1129 год. За день до весеннего солнцестояния.
Позади остались долгие седмицы изнуряющего пути.Караван, наконец, приблизился к Мазари-Шариф, оказавшись на родине его молодости. В Балхе он жил давным-давно, в тот самый благословенный момент, когда женщины казались слаще вина, а будущее – таким же неизменным, как горный поток после дождливой зимы. Но пролетела жизнь, и Омар понял, что всё когда-то заканчивается. А ещё он устал. Устал не от тяжёлого перехода. Жаловаться на трудную дорогу в этот раз ему было бы просто смешно. Сам глава караванного пути вёл обоз. Все блага, возможные для путника, были предоставлены ведущим – его гостям. А Омар был самым почётным гостем. Его поместили следом за главой, в начале каравана. И даже местные эмиры являлись только с одной целью – познакомиться и выразить почёт ему, безродному сыну ткача, прожившему столь длинную, славную и необычную жизнь.
А прекрасноликая пери-Весна плескалась красками. Ожерелья из белых и розовых рододендронов свисали с зеленеющих мхом гранитных валунов, словно бесценные морские жемчуга, а очистившийся за холодные месяцы от людских миазмов воздух призывал к совести и чести. Даже мерзкие мелкие блохи ещё не мучили верблюдов. В Курдских горах раздувались до размеров полноценной реки мелкие ручьи. Они смеялись тысячами звонких голосов, они осыпались серебром ледяной капели на головы правоверных, они игриво подталкивали камни – а те летели, будто выпущенные из пращи. Красивое время и опасное время. Ведущие караван рабы не зря считали себя в конце пути почти погибшими, каждую минуту ожидая водяного шквала.
Жизнь радовала его старые глаза.
***
Остановив, на раскинувшей большими крыльями амфитеатра площади Умм ал-билада (Балха), обоз караванщик, с плохо скрываемым раздражением, узнал, что все места для отдыха заняты. Увы! За последние три дня внезапно прибыло сразу шесть караванов, и переполненная старая площадь бурлила – разноязыкий гомон голосов требовал еды, воды, костров и шатров, то и дело, сцепляясь в ссорах…
Старый Абдер-Мохаммед-Рахман недаром считался мудрым – он ни с кем ссориться не стал, а принял решение занять под одалисок и почётных гостей пустующую старую башню. В ней давно не замечали признаков жизни, да и пещерный вход-провал, заросший за зиму колючим кустарником, не манил путешественника. Правда, рассказы про это обиталище иблисов ходили скверные, а потому пугали. Тем не менее, туда никогда не проникал дождь, и всегда было светло. А вязанка-другая хвороста могла бы разогреть не только душу, но и живот – добрым куском горячего мяса. Таким образом, старому торговцу бояться рассказов про живущих в горе иблисов, не стоило. «В светлых белых комнатах чертям не место!» – решил он. Послав рабов убираться, караванщик пошёл присматривать место для остального обоза.
***
Ночь подкралась к городу чёрной кошкой, быстро расплескав тьму, она принесла бурю. Молнии, сверкавшие зарницами ещё с вечера, уже ближе к полуночи белым острым забором отгородили горы от людей. На землю упал удар тяжёлого небесного молота. Громовой раскат прокатился по долине… и больше не стих.
С неба полились потоки воды, с гор – грязи. Громовые раскаты глушили крики погонщиков и призывы о помощи. К утру на долину сошёл сель…
Только ближе к полудню, когда разленившееся после зимы солнце всё-таки спекло коркой сошедшую с гор глину и камни, люди смогли оценить масштабы своих потерь.
Обиженно кричали застрявшие в бурой вязкой жиже верблюды; опасно звенели колокольцы городских нищих, созывавших в свои ряды братию на воровской промысел; горестно кричали потерявшие в одночасье свои товары караванщики, и рвали на себе полы пропитанных влагой халатов местные ткачи. Потери последних были безграничными. Целая улица, расположившая у башни под горой свои мастерские, оказалась замурованной взбесившейся за ночь рекой. Мастера остались без шерсти, без красок и без жён, тихо сидевших в роковую ночь на тюках с дорогой пряжей. Пряжа оказалась воистину бесценной – она стоила жизни не только жёнам, но и дочерям…
Именно в это время на залитой грязью и нечистотами площади оказался ещё один странник, верхом на угольно-синем, словно крылья вестника смерти – ворона, немного усталом и очень сердитом скакуне.
Как путник смог спуститься в долину в такое время знали только шайтаны, которые, скорее всего, и охраняли его путь. Но людям, в этот бедственный час, не было дела до завёрнутого в чёрный дорогой и невероятно грязный бишт (1) поверх не характерной для путешественников и тоже чёрной, заляпанной глиной кандуры (2).
Спрыгнув с раздражённого и, явно, намеревающегося укусить коня, он что-то зло прошипел. В ответ жеребец с силой пнул хозяина в пах, отчего последний громко охнул и согнулся. С головы соскочила гурта(3), тоже не характерного пёстрого, красно-коричневого цвета, и упал в грязь, похожий на болотную гадюку игал (4 ).
– ЗабЕэль! (5) – услышала базарная площадь.
Чёрный, похожий на иблиса, зверь повторно показал зубы и нагло заржал…
***
Омар сидел на полу в одной из многочисленных каменных келий, разбросанных по этажам странной старой башни, богато украшенной древними письменами и резными каменными статуями.
Он чувствовал себя старым, слабым и разбитым. Колени, которые скверно ныли ещё в начале пути, покраснели и распухли.
И позаботиться о нём было некому. Караванные рабы пропали. С приходом грозы даже в его, выделенное только для почетного гостя, отдельное маленькое помещение,набилось огромное количество народа.
Слуги, вежливо кланяясь, и, непрерывно извиняясь, привели мерзко стонущих женщин. Мужчины пришли позднее сами.
Никто более не обращал ни малейшего внимания на старика. А он, спрятав голову в колени, беззвучно стонал от изнурявшей его боли.
Наконец, чтобы хоть как-то отвлечься, Омар потянулся за сумкой. Вытащив свиток, перо – начертал:
«Дарить себя – не значит продавать.
И рядом спать — не значит переспать.
Не отомстить — не значит все простить.
Не рядом быть — не значит не любить.» (6)
Затем задумавшись над текстом, улыбнулся и задремал. Сидя. Как умеют делать только старые люди…
Он проснулся от прикосновения. В помещение сквозь узкое окно проникало солнце, и в комнатке уже никого не было. На плече лежала чья-то рука. Омар охнул. Старые кости привычно отозвались болью. Оказалось, он так и сидел с пером в руке на полу, спиной опираясь навыбеленный временем камень. Склонившийся над ним человек читал свиток.
– Ты удивительные вещи пишешь, Омар, – услышал поэт. – Не устаю восхищаться!
Показавшийся смутно знакомым гость смотрел на него,словно на беспомощного ребёнка. Старик вздрогнул – он вспомнил, кем является вошедший в его келью.
– Ты? Но как? Сколько лет? Почему?
– Бывает.
Пришедший пожал плечами. Затем протянул руки и помог Омару встать.
– А ты сильно сдал, мой старый друг…
– Люди, в отличие от богов, стареют, – дрогнули губы старика. – Ты за мной? Я готов.
– Вообще-то, за тобой, но по другому поводу, – почесал затылок гость старой кельи. – Никогда не замечал за собой жажды убийства, особенно пожилых поэтов…
Омар сощурил ясные, несмотря на преклонный возраст, карие глаза, вгляделся в непроницаемую физиономию и усмехнулся.
– Нам, пожалуй, надо выпить… чай.
Потом тяжело вздохнул, с трудом сделал первый шаг. Ноги выстрелили болью, он сморщился и попросил:
– Возьми мои вещи. Не думаю, что вернусь, а раба не видно. Пропадут.
В глазах предательски потемнело, и поэт непроизвольно охнул. На плечи легли ладони.
– Тут недалеко, – прозвучал голос незваного гостя. –Повезло. Сегодня день весеннего равноденствия. Я смогу помочь.
Они, не торопясь, осторожно спустились на два яруса вниз. Наконец, перед взором уставшего жить странника предстал белый парадный зал, в центре которого он увидел столб света.
– Сам дойди и встань. Вылечит, – услышал приказ старик.
Ноги понесли сами. Белый свет коснулся, и его окутало тепло.
И издалека, будто сквозь шум прибоя он услышал:
– Постой подольше. Загадай желание. Загадай на жизнь…
Старик вздрогнул. Мысли про необратимое обожгли, и поэт поспешил покинуть светлый волшебный столб…
– Почему? – услышал он обиженный вопрос.
– Старость не красит, мой друг. Пойдём, отметим нашу встречу. Я достаточно прожил. Не прибавляй мне лишних забот.
Ночью гости оседлали своевольного скакуна и большого белого верблюда. А с первым вестником зари, уже преодолев перевал, они спустились в долину к Мазари-Шарифу. Тут всадник на смоляном коне начал бубнить и жаловаться последнему, рассматривая медленно тающие на небосводе звёзды.
– Али (7), скотина, предателем оказался, помер, шести десятков не разменяв; ты, Омар, козлом выпрыгнул. Вот скажи мне, Мрак, почему мы с тобой одни? И ведь не сдохнешь, а эти гады помереть вон могут! Ну, ничего! И у нас арба с товаром перед носом перевернётся. Знать бы когда!
Старый поэт смотрел на друга и думал, как ему повезло встретить такое чудо…
***
Омар Хайям Нишапури смог вернуться в роднуюПерсию. Ноги его были здоровы.
Он скончается среди учеников в весьма преклонном возрасте – восьмидесяти трёх лет.
Будучи математиком и астрологом, он за год вычислил дату своей кончины.
В последний день он отказался от пищи и воды. Оставшееся время читал «Книгу исцеления» великого Авиценны. Затем приказал принести ему свиток и составил завещание. В нём, помимо хозяйственных и имущественных вопросов и распоряжений, имеется запись, удостоверенная кади (8) большой красной печатью: «… с величайшим сожалением, дорогой мой друг, (знаю, что ты, со временем,прочитаешь этот документ), соглашаюсь с тобой. Арабский мир останавливается в развитии, будто кто-то настойчиво тормозит его. Без страха жду приход смерти, но сожалею, что, не разобравшись, не помог тебе. Люди глупы. Глуп и я. Надеюсь, что в подлунном мире, рано или поздно, ты найдёшь своих друзей». После этого Омар Хайям встанет и поклонится до земли всем четырём частям света. Скажет ученикам: «Я был не прав, оказавшись в Балхе. Но я счастлив, что знал Его».
Потом громко произнесёт: «Прости меня! Поскольку я познал Тебя, поскольку я к Тебе приблизился».
Вздохнёт. Ляжет. И перестанет дышать.
Стоящие рядом ученики, тщательно описав последний день жизни Великого Учителя, с благоговением решили, что последние слова были адресованы Богу…
***
Всего несколько часов назад это местечко было самым уютным и опрятным в окружающих поселение горах. Ныне оно напоминало боевой штаб во время осады. Вокруг валялись сухие палки, топор, части разобранной и обратно не поставленной палатки, трусы близнецов и рубаха Ильи, рисковавшая улететь в пропасть, но заботливой ру… кхм, ногой друга закинутая на чахлый кустик у самой дороги.
Виновник созданного безобразия, щурясь от яркого солнца, искал свои солнцезащитные очки, с упорством землеройки перерывая вещи не только у себя, но и у приятелей. Но сей необходимый для создания имиджа предмет пропал.
– Мне нужны очки! – наконец, сдавшись, сообщил он. –Как на базар идти! Я так плов не сделаю!
– А без очков на базар нельзя? – осторожно поинтересовался Илья.
– А торговаться я как буду? – последовал исчерпывающий ответ.
На горной полянке воцарилась тишина, которую кроме стрекота кузнечиков и щебета птиц в придорожных кустах не нарушали даже близнецы. Взаимосвязь солнечных очков и успешной торговли поразила даже их юные мозги.
С самого утра на ровной площадке из камней, притащенных пыхтящими близнецами, медленно вырастал очаг-мангал. Готовились к приготовлению шах-плова от Начальника Особого отдела. Лично!
Выбранное компанией место располагалось в небольшой, слегка затемнённой, а потому ещё зелёной седловине перевала, между двумя господствующими над городом возвышенностями. Вид с площадки, больше похожей на большой зелёный карниз, с небольшой, сохранившейся с весны струей водопада, был обращён на лежащий в долине город – Мазари-Шариф.
Пока велись поиски, солнце успело окончательно повиснуть в центре синего неба. Температура повышалась, внизу разворачивался базар.
С горы было видно, как расстелив коврики, купцы в молитвенный час склонили головы после протяжных призывов муэдзина (9).
Потом, словно по волшебству, запестрели палатки, появились огромные полосатые шатры, и завертелось колесо торга. Оптовые торговцы неспешно расходились по чайханам – обсуждать будущий день. Ремесленники готовились к перепродаже последним своих изделий.
Ян, тяжело осмотрев с горы всех действующих лиц, вздохнул и стал собираться.
Близнецы, отправившиеся с неугомонным полковником, по дороге успели прослушать лекцию и узнали, что имя города, расположенного в 20 километрах отлегендарного Балха, переводится как «благороднейшая гробница». Именно здесь покоится некий Али, шурин и одновременно двоюродный брат пророка Мухаммеда. Личность, чрезвычайно почитаемая шиитами, и, потому прославившая город, в результате считающийся святой землёй.
– Здесь знатные барашки продаются. Сейчас две ноги сразу хапнем. Только не мешать мне, – доверительно сообщил приятелям Ян на подходе к остро пахнущему пряностями Восточному Базару.
Близнецы бодро закивали. Несчастные! Они не подозревали, что их ждёт…
У входа дружную компанию приветствовали торговцы с анашой и кусочками чистой смолы для жевания. Заинтересованный Пётр потянул, было, брата к прилавку, но был остановлен бдительным руководителем процессии:
– Марихуана. Плохая здесь. Гашиш лучше… и вообще,вам вредно! Отец узнает – убьёт. Не советую.
Потом пошли бесконечные ряды с непортящимся товаром. Курага, халва, набат, кишмиш огромными яркими горами высились на прилавках.
И началось.
Ян, после десятиминутного ожесточённого спора,приобрёл небольшой кулёк урюка и долго ворчал что-то в адрес несговорчивого, «совсем не дружелюбного» пенджарца. Приблизительно за такое же время купили зируи набор перцев. Близнецы, оглушительно чихая, на вытянутых руках несли добычу.
На рис и морковь потратили уже минут сорок, (и это были впечатляющие сорок минут!). Торговец громко кричал, расхваливая каждый корнеплод, ему вторил покупатель, всячески ругая размеры и толщину взращённого заботливыми руками овоща. Рис пересыпали туда и обратно раза три, пока не сошлись на цене. Масло, чеснок, лук, нут – покупали с криками. Павлу стало просто страшно, когда маленький и щуплый афганец вдруг скинул халат и яростно на нём затоптался, как агрессивный умалишенный. Но безумие торговца продлилось недолго –он сплюнул на землю вязкую корку слюны. И, потоптав халат, с яростным ворчаньем надел его обратно.
– У нас же достаточно денег? – потихоньку недоумевали-возмущались перегревшиеся на жаре мальчишки.
– Не ломайте кайф, глупые малявки, – хихикал Ян, продолжая размахивать руками и громко браниться.
Мясо тоже выбирали долго и придирчиво. В абсолютной тишине, периодически причмокивая, и,повторяя, как молитву, одну и ту же фразу «гусфандгусфанд» (10), качая головой, и, вытягивая в сторону висящих кусков длинный, даже внешне увеличившийся в размерах нос, полковник дважды обошёл ряды. Наконец, выбрав, он поинтересовался ценой…
Через два часа, усталые, и, облитые для верности ведром воды, мальчишки, с трудом, втащили добычу на выбранное место для пикника. Следом бодро шагал обладатель небольшого нового казана и двух вожделенных бараньих ног!
***
В 1977 году окончательно закрылась страница «Президента с мальчишеской улыбкой». Попытка повернуть ход истории не удалась. Кто-то, чья власть выше стран и сильнее мыслей их правителей, не позволил объединить необъединимое.
Спустя три десятка лет, известный российский дипломат и журналист Валентин Сергеевич Зорин попытался показать в эфире подготовленный им документальный фильм-расследование, в котором подробно разобрал последние минуты жизни Джоржа Ф.Кеннеди и доказательства причин его гибели. Однако передача не вышла в эфир. Он, с некоторым недоумением, отметил сей факт в интервью с Виктором Гунеевым, рассказывая, что версия об убийстве Ли Харви Освальдом… просто плохо сделанная фальшивка.
Проведя анализ, он также отметил, что к 1977 году исчезли все свидетели, которые, хоть каким-то образом,были задействованы в расследовании инцидента. Ещё более странным явилось внезапное открытие специальным комитетом по убийствам повторного расследования в 1975 году, которое было закрыто почти сразу после смерти последнего свидетеля в 1977 году (всего умерло, убито, или погибло при странных обстоятельствах за этот срок 16 человек).
В заключение Валентин Сергеевич сказал: «У меня создалось впечатление, как кто-то третий правит миром, ловко управляя марионетками-правителями, ведя планету к одному ему ведомым целям».
_____________________________________________________________________________________
1. Носимая высокопоставленными арабами поверх кандурынакидка
2. Платье у арабских мужчин, как правило белого цвета, надеваемое на тонкие штаны и рубаху
3. Платок на голове бедуинов
4. Черное плетёное кольцо, часто используемое в качестве кнута
5. Мусор, грязь — арабское ругательство
6.Омар Хайям Нишапури. Рубайи
7.Авиценна. Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн аль-Хасан ибн Али ибн Сина (долгое время учился жил и работал в Балхе)
8.Судья
9. Человек, который провозглашает призыв к ежедневной молитве (салат) пять раз в день( молитва Фаджр ,молитва Зухр, молитва Аср, молитва Магриб и молитва Иша) в мечети.
10. Баран
Не прошло и трёх часов, как солнце, висящее на выцветшем горизонте, всё-таки решило прекратить свою жаронагревательную деятельность и уйти на отдых. К сожалению участников похода, кипучая энергия проводника не сверяла часы с природой. Весьма вероятно, что она же – по причине своей врожденной вредности – не спешила предоставлять покой усталым ногам следопытов.
В какой-то момент Илья, давно потерявший счёт коридорам и залам скального сооружения, сдался на милость начальства. Он сел и, смешно подтянув ноги к подбородку, сообщил, что с места его теперь и домкрат не сдвинет. Пусть всё остальное историческое его энергичные дети посмотрят за него. А лично он уже увидел всё, что хотел.
Развесёлая компания из двух подпрыгивающих близнецов и одного, похожего на малолетку, начальника весело ускакала за поворот. Илья потянулся и охнул. От жары он чувствовал себя старым и разбитым.
Ноги свело судорогой. Кряхтя, как древний старик, богатырь развязал шнурки и, сняв обувь, принялся энергично массировать горячие ступни. Им овладела тоска, а не менее болезненные, чем натруженные ноги, странные сны-воспоминания угнетали и давили на него. Что ему приснилось? Кем был тот старый человек с львиной гривой из седых волос? Почему Илья убил Яна? Он вновь тяжело вздохнул. Ему почему-то казалось важным знание, заключённое в необъяснимо ярком и живом сне. От этих мыслей он почти задремал в духоте пещеры, не дававшей спасения от жары. Однако, от внутреннего напряжения, которое не позволяло выбросить из головы ненужное ему знание, богатырь заставил себя встать и, повинуясь, то ли чьему-то приказу, то ли просто желанию покинуть пустое место пошёл назад, к выходу.
***
Серебристый «роллс-ройс» «Камарг», разработанный специально для взыскательных клиентов, которые желали управлять автомобилем лично, величественно урча, наконец-то, закончил свой дневной заезд. Выехав два часа назад из Мазари-Шарифа, он остановился на относительно ровной площади вблизи Башни Смерти. Его эксклюзивный V-образный мотор объемом 6,8 л мог бы развить невероятную для этих мест скорость в 200 км/ч. Однако, вынужденный медленно передвигаться по узким грунтовым дорогам, он устал, как и его нынешний владелец, а потому позволил себе негромко чихнуть перед торможением.
Машина принадлежала президенту Республики Афганистан из династии Баракзаев, после захвата власти так и не провозгласившего себя шахом – Мохаммеду Дауду Хану.
Правда, в автомобиле, преодолевшем горный перевал, находился не он, а «великий друг отечества» – американский мультимиллиардер, 62-летний Дэвид Рокфеллер.
Машину сопровождал отряд президентских гвардейцев, (из-за необычной формы смахивавших скорее на разбойников).
По дороге мистер Рокфеллер, осмотрительно сидевший на пассажирском месте, ознакомился с буклетом, предоставленным ему Лондонским Историческим обществом. Рассматривая красочные карты и картины, изображающие исторических личностей, он узнал, что город Балх основал четыре тысячи лет назад царь Лухрасп. И, как у любого древнего города, история его насчитывала немало впечатляющих событий. В Балхе останавливался во время великого индийского похода Александр Македонский. Сасаниды разрушили эллинскую цивилизацию, и, после многочисленных войн, их империю разрушил Чингисхан – эти события тоже не обошли Балх. Именно отсюда по Великому Шёлковому Пути торговцы принесли буддизм в Китай и Японию. В этом городе был провозглашён суфизм и в 1207 году родился и жил его основатель Джелал ад-дин Руми, род которого происходил от самого Абу Бакра, спутника Магомета.
Неторопливо миновав исторический центр, представленный грудами камней разной величины и размера, автомобиль свернул на центральную площадь и замер, к удовольствию уважаемого господина. Водитель выбежал из машины и распахнул инкрустированную деревом коа (1) дверцу.
Господин Рокфеллер позволил себе неторопливо-осторожно выбраться. Тяжело опираясь на трость, он подошёл к холму, на котором метрах в трехстах, если смотреть вверх, стояла Башня. Древние камни, несмотря на солнечный день, казались мрачными. У подножия он немного постоял, а затем, слегка наклонившись вперёд, скомандовал:
– Сделайте мне удобные носилки…
Тонкая холёная рука согнулась в локте, и палец указал путь.
В этот момент из бойницы, высоко над землёй, показалась и тут же исчезла круглая мальчишеская голова. Словно смеясь над окружающими, в следующий миг из противоположной узкой амбразуры на прибывших весело посмотрели точно такие же озорные глаза.
Рокфеллер недоумённо моргнул. Это были дети. Дети здесь! И самое странное – детские лица были идентичными и европейскими…
Отряд занервничал. Послышался шёпот: «Душман дари; шайтан». (2)
Но тут из входного отверстия вылезла шляпа с загнутыми полями, а затем на солнце целиком высунулся человек абсолютно нешайтанистого вида.
Темноволосый, улыбчивый, он приветливо махал руками. И, словно старым знакомым, громко кричал:
– Приветствую! В день летнего солнцестояния, когда солнце не жжёт, а жалит, как приятно увидеть столь известного человека. Как здоровьице? Сердечко не шалит? А мы то ждём-пождём… Польщен визитом, счастлив тем обстоятельствам, благодаря которым мне довелось принимать вас в этом доме. Поднимайтесь к нам! Хош амаид! (3)
Скала, на которой стояла башня, скорее всего, много лет назад соединялась с дорогой мостом и потому, даже по прошествии тысячелетий, осталась достаточно отлогой. Идти по ней вверх можно было без особых усилий. Основным препятствием служила жара.
Высокому гостю предложили сесть на коня, но он с негодованием отверг это предложение. В результате дикой и непостижимой для восточного человека прихоти, высокий правительственный гость был посажён в импровизированные носилки. Путаясь в неудобных форменных праздничных кафтанах, охрана осторожно понесла богатого негоцианта на вершину, к старой белой башне, напоминающей огромный острый рог, выросший из изъеденного ветрами и временем кряжа.
Ни близнецы, ни Ян, ни поднимающийся гость не могли увидеть Илью, наблюдавшего за этой картиной с высоты другого этажа. Из-под его шляпы ручьём тёк холодный пот, заливая глаза. Он жадно глотал его, не понимая – что течёт ему в рот: пот, или слёзы? А солёная жидкость спускалась все ниже и ниже, оставляя тёмные жгучие следы на спине, боках, груди – там, где гулко стучало его мощное сердце. Что-то невидимое давило на сердце, сжимало горло. Плыли перед глазами цветные кольца. Жаркий воздух казался ледяным.
Тем не менее, богатырь смог судорожно повернуться и с плохо объяснимым, каким-то паническим облегчением, шумно несколько раз вздохнуть. Затем, непонятно почему, поклонившись на Восток – старой бабке и Серебряным горам – Илья стремительно побежал вниз, туда, где солнце, врываясь с четырёх сторон в круглый зал, образовывало пылающий огнём столб из света и тепла. Всё вдруг стало удивительно ясным и понятным. Теперь он точно знал – кого и куда нельзя было пропускать. Нельзя допустить сюда, к чистому свету – к источнику вечной жизни! Там, снизу поднималось алчно открыв рот, разделённый на две ровные половины хищным носом и показывая свету ослепительно, не естественно белые зубы – зло. Он вспомнил его. Он его узнал.
Человек с седыми волосами между тем взбирался выше и выше. Его носилки, словно надвигались на вершину, заслоняя её от неба и света. А Илья бежал вниз по бесконечному круглому коридору, то и дело, бросая косые взгляды в маленькие отверстия бойниц, благодаря которым был освещён его путь. В этой диковатой каменной пустынности он, всей своей кожей, всем своим сильным здоровым телом, ощущал одновременно непонятное нетерпение и бесконечную тоску, он слышал зов.
Богатырь последний раз посмотрел вниз на повороте своего пути. Навстречу всё так же размеренно и упорно поднимался враг. Ему на миг показалось, что шествие приостановилось. Раздались гортанные крики: «Дриш! МОр! Сарак хароп мОр! АндОхт кардАн! АндОхт кардАн!» (4). Спешащий вниз Илья не успел увидеть, как резко наклонился импровизированный насест и как кульком свалился с него седой господин. Он не следил в резные бойницы окон, как побежали в разные стороны угодливые охранники, и не узнал, что инвалид, откинув чёрную тяжёлую трость, резво поскакал по валунам вверх к открытой пасти входа!
Но, зато притормозив у главного зала, воин на мгновение застыл.
Перед ним, переливаясь золотом и медью, блистал солнечный столп! Он манил, он звал, он был! Он казался самим навершием острого рога башни. И сейчас в нём не хватало самого главного – человека!
***
Между тем дождавшись слегка запыхавшегося гостя, вежливый Ян решил побеседовать на пороге с джентльменом, испуганным возможным нападением аспида.
– Приветствую! – поклонился он. – Расстроен смертью сопровождающего, и ещё больше опечален тем, что, скорее всего, не смогу помочь вам подтвердить теорию.
– Не можете или не хотите? – у Рокфеллера не было ни сил, ни желания обсуждать с наглецом свои проблемы. – Здесь должен быть Проводник!
Вопрос, как и утверждение, были бестактными. Ян сопроводил выпад в свой адрес благожелательной улыбкой, широко разведя руки:
– Вы не один в обширной биографии, который выступал в моем присутствии в подобном тоне. Если я поищу Проводника из сказки, что мне за это будет?
– Сколько? – тут же изменился в лице Рокфеллер. – Мне 61 год и я перенёс пересадку сердца. Мне нужны гарантии.
– Гарантии чего?
– Жизни! Я куплю себе сто лет! Сколько вы хотите? Где проводник? Назовите сумму!
Сумма оказалась астрономической… но у привыкшего к торгам и договорам бизнесмена на этот раз не дрогнул не один мускул.
Ян тяжело вздохнул, посмотрев на солнце:
– Ну, ты печку-то закрывай, вечер, однако…
Затем, молча, повернулся к джентльмену спиной и пошёл по вырубленному в скале серому от старости коридору.
Следующий за ним мистер продолжал бы и дальше раздражённо задавать вопросы, но, скрывшись за очередной поворот, поднял голову и сразу резко замолчал. Фигура впереди двоилась, словно из паясничающего русского вышел кто-то другой, в белом хитоне и с посохом, на котором шипели, открывая пасть, роняя капли яда, две серые змеи.
– Кадуцей (5), – ахнул мистер Дэвид.
Ещё поворот – и они оказались в большом круглом ослепительно белом нефе древнего каменного дворца.
Там, в столбе золотого света, стоял одетый в грязные джинсы и мокрую от пота рубаху человек. Волосы на его голове были спутаны, на щеках топорщилась трехдневная чёрная щетина. Сам он выглядел предельно уставшим или очень больным. Человек, повернул голову и как-то буднично сказал:
– А я вот тут… моюсь.
Солнце резко выключило сияние. Столб стал темнеть.
Человек в белом хитоне вытянул неестественно длинную руку и, вытолкнув Илью, толкнул другой миллиардера. На освободившееся место. Чёрная ночь на миг окутала Рокфеллера и осела пылью.
Ян схватил богатыря и негромко, словно подзывая гончих, свистнул:
– Петр, Павел за мной…
Через полчаса Близнецы, с удивлением, смотрели, как их отец, стирая локтем грязные разводы с лица, о чём-то беззвучно рассказывает Яну. Им был слышен только ответ:
– Ну, ты не дури, Илья… ты это! Мало ли, что с нами было-то? Я давным-давно знаю тебя, сын жестокого Бога и ревнивой Богини. Ты привыкнешь. Ты станешь взрослым.
Затем он повернулся к притихшим шпионам и громко провозгласил:
– Мальчишки, ну-ка бегом! Нас вон тоже свой лимузин ждёт! Марш в шайтан-арба!(6) Нам с отцом сегодня надо напиться! Чтобы не мешали…
***
Дэвид Рокфеллер окончил свои дни в спальне родного дома в день своего 101-летия. Причиной смерти назвали сердечную недостаточность. Сын и внук миллиардеров, он привнёс в семью много славы, почёта и денег. Окружённый стареющими правнуками, оставив разумные, (несмотря на преклонный возраст), распоряжения и, не забыв одарить значительными денежными призами слуг, он, пожелав всем спокойной ночи, скончался. О своём близком упокоении он сообщил за сутки – за обедом. Выпив за свою кончину и здоровье всех присутствующих глоток портвейна, он произнёс показавшуюся странной фразу: «Завтра я умру. Я готов и спокоен. Не обманул, шельмец!».
Ещё при жизни, в окружении почтенного мэтра ходили слухи о том, что мистер Рокфеллер продал свою душу Дьяволу, сразу после первой пересадки сердца. В дикой стране Афганистане. В башне Сатаны. Сказки вызывали улыбки. Тем не менее доподлинно известно – сразу после своего возвращения из удивительной поездки, (предпринятой всего через 20 дней после выписки из госпиталя), 29 июня 1977 года он перевёл кому-то деньги. С его личного счёта был перечислен один миллион фунтов стерлингов в Лондон на анонимный номерной счёт. Также известен факт трансплантации ему шести сердец и двух почек. Последнюю осуществили в августе 2016 года.
В Кабуле был похоронен 22 июня 1977 года сопровождавший его Мухаммед Али Максуд, которого укусила горная змея в районе Мазари-Шарифа.
***
Всю ночь, в притихшем от удивления караванном перекрестье миров, в тихом Мазари-Шариф, раздавались протяжные, неизвестные серым скалам, населённым только козами и гадюками, русские песни:
– Льётся в узкой печурке огонь
На полешках смола, как слеза….
И поёт нам в печурке гармонь
Про улыбку твою и глаза… (7)
_____________________________________________________________________________________
1. Дерево коа известно своим уникальным узором, создаёт эффект бархата.
2.Враг на горе. Черт (пушту)
3.Добро пожаловать (пушту)
4.Стой! Змея! Плохая дорога в гору! Змея! Стреляй! Стреляй! (пушту)
5. Кадуцей – волшебный жезл, обвитый двумя змеями. Гермес использовал его, чтобы усыплять и пробуждать, превращать людей в птиц и в неодушевлённые предметы. Гермес мог забрать любую жизнь, (даже верховного Бога), и оставить её себе на бесконечно долгое время, храня душу в кадуцее. Он же провожал души в подземное царство.
6. В данном варианте Джип (пушту)
7. Алексей Сурков. 1941 год. Землянка (Илья и Ян поют чуть по-другому)