В день Великой Победы группа всегда была чем-то занята и вечно куда-то спешила. Если учесть планирующийся на десятое мая вылет в Лондон, то этот особенный для всех день вообще пролетел стремительно и как-то хаотично. Правда, ближе к вечеру, давно оставшаяся без руководителя, осиротевшая половина, стойко храня традиции, собралась в Серебряном бору. У генерала. На шашлык.
Подарки были вручены. Слёзы пролиты. Объятия закончены.
Ксения сидела в глубоком шезлонге и смотрела, как на другом берегу широкой Москвы-реки смутно розовели деревья в предзакатном сумраке. Запад уже начинал светиться ровным матовым светом, а по линии горизонта осторожно разгорался закат, робко наливаясь красной краской. Воздух недавно вошедшей в полную силу весны резко свежел. Черная, ещё не прогретая земля холодила. Запах от реки стал сильнее, и Ксения, завернутая в плед, как в кокон, наконец, встала, чтобы пойти в тёплый дом, с приветливо светящимися окошками террасы.
Там, среди общего гула, выделялся басовитый тон Василия Ивановича.
– Ценная вещь, – громко утверждал он. – Кто бы спорил. Но находиться ей надо в Храме божием, а не в ваших музеях. Раритет! Это веры православной раритет. К вам, безбожникам, сия вещь не относится.
– Не горячись, Василий Иванович, – парировала Елена Дмитриевна. – Икона ценнейшая, и её должны увидеть потомки наших потомков. А в церкви? Заплюют, залапают, зацелуют по незнанию – и вещь погибнет.
– За пятьсот лет не заплевали, а сейчас, значит, слюна стала ядовитая? – возмущался бойкий оппонент.
Ксения посмотрела на чету улыбающихся Худояровых и, с удивлением, подумала, как хорошо и спокойно у неё на душе, в этом, давно ставшем родным доме.
– Похоже, что мы в последний раз так собрались? – вдруг вырвалось из груди.
Отец Василий резко повернулся, и его зелёные глаза внимательно посмотрели на неё. Ксении почудилось, что в глазах их воцерковленного друга промелькнула такая же глубокая печаль, как и в глазах Елены Дмитриевны.
– Не все прощаются, – глухо буркнул он.
– Не все… – согласилась Елена Дмитриевна. – Но мы с тобой, Васенька, навсегда. Так что и не спорь со мной сегодня.
Она тряхнула головой, взгляд стал злым и дерзким, но глаза покраснели и губы задрожали.
Борис, в изумлении, увидел, что эта невозмутимая и, даже холодная, женщина задрожала, как лист на ветру, а самоуверенный русский поп, кряхтя, подошёл к ней и… обнял.
Тишина повисла на веранде старой дачи.
Борис вздохнул и, чтобы развеять гнетущую обстановку, тихо, стараясь не заикаться на трудных русских словах, начал:
– «Троица» Рублёва написана на деревянной небольшой доске, которую почти разрубили в семнадцатом на дрова. Слева наискосок идёт глубокая трещина, которая повредила лакокрасочный слой. На иконе – три ангела, которые словно парят без основы над чашей, в которую помещена голова тельца. Фигуры ангелов образуют круг. Их взгляды устремлены в вечность.
Необычность иконы в том, что на Руси вообще не писали в таком стиле, да и в христианском мире таких парсун мало…
Есть ещё одна вещь, на которую все обращают внимание, но почему-то боятся сказать об этом – это лица ангелов. Они практически одинаковые и все женские. Предполагают, что Богородица, заступница Руси, всегда рядом. Недаром же, все пять чудесных животворящих русских икон посвящены ей.
– При хорошей женщине и мужчина может стать человеком! – строго подвела итог рассказу супруга, Ксения. – А Троица волшебная?
– Нет, – муж пожал плечами. – Просто икона.
– А смысл в ней есть?
– Какой в иконах смысл? Иконы – чудо божие. Смысл в Вере, – буркнул Василий Иванович.
– А чудотворные иконы на Руси – это какие? – поинтересовался генерал у Бориса.
– Я бы выделил Тихвинскую, Казанскую, Владимирскую, Грузинскую иконы Богоматери и «Неопалимую Купину».
– Но для себя каждый выделяет свою Икону, с которой может поделиться горем, болью и даже радостью, – вдруг услышали от Рашида Ибрагимовича. – А у мусульман запрещено изображение человека и животных…
Он впал в глубокую задумчивость и грустно посмотрел в пол, брови его сурово сдвинулись, а губы шептали что-то величественное и непонятное:
– Бисмилляхи ллязи ля иляха илля Хува р-Рахману р-Рахим. Аллахумма азхиб анни ль-хамма валь-хузн (1)
(С именем Аллаха, кроме которого нет Бога, милостивого, милосердного. О, Аллах, избавь меня от тоски и печали)
***
Совсем перед празднованием 33-летия со дня Великой Победы случилось в СССР «ЧП». 20 апреля 1978-го года вблизи от финской границы был подбит и посажён корейский «Боинг-707-321B», выполнявший рейс в Сеул из аэропорта Орли. Самолёт успел пролететь над Британским королевством, пересёк Гренландию, а потом, внезапно, сделал плавную дугу и направился почти обратно, в сторону Финляндии и Карелии. Как потом объяснили специалисты, штурман, при расчёте маршрута, не учёл рядом расположенного Северного полюса. Самолёт обнаружили ПВО СССР далеко на подлёте – ещё в 400 км от границы. Но подумали, что возвращается на базу свой самолёт, забывший включить позывные. После долгих выяснений: «Какой болван летит?», уже над Кольским полуостровом на перехват отправили истребитель. Лётчик пролетел вокруг самолета, осмотрел его и доложил: «Гражданский». Тем временем, испуганный видом «Су-15» кореец начал разворот. Доклад о диверсанте, быстро улетавшем в сторону Финляндии, был отправлен в Москву. Пришёл приказ: «Нарушителя уничтожить!».
Военный лётчик даже попытался разубедить начальство – мол, это гражданские, но потом были выпущены две ракеты. Первая предупредительная – мимо. Вторая вырвала часть крыла. Несмотря на это, гражданский лётчик-ас смог посадить самолёт на лёд озёра Корпиярви в Карелии. Погибли два пассажира, во время разгерметизации салона.
Никого из участников происшествия не судили, не посадили, правда, и не наградили. Действия ПВО были признаны правильными.
Пассажиров быстро вывезли. Корейских пилотов судили и помиловали. Чёрные ящики, снятые с самолета, авиакомпании не вернули. Шпионского ничего не обнаружили. Зато, разобрав новый «Боинг», заинтересовались автоматикой слива топлива, лёгкими сотовыми перегородками крыльев и аварийной радиостанцией. Все новинки уже в 1980 году были использованы в гражданской авиации СССР. «Значит, не зря стукнули…», – сказал заместитель главкома войск ПВО Евгений Савицкий.
Почти анекдотичная и так относительно благополучно закончившаяся победой СССР история, к сожалению, имела своё продолжение. Спустя пять лет «Су-15» сбил, при схожих обстоятельствах, над Сахалином «Боинг» с 269 пассажирами на борту. Погибли все.
Той же удивительной весной произошла и другая Победа. Настоящая, пусть и спортивная.
После «пражской весны» прошло 10 лет. События, которые, в результате, привели к вводу советских войск в Прагу, давно вошли в летопись мировой истории. И вот, как и той весной, вся Чехословакия скандировала: «Сейчас или никогда!», «Вспомнить всё!». Чехи готовились отпраздновать будущее событие грандиозным разгромом русских. Да, хоккеистов, а не военных, главное – русских! И неважно, что в составе сборной Союза уроженцы разных республик и разных национальностей. Для высокомерной Европы все были «русскими медведями».
Прага пестрела антисоветскими плакатами. Правительство решало – а не ввести ли в столицу войска? Все ждали финальный хоккейный матч чемпионата мира. В таких условиях Ю.В. Антропов принимает решение направить в «дружественную Прагу тысячу болельщиков». Беспрецедентный шаг для Москвы. ЦК готовит план мероприятий: посещение крупных заводов, участие в демонстрации 1 мая, возложение венков 9-го.
Советских же хоккеистов в это время старательные чехи «гостеприимно» разместили в старом здании закрытого на ремонт отеля. Кормили скудно. Воду приходилось покупать в магазине напротив. Душ не работал. Зато гостиница располагалась рядом с советским посольством!
Справедливость и законность тоже были «европейскими». Назначенные судьи весьма далёкие от судейства — карали игроков даже на скамейках запасных. Дальше началась форменная вакханалия. Все мероприятия, проводимые в эти дни в Праге не только на фабриках и заводах, но и в школах, и в больницах, имели выраженный антисоветский характер. Кроме того, хоккеистам приходилось выдерживать давление с трибун. С трудом, (и без особого служебного рвения), местной полицией пресекались попытки «мирных болельщиков» прорваться к хоккеистам СССР.
Вся Европа следила за игрой. Мир не сомневался в разгроме Советов. А вот русским надо было победить со счётом минимум на две шайбы большим, чем у хозяев турнира. Это была настоящая холодная война. Советской сборной была поставлена задача: «Отступать нельзя! Позади Москва!». России нужна была только победа!
Никто не верил! Никто! Результат матча (3:1) поверг в шок Европу! СССР победил! В хоккей играли настоящие мужчины. Трусы не играют в хоккей!
Счастливый Леонид Ильич 15 мая, стоя, открыл заседание Политбюро словами: «Поздравляю с большой победой, товарищи!».
Осень 1978 года была ознаменована новой уникальной победой, теперь уже в мировом шахматном турнире. Анатолий Карпов, в тяжёлой изнурительной борьбе, победил «беглеца» Виктора Корчного. Самой удивительной в этой победе была Вера советских людей. Именно так, с большой буквы – Вера. В СССР не сомневались: Победа будет за нами!
Радостный товарищ Брежнев перед ноябрьскими праздниками торжественно, (с речью и поцелуями), вручил покрасневшему Анатолию Карпову орден Трудового Красного Знамени.
***
За полночь генеральская «Волга» увозила гостей по домам. На крыльце отъезжающие опять наплакались и нацеловались. Всем было грустно. Расстроенная Ксюша, под шорохи асфальтовой дороги, незаметно для себя задремала…
«Они появились в самый таинственный час, когда звёзды начинают блекнуть на небосклоне. Правда, путникам в этот краткий миг, между ночной прохладой и изнуряющей дневной жарой, легко шагать по ещё не проснувшейся свежести.
Конь спустился к самой воде. Встал и, дождавшись, когда его всадник спешится, стал пить, словно был благородным рыцарем – неторопливо зачерпывая мягкими полными усатыми губами прозрачную воду и высасывая её, словно из ковшика. Спутник, в противовес скакуну, упал у ручья на четвереньки и, сунув лицо в проток, похрюкивая, начал жадно лакать. Конь презрительно фыркнул.
Лишь напившись, человек обратил внимание на окружающий мир. Встряхнул мокрыми волосами, плеснул в лицо, вымочив рукава и грудь… в конце концов, он не раздеваясь вошёл в воду и, плюхнувшись на пятую точку, наконец, громко вздохнул и обратился к другу:
– Мрак, ты находишь моё поведение неприличным? А не хошь, не смотри! Я устал, имею право! Весь зад за ночь отбил о чьи-то кости…
Конь моргнул карим глазом и отвернулся.
– Ну и пожалуйста, – услышали зелёные берега.
Между тем сидящий в нелепой позе человек огляделся. Мелкие камушки у кромки реки уже начинали переливаться перламутром под лучами просыпающегося солнца, кое-где мелькали серебряные спинки мелкой рыбёшки. В получасе езды сквозь тростник был виден небольшой, но крепкий дом, спрятанный за полоской деревьев. Он стоял у самого берега бойкой речушки, больше похожей на полноводный ручей.
Внезапно конь напрягся. Его тело на миг застыло, превращая гордое животное в чернеющий благородным мрамором монолит. В излучине реки, за поворотом, путешественники услышали что-то похожее на кряхтение или плач. Человек замер. Вода тихо струилась, продолжая охлаждать усталое тело…
– Олладий, посмотри, кто там мяукает…
От сидящего медленно отделилось тёмное облако и поплыло в сторону подозрительных звуков.
Вода искрилась под пальцами…
Облако вернулось. Конь повёл ушами. Отмокающий в ручье путник, кряхтя, как старик, поднялся. От не остывшего до конца тела шёл пар.
Кошачья хитрая физиономия повисла над ним, громко фыркнув.
– Забыл тебя спросить, – поморщился человек. – Ну, пахнет слегка от меня, и что? Корзина плывёт с ребёнком?! Вот, радость-то какая! И куда этого человеческого червяка я должен деть? И не тонет же, гад! Может, без нас выловят? – он с надеждой посмотрел на коня.
Конь советы давать отказался и, вообще, предпочёл уделить своё внимание прибрежной зелени. Путник мрачно воззрился на блестящую под солнцем лошадиную задницу – вот уж сакральное место для неудачников. Потом вздохнул, и, по пояс в воде, пошёл к плывущей люльке. Ребёнок, лежащий в ней, был мокрым, сморщенным, но вполне уверенно дрыгал ногами и громко пищал.
– Оставим? – с надеждой спросил человек.
Конь хмыкнул. Похоже, он с предложением был не согласен. Человек глянул на кота. Кошачья рожа огромным алым языком принялась вылизывать полупрозрачное ухо…
– О, воняет! – констатировал склонившийся над ним. – Мужик!
Он взял его на руки, горестно вздохнул и скомандовал:
– Ну, пошли. Вон дом. Может, пристроим…
Человек шёл и, с болью, ощущал себя лишним в этом мире, в котором не было места для сантиментов. Этот, брошенный кем-то в воду ребёнок обязан был проплыть мимо. Единственное, что мог сделать сострадательный прохожий в этой ситуации – утопить люльку, не обрекая человеческую личинку на дальнейшие мучения. Странник взглянул на личико младенца и споткнулся. Мокрые тряпки потеплели. Закапало.
– Это ты мне его навязал, – сказал уже совсем раздражённо. Конь в ответ возмущённо мотнул умной головой, отвергая гнусный навет.
Замеченный ими дом встретил слепыми окошками, затянутыми пузырем. Правда, на громкий стук достаточно быстро откликнулись. Дверь распахнулась. Старик и старуха вышли на свет.
– Не боитесь нас, – удовлетворённо констатировал путник.
– Так нет у нас ничего, господин, – старик прошамкал беззубым ртом.
– Коза есть. Молоко даёт.
– У неё козлёнок, – пояснила вместо мужа старуха.
– Ну, раз у вас такое хозяйство, то и… вот ещё один… козлёнок.
В глазах у старой женщины мелькнуло некое подобие отчаянья.
– Нам не дал Бог этого счастья, прохожий. А сейчас… скоро нас примет смерть. Мы не в состоянии вырастить его.
Тёмное облако влетело в дом, что-то блеснуло, словно сноп искр посыпался из глаз пришедшего на их порог.
– Вам не грозит скорая смерть, родители. Возьмите и воспитайте. Это сын ваш – Исаак.
Гость положил ребёнка на скамью, оставил его тряпки, развернулся и вышел. Захрапел конь, и оторопевшие от неожиданности люди услышали:
– Нас ждет Содом и Гоморра, Мрак! Хрен теперь эти мужеложцы отделаются лёгким испугом. А у меня стресс. Надо же как-то расслабляться!
Старики постояли немного на пороге. Ошеломление помешало им осознать, что старческие немощи отчего-то разжали когти и отступили, забрав с собой боль и скрип в суставах, тяжесть в сердце и колотьё в спине. Ребёнок завозился… на пол упал холщовый мешочек. Старик нагнулся и, с удивлением, увидел блеснувшее золото.
– Иди, заруби козлёнка, Авраам. Сыну нужно молока, – услышал он. Муж, разогнувшись, пробормотал:
– Иду, Сарра. Нагрей пока воды». (2)
***
Весной в Европе появились новые духи из линейки Yves Saint Laurent – Opium. Скандальное название, широчайшая рекламная кампания и реакция КНР, (китайские товарищи потребовали немедленно извиниться за «бестактное отношение к истории Китая»), вызвали небывалый ажиотаж. Все хотели иметь эти духи! Прошли демонстрации, провозглашающие их шедевром парфюмерного искусства, утверждающим своим именем и запахом женское равноправие и свободу. Советская Бриджит Бордо – Наталья Кустинская – первая в Союзе начала открыто рекламировать этот запах. Лидия Дмитриевна Гриневич, (Громыко), фыркала и резко критиковала модный аромат, сравнивала его с запахом известных советских духов – «Красный мак». Впрочем, ей нравилась другая модная новинка: французские духи фирмы Estee Lauder , которая напряглась и чуть позднее, но тоже в 1978 году выставила на суд женской взыскательной публики – Cinnabar.
И, конечно, Пекин в 1978 году – это не только скандал с названием французской серии духов. В самом конце года, с 18 по 22 декабря, в КНР состоялся очередной пленум ЦК. Никто сразу не осознал его значимости! Лишь спустя многие месяцы, до мира дошла гениальная стратегия «архитектора» Дэн Сяопина. Китай, наплевав на устои строителей социалистического общества, незаметно для окружающих, стал внедрять капиталистические элементы в работу экономики страны. Благодаря стратегии «четырёх модернизаций», страна стала такой, какой мы её видим сейчас. Фактически, введя рыночный капитализм, и, оставив базой марксистско-ленинскую идеологию, (модернизированную Мао Цзэдуном), Дэн Сяопин добился, за очень короткий срок, удивительного экономического чуда.
***
К странным событиям 1978 года можно отнести трагедию с пятью альпинистами на Кавказе. 17 августа группа на высоте 4000 м нашла площадку, поставила палатку и приготовилась ко сну. Среди ночи альпинист Ковуненко проснулся от криков. Он открыл глаза и увидел перед собой небольшой, ярко горящий шарик, размером с теннисный мяч. Пока люди, как следует, не рассмотрели незваного гостя, шар тихо висел над ними, освещая пространство. Затем, внезапно, «прыгнул» в спальный мешок одного из спортсменов, (к Коровину). Оттуда раздались дикие крики боли. Подняться, выбраться из спальника, покинуть страшное место пострадавший альпинист уже не смог… никто не смог…
Шарик периодически менял спальные мешки. Так, к Ковуненко он «нырял» пять или шесть раз, причиняя человеку немыслимые страдания, и, выгрызая из него куски мяса. По воспоминаниям оставшихся в живых, (Олега Коровина жуткий гость буквально съел заживо), этой странной шаровой молнии доставляло удовольствие мучить людей и издеваться над ними. Всё продолжалось несколько часов. Интересно, что на телах не было следов от ожогов. А вот страшные укусы доставали до костей.
Все пострадавшие альпинисты стали тяжёлыми инвалидами. Их обнаружили через сутки спасатели.
Вопросов много. Как шар попал в наглухо закрытую палатку? Куда исчез? Где куски мяса? Альпинисты хором утверждают, что плазменный сгусток был разумен…
13 июля 1978 года инженер физик Анатолий Бугорский чинил синхротрон У-70 в Протвино и засунул в него голову! Аппарат внезапно заработал. Через щеку человека прошло 200 тысяч рентген, а через затылок 300. Анатолий увидел яркую вспышку.
Казалось, событие должно было кончиться трагедией.
Щека распухла. Левое ухо перестало слышать. Случился приступ судорог. На затылке образовалась круглая залысина. Но… через месяц разнообразных обследований, и, после санаторно-курортного лечения, учёный вернулся в родную лабораторию. Необъяснимо, но факт!
16 апреля 1978 года родился в Москве улыбчивый телеведущий – клоун Ваня Ургант. В кинотеатрах показали «Обыкновенное чудо» и «Шла собака по роялю»; «31 июня» и «Мой ласковый и нежный зверь».
А по телевизору запустили серии про Д’Артаньяна и трёх мушкетеров!
***
Уже подъезжая к дому, Ксения вздрогнула, проснувшись, и схватила Бориса за руку:
– Ты обратил внимание, как постарела Елена Дмитриевна? А отец Василий – совсем нет. И Рашид Ибрагимович бодрячком, а ему-то уже… за семьдесят!
Муж посмотрел на жену и улыбнулся.
– А тебе, моя дорогая мадам, сколько лет тебе?
Ксения вошла в квартиру и посмотрела в зеркало. На неё из глубины ртутного стекла смотрела тридцатилетняя ухоженная женщина.
– Борь, а мы… а я … мы не стареем? Что с нами, Борь?
– Я думаю, с нами Бог… – Бернагард вздохнул и совсем шепотом продолжил, – только завтра ему это не говори, ладно?
_____________________________________________________________________________________
1. С именем Аллаха, кроме которого нет Бога, милостивого, милосердного. О, Аллах, избавь меня от тоски и печали;
2. Сон Ксении. (На иконе Андрея Рублева «Троица» изображён сюжет из Ветхого Завета. Легенда о том, как в дом Авраама и Сарры пришли три ангела, направляющиеся в Содом, с целью наказания нечестивцев. Старикам, которые их радушно встретили, зарубив тельца, и, накормив путников, святая Троица передала благую Весть о рождении Первенца – Исаака).
Плюнув в коробочку с «Ленинградской» дефицитной тушью и растерев в ней слюну, Ксения ухватилась за щеточку, жесткую, как драконий клык. Женщина собиралась на работу и красила глаза, предвкушая разговор с начальством.
Уже опаздывая, торопливо надела туфли, но, присмотревшись к своему отражению в зеркале, заметила висящие на ресницах чёрные комочки. Нецензурно обратилась к пространству и выразила всю глубину чувств от такой «красоты». Пространство привычно не среагировало. Но Ксения остановилась, достала воткнутую в обои коридора иглу и тала расправлять слипшиеся ресницы, добиваясь, чтобы отражение стало более человекообразным.
Наконец, покрутившись для верности перед зеркалом дважды и мурлыкнув: «Помни, Ксюшенька, ты девочка! Никакой агрессии. Бей и улыбайся!»,— отправилась в сторону метро.
Ровно в девять тридцать командированная в Лондон Ксения Геннадьевна Мутовина замерла перед заветной дверью — ее заветной дорогой — между прошлым и будущим.
Но начальник аналитического отдела (1) вместо положенного пожелания счастливого пути, не поднимая глаз, пригласил сесть.
Перед ним на зеленом сукне большого дубового стола были разложены многочисленные документы.
— Приглашаю присоединиться, — махнул рукой на бумажное изобилие генерал Леонов.
Ксения вздохнула, тихо раздражаясь от невозможности послать все и всех, заметила:
— А конкретнее никак?
Николай Сергеевич дернул плечами:
— Это достаточно интересно и, как мне кажется, по вашим старым делам. Ознакомьтесь. Доложите потом. Ему…
— Я сегодня последний день. Здесь только с информацией разбираться неделю.
— Доступ у вас на три часа. Установочные данные приготовлены заранее. Аналитики исходили из наших сегодняшних социалистических критериев.
— Если вы хотите услышать мое мнение, то критерии всегда постоянны, несмотря на идеологическую окраску…
Леонов удивленно поднял глаза, оценивая стоящую перед ним особу.
— Ученые работали, — сказал с нажимом на последнем слове. — Вы ознакомьтесь, будьте добры. К обеду доложите.
Пришлось забрать ворох противно шуршащих бумаг, плотные скрипящие фотокарточки, какие-то карты на тонкой, готовой разорваться под пальцами желтой кальке и тащить все это пропахшее нафталином сокровище к себе в кабинет.
Собственное рабочее место вдруг показалось чужим. Освобожденный от привычных бумаг стол был холодным и неприступным, к нему не хотелось подходить. Даже привычные часы на стене тикали как-то холодно и сухо, словно метроном.
Женщина с трудом заставила себя сесть и, разложив перед собой принесенное,замерла в каком-то вынужденном стасисе. Только минут через десять она смогла собраться и развязать серые тесемки у первой папки, грязно-зелёной окраски, похожей на густую торфяную слизь.
***
Там под номером один лежала фотография гробницы, над которой аккуратной вязью шла предостерегающая эпитафия: «Niszczyciel tej pracy będzie przeklęty» (2).
Многозначительно.
«Могила короля Казимира IV перед вскрытием», — гласила аккуратная подпись.
Далее шёл сухой статистический отчёт.
«После разрешения на эксгумацию, полученного лично от католического архиепископа Кароля Войтылы (3), пятнадцать сотрудников из Центральной Варшавской археологической комиссии вскрыли погребение, расположенное в краковской часовне Замка Вавель и проникли в склеп. По вскрытии установлено:
в помещении находилось два гроба. Один из них распался, и останки (по данным ученых – короля) полулежали на полу склепа. Рядом с ним находились королевские регалии и фрагмент меча.
Гроб королевы Елизаветы был цел.
Все пятнадцать ученых провели в погребальной камере более двух часов, после чего последовало резкое ухудшение самочувствия: людей поразила сильнейшая головная боль, тахикардия, аритмия и нарушение координации движений. Тем не менее, они благополучно выбрались на поверхность, ушли отдыхать, не обратившись за медицинской помощью. К утру все симптомы прошли.
В течение первого года после вскрытия гробницы умерли Феликс Дончак, Стефан Валье и Казимир Гурляк — они скончались от инсульта. Через полгода умер от разрыва аневризмы аорты Ян Мырляка. Остальные одиннадцать человек погибли от онкологических заболеваний до декабря 1976 года (рак легкого — 6 и астроцитома головного мозга — 5). Эксперты пришли к выводу, что причиной смерти исследователей явился афлатоксин, в большом количестве, внезапно выработанный плесневыми грибами….
В связи с этим «дело о проклятии» было официально закрыто».
А ведь это действительно похоже на проклятие. Или нет? Как думаешь, подружка?
Паучиха лениво ворохнулась где-то в груди, но отвечать не пожелала. Это проклятие, если оно и существовало, было давно и ее не заинтересовало.
Ксения вздохнула, посмотрела на часы и открыла следующую часть. История продолжалась.
«Историческая справка», — гласила яркая бумажка, приклеенная к папке.
«Казимир IV Андрей Ягеллон, Великий Литовский князь и король Польши (4). Под его предводительством королевство сумело после тринадцатилетней войны с тевтонским орденом вернуть себе Померанию, а также подчинить Пруссию. Выступал против аристократии. Учредил военнократическое правление. Развивал международную торговлю. Был поборником ремёсел. Обучен грамоте. Самостоятельно писал на трёх языках. Музицировал на челесте. Активно развивал добычу полезных ископаемых. В 1468 году издал кодекс уголовного права. При нем наибольшее распространение приобрела латынь. Краковский университет стал сильнейшим в Европе. Увлекался мистикой. Всю жизнь искал Грааль Господень. При жизни распорядился высечь над своей гробницей предостерегающую надпись».
Предостерегал. Но его не послушались… Интересно.
«Интересным для анализа является также следующий факт, — читала уже не отрываясь Ксения. — Архиепископ Польский Кароль Войтыла, лично благословивший археологов на вскрытие склепа (по официальной версии, с целью «проверки сохранности объекта Всемирной истории после Второй мировой войны»), уже через неделю после открытия скрипты встретился с археологами, составившими опись обнаруженных и поднятых на поверхность ценностей. Затем он сразу отбыл в Варшавское отделение прелатуры Святого Креста, имея при себе деревянный чемоданчик, который на протяжении всего пути не выпускал из рук.
В первой, составленной Феликсом Дончаком, описи (под копирку — копия передана в третий отдел Министерства общественной безопасности ПНР) под номером 11 есть следующая запись: «Оловянная чаша, без резьбы, изъята из рук короля».
Во второй описи, которая после посещения архиепископа была предоставлена в археологическую исследовательскую комиссию, под номером одиннадцать идёт «перстень серебряный с гравировкой орла, лежащий рядом с левой кистью скелета». О чаше нет никакого упоминания».
Ксения попыталась разогнуть напряженную спину и охнула. Тело затекло. На стенных часах стрелка подползала к часу.
Майор потянулась. Неторопливо сунула ноги в лаковые чёрные туфли на шпильке. Пора было возвращать «макулатуру».
Святой отец, значит, утащил чашу. Причем любопытно: на вскрытие скрипты благословил, но сам лично явился лишь через неделю. На само вскрытие не явился. Грибы там или не грибы, но что-то он знал. Или подозревал. И что от меня хотели? Передать Яну сведения? Обещания отправиться в поход за пропавшим «Граалем»? Если это, конечно, Грааль.
Генерал Леонов, среднего роста, плотненький, с уже формирующимся брюшком шатен, принимая от аналитика папки, чуть склонился вперед. Затем неестественно быстро встал из-за стола, глазами пересчитал, словно перебирал руками, все листочки, дабы ни один из них не остался на столе, и шустро спрятал все в сейф.
Вздохнул, по-отечески строго взглянув на Ксюшу, спросил:
— Ничем поделиться не хотите?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Ну, на нет и суда нет, — тяжело вздохнул начальник.
— Разрешите быть свободной?
— Да, пожалуйста. И передайте, там… Ему. Сам просил…
***
Перерыв. Наконец-то она вышла из отдела. Остался час, и после обеда можно будет навестить отдел кадров. Требуется подписать документы «о неразглашении». Получить кучу новых, не имеющих никакого отношения к ее счастливой, хотя ещё далекой пока жизни. Получить расчёт. Потом валюту. Зайти в гастроном, сесть в метро. И тогда… ей останется три дня. Три долгих дня до будущего. А потом? Потом им с Борисом предстоит перейти Рубикон.
Погружённая в свои мысли, словно сквозь гул тяжелых бомбардировщиков, она вдруг услышала раздражённое:
— Осторожнее!
Женщина подняла глаза и увидела генерала Зуба.
— Извините! — четко выговорила майор контрразведки, отдав честь.
— Вы не в форме, достаточно просто под ноги смотреть, — осклабился Зуб. Он любил уважительное отношение к себе.
Ксения, побледнев, осталась стоять у стены, до тех пор, пока генеральские шавки не скрылись за поворотом бесконечного коридора.
Внутри зашевелила жвалами дремавшая паучиха.
«Спи, — приказала ей хозяйка. — Этот давно не по нашу душу».
Но, дойдя до столовой, она буквально упала на стул. Ни с того ни с сего нахлынули ушедшие из мира страхи, а память услужливо прикладывала к ней свои черно — белые летописные картинки. Картинки не желали оставаться неподвижными свидетельствами минувшего, они оживали, словно заключенное в них прошлое могло воскреснуть.
..Женщине показалось, что она снова там, снова слышит, как не существующий уже репродуктор передаёт сухую и сжатую информацию, только что согласованную с командующим. Глупый план, рассчитанный на быстрый разгром врага.
..Потом увидела себя, рядом с обмороженными и непрерывно кашляющими бойцами. И еще тяжелый от сорокаградусного мороза снег.
Ксения вздохнула и пошла брать компот, тарелку гречки. Есть не хотелось, но дело было не в еде. Звон ложек на раздаче, запах жаркого, голоса соседок по очереди, сплетничающих о какой-то Зойке где-то купившей красные австрийские туфли – все эти признаки реального и убедительного мира вокруг словно отталкивали черно-белое прошлое, не давали ему проявиться…
— Вам котлету? — в непрерывную канонаду боя въедался визгливый голос. — Женщина, чего молчите? Так вам котлету, или подливу?
— Котлету, пожалуйста.
Котлета, чуть пережаренная с одного бока, присыпанная бледной тепличной зеленью и горошком, была в реальности.
А еще был театр — и Берия, смотревший на неё из центральной ложи…
И вот теперь, навсегда покидая страну, она увидела бравого Ивана Григорьевича Зуба… и память, с лицом Яна.
После расстрела Берии в ответ на дурацкий вопрос Бориса: «За что?», члены Команды, сидящие тогда за любимым круглым столом на драконьей ножке, услышали: «Кысмет. Эпоха подошла к повороту, господа — товарищи. Поверь, Бернагард, его наказали не за блядки. Страх правит балом…».
***
«Великолепную четверку приказываю отметить, — Георгий Константинович Жуков не скрывал радости. — Хоть с расстрелом Берии не заморочились».
Отметили. Всех четверых. Но по-разному.
Выстрел в голову сделал Павел Батицкий — первый заместитель командующего войсками Московского военного округа. В 1965 году маршалу, наконец, дали Звезду героя…
Второй выстрел от Алексея Ивановича Баксова — генерал-полковника, Героя с 1963-го… А ещё двух «героев», всё-таки смогли случайно забыть: Ивана Григорьевича Зуба и Виктора Ивановича Юферева. А потому генерал и полковник в 1985 году решат на старости лет обратиться в ЦК и напомнить эту историю, старательно спрятанную в недрах неведомых архивов. Но и тогда этим просителям золотых звёзд в вожделенных наградах было отказано, наступали другие времена. Впереди ярким пламенем «Моген Давид» (5) уже горела на лбу нового генсека Перестройка.
***
Весна — тот особый миг, во время которого в природе происходят всегда волнующие, а порой и волшебные изменения. Спящая до этого земля вдруг приходит в движение, не оставляя ни малейшего шанса выскочить из все набирающей скорость уникальной, но необузданной и дикой стихийной силы. Любовь, рождение, первый поцелуй и крик новорожденного — вот атрибуты весны. Невозможно представить себе, например, это певчеголосое время года в чёрном вдовьем платке.
Много лет Ксения просыпалась под звуки капели или вьюги; дождя или треска стен от мороза. Оказавшись в городской черте, она постепенно отвыкла от запаха сирени, а потому, вдохнув сейчас бензинового пара, смешанного с легкой копотью и пылью дня, она тем не менее почувствовала счастье. Центр Москвы гудел, как рабочий улей. Над ним, хитро прищурясь, стоял Железный Феликс, напоминая всем участникам кругового движения о неминуемости наказания.
Полученные деньги жгли руки, и свободная, как свежий горный ветерок над бурлящим речным потоком, майор Комитета государственной безопасности почти вприпрыжку отправилась для начала в «Хозторг» на Кировскую за подарком тете Лене. Праздновать День Победы все давно привыкли у Худояровых.
Центральный магазин «Фарфор-хрусталь», в отличие от своих периферийных братьев, мог порадовать чем-то красивым, но дорогим. Дефицитных чешских стеклянных стаканов с машинками в красивых синих коробках по шесть штук, конечно, в продаже не было. А вот вазы по сто рублей из немыслимо тонкого белого венгерского фарфора, украшенные чудными розами, стояли на видном месте. Прикинув средства на предстоящие три дня, Ксения решила: купить!
За прилавком стояли двое. Худенькая миловидная продавщица в синем форменном халатике с белым воротничком и пышнотелая дама, явно страдающая от комплекса собственной значимости. Последняя являлась товароведом, о чем свидетельствовала надпись на кармане, буквально распластанном на мощной груди.
«И или Й размерчик будет», — жизнерадостно хихикнула паучиха. Хозяйка заулыбалась и, встав перед занятыми беседой дамами, принялась ждать.
— Бой не списала! Тарелки не заменила! А мне сервиз собрать, — распекала начальница попавшую в немилость продавщицу.
— Так там заметно будет, Наталья Михайловна, весь кобальт исцарапан, под списание его и правда надо, — оправдывалась последняя.
— В Среднюю Азию сервизы, — буркнула, объясняя, колыхающаяся грудь. И тут заметила покупательницу.
— Чего вам? «Персоль» в соседнем зале.
— Я не за «Персолью», уважаемая, — мило осклабилась Ксюша. — Мне, пожалуйста,вазу. И без сколов, по возможности. Мне в Серебряный бор ее везти на юбилей герою войны, — она намеренно сделала упор на место будущей «стоянки» подарка. В Серебряном бору стояли правительственные дачи.
Дамы мигом развили бурную деятельность. Худая, сбегав за стремянкой, шустро полезла за одиноко стоящей красавицей вазой. Внезапно что-то звонко стукнуло, и следом за продавщицей, прижавшей произведение венгерских мастеров к рёбрам, вниз полетел рыжий кусочек стекла.
— Неуклюжая ты, Верка, вот ещё и это в бой списывать.
— Извините, Наталья Михайловна, да «Дулевский» он, лом, и не поменять…
Товаровед зло посмотрела на нерасторопную сотрудницу и, тихо прошипев «дура», с улыбкой атакующей акулы принялась натирать купленную вазу.
Ксения наслаждалась спектаклем. Потом ей вдруг стало жалко подбитую фигурку, и она потребовала:
— Покажите, кто у вас упал.
Продавщица, не споря со странноватой покупательницей, выложила перед ней маленького рыжего лисёнка с отбитым кончиком уха. Он…улыбался.
— И его выпишите. Куплю. Красивый, — сообщила она торговкам. И удостоилась нового взгляда: что-то среднее между «хозяин – барин» и «бывает-же-у-людей-придурь…».
Наконец, покупки завернули и, тщательно обвязав большую коробку бечевкой, выдали странноватой покупательнице.
— Товар обмену и сдаче не подлежит, — услышала она напоследок.
Ксения коснулась рукой толстой ладони товароведа, передававшего покупку — и отшатнулась. Чёрная злоба на все вокруг пылала внутри. «Проклятая баба-то», — шепнула ее мохнатая подруга.
***
Наталья Михайловна Ткаченко всю свою нелегкую жизнь проработает в торговле. Настоящий коммунист, она заслужит ежегодные путевки для себя и матери в санатории страны, построит дом в районе Шатуры, у самой кромки болот. Ей суждено похоронить трёх сыновей и пережить мужа. Собранные «для детей на свадьбу» сервизы так и останутся вечно лежать в серых коробках…
А о судьбе лисенка можно узнать из ежегодного яркого и красочного журнала «Вог». В шестом номере за 1989 год можно увидеть яркую фотографию королевы Елизаветы. На ее личном столе, рядом с фотографиями мужа, сына и внука, стоит маленькая статуэтка огненно—рыжей лисы с отбитым ухом. В каталоге фарфоровых произведений искусства Ее Величества, находящихся в ее личных покоях (№2145 стр. 156, номер фигурки 283), читаем: «Фигурка рыжего лисенка. Фарфор. Фабрика «Дулево». 1970 г. Имеется дефект — повреждено ухо. Имеется и сноска (Из любимой коллекции Ее Величества. Представляет историческую ценность). Как удивительно тасуется колода…
———————
1. Генерал Леонов Николай Сергеевич (начальник аналитического отдела в 1978 году)
2. «Разрушитель крипты будет проклят» (польск.)
3. Кароль Войтыла — Папа Римский, с 16 октября 1978 по 2 апреля 2005 года. Канонизирован (объявлен Святым) 27 апреля 2014 года
4. Казимир IV Андрей Ягеллон, Великий Литовский князь и король Польши (1427 — 1492)
5. Звезда Давида (здесь иносказательно: родимое пятно у М.С. Горбачева)
Борис проспал. Для младшего научного сотрудника Центральной Академической библиотеки страны это было немыслимо. Для работника отдела редких рукописей, которую возглавляла товарищ Кальдинова, нереально. Для принадлежности (тщательно скрываемой и в принципе давно забытой, но все же…) к старательной и пунктуальной арийской нации просто невозможно. Но он проспал!
«Последний день работы, столько дел, как некрасиво», — корил себя между прыжками и пробежками пыхтящий библиотекарь. «Пять минут до метро, двадцать две минуты до «Библиотеки имени Ленина» и там ещё шесть минут до заветной дубовой двери. Борис не успевал на целых четыре минуты!
Наконец, он шагнул в заветный коридор, пропахший нафталином, и, сбавив скорость,приблизился к двери, напротив которой, слегка согнувшись, стояла большая деревянная статуя. Случайно не разбитая в годы революции и чудом не пущенная на дрова в холодном сорок первом, она среди безликого хлама казалась младшему научному сотруднику источником жизни в этой слепоте темного коридора. Глубокие трещины в неухоженном теле статуи извивались, от груди уходя вверх — к шее, и вниз — мелкими штрихами — к животу. Но именно эти следы скорой кончины некогда прекрасной дамы и позволяли Борису среди густой, почти черной пыли, укрывающей фигуру шелковой вуалью, видеть живую душу, вложенную мастером в старое дерево. Она стояла на мраморном холодном полу беззащитная и трогательная, желающая жить и дышать. Утром, когда солнце с усилием пробивалось сквозь тусклые стекла, девушка приветствовала его одними глазами. Вечерами ее лицо благодаря игре теней улыбалось, и он всегда кланялся деве, уходя.
Сегодня он должен был проститься с ней. Той единственной, при виде которой у него оживало чувство утраты перед отъездом.
Ещё шаг и…
— Борис Янович, не знала-а-а. Вы и такой проступок! Пять минут опоздания! Ай. Ай.
Максимально спрятав шею в толщу костлявой спины и тщательно изобразив на лице раскаяние, Борис остановился, поздоровался и возразил:
— Ну, что вы, Антонина Андреевна, на две с половиной минуты. Утро. Народу много.
Сидевшие в помещении дамы дружно повернули головы. Никогда и никто не позволял перечить самой Кальдиновой! Глава отдела древних рукописей и непосредственная начальница Кесслерова была сурова, как викинг, и непререкаема, как статуя Сфинкса.
«От нас зависят все знания страны, — любила говорить она. — Мы главные лица в государстве! Чтобы стране не пропасть, ей необходимо образование! Значит, ей нужны библиотекари! Без нашей нравственности никакие экономические законы не действуют!»
Филологически образованный народ, конечно, немного подозревал начальницу в плагиате, так как сей опус был запечатлён в статье Лихачёва, но ведь, возможно, это некий Лихачёв позаимствовал высказывание у Антонины Андреевны, а не наоборот! К тому же Лихачев далеко, а грозная начальница вот прямо здесь…
Презрев осторожность Борис, наконец, занял своё место и, сделав два глубоких вздоха, потянулся за чаем!
Рабочий день начался.
***
До обеда Борис успел разобрать документы. Сдать всю имеющуюся у него на столе литературу и даже подписать у начальника ХОЗу обходной лист. О предстоящей командировке историка-аналитика в самом отделе ещё никто не знал.
Сели пить чай. Утренний подвиг отважного историка, посмевшего возразить дракону ( строгой начальнице) … не был забыт. Вокруг Бориса витала тень некоего робкого восхищения. Машенька, хихикая и показывая мелкие желтые (и порядком кривоватые) зубки, предложила объекту всеобщего уважения поотгадывать вместе кроссворд:
— Борис Янович, первая буква «и» последняя «р». Профессия, связанная с интеллектуальным трудом. Ей занимается «прослойка» между трудовым крестьянством и рабочим классом.
— Инженер, — откусив кусок от мятного пряника, с улыбкой отвечал Борис. Ему нравилось такое мини-сражение.
— Первая «б» последняя «мягкий знак» — распространённая женская профессия.
За столом внезапно стало тихо. Маша покрылась красными пятнами. Анна Андреевна сжала тонкие губы и поставила чашку.
— Обеденный перерыв закончен, — сказала она сухо.
— Библиотекарь, — поперхнулся горячим напитком Борис, с трудом пропихнув через горло застрявший ответ.
За его спиной послышалось тихое шуршание, и собранные в стопку листы посыпались с подоконника.
— Николай Александрович смеяться изволили, — сообщила пространству все ещё пунцовая Маша. И напрасно.
Если что-то и могло разозлить грозное начальство больше, чем нарушение советской нравственности, так это только отступление от советского же атеизма! И публично озвученная вера в призраков заставила Кальдинову налиться возмущенной краснотой – не хуже алого знамени.
— Прекратите, Мария, в наше время, в стране, которая строит светлое коммунистическое будущее, вы смеете распространять такие возмутительные побасенки!
***
Волшебная сказка Ленинки, маленькая тайна ее работников. Все, кто проработал больше трёх месяцев, знают, как среди тишины и полумрака, мимо полок, заполненных фолиантами, по истертым дубовым и мраморным полам Великой Библиотеки, неслышно ступая, бродит восьмое десятилетие призрак. Это Меценат, в него здесь не просто верят многие, в его существовании никто не сомневается. Год за годом он бессменно обходит своё царство, изредка проявляясь тенью под светом зелёных настольных ламп и окон Фальконье.
Эта удивительная история началась в 1946 году, когда в Центральное книгохранилище СССР, согласно завещанию Мецената (тогда его имя было совсем другим — Николай Александрович Рубакин), были доставлены кораблем из Лозанны, через Ленинград, 78 тысяч уникальных томов его личной библиотеки. К книгам прилагалась урна с прахом, которую поставили на столик рядом с нераспечатанными фолиантами. Там же стоял портрет. Душеприказчики тщательно отсчитали тридцать положенных, согласно последней воле покойного дней, после чего прах Николая Александровича был захоронен на Новодевичьем кладбище. Портрет, кстати, пропал. Коллекцию книг разместили на восемнадцатом ярусе книгохранилища вместе с хранящимися там тридцатью двумя миллионами экземпляров других рукописей. С тех пор библиотекари часто слышат шорохи и шаги. Все знают, что если в тишине коридора вечером остановиться и, закрыв глаза, попросить Хранителя найти книгу из его коллекции, то она обязательно окажется на виду. Просто стоит постоять и подождать. Услышать шаги и шорохи. Дождаться, когда они стихнут, и только после этого открыть глаза.
***
Рабочий день подходил к концу. В тусклом свете весеннего заката, в предвкушении скорого праздника Победы, библиотекари один за другим невидимками исчезали за большими тяжёлыми дубовыми дверями. Все торопились домой.
Маленький отдел древних рукописей не мог позволить себе подобную роскошь. Здесь рабочий день заканчивался строго в 18.00. Антонина Андреевна зорко, как степной беркут, следила за своим коллективом. Она бдила. За всеми. Правда, вакантных ставок во вверенном столь строгой начальнице отделе было много, но планы выполнялись — товарищ Кесслеров был всегда на месте.
Борис же колдовал… В течение года он аккуратно копировал совершенно запретную в Советской стране вещь — истинные «Хроники Василия Немчина». Хитрый библиотекарь подозревал, что жизнь не закончена и приключения, придуманные их таинственным приятелем, наверняка продолжатся. Бернагард старательно готовил ему подарок, скрывая документы в густых тенях, рождающихся от бумаг, лежащих на столе. Сегодня он хотел аккуратно вынести последние несколько страниц. Библиотекарь ждал, когда товарищ Кальдинова отлучится перед уходом с работы в туалетную комнату.
Но тени в его последний рабочий день были лукавы. Некоторые сгруппировались по углам, нацелив на него призрачные пики. Кто-то расплылся посередине кругами явного превосходства, а под столом проявились тупые чванливые квадраты. Все они хмурились и даже потихоньку подрагивали, предвкушая. Наконец, схватив сумку ипискнув «всем доброго вечера», исчезла молчаливая с самого обеда Машенька. Случай с профессией на «б» и «ь» тяготил бедную женщину, горестно размышляющую, какими проблемами в будущем аукнется ей сегодняшняя игра в кроссворд. Кальдинова нипочем не простит ей такой «безнравственности» на рабочем месте. Начальницу всегда волновал моральный облик и добропорядочность сотрудников.
Нервничал на своем рабочем месте и товарищ Кесслеров. Его мысли тоже витали вокруг начальницы, хотя вовсе не по поводу кроссвордных глупостей. Когда уже эта дама пойдет куда надо и даст ему возможность переложить драгоценные страницы?!
Зашуршало. Скрипнуло. Борис напрягся, но вместо ожидаемого и обычного для начальницы похода в туалет, перед ним внезапно выросли большие, с возрастом так и не утомленные жизнью, а потому напоминающие гигантские, толстошкурые и рыхлые, половинки лимона, груди!
Груди неукротимой поборницы дисциплины и нравственности товарища Кальдиновой!
Кесслер охнул и пригнулся. Вовремя! Снаряды пролетели мимо, чудом не задев головы.
Ужаснувшись немыслимой ситуации, мужчина вскочил, но настойчивая товарищ Тоня сделала дополнительный шаг. Груди устрашающе закачались над головой мужчины, угрожая обрушиться и похоронить его под «обвалом».
Борис зажмурился. Это внезапно помогло. В следующую секунду он совершил немыслимый для их отдела поступок — оттолкнул начальницу, чтобы бодрым кузнечиком отскочить за стеллажи.
Дама застонала. Истерично вскрикивая, взирая на подчиненного, будто голодный на окорок, она заговорила. Про безоглядную любовь, романтическую преданность, доверие и… сексуальность!
Господи боже, откуда поборница контроля и советской нравственности вообще взяла это буржуазное слово?!
Борис в ответ сообщил о командировке и последнем рабочем дне.
Женщина разразилась потоками слез и с криком «негодяй» отбыла, наконец, в туалет. Дверь, в конце концов, захлопнулась. Обрадованный этим событием авантюрист не сразу услышал, как с треском падает его деревянная подруга…
Уходя, Борис не забыл поклониться полкам с книгами, выключить свет и собрать, аккуратно упаковав в плотную бумагу, все куски старого дерева.
***
Позади Букингемского дворца, на площади в семнадцать гектаров, старательно выпускает кислород в туманную атмосферу Альбиона огромный сад. В это место не допускают чужих. Только два месяца в году (в августе и сентябре) небольшой кусочек открыт для посетителей. К саду прилегает Гайд-парк, королевские конюшни и дворец. В нем живет тутовое дерево времён Якова Первого, ваза Ватерлоо, искусственное озеро XIX века, удивительная по красоте беседка.
В этом месте всегда царят порядок и тишина.
17 мая 1978 года главному садовнику мистеру Марку Лейну сообщили, что у недавно раскопанных декоративных каналов, созданных Генри Вайзом, обнаружена вросшая в ствол старого дуба скульптура Кариатиды!
Учитывая возраст парка, регулярные обходы и осмотры каждого куста и цветка, обнаружение ранее неизвестной скульптуры было расценено как «невозможный нонсенс».
После долгих поисков хоть каких-нибудь исторических следов в библиотечном фонде, сомнений и совещаний, которые продолжались вплоть до 29 февраля 1979 года, было принято (при участии Ее Величества) решение — пригласить представителей Скотланд-Ярда! В течение трёх месяцев проводились экспертные работы. Заключение не дало никакого положительного результата, только создало новые вопросы и породило ещё больше загадок: «Предоставленные на исследование древесные образцы, — гласило оно, — «соответствуют структуре крымского махагони. Это реликтовое дерево произрастает на территории СССР — в горных районах Крыма, Сочи и Краснодара. Главная ценность махагони заключена в отсутствии в структуре древесины каких-либо пустот и дефектов. Дерево занесено в Красную Книгу СССР. Древесина чрезвычайно хороша и может быть использована для изготовления тяжелой мебели и музыкальных инструментов. В мире известно не более шести наименований предметов из подобного реликта. Представленная скульптура имеет большую фактическую ценность. Созданная из цельного ствола Кариатида подвергалась реставрации и имеет склейку в нескольких местах. Клей органического происхождения с использованием хитина паукообразных. Сама деревянная скульптура неотделима от произрастающего рядом с ней дуба. Попытка выделения культуры махагони от живого дерева приведёт к гибели последнего. Объяснить подобное слияние «живого с мёртвым» на момент исследования не представляется возможным». (1)
***
Конечно, спецы в Скотланд-Ярде не знали, как радовался Ян, увидев деревянные обломки. Они не слышали его фразу, которая повергла бы их в шок: «Ну, ты девка у нас русская, видная, хоть и Кариатида, будешь работать нашими ушами, а то пылилась, понимаешь…»
——————
1. Перевод с английского мой «Annual Report and Consolidated Statements for the year ended 31 January 1980» Royal Horticultural Society. 72-76 (Годовой отчет и Консолидированная отчетность за год, закончившийся 31 января 1980 года. Королевское садоводческое общество. стр 72—76