1227 год, ноябрь.
Ледяной ветер врывался под попону, остужая и без того промерзшие тела всадника и коня. Последний, сотрясаясь всем туловищем, медленно полз по бесконечному подъёму. Несмотря на падающую с неба белую крупу, постоянно сдуваемый ветром слой снега был очень тонок. Перевал, с торчащими пучками жёлтого ковыля и кучами мелких чёрных камней, от этого казался пёстрым. Гордая снежная белизна, переливающаяся самоцветами под синими низкими небесами, никогда не была преимуществом восточного склона Гобийского Алтая.
Конь хрипел, куски липкой пены давно облепили морду, но всадник продолжал упрямо гнать готовое упасть животное, сипло вторя в такт его дыханию:
– Это просто скачки, Мрак! Гоби не выпускают живых! Но мы ещё живы! Осталась половина пути! Это просто скачки!
А вокруг, всё сильнее свистел ветер, серые комья тумана опускались на тропу, и негде было укрыться на этом сквозном перевале от ледяного холода и вьюги.
Наконец, всадник рассмотрел отвесный утёс с маленькой, относительно ровной площадкой.
– Стой! – скомандовал он.
Конь, шатаясь, сделал шаг и упал, неестественно подогнув под себя ноги и вытянув вперёд морду с застывающим, давно мёртвым взглядом.
Человек, не спеша, словно не замечая состояния друга, снял поклажу и, подвесив наподобие полога попону по кромке утеса, наконец, отгородил себя и приятеля от пронизывающей вьюги.
– Даже не думай, чёртова скотина! – услышал хребёт хриплое карканье из простуженного горла человека.
Путник достал две лепешки кизяка и, через пару минут, зажёг крошечный костёр. На почти бесцветном пламени растопил немного снега. Напился. Тяжело вздохнув, взял короткий и невероятно острый мунгэн-хутага, который соседние с монголами народы ещё называли кидани. Резкий взмах – и дымящаяся алая кровь потекла в бурдюк. Ещё один хриплый вздох.
– Пей, не смей прикидываться падалью! Иначе я дойду один!
Чёрный зверь захрипел, а его кадык судорожно задрожал, глотая горячую человеческую влагу.
Утром чёрная мрачная статуя молчаливо ожидала своего безумного всадника. А тот, кряхтя, собирал скудную поклажу. И почерневшие на иссечённом ветром лице губы непрерывно шевелились:
– Скачки. Обещаю! Последние наши скачки… это всего лишь скачки, Мрак. Мы возьмём наш приз… клянусь…
***
1977 год. Апрель.
Сквозь безмятежные буковые кроны на ещё не прогретую после влажной зимы землю падали солнечные лучи. Ярко-голубая вода начинала своё течение из чистейшего прозрачного ключа. Густой мох, окутывая стволы деревьев, придавал им своими мягкими и тёплыми оттенками зелёного волшебный вид, превращая красивую рощу в неземной эльфийский лес.
Оцаретта в парке Горбейя принимал своих гостей. Прибывшие на вертолёте могли любоваться пейзажем.
Пожалуй, было немного чересчур прохладно для абсолютного комфорта, тем более возраст присутствующих весьма пожилой. Но, кажется, именно в этом зачарованном месте можно было рассчитывать не только на полное единение с природой, но и на сохранение тайны.
Хотя давно известно: «Единственно знающий сохраняет тайну. Двое хранят секрет. То, что известно троим – известно миру».
В составе круга произошли перемены. В 1976 года общество сотряс скандал, в котором поучаствовал лично принц Бернгард Голландский, вдруг неведомо каким образом оказавшийся главным держателем акций Royal Dutch Shell, (принадлежащей Ротшильдам), и, как выяснилось, верно служивший офицером СС при Гитлере(!). Купировать неприятность не удалось, и, вот теперь, третий узкий круг, наконец, учредил нового председателя – барона Алека Дуглас -Хоум из Хирселя.
Среди вечного леса на поляне раскинули шатры. Прибывшие, переглядываясь и, сохраняя прохладно-невозмутимое выражение лиц, наконец, неторопливо расселись.
– О, вот и вы здесь! – поздоровался мистер Генри Киссинджер с господином Ричардом Холбруком. – Я смотрю, Проди был совершенно прав. Красота…
Киссинджер активно покрутил головой и, заприметив прибывшего отдельно от других Рокфеллера, сообщил стоящему рядом знакомому:
– Посмотрите, какой всё-таки удивительный человек! В его-то годы! Какая энергия! Какая удивительная память!
– Необыкновенно приятное суфле, не находите? – словно не расслышав пламенную речь, тихо констатировал Холбрук, активно пробуя предложенные закуски…
Киссинджер недоверчиво посмотрел на собеседника и, взяв вилку, ковырнул пряно пахнущее белым трюфелем содержимое тарелки.
– Нет. Я предпочитаю хороший кусок мяса! Поверьте, уважаемый всеми нами мистер Рокфеллер потому и дожил до столь преклонных лет, сохранив память и рассудок – он всегда питается только говядиной и бараниной.
– Я тоже рад нашей встрече, – внезапно, и, чуть некстати, отозвался на реплики двух знакомцев немного неряшливо одетый поляк.
Ричард Холбрук удивлённо поднял глаза на Киссинджера, а последний, улыбаясь белоснежными челюстями, пояснил:
– Збигнев Бжезинский. Наш большой друг из социалистического лагеря… в прошлом году вошёл в третье кольцо.
– Приветствую, – уважительно привстал с места Холбрук.
Через час, оставив коньяк на столе, прислуга исчезла.
Председательствующий барон Хоум откашлялся и начал:
– По результатам работы аналитической группы «Альянс», можно, наконец, утверждать, что объединив усилия, мы сможем создать европейское супер-государство, с единой валютой и центральным банком. Находясь под вполне естественным, (с точки зрения Консультативного комитета), контролем США, мы, в конце концов, учредим транснациональное правительство, которое позволит построить регулируемую мировую экономику.
Люди, сидящие за столом, промолчали. Грандиозный проект, столь долго вызревавший, внушал уважение, хотя бы количеством вложенной в него работы. А уж от перспектив – дух захватывало! Превосходно, просто превосходно! Воистину, если джентльмен не может выиграть – джентльмен просто меняет правила игры. Что ж, они изменят! Решение было принято. Теперь юристам предстояло согласовать многочисленные документы.
Вечер мягко ложился тенями на моховую зелень. Прохладный ветерок налетел с горы, теребя бахрому скатерти. Ежегодное заседание клуба было закончено. Господа, наполнив лёгкие живительным кислородом, неторопливо садились в вертолёты.
– Гарри, мой мальчик, – услышал Киссинджер перед самой посадкой. – Мы приглашаем тебя с нами, садись.
Эдмунд де Ротшильд и Дэвид Рокфеллер посторонились, запуская ловкого мистера в нутро гудящей машины.
В полёте мистер Киссинджер позволил себе реплику:
– Мой жизненный опыт говорит, что не все так просто…
Эдмунд де Ротшильд неуловимо улыбнулся:
– С нами не было сегодня господина Запада… жаль. Я бы не забывал, какая удивительная спираль нарисована нам природой. Интенсивно развивается Юг, а Восток готов взорваться свободой. Объединение возможно, но только без прославянских несуразностей. Не стоит это забывать. Иначе может получиться «второй колосс на глиняных ногах».
– Эдмунд, ну, Советы пока стоят…
– Уверен, что недолго, мой уважаемый Дэвид. После «лунной сделки» их время начало обратный отчёт. Поверь, ещё при нашей жизни, они продадут себя за партию джинсов «Монтана»… и мне не нужен для этого вывода аналитический отдел.
– Они могут и восстановиться, мой дорогой…
– Не на моем веку…
– Не стоит сбрасывать со счетов Север. Он всегда непредсказуем.
– Он тоже поборник развития, правда, скорее ведущего к неразберихе. Кстати, где он сейчас?
– Представьте себе, в Лондоне…
Вертолёт сел. Разговоры были завершены.
***
1977 год август Royal Ascot.
Волшебный королевский праздник, гордо называющий себя Royal Ascot, гостеприимно распахнул ворота, принимая толпы готовой есть, пить и смеяться публики. Трибуны наполнялись дамами и кавалерами…
Парковочных мест не хватало. Недавно введённая система Valet Parking буксовала. А в ворота, рыча сотней лошадей под капотом, врывались новые «кадиллаки», «ягуары» и «астин мартины». Гул толпы нарастал, подобно шуму прибоя. Несмотря на множество облаков, взбитыми сливками повисших над ипподромом, и, даже готовых, с течением времени, превратиться в тучи, солнце так ловко распределило свои лучи, что облачка осыпались рождественским конфетти.
– Кроме Мрака на каких коняшек ставим? – бодро интересовался Илья.
– Бриллиант — в десять раз; Буммер – в три раза; Синус – в тридцать, – серьёзно вторила мужу жена, посвятившая анализу королевских скачек последние две недели.
– Семья под ключ, – бурчал Ян, руки которого были заняты подросшим и неутомимым потомством четы, столь «подковано» рассуждающей о ставках.
Услышав недовольство в шипящем голосе начальства, Илья отвлёкся:
– Нам-то куда, Ян Геннадьевич?
Последний воодушевился, (всё-таки, воспитание детей, в любом количестве и любого нрава – нехилое испытание для психики любого человека). И, сдав близнецов их счастливому отцу, тут же вцепился в Машу, как утопающий за соломинку.
– К Симону Рогану нам вечером. У нас там столик забронирован в его pop-up (1). А сейчас у нас пикник от Fortum and Mason.
Не встретив понимания на обращённых к нему лицах подчинённых, начальник особого отдела резко остановился. Вспомнил, что не все такие полиглоты. И, строго посмотрев на Бориса Евгеньевича, провозгласил:
– Нам, господа, направо, на лужок. Боря, тащи коробки под навес!
На пушистом английском газоне, под синим навесом неба, расселась компания. Клетчатая скатерть, невесомое стекло фужеров с шампанским, белоснежный фарфор из Веджвуда…
Тёплая погода и симфония праздника под открытым для просмотра эмпиреем, сама по себе, предполагала потребление больших количеств еды совершенно недиетического сочетания.
Даже Маша налегала на фирменный пудинг «Понд», лежащий на траве в обрамлении запечённых фруктов…
Перистые облака, наконец, сдул ветер, открыв взору прибывших на праздник, бесконечную даль горизонта. Где-то кричали букмекеры…
Внезапно Ян вскочил на ноги:
– Мальчишки, уже почти 13.50… Бегом к кассам, поставим на цвет королевской шляпки. В лидерах голубая и розовая… я за салатовый….
Примерно через час началось активное движение. Тихо пившие до этого Brut граждане вдруг начинали лихорадочно вскакивать, посматривать на часы и вливаться в толпу с одинаково горящими круглыми глазами. Ян встал, стряхивая крошки с безукоризненно гладких брюк.
– Пошли! Группа зомбяков из России готова к скачкам! Куда улетела моя чудесная шапочка?
Наконец, чёрный цилиндр завершил своим мазком полотно: «Герцог Норфолк на Royal Ascot».
На средней трибуне в павильон с широким, затейливо согнутым в полуовале балконом, взошла королева. Следом, нарушая этикет, проследовала прямая и торжественная принцесса Анна. И только после неё толпа рассмотрела принцев, Филиппа и Чарльза. Толпа почтительно замерла.
Королева подняла руку и описала ею в воздухе широкий полукруг. И тут же на поле рухнул вал радостных криков. Публика восторженно завопила, отбрасывая свою прославленную сдержанность – словно взмахом своей кисти, Елизавета объединила и выводимых конюхами на беговые дорожки лошадей, и сам ипподром, с его наездниками, зрителями, знатью и обслуживающим всё это великолепие персоналом. И сейчас все просто радовались этому единению, забыв о сословных границах… до поры. Радовались солнечному дню, долгожданному празднику, красавцам-коням…
Ветер принёс звонкие удары колокола.
Начинался главный заезд года…
Хлопок – и лошади помчались, с быстротой курьерского поезда, несущегося по ровным, словно, смазанным маслом рельсам. С невероятной грацией, вытянув в линию прямые шеи, они рассекали невидимую ткань воздуха.
Все лошади. За исключением неторопливо гарцующего мимо королевских трибун рысака…
Гарцующего. Неторопливо! На заезде!!!
Немыслимо!
– А это кто? – поинтересовалась Её Величество.
Ответа она не успела получить, ибо случилось невероятное: мистер Сомс внезапно резко поднялся на стременах. Его глаза метали молнии. Этот маленький сухой человечек, с несуразными ушами, смешно торчащими из-под кепи, в едином порыве какой-то безумно-смелой ярости, поставил коня на дыбы.
Мрак рыкнул и… полетел. Невозможно сказать про его движение иначе. Это был действительно полёт – копыта чёрного красавца почти не касались земли. Чёрным пламенем вился за ним хвост, чёрным пламенем летела грива…
Толпа восторженно заревела.
Миг, и вот он нагнал основной состав. Ещё пять секунд, и он в середине, ещё… и, чёрный, как смоль араб, глупо скалится, жуя удила. Он впереди – на голову, на две трети туловища… он обогнал. Всех. Единственным начиная следующий круг заезда.
Творилось немыслимое.
Трибуны смолкли, задержав дыхание. Её Величество Королева Елизавета встала. Только судья, пытаясь сохранить остатки хладнокровия, и, не забыв о долге, не спускал глаз с традиционной ленты. Он один ждал.
И… толпа взревела!
Женщины стучали зонтиками и сумочками. Мужчины кидали цилиндры на пол и, с каким-то нервным смехом, бежали, кто к букмекерским кассам, кто на скаковое поле – взглянуть на чудесного жеребца. Всхрапывали и нервно вскидывались ещё не остывшие от гонки лошади, поражённо переговаривались их наездники. А над всей этой живой, переливающейся цветами радуги массой, состоящей из искажённых расстоянием кукольных лиц, раскрытых от невероятного действа ртов и маленьких чёрных бусинок глаз – стояла и аплодировала Королева!
В затихшую ложу вихрем ворвались двое:
– Ян, ты видел? Наш Мрак обошёл всех. Играючи.
– Видел… – недовольство начальника особого отдела невозможно было скрыть. – А где охрана? Каким образом пропустили вас?
– Кто это? – заинтересовалась, отмерев, Елизавета.
– Несносные внуки герцога Николая Ольденбургского, – последовал немедленный ответ, быстро перешедший в шипение. – Вон! Брысь отсюда!
Её величество позволило себе улыбнуться.
– Мне показалось, что Вы говорили с ними «Ils parlaient russe».
– Ну, ваше величество, детям необходимо знать язык возможного противника…
Человек уселся в кресло его величества Филиппа. Наглость герцога стала невыносима.
– Я, собственно, чего зашёл-то, – продолжал тем временем исторический персонаж… – Передайте своему опрометчивому сыну, – при выборе тронного имени, пусть берёт какое-то своё, у него их немало. (2)
– Я пока ещё жива, – мирно парировала Её Величество.
Ян пожал плечами, выразительным жестом поясняя, как быстротечно время, но промолчал.
Затем он долго кланялся. Сожалел о том, что не встретился с герцогом Эдинбургским, которого срочно вызвали вместе с сыном куда-то вниз. Наконец, выпрямился, прислонив пальцы к цилиндру «отдал честь» и… исчез.
Ветер трепал ленты. Королева закрыла салатовый «Launer»и негромко обратилась ко всё ещё стоящей рядом нехарактерно молчаливой Анне.
– Запомни! Чарльз обязан взять тронное имя только из списка собственных имён…
– Кто это был, ма?
– Риторический вопрос. Его зовут Артур Джон граф Арундел герцог Норфолк. Кто он, на самом деле, не знает никто, но с его появлением… последние пятьсот лет… династия начинает шататься. Запомни, Энн… (3).
Через час Принцесса Анна опросила начальника охраны:
– Как вы могли пропустить в ложу детей? Это грубейшее нарушение этикета! Какие дети на скачках?
– Так и не было никого… – последовал немедленный удивлённый ответ.
***
Приблизительно, в это самое время, карета скорой психиатрической помощи везла по улицам Нижнего Новгорода истощённое тело того, кто всего лишь семь лет назад сумел испугать до сердечных колик весь Бальдербергский союз.
Андрей Дмитриевич Сахаров. Гениальный физик. Изобретатель водородной бомбы, впервые высказавший мысль о затоплении Соединённых Штатов Америки, при помощи направленного цунами. Лучший из лучших: студент, аспирант, самый молодой в мире академик – получивший это звание в 32 года; наконец, трижды Герой труда. Обладатель Сталинской и Ленинской премий. Его жизнь началась… правильно. Любимая работа, трое замечательных детей, (две дочери и сын), жена-хозяйка. Всё рухнуло в одночасье. От рака сгорела его любимая женщина. Год одиночества, посвящённого детям и… Елена Боннер.
Каким злым роком принесло её в эту семью? Какая разведка придумала столь тяжкий крест для гения? Вопросы…
Доподлинно известно следующее. Дама, войдя в семью Сахаровых замужней – стремительно развелась. Дети Сахарова, (сыну 13 лет, средней дочери 15, старшей – 18), остались на попечении… старшей дочери. Мачеха никогда не пускала их к отцу. Первая встреча сына, (после ухода отца из дома в 1971 году), состоялась в психиатрической больнице в 1977… Странно? Да! В этот момент Сахаров испытывал триумф от очередной победы над Советами. Ему разрешили выезд дочери его ненаглядной жены и некоей правозащитницы Андреевой, которая, попав в США, спешно стала невесткой Елены Боннер, сын которой спокойно жил в Бостоне со времён первой голодовки Сахарова в 1973 году, (тогда родину вместе с ним ещё покинул будущий зять). Много странного в этой истории. Доподлинно известно, как дама била уважаемого академика скалкой и, не считаясь с посетителями, ловко раздавала ему оплеухи. Он же мыл посуду на кухне и, вжимая голову в плечи, стараясь уходить от удара… серьезная психологическая обработка, с которой не справились советские психиатры.
Покинув Родину после смерти академика, дама поселилась в облюбованных семьёй Штатах. Правда, не забыв организовать музей Сахарова в Москве и Фонд, котором руководила лично. Одним из меценатов Фонда был Березовский, перечисливший 3 миллиона долларов вдове-страдалице, получившей при жизни в Нижнем злую кличку «Эта Лиса».
***
А ещё летом 1977 года впервые встретились шестнадцатилетняя леди Диана Спенсер и Его Высочество Наследный Принц двадцати девятилетний Чарльз…
_____________________________________________________________________________________
1. Обладатель двух мишленовских наград. Ресторатор, ежегодно открывающий ресторан поп-ап на Аскоте;
2. Карл III не слишком удачное имя в истории Королевской династии: Карлу I отрубили в 1649 году голову, после чего на целых одиннадцать лет в стране воцарилось безвластие; его сын Карл II правил с 1660 по 1685 годы. В стране всё время правления царили оспа и хаос. При нем выгорел Лондон. Больше никого не венчали на трон под именем Карла. Что заставило Чарльза, который мог выбирать из Charles Philip Arthur George, выбрать именно это имя, непонятно. Возможно, ссора с сестрой. Его величество славится своим упрямством;
3. Есть три письменных свидетельства, в которых прямо указывается на неоднократное напоминание принцу Чарльзу ее несколько странной и не корректной монаршей воли…
Видавший виды милицейский «бобик» Усть-Ингульского РОВД подъехал к главному корпусу Адмиральского Кораблестроительного Университета. Кряхтя и чертыхаясь, водитель Сан Саныч вращал баранку, пытаясь вырулить среди десятка хаотично расставленных иномарок и втиснуться в свободный прямоугольник на парковке.
– Все такие великие, мать его, с дипломами, с регалиями. А тачки расставляют так, что права отбирай через одного! – причитал он с негодованием.
Сидящая рядом Мария Воронцова лишь сочувственно вздохнула, глядя через окно двери автомобиля на величественно возвышающееся здание административного корпуса. По форме оно напоминало большой шестипалубный лайнер, летящий над волнами. На никелированном флагштоке, похожем на мачту, развевался флаг университета – якорь на фоне восходящего солнца, погружённый в бирюзовую воду с бело-синими волнами. На уровне второго этажа здание-корабль словно трапом соединялось длинной галереей (эстакадой) с учебным корпусом – зданием из четырех автономных секций, соединённых между собой общим коридором – «квадратный бублик», как шутя называли его студенты.
Тут Саныч заприметил ещё одну парковку, поменьше, точнее территорию, примыкающую к боковому фасаду главного корпуса и отгороженную увесистой, похожей на якорную, цепью. Она крепилась на небольших столбиках. Здесь же висели таблички, сообщающие о том, что это – стоянка для ректората, и всем прочим ставить здесь машины запрещено. Залихватски хмыкнув, Саныч направил старенький «бобик» на «блатную», как он выразился, парковку и поставил аккурат возле белой «тойоты».
– И пусть только попробуют мне что-то вякнуть, – буркнул он с азартом водилы, перевозившего в свою бытность многих милицейских начальников.
В высоких кожаных сапожках и приталенном твидовом пальто кремового цвета, Мария Воронцова выпрыгнула из автомобиля. Здесь, возле АКУ, было довольно ветрено, и девушка набросила на голову шелковый тёмно-зелёный шарф с восточным орнаментом. Достав из кармана мобильный, она набрала телефон ректора.
– Слушаю, – послышался в трубке нервный голос.
– Семён Семёнович Караваев?
– Да, это я… – голос ещё больше напрягся.
– Я – следователь Усть-Ингульского РОВД Мария Воронцова, и хотела бы с вами пообщаться по поводу вчерашнего инцидента с журналисткой Калинковой. Уделите мне время? Вы ведь в университете?
– Я… нет… в смысле, я не могу… занят… очень. – Фразы были настолько бессвязными, что Воронцова предположила, что застала ответившего врасплох.
– Хорошо. Когда примерно вы освободитесь? – настойчиво продолжала следователь.
– Не знаю. У меня сейчас важная встреча, – ответил ректор, затем в трубке послышались гудки.
Воронцова передёрнула плечами, бросив взгляд на белую «тойоту». Сверившись с базой дорожных служб, она выяснила, что этот автомобиль зарегистрирован на Караваева. Подумав о том, как всё-таки удачно они припарковались, Мария достала из «бобика», в тон к своему пальто, коричневый портфель. С ним в руках она направилась к Адмиральскому кораблестроительному университету. За учебными корпусами располагались университетская подстанция и недостроенный корпус. Они не привлекли внимания Воронцовой. А зря. Подойди Мария хоть немного ближе – ей наверняка бросился бы в глаза след от протекторов ректорской «тойоты» возле подстанции. А если бы вгляделась ещё внимательнее, то заметила бы и следы подошв мужской обуви, идущие вдоль недостроенного корпуса…
На проходной студенты прикладывали пластиковую карточку к специальному сканеру, который считывал данные и пропускал их через вертушку. Мария показала дежурному на входе своё удостоверение и спросила, как ей попасть на кафедру дистанционной электроники.
– Так это вам в учебный корпус надо, – объяснил дежурный. – Сейчас пройдёте через вестибюль до левого коридора – там будет лестница. Дальше поднимаетесь на второй этаж – и по галерее переходите в учебный корпус. Там поднимитесь этажом выше, дойдёте до кабинета 318 – это и будет их кафедра.
* * *
Вестибюль главного корпуса кораблестроительного университета встретил Марию огромными макетами военных кораблей, стоящими под стеклом. Вдоль стен располагались различные стенды, в пространстве между ними находились огромные якоря. Но больше всего поражала своей масштабностью металлическая сфера высотой около двух метров, на ней просматривались очертания океанов и морей, материков и полюсов. Её окружали скульптуры знаменитых исторических личностей и современных судостроителей. Рассматривая металлический земной шар, Воронцова боковым зрением заметила мужчину в светло-сером костюме, быстрым шагом пересекающего вестибюль. Он бы, может, и не привлёк её внимания, если бы, поравнявшись с ней, не прикрыл своё лицо газетой «Судостроитель», после чего ускорил шаг, направляясь в левый коридор, переходящий в галерею. Мария на каблуках обернулась и пошла вслед за ним. Мужчина прибавил шаг.
– Стойте, подождите! – закричала Воронцова и пустилась вдогонку.
Однако мужчина то ли не слышал её криков, то ли не придал им значения. Быстрым шагом он пересёк галерею, связывающую административный и учебный корпуса и остановился. В арочном проёме Воронцова увидела, как он вызывает лифт, стоя при этом в пол-оборота. И тут Мария узнала его: это был ректор АКУ.
– Семён Семёнович, мне надо с вами поговорить! – окликнула она ректора.
Тут подъехавший лифт распахнул свои двери. Мария прибавила темп. Каблуки цокали по каменной плитке, то и дело норовя подломиться, доставив своей хозяйке проблем не только с обувью, но и с растяжением связок. Ректор зашёл в лифт и нажал кнопку, игнорируя просьбу бежавшей за ним полисменши. Двери захлопнулись практически у неё перед носом. Мария достала мобильный, снова набрала номер Караваева, однако в динамике послышалось лишь сообщение сети о том, что абонент находится вне зоны действия сигнала. Единственное, что ей удалось заметить – кнопка, которую нажал ректор, была расположена под единицей.
Расстроенная Воронцова облокотилась о стену, пытаясь отдышаться. В порыве злости она начала энергично долбить по кнопке вызова лифта – и тут почувствовала на себе чужой пристальный взгляд. Девушка резко обернулась, однако сзади никого не было. Лишь камера видеонаблюдения, которая почему-то находилась не над потолком, как обычно монтируют в помещениях, а висела на уровне глаз. Двери лифта резко открылись с шумом, заставив Марию вздрогнуть. Зайдя в кабину, Воронцова осмотрела панель с кнопками. Под единицей действительно располагались ещё четыре кнопки с обозначениями этажей в обратном порядке со знаком минус вначале. Она нажала на кнопку «-1».
Лифт захлопнулся и, трясясь из стороны в сторону, поплыл вниз. Двери распахнулись, на миг озарив пустой коридор, стены которого были отделаны плиткой из полированного камня. Выпустив пассажирку, они захлопнулись, и коридор снова погрузился во мрак. Воронцова наощупь достала из портфеля полицейский фонарик и посветила им в темноту.
Вдоль правой стены располагались металлические двери. На них красовались надписи: «Мастерская электродвигателей», «Мастерская гидравлики»… В конце коридора находился спуск. Массивная лестница уходила вниз ещё на несколько пролётов. С портфелем в левой руке, не выпуская фонарик из правой, девушка осторожно шагнула по ступенькам, рассекая ярким лучом темноту. Надпись на стене говорила, что теперь она находится на уровне «-2». Здесь было несколько дверей. Судя по надписям на них, в этих помещениях испытывали композитные материалы и сплавы.
Девушка спустилась уровнем ниже. Лестничный пролёт выводил в такой же коридор, но только с одной дверью. Воронцова прочитала на табличке: «Лаборатория № 12. Термостойкие и огнеупорные соединения». Над дверью мигали зелёным светом датчики задымления и температуры. «Понять бы, куда именно спустился ректор», – размышляла она.
Тут откуда-то, словно из-под земли, послышался гул и треск. Подпрыгнув от неожиданности, Воронцова отскочила от лестницы, уходящей дальше и вниз. Луч света полицейского фонаря скользнул между проёмами и потерялся где-то в глубине. Воронцовой даже показалось, что она услышала мужские голоса. Девушка спустилась на уровень «-4».
Похоже, здесь находилась ещё одна лаборатория. Дверь, ведущая в неё, была какая-то странная – со скруглёнными углами, толстой металлической обшивкой и заклёпками по периметру. Она плотно прилегала к дверному проёму. Но больше всего удивило Воронцову наличие в её верхней части иллюминатора, который сейчас был закрыт изнутри специальной металлической шторкой, и круглый затвор, похожий на вентиль, вместо обычного замка. Такие двери Мария видела на подводных лодках, когда была на экскурсии, организованной Министерством обороны для студентов Академии внутренних дел. Воронцова запомнила: им тогда говорили, что это – водогазонепроницаемые двери. И сейчас наличие такой двери в какую-то студенческую лабораторию её очень сильно удивило.
«Лаборатория № 13. Испытание лазерных полей», – было выведено краской по металлу. Над дверью также горели два датчика. За ней был слышен отчётливый гул. Внезапно он прервался треском и звуками, напоминающими раскаты грома. Фонарик в руке девушки внезапно погас. Воронцова начала истерично нажимать на кнопку включения, однако результатов это не дало. И тут она услышала звуки, похожие на проворачивание задвижки. Дверь со скрипом распахнулась. Послышались приближающиеся шаги. Девушка отпрянула назад в кромешную тьму коридора.
– Эй, кто здесь? – громко проговорила Воронцова, стараясь придать своему голосу бодрость. – Семён Семёнович, это вы?
Звук шагов стих. Воронцова испытала ощущение пристального взгляда, устремлённого на неё. «Галлюцинация?», – подумала Мария. Но тут её ухо уловило новый звук – ровное человеческое дыхание. Девушка протянула руку вперёд – и коснулась чьего-то лица, точнее носа и губ.
Машка пронзительно закричала и, выронив фонарик, бросилась обратно к лестнице. В потёмках хватаясь то за перила, то за стены, спотыкаясь на ступеньках и ругая свои проклятые каблуки, она, наконец, взобралась на минус первый уровень. Наощупь открыв портфель и достав оттуда мобильный, она начала подсвечивать себе дорогу по коридору, быстро направляясь к лифту с одним желанием – побыстрее покинуть это жуткое место.
У арочного прохода в конце коридора перед лифтом ей перегородил путь какой-то человек. Судя по силуэту, он был достаточно высоким и крепкого телосложения.
– Девушка, если вы снова с таким отчаянием будете жать на кнопку вызова лифта, вы её ухайдокаете, – прозвучал его голос рядом.
– Кто? Я? – одними губами произнесла Воронцова.
– Ну не я же! – с упрёком бросил незнакомец. – Кстати, ваш оглушительный вокал был слышен даже в аудиториях на первом этаже. Позвольте полюбопытствовать, что вас так напугало?
– Мне показалось, что там внизу стоял человек… – сказала Воронцова и запнулась.
– Слушайте, ну увидеть в университете человека, наверное, так же естественно, как и увидеть в морге труп, – с сарказмом констатировал незнакомец.
– Просто там было темно… – попыталась оправдаться девушка.
– Само собой, будет темно, если не включить освещение, – он провёл рукой по стене, нащупал выключатель и нажал на него.
Коридор наполнился мягким белым светом люминесцентных ламп. Стены из полированного камня оказались какого-то розово-сиреневатого цвета и прекрасно сочетались с металлическими дверями мастерских. Даже стало как-то уютно.
Воронцова рассмотрела незнакомца. На вид ему было около тридцати лет. Славянская внешность, русые волосы, глаза с хитрецой, телосложение крепкое, руки жилистые, словно ему часто приходилось поднимать всякие тяжести. Он был облачён в чёрную футболку с зелёной надписью «БЛМП». Поверх неё была накинута джинсовая куртка. Дополняли картину потёртые джинсы и стоптанные кеды.
– Сударыня, как я могу к вам обращаться? – выговорил он с той же лёгкой иронией.
Полисменша дёрнулась, но быстро взяла себя в руки.
– Я следователь Усть-Ингульского райотдела Мария Воронцова. – Она выпрямилась, стараясь придать всему своему виду строгости.
– Честь имею рекомендовать себя – Владислав Федорец собственной персоной, – представился русоволосый, пародируя персонажа советского фильма Голохвастова, – студент третьего курса этого учебного заведения. А для вас, белокурая валькирия, просто Влад.
– Студент? – удивилась Воронцова, ещё раз измерив глазами своего собеседника.
И сделала про себя вывод, что на студента он походил мало. Начиная с отнюдь не юного возраста и заканчивая иронично-глумливой манерой общения, более характерной для электриков, различных монтёров, водителей и сотрудников СТО – всех тех, кто считал девушек типичными «блондинками» вне зависимости от их цвета волос, рода деятельности, интеллектуальных способностей или интересов.
– Вас удивляет мой возраст? – догадался Влад. – Я закончил техникум и семь лет отработал лифтёром. А потом подумал, покумекал – и решил получить высшее образование.
«Теперь понятно, откуда у этого студента такой трепет к лифтам», – заключила Воронцова.
– А разрешите полюбопытствовать, дорогая Мария, – карие глаза Влада пытливо смотрели на неё. – Что вы там внизу так активно искали? Или кого?
– Я расследую дело о нападении на журналистку. По нашей оперативной информации, она вчера была в университете и с ней здесь произошла неприятная история. Поэтому мне был нужен ваш ректор, профессор Графченко или кто-то из его студентов, которые могли бы пролить свет на обстоятельства этого инцидента.
Русоволосый внимательно вгляделся в её лицо, как будто пытаясь понять, только это ли её интересует или что-то ещё, а потом расплылся в полуулыбке.
– Ну, с Караваевым вы только что разминулись, а Графченко на уровни крайне редко спускается. Возраст, знаете ли, комплекция, – Влад хихикнул. – Вообще-то вам на кафедру нужно. Но сегодня он и там вряд ли покажется. Эта история с журналисткой резко загнала его на больничный.
В глазах Воронцовой застыл немой вопрос. Федорец наклонился к её уху, как будто хотел поведать страшную тайну.
– Говорят, журналистка у профессора один особо ценный прибор умыкнула, – вполголоса произнёс он. – Впрочем, вы шли в правильном направлении и там, на уровнях, вполне могли найти кое-кого, кто помог бы вам разобраться в этой истории.
Интуиция подсказывала Воронцовой, что этот ушлый студент-переросток не просто так треплется языком, а конкретно сливает ей нужную информацию. Интересно: уж не на него ли вчера нарвалась Калинкова, когда пошла узнавать про негритянку? Кроме того, на уровнях Машка потеряла отцовский фонарик. А за это от ворчливого папаши можно было и по шее схлопотать, несмотря на то, что ей уже тридцатник.
В свете люминесцентных ламп коридоры и лестничные пролёты уже не казались такими зловещими. Они снова спустились на уровень «-4». Подойдя к Лаборатории № 13, её спутник забарабанил в дверь.
– Эй, чудовище, открывай! Я к тебе красавицу привёл! – заорал он, после чего заговорщически подмигнул Воронцовой.
За дверью не было слышно ни звука. Светодиоды над входом тоже не горели.
– Сбежал, – скорчил расстроенную мину Влад, а затем расхохотался. – Напугали вы его, Мария, своим истошным воплем.
– Что ж, – меланхолично протянула Воронцова, – давайте тогда поищем фонарик. Он выпал у меня из руки где-то здесь.
Студент-переросток медленно прошёлся по коридору, приглядываясь к небольшим тёмным швам между плит. А следовательница села на корточки и начала искать возле порога тринадцатой лаборатории. Пользуясь случаем, она потрогала заклёпки на странной двери и провела рукой по металлу. На бутафорию или имитацию это похоже не было. Более того, металл был достаточно старый, что натолкнуло Воронцову на мысль, что дверь действительно сняли с какого-то корабля или старой подводной лодки.
Не найдя ничего на полу возле лаборатории, Воронцова поднялась и стала более внимательно рассматривать дверь. Её рука потянулась к круглому затвору.
– Он не любит, когда кто-то входит в лабораторию без спроса, тем более в его отсутствие, – резкий голос Владислава Федорца разнёсся по коридору.
– Да дверь необычная, я просто вентиль потрогала, – начала оправдываться Воронцова.
– Ха! Вентиль! – рассмеялся Влад. – Вентили стоят на кранах и трубах. А это – кремальерный запор. А круглая рукоятка, приводящая в движение винт кремальерного механизма, называется маховиком.
Он подошёл ближе.
– Ну, мы осмотрели всё. Остаётся только подняться на кафедру. Авось там кого интересного встретим, – заключил её сопровождающий.
Он изогнул руку в локте – и протянул Воронцовой. В этот раз они не поднимались по лестнице, а прошли до конца коридора, выйдя к лифту. Влад аккуратно надавил на кнопку лифта и тут же отпустил.
– Вот так. Этого движения достаточно, чтобы система среагировала на ваш сигнал, – объяснил он и добродушно улыбнулся, спародировав какого-то комедийного персонажа. – Этот лифт и его составные части уже давно подлежат замене. Министерство никак средств не предоставит.
– Он что, аварийный? – Воронцова всё ещё была напугана.
– Был бы аварийный, если бы я лично не приложил свои усилия к его ремонту. А так просто древний. Поэтому с ним надо бережно и осторожно.
Подъехавший лифт раскрыл перед ними свои двери. Вопреки этикету, Влад вошёл в лифт первым, провёл рукой по панели, посветил фонариком мобильного на решётку вентиляции, потом на днище и только после этого пригласил Марию зайти.
– Можете быть спокойны, всё безопасно. Я лично проверил.
Он дождался, пока Воронцова войдёт внутрь, и нажал на кнопку третьего этажа. Лифт тронулся и поплыл вверх. То ли Воронцовой показалось, то ли кабина стала меньше раскачиваться.
Они вышли на первом этаже, и Влад повёл Марию в холл. С левой стороны располагались лифты, с дверями серебристо-сероватого оттенка, вокруг которых толпились общающиеся между собой кучки студентов с рюкзачками и чемоданчиками, дожидаясь их открытия. Эти лифты были мастерски вмонтированы в стену, покрытую декоративной плиткой, изображавшей корабли средь бушующих волн, и были куда более современные, чем тот, которым сейчас довелось попользоваться ей. Воронцова поняла, что лифтом, на котором она вначале ездила сама, а теперь ещё и с Владом, пользуется ограниченный круг лиц. Во всяком случае, студенты на пары на нём не ездят.
* * *
Как и предполагал Влад, ни профессора, ни его внука на кафедре не оказалось. За компьютером сидела сутулая женщина в очках. Она представилась Кларой Егоровной, лаборанткой. Как только Клара узнала, что зашедшая на кафедру девушка – из полиции, она пробормотала что-то невнятное и, подхватив какую-то красную папку, стремглав выбежала в коридор.
– Карррл у Кларрры укрррал коррраллы, – издевательски бросил вдогонку Влад. – А Клара у Карла… – Он задумался, почесав затылок. – Не помню. Но, короче, тоже что-то там украла.
Федорец дошёл до преподавательского стола и взял один из лежащих на нём журналов учёта успеваемости и посещаемости. Мария прочитала на обложке «G3-DI—IN». Вероятнее всего, номер группы, написанный почему-то латиницей.
Тут на кафедру зашёл невысокий парень с чёрными волосами чуть ниже плеч и чёлкой, закрывающей практически половину его лица. На вошедшем была тёмная кожаная куртка с множеством карманов, из которых торчали различные предметы, начиная от остро заточенных графитных карандашей и отвёртки с индикатором, заканчивая портативным мультиметром. Под курткой виднелась футболка со стилизованным изображением усатого джентльмена, выпускающего из рук молнии.
– Доброе утро, – произнёс вошедший и бесцеремонно уселся за Кларин компьютер.
– И тебе не хворать, – отозвался Влад. – Это Мария, она из полиции, – издевательски добавил он.
– Очень рад, – сухо ответил черноволосый.
Он на мгновенье оторвал взгляд от монитора и окинул им Воронцову, после чего снова уставился в экран. Его руки что-то быстро набирали. Длинная чёлка практически закрывала парню левый глаз, хотя ему, похоже, это не доставляло никакого дискомфорта.
– Вот видишь, Машенька, нормальный человек, полиции не боится. – Влад фамильярно закинул руку ей на плечо и, встретившись со строгим взглядом, сделал вид, что поправляет шарфик.
Мария отошла от Влада, который ей в этот момент показался особенно назойливым. Сейчас её куда больше интересовал этот парень с длинной чёлкой. Воронцова придвинула стоящий у стены стул к столу, за которым сидел черноволосый, и, расправив своё пальто, бесцеремонно уселась на него.
– Там, у входа, вешалка есть, – бросил черноволосый и снова погрузился в работу.
Слегка смутившись, Мария привстала, снимая верхнюю одежду. К ней тут же побежал Влад, подхватил пальто и понёс его по направлению к высокой треноге с крючками.
Воронцова придвинулась поближе к парню за компьютером. Пытаясь рассмотреть, что он делает за монитором, Мария коснулась своим плечом его плеча.
– Скажите, вы на кафедре вчера были? – произнесла она.
– И позавчера тоже, – ответил тот, продолжая работать.
На экране светилась надпись:
ЗАЯВЛЕНИЕ НА ВЫДАЧУ ПАТЕНТА НА ИЗОБРЕТЕНИЕ
ЗАЯВИТЕЛЬ: ООО «GARANT-IT»
НАЗВАНИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ: «КВАНТОВАЯ ЛОВУШКА»
АВТОР ИЗОБРЕТЕНИЯ: ГРАФЧЕНКО АЛЬБЕРТ ЭДУАРДОВИЧ
«Надо же. Тот самый документ со страницы журналистки», – отметила про себя Воронцова, тут же вспомнив скандальный пост Калинковой. Заявка на патент, которую выложила в нём журналистка, содержала те же данные.
Парень за компьютером в графе «Заявитель» исправил ООО «GARANT-IT» на «Адмиральский кораблестроительный университет» и начал стирать название, в графе ниже, заменяя его каким-то шифром.
Сзади осторожно стукнула дверь. Мария оглянулась и поняла, что балагур Влад Федорец тихо ретировался, как будто не желая им мешать.
Повисла тишина, нарушаемая лишь равномерным стуком по клавишам. Вскоре послышался звук принтера. Чистый лист вошёл в его барабан и вышел оттуда с напечатанным текстом.
Распечатав несколько таких листов, парень подошёл к стоящему на соседнем столе брошюровщику. Нажав на расположенную сбоку металлическую рукоятку, он пробил отверстия в распечатанных листах.
– Что это вы сейчас делаете? – спросила Мария, которая уже понимала, о чём речь.
– Перфорацию, – ответил тот, доставая из брошюровщика листы с прямоугольными отверстиями. – А если хотите конкретики – провожу работу над ошибками. Изобретение создал один учёный, а приписал его себе другой.
– То есть, это плагиат? – уточнила следователь.
– Именно. Скажите, а вы занимаетесь делами, связанными с воровством интеллектуальной собственности?
– Я не знаю, нам таких заявлений в принципе не поступало… – Воронцова замялась. Было видно, что вопрос застал её врасплох.
– А если поступит? – парень отвлёкся от работы и подошёл к Марии.
– Поступит – будем разбираться. – Воронцова машинально схватила лежащий на столе карандаш и прикусила за конец. – Вас интересует, как этот учёный может подать заявление о воровстве у него интеллектуальной собственности? Для этого он должен подойти в дежурную часть…
– Этого учёного уже давно нет в живых, – перебил парень. – Мне бы хотелось знать, кто по закону ещё имеет право это сделать, кроме него.
Он протянул Воронцовой один из распечатанных листков. Мария глянула на текст.
ЗАЯВЛЕНИЕ НА ВЫДАЧУ ПАТЕНТА НА ИЗОБРЕТЕНИЕ
ЗАЯВИТЕЛЬ: АДМИРАЛЬСКИЙ КОРАБЛЕТРОИТЕЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
НАЗВАНИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ: «КЛ-2»
АВТОР ИЗОБРЕТЕНИЯ: ЛУЧИЧ МИЛОШ РАТИБОРОВИЧ
Воронцова слегка дёрнулась, увидев ещё одну знакомую фамилию.
– Ну, если изобретателя нет в живых, близкие родственники подать могут. – Она приняла серьёзный внимательный вид, вспоминая всё, чему её учили в академии Министерства внутренних дел. – Или, за отсутствием таковых, лица, которые стали непосредственными свидетелями такого воровства. Например, его друзья или коллеги.
– Скажите, а какой формы должно быть это заявление и что оно должно в себе содержать? – Черноволосый достал из кармана куртки остро заточенный карандаш, вытянул из принтера лист и приготовился записывать.
Мария открыла свой кожаный портфель и достала стандартный бланк заявления. Парень подхватил со стола журнал успеваемости какой-то группы и с ногами уселся на широкий подоконник, облокотив спину об откос. Водрузив журнал себе на колени, он положил сверху бланк заявления.
Воронцова поймала себя на том, что проникается какой-то необъяснимой симпатией к этому молодому человеку. Что-то её привлекло и зацепило то ли в его внешности, то ли в манере общения, то ли в том, что это был первый парень, который не пялился на её грудь и другие достоинства фигуры, а говорил по существу, глядя глаза в глаза. Или в его случае – своим правым в её два.
– Слушай, а что у тебя с левым глазом? – наконец не выдержала она.
– Ничего.
Её собеседник приподнял длинную чёлку и теперь смотрел на девушку-следователя двумя глазами. Они у него оказались ярко-синие с расширенными зрачками. Ещё Воронцова заметила, что левая бровь у парня рассечена и заклеена пластырем.
– А что у тебя с бровью? – спросила Мария.
В ответ её собеседник рассмеялся.
– А вот потому я и остриг чёлку, чтобы про бровь не спрашивали. Но вопросов стало больше. Даже со стороны людей, которые впервые меня видят. – Смех у него был довольно звонкий и заразительный.
Из нижнего кармана куртки парень вынул небольшой полиэтиленовый пакетик.
– Лови! – крикнул он с подоконника и запустил в Машку пакетиком.
Воронцова вытянула правую руку и легко поймала на лету пакет с ловкостью, которой бы позавидовала добрая половина девушек-полицейских. В пакетике были небольшие конфетки в белой обёртке с красной надписью «Трешња са кремом». Они оказались желейные с приятным сливочно-вишнёвым вкусом. Здесь таких в продаже Мария не видела. Да и вообще ей сложно было предположить, что парень, с виду двадцати пяти лет, будет таскать у себя в карманах не пачки сигарет, не презервативы, а кулёк с желейными конфетами. Правда, карманов у него было много, и что в них, было известно одному только Богу.
Как-то незаметно они перешли на ты. Мария ела конфетки, покачиваясь на деревянном стуле, а он заполнял бланк заявления, периодически задавая ей вопросы. Их общение больше походило на беседу двух приятелей, занятых совместным делом, чем на разговор следователя с заявителем. Но, несмотря на это, в его манере чувствовалось уважение к ней, как к собеседнику. Даже не к её статусу следователя, а к ней самой. Это и заставило Машку вспомнить весь курс по интеллектуальному праву, чтобы не только грамотно составить вместе с ним «болванку» заявления, но и собрать перечень необходимых документов. Машка и подумать не могла, что эти знания ей когда-то пригодятся.
– И ещё вопрос. Скажи, Маш, если, допустим, я буду подавать заявление, я могу внести пожелание, чтобы к расследованию привлекли именно тебя?
Глаза Марии заискрились, на щеках появился румянец.
– В принципе, такое обычно не прокатывает, поскольку дела у нас распределяются автоматической системой. Но если ты напишешь на имя начальника Усть-Ингульского райотдела, у которого та же фамилия, что и у меня… вполне возможно, что…
Парень снова оторвался от бумаг и выразительно глянул на сидящую перед ним девушку-полицейскую.
В этот момент телефон Марии издал звонок. Позвонил Воронцов.
– Машуль, доць, звоню сказать, чтобы ты не волновалась, – начал разговор он.
– Привет, пап. Как ты? Как там ваша банда? Переловили?
– Переловили… – Воронцов засмеялся. – Знаешь, там с этой бандой занятный курьёз вышел. Слушай, ты случайно не знаешь такую особу – Бэллу Артамонову? А то я с её сестрой знаком, а с ней как-то не приходилось пересекаться.
– Есть такая, в пресс-службе у дэгэбэшников. Пересекаться приходилось, и впечатление пренеприятнейшее. Чуть что – орёт, психует, считает всех вокруг тупыми. Истеричка, в общем. – Машка снова качнулась на стуле.
– Значит, у них это семейное – неумение держать себя в руках, – размышлял Воронцов. – А то мне с её сестричкой доводилось работать. Вроде милейшая девчонка, но чуть что не так – сразу в слёзы. Я говорю: «Тебе, Настюш, надо на фортепьянах играть, вышивать или там букетики всякие составлять, а не этой всей оперативной работой заниматься». А её сестричка, представляешь, нашу Калинкову ищет. Оказывается, журналистка от них сбежала, прихватив с собой ценную разработку.
– Калинкову?
Качаясь, Мария не удержала равновесие и едва не упала вместе со стулом. Она завизжала так, что перепугала отца, услышавшего вопли дочери в динамике.
Однако парень вовремя среагировал – и в считанные мгновения спрыгнул с подоконника и оказался рядом, успев поймать её, не дав грохнуться о пол. Дальше он сделал то, чего Мария никак не ожидала: подхватил стул за ножки и сидение прямо с сидящей на нём Воронцовой и переставил вплотную к стене.
– А? Что? Зачем ты это сделал? – непонимающе воскликнула она.
– В соответствии с техникой безопасности, – улыбнулся тот. – Ну, и плюс ты загораживала тумбочку в которой лежат необходимые мне документы.
Открыв дверцу, он начал перебирать содержимое полки с чертежами.
Достав из ящика пять толстых брошюр альбомного формата, скреплённых толстой пластиковой пружиной, он вернулся за стол, на котором стоял брошюровщик. Разложив перед собой один из экземпляров, он нанизал его на колья брошюровщика и нажал на рычаг, раздвигающий пружину. Как ни в чём не бывало парень стал вынимать из брошюры первые листки, заменяя их напечатанными на принтере.
– Маш, что там случилось? У тебя всё в порядке? – из динамика смартфона доносился взволнованный голос отца.
– Нормально, папа. Чуть не свалилась. – Машка с телефоном в руках выбежала из помещения кафедры в коридор и, захлопнув дверь, начала говорить уже оттуда. – Да тут в АКУ парень такой симпатичный и странный. Представляешь, я чуть не навернулась на стуле. Так он мало того, что меня подхватил, так ещё и вместе со стулом поднял и к стене перенёс. Приколист. И знаешь, с виду такой плюгавый, а силищи! Я семьдесят два кило вешу, как-никак, а он меня, как будто ребёнка.
При всей своей гармоничности и миловидности Мария Воронцова была довольно крупной девочкой: два метра ростом, 48-й размер одежды и четвертый размер груди. Ухажеры (или, как грубо называл их её отец – трахатели) и на руки-то её редко брали. А так, чтобы на руках носить, ещё и со стулом… Больше всего Машку поразило, что данный парень так легко справился с её весом. Ладно бы крепыш какой-то, а по комплекции он и вовсе напоминал подростка.
Она рассказала отцу про то, как от неё сбежал ректор, про подземные уровни учебного корпуса со всякими лабораториями, про которые она и подумать не могла. Рассказала и про самую странную лабораторию с настоящей гермодверью.
– Это какая лаборатория? Тринадцатая, что ль? Вот это тебя занесло. Про Тринадцатую лабораторию АКУ ещё в нашу бытность байки ходили, когда я был малым и плюгавым, как ты сейчас, или даже ещё младше, – рассмеялся отец.
– А что за байки? – удивилась Машка.
– Что там секретное оружие изготовляют, чуть ли не какой-то «луч смерти» создают.
– Какой ещё «луч смерти»? Ты про опыты Теслы, что ли? – в подростковом возрасте Воронцова смотрела много научно-популярных передач, за что её частенько троллил её дружок и ухажёр Олежка, так что словосочетание «луч смерти» было ей знакомо.
– Так, ты мне там давай, работай, не трать время, – раздался в динамике назидательный голос отца. – Это я тебе когда угодно расскажу. А сейчас не забудь, зачем ты туда поехала. У тебя сейчас главное – Калинкова. А походы по лабораториям оставь на потом.
Когда Мария зашла обратно, черноволосый по-прежнему стоял над брошюровщиком, склонив свою патлатую голову. Перед ним лежало четыре сшитых комплекта, он возился с пятым.
Также Воронцова обратила внимание, что на столе появился небольшой футляр цилиндрической формы, в каких обычно хранят печати. Закончив переплёт пятого экземпляра, он раскрыл футляр и достал оттуда круглую печать с автоматической оснасткой. Перевернув обратной стороной лист, который он использовал в качестве черновика, парень сделал пробный оттиск. Подняв лист на свет и скептически покачав головой, он залез в карман своей куртки и вытянул оттуда флакон штемпельной краски. Воронцова ещё больше поразилась. Она даже предположить не могла, что кто-то может таскать у себя в карманах помимо прочего барахла и конфеток штемпельную краску для заправки печатей.
Нажав большим пальцем на основание оснастки, он аккуратно извлёк круглый блок со штемпельной подушкой. Открыв флакон, парень осторожно выдавил несколько капель, равномерно распределив их по всей поверхности подушки, после чего поставил подушку на место и закрыл ёмкость со специфической синей жидкостью, напоминающей чернила. Сделав несколько проб на том же черновике, он, довольный результатом, потянулся за сброшюрованным экземпляром. Откинув лист из тонкого прозрачного пластика, какой часто применяли в качестве обложки, он поставил чёткий оттиск на титульном листе аккурат в месте, отведённом для подписи ректора и печати. То же самое проделал со вторым, третьим и следующими экземплярами.
Мария подошла ближе и стала за спиной, глядя через плечо. Обычно людей такое раздражало, они невольно начинали дёргаться, нервничать, просили отойти или сами меняли положение. Но этот субъект вообще никак не среагировал, словно был один на кафедре. «То ли настолько погружён в себя, то ли у него довольно часто вот так стоят за спиной», – сделала вывод Воронцова.
Воспользовавшись занятостью парня, Мария взяла в руки черновик, внимательно вглядываясь в печать. В центре оттиска располагался герб университета в виде стилизованного якоря. Над ним была расположена курсивная надпись АКУ, а под ним — идентификационный код. Вокруг герба двумя рядами по кругу были написаны название ВУЗа и министерства, к которому он относится.
Закончив с брошюрованием, парень собрал в одну стопку старые титульные листы с фамилией Графченко и фирмой-заявителем ООО «GARANT-IT», после чего разорвал их на четыре части и выбросил в стоящую под столом мусорную корзину. Наконец он обернулся к Марии.
– Работа над ошибками закончена, – гордо и довольно произнёс он.
* * *
В эту минуту дверь кафедры распахнулась, впуская в помещение четырёх темнокожих ребят. Трое из них на вид были лет семнадцати-восемнадцати, хотя возраст африканцев Марии было сложно определить. Голову одного из них украшали дреды, двух других – стандартная пышная африканская шевелюра. Эти трое были одеты в разноцветные футболки и джинсы. Четвёртый на вид казался старше лет на пять. Кроме того, на нём был чёрный деловой костюм, принадлежащий знаменитому бренду мужской одежды. Под пиджаком светилась белоснежная рубашка, контрастирующая как с самим костюмом, так и с лицом владельца. От остальных африканцев его отличала короткая деловая стрижка и то, что он единственный в этой компании носил очки. Очки показались Марии странными, как и то, что они почему-то были приподняты на лоб. Так обычно снимают с глаз солнцезащитные очки, когда заходят в помещение или в тень, чтобы потом так же легко можно было снова натянуть их на глаза. Марии показалось, что к строгому костюму этого парня были бы уместнее тоненькие очки в золотистой оправе, а не те, которые представляли из себя ярко-зелёный пластмассовый каркас, держащий абсолютно плоские стёкла без намёка на линзы. Они были больше похожи на 3-D очки в кинотеатрах.
Оглядев помещение, африканец заметил патлатого парня возле брошюровщика и расплылся в улыбке.
– Здраво! – радостно воскликнул вошедший.
– Здраво, – ответил тот, пряча печать обратно в чехол и запихивая его в один из многочисленных карманов своей бездонной куртки.
Африканец подошёл к столу и что-то спросил на неизвестном Марии языке. Черноволосый кивнул и пододвинулся вправо, пропуская африканца в очках. Тот взял в руки один из переплетённых экземпляров и стал перелистывать, всматриваясь какие-то схемы. Всё это сопровождалось громкими восклицаниями.
Остальные африканцы смотрели на дверь, как будто кого-то ожидая, и говорили на своём языке. Вскоре на кафедру вошла высокая негритянка, облачённая в чёрные кожаные брюки и цветастый джемпер, на который была накинута жёлтая лаковая куртка. Довершали образ жёлтые в тон куртке лаковые ботинки на толстой подошве. Её волосы были собраны в пышный хвост и подвязаны разноцветной лентой, а в ушах блестели серёжки в виде больших колец. За ней, как тень, просочился какой-то азиат, весь в чёрном. Вслед за ними вошли ребята славянской внешности: скромный очкастый белобрысый паренёк и невысокая худая девчонка с длинными косичками. Последним зашёл «студент-переросток» Владислав Федорец.
Прикрыв входную дверь, Влад промаршировал к Марии, имитируя военный строевой шаг. Остановившись напротив неё, он картинно отдал честь, приставив правую руку к воображаемой фуражке.
– Товарищ следователь, разрешите доложить. Отряд свидетелей собран, построен и доставлен для дачи показаний. – Он обернулся на своих товарищей. – В одну шеренгу становись! Смирно!
Ребята смеялись, показушно-демонстративно выполняя его команды.
– Вольно! – рассмеялась Воронцова. – Ну спасибо, товарищ Федорец.
– Разрешите стать в строй? – не выходя из роли, продолжал тот.
– Разрешаю, – продолжала веселиться следователь.
Влад стал в строй и снова отсалютовал, чем вызвал ещё больший смех студентов.
Атмосфера тепла и добродушия, исходящая от ребят, начала заряжать Воронцову, напоминая её будни в школе МВД.
– Они все вчера виделись с журналисткой Калинковой, – пояснил Федорец. – Вот этим троим она задавала вопросы перед лекцией профессора Графченко.
Три африканца улыбнулись Марии широкой белозубой улыбкой.
– Танюха разговаривала с ней возле трибуны, а Коля сидел рядом с ней и её напарником в аудитории, – продолжал Федорец, указывая на девочку с косичками и стоящего возле неё паренька в очках.
Федорец обернулся в сторону африканки и азиата.
– А вот наша несравненная Габриэла и наш верный телохранитель Нарит. Нарит видел журналистку в университете, а Габриэла разговаривала с ней на заводском пустыре.
– А они? – Воронцова кивнула головой в сторону стола, за которым разговаривали африканец в костюме с патлатым парнем.
– Абубакар видел, как журналистка переложила один прибор в свой рюкзак, после чего она отдала рюкзак своему напарнику, который с ним и ретировался. С рюкзаком и прибором, в смысле.
– А он? – Мария спросила тихим голосом, указав на черноволосого. – Кстати, как его зовут?
Влад Федорец изменился в лице, нахмурил брови, стал в позу, картинно водрузив руки на пояс.
– Мария, я чего-то недопонял. Вы двадцать минут были с ним здесь. Неужели этого времени не хватило, чтобы задать пару столь простых вопросов? – говорил он, и в этот момент было сложно понять, то ли говорит он абсолютно серьёзно, даже с неким укором, то ли вновь кого-то пародирует. – Простите за бестактность, дорогуша, но чем вы с ним эти двадцать минут занимались?
Щёки Воронцовой побагровели, губы надулись, она судорожно пыталась найти колкую фразу в ответ.
Тут черноволосый подхватив все пять экземпляров, отошёл от стола с брошюровщиком, направляясь к выходу. Его колкий взгляд пронзил Федорца и заставил потупиться.
– Кончай ломать комедию, Влад. Ну, пригрузил я Марию по своей части. Что дальше?
Не дожидаясь ответа, он открыл дверь и вышел из помещения, оставив Воронцову в полном недоумении, кто он такой и что здесь делал. И главное, почему он носит в кармане своей куртки университетскую печать…