Восемь месяцев спустя.
Август выдался жаркий. У самого правильного пивовара – мистера Харрисона – было не протолкнуться. В предвкушении холодного пенного напитка и вечерней прохлады, к трактиру загодя съезжались со всей волчьей округи. Напиток хозяин варил отменный, да и поговорить после тяжёлого дня всегда есть о чём.
Больше всего разговоров было о недавно состоявшейся в роще церемонии. Старожилы не помнили такого праздника, какой организовали правящей семье драконов Марк с Ягой.
Всю зиму вожак с названным братом свозили шлифованный кругляк и обожжённый кирпич на поляну у тракта, идущего широкой наезженной дорогой в столицу. Весной, два друга вместе с нанятой бригадой строителей, с немыслимой скоростью, залив за месяц фундамент, собрали основательный трёхэтажный дом, совершенно не похожий на дворец, или, хотя бы, на небольшой замок, приличествующий наследнику правящего дома. Зато большой, основательный и тёплый.
Но самым удивительным был выбор молодого дракона. Его Высочество повёл в Священную Рощу маленькую рябую курицу. Камень принял их кровь, и Великая Бездна благословила этот странный союз.
Периодически над волчьими угодьями теперь летали драконы, а на лесных тропах, чаще у малинника, волки встречали нахальную семейку воррумов, которая объедала неуспевающую вызревать ягоду с немыслимой скоростью.
Событий было много. Все они требовали длительного обсуждения и осмысления.
Доходы у мистера Харрисона множились, пиво слегка горчило, пенилось и переливалось янтарным цветом в прозрачных литровых кружках.
Жизнь шла своим чередом.
***
Эми была очень рада пройтись от Яги до дома с мужем. Им так редко удавалось теперь побыть вдвоем, что молодожёны искренне радовались каждому случаю, возводя, казалось бы, банальное событие в ранг праздника.
Они неторопливо шли к собственному, ещё пахнущему краской и смолой, дому по накатанной и устланной, словно бархатом, мелкой летней пылью дороге. Эми крепко держала Костю за руку, а он, сорвавший кисточку пшеничного колоска, пытался пощекотать ей нос.
Они испытывали необыкновенное наслаждение от близости друг к другу. Чувство взаимного тепла и чего-то большого и светлого переполняло их. Говорить было совершенно не о чем, но Косте очень хотелось слышать звонкий и такой тревожащий душу голос его маленькой жены. Он ловил её взгляды и улыбался.
— Что смешного? — спросила она, ловко увернувшись от щекотно касающегося колоска.
— Ты такая суро-о-овая, — протянул супруг, дурачась, и Эмили подумала, какие у него замечательные внимательные и красивые глаза. Такой взгляд мог быть у Кости только в минуты его сосредоточенной работы за самым любимым делом. Губы сами по себе зашевелились, превращаясь в улыбку. Лицо молодой женщины засияло, словно она, наконец, осознала, как счастлива теперь.
— О чём Вы говорили с Таисией Сергеевной, когда я вошёл?— между делом поинтересовался супруг.
Эми хихикнула и, вдруг остановившись, прижала к груди Костину руку, развернула его к себе и, посмотрев в глаза мужу, тихо сказала:
— О варенье.
Они помолчали.
Потом Эми, глубоко вздохнув, и, зажмурившись, прошептала:
— У нас скоро будет маленький принц…
Страна не обратила внимания на смену правящего дома. «Что со змеями, что с драконами — всё равно налоги платить…», — говорили старожилы и смело шли в харчевню, лишний раз отметить старый Новый год.
В Вазерионе, сам собой, не успев, как следует, начаться, стих бунт.
Увидев в сером утреннем небе фигуры двух гигантских драконов, подстрекатели так же тихо, как и достали, спрятали за пазухи ножи и, повздыхав, расселись нищими на папертях многочисленных столичных соборов…
Практически сразу было объявлено о женитьбе Людвига Гримальди на Мадам Аккарин, которая по праву брошенной Не-жены могла с честью отдать руку любому, по своему выбору.
Влюблённые категорически не желали расставаться и были готовы наплевать на все обычаи, (но на их исполнении вдруг строго начала настаивать новоиспеченная волчья княгиня, поддержанная Костиной семьей Драко).
В первое воскресенье нового года Людвиг, (по всем канонам), третий день томился в разлуке, и, будучи, отселённым, обедал в ресторане с двумя холостяками.
Первым был Костя, который всячески старался по любому поводу удрать из дворца, где ему кланялись и пытались завести знакомство. В попытке бегства, он выбирал не тот маршрут, постоянно проникая в городское имение к Яге, (где готовилась к отъезду плачущая Эмили), и тоже расстраивался.
Влюблённые наивно думали, что, попав в столицу, они зайдут в Храм и объединятся навеки.
Но тут оказалось, что Эмили увезут к матери, где она проведёт три бесконечных месяца в подготовке, и только в День Весеннего Равноденствия они смогут дать друг другу клятву в вечной любви.
— Никак не раньше. Не успеем, — твёрдо постановила Таисья Сергеевна под одобрительный гул голосов.
Вторым оказался Гертрих Саварро, так удачно приземлившийся на лужайке у драконьего дома.
Начальник сыска излучал спокойствие и очень умело, немного снисходительно, и по-отечески добродушно поддерживал разговор, внимательно следя за тем, чтобы два влюблённых жениха не зачахли над полными тарелками.
— И представьте, — чавкая, и, роняя крошки, говорил Начальник Сыска, привычно переходя на шипящий рык, и, слегка растягивая слова. — Какой способный малый оказался приятель Княгини Канислюпус…
Внимательно слушающий городские истории Костя отвлёкся от супа и спросил:
— А кто это?
— Это Ваша Яга, — вклинился в разговор Людвиг.
— А-а-а-а-а… — согласился ещё не очень привычный к титулам Его Высочество Князь Драко.
— А Вы-то, уважаемый Гертрих, сами жениться не хотите? — профессор задумчиво посмотрел на салат и потянулся к закуске.
— Я решительный враг женитьбы, — гордо сообщил Саварро. — Считаю необходимым выступать за строгое разделение труда. Есть индивидуумы, которые должны делать детей. Есть те, которые должны содействовать их развитию в условиях покоя и благоденствия в государстве.
Крокодил рыгнул и, справившись с благородной сытой отрыжкой, аккуратно промокнул подбородок.
— Однако я знавал нескольких женоненавистников, которые в настоящий момент трудятся отцами и мужьями, забыв про свои другие, не отеческие обязанности, — улыбнулся Людвиг.
— А я буду очень рад узнать, что Вы влюбились! Пожалуйста, не забудьте позвать нас с Эмили на свадьбу, — поддержал Константин.
— Так я уже влюблён, — хитро щурился Саварро. — Моя любовь лежит на тарелке и называется «отбивная»…
— Поверьте мне, — настаивал Гримальди. — Ваша возлюбленная, сочащаяся мясными соками, не помешает вам любить мать ваших детей.
— А вот я вам другой пример приведу, — спорил Гертрих, расстегнув жилетку. — Вот решили вы с Костей поехать на охоту, или на рыбалку, или попариться с пивом и раками в соседнем уезде. Отпрашиваетесь у жён. А не тут то было! Нет у Вас теперь такой возможности!
Оба жениха мечтательно заулыбались, представив, как жены их не пустят и, понимая, как прекрасно не иметь возможности навсегда отказаться от пикников.
***
После обеда гости уехали, а профессор отправился к себе в номер.
Лёжа на кровати, больше напоминающей поле для игры в мяч, и, наблюдая, как маленькие розовощекие амуры целятся в розовый, ничем не прикрытый зад пухлой матроны на потолке, он подумал, как изменилась за какие-то два месяца его жизнь.
Потом он задремал, и мозг, продолжающий работать, начал спрашивать душу, а не лишиться ли он той толики свободы, о которой говорили за обедом.
И тут, находящееся во сне тело вспомнило маленькую тёплую змейку, доверчиво свернувшуюся у него груди, и Людвиг широко улыбнулся!
Какая-такая свобода ему нужна? Свобода — это его обретенное счастье: любить и желать, ту единственную хрупкую и нежную; защищать и оберегать — только её и навсегда!
«А знаю ли я её? — вдруг родилась новая тревожная мысль. – Может быть, ей я неприятен? Возможно, она просто терпелива, и её желания совсем иные? Может, она просто испытывала чувство сострадания, увидев его промерзшее тощее и больное тело?».
Он резко проснулся и сел. Потом, не найдя успокоения, встал и подошёл к окну. Спокойствие улетучилось, и страхи накинулись с новой силой. Панические мысли толпой ворвались в голову, взрывая мозг.
«А любит ли она меня? А если она решила выйти замуж только для того, чтобы определить свой статус замужней женщины? А вдруг, она, оформив официальные отношения, опомнится и поймёт, какая пропасть между нищим профессором математики и знатной графиней древнего рода? – он начал быстро одеваться. – Так нельзя! Поеду и спрошу!». И Людвиг стремительно выбежал на площадь перед отелем, искать экипаж! Его переполняло отчаяние, и даже какая-то злоба на всех людей и свою несчастливую судьбу.
***
В момент прибытия, на крыльце, в окружении старательно выражающих сочувствие родственников, рыдала уезжающая в поместье Эмили. Чуть поодаль стоял бледный от напряжения и готовый перекинуться и утащить свою самку Константин. От него шарахались и старались обойти по максимально широкой дуге.
«Вот она, настоящая, искренняя любовь! — завистливо подумал Людвиг. – Пойду посмотрю последний раз в глаза Аккарин! Скажу ей: «ты свободна!».
***
Его не ждали. Маленькая Мадам сидела на полу, а вокруг были разложены её платья: серое бархатное; шерстяное, цвета мышиной норы; расшитое пайетками, немного блестящее — цвета осеннего болота; и, наконец, парадное — шёлковое, с натуральными кружевами из нити паука — оно стоило целое состояние. Аккарин грустно смотрела на переливающийся под солнечными лучами шёлк цвета маренго…
Людвиг остановился, не перешагнув порог. Она подняла голову и… просияла от радости.
— Ой! Тебе же нельзя… как хорошо, что ты приехал… а я вот платья выбираю… – она внимательно посмотрела на хмурое лицо и встала. — Что случилось, милый?
Людвиг глубоко вздохнул и переступил через порог.
— Я глубоко убеждён, что со мной ты будешь несчастна. Я не тот, кто нужен такой, как ты. Ты само совершенство! Ты классическая гордая красота! Тобой должны восхищаться поэты, рисовать художники…
Аккарин встала и тихо подошла.
— Молчи, я должен сказать, я… я нищий, глупый, жёлтый питон. Я не пара… подумай! Ты можешь отказаться. Ты должна…
Девушка побелела.
— Не понимаю, — после некоторого молчания смогла произнести она. — Ты отказываешься?
Он глубоко вздохнул, набрав побольше, ставшего густым, воздуха и резко, на выдохе, произнёс:
— Да!..
— Но почему? — шёпотом произнесла, разом поблёкшая, как потерявший лепестки на ветру роза.
Затем, распрямила плечи и, смело посмотрев в глаза стоящего перед ней, твёрдо сказала:
— Объяснитесь…
— Аккарин, я уверен, что ты не можешь любить такого, как я. Со мной ты станешь несчастлива. Я не могу позволить тебе сломать свою жизнь, связав её с таким, как я.
Она просияла:
— Мой глупый-глупый питон! Я люблю тебя любым! Я не смогу жить без тебя! И твой отказ означает для меня только уход… к Великой Бездне.
Силы оставили Аккарин, и она осела на гору серых платьев.
Через полчаса их нашла Таисья Сергеевна. Узнав с какой целью профессор проник в имение, Яга, хитро ухмыляясь, прогнала его, размахивая шалью. И, поглядев на ворох вещей, решительно собралась за покупками!
***
В воскресенье толпы народа окружили главный Храм страны. Понадобились объединённые силы гвардейцев и всех сотрудников Управления полицейской жандармерии Центрального округа столицы, чтобы по периметру окружить площадь, во избежание давки и увечий.
Фактически, празднуя не обручение с Людвигом, а, отмечая настоящую свадьбу бывшей Мадам, столица радовалась первому празднику Нового года. Все надеялись на перемены и стремились к лучшей жизни!
Те, которым удалось ранним утром проникнуть за периметр охраняемой территории, толпились около зарешёченных окошек Собора, всматриваясь в яркую от тысяч зажжённых свечей Глубину Великой Бездны.
На ступенях, наплевав на мороз, сияя звездой на новом мундире, стоял небезызвестный Доберман, объявленный в столице героем — новый Блюститель Порядка Вазериона.
Около десяти утра стали подъезжать кареты знати. Разряженные в люкзор и ментенон, дамы шелестели расшитым атласом. Золотое сияние люстр и подсвечников отражало переливающиеся патюры, извлечённые из старинных ларцов. Все ждали жениха и невесту.
Наконец, раздались крики:
— Едут!
И на площади появились кареты. На их золочёных дверях два дракона переплетали хвосты, хрустальные окна дверок отражали синее небо. На последней прибывшей карете все увидели герб, в виде зияющей пасти волка.
— Приближённые…
— Клан, в котором вырос Наследник.
— Волки — Сила! – шептались в толпе.
Из первого экипажа вышел Дракон-отец и Великая Мать, которые, поклонившись толпе, чинно взошли по ступеням и исчезли в темноте входа в Храм.
Следом приехал Наследник и Наследница. Дракон Сын подал руку Сестре, и они также неспешно проследовали за родителями.
Затем открыли дверцу экипажа Клана Волков, и оттуда вышли Князь и Княгиня. Последняя поспешила к карете невесты, а князь – к карете жениха. Церемония началась!
Толпа, как волны прибоя, подалась вперёд, ловя каждое движение.
Людвиг, ведомый Марком, шёл как во сне. Питон видел только Её. Он смотрел на сложную причёску, с хитро вплетённой в косу белой фатой, украшенной шитыми мелкими голубыми цветами; на небольшой воротник, только подчёркивающий длинную белую шею, и на поразительно тонкую талию, которую широкий синий пояс выделил среди голубого шёлка пышной юбки свадебного платья.
— Краси-и-ива-а-ая… — шептались в толпе.
Между тем празднично одетые жрецы, под торжественное пение хора, вышли к главному колодцу Великой Бездны.
— Бери за руку Аккарин и веди, — рыкнул Марк на застывшего приятеля.
Зажглись украшенные незабудками свечи. Маленькая рука в шёлковой перчатке утонула в ладони профессора.
— Благослови их, Великая! — услышали в Храме.
И Сама Бездна зашумела водой и выплеснула на влюблённых свои хрустальные брызги. Марк и Яга подали полотенца, и влюблённые обтёрли друг другу лица.
Жрец подал два кольца. Жених протянул руку и взял большое. Старенький священнослужитель, с улыбкой, шёпотом поправил его, но тут Невеста протянула руку к маленькому. Они ошиблись так дважды и, наконец, взяв нужные, надели их друг другу на пальцы. И тут произошло Великое Чудо.
Маленькие золотые обручи колец на пальцах зажглись ярким светом, похожим на сияние звёзды, и у Аккарин вокруг безымянного пальца обвилась маленькая змейка с синими глазами, а на пальце Людвига свил уютное кольцо толстый питон с ярко-голубым глазком.
— Новая Фамилия родилась! — громко и торжественно провозгласил Жрец.
Толпа заволновалась сильнее, а Марк что-то громко зашептал Яге.
Его Величества подошли к молодожёнам и провозгласили:
— Сегодня в воскресный день Нового года, впервые за тысячу лет, родилась новая княжеская фамилия. Представляем Вам Князя и Княгиню Гримальди, из рода Питонов. Поклонитесь!
И первые, с глубоким почтением, в пол поклонились молодоженам. Дальше было замешательство, громкий шёпот, улыбки и поздравления знати. Торжественные, завистливые и умилённые взгляды. Толчея и полная неразбериха.
Выбравшийся из толпы, рычащий Константин, схватив Марка за рукав, произнёс:
— Если ты мне друг, то поможешь построить мне дом. На границе с твоими землями есть чудесная поляна. И венчаться буду у Вас в роще! Кошмар! Надо делать отсюда ноги. Помоги!
Женщина на крыльце ахнула, вгляделась в приближающегося золотого дракона и сделала шаг навстречу. Шаг, другой. А потом сорвалась на бег, кинулась прямо к садящемуся зверю.
Костя, уже расправивший крылья для приземления, забил ими в воздухе, не удержал баланс с тяжелым грузом на спине и кувыркнулся назад, на лету оборачиваясь. Генри вылетел с седла, Костя запутался в упряжи, в эту кучу на бегу влетела Маргарет, сразу же вцепившись во вновь обретенного сына, и в довершение сверху приземлилась вовремя вспорхнувшая из рук отца пестрая курица.
Из дома выглянула Эллин, круглыми глазенками, засунув пальчик в рот, уставилась на кучу-малу, потом весело рассмеялась и тоже побежала к собравшимся.
Пока распутывались, пока одевались, пока объясняли Эллин, что веселой возни не будет, появился Леонард. Он рубил дрова в ближайшем леске и поспешил к дому при виде мелькнувшей тени. Когда он, торопясь, пришел, почти прибежал, все уже распутались, и отец смог обнять своего сына.
Эмилия, перекинувшись и одевшись, вцепилась в руку Генри, радуясь за Костю, видя, что он тоже рад воссоединению семейства. Все домашние дела были тут же отложены и все по случаю холодной погоды переместились в дом.
Маргарет не отпускала руку Кости, словно боясь, что он вдруг снова исчезнет, заглядывала ему в лицо, изучая черты, как ни крути, а все-таки незнакомца, порывалась погладить по голове, пока парень решительно не воспротивился таким нежностям.
— Я бы очень хотел узнать, что произошло, почему я оказался в чужом мире? – спросил Костя, когда страсти немного улеглись.
— Я расскажу, — Леонард сел поудобнее, притянул на колени дочь, — На нас было совершено нападение. Есть одна травка, она у драконов блокирует возможность оборота. Мы все хорошо знаем ее вкус и запах, но экстракт ее безвкусен. Такую вытяжку подлили в питье. Мужчина, женщина и маленький ребенок – что они могут сделать против двух десятков вооруженных воинов, некоторые из которых были в хищной звероформе? Нам пришлось бежать. Где-то по дороге, Маргарет, несущая тебя, отстала и вернулась одна. На все вопросы – «где ребенок?» она отвечала одинаково – спрятала, его никто не найдет. Все женщины-драконы немного ведьмы. А потом действие зелья прошло, Маргарет восстановила возможность оборота, а я нет. Подозреваю, что именно моими крыльями оплачено твое спасение. Да, подозреваю, и подозревал всегда, жена, но никогда не был в обиде, тем более, видя, как все эти годы ты пыталась мне их вернуть. Так, Марго?
— Так, — склонила голову женщина, — у меня не хватало сил активировать артефакт. Если бы использовала свои, то не смогла бы довести ритуал до конца. И потом всю жизнь я боялась тебе в этом признаться, боялась, что ты меня возненавидишь.
— Глупая ты, — Леонард дотянулся до жены и обнял ее, — все же хорошо закончилось. А крылья – ну теперь уже точно вырастут.
— Ладно, мне все ясно. А теперь позвольте представить вам Генри Эддлкайнда и его дочь Эмилию.
Костя сделал паузу, подождал, пока взоры родителей обратятся на девушку и ее отца, и добавил:
— Мою невесту.
Эмилия встала, расправила юбки и звонко и уверенно произнесла:
— Здравствуйте! Меня зовут Эмилия Эддлкайнд, я люблю вашего сына, и я курица.
Ахнула Маргарет, и в комнате повисла тишина.
Костя посмотрел на мать. Она ответила скорбным взором. На отца. Он отвел взгляд.
— Я вижу, что мой выбор пришелся, так сказать, не ко двору. Эми, Генри, собирайтесь, мы улетаем, — Костя схватил девушку за руку и буквально вытащил во двор. Спустя пару минут вслед за ними вышел Генри, замешкавшийся с одеванием. Втроем они медленно направились к поляне, на которой остался лежать диван-седло. На ходу Костя обнял невесту:
— Не переживай, обойдемся.
Эмилия хотела что-то то ли возразить, то ли согласиться, но ее прервал голос сзади:
— Не улетай. Мы принимаем твой выбор.
Путешественники обернулись. Перед ними стояли родители Кости. Леонард продолжил:
— Мы просто растерялись, прости сын. Мы слишком долго ждали твоего возвращения и испугались, что ты теперь снова будешь не с нами, у тебя будет своя семья.
— Ты уже совсем взрослый, мой маленький мальчик, — подтвердила Маргарет.
**
Все снова вернулись в дом. За ужином, собранным из продуктов, что привезли с собой путешественники и того, что нашлось в доме, атмосфера немного разрядилась. Немало помогла в этом Эллин, которая смешно морща носик, пробовала то заморские сушеные ягоды, то перченую сосиску и просила водички запить.
За чаем Леонард перешел к планам:
— Мы долгие годы жили уединенно, но в последние недели тут прямо паломничество, как будто наше гнездо переместилось в самый перекресток торговых путей. Нас навестили сначала два джентльмена на аэростате, а спустя некоторое количество времени в горах был найден замерзающий профессор. Начальник сыска пришел сам. Это имеет какое-то отношение к твоему возвращению?
— Боюсь, что да, отец.
— Постойте… Профессор питон? Людвиг? И аллигатор Гертрих? И джентльмен Самюэль Вудд? Оддбэлл?
— Да, именно они. Вам они все знакомы?
— Да, — Генри рассмеялся, — тесны дороги для имеющих ноги, — это все персонажи второго плана, сорвавшиеся с места либо в поисках наших детей, либо вслед за теми, кто в поисках, либо по велению либо сердца, либо просто чувства начавшихся перемен. Куда они все делись?
— В Вазерион, в столицу. Там то ли жена чья-то, то ли кто еще, мы так и не поняли до конца.
— Значит, и нам надо в столицу. Давайте спать, уже давно стемнело, завтра путь неблизкий. Папа, мама, вы летите с нами, будем переделывать это болото.
Леонардо и Маргарет молча кивнули – они признали право взрослого сына решать не только свою судьбу, но и судьбу страны.
— Ну что, теперь в обратный путь? – спросил Орел у Эмилии.
— Да, пожалуй, — девушка ответила грустно, дядюшку Оддбэлла было жалко до слез.
— Э, нет! – встрепенулся Костя, — Еще мое желание. Вернее, тоже вопрос. Можно? – спросил он у Орла.
— Да, конечно, — Ордрик отступил на шаг, предоставляя парню доступ к артефакту.
Костя подошел поближе.
— Я хочу знать, кто мои родители и где они сейчас находятся, — голос его в конце фразы сорвался, давно забытая надежда увидеть маму и папу, которая одна и спасала в горькие детдомовские годы, всколыхнула в душе бурю чувств.
Зеркало помедлило и показало карту Оромеры. Вначале общие очертания материка, потом постепенно прорисовались горы, реки, выросли миниатюрные деревья, выстроились крошечные домики. Карта дрогнула и изображение поехало, приближаясь. Ближе и ближе, уже можно было точно указать на северо-запад, угадать страну, округ… Костя с удивлением узнал путь, по которому они ехали. Изображение сместилось еще немного вправо и на долю секунды мигнуло, сменившись картинкой бревенчатого домика, картинка укрупнилась, размазалась и показала комнату с сидящими возле камина мужчиной и женщиной.
— Как ты на него похож, — ахнула Эмилия, до этого мгновения стоявшая, затаив дыхание, и изображение погасло.
— Эми, это они, — выдохнул Костя, схватив подругу за руки, — летим скорее, я понял, где они.
— Конечно! – подхватила девушка.
— Подождите, — остановил парочку Ордрик, — полетите завтра с утра. Сегодня наши мастера сделают для твоей звероформы седло, чтобы девушка могла в нем сидеть в человеческом виде. Разумеется, теплую одежду и продукты вы получите.
— Спасибо, — поклонился Костя. Он с отвращением покосился на ступени, но приободрился при мысли о том, что путь предстоит вниз, а не вверх.
Действительно, обратный путь по полутысяче ступеней оказался легким и почти приятным. Парочка, взявшись за руки, спрыгивала с каменных граней и смеялась. Костя, окрыленный предстоящим знакомством с родителями, теплом среди зимы и. что уж тут греха таить, любовью к Эмилии, дурачился, прыгая то боком, то задом наперед, корчил смешные рожицы.
Ордрик отечески улыбался с высоты.
***
Сборы в обратную дорогу не заняли много времени, собирать путешественникам было практически нечего. Подаренные Эмилии теплые штаны и куртка с капюшоном, отороченным мягким пятнистым мехом диковинного южного зверя были отложены, чтобы надеть в дорогу. Остальное что? Корзина с продуктами. Все.
Под вечер шорники принесли седло. Костя поудивлялся хитроумной системе крепящих ремней, позволяющей оставлять крылья свободными для активных движений. Но больше из перестраховки попинал кожаную поверхность:
— Не развалится в дороге, — спросил обеспокоенно.
— Ты так, парень, не шути, — хохотнул шорник, — мы не первое драконье седло делаем. То есть мы-то первое, но чертежи остались, и уж поверь, они самые лучшие.
— Ладно-ладно, верю, — Костя попытался приподнять седло, больше похожее на маленький диван. Получилось, но с трудом. Он понимал, что звероформа этого веса вообще не заметит, лишь бы сохранился баланс, но слишком много лет он был человеком, чтобы не обращать внимания на вес груза.
Эмилия хихикнула. Она сидела боком на перилах веранды и грызла большое краснощёкое яблоко.
— Хихикай, хихикай, если что – тебе с этого дивана падать, — Костя притворно нахмурился. Шорники прощально помахали и покинули парочку.
— Ничего страшного, я перекинусь, я же теперь летающая, — яблоко постепенно исчезло, не оставив даже огрызка, только плодоножку, внутренние перегородки и кожуру семечек.
— Вот кто так яблоки ест? Ни крошки птичкам не оставила, — Костя, изображая страшного хищника, стал подкрадываться к девушке.
— Я сама птичка. Мой бывший жених вообще рыбу ел.
— И что? Я тоже ем, — настроение у Кости моментально испортилось с упоминанием кого-то там бывшего.
— Но не сырую же. А он рыбку за хвост и глоть-глоть. Фу! – Эмилия соскочила с перил, — пошли спать, завтра вставать рано.
**
Наутро Ордрик пришел их провожать. Посмотрел на оборот, помог Эмилии взгромоздить на высокую драконью спину седло-диван, затянул постромки, усадил девушку. Похлопал дракона по мощной лапе:
— Летите. Удачи вам. Нам было приятно воссоединиться с потерянными родственниками. И, Костя, слышишь?
Дракон вопросительно повернул голову к говорящему.
— Не забудьте залететь в Ию. Отдохнете, погуляете, поедите мороженого, оно там в кофейне на набережной просто прекрасное, — Ордрик мечтательно зажмурился, — Ах, да, вам на текущие расходы, — в руки Эмилии опустился небольшой кошелек, в котором тяжело позвякивало. Все, на старт!
Дракон оторвался от земли.
**
Перелет до материка произошел без каких-то либо форс-мажорных обстоятельств. Приземляться в городе путешественники не захотели, опустились неподалеку, и пошли пешком через главные ворота.
Эмилия была совершенно очарована белыми стенами и узенькими крутыми улочками города. Косте с большим трудом удалось уговорить ее занести теплые вещи и корзину с едой в гостиницу. Когда портье выдавал им ключи от номера, Эмилия чуть ли не приплясывала от нетерпения, теперь, когда путешествие, в общем-то, закончилось, она приобрела необыкновенную живость и легкость поведения.
Потом они снова пошли гулять. Прошлись по улочкам, дошли до набережной, попробовали расхваленное мороженое. Постояли на берегу.
Эмилия приникла к Косте и тихо смотрела, как на море постепенно наползают сумерки. Солнце садилось где-то справа, на западе, и видимую перспективу медленно заливал вечерний свет, сначала оранжевый, потом зеленый, голубой и до густо-синего. Эмилия поежилась – все-таки с близких гор ощутимо тянуло холодком. Повернулась к спутнику:
— Пойдем, а?
Краем глаза заметила что-то в стороне, повернулась, разглядывая. И внезапно сорвалась на бег. Костя долю секунды спустя кинулся вслед за ней.
Эмилия повисла на шее какого-то мужчины. Дракон в Косте рыкнул: «Моя, не отдам», и парень поторопился к обнимающимся. Подойдя ближе, он услышал: «Дочка, какое счастье, я тебя нашел!» и ответ девушки: «Будем честными, это я тебя сейчас нашла». Это был отец Эмилии.
Костя постарался принять приличествующий случаю презентабельный вид. Все-таки знакомство с родителями. С одним папой, правда, но там чем черт не шутит, может, и мама рядом? Пригладил встрепанные ветром волосы, оправил куртку.
— Доброго вечера Вам, сэр. Разрешите представиться – Константин ФАМИЛИЯ??????, Дракон из клана Волков, последнее время верный спутник Вашей дочери. Рад знакомству.
Эмилия расцепила руки с шеи отца и удивленно оглянулась на парня, таким она его еще не видела. Его тон, его аристократически вежливая речь заставили девушку по-новому посмотреть на простого, как три серебряных монеты, Костю.
Высокий статный мужчина тоже провел рукой по волосам, не выпуская дочери из своих объятий.
— Генри Эддлкайнд, тетерев, как уже понятно, отец вот этой головной боли. Почему бы нам не переместиться в гостиницу, на нас уже обращают излишнее внимание.
Решено было переселиться в гостиницу, где остановился Генри – там до сих пор было оплачено два номера. Эмилия отправилась с отцом, им надо было много рассказать друг другу. Костя пошел за вещами.
Проходя мимо модного магазина готового платья, он хмыкнул и зашел внутрь. Драконьего кольца хватило, чтобы поверенный магазина сбегал в банк, из банка Ии протелеграфировали в банк Вазериона, оттуда подтвердили платежеспособность клиента, был выписан вексель, который был тут же обналичен… Всего этого Костя не знал, он это время провел в магазине, выбирая платье Эмилии и одежду себе. Оказалось, что к платью прилагается много всего. Очень много всего.
Когда ему выдали маленький сверток с брюками, камзолом и сапогами и огромную коробку с платьем, шляпкой, ботиночками и прочими прилагающимися мелочами, парень только крякнул – нести это по узким улочкам было бы крайне неудобно. От неудобства его за мелкую монету избавил мальчишка-рассыльный, который сам вызвался отнести все по указанному адресу. По дороге зашел в еще один маленький магазинчик.
В гостинице Костя спросил, где остановился Генри Эддлкайнд, ему назвали номера и дали ключ, видимо, портье был уже предупрежден. Войдя в номер, Костя разложил на кровати коробки, быстро сполоснулся из кувшина и отправился в соседний номер. Там он обнаружил Эмилию у отца, они беседовали, и вид у девушки был расстроенный, было видно, что они недавно говорили о чем-то очень неприятном.
Костя бросил суровый взгляд на Генри и поманил Эмилию за собой.
— Давай ты сейчас примешь ванну, отдохнешь немного, оденешься и к нам присоединишься за ужином? Мы пока поговорим и закажем поесть. Ты хочешь в обеденный зал или в комнату?
— Пожалуй, в комнату, — Эмилия уже успела сравнить то, как одеты мужчины со своей одеждой – походными кожаными штанами и такой же курткой. Костя кивнул и покинул номер.
Эмилия сразу же кинулась к коробкам, лежащим на кровати. Рассмотрев наряд, слегка пожалела, что выбрала поужинать в номере, но выходить и менять решение не стала, успев в процессе рассматривания платья раздеться до белья.
Она со вкусом отмокла в горячей ванне, отскребла жесткой щеткой въевшуюся под ногти пыль, вымыла, высушила и причесала волосы. Надетое платье отразило в зеркале ее повзрослевшую за прошедшие пару месяцев, непривычно элегантную и даже красивую. Вздохнув, Эмилия отправилась на ужин.
Ее в дверях встретил Костя, провел к накрытому столику, галантно отодвинул стул. Генри замечал в его движениях некоторую неловкость, словно действия эти парень совершал первый раз или, по крайней мере, после долгого перерыва, но Эмилия сама пыталась вспомнить. Как что делается, и ни на что не обращала внимания.
После трапезы, когда уже был разлит по чашкам недавно привезенный с юга новомодный кофе, Костя, словно бы невзначай, передав девушке миндальное пирожное, обронил:
— Эми, не откажешься ли ты стать моей женой?
Щелкнул замочек маленькой коробочки и в ладонь девушки опустилось тонкое витое колечко, золотое с зеленым камнем. Как чешуя и глаза самого Кости в звероформе.
Эмилия растерялась от неожиданности и посмотрела на отца. Генри, по-доброму усмехнувшись, чуть заметно кивнул. Колечко плотно облегло тонкий пальчик, Эми подняла сверкающие глаза на теперь уже жениха.
— Вот и славно, дети. А теперь иди к себе, дочка, вы и так уже слишком долго были вместе, дай и нам поговорить про серьезные мужские дела, — Генри улыбался.
**
Утром путешественники покинули Ию все втроем – Генри в седле на спине дракона, курица Эми у него в руках. Сильные золотые крылья быстро отмеряли расстояние, и чуть позже полудня под крыло легла виденная в Зеркале долина. Бревенчатый домик приближался.
Костя сделал разворот, осматриваясь в поисках посадочного места, и острый драконий взгляд выхватил в дверях домика женскую фигуру, прижимающую руки к груди.
— Мама! – пронеслось в голове вновь обретенного сына.
Прошло три бесконечных дня, с тех пор, как Марк и Генри обосновались в Ие. Генри целыми днями пропадал то в дворянском собрании, пытаясь получить крупицы информации от местной знати, которая принимала, вежливо выслушивала и сочувственно кивала головой; то в порту, хватая за лацканы капитанов, в попытке узнать, какие суда совершают регулярные маршруты на Острова. На него снисходительно смотрели, хмыкали и, крутя у виска, шли своей дорогой.
Деятельный ум Марка требовал, наоборот, не беготни, а каких-то результатов от проделанного ногами бессмысленного пути. Уже не раз и не два, волк спрашивал себя: «Зачем? Куда я кинулся сломя голову? Спасать Костю? Вроде, его особо и не ищут… в королевстве, вообще, в последнее время творится чёрте что, и сыщики сбились с ног, разыскивая настоящих преступников, а не непонятно какого, якобы зелёного лесного ящера..».
Когда-то, сам, молодой и зелёный, волк любил побродить, не ставя в известность родню о своём местонахождении. А история с подружкой, сумасбродной девчонкой-курицей, сбежавшей из дома, вообще, выглядела анекдотично.
Марк глотнул пива и улыбнулся, представив себе выражение лица у дракона-путешественника, который, наконец-то, решив приступить к решительным действиям, целует подружку и, вместо приготовлений к ночи, наполненной радостями жизни, получает крепкое рукопожатие от Марка, наконец, нашедшего беглеца и советующего незадачливому любовнику немедленно вернуться к Яге на блины.
Блины… воспоминания унесли домой, и нос сам начал движение на лице, не поинтересовавшись мнением хозяина в поисках любимой супруги.
— О-о-о, мистер Спенсер, — услышал он, прервав медитацию.
— Вам неуютно спать на втором этаже?— хозяйка гостиницы явно благоволила к постояльцу. — Я отселю верхних жильцов и лично приду проверить, перестелили ли Вам простыни. Наглый хорёк, наверняка, топал ножищами всю ночь, и надо бы очистить пыль, которая осела на ваших вещах.
Марк вздрогнул, в красках представив себе объёмную матрону, пришедшую сбить ему подушки перед сном.
Он приветственно оскалил зубы, слегка приподняв верхнюю губу, и, сумев переварить услышанное, небрежно попросил счёт. Между тем, толстуха не собиралась сдавать позиции.
— В Вазерионе неспокойно, — вздыхала она. — Я слышала, что собираются поднять мосты на острове. Вы у нас зиму переждать не хотите? Я жду своего хорошего знакомого, (его комнаты рядом с вашими давно готовы),
высокопоставленного чиновника.
Она понизила голос, который перешёл в гулкий ухающий бас. — Мистер Гертрих Саварро, мой дорогой постоялец. Ждала его третьего дня, а всё нет и нет. Уже и сыскари его забегали, говорят, вылетел из столицы, да вот не долетел пока. А сегодня ещё один гидролет прибыл. Ждём известий.
Она с грустью покосилась на прямую спину оборотня и, глубоко вздохнув, поняла тщетность своих мечтаний.
— Вы нам обещали северный грог сварить…
Нагловатое лунообразное лицо хозяйки категорически не нравилось Марку. Да и пахло от неё салом, которое никогда не любил оборотень, ни в сыром, ни в солёном виде…
Тем не менее он вздохнул, махнув пробегавшей служке рукой:
— Нужен сахар, горячая вода, ром и корица…
Размешивая содержимое стакана, оборотень случайно пролил содержимое на скатерть. Разлилось не больше чайной ложки, но, встав из-за стола, Марк подумал, что такая багровая рана сейчас кровоточит в его сердце.
И волк засобирался домой.
Ближе к ночи, в соседний номер вернулся еле живой от много километровых прогулок Генри. Марк открыл дверь и вопросительно взглянул, но его знакомый только махнул рукой и собирался уже, было, уйти к себе.
— Генри, а я — домой. Завтра уходит торговый караван, с ними. Поедем. Поверь, Костя не бросит свою маленькую подругу, не тот он человек. Вернуться. Продолжать здесь сидеть совершенно бессмысленное занятие…
Генри вытянул похудевшую шею и в упор посмотрел в лицо волка. Марк автоматически отметил ввалившиеся щёки и заострившийся крючковатый нос.
— Я останусь ещё немного… сегодня мне сказали, что ещё три судна не вернулись в порт перед зимними бурями. Караваны идут круглый год. Я дождусь все корабли… и, и я не могу. Не могу один. Там нас ждут вместе… не могу. Спасибо тебе.
Дверь закрылась, а Марк, постояв немного, одними губами, прошептал:
— Бывай, друг. Все образуется, поверь, я знаю.
***
Волк не успел проспать четырёх часов, когда до его чуткого слуха лесного зверя донёсся стук в наружную дверь гостевого дома. Не то, чтобы это был какой-то необычный стук, просто, он раздался со стороны кухонной двери трактира. Какую-то минуту Марк ещё лежал в постели, а потом в темноте комнаты человек бесшумно натянул штаны, так же, неслышно ступая, приоткрыл дверь и вышел в коридор второго этажа, нависшего балконом над внутренней столовой гостиничного трактира. Там, в тенях лестничного пролёта, он остановился. Говорили двое.
— Наконец-то! Вы, конечно, от нашего уважаемого мистера Саварро? — это хозяйка пыталась шёпотом поскорее узнать новости от вошедшего.
— Нет, мем. Я послан Начальником Столичного Управления внутреннего порядка. У Вас остановился князь Спенсер. У меня для него пакет.
— Кня-я-язь.., — хозяйка растянула фразу и, громко вздохнув, продолжила: — Давай мне. Он мой постоялец. Утром передам.
— Я спешу улететь. Погода портится, мне надо возвращаться. Хотел бы передать лично…
Марк увидел как сгустились тени над тщедушной фигуркой гонца и, криво улыбнувшись, поспешил спасти посланника.
В крошечном коридорчике стоял тощий усатый, похожий на сухого таракана, человек. «Из гончих», — почему-то подумал Марк. В кожаном облачении воздухоплавателя, ставшего особо модным, с покупкой правительством у Империи гидролётов, в высоких сапогах, он производил смешное, но не отталкивающее впечатление. Человек чем-то понравился волку.
Застигнутая врасплох пышнотелая искательница мужа вздрогнула и, с большим неудовольствием, ушла к себе.
— Мистер Спенсер, я из Вазериона. В столице беспорядки. Правитель и Высокий Лорд Князь Ангерран исчез. На острове подняты все мосты, а Ваша супруга попросила передать, что ждёт Вас в столичном имении. Мне необходимо вернуться.
— Я с вами, — коротко ответил Марк.
Сереющий рассвет почти погасил глаза тусклых жёлтых фонарей, когда гидролёт, поймав встречный ветер, поставил нос по направлению к столице.
***
Выпив три стаканчика чудесного, пахнущего малиной чая, и, несколько раз прикоснувшись к любезно предложенной хозяевами душистой настойке из большой зелёной бутыли, (гордой каравеллой переплывшей с обеденного стола на прикроватную тумбочку), Гертрих, с удовлетворением, подумал, что ему чертовски везёт!
Выжить в подобной катастрофе было не просто удачей, он никогда не слышал, чтобы упавший камнем с неба человек отделался бы двумя шишками!
— И небольшим синяком, — шипя поморщился он, неудачно потянувшись налить ещё немножко.
Чудеса продолжись и после падения. Его сразу нашли. Он попал не куда-нибудь, а в дом сбежавшей от проблем семьи Правящего Дома, а за пазухой оказалась беглянка Мадам, сразу расположившая к себе хозяев, которые благосклонно отнеслись и к его слегка потрёпанной физиономии.
Гертрих сделал ещё пару глотков и, затушив лампу, быстро захрапел. Ему снились мягкие руки пухлой трактирщицы из Ии, и гора монет, которые почему-то устраивали догонялки друг за другом, весело блестя золотыми боками, дрались за место в его огромных, похожих на рюкзаки, карманах…
***
Акарин, прижавшись к своему мужчине, находилась, словно между явью и сном. Она представляла, как плывёт по течению. Вот-вот, за изгибом прозрачной и чистой реки, покажутся ступени, ведущие к Храму Бездны, куда она часто заползала, а своды старого, всеми забытого собора укрывали её мягкой обволакивающей темнотой в безлунной южной ночи.
Теперь, находясь за тысячи лиг от дома, она думала о найденном ею Людвиге, как о невероятном немыслимом сказочном чуде. Ведь она ещё в детстве вымолила его, сидя ночами у полуразрушенного колодца Матери Бездны.
— Спасибо тебе, о, Великая! — шептали губы, и Аккарин каждую ночь засыпала с благодарной улыбкой, не пожелав уйти из спальни больного мужчины, несмотря на все условности общества. Ей было всё равно, «что подумают эти люди», да и любые другие – тоже.
— Больше не мечтай бросить меня! — полушутя, укоряла она поправлявшегося профессора, по ложке вливая в простуженное горло куриный суп.
— Никогда больше не расстанусь с тобой, моя прекрасная госпожа! — отвечал ей Людвиг, хриплым больным горлом, а глаза, сияющие как два сапфира, повторяли: «моя ненаглядная», «моя вечно недоступная мечта», «счастье мое».
— Я отдам за тебя жизнь, ты не вернёшься в рабство, моя Аккарин, — твёрдо сказал Людвиг на третий день, и встал.
Маленькая мадам посмотрела на стройную жилистую фигуру, смешно стоящую босиком в одних нижних штанах на плетёном коврике у кровати. Увидела сурово насупленные брови, грозное сверкание синих глаз и, впервые за долгие месяцы, искренне и широко улыбнулась, а потом прижалась к его груди и зашептала:
— Мой глупый-глупый-глупый питон, нельзя отдать жизнь за жизнь; потому что, всё равно, получится смерть, ради жизни. Подумай, разве этот подарок можно будет назвать радостью? Величина горя, живущего во мне, будет не сравнима, даже с твоим небытием в посмертии. Возможно, для Великой Матери Бездны безразличны наши души, ведь, попав к ней, мы присоединимся в темноте звёзд к её великому покрову, но… но я хочу дышать с тобой и наслаждаться тобой. Я никогда никому больше тебя не отдам…
***
Влюблённые не знали, как за рубленной толстой сосновой стеной, в соседней спальне тихо лежали ещё двое чутких влюблённых, и как другие губы шептали слова:
— Какая великая тайна – любовь, надо вернуться в столицу и занять своё место, мой милый, хотя бы ради них. И, пусть дракончик в тебе ещё только растёт, но я точно знаю, скоро он ляжет на крыло и совершит свой первый полёт со своей подругой, со мной!
— Пойдём, оставим гостей ненадолго, моя дорогая, — был тихий ответ.
В предрассветный холодный час, они оседлали двух молодых воррумов и неторопливо выехали на край расщелины. Потом, словно поддавшись силе стихий, звери сами понеслись вниз, увидев очертания раскинувшейся перед ними горной равнины. Их серые контуры, мелькающие в заснеженной долине, казались плотной морской волной, готовой удариться об утёс, разбившись миллиардами брызг, но не сдавшейся на милость берегов. И не было страха в сердцах четырёх свободных существ, было наслаждение от поющего утреннего ветра среди холодных зимних гор.
***
Гидролет почти сразу столкнулся с яростным сопротивлением встречного ветра. Его сильно унесло и, сверившись с картой, изрядно промёрзший пилот сообщил, что они оказались значительно южнее перевала, хорошо выделявшегося своими крутыми склонами, и, служащего прекрасным ориентиром для летуна.
Под ними проплывали покрытые снегом горные плато и изрезанные крутые долины, притом, что ветер продолжал сносить их. Учитывая настолько неблагоприятный маршрут, приходилось рисковать и снижаться, планируя между острых колючих зимних каменных пиков, пытаясь спрятаться от ветра и поймать подходящий воздушный поток.
Страх закрался даже в мужественное волчье сердце Марка.
Но вот первый солнечный луч прорубил в серой туманной дымке студёного утра дыру, и сквозь это окно осветил колючие скалы.
Гидролет сильно встряхнуло и… воздухоплаватели увидели равнину со стоящими на ней основательными постройками и обломки летающей машины начальника сыска.
Марк тронул пилота за плечо, показывая вниз, и тот понятливо развернул свою летающую птицу, только сказав:
— Снижаемся!
— Грозы? Две-три каждую дюжину дней. Летом чаще, зимой сильнее. Видел же, какие ставни? – Мартина мягко улыбалась и накручивала на палец кончик тугой каштановой косы. Завитушки никак не хотели ложиться ровно три в ряд, и пальцы, выпустив прядь, тут же снова начинали бесхитростное движение. Неожиданно Костя понял, что девушка с ним кокетничает. Неумело и как-то… словно выучила наизусть стихотворение на иностранном языке и теперь рассказывает, не понимая смысла.
Парень усмехнулся и отвел взгляд. Мартина спрятала руки за спину, причем на лице отразилось облегчение, как будто с плеч свалилась не очень приятная работа. Прискакала набегавшаяся Эмилия, прошмыгнула в дом и через несколько минут вышла, полностью одетая.
— Доброе утро! Чего мы все стоим? Мартина, ты завтрак принесла? Пошли завтракать с нами, — слова рассыпались горошинами в пахнущем озоном воздухе.
— Да я не принесла, старейшина Ордрик велел вас позвать к нему, там и позавтракаете. Вы сегодня к Зеркалу пойдете?
— Да, — Костя нахмурился, мысль о том, что куда они идут, знают все, показалась ему неприятной.
— Будьте осторожны – Зеркало не любит суетных желаний и выполняет их так, что потом загадавший сам не рад становится.
— Суетных это как? – они уже шли по улице и Эмилия слегка подпрыгивала, забегая вперед и заглядывая Мартине в глаза.
— Это например, захотел кто-то найти клад. Приехал, уснул с дороги, свечку уронил, дом сгорел, а под сгоревшими половицами сундук нашелся. И ладно бы с золотом, а то с платьями старыми да деньгами прошлого века. Клад есть? Есть! А пользы нет, вред один. Вот вы уже пришли, идите, старейшина ждет вас.
Старейшина в ожидании гостей неторопливо прихлебывал за накрытым столом чай из кружки, объемом, наверное, не меньше полулитра, пузатой и расписной. Эта кричащая золотом и киноварью кружка так не соответствовала его чопорному аристократичному облику, что Эмилия раскрыла рот в удивлении и замерла на пороге. Косте пришлось протолкнуть ее в комнату. На кружку же он бросил лишь мимолетный взгляд – хохлома есть хохлома, хоть в России, хоть за гранью миров, ничего нового.
Орел лаконичным жестом указал гостям на стулья напротив, неслышно появившаяся из-за спины горничная налила травяной чай из высокого чайника с нежным фиалковым узором. Поймал взгляд Эмилии, так и косящейся в сторону кружки, полыхающей ярким пятном в царстве элегантности.
— Это память, — он нежно погладил крутой бок и отставил кружку в сторону, — Вы придумали желания?
— Я – да! – гордо заявила Эмилия и впилась зубами в сэндвич.
— Я пока нет, но не особо и стремлюсь. Озарит если – загадаю, нет – не велика потеря, — Костя взял с общей тарелки облитый сиропом пончик. Ему как-то неловко было признаться, что над желанием он вовсе и не думал, не то чтобы не хотел, а руки не дошли, что ли. И поэтому сейчас стремился спрятаться за процессом поглощения еды, чтобы не приставал старейшина, не смотрела жалостливо Эми.
Пончик обиделся за предназначенную ему роль и немедленно плюхнул парню на колени липкой сладкой кляксой. Пришлось вытирать, споласкивать штанину, в общем, вопросы были забыты, чему Костя весьма обрадовался и поспешил задать свои.
— Я сегодня наблюдал странную, почти невозможную картину. Эмилия при мне перекидывалась, и я заметил у нее орлиный клюв. Я не спрашиваю, возможно ли это, я спрашиваю – как это возможно?
— Не знаю, никогда такого раньше не наблюдал, — Ордрик был озадачен, в глазах проснулось живейшее любопытство, — сами понимаете, никто раньше не попадал сюда с такими проблемами.
— Возможно ли это влияние места? Или каких-то его компонентов?
— Вполне возможно, вполне, надо бы понаблюдать.
— Может ли это быть влияние грозы? – Костя был почти уверен в правильности своей догадки и теперь поэтапно подводил к этому же решению и старейшину.
— Да, у нас грозы очень часто, близость моря, вулкан там еще этот, теплый и холодный фронт…
Мужчины перекидывались фразами, а Эмилия смотрела на Костю во все глаза, не решаясь поверить в то, что он только что сказал. Потом решительно потребовала зеркало и уединиться. Через несколько минут вышла, притихшая и светящаяся глубочайшим удовлетворением.
— Я постепенно превращаюсь в орлицу. И без всякого артефакта. Но загадать все-таки хочу. Мы пойдем? – поторопила она мужчин.
— Да, конечно, — старейшина поднялся, — если вы уже закончили с завтраком, то прошу следовать за мной.
Путь к Зеркалу начинался сразу же за околицей поселка. Дорога стало резко забирать вверх, и минут через двадцать неспешной ходьбы из-за высоченных деревьев открылись скалистые горы. Костя, разглядывая их плоские вершины, недоумевал – неужели в своих прогулках по окрестностям они не заметили такое вот бельмо на всех глазах сразу?
Ордрик только ухмылялся исподтишка.
Тропинка уперлась в крутую лестницу.
— Здесь ровно пятьсот ступеней. Сумеете их преодолеть? Я буду ждать наверху, — старейшина прямо так, как стоял, не снимая одежды, превратился в огромного орла и взмахнул мощными крыльями. Костю и Эмилию чуть не унесло в ближайшие заросли. Когда они проморгались от пыли и листвы, поднятых в воздух вихрем, то точку, обозначающую их недавнего собеседника, увидели только на вершине возле седловины.
— Очуметь – с восхищением произнесла Эмилия одно из словечек, подхваченных у друга, — не раздеваясь. Я тоже так хочу!
Костя с сомнением посмотрел на богатырскую лестницу: ступени были каждая высотой ему выше колена. И было их ровно пятьсот.
Он подсадил маленькую Эмилию на первую.
Через двадцать ступеней он велел девушке:
— Перекидывайся, поедешь на мне.
Через пятьдесят он ссадил неловко балансирующую и соскальзывающую курицу на верхнюю ступеньку. Забрался сам. Перенес птицу выше. Забрался сам…
К пятисотой не сказать чтобы Костя лег пластом от усталости, но ноги ощутимо подрагивали. Орел, свежий и невозмутимый, ждал их наверху, возле прохода между двумя скальными отрогами, затянутого полупрозрачной жемчужно переливающейся пленкой
— Быстро вы. Мало кто добирается сюда с такой скоростью. Вот оно, Зеркало Оллара – таинственное и могущественное. Загадывай, девочка, ты первая, я верю, что ты не замыслила ничего дурного.
Эмилия, уже девушкой, сделала шаг вперед и торжественно вытянулась, словно собиралась читать стихи Дедушке Морозу.
— Я хочу… Я просто хочу знать, где сейчас мой дядюшка Оддбэлл? Он ушел от своего дирижабля, и я за него волнуюсь, — она сникла, словно сдутая оболочка того же «Летящего на…», — Зеркало, миленькое, ну пожалуйста.
Жемчужная пленка будто лопнула, открыв океанской простор. Над пенными барашками летел филин, зорко высматривая в воде свою добычу. Пространство мягко стлалось под широкими крыльями, янтарные глаза были чуть прищурены – птице хватало сонара.
— Ой! – Эмилия была удивлена, — это не дядюшка, он маааленкий сычик, — для убедительности она развела пальцы не больше чем на пару дюймов.
— Сычик, говоришь, — Ордрик тоже удивился, — дай-ка я посмотрю. Он провел ладонью по скале возле самого узкого места прохода, отчего видение исчезло. Потом еще одно поглаживание камня, и пленка зарябила, по ней пробежала пестрая муть. Косте на ум пришло сравнение с ненастроенным телевизором.
— Все понятно. Ваш родственник незаконно присвоил чужую звероформу. Превратился нее в сычика, а вот в этого вот филина. И остался в этой форме навсегда. Пусть даже из благородных побуждений, но факт есть факт – воровство было совершено, человек потерял разум и остался зверем. Птицей.
Эмилия всхлипнула:
— И совсем ничего-ничего нельзя сделать? – она жалобно поглядела на Орла.
— — Можно попробовать. Не уверен, что получится, но попробовать можно.
Ордрик что-то шепча, склонился над камнем, поглаживая и пощелкивая по нему ногтями. «Шаманит с настройками», — подумалось Косте. Орел строго на него взглянул, мол, не мешай, с мысли сбиваешь.
Переливчатая пленка прорвалась, и на площадку перед Зеркалом с размаху упало человеческое тело. Ордрик моментально накинул на него свой широкий плащ. Путаясь в складках тяжелой ткани, с камней поднялся дядюшка Чудак собственной нескладной персоной – худой, всклокоченный, с полуобглоданной рыбой, зажатой в зубах.
Он гневно воззрился на возмутителей спокойствия и издал возмущенное клекочущее уханье, но через мгновение пришел в себя, с омерзением выплюнул рыбу и вытер рот ладонью. В глазах отразилось узнавание – он, несомненно, был рад видеть племянницу и даже однажды встрнеченного незнакомца, который где-то потерял своего экзотического скакуна. На обстоятельства требовали обратиться к явно главному в троице встречающих:
— Чем обязан? Ээээ, нет, безусловно я рад всех видеть, но что случилось? Впрочем, нет, я вспомнил, случилось. Зачем вы меня здесь? Как?
Целая гамма эмоций поочередно пробежала по его подвижному лицу, от недоумения до надежды.
— Никак. У вас минута. Прощайтесь, — орел отступил в сторону.
Оддбэлл повернулся к племяннице:
— Ты как, моя девочка?
Эмилия бросилась к нему на шею:
— Я хорошо, дядюшка! Я умею летать, у меня вырос орлиный клюв, от грозы, я вся стану орлицей, это Костя, он дракон, я его люблю, он самый лучший, ты как сам, тебя можно обратно, что делать?
Последние слова Эмилия договаривала уже исчезающему в Зеркале высокому мужскому силуэту. Лишь только донесся тающий голос: «Костя, установи генераторы!».
На камни свалился сердито щелкающий страшным клювом филин. Он упал неловко, на бок, перевернулся, посидел немного, устрашая присутствующих хищным взглядом, тяжело подошел к краю лестницы и, снявшись с него, заскользил вниз в воздушном потоке.
Эмилия с намокшими ресницами смотрела вслед.
Ордрик снова прикоснулся к «раме» Зеркала.
— Мне кажется, все будет хорошо, — глухо, неспешно, как бы рассматривая происходящее, произнес орел, — Душа этого несомненно, достойного оборотня исчезла из этого мира, где ей, увы, нет места. Но, преодолев границу между мирами, она в сей же момент попала в крохотную искру зародившегося тела. В положенный срок родится ребенок, мальчик, он вырастет и совершит немало революционных изобретений. Может быть, он даже будет помнить свою прошлую жизнь. Я даже вижу, что его зовут Никорла. Никола. Родовое имя вот вижу плохо – что-то похожее на «тесто».
Тут уже не выдержал Костя:
— Тесла! Никола Тесла!!!
Обладая богатым жизненным опытом, и, зная заранее, что никакие любезности руководства и многолетние посулы на то, что старший следователь находится уже на полпути к чину капитана гвардии и именному титулу, не помогут ему получить достойную пенсию за выслугу лет, старый Доберман предпочитал всему звонкую полновесную серебряную монету. Потому, внимательно рассмотрев остановившуюся в пригороде волчицу, он сам предложил ей и её отряду свои услуги.
Было немногим более полудня, когда отряд, возглавляемый неторопливо идущим чёрным как ночь воррумом, выступил в направлении центра города.
Миновав, в общем-то, приятный и относительно чистый пригород, они приблизились к окраинам, где толпились нищие и прочий сброд. Там уже было невероятно грязно. Запахи нечистот и валяющейся по канавам тухлятины, казалось, пропитали всё пространство вокруг.
Ворон с удовольствием водил носом, вдыхая нравящиеся ему запахи тухлятинки. Волки же, живущие среди свежести лесов, чихали, кутая носы в толстые шерстяные шарфы.
Мысль о покупке дома, здесь?!. даже инициативной Яге перестала нравиться… Не то, чтобы она совсем отказалась от неё, но, привыкшая к чистоте и порядку, хозяйственная волчица не могла и подумать привезти в эту клоаку маленького Ранечку.
Яга медленно неглубоко вдохнула воздуха столицы и, с высоты динозавра, спросила сопровождающего её полицейского:
— У Вас везде так? Что-то пахнет не здорОво…
Между тем, старый пёс, не без внутреннего страха, смотрел по сторонам, задавая себе единственный вопрос: куда смотрит власть?
Когда кто-то из этой вонючей толпы приближался к отряду, его рука невольно шевелилась, в поисках оружия, а может, и в ограждающем от нечисти ритуальном жесте. То и дело раздавались крики: «Ограби-и-и-или!», «Убива-а-аю-ю-юу-у-у-ут!».
Размышления на тему, сможет ли Полиция после праздников Нового года загнать эту, сбивающуюся в стаи, толпу, пугала, и, видавший всякое, доберман, с ужасом, рассматривал этих тёмных людей.
Наконец, они дошли до центрального перекрёстка и свернули в сторону торговых улиц.
Кузнечный ряд валом отделял трущобы от благополучной части столицы, но даже вооружённый медвежий клан не смог бы противостоять лавине жаждущей грабежа и убийств. Торговцы, словно чувствуя неладное, стремительно передвигались от лавки к лавке. На улицах преобладали вооружённые мужчины. Нигде не было заметно привычно зазывающих в свои магазинчики торговок. Люди были явно напуганы. Словно рой возбужденных пчёл, лишённый улья, они не понимали, что надо делать, но чувствовали приближение чего-то страшного. Окраины же, явно ждали появления главарей. Только сила власти могла успокоить первых и разогнать вторых. А власть? Власть безмолвствовала за толстыми стенами замков, или, наоборот, бездумно готовилась к праздникам встречи Нового года…
***
Через час отряд дошёл до Центрального моста, ведущего в самое сердце Вазериона, на остров Сите, к дворцу.
Мост охранялся караулом, усиленным за последний месяц на целый хорошо вооружённый отряд.
Увидев шагающих, караул перестроился, и на воррума нацелились алебарды.
— Кто вы? Назовитесь! — раздалось из-за выставленных вперёд щитов. Доберман подошел вплотную и приподнял шляпу, приветствуя:
— Вот-вот, дорогой мой кум, уже и родню не узнаешь! А между тем твоя жена готовит кулебяки на праздник и лично принесла приглашение от тебя своей сестре…
Старшего Следователя узнали. Алебарды подняли пики вверх, и щиты мигом раздвинулись.
Чёрный зверь и его спутники, беспрепятственно миновали кордоны и, наконец, начали движение по широким чистым улицам, прямо в сторону дворца, мимо огромного, построенного в классическом стиле центрального собора Великой Небесной Бездны.
Яга крутила головой.
Здесь широкие каменные плиты проспекта еженедельно мыли. Резкие неприятные запахи сменились, и прохладный ветер нёс с горы, на которой стоял огромный замок из розового туфа, морозный воздух, который расправлял лёгкие, заставляя глубоко вдыхать свежесть зимнего дня.
Отряд приблизился к громаде готической постройки.
На широких ступенях Собора сидел за маленьким столиком, словно сделанным из окаменевшего кружева, сплетенного неведомой кудесницей, седой старик. Его ухоженная, заплетённая в толстую косу, борода поражала, являясь таким же чудом, как и невероятный стол. Сам же сидящий был незаметен для окружающих. Все знали только ажурный столик и бороду, всегда существующие рядом с Великим Собором. Достопримечательности столицы жили отдельной от хозяина жизнью.
Луч света пробежал по ступенькам и осветил лицо старого мастера. Человек поднял глаза и посмотрел на Ягу. Ворон остановился, и его наездница, словно находясь под властью этого взгляда, молча слезла со своего скакуна и направилась по ступенькам вверх.
Командир маленького волчьего отряда посмотрел на идущую к входу в Собор женщину и спросил:
— Кто это?
Следователь торопливо снял шляпу и, не поворачивая головы, тихо ответил:
— Сиф Справедливый. Вашей госпоже оказана большая честь. Ждите.
Между тем Яга поднялась по ступеням и застыла, рассматривая удивительного старика, который, широко улыбаясь, приветливо протягивал ей руки.
— А вот мы и встретились, дорогая Тая. Вовремя, вовремя ты привезла нам нашего мальчика. Неплохой отпрыск-то. Золотой, значит, получился, ну-ну, — старик схватил оторопевшую Таисию Сергеевну за запястье крепкой сухой рукой и посмотрел ей в лицо.
Женщина медленно осела на холодную широкую ступень и закрыла глаза.
«Запомни! — зазвучало в голове, – когда курица, родившая зверя, превратится в камень, пусть золотой дракон умоет её своим огнём! И сын их будет призван жить, а Чёрная Смерть отдаст ему его Сокровище…».
Старик отпустил её руку, а Яга, вздрогнув всем телом, открыла глаза.
— Иди и люби своего Волка, — услышала она. — Твоя мечта осуществится. А Бездна так любит весёлые истории, что ты, наверняка, ещё в них сможешь поучаствовать! Надо же было придумать, Яга!
И старик громко засмеялся!
Отряд в молчании продолжил свой путь.
Дойдя до Центральной башни, Старший следователь остановился и показал рукой на глухой белый каменный забор, высотой не менее двух человеческих ростов.
— Нам сюда, Уважаемая. Я хотел показать Вам именно этот дом. Посмотрите на городское имение. Оно почти рядом с дворцом. В настоящее время там проживает только оставшаяся без господина челядь, которая будет очень рада перейти под крыло мощного пограничного клана.
Яга разлепила губы и поинтересовалась:
— А куда делись прежние хозяева?
— Последний князь умер от старости. Имение выморочное. Его продаёт Столица. Принадлежала когда-то клану ночных хищников, чёрных леопардов… Говорят, что где-то остались какие-то родственники. Возможно, они живут и здравствуют в Империи. Но с ними тогда будет разбираться Мэрия. Она и продает… рекомендую.
Суматошный день завершился скоропалительной покупкой. Ранее не замеченная в принятии быстрых не обдуманных решений, Яга, то ли так устала с дороги и хотела покоя, то ли просто, решив, что для неё цена не велика, через каких-то три часа подписала все векселя и стала хозяйкой огромной городской усадьбы…
Вечером немало удивлённому отряду предоставили продегустировать напитки из дубовых бочек, ряды которых уходили в неведомые дали гигантского винного подвала, и всё утихло…
Утром Таисья Сергеевна проснулась от какого-то странного, непонятного ощущения. Она словно почувствовала, что за белым забором, за башней и мостом, на тёмных и грязных улицах окраин происходит что-то жуткое. Ей почудилось, как на светлые стены её дворца надвигается плотный густой туман, приближается буря.
Женщина встала и, открыв двери спальни, попала в анфиладу комнат. Послышался шум, и перед ней возникла её новая помощница.
— Что там? — спросила Яга, показав рукой на окно.
— Ваша милость, беда! — с придыханием ответила камеристка. — Исчез Его Величество Ангерран. В столице беспорядки. Мосты подняты. Остров закрыт. Чернь грабит купеческие кварталы…
Плюхнувшись на мокрый песок, Эмилия тут же упала полудохлой тушкой, раскинув крылья и не имея возможности даже перекинуться.
Полет, пусть и недолгий, был первым для нее, и как всякое дело, исполняемое впервые, как самим себе назначенная вершина, к которой долго шел, старался, оступался и падал и поднимался вновь, и вот наверху, стоишь, ну или летишь, опираясь на ставший вдруг таким плотный воздух, забрал все силы, оставив внутри опустошение – вот я смог, я сделал это, и что дальше-то? Понимание открывшихся возможностей придет потом, не после первого полета, и даже не после десятого. Лишь когда встанешь на крыло уверенно, когда пройдет и непонимание случившегося, и неверие в то, что смог, и эйфория от того, что наконец, получилось, и гордость новичка, сделавшего первые десять шагов и не видящего, что впереди путь в тысячу километров, когда придет и осознание своих ошибок и желание и возможность их исправить, только тогда оглянешься вокруг и поймешь, что перед тобой открыт весь мир со всеми его чудесами.
А пока что Эмилия валялась на песке, сипло дыша и подергивая лапками. Дракон приземлился поодаль, перекинулся, надел штаны и подошел человеком. Взял подругу на руки, закутал в рубашку:
— Ты смогла, моя маленькая храбрая птичка, ты полетела, дыши, дыши, все сейчас пройдет, ты умница…
От прикосновения Эмилия пришла в себя, осмотрелась и прямо на руках Кости перекинулась. Парень от неожиданности охнул, но удержал хрупкое тело девушки, лишь прижал ее чуть крепче. Эмилия завозилась и соскользнула вниз, понимая, что задравшаяся накинутая на плечи рубашка немного не то, что хочется надеть. Еще и холодно вдобавок. Но мысли об одежде игриво помахали хвостиком и ускакали в непроглядную лесную чащобу, потому что Костя ее поцеловал. Глубоко, жарко и крепко. Через несколько мгновений Эмилия как утопающая вцепилась в него, стараясь удержаться на ногах на кружащейся юлой земле. Рубашка стала соскальзывать на песок…
— Кхм-кхм… — раздалось ехидный голос из-за близких кустов, к коим поближе пара, оказывается, уже успела переместиться, — позвольте помешать такому увлекательному процессу.
Эмилия взвизгнула и отпрыгнула за спину Кости, тот развернулся к опасности лицом, готовый защищать подругу снова и снова, сколько понадобится. Из-за кустов, примирительно подняв руки, вышел молодой парень, тоже, как и Костя, в одних штанах, очевидно, после недавнего оборота.
— Вы прибыли на остров Оллара, охраняемый племенем Орлов. Извольте прошествовать со мной, я проведу вас к старейшине.
Эмилия прямо подпрыгнула от радости:
— Ура, к нему-то нам и надо, ведите!
— Оденься только, — Костя подал девушке узелок.
Эмилия быстро натянула на себя штаны и рубашку, куртку решила не надевать – на острове было неожиданно тепло.
Путь по острову, заросшему густым лесом, оказался легким и приятным. Путешественники шли, наслаждаясь тишиной зимнего леса, умытого недавним дождем. Под ногами влажно шуршали широкопалые листья платанов, на кустах рдели ягоды боярышника и бересклета, пряно пахло грибами, один толстенький и крепенький грибочек Эмилия даже перешагнула. Как будто они вернулись на месяц назад, в середину осени, а если судить по погоде на севере материка, то и на все два.
Шли они недолго – минут через двадцать из-за деревьев показались огороды, а за ними добротные рубленые дома. Возле домов паслись козы и кудахтали куры. Когда путешественники проходили по широкой чистой улице, из-за домов сбежалась ребятня от года лет так до шести и во все глаза уставилась на них. Один особо впечатленный мальчишка даже попытался уцепить Костю за штаны, но провожатый шикнул на него, и тот быстренько спрятал руку за спину. Впрочем, разбегаться детвора не спешила, и так и пошла следом, провожая и переговариваясь звонкими голосами. С крыши одного из домов сорвался орел и улетел куда-то в лес.
Процессия подошла к дому, стоящему в центре и провожатый запустил Эмилию и Костю внутрь, сам заходить не стал, а отошел к навесу и стал перебирать конскую упряжь.
В доме после просторной прихожей, где на разлапистой сосновой ветке висели куртки, и в углу стоял витой посох с навершием из кристалла горного хрусталя, путешественники вошли в светлую комнату, где стоял стол и столпились вокруг него стулья, а в углу топилась печка. «Русская, — отметил про себя Костя, — а эти орлы понимают толк в тепле». Эмилия засмотрелась на красивые шелковые обои под потолком и чуть было не пропустила встречающего.
Встретил их представительный брюнет с прямо-таки орлиным носом, одетый в нарядный голубой сюртук и с щегольским бантом на шее.
— Какими судьбами вас занесло в этот нетронутый всеобщими дрязгами уголок Оромеры? – голос его оказался глубок и властен.
Эмилия вдруг растеряла все свои давно заготовленные слова, уж больно неожиданной показалась встреча, к которой так стремилась.
— Здравствуйте! Я хочу Вам сказать… сказать… я курица…, — только и сумела промямлить она.
— С чем я тебя и поздравляю, девочка, — усмехнулся орел, — а все-таки, зачем вы пришли?
Костя, неоднократно слышавший от Эмилии историю ее побега, взял смущенную девушку за руку, успокаивающе погладил по тыльной стороне ладони.
— Пожалуй, я расскажу. Семья этой девушки живет на востоке материка недалеко от столицы. Как она уже сказала, она – курица. Мама галка, папа тетерев, в общем, пернатый народ. Недавно Эмилия прочитала в книге семейное предание, что раньше все они были орлами и жили здесь, на островах, охраняя какой-то артефакт. И однажды два брата поругались, и один другого проклял. Тот затаил обиду, собрал семью и улетел на материк. С тех пор род вырождается, и Эмилия пришла просить у вас снять проклятие.
Пока Костя рассказывал, орел волновался все больше, под конец он с трепетом взял лицо девушки в ладони, вгляделся в глаза.
— Так вот ты какая, дочь потерянного племени. Очень, очень рад тебя видеть. Но как ты докажешь, что ты действительно наша родня, а не просто залетная птичка, коих немало тут пролетало? Наверное, мне надо увидеть ваших старейшин. Книгу посмотреть. Познакомиться, в конце концов. Пока мы с братом будем летать туда-обратно, вы будете моими гостями. Я, конечно, понимаю, что силой уважаемого дракона нам не задержать, даже всем племенем, но поверьте, у нас есть много путей заставить подчиниться. Но в данном случае прошу проявить благоразумие. Никто не хочет причинить Вам вреда, разумеется, в том случае, если Вы говорите правду. Если нет, то лучше признаться сейчас.
Костя вопросительно взглянул на Эмилию, та кивнула.
— Так написано в книге, и я верю Эмилии. Для чего же она затеяла этот нелегкий путь, как не разрушить семейное проклятие?
— Ооо, — протянул Орел, довольно усмехаясь, — поверьте, повод найдется всегда. А сейчас прошу располагаться, Мартина отведет вас в гостевой домик и обеспечит всем необходимым. Мы вернемся через три дня.
**
Гостевой домик оказался уютным и чистеньким, широкое наборное окно выходило на восток, и солнце с утра дробилось в чуть неровных стеклах, рассыпаясь веселыми зайчиками по стенам и играя бликами в стоящем на столе хрустальном кувшине. Эмилия и Костя отсыпались, завтракали простой и вкусной пищей – мягким еще теплым хлебом, сыром, пряным рубиновым соком ягодной лозы, что растет на далеком юге в горах, граничащих с пустыней, брали корзинку с булочками и молоком и уходили гулять.
Неспешно бродили по предгорьям, любуясь на выступы скальных пород, рыжеющие среди оголенных ветвей. Собирали грибы, соревнуясь, кто найдет самый большой и при этом не червивый. Эмилия победила. Два раза. Почти. Потому что во второй раз она была уверена, что в ее корзинке не было этого гриба – большого, с вишнево светящейся шляпкой с две ладони размером. Не было – и вдруг появился. Неспроста.
И, не сговариваясь, они не вспоминали поцелуй на берегу. Обоим было неловко. Только тянуло их с каждым днем все ближе и ближе, оба осознавали, что друг стал не только другом, но и самым желанным человеком. Все чаще соприкасались руки, все чаще заливалась краской Эмилия, ловя на себе Костин взгляд.
**
Под вечер третьего дня прилетели улетавшие орлы, и старейшина сразу вызвал путешественников к себе.
Волнующаяся Эмилия и напряженный Костя сели на невесть откуда появившийся диванчик, обитый бежевым плюшем, и парень притянул девушку к себе уже неосознанным жестом оберегания. Приготовились слушать вердикт.
— Мы все проверили. Все правда. И легенда в книге есть, и старожилы еще помнят не щеглов с канарейками, а соколов и альбатросов. И мама твоя волнуется: дочь пропала, и второй месяц ни слуху, ни духу от нее. Все правда. Почти. За исключением проклятия. Не было его. Да, поссорились, да, слова были. Но значат они, что не стоит придираться к мелочам, а не вырождение рода. Нет ни в ком из нас силы такой, чтобы проклясть, да еще целый род. И не было никогда. Не в природе это нашей, хранителей Туманного Зеркала. Вот так-то дети, — усмехнулся Орел, на этот раз горько, — и я не знаю, как помочь беде. Единственное, что в моей власти – это отвести вас к Зеркалу, пусть вы и шли не к нему, но все-таки дошли.
— К зеркалу? – недоуменно переспросил Костя, пряча Эмилию, тайком утирающую слезы, у себя на груди, — Чем нам может помочь стекляшка?
— Это не стекляшка, — Орел покачал головой, — это древний артефакт. Никто не знает, нерукотворный он, или его сделал кто-нибудь, многократно превосходящий нас в силах, знаниях и возможностях. Кажется, Зеркало находится там. В горе, со дня сотворения мира. Вы сами все увидите. Зеркало исполняет желания, но только те, что не касаются самого загадывающего. То есть пожелать стать орлицей ты не сможешь, девочка, увы. То есть пожелать сможешь, конечно, но поверь, ничего хорошего из этого не выйдет. У вас на двоих будет два желания, и есть время подумать до утра. Идите к себе, и мой вам совет – выспитесь хорошенько, утро всегда светлее вечера.
По возвращению в домик Костя уже был готов утирать Эмилии слезы, но на удивление, она стиснула зубы и ни слова не проронила о постигшем ее разочаровании. С аппетитом поужинала и со словами «Действительно, думать надо утром» спокойно легла спать. И просыпавшийся ночью Костя не слышал от подруги никаких звуков, кроме ровного легкого дыхания.
А под утро пришла гроза. Она бушевала так, что тряслись стены и звенели стекла. Пришлось опускать деревянные ставни, благо доступ к ним был из комнаты. Костя покрутил ручку, и толстые доски надежно отгородили их от беснующейся стихии. Эмилия сквозь сон пробурчала «гремит, фу, громко», залезла головой под подушку и продолжила спать.
И утром подскочила первая, распахнула дверь и засмеялась навстречу ярким солнечным лучам, быстро скинула ночную рубашку, и через секунду по выскобленным градом доскам веранды в заросли мелиссы выбежала подпрыгивающая курица, которая тут же замахала крыльями, стряхивая на себя небольшие ручейки с зеленых еще ароматных листьев.
Не проснувшийся еще полностью Костя выполз за ней на веранду и замер в ошеломлении: на лохматой куриной голове красовался кривой острый орлиный клюв.
— Охренеть, — сказал парень в пространство и спросил у подошедшей Мартины, — а часто у вас такие грозы бывают?
Яга, (теперь она называла себя сама только так), наконец-то, выспалась, отмылась и нормально поела. После «принятой на грудь сивухи», как ни странно, на утро не болела голова, и прагматичная хозяйка решила узнать метод «двойной гномьей перегонки», дабы в дальнейшем использовать его в своём непростом хозяйстве. Переодевшись в платье, и, накинув на полные плечи яркий цветастый платок, она зачесала, ставшие в последнее время густыми и жёсткими, непослушные рыжие волосы, собрав их в пучок, и, повернувшись два раза перед зеркалом, улыбнулась собственному отражению.
На неё из старого мутного стекла смотрела огненно-рыжая хитрая физиономия, с сияющими глазами и алыми губами, крикливо очертившими красивый, полный белоснежных зубов рот.
— Лола Бриджида, — резюмировала Таисья Сергеевна, и вышла из номера, дабы проверить своё, оставленное на хранение, под неусыпным оком Ворона, хозяйство.
Подойдя к конюшне, она услышала испуганные охи и крики, которые, по мере приближения, стали различимы, на фоне ехидного взрыкивания огромного чёрного зверя, горой возвышавшегося на заднем дворе. Войдя на территорию, Яга, не без внутреннего удовлетворения, отметила полный порядок в вещах и потусторонний ужас в глазах служек, так и не выполнивших хорошо оплаченную просьбу. Ворон был не рассёдлан и не отмыт с дороги. Правда, хитрая и наглая физиономия излучала сытость и удовлетворение. Динозавр развлекался.
— Да-а, это ж надо! — Я права всегда, не отель, не двор постоялый… ну, милки, показать вам, зачем нужна динозавру принцесса!? — весело спросила она окружающих.
— Ворон, это я велела из твоей кучи налипшего за дорогу навоза пирожок сделать! Ну-ко, быстро, и не вздумай ворчать!
Понятливый скакун кротко вздохнул и, аккуратно спрятав в пасть передние, (не самые крупные), зубы, покорно лёг на подстеленную солому, закрыв глаза. Через пять минут под неусыпным оком задумчиво бродящей Яги, он был рассёдлан. А через полчаса, отмытый скребками и отфыркивающийся воррум показал миру свою чёрную блестящую шкуру, с редкими остатками розовой пушистой пены на некоторых труднодоступных, (причинных), местах.
— Ваш жеребец великолепен, — услышала она вдруг.
Перед ней стоял долговязый жердеобразный товарищ с вытянутым усатым лицом и красиво очерченной лысиной. Позади маячили жандармы.
Явно облачённый властью, тип сделал пару шагов вперёд, но за Таисией Сергеевной бесшумно выросло чёрное нечто, и, приблизительно с высоты колоколен многочисленных столичных соборов, люди явственно услышали громоподобный рык.
Женщина покосилась на стоящих перед ней, подумала о находящемся позади и, улыбаясь во весь рот, изрекла:
— Осторожнее. У него бешеный характер! Не завтракамши ещё.
Потом поправила сбившуюся шаль и, пошевелив бёдрами, отряхнула юбку:
— Княгиня Канислюпус Канидэ Волчьего народа Яга Спенсер.
Все стоящие на скотном дворе замерли.
Волчица неспешно подошла к представителю власти и, протянув красивую пухлую руку спросила:
— А Вы кто будете?
Через час она, игриво помахивая кончиком шали, вовсю угощала так понравившейся ей настойкой, смотрящего на нее влюблёнными глазами добермана. Следователь настойчиво рекомендовал ей переехать в соответствующий статусу гостиный двор, или снять дом, учитывая предстоящие праздники. Яга интересовалась возможностями столичного сыска и помощью нового друга, в деле поисков пропавшего мужа. Беседа проходила в тёплой и дружественной обстановке.
За стойкой горевал хозяин, проклинавший себя за тупость и прикидывающий размер «оплаты труда», который запросят с него органы правопорядка. Размер, учитывая довольные лица беседующих, не радовал…
***
Только к десяти часам ленивый зимний солнечный луч прополз сквозь двойные оконные стёкла и смог забраться на высокую кровать.
Маленькая заботливая хозяйка большого драконьего гнезда в тот же миг вбежала в комнату посмотреть, как просыпается её пациент, но рассмотрела невиданное чудо, испуганно закричала «папа» и выскочила прочь.
Послышались торопливые шаги маленьких ног и срывающийся детский голос:
— У него выросла вторая голова! Папа! Мама! Скорее! У дяди две головы!
В этот момент сердце Людвига учащенно забилось, рядом с ним, прижавшись всем телом, лежала его Аккарин. Она подняла взгляд на любимого, и слёзы покатились из её печальных синих глаз. Они смотрели друг на друга, и никто не мог сказать в этот момент, где заканчивались тоска, боль и удивление у одного и начиналась у другого.
— Я так люблю тебя, — говорили его глаза.
— Я так давно мечтала о встрече с тобой, — вторили её.
А в дверях стояли двое и думали о том, какое это счастье – быть вместе!
Эту волшебную тишину встречи смог разрушить только пребывающий в прекрасном расположении духа Гертрих Саварро, который ещё вечером понял, кто приютил его в буран, и, как это замечательно – ПЕРВЫМ найти исчезнувшего Владыку.
***
К своим сорока пяти, Таисья испытала на себе все превратности российской перестроечной действительности. Она рано вышла замуж и почти сразу овдовела. Муж, прошедший школу Второй Чеченской войны, вообразил себя непобедимым «Рембо» и почти сразу лишился и маленькой авто слесарной мастерской, и жизни. Оставшись с годовалым ребёнком, Тая, продав квартиру, и, купив комнату в коммуналке, успешно занялась перепродажей привозимого к ним в город текстильного хлама, не раскупленного разборчивой московской публикой в Лужниках. Потом, в один миг, она лишилась и сына, умершего от непонятной хвори на руках у порога Центральной больницы…
Но бывшую учительницу, потом торгового работника, вдову и мать не сломало даже такое горе и, пройдя извилистыми тропами «написанными ей на роду», женщина не спилась и не опустилась на дно местечковой кармы. Она продолжила жить.
На смену преставившейся старухи-соседки в комнату въехал одинокий, неустроенный парень. И всю свою нерастраченную материнскую заботу она начала отдавать ему.
Им повезло!
Случившаяся сказочная невероятная история перечеркнула чёрную полосу жизни.
Именно поэтому, прибывшая в Вазерион, волчица была уверена: Марк найдётся, Костя превратится в прекрасного принца, Ранечка получит самое лучшее образование, а она… а она ещё родит — себе, девочку!
И заботливая хозяйка Клана решила действовать.
… Среди старых дубовых балок и сколоченных сосновых столов, в пригородном гостином дворе, перед сыскарём-доберманом, в окружении стаи разведчиков Пограничного Клана, сидела Хозяйка.
— Ты друг-то мой, закусывай. Не забывай. А то, с порядками Вашими столичными, водку-то пить, во-о-он, до старости не научился! Ты, главное, пойми: я здесь не просто так! Я замужем, как иголка за ниткой. Он к окияну подался за нашим старшим сынком, а я их встречать выехала, хозяйство бросив. Не порядок это! Правда, о-о-о-о волки-и-и-и?!
Волки слушали, слегка окосев, не догадываясь о читанной-перечитанной Ягой книге о Маугли и принятом решении: « Я себе знаю, а Вы себе думайте, что хотите…».
— Достигли мы столицы, а, (сам видишь), жить нам негде! Ты, как сродственник наш, (всем известно, псовые от волчьих), уж постарайся. Разошли везде, что ждём мы Вожака нашего, в целости и сохранности, в доме своём, в столице. Потому что, не может быть Главный Клан без дома в Вазерионе…
— А мы, пока поиски идут, дом себе найдём. Слышите меня, о-о-о-о волки-и-и-и?!
Стая помалкивала.
— Ну, раз поняли, то и работать надо. — И улыбаемся, робяты, завтра будет ещё хуже… а то я сделаю Вам скандал, и Вам будет весело!
Огромный золотой дракон тяжело приземлился на рассыпающийся под мощными лапами рыжий песок, уже серый в подкрадывающейся темноте, по инерции пробежался, гася скорость и чуть ли не зарываясь в него грудью. С загривка дракона кубарем скатились лис и шакал, на ходу оборачиваясь и перекрикивая друг друга:
— Мы нашли ее!
— Да вот она, сюда!
Два голых парня бросились к скорчившейся на песке девушке, которая не оценила их старания в спасательной операции. Сзади парней настиг предостерегающий рык дракона, и они отступили, стушевавшись:
— А мы что, мы ничего!
— Мы рады очень.
Дракон слегка встряхнулся, отчего песок взметнулся расходящейся концентрической волной, и скинул примотанный на один из спинных зубцов узелок с вещами. Несколько мгновений, необходимых для оборота, и вот уже Костя накидывает куртку на жмущуюся к нему Эмилию. Борн и Танри тоже одевались, переругиваясь, разбирая где чьи штаны, впрочем, одинаково старые и вытертые.
— Я думала, ты погиб! А ты прилетел! Сам прилетел!, — Эмилию нервно потряхивало от наконец-то отпустившего напряжения.
— Меня вот эти двое на дирижабле подобрал, всех пиратов разогнали и подобрали.
— Да, да, на дирижопле, — Танри уже оделся и теперь в нетерпении приплясывал вокруг обнимающейся пары, — только не мы, а его хозяин, а потом фьють, — Танри замахал руками, — совсем улетел.
— А меня филин из воды вытащил. Кажется, неразумный, бросил и улетел. Я так испугалась, когда он на меня напал. А где мы? – Эмилия завертела головой, пытаясь из-за плеча высокого парня оглядеть местность.
— Рядом с работорговой ярмаркой. Давай, милая, приходи в себя, надо двигать ноги отсюда.
— Я уже. А как мы отсюда будем двигать ноги? – Эмилия с любопытством поглядела на скачущего шакала. Тот уже снова начал было раздеваться с возгласом «Двигать ноги, двигать ноги!», но заметил взгляд Эми, покраснел и сделал безуспешную попытку спрятаться за Борном.
— На мне, так же, как и сюда. Только тебя я понесу в лапе, чтобы не соскользнула со спины. Перекидывайся.
Эмилия взялась за лацканы куртки, намереваясь скинуть ее с себя, и только сейчас впервые посмотрела, что на ней надето. Приоткрыла рот буковкой «О» и запустила правую руку в карман, побледнела и вытащила оттуда отвертку.
— Как выглядел хозяин дирижабля?
— Высокий нескладный чудаковатый мужчина.
— Это мой дядя, это его отвертка. Где он? – Эмилия с надеждой посмотрела на парней. Те смутились:
— Так это, превратился в сыча и улетел. Дракона оставил, а сам говорю же – фьють!
— Дядя говоришь? – Костя нахмурился, — то-то он мне по дороге попадался, — давай-ка вернемся к дирижаблю, может, что прояснится.
Они снова смотали узел с одеждой, перекинулись, лис и шакал заняли уже привычные места на спине дракона, а курицу громадный дракон бережно взял в переднюю лапу. Эмилия с удобством разместилась на одном из пальцев как на насесте, в щель, там, где неплотно смыкались когти, было видно проплывающие слева-внизу непролазные заросли.
Вскоре дракон приземлился у осевшего на землю безжизненного дирижабля. Прорезиненная оболочка повисла, вываливаясь из каркаса и закрывая перекошенную гондолу, винт отсутствовал, канаты напрочь запутались в колючем кустарнике, и в целом еще недавно паривший в небе аппарат являл собой жалкое зрелище, словно выброшенная на берег разевающая рот рыба.
Костя поморщился, досадуя на себя, уж мог бы и не цеплять его крылом, все полнее бы сохранился.
Эми, торопясь, выдрала куртку из узла с одеждой, накинула ее и побежала к дирижаблю, а добежав, застыла: распахнутая дверь гондолы, разбросанные вещи свидетельствовали о том, что хозяин здесь не появлялся.
— Где же он? – Эмилия растерянно повернулась к Косте, уже успевшему натянуть штаны, — Куда он улетел?
— Не знаю, моя хорошая, не знаю. На надеюсь, он вернется, а не заблудится, все же не Рассеянный с улицы Бассейной.
— Кто, кто? С какой улицы? – на губах девушки появилась улыбка, верный спутник дал ей надежду на то, что может быть, все еще обойдется.
— Ооо, это древняя легенда моего мира, жил-был… Впрочем, сказки потом, сейчас дело к ночи, предлагаю здесь заночевать, утром будет видно, что делать дальше.
Вчетвером путешественники быстро навели порядок, разложив обратно по шкафам и полкам все то, что высыпалось из них, когда дирижабль болтало в воздухе. Эмилия собирала осколки разбившихся чашек, лис и шакал наскоро собирали ужин из найденных немудрящих продуктов, Костя полез в моторный отсек. Долго там ворочался, лязгал железками, потом вылез, стирая с рук масляные пятна там же найденной тряпкой:
— Вы представляете, все не смертельно! Отремонтировать сложно, но можно. Восстановить обшивку, перепроложить электрику, найти, отобрать и пришпандорить на место этот грешный винт, сорвавшийся как нельзя более вовремя. Так что дядюшка твой, вероятнее всего, полетел за подмогой и скоро вернется. Давайте ужинать и спать, я вот, например, уже с ног валюсь.
Наскоро покидав в себя еду, путешественники стали устраиваться на ночь. Эмилия уже вовсю клевала носом, но, стоило ей лечь на раскладное кресло, сон тут же пропал, словно его и не было. В голову полезли все события прошедшего долгого страшного дня. Девушка шмыгнула носом, и слезы покатились у нее из-под закрытых век. Она свернулась калачиком, жалея себя, своего дракона, которому тоже пришлось много что пережить, дядюшку, который неизвестно куда делся, даже дирижабль, который должен парить в небесах, а вместо этого сейчас лежит на земле, сломанный и разбитый.
Край матраса прогнулся под тяжестью тела, и сильные руки Кости притянули Эмилию к его груди:
— Тише, моя малышка, не надо плакать, все обошлось, перемелется – мука будет. Все уже кончилось, мы живы и не в рабстве. Завтра мы полетим на остров к орлам. Сами, я понесу тебя, у нас все получится. А сейчас спи, утром все будет хорошо.
Согретая в таких надежных объятиях, Эмилия успокоилась, поверив в завтрашний день, и заснула.
Утро встретило компанию яркими солнечными лучами из-под набегающих с севера грозовых туч. Костя, поглядывая на небо, торопил собирающихся в путь:
— Давайте быстрей грузитесь, надо успеть до прохождения грозового фронта подняться над ним.
Эмилия шмыгнула во все еще отрытую дверь гондолы и через несколько секунд оттуда выпорхнула пестрая курица. Она, подпрыгнув, захлопала крыльями и влетела на руки Косте, который усмехнулся и пощекотал ее по шейке. Курица издала негромкое «Урррр» и прижмурила глаза от удовольствия.
Шакал Танри в спешке перекинулся и только потом начал ломаными дергаными движениями выпутываться из одежды, суетясь и подтявкивая, как будто боясь, что про него забудут. Лис, усмехнувшись, ухватил своего товарища за хвост и приподнял. Танри задергался, извиваясь, огрызаясь и силясь ухватить Борна зубами за руку.
— Знаете что… — Борн задумчиво покачал шакалом в воздухе, — мы, пожалуй, останемся. Подождем Чудака, расскажем ему все, что произошло. А если не дождемся, найдем хорошего механика и восстановим этот агрегат. Дирижабль. Как вам идея? А, Танри? – лис поднял шакала повыше, так, чтобы посмотреть в глаза.
Танри, ухваченный за хвост, перекинулся, хвост, естественно, исчез из руки, и оборотень треснулся о землю.
— Уй-уй-уй, прямо копчиком, гад ты, Борн, но да, идея что надо, просто блеск! И дождемся, и с Чудаком летать будем! А вы это, чешите к Орлу своему, привет передавайте!
Перекинувшийся дракон бережно взял крошечную по сравнению с ним птицу в лапу, расправил крылья и взлетел, сразу взяв вертикально вверх, вырываясь из-под набегающих низких туч.
За тучами светило солнце и свинцовая мгла снизу казалась нестрашной, даже несмотря на то и дело проблескивающие в ней молнии. А гром только звук, чего его бояться? Да и тучи вскоре остались позади, впереди лежал океан и где-то там затерялся остров Оллара. Дракон мерно взмахивал огромными крыльями, маленькая курица тихо сидела у него в лапе, время от времени придремывая. Остров Оллара приближался, Костя хорошо помнил карту, и полетное чутье прирожденного дракона вело его точно в точку назначения.
Остров оказался затянутый тучами. Над ним только что прошел дождь, и тучи клубились, медленно растекаясь в стороны, лениво погромыхивая остатками статического электричества. Делать было нечего – не крутиться же над океаном до морковкина заговенья, и Костя пошел на снижение сквозь серую мглу.
Внутри туч оказалось сыро, зябко и ничего не видно. Дракон набрал воздуха в грудь, намереваясь струей пламени разогнать морось, но сырой, напитанный капельками влаги воздух нагрелся в горле, капельки испарились, вызвав резкое расширение объема и защекотав в носоглотке, и дракон, содрогнувшись всем телом, громогласно чихнул.
Он постарался не сжать лапу слишком сильно, дабы не раздавить бесконечно дорогое ему крошечное существо, но перестарался, и курица выскользнула у него между пальцев и упала вниз, где вода бурлила на прибрежных рифах.
Дракон мгновенно оценил ситуацию и ринулся за ней, сложив крылья вдоль спины и расправив только кончики для маневрирования, надеясь, что не промахнется, что сумеет подхватить, что запаса высоты под тучами хватит, чтобы рассмотреть над пенными водами пестрый комочек перьев. Каково же было удивление Кости, когда он обнаружил, что Эмилия летит!
Заполошно хлопая крыльями, проваливаясь и снова вспархивая, но летит!
Дракон развернул крылья, тормозя, и занял позицию сразу за своей подругой, чтобы если она обессилит, успеть ее подхватить.
Но Эмилия, маленькая отважная курица, упрямо взмахивала крыльями все уверенней и уверенней, нацеливаясь на пустой пляж острова Оллара.