дождей и потому заготовку кормов начали со сбора веточного корма для овец и коз. Через неделю дождь так же резко прекратился и до середины августа было почти сухо. Но из-за увеличившегося поголовья животных колхоз смог заготовить только около сорока процентов от потребности в кормах.
Но Платон без проблем созвонился с руководителями двух хозяйств в южной области и договорился о покупке ста сорока тонн сена и комбикорма.
***
«Водник» вернулся в космопорт ровно двадцать второго августа, как и планировалось. Оба волхва выглядели уставшими, но молодёжь была бодра, весела и готова к подвигам. Нина, вместе с Хельги полетевшая встречать сына с женой и друзьями, обняла Воислава и его жену, а потом поздоровалась с остальными. Стожар и Злата после приветствий полетели сразу в Орлово, пообещав зайти в гости на островах, а Лютый с Любице согласились сначала зайти на обед в городской дом Нины. Поскольку Зарина Баженовна с киборгами всё ещё была в доме Воислава на Мирном острове и потому компания из десяти человек и киборгов вполне удобно поместилась за столом в гостиной. После обеда Лютый с Любице полетели в Орлово на таксофлайере, а все остальные – на колхозном флайеробусе направились на острова.
***
Двадцать девятого августа произошло окончание строительства школы на Жемчужном острове и назначенный директором Всеслав торжественно перерезал красную ленточку со словами:
— Теперь все киборги могут учиться и получать знания не только по школьной программе, но и по любой интересующей их специальности. В эту школу при желании могут ходить… и прилетать… дети из ближайших деревень. И наши дети тоже будут учиться в этой школе. А также вечерами будет проводиться подготовка для желающих поступать в высшие учебные заведения.
Всемир, как завуч новой школы, объявил, что до первого сентября все желающие учиться должны ему подать заявления. После завершения речей и благодарности строителям двери школы были открыты – и все желающие смогли пройти по двум этажам здания и осмотреть классные комнаты. А вечером в банкетном зале столовой был торжественный ужин в честь строителей.
***
Утром тридцатого августа вся строительная бригада вместе с Доброхотом улетела на хутор Пасечника достраивать дом, а Платон, проводив их, задумался о необходимости иметь в колхозе свою бригаду строителей, и сообщил об этом на собрании колхозников.
— Вот закончим с дамбами, — ответил ему Григорий, — и киборгов, занятых на этих работах, переведём на строительство манежей на насыпи. Ведь планируется медицинский центр? И большой дом квартирного типа на месте модулей?
— Всё так. Надо успеть в этом году всё согласовать и поставить фундаменты. И освободить место под них… надо срочно готовить площадки под модули на Закатном и Аптечном островах и переносить два из имеющихся трёх модулей на них, а я займусь согласованием, пока Ведим и его спутники не улетели обратно.
За одни сутки два модуля были демонтированы, перевезены на эти два острова и собраны обратно – на Закатном острове в модуль заселились киборги рыболовецких бригад и те, кто занят на обработке и переработке рыбы и водорослей, а на Аптечном острове модуль заняли растениеводы. И этим же вечером Платон попросил Ведима прилететь и разметить участки под фундаменты общежития и медцентра.
Ведим явился уже к ночи и сразу осмотрел выбранные участки, попросил у Платона проекты обоих зданий, изучил их и… отказался что-то делать:
— Тут работы бригаде на неделю! Но мы не можем оставаться, завтра улетаем, ведь через неделю нам надо уже детей забирать из инкубаторов. Но я могу оставить одного из моих парней, Дика, он всему обучен и умеет делать всё, что умею я, а он подберёт здесь бригаду. И оставлю часть инструментов, остальное докупишь по списку. Список скину утром.
— Хорошо, купим всё, что надо. В сентябре ещё достаточно тепло для установки фундаментов.
***
Ведим с Корой и двумя DEX’ами улетели в космопорт тридцать первого августа сразу после завтрака, оставив Дика, которого на срочном собрании правления колхоза назначили бригадиром строителей и выдали задание на работу.
Заказанные инструменты курьер привёз уже через три дня – и Дик, за три дня успевший собрать бригаду, спокойно приступил к работе.
***
Девятого сентября в десять утра Нине позвонил Ведим и показал своих детей, только что принесённых из медцентра. Двое новорождённых были одинаково розовыми, различаясь только цветом одеяльцев. Совершенно счастливая Кора, предварительно изучившая доступную литературу по уходу за детьми, очень осторожно развернула детей на пеленальном столике и показала Нине.
— Мы решили назвать их Олег и Олеся, — радостно заявил Ведим, — это твои внуки и они ждут бабушку в гости. Когда прилетишь?
— Пока не думала об этом, — растерянно ответила Нина и добавила в звонок мужа. Платон, находившийся в это время на курятнике, мгновенно ответил: — Только мы вчетвером прилетим. Ты не против? С нами Хельги и Аля. И не прямо сейчас, а недели через две… или через три. У нас уборочная сейчас. Как только закончим, так сразу.
— Отлично! Ждём! Любим вас! – и Ведим отключился.
***
Двадцать второго сентября Саня взял у Воислава и Лютого пробы семени для ЭКО и уже через пару дней пригласил на медпункт Ираиду Петровну, чтобы она подготовила Миру и Любице к процедуре и провела её – и двадцать пятого сентября жёнам киборгов были подсажены эмбрионы их детей.
***
Уборку урожая завершили вовремя и очень успешно — и на день Хорса-Свентовида снова столы ломились от выпечки и ягод с мёдом, и светлый волхв снова прятался за столом с пирогами и спрашивал «детушек», видят ли они его, и эти самые «детушки» нестройным хором отвечали, что не видят. Всё было привычно и правильно — лето закончилось, наступила осень, за осенью придёт зима… и снова парни будут засылать сватов, и снова родители девушек будут сватов встречать… и снова будут играться свадьбы и рождаться дети.
***
Двадцать седьмого сентября Нина, Платон, Хельги и Аля на рейсовом лайнере полетели в гости к Ведиму и Коре. Прямого рейса до Эфеса Клинка не было и поэтому пришлось делать две пересадки — но в целом путешествие прошло благополучно. На Эфесе Клинка была весна: таял снег, цвели странного вида деревья и кустарники, пели местные ящерки и бегали по дорожкам местные «голуби», напоминающие скорее помесь мыши и воробья размером с голубя, чем голубя.
Ведим встретил гостей в космодроме и на своём мини-флайеробусе привёз к своему дому. А Кора встретила свекровь на крыльце свежим хлебом-солью, на столе стояли пироги и каша, а после того, как Нина с ней поздоровалась, из детской вышла миловидная девушка, которую Ведим представил как няню детей.
— А нужные программы у неё есть? — тут же спросил Платон, — она Irien. И вообще-то секретарь вашего офиса ОЗК.
— Конечно есть, — ответил Ведим, — она сама захотела научиться ухаживать за детьми. Её имя Роза. И она собирается замуж за…
— Это может быть неинтересно, — остановила его Роза, — мне нравится возиться с малышами. А системный запрет не касается ухода за новорождёнными детьми.
Нина с этим согласилась — и после торжественного обеда по случаю встречи Ведим показал ей и её спутникам город и пролетел над комбинатом. Экскурсия её впечатлила — комбинат занимал площадь не менее десяти квадратных километров и состоял из длинных закрытых зданий и непонятного назначения огромных труб и вышек. Город был на пару километров в стороне от комбината и занимал не меньшую площадь. На краю города оказался большой парк на двух берегах реки, у входа в парк находилось двухэтажное здание офиса ОЗК. Знакомство с сотрудниками чуть не затянулось до ночи — пока Платон не остановил Ведима и Сергея, сказав, что Нине необходимо отдохнуть после полёта.
Нина с мужем и спутниками пробыли в гостях почти три недели. Аля сначала опасалась брать на руки детей, но, посмотрев, как Роза и Кора детей моют, не выдержала и вмешалась — у неё не только программы сохранились, но и память — ведь ребёнок, за которым она ухаживала до прихода в ОЗК, ничего плохого ей не делал. На обратную дорогу Ведим нанял небольшой транспортник и нагрузил его тем, чего нет на Антари: местными фруктами и местной копчёной рыбой. Кроме этого, в трюм погрузили продукцию комбината — технические алмазы в опломбированных контейнерах — для серебряных рудников в Серебрянке.
***
На Антари Нина со спутниками прилетела почти в конце октября — как раз на премьеру второй серии мультфильма «Царевна-Лягушка». Сорокапятиминутная серия почти полностью была посвящена биографии младшего сына губернатора – Ивана, прозванного в семье Царевичем – и даже служба его в армии по контракту с обучением на программиста.
На премьере кроме окрестных жителей присутствовали Светлана и Златко от ОЗК, Одинец с Гораном, Василий, Пётр и Грант. После показа мультфильма были длинные восторженные речи с поздравлениями студийцев – и большой торт с немного запоздалыми поздравления Клима и Горана с днём рождения. Клим, уже знавший, что надо делать, быстро разрезал свою половину торта на маленькие кусочки и воткнул в них свечи. Горан сначала мрачно спросил, в чём дело? – а после объяснения словно нехотя сделал то же самое со своей половиной торта. Платон от Нины и себя вручил обоим подарки – скутер Климу и гравидоску Горану – и поздравил обоих с праздником.
***
Тридцатого сентября на конюшню вернулись все жеребчики, которые были отвезены на хутор Пасечника, и Ян с Рыжиком, а шестнадцатого сентября Платон объявил аукцион по продаже животных. Очень удачно удалось продать двенадцать голов, но они были оставлены на несколько дней на конюшне для кастрации, которую Костас пообещал провести в ближайшее время. Оставшихся четырёх было решено подростить для будущего конного театра в Янтарном и кастрировать немного позже.
Ян показывал, чему обучил жеребят за лето, чтобы показать возможности этих мезенок – и потому крестьяне и лесничие заповедника активно торговались за каждого жеребёнка. При всём обилии техники наблюдать за лесом и туристами с седла оказалось намного удобнее, чем из флайера, и вывозить из леса вырубленные сухие деревья лошадью оказалось удобнее и безопаснее, чем трактором, так как сохранялся слой почвы – и потому на жеребят даже была очередь.
***
Пятого ноября на хуторе Пасечника торжественно открыли для киборгов новый двухэтажный дом со всеми удобствами – и Платон отправил на хутор ещё десяток киборгов для проживания и помощи старику.
А десятого ноября на собрании правления колхоза председателем СПК(к) «Заря» был выбран Платон Лебедев. Событие не осталось незамеченным – впервые на такую должность избрали Irien’а! – и уже вечером на всех местных голоканалах появился фильм о колхозе, срочно смонтированный по записям Филиппа и других бывавших на островах киборгов.
***
Первого декабря состоялась защита диссертации Нины и Гранта в большом зале главного корпуса Вороновского музея. Мероприятие было открытым и прийти на защиту могли все желающие, к тому же среди оппонентов были прилетевшие профессора и академики из Ново-Санкт-Петербургского Университета – и Нина сначала от волнения хотела отказаться от защиты, но Грант сказал, что отступать поздно, раз уж проделана такая грандиозная работа.
Защита продолжалась около пяти часов с двумя перерывами на буфет, Нина быстро успокоилась, увидев в первых рядах бывших сотоварищей по работе в музее, а под конец всех речей заявила, показав на Гранта:
— Без помощи этого киборга я не смогла бы проделать такую работу в такие короткие сроки, он тоже имеет право на степень кандидата наук по культурологии.
Её поддержали – и в результате её монография в соавторстве с Грантом была признана большим вкладом в науку и учёную степень получили оба соавтора: Нина Павловна Лебедева и Грант Григорьевич Нилов.
***
Велесовы святки прошли весело и слишком быстро: сначала зажгли Священный огонь нового года и участвующих в обряде мужчин и парней было около двух десятков; потом колядование и щедрец, попадающий как раз на Новый год, голографическая ёлка и украшенные гирляндами деревья по краям дамб, гости и катание на санях; потом – первые бега на ипподроме, фактически показательные, так как орловские кобылы в полную силу бегать уже не могли по причине солидного возраста, а мезенские кобылки в полную силу бегать ещё не могли по причине молодости; потом – Водокрес и купание в ледяной воде… и пляски, игры, буза во все дни святок.
***
В феврале Лёня трижды привозил киборгов, каждый раз говоря, что это уж точно самые последние армейские киборги – и каждый раз через несколько дней звонил снова и предупреждал о новом привозе.
— Но ведь киборгов более не производят! – возмутилась Нина после второго привоза, — откуда они?
— Официально не производят для свободной продажи, — ответил дексист, — только по спецзаказу и под контролем ОЗК. Не столько для военных, сколько для геологов и других учёных, летающих в экспедиции на новые планеты. Но не все филиалы «DEX-company» сотрудничают с ОЗК. К тому же многие военные так и не научились беречь киборгов. Короче, ещё привезу через неделю.
— Борису это должно быть выгодно, — усмехнулась Нина, — ведь платим мы ему жемчугом и янтарём, причём в изделиях… киборги теперь не являются вещами и товаром, но за перевоз он столько требует! Платим, деваться-то некуда, ведь он успевает забрать их живыми. Привози… примем всех.
— Ждите, — ответил Лёня, — кстати, Вера защитила кандидатскую диссертацию, теперь она учёный кибер-психолог и начала собирать материалы для докторской. Поэтому Борис Арсенович и скупает битых киберов у их хозяев и забирает у армейских… привезу.
Двадцатого февраля прилетала Ира и увезла три десятка DEX’ов в Звёздный.
***
Весной отметили Масленицу и Златко снова был Ярилой, а Светлана – Зимой, на взятие снежной крепости прилетели Левон с Кику и Фома с Илоной и детьми, снова пекли блины и закликали Весну и всё было как надо и очень весело.
На Купалу Мира в только что построенном медицинском центре, руководить которым согласилась Астрид, родила мальчика. Воислав, представляя сына Солнцу, с согласия обоих волхвов дал ему имя Горыня. Ведим поздравил брата-киборга с рождением наследника по видеосвязи и показал своих уже подросших детей, пообещав прилететь в отпуск.
Нина была совершенно счастлива – сбылись все мечты, о которых она просила Макошь: большая семья, любящий муж, дети и внуки, хорошие соседи и добрые друзья – и посёлок, который никогда не был бы построен, если бы когда-то давно Фома не подарил ей киборга по имени Змей Горынович.
Мира впервые участвовала в русалиях – но точно знала, что и как она должна делать в каждый момент времени. Ей иногда разрешали присутствовать на таинствах – хоть и в качестве зрителя только – и потому не было сомнений в том, правильно ли она делает. К тому же рядом были подруги и сёстры – и были рядом просто помогающие девушки, не участвующие в обрядах, такие, как Клара, ведущая девушек к берегу, или Зима, которая из охранницы стала подругой. Или… девушки-«русалки», плавающие в тёплой воде протоков между островами и незаметно охраняющие её и её подруг.
В половине седьмого вечера девушки в длинных плотных вышитых льняных рубахах собрались у модуля волхва, где старик благословил их и попросил Клару помочь девушкам сплести венки заговорами и песнями. Клара с полураскрытыми крыльями показывала, какие именно растения можно срывать и вплетать в венок, а какие – не нужно.
Мира и сама знала местные растения, но понимала, что в волнении могла чего-нибудь напутать – так что помощь Клары была совершенно не лишней. Рядом были подруги: Любице, Злата, Динара – и Зима в качестве личной охранницы, и Алёна, которой вроде бы рано в этом году участвовать в русалиях, но которая не захотела остаться в стороне, и девушки из деревень, ведь светлый волхв находится здесь, значит, и таинства надо тоже проходить на этих островах.
Под пение Клары и в сопровождении пары дронов, снимающих празднество, девушки с венками на головах пошли к центральному костру и влились в хоровод во внутреннем круге. Горели костры, на сцене пели Клим и Май, Серж играл на глюкофоне, Антуан – на парных барабанах, в среднем хороводе шли парни и мужчины, вечер тихо превращался в белую ночь… Мира делала всё, что нужно, словно в тумане, вспоминая первую встречу со Змеем… даже не саму встречу, а первое сообщение отца о появлении нового егеря, и вспоминала, как первый раз Лютый скинул ей голографию этого егеря, и как она рассматривала её вечерами… и как она взяла отцовскую лодку и поплыла за ягодами и как этот егерь вытащил её из воды и привёл в свой дом… занёс на руках. Дом был не его — но он жил в нём вместе с названным братом Вороном… который тоже оказался киборгом.
Как же давно это было! — а словно вчера кинулась из дома. Сходить за ягодами в погреб даже в голову не пришло! А потом оказалось, что этот молчаливый егерь — машина! Как это шокировало родных! И вспомнила, как вдруг у машины оказалась приёмная мать и как она, эта Нина Павловна заявила, что готова признать её, тогда ещё с именем Малена, невестой этого своего сына-киборга… и к удивлению всех, кто тогда присутствовал на берегу, её отец согласился с этим… вот интересно, о чём он тогда думал?.. а теперь этот киборг стоит на плывущей лодке и поднимает её венок…
А киборг, поднявший венок, думал, как же ему повезло в жизни! Сначала был командир, ставший приёмным отцом, потом хозяйка, ставшая приёмной матерью, потом братья и сёстры… Не всё сразу случилось, конечно, были минуты отчаяния, когда хотелось только одного – быстро и безболезненно попасть на тот свет… но оказалось, что и на этом свете есть хорошие люди, готовые признать разумность биомашины и дать шанс жить… хотя бы на этих островах напротив деревни Орлово. Нет, сначала было спасение Кроу-Ворона… самовольное, без приказа… а уж потом – домик на островах и должность егеря. А потом – знакомство с семьёй Орловых, спасение из воды Малёны, признание его сыном хозяйки… и три года почти самостоятельной жизни, состоящей из работы, учёбы и подготовке к женитьбе…
Нина уже не могла участвовать в таинствах и, стоя у модуля, смотрела видео, которые киборги скидывали на её планшет: эпизоды плетения венков, парней в лодках, прыжки через костёр… а когда Змей и Мира нашли цветущий местный папоротник, Платон тихо сказал:
— Нам пора, пойдём.
— Подожди, хочу посмотреть, как Змей вернёт Миру, зайти домой и убедиться, что все девушки в безопасности.
— Хорошо, сейчас подключусь к Зиме и Змею, — и Платон медленно повёл Нину к дамбе, — сейчас зайдём, убедимся и сразу на наш остров. Палатка готова, Хельги и Аля уже там… все отдыхавшие на острове дети у родителей, а Астрид с мужем, нас никто не побеспокоит…
Уже через пару минут Нина получила видео и увидела, как Змей на лодке привёз Миру на Славный остров и проводил в дом. Зима сидела в той же лодке, потом шла следом, ведя съёмку, но в беседу не вмешивалась.
— Мне кажется, что Зима тоже хотела плести венки, — тихо сказала Нина, — она дружит с Деяном, а он… охранник Любице и тоже где-то здесь…
— Но им никто не мешает общаться, — пожал плечами Платон, — сватовства не было, значит, в этом году волхв их не обвенчает. Подождут до следующего лета… Зима останется с Мирой здесь, Деян – в Орлово с Любице как её брат. Змей и Лютый дружат, будут летать в гости с жёнами… так что здесь всё в порядке, волноваться нечего.
В доме всё было спокойно, гостиная напомнила Нине улей количеством девушек, перебирающих наряды в сундуках и чемоданах, и их кибер-охранниц – Алёна, уже знавшая всех окрестных жителей даже с биографиями, знакомила прилетевших девушек с местными и уже совместно они рассказывали друг другу о неженатых братьях. При появлении хозяйки дома разговоры затихли и Нина, увидев, что все на месте, спросила, не тесно ли им:
— Если тесно, Морж поможет разместиться поудобнее, просто попросим DEX’ов охраны переночевать в парке и дать свои комнаты вам.
— Всё нормально, — за всех ответила Алёна, — мы всё равно не заснём, будем разговаривать.
— В таком случае, — усмехнулся Платон, — можете занять и столовую, там ночью только охранники ужинают. Я распоряжусь насчёт диванов. Отдыхайте.
На Утренний остров Платон привёз Нину на лодке, медленно и на вёслах, так, чтобы успеть посмотреть с воды, как догорают костры и как веселятся те, кто не проходил обряды – кто на качелях, кто в пляске – и как плавают в воде «русалки», которые при приближении лодки высовывали из воды головы и скидывали на планшет то, что наснимали.
Островок, названный Утренним, встретил Нину тишиной и… запахами выпечки. Перед палаткой стоял сервированный на четверых столик, в палатке обнаружилась надувная кровать, два купальных халата, сумка с полотенцами, купальником и платьем, которое надо будет надеть утром, на брезентовом полу стояли тапочки на сейчас и туфли на утро. Во второй сумке была одежда Платона.
— Давай помогу переодеться, — сказал он на её удивлённый взгляд, — сначала чай, а потом будем купаться под луной. Смотри, как красиво… белая ночь, тёплая вода и только ты и я…
— И Хельги с Алей? Тоже где-то здесь? Куда ж без них, – рассмеялась она, — а насчёт переодеться… помоги. Кокошник, золотный платок, душегрея, сарафан, рубаха, восемь нижних юбок… поворачиваюсь уже с трудом.
Она вышла из палатки уже в халате, надетом поверх купальника, и наконец рассмотрела столик: в середине стояла мисочка со свежей земляникой, рядом — две креманки со сливками, а чуть с краю – тарелка с плюшками, тарелка с пирожными и небольшой тортик. Кроме этого, стояли четыре чашки с блюдечками и два термоса с чаем и с кофе.
— Так и есть, — улыбнулся её муж, — в этой палатке спим ты и я. Хельги и Аля здесь просто за компанию… они отказались остаться дома. Они будут купаться на другом конце острова, там тоже есть палатка, а мы здесь.
— Хорошо, тогда сначала чай.
Чай был на травах с ягодами земляники, тёплый и чуть сладкий, а плюшки с ванилью и корицей дополняли вкус. Вода в озере даже ночью была тёплой — и две пары купальщиков почти до часу ночи плавали на разных концах островка. Проснулась Нина почти в половине седьмого от поцелуя Платона, который снова повёл её купаться:
— А помнишь прошлый год? А позапрошлый? Уже традиция у нас получается… купаться этой ночью.
— И этим утром, — улыбнулась она, — сегодня у наших детей венчание… а до него желающие девушки могут показать свои наряды. Не спеши, без нас не начнут.
Утренняя вода была холоднее, чем вечером — и потому уже через четверть часа Нина вернулась в палатку, чтобы переодеться, а Аля тем временем собрала лёгкий завтрак. К дому все четверо подошли почти в половине десятого, когда по дорожке парка уже ходили девушки в первых нарядах и голографировались с лебедями — и Арнольд снимал их на ручную камеру и на все три дрона.
Мира в венце, тяжёлом атласном сарафане и душегрее кормила лебедей и охотно позировала, Любице была одета немного полегче, но тоже в атлас и парчу — и среди крупных птиц чувствовала себя немного неуютно. Динара охотнее бы сголографировалась с лошадьми, но сказать об этом не решалась, а Злате, казалось, было всё равно, где и с кем из животных сниматься.
Потом девушки сменили наряды и Арнольд предложил съёмку с кибер-голубями, которых привёз с турбазы Степан вместе с двумя киборгами, которые за ними ухаживают. Потом голографирование уже в других костюмах сместилось к леваде с жеребятами – и Нина тихонько попросила Хельги привести Дивана, чтобы Динара смогла попозировать с ним… За полчаса до полудня съёмки пришлось прекратить, так как пришла пора идти на капище.
Давно на Козьем острове не было столько гостей! Но поместились не все желающие, и потому Велимысл разрешил прийти только ближайшим родственникам будущих молодожёнов, а для остальных Арнольд должен был вести прямую трансляцию с дронов и ручной камеры на установленные на островах мониторы. Нина оглядела собравшихся в первых рядах: Ведим и Кора, Василий и Зоя, Лучесвет и Заряница, Пётр и Лидия, Грант и Гульназ, Светлана и Златко, Дробот, Алёна, Сэм, Беляна, братья Миры с жёнами… — а за ними стояли молодые крестьяне и киборги, кто уже женат и те, кто будет жениться в следующем году.
Когда светлый волхв с помощью Клары стал подносить идолам требы, Нина заметила, как к алтарю подошли тёмный волхв с приёмным сыном, и удивлённо взглянула на мужа. «Тёмный тоже принёс подарки молодым», — услышала она его ответ в наушнике, — «вредить он не станет, а помочь может». Нина хотела спросить, каким образом помочь сможет тёмный волхв? – но сдержалась. От её имени светлый положил на алтарь каравай хлеба, испечённый Алей (её помощь мэрьке была фактически в невмешательстве – но дар богами был принят), и вышитое ею небольшое полотенце. Затем Клара расстелила широкие длинные полотенца на траву от входа на капище до алтарного камня – и первая пара ступила на них босыми ногами.
Змей был одет в белую льняную вышитую красными нитями рубаху длиной до колен, светлый пояс и белые же порты, на Мире было длинное белое льняное платье с рукавами, примерно на треть покрытое красной вышивкой. Волосы девушки были распущены, на головах у обоих были цветочные венки, сплетённые Мирой.
Ярко светило солнце, в чистейшем небе кругами летали лебеди (символ любви), по траве бродили гуси (символ смерти и смены статуса) – и наступила такая тишина, какая бывает только перед очень значительными событиями. Выждав минуту, светлый волхв спросил, какими именами будут венчаться молодые.
— Однажды я выбрал себе имя Воислав, — спокойно ответил Змей, — но мама… тогда ещё хозяйка, ответила, что это имя я могу получить только когда женюсь. Имя воина. И не каждый может носить его, это право надо заслужить. Я тогда не поверил… где ж это видано, чтобы киборг женился! Так я думал. Но запомнил. С тех пор прошло много времени, хозяйка стала настоящей матерью, и я благодарен ей за всё, что она дала мне. Она первой приняла мужем киборга, который когда-то давно спас меня, и я рад, что у меня такой отчим. Мой приёмный отец был бы рад сейчас…
— Так он здесь, — прервал его Темногор, — ты хотел знать, где душа Горыни Вучича, и я пришёл, чтобы сказать тебе это. Он рядом, ждёт возможности получить тело. Первый же ребёнок, который родится у тебя и твоей жены, независимо от пола, примет душу твоего приёмного отца. Не препятствуй его матери, а теперь уже твоей бабушке, с ним общаться. Зарина воспитала достойного сына, она поможет воспитать ребёнка своего приёмного внука. Это всё, что я хотел сказать. А теперь, — тёмный обернулся к Одинцу, и тот вывел вперёд Горана, — он тоже хочет что-то сказать.
— Поздравляю, брат! – выдавил из себя подросток, но и этого было достаточно. Змей понял, что Горан наконец-то признал право киборгов на жизнь и душа его очистилась от ненависти к ним.
— Итак, ты принимаешь имя Воислав, — спокойно продолжил Велимысл, — а твоя будущая супруга имя сменит?
— Она сменит только фамилию, — уверенно ответил Змей, — и станет Славомира Сомова. Я знаю, что имею право сменить ей и имя… но раз я сам меняю имя, то она сохранит своё.
— Хорошо. Воислав и Славомира, является ли ваше решение связать судьбы и создать семью осознанным и добровольным?
— Да!
— Да!
— Отлично! Перед ликами богов дайте друг другу клятвы верности…
Светлый волхв что-то ещё говорил и говорил, слышен был звон колоколов вдалеке, а Нина думала: «Насколько невероятным казалось всё это тогда, три с лишним года назад… и даже ранее. Когда же Змей высказался, что хочет сменить имя? Когда она решала, как его записать при сдаче в аренду заповеднику? Тогда ему было сказано: «Когда женишься, тогда и имя сменишь!»? Вроде тогда… Это казалось совершенно невероятным – и свершилось! Змей женится! То есть – уже Воислав. Вот интересно, почему из всего изобилия мужских имён он выбрал именно это? Надо будет спросить…»
Наконец, обряд для этой пары был закончен и собравшиеся расступились, чтобы дать молодожёнам проход – но тут на пути им встретилась Лариса и повела к берегу, где под украшенной аркой перед небольшим столиком стояли регистраторша из городского ЗАГСа и паспортистка.
Нина удивлённо взглянула на подругу – и та заявила:
— Пока все здесь, можно и расписаться заодно. А то некоторые улетят в деревни, и где я потом их отлавливать стану!
Процесс росписи и получения Змеем паспортной карточки на новое имя занял около четверти часа – и после этого уже Воислав и его жена прошли по дамбе на Жемчужный остров, где уже ждал их Руслан с запряжённым в коляску Восходом. Ещё через полчаса по дамбе прошли и сели в поданную коляску Динара и Ростислав — и гордый Хельги, управляя Диваном, повез их вслед за коляской Руслана. Чуть позже Стожар и Злата сели в дрожки, которыми управлял Полкан, а Лютого и Любице повёз Свен на паре пони.
Нина со слезами радости на глазах смотрела, как её сын-киборг несёт на руках свою жену в свой дом и как радуются этому её друзья и её приёмные дети-киборги – и была совершенно счастлива! Тогда, почти четыре года назад, она и мечтать не смела об этом! Большая семья — муж, дети, внуки – и большой дом, где все свои и уже не надо никуда спешить и можно просто жить и наслаждаться этим!