Корабли сторонников Туюана опустились на вершинах холмов, километрах в двух от «Сириуса». Венеряне, сошедшие с их палуб, немедленно принялись устанавливать в кустах какие-то аппараты, металлически поблескивавшие в багровых отсветах пожара.
Потом заросли озарились частыми зеленоватыми вспышками, и на розовом травянистом склоне ближайшей возвышенности появилось множество бурых, крабообразных существ. Над плоскими, продолговатыми головами их топорщились уродливые придатки, шарообразные туловища были прикрыты чешуйчатыми щитами.
«Крабы» передвигались прыжками. Каждому из них предшествовала серия коротких вспышек в зарослях. Когда шеренги замирали, между отростками-придатками проскакивали искры.
— Это не живые организмы, — сказал Борис Федорович, присматриваясь к судорожным скачкам «крабов».
— Очевидно, это роботы, — согласился Олег. — Аэры не хотят подвергать себя опасности.
— Твари эти, вероятно, с начинкой, — заметил с мрачной иронией Сергей. — Брюхо у них вместительное. Когда эти движущиеся мины приблизятся к «Сириусу», кто-то нажмет кнопку на пульте управления, и мы взлетим на воздух.
— Не успеют, — возразил Олег. — Через полчаса мы будем далеко от Венеры. А если старт задержится и «крабы» подползут к кораблю, мы уничтожим их струями газов из килевых дюз.
— Смотрите, смотрите! — воскликнул Озеров. — Еще одна группа кораблей. Кажется, венеряне собираются устроить нам пышные проводы.
— Похороны по первому разряду, — усмехнулся Сергей, маскируя свою тревогу улыбкой.
Действительно, на севере появилась новая флотилия. В состав ее входило не менее пятидесяти кораблей. Некоторые были продолговатые, сигаровидные, другие имели форму полусфер. Все они, не обращая внимания на языки пламени и клубы дыма, летели напрямик над пылающей пущей.
За кормой кораблей тянулись наклонные темные полосы. Какие-то темно-синие, почти фиолетовые лучи, исходившие от аппаратов, установленных на их палубах, пронизывали клубы дыма, плывущего над пожарищем. Под килями кораблей рвались огненные шары, разбрасывающие короткие лиловые молнии.
Все это действовало на бушующее пламя так, как масло на морские волны. Под кораблями никли языки пламени, меркли факелы горящих деревьев, таяли клубы дыма. Какое-то беловатое вещество, распыляемое в воздухе кораблями, медленно опускалось к поверхности Венеры, заливая и обволакивая густым молочным туманом низины, вершины сопок, склоны предгорий.
Некоторое время над этой зыбкой, плотной перламутровой пеленой поднимались кое-где огненные султаны и одиночные столбы дыма, но вот и они исчезли, растворившись в белой мгле.
Теперь багровый свет излучало только пламя, вырывающееся из кратера огнедышащей горы, да окрашивали в малиновые и розовые тона основания облаков отсветы лавовых потоков. Потом и над гребнем лилового хребта, возле самой вершины двугорбого вулкана, взвились в небо белые клубы и плотной стеной заслонили горизонт.
Люди Земли с удивлением и восторгом следили за происходящим. Аэры боролись с пожаром, схватившим остров, они тушили горящие леса и преграждали путь потокам огненно-жидкой лавы, спасая от гибели памятники древних культур, поселки пещерных обитателей острова и всю ту многочисленную фауну, которую огненные валы теснили к берегам рек, озер, морских заливов.
Астронавты даже забыли на некоторое время о тех, кто бросил в атаку против них полчища бурых роботов-крабов. Погибли ли они в этой белесой мгле или, уцелев, притаившись в кустах, замышляют какую-нибудь новую пакость?
«Крабов» не было больше видно. Некоторое время вокруг «Сириуса» все было белым — остров напоминал огромную снежную равнину.
Потом мгла стала рассеиваться, редеть. То здесь, то там из оседающего тумана показывались рощицы, гребни гор, каменистые кряжи.
И тогда астронавты снова увидели воздушную флотилию аэров.
Она выстроилась километрах в двух от «Сириуса».
Сергей первый заметил, как от борта головного корабля, оттуда, где над перилами склонились двуногие лилипутики, отделилось какое-то тело и, сверкнув в лучах солнца, выглянувшего на секунду из-за туч, стало падать, кувыркаясь в воздухе.
«Бомба? — подумал Сергей, невольно отступая от окна. — Нет, бомбы так не падают. Это человек… венерянин».
Над падающим телом раскрылся розовый купол — воздух, тугими струями бьющий в эластичную материю, мгновенно придал парашюту нормальную выпуклую форму.
Покачиваясь на длинных стропах, маленькая кукольная фигурка летела над лесом, подхваченная ветром. Ветер нес ее к папоротникам.
На мгновение венерянина заслонила крона могучей эки, одиноко росшей среди плаунов и хвощей. Потом парашютист оказался правее дерева и стал быстро снижаться.
На нем был серый комбинезон и зеленый шлем с белым гребнем.
Парашютист опустился метрах в пятистах от «Сириуса» в гуще желтых трав, колеблемых ветром.
Сергей поднес к глазам бинокль.
— Это Ноэлла! — закричал он. — Она!
Венерянка торопилась к «Сириусу», раздвигая руками растения. Рот ее был полуоткрыт. Она что-то кричала. Потом остановилась с таким видом, будто у нее дух захватило, и, прижав левую руку к сердцу, замахала над головою правой.
Казалось, она хочет приостановить отлет «Сириуса» или просит астронавтов, чтобы они взяли ее с собой на Землю.
Но уже ничто не могло помешать старту. Пусковые механизмы были включены. Меньше минуты оставалось до того момента, когда горючее поступит в камеры сгорания, и струи раскаленных газов, вырываясь из дюз и отталкивая «Сириус» от Венеры, вознесут многотонный космический корабль в вышину.
— Она погибнет, — прошептал Сергей, закрывая лицо, чтобы не видеть того, как пламя, метнувшись из сопел, испепелит Ноэллу.
— Нет, — возразил Олег, — не погибнет. Она еще вне зоны действий струй. Ее только пылью обдаст… Закрой иллюминатор.
Сергей нажал кнопку, опустился в противоперегрузочное кресло и откинулся на его спинку.
Олег медленно передвинул рукоятку пускового реостата.
И тотчас громоподобные взрывы потрясли воздух, заклубилась пыль, мглистая черная завеса закрыла пунцовые лозы, кремовые опахала папоротников, оранжево-красную пущу.
Вздрагивая от частых толчков, подобных ударам исполинского пульса, набирая вторую космическую скорость, позволяющую ему преодолеть притяжение Венеры, «Сириус» по круто восходящей кривой устремился в межпланетное пространство.
Словно падая в бездну, уходила назад Венера, окутанная густыми облаками.
Космический корабль, нестерпимо сверкая в лучах окруженного короной Солнца, уносил советских астронавтов туда, где среди звезд и завитков спиральных туманностей, в одном из уголков бесконечной Вселенной летела голубоватая горошинка — родная Земля, колыбель человечества.
Буря часа на два задержала астронавтов К намеченной цели синго приблизился уже на рассвете.
Путешественники видели, как снова и снова возникали изогнутые столбы могучих смерчей и, втягивая в себя воду, бежали к скалистым берегам, как над островом исполинским грибом расползается облако пара, смешанного с вулканическим пеплом, и по склону горы, устремляясь в долину и сжигая все на своем пути, течет огненная река жидкой лавы.
Сталкиваясь с водой, вступая в единоборство с этим извечным своим врагом, лавовые потоки окутывались плотными белыми клубами. Казалось, они пытаются замаскировать этой плотной белесой завесой свои обходные коварные маневры.
На глазах потрясенных астронавтов, никогда не наблюдавших ничего подобного, из кратера двугорбой горы вытекла темная масса и с ужасающей быстротой, расплываясь в ширину, захватывая все большую поверхность, устремилась к берегу Голубой реки.
Густая тьма окутала центральную часть острова. Эту зловещую завесу озаряли электрические разряды и пронизывали струи огня, бьющие вертикально вверх.
Происходило что-то невообразимое. То шел грязевой дождь, то, словно серый снег, падал пепел, то на тропические заросли, гнущиеся от порывов ураганного ветра, обрушивался каменный град.
Когда потоки лавы и грязи достигли джунглей, все живое, объятое ужасом, ринулось к берегу океана, будто приморские заросли, терзаемые штормом, в состоянии были защитить их от огня и горячих потоков.
Бежали какие-то четвероногие животные с длинными изогнутыми шеями, ползли рептилии, семенили шипоносные венерозавры, летели огромные жуки, стрекозы и бабочки.
А грязевая лавина продолжала свой путь. Она двигалась к морю со скоростью 130-150 километров в час, легко настигая пресмыкающихся, превращая цветущую местность в мертвую, дымящуюся пустыню.
Сергей с трудом узнавал джунгли, в которых он недавно подвергся нападению шершней. Под ним бушевало огненное море. Дымились плосковерхие холмы, факелами пылали огромные деревья, стены разрушенных зданий были усеяны живыми существами, попавшими в кольцо огня.
До «Сириуса» оставалось минут тридцать-сорок полета, когда на севере показались черные точки. Вскоре они превратились в сигарообразные тела. Исчезновение астронавтов было обнаружено, их преследовали.
Сергей повел машину вниз, стремясь скрыться от венерян за клубами черного дыма.
Рискованно было лететь над пылающим лесом, но он был вынужден прибегнуть к этому отчаянному маневру. Надо было во что бы то ни стало выиграть десять-пятнадцать минут и достичь «Сириуса» прежде, чем над ним окажутся венерянские корабли.
Расчет оказался правильным. Венеряне не рискнули лететь напрямик. Одни корабли, достигнув горящего леса, взмыли к облакам, другие стали огибать пожарище слева и справа.
Дымная мгла ухудшила видимость. «Сириус» удалось заметить не сразу. Он возвышался среди пунцовых зарослей, словно монумент, воздвигнутый в честь человеческого гения и отваги.
Поток лавы еще не проник в этот район, а южный ветер относил в сторону клубы сернистого дыма и запаха гари.
Дотянуть до «Сириуса» не удалось — кончилось горючее и двигатели заглохли. Несколько минут авиэль, распластав крылья, планировал, потом плавно опустился на траву.
Астронавты побежали через заросли. Ветки кустарника цеплялись за одежду, по лицу хлестала оранжевая листва, ноги путались в розовых и алых побегах ползучих и вьющихся растений.
— Настоящий марафонский бег, — попробовал шутить запыхавшийся Озеров. — Надеюсь, друзья, не откажетесь подтвердить на Земле, что я стал рекордсменом.
— Наддайте, Борис Федорович, наддайте! — торопил Олег. — Теперь уже немного осталось.
Они бежали, а позади слышалось угрожающее гудение венерянских воздушных кораблей — астронавтов преследовали сторонники Туюана.
Несмотря на опасность, грозившую астронавтам, от внимания Озерова не ускользнуло изменение характера растительности вблизи «Сириуса».
Семена земных растений, высеянных им в первые дни пребывания на Венере, дали побеги. Среди розовых лишайников и кремовых мхов пробилась зеленая трава, неприхотливая и жизнестойкая, привыкшая противостоять песчаным бурям и грозовым ливням.
Развернули узорчатую листву кустики малины и смородины, поднял свои зонтики укроп, росли морковь и лук, кукуруза и маки. Расталкивая плауны и папоротники, воинственно ощетинили свою изумрудную хвою земные елочки и сосны.
Растения Земли укоренились на полянах и склонах холмов, разбросали зеленые опахала, гибкие побеги и цвели, цвели для того, чтобы отдать во власть ветра и воды свои семена.
Придет срок, лопнут стручки, коробочки, осыпятся шишки, ветер подхватит семена и унесет вдаль в ущелья и долины, на берега рек и озер.
Когда «Сириус» покинет Венеру, на память о детях Земли на острове останутся оазисы зелени — кустарники, луговые цветы, злаки.
Поднимаясь последним по трапу, Борис Федорович прощальным взглядом обводил возвышенности и долины Венеры.
Не раз все трое были на волосок от гибели. Зачастую положение их казалось безнадежным. Но воля трех людей, закаленная в испытаниях, позволила им преодолеть трудности и преграды.
И вот, проведя почти полгода на Венере, они готовятся покинуть ее.
— Прощай, Венера! Прощай, оранжевая планета! — прошептал Борис Федорович и вошел в корабль.
И тотчас же трап, свернувшись рулоном, скользнул в прорезь в корпусе космического гиганта, а входной люк автоматически закрылся.
Теперь астронавты могли уже не опасаться враждебных действий со стороны преследующих их венерян. Броня из титанового сплава и волокнистые прослойки из материалов повышенной вязкости, успешно противостоявшие ударам микрометеоритов, надежно защищали их. Ничто не могло помешать старту.
Без тревоги следили все трое за эволюциями венерянских кораблей, будто маневры преследователей не имели к ним никакого отношения. И едва не поплатились за свою беспечность.
Над экватором Венеры летели корабли сторонников Туюана. Корабли, оснащенные различными видами оружия, с сотнями зажигательных бомб в грузовых трюмах, двигались на юг, в направлении Ямурии.
Туюан еще до рассвета намеревался осуществить давно вынашиваемый им план — сторицей отплатить за то зло, которое ямуры причинили аэрам.
В подробности задуманной им ночной операции Туюан посвятил только своего младшего брата и нескольких аэров, пользующихся его безграничным доверием. Остальные члены экипажа, не подозревая о подлинной цели перелета и той роли, которую должны сыграть при нападении на Ямурию аппараты для обезвешивания, считали, что их корабли участвуют в ночных маневрах.
Не доверяя никому управления головным кораблем, Туюан с начала полета не выходил из штурманской рубки. В сущности, только он один понимал, что задуманная им операция — затея беспрецедентная, что судьба мира на Венере находится сейчас в его руках.
Но сознание этой ответственности не страшило Туюана. Решения его ничто не могло поколебать.
Все мосты сожжены. Возвращение к прежнему невозможно.
Еще в детстве Туюан прочел исторические хроники, повествующие о вторжении на Венеру обитателей Итии. С разгоревшимися главами глотал он описания кровавых битв на острове Тета и Южном материке.
Ему хотелось отплатить ямурам той же монетой, унизить их так же, как они некогда унизили островитян. И это была одна из причин, заставивших его усиленно ломать голову над проблемой тяготения. Овладеть таинственной гравитационной силой для того, чтобы сокрушить исконных врагов, — вот о чем он мечтал последние годы.
Теперь он близок к тому, чтобы осуществить заветное свое желание. Последние опыты сделали его всесильным. Он создал грозное оружие и вправе обратить его против ямуров. Он принудит безоговорочно капитулировать надменного Силициуса. Потомки прославят его, Туюана, разгромившего ямуров.
Руководители страны не хотят воевать с Силициусом. Они стремятся избежать разрушений и жертв, верят в возможность мирного сосуществования всех народов, даже отличающихся друг от друга привычками, образом жизни, общественным строем. А для него, Туюана, все это — химера! Раньше или позже война произойдет. И победит тот, кто начнет ее.
Он, Туюан, первым обрушит на Ямурию сокрушительный удар. Он истребит тысячи тысяч ямуров. Он будет жечь их города, топить их корабли. Он обезвесит глубинные горные породы и они, уступая давлению подстилающих слоев, хлынут на поверхность. Пробудятся от вековой спячки вулканы, выйдут из берегов реки, обрушатся на побережье океанские валы. И тщетно, воздевая к небу руки, будут молить ямуры своих богов, чтобы те спасли их. Им никто не поможет. Неотвратима гибель жестоких пришельцев.
Еще сегодня он докажет всем, что Ямурия — трухлявое дерево, сердцевина которого давно сгнила. Нужен только сильный толчок, и ствол дерева переломится, рухнет, превратится в прах.
И этот толчок, кладущий конец господству ямуров на Южном материке, будет исходить от него, Туюана. Завтра Ноэлла поймет, что светловолосый чужестранец — ничтожество по сравнению с ним, Туюаном. И тогда в охладевшем сердце ее снова вспыхнет яркое пламя любви к победителю ямуров.
Так думал Туюан, направляя свои корабли на юг, к северным границам Ямурии, к самому центру деспотии Силициуса, городу Абагде.
Над океаном Туюан разделил свою флотилию на два отряда. Боевые корабли новейшего типа, оснащенные аппаратами для обезвешивания, он оставил под своим командованием, а вспомогательную эскадрилью передал в распоряжение своего брата Теорга, приказав ему лететь к острову Тета и захватить «Сириус».
Когда отряд Теорга исчез из виду, Туюан направил свои корабли к морской твердыне ямуров, крепости Не.
Ямуры считали ее неприступной. Крепость опоясывали магнитные поля большой интенсивности и кольцевая водная зона с искусственно пониженным поверхностным натяжением — непреодолимая преграда для подводных и надводных кораблей.
Горизонт крепости мог выдержать многомесячную осаду. Туюан решил поразить эту крепость, прикрывающую морские подступы в Абагде, неожиданным ударом с воздуха.
Корабли, перестраиваясь на ходу, летели на большой высоте.
Момент, которому суждено стать поворотным в истории ямуров, приближался.
Туюан впился глазами в ночную тьму, стремясь уловить смутные очертания скалистого острова и огни его военной гавани.
Сейчас он повернет полированную рукоятку, послав вниз первые пучки смертоносных лучей.
Ямуры и не подозревают, какой приготовлен для них сюрприз. От его аппаратов никто не укроется. Лучи их проникнут через самые толстые стены. Остров будет напоминать пылающий костер. Его окутают клубы смрадного дыма. Ямуры, охваченные страхом, не посмеют тушить пожар. А когда дым рассеется, пламя погаснет и пепел осядет, неприступная твердыня Силициуса превратится в груду обугленных развалин.
Он оставит их в назидание потомкам. Рядом с руинами он построит новый город и назовет его Нгаоном — городом властелина. В центре его будет возвышаться дворец — исполинский куб с разноцветными гранями и срезанными углами. На плоской крыше его, словно памятник, будет стоять «Сириус».
Туюан злорадно ухмыльнулся. Он предвкушал миг своего торжества.
Внезапно внизу вспыхнул яркий свет. Голубой луч, словно шпага, пронизал иллюминатор корабля. В кабине стало так светло, что Туюан невольно зажмурился.
«Нас обнаружили, — мелькнула тревожная мысль. — Ямуры проведали о моем плане. Придется принять бой. У них слепящие синие лучи, у меня — аппараты для обезвешивания. Сейчас мы померяемся силами».
Левой рукой Туюан нажал кнопку боевой тревоги, а правую протянул к рычажку антигравитационного аппарата. Однако пальцы не дотянулись до него. Рука повисла в воздухе. Какая-то непреодолимая, исходящая извне сила, сковала мышцы. Одновременно с этим затих гул моторов.
Туюан метнул отчаянный взгляд на приборы. Скорость корабля уменьшилась, стрелка высотомера качнулась влево.
Тогда он перевел взор на членов экипажа и ужаснулся. Позы их были неестественные, напряженные, глаза вышли из орбит, жилы на лбу вздулись.
Оцепенение, охватившее Туюана, нарастало, мысли путались, отяжелевшие веки смыкались. Потом перед глазами поплыл белый туман… «Повелитель гравитационных полей» навсегда лишился способности видеть, двигаться, рассуждать…
Боевые корабли его эскадрильи, выведенные из строя противовоздушной обороной ямуров, падали в море.
Вскоре после возвращения Озерова отношение Ноэллы к астронавтам изменилось. Веселая, говорливая венерянка вдруг, без всякой к тому причины, стала сдержанной, молчаливой. Она избегала оставаться наедине с астронавтами, уклонялась от прогулок с ними.
Сергей недоумевал.
«Не заболела ли она? — спрашивал он себя. — Может быть, мы, сами того не ведая, заразили ее какой-нибудь земной болезнью?»
Дня через три сама Ноэлла объяснила Сергею причину своей отчужденности.
Оказывается, ее приревновал Туюан. Он категорически запретил ей встречаться с астронавтами. С этим она еще бы могла примириться. Туюан считался ее женихом и имел моральное право на контроль за ее поведением.
Однако позже выяснилось, что не только ревность к Сергею заставляет Туюана коситься на астронавтов. Честолюбивый Туюан хотел заручиться поддержкой Ноэллы для того, чтобы завладеть «Сириусом» и использовать его для своих личных корыстолюбивых целей.
Туюан убеждал Ин Сена и некоторых других ученых в том, что астронавтов нельзя отпустить на Землю. Вслед за «Сириусом» на Венеру прилетят другие советские космические корабли, а это неминуемо приведет к брожению среди аэров, недовольных теперешним общественным строем в стране.
— Он настаивал, — говорила с негодованием Ноэлла, — чтобы вас изолировали и сослали на отдаленный остров. Он так ненавидит вас, что грозит расправиться с вами сам. Я боюсь, как бы он не организовал воздушной или уличной катастрофы… У него есть сторонники, слепо верящие и беззаветно преданные ему. Их немного, но они готовы пойти на все… В них есть что-то звериное, фанатичное, они ни перед чем не остановятся… Если мне удастся узнать их планы, я, конечно, предупрежу вас…
О замыслах Туюана Сергей рассказал Борису Федоровичу и Олегу.
— Подлец этот Туюан, — сказал Озеров и с возмущенным видом зашагал по комнате. После потрясений, испытанных в Ямурии, он стал вспыльчивым и легко терял самообладание. — Стране угрожают ямуры, каждый день может начаться война, а он устраивает заговоры. Может быть, его подкупил Силициус?
— Неизвестно, подкуплен он или нет, но в диктаторы этот честолюбец метит, — проговорил Олег. — Ишь до чего додумался, «Сириус» хочет захватить. Не выйдет! Сорвется.
— У них, по-видимому, есть недовольные, если они трех человек испугались, — заметил Сергей. — Боятся, как бы мы у них революцию не устроили… Напрасные опасения. Если горючее накопилось, то пожар и без нас вспыхнет… Социализма навязывать им силой оружия не станем.
— Жаль Ноэллу, — тихо, словно размышляя вслух, прошептал Борис Федорович. — Она славная девушка, а этот тип — фанатик и негодяй.
— Я уже говорил ей об этом, — Сергей имел в виду разговор, происшедший между ним и Ноэллой в горах.
— Ну и что? — спросил Озеров.
— Обиделась на меня и стала его всячески защищать.
— Ослеплена чувством, не иначе. Принимает черное за белое. Эта странная черта свойственна многим честным женщинам. Когда прозреет, будет уже поздно. Брак с этим авантюристом не даст ей счастья.
— Хватит о венерянах, — остановил друзей Олег. — Поговорим лучше о себе. Что делать нам? Как отвести угрозу?
Астронавты долго не ложились спать. Они до поздней ночи обсуждали сложившуюся обстановку и намечали линию своего поведения в отношении Ноэллы и Ин Сена.
* * *
Небольшой шарик влетел в окно и, подскакивая, с мелодичным звоном подкатился к кровати.
Сергей приподнял с подушки голову и прислушался. Ему показалось, что в саду, в который выходило окно комнаты, кто-то ходит, похрустывая гравием.
Осторожно, стараясь не разбудить Озерова и Олега, Сергей оделся и подошел к окну.
Внизу за кустом стояла Ноэлла. Она знаками дала понять Сергею, чтобы он немедленно спустился в сад.
Догадавшись, что венерянка хочет сообщить ему что-то важное, Сергей не стал медлить.
Ноэлла ждала Сергея метрах в двадцати от дома, за раскидистым кустом, усеянным белыми зонтичными соцветиями. Светлое кремовое платье делало ее трудно различимой на фоне растительности такого же оттенка. На побледневшем, осунувшемся лице венерянки светились большие печальные глаза.
Разбудить Сергея ночью Ноэллу принудило стремительное развитие событий. Она узнала, что перед рассветом, когда соя особенно крепок, Туюан собирается с группой своих сторонников напасть на астронавтбв и убить их, поставив тем самым правительство перед свершившимся фактом.
— Вы должны немедленно покинуть Аоон, — сказала Ноэлла. — Пока руководители примут эффективные меры для вашей защиты, Туюан выполнит свой план. Вам надо временно укрыться на острове Тета. «Сириус» цел.
— Как мы доберемся до острова? — спросил Сергей.
— На моем синго, — ответила Ноэлла. — Она помолчала и, настороженно посмотрев по сторонам, добавила: — Я договорилась с начальником аэропорта. Он мой друг. Световой пароль — две красные вспышки. Когда будете пролетать над портом, дважды включите носовые фонари… Синго спрятан возле пальмовой рощи. Идти туда надо так…
Ноэлла объяснила, по какой тростинке надо идти от дома к роще, чтобы избежать нежелательных встреч, и что надо сказать, если по дороге кто-нибудь окликнет астронавтов.
— Я сделала все, что могла, — закончила она. — Будите своих и спешите. Опасность близка. Нельзя терять времени. Только быстрота может спасти вас…
Ноэлла приподнялась на цыпочки, обхватила руками Сергея за шею, с силой прижала к себе, поцеловала — и исчезла в кустах.
Сергей ущипнул себя.
Не спит ли он? Не пригрезилось ли ему все это?
Нет! Он в большом тенистом саду, окружающем виллу венерянского ученого. За высокой фигурной оградой в воде морского залива отражаются огни пригорода. В отдаления прозрачные куполы живописных мрамерных дворцов Аоона. Над ними вспыхивают и переливаются зыбкие волны искусственного сияния, пронизываемые зеленоватыми лучами.
* * *
Побег астронавтов, подготовленный Ноэллой и ее друзьями, удался.
Все произошло так, как было намечено.
Тайный, никем не охраняемый ход вывел их к опушке пальмовой рощи. Здесь трое жителей Земли отыскали извилистую тропку, уходившую в глубину бамбуковидных зарослей, а в гуще последних — поляну с замаскированным на ней авиэлем. Окраска синго не отличалась от цвета папоротников.
Машину освободили от набросанных на нее ветвей и выкатили на открытое место. Кабина оказалась не по росту людей, но астронавты ухитрились втиснуться в нее и усесться на маленьких низеньких сиденьях.
Сергей, успевший хорошо познакомиться с устройством венерянских летательных аппаратов, включил двигатель, и авиэль, бесшумно взмахивая крыльями, полетел над вершинами деревьев, пересек на небольшой высоте горловину залива и, описав пологую дугу, оказался над аэропортом.
Дважды вспыхнули рубиновые фонарики на носу машины — условный сигнал для начальника караула. В ответ внизу мигнуло что-то алое. Вспыхнуло два раза и погасло.
Путь к «Сириусу» был свободен. Сергей, набирая высоту и скорость, повел синго в сторону острова Тета.
Первые часы полета прошли спокойно. Моторы работали без перебоев. Синго, взмахивая крыльями, летел над пенистыми гребнями, бегущими куда-то к югу.
Ветер был попутный. Это позволило машине развить большую скорость.
И все же Сергей с тревогой посматривал на приборы. Стрелки их вздрагивали. Температура и давление воздуха то падали, то резко повышались. Состояние атмосферы не предвещало добра.
За время своего пребывания на Венере астронавты успели убедиться, что воздушная оболочка ее никогда не бывает спокойной. Солнечные лучи и потоки наэлектризованных частиц, пронизывающих воздушные слои, то и дело порождали ураганные ветры, сильные ливни, мощные магнитные бури. Иногда дожди продолжались пять-шесть дней подряд. Нередки были ливни, во время которых выпадало больше осадков, чем в дождливом Батуми за год. С гор бурно текли ревущие потоки, реки вздувались, выходили из берегов, мчали к морю огромные деревья, вырванные с корнями. Скорость ветра зачастую превышала 100 метров в секунду. В бурную погоду даже самые мощные и надежные воздушные лайнеры венерян не в состоянии были совершать регулярных рейсов — летчики, избегая единоборства со стихиями, совершали посадку в ближайшем аэропорту.
Сегодня, судя по многим грозным признакам, природа Венеры готовила нечто небывалое. Ее стихии славно собрались показать астронавтам всю свою первозданную мощь.
Облачность была многоярусная. Одни тучи мчались с севера на юг, как бы силясь нагнать синго. Другие проносились над ними с запада на восток. Изредка в просветах и окнах мелькали звезды или показывался серпик Меркурия, бросающего яркие белые лучи. Земли не было видно. Она еще не взошла.
В половине пятого, когда до острова оставалось около часа пути, ветер внезапно утих. Казалось, какой-то гигант вдруг перекрыл задвижкой путь воздушным потокам.
Наступило зловещее затишье. Стрелка барометра, вздрогнув, стала пятиться — давление стремительно падало. Надвигался шторм.
— Держитесь, друзья, — сказал Сергей, крепче сжимая рукоятки. — Сейчас будет свистопляска. Стихии пошли в атаку.
Вдали что-то вспыхивало, мигало. Вспышки сопровождались глухими раскатами грома.
Синго летел навстречу грозе.
Дул порывистый, южный, постепенно крепнущий ветер.
Сергей попытался обойти тучу стороной, но, убедившись, что грозовой фронт тянется па сотни километров, снова повернул машину на юг.
Гроза быстро приближалась. Синяя громада туч росла на глазах. Она вспухала, заполняя причудливыми зловещими клубами пространство.
Весь горизонт озаряли голубоватые и белые молнии. Вспышки освещали тучи изнутри, огненные стрелы, надломившись, вонзались в море, на гребнях волн плясали отсветы.
Ветер усиливался. Валы вздымались все выше. У основания туч возник чудовищный отросток, похожий на хобот слона, и начал раскачиваться, словно примеряясь, где удобнее утолить жажду. Образовался еще один крутящийся столб и, изогнувшись от непосильной тяжести, побежал куда-то влево.
Синго вздрагивал, как испуганная птица. Порывы ветра швыряли его из стороны в сторону. Воздушные ямы принуждали падать, а восходящие потоки увлекали вверх. Тонкие стенки кабины вибрировали, ветер на разные голоса завывал среди оттяжек и стоек.
А впереди, там, где был остров Тета, разгоралось багровое зарево. К небу бил огненный фонтам, соперничая яркостью с вспышками молний. Очевидно, двугорбая гора, пробудившись, вновь извергала расплавленную магму, выплевывала из кратера камни и пепел.
Астронавты встревоженно переглядывались. Природа воздвигала на их пути почти непреодолимые преграды. Встречный ветер снижал скорость машины, а горючее было на исходе. Еще два-три часа такого полета, и двигатели замрут, синго станет игрушкой бури, ветер перевернет его и швырнет в океан, напоминающий кипящий котел.
«Неужели нам, совершившим межпланетный прыжок, — думал Сергей, — предстоит стать добычей венерозавров и морских змей? И надо же было именно сегодня разразиться этой чудовищной грозе. Могла бы и до завтра подождать».
— Попробуй обойти грозу сверху, — предложил Олег, когда Сергей обратился к нему за советом. — Какой потолок у синго?
— Ноэлла говорила, что они не поднимаются выше восьми-десяти километров. В верхних слоях ядовитые газы.
— Оденем маски.
— А холод выдержим?
Сергей посмотрел на спутников. Все были легко одеты, в особенности Борис Федорович, с трудом переносивший жару.
— Набирай высоту, — сказал Озеров. — Обо мне не беспокойся — не замерзну. Подкожный жир не даст мне превратиться в сосульку. Болтанка хуже мороза, все внутренности наизнанку выворачивает. Наверху, несомненно, тише…
— Иного выхода нет, — заметил Олег. — Напрямик нам не пробиться. Ураган исковеркает синго.
Сергей потянул на себя рукоятку. Синго стал стремительно набирать высоту.
В кабине похолодало. Дождь сменился градом. Дышать стало трудно. Астронавты одели маски и набросили на себя все из одежды, что успели захватить с собой.
Через гребень грозового фронта удалось перевалить только на высоте восьми километров. Несколько раз в непосредственной близости от синго, точно стремясь поразить его, сверкали молнии, оглушая нестерпимым треском. Выступающие части машины светились, с заострений на крыльях и усиков антенны, делающих аппарат похожим на насекомое, стекали голубоватые огоньки.
В тучах под действием сильных электрических полей то и дело возникали шаровые молнии. Светящиеся газовые клубки медленно проплывали мимо прозрачных стенок кабины.
Высокая наэлектризованность атмосферы, резкие колебания давления, волны холода и тепла, усиливающаяся болтанка, — все это дурно сказалось на самочувствии астронавтов. Их бросало то в холод, то в жар, губы побелели, дыхание стало прерывистым, сердце билось учащенно.
Пришлось принять таблетки, регулирующие деятельность нервной системы и обмен веществ в организме. Препарат начал действовать немедленно, выделение тепла в коже и подкожной клетчатке увеличилось, озноб прошел.
Много раз во время перелета и пребывания на Венере астронавты с признательностью думали о советских биохимиках, врачах, изобретателях, снабдивших их универсальными катализаторами, пищевыми концентратами, эликсирами бодрости, портативными устройствами для дыхания и многими другими остроумными приспособлениями, сделавшими возможным длительное пребывание вне привычных для людей земных условий. Сегодня они еще раз мысленно от всей души поблагодарили врачей-земляков.
Первым очнулся Олег.
Его окружала темнота. Где-то поблизости стонал Ин Сен. Олег пополз на эти звуки. Он вскоре нащупал тело ученого. Тот был, по всей вероятности, серьезно ранен.
Пальцы Олега натыкались на кнопки, колесики, рычажки, но, не зная назначения этих предметов, он не решался что-либо повернуть.
Сердце Ин Сена билось неровно. Прошло минут десять, пока Олегу удалось привести ученого в чувство.
— Где мы? — спросил Ин Сен, слегка приподнимая голову.
— Не знаю, — ответил Олег. — Я сам только что пришел в себя. Кругом темнота.
— Темнота? Значит, я не ослеп?
— Нет, нет, — успокоил Олег. — Испортилось осветительное устройство. У вас нет запасного?
— Есть… Сейчас включу.
Ин Сен пошарил по полу рукой. Что-то щелкнуло. Над головами пассажиров полусферы тускло загорелась зеленая лампочка.
Безотрадная картина открылась взорам при ее мигающем свете. В кабине господствовал хаос. С потолка свисали оборванные провода, на полу валялись исковерканные приборы, в стенках виднелись вмятины. Окна залеплены извне чем-то белым — очевидно, полусфера зарылась при падении в глубокий снег. Откуда-то просачивался холодный воздух.
— Запасного выхода в потолке нет? — спросил Олег, с тревогой посматривая на люк в полу кабины.
— Нет. — Ин Сен покачал головой.
— Тогда мы с вами в ловушке.
— Постараемся выбраться из нее.
— Как?
Ин Сен пожал плечами.
Некоторое время ученые были заняты тем, что смазывали дезинфицирующим составом ссадины и перевязывали друг другу раны. Потом Олег попытался открыть люк. Крышка его не поддалась. Ее что-то удерживало извне.
— Да, дела, — пробормотал Олег. — Полусфера нагрелась при падении и растопила вокруг себя снег. Потом он смерзся. Его нельзя чем-нибудь разогреть?
— Сейчас проверю механизмы, — сказал Ин Сен. — Если обогревательные батареи не повреждены, мы быстро нагреем стенки, в противном случае…
Ученые стали соединять и устанавливать на прежние места приборы. Ин Сен поворачивал рычажки, нажимал кнопки, завинчивал гайки, вставлял в гнезда белые штыри.
Вскоре в кабине потеплело, боковые окна начали оттаивать. Но вдруг под потолком проскочила яркая голубая искра. Послышался громкий треск. Свет погас. Все снова погрузилось в темноту.
— Короткое замыкание, — констатировал Олег. — Придется мерзнуть в абсолютном мраке. Ваши знают маршрут полета?
— Только в общих чертах. Вряд ли кому придет в голову искать нас под снегом.
— Тогда сами будем спасать себя.
И началась упорная борьба за жизнь
* * *
После ряда неудачных попыток они привели в действие реактивные двигатели. И хотя часть дюз была повреждена при падении, а остальные забиты снегом и льдом, при помощи газовых струй удалось прочистить пять сопл, расположенных на периферии полусферы.
Снег, прилегающий к днищу аппарата, начал таять, около полусферы образовалось свободное пространство.
И, наконец, настал долгожданный момент — люк открылся. Протиснувшись в узкое отверстие, Олег и Ин Сен очутились на дне ущелья. По обе стороны полусферы поднимались отвесные обледенелые стены.
Проваливаясь по колено в рыхлый снег, ученые с тревогой смотрели на ледяные глыбы, нависавшие над головой, и соединяющие их хрупкие снежные мосты. Достаточно небольшого толчка — и все это с грохотом рухнет на них.
Небо опять затянули тучи. Давно сошлись края голубого канала, прорезанного полусферой в облачных толщах, погасли лучи солнца, игравшие утром на гранях утесов. Угловатые черные скалы, выглядывавшие местами из-под снега, точно неподвижные часовые, сторожили это царство белого безмолвия.
— Тут мы не выберемся из ущелья, — сказал Олег, указывая на вертикальные стены. — Надо искать место с пологими скалами.
Они и четверти километра не прошли, как начался снегопад. Сперва падали мелкие снежинки, потом повалили большие хлопья. Идти стало еще труднее. Ноги скользили на обледенелых валунах, засыпанных снегом, застревали в трещинах Ветер, сметая снег с краев ущелья, пригоршнями швырял его в лицо.
Через полчаса ученые были вынуждены остановиться — путь им преградил обрыв.
Некогда здесь шумел водопад, но морозы сковали воду, горный поток оцепенел, со скал свисали метровые сосульки. А стены ущелья по-прежнему оставались крутыми, неприступными.
Олег хотел уже предложить Ин Сену вернуться обратно к полусфере, когда у ног его упал камень, Олег глянул вверх и попятился.
На краю ущелья, метрах в двадцати от них стояло уродливое косматое существо: полукозел-полуобезьяна. Туловище и конечности его покрывала длинная белая шерсть, на голове были короткие рога, из оскаленного рта выглядывали клыки.
— Смотрите! — крикнул Олег Ин Сену. — Кто это?
Ин Сен быстро обернулся.
— Это унра, — прошептал он. — Не стойте-ка открытом месте. Прижмитесь к стенке.
Ин Сен увлек Олега в небольшую выемку в стене ущелья. Каменный выступ над ней мог послужить надежной защитой от обвала.
Предосторожность оказалась нелишней. Рассвирепевшая унра принялась сбрасывать в ущелье камни и куски льда. Они падали и разлетались на куски у самых ног ученых, плотно прижавшихся к стене. Потом на дно ущелья рухнула снежная лавина. Унра обладала огромной силой, и, впав в неистовство, швыряла вниз все, что было возле нее, действуя при этом не только передними конечностями, напоминавшими слабо развитые руки, но и головой.
Обстрел продолжался минут пять. Потом камни и снежные комья стали падать реже. Последней на дно ущелья скатилась ледяная глыба с полтонны весом.
После этого унра угомонилась, и все стихло.
Однако путники не сразу покинули свое убежище. Они опасались, что косматое чудовище хитрит.
Машинально ковыряя стену, Олег с удивлением заметил, что слоистая порода отламывается легко, большими кусками. Гора как бы шелушилась. Отдирая кусок за куском и осторожно, без шума, кладя их у ног, Олег доковырялся до чего-то темного, блестящего, похожего на мягкий уголь, и постучал по обнажению. Звук был глухой. Где-то поблизости начиналась полость.
Олег обратил на это обстоятельство внимание Ин Сена. Посоветовавшись, ученые выглянули из-под козырька. Унры не было видно. Очевидно, она оставила людей в покое.
Убедившись, что опасность нового обстрела им пока не грозит, Олег и Ин Сен стали долбить темную породу каменным обломком, похожим на короткий заостренный столб.
Они раскачивали его на руках и что есть силы ударяли, как тараном, в стену ущелья.
Наконец камень пробил стену и провалился в какую-то полость. Олег и Ин Сен начали действовать еще энергичнее. Отверстие быстро расширялось. От него разбегались радиальные трещины. Отодрав несколько плоских кусков, ученые проникли в обширную пещеру.
В ней царил лютый холод. Скользкий, обледенелый пол слегка повышался вглубь пещеры. Высота ее превышала рост человека. Потолок был усеян известковыми натеками.
Из дальнего угла пещеры, где стена, искривляясь, уходила куда-то влево, просачивался слабый рассеянный свет.
— Пошли! — воскликнул Олег. — Пещера — сквозная.
И они стали медленно подниматься по узкому извилистому руслу подземного потока, проложившего себе путь сквозь слои мягких, легко выщелачивающихся пород.
Вечером Олег и Ин Сен наткнулись на склоие Ютанга на одну из спасательных партий, обследовавших район хребта, и в тот же день были доставлены в Аоон.
* * *
По морскому простору резво бежал небольшой корабль аэров.
Палубу его сотрясали ритмичные толчки реактивных двигателей, в крутые борта били волны. Разрезая своим корпусом воду, корабль то взбирался на пенистые гребни, то скользил в кипящие ложбины.
На носу, возле мачты с голубым вымпелом, стояли Сергей и Ноэлла, отправившиеся искать Озерова. Олег после аварии полусферы чувствовал себя неважно и поехать с ними не смог. Судно вышло из Аоона накануне и теперь приближалось к группе вулканических островов южного полушария, на одном из которых находился Борис Федорович.
Для осмотра их с воздуха на корабль был погружен авиэль. Сейчас он был прочно принайтован около кормовой надстройки, и пластмассовые части его, обрызганные морской водой влажно поблескивали.
Со вчерашнего дня судно останавливалось лишь один раз, когда из-за повреждения руля океанским валом было вынуждено бросить якорь в гавани небольшого острова-заповедника.
Воспользовавшись непредвиденной задержкой, Ноэлла показала Сергею здания, воздвигнутые на острове аэрами перед нападением на них ямуров, и в том числе храм Синего ящера, которому некогда поклонялись язычники-южане.
От небольшой гавани вглубь острова вел широкий канал, облицованный плитами белого и черного камня, уложенными в шахматном порядке.
В нескольких местах через канал были переброшены арочные мосты.
Канал соединял море с водоемом, заключенным в большой вулканической котловине. Два искусственных островка возвышались над бирюзовой водой. На одном была статуя шестирукого существа с тремя змеиными головами, на другом — изваяние темно-синего ящера, подобное тому, которое Озеров и Олег видели в пещере.
На берегах озера раскинулся каменно-металлический сад.
В нем все было отковано, вырезано, отлито.
Под деревьями, изготовленными из молочно-белых, бледно-розовых и золотистых сплавов раскачивались на металлических нитях металлические насекомые. На желтых слитках сидели фиолетовые каменные ящерицы с глазами из разноцветных минералов. Аквамариновые бабочки шевелили усиками из пружинок. На пунцовом мху свернулись змеи, отливающие сепией и ляпис-лазурью. Угольно-черные жуки с длинными рогами вцепились металлическими лапками в металлические лозы. Выточенные из базальта обезьяны грызли каменные орехи и плоды.
И вздрагивали от порывов ветра, издавая еле уловимые звуки, кремовые и голубые цветы, вырезанные из тончайших металлических пластинок.
У противоположного берега озера стояли на приколе древние корабли южан.
…Остров- заповедник давно скрылся из виду. Держась руками за перила, Сергей задумчиво смотрел на юг, силясь увидеть тот атолл, в зарослях которого скрывается Озеров.
Жив ли он? Не подвергся ли ночью нападению каких-нибудь хищников?
Ветер крепчал. Качка усиливалась. Нос корабля стал зарываться в пенные гребни. Волны перехлестывали через борт, и вода с журчанием растекалась по палубе, покрывая ее тонким прозрачным слоем.
Когда корабль очутился на гребне исполинского вала, поднявшего его, как пушинку, Сергей обратил внимание на темный продолговатый предмет, мелькнувший вдали.
Даже в бинокль трудно было разобрать, что это такое — ствол дерева с надломленными ветвями или небольшое парусное судно, пострадавшее во время шторма.
Странный предмет приближался. На мгновение он скрылся за водяными холмами, потом снова оказался на виду. Вскоре стало ясно, что это лодка.
Единственный пассажир ее заметил корабль. Он размахивал руками, стремясь привлечь к себе внимание команды.
«А что если это…» — подумал Сергей и осекся. Он не хотел тешить себя ложными надеждами.
Но вот уже можно рассмотреть пассажира — среднего роста, полного, в светлом комбинезоне.
— Он… Нет, не он, — точно в бреду, напряженно всматриваясь, шептал Сергей. — Как он мог попасть сюда? Но этот костюм… рост… жесты… Голову даю на отсечение, что это…
Сергей взглянул на Ноэллу. Она весело улыбалась.
Наконец последние сомнения исчезли. Толстяк радостно всплеснул руками, а потом так широко развел их, точно весь мир намеревался заключить в свои объятия. В лодке стоял… Борис Федорович.
Он где- то раздобыл ее и, потеряв надежду на то, что его радиопризыв будет услышан, решил добираться самостоятельно до острова Тета.
Сутки спустя трое астронавтов сидели в гостиной загородного дома Ин Сена и наперебой рассказывали друг другу о приключениях, выпавших на их долю.
— Ну, а когда мы покидаем Венеру? — спросил Борис Федорович, когда все новости были исчерпаны. — Я, откровенно говоря, чертовски, соскучился по Земле.
— Очевидно, не ранее конца этого месяца, — ответил Олег.
— Через три недели, — Озеров нахмурился. — Выходит, мы раньше Нового года в Москве не будем.
— В лучшем случае вернемся к Новому году, — подтвердил Олег. — Все зависит от состояния вашего здоровья. Если вы за две-три недели не окрепнете, с отлетом придется повременить.
— Могу лететь в любой день! — воскликнул Борис Федорович.
— Хоть завтра. Чувствую себя великолепно.
— Не переоценивайте своих сил, — возразил Олег. — Всем надо отдохнуть, а вам — основательнее всех. Межпланетный перелет не загородная прогулка. Мы не покинем Венеры, пока не будем в астронавтической форме… Вам следует поправиться, Сергею обрести сердечный покой.
— Ну вот, теперь я превращаюсь в мишень для стрел, — криво усмехнулся Сергей, покрасневший при последних словах Олега. — К чему из мухи делать слона?
— Не надо быть особенно наблюдательным, — отпарировал Олег, — чтобы заметить, что вы оба неравнодушны друг к другу.
— Сергей не причем, — проговорил, улыбаясь, Борис Федорович. — Во всем виноваты наши биохимики — они не предусмотрели сердечной опасности и забыли снабдить нас замораживающими лепешками, этаким универсальным противоядием от женских чар… Не падай духом, космический Ромео, мы потеснимся и возьмем с собой на Землю твою Джульетту…
Долго беседовали в тот день трое сыновей Земли. Настроение у них было радостное, приподнятое. Они и не подозревали, что над ними сгущаются новые тучи.
Ноэллу разбудили звуки музыки.
В саду выводил заунывную мелодию заклинатель дзир, один из тех морщинистых старцев, которые неторопливо, в любую погоду, шагают из селения в селение, пересекая страну с юга на север и с запада на восток.
Многое знают эти мудрецы из народа, передающие из рода в род то, что их предки постигли, наблюдая за жизнью растений, дрессируя ящеров и дзир.
Врачи относились к ним свысока, но зачастую эти старцы при помощи корешков и настоек на травах и цветах возвращали здоровье больным, вылечить которых не могли лучшие медики Аоона.
Не следует ли из этого, что они постигли то, чего не смогли понять другие?
Прислушиваясь к замирающей заунывной мелодии, Ноэлла приподнялась с узкого ложа и, потянувшись, вздохнула.
Удивительный сон привиделся ночью Ноэлле.
Снились скалистый каньон, наполненный влажным туманом, и шаткий висячий мост через него. Узкий мост из лиан, ведущий в неведомое. И она шла по нему, пугливо озираясь, страшась посмотреть вниз, где вгрызался в каменистое ложе бурный поток.
Ноэлла шла одна.
Над головой ее, рассекая крыльями воздух, пролетали уэки — крылатые обезьяны — и тонко попискивали. Их маленькие головы были покрыты бурой шерстью, красноватые глаза с голубыми белками светились.
Их было много. Десятки уэков разгоняли перепончатыми крыльями своими клубы тумана, поднимавшегося со два каньона. Но не их боялась Ноэлла, ступая по вздрагивающему настилу из веток. Ее страшило чудовище хвойных лесов — косматая обезьяна унра. Ее зубы способны раскусить скорлупу прочнейших орехов, когти ее трехпалых лап острее кинжала. Унра живет высоко в горах, где трудно дышать и сердце бьется судорожно, с перебоями. Лишь немногие охотники осмеливались проникнуть в те глубокие пещеры, где унры выкармливают своих детенышей.
Унра опаснее ящеров и дзир. Горе тому, кто нарушит ее покой.
Ноэлла достигла середины моста, когда из кустов вышла упра и, прыгая с камня на камень, цепляясь лапами за ветки и лианы, направилась к тому месту, где мост соединялся с краем каньона.
Повернуть назад?
Унра проворна. Она догонит ее и утащит в свое логово…
И вдруг над головой послышался шум крыльев. Из-за утеса вылетела большая бабочка, опустилась, села на мостик рядом с Ноэллой. Голубые крылья ее были усеяны искрящейся пыльцой, длинные усики шевелились.
— Садись, — сказала бабочка голосом чужестранца. — Я умчу тебя далеко-далеко. Туда, где нет туч и туманов, где солнце и цветы.
Ноэлла легла на широкую спину насекомого, прильнула к ней грудью, обвила руками мягкое брюшко. Бабочка замахала крыльями…
Сон предвещает опасность. Но почему ее, Ноэллу, спасает чужестранец, а не Туюан и не отец?
О чем, скрытом от взоров разума, говорит этот сон?
Из спальни Ноэлла спустилась в сад. На фигурных клумбах слегка покачивались яркие цветы. Пышные махровые венчики их источали сладкие ароматы. Цветы были всевозможных тонов и оттенков — зеленые, лиловые, фиолетовые, голубые. Но ни игра красок, ни многообразие форм и пьянящие запахи не радовали сегодня Ноэллу.
Ей было грустно.
«Что мне еще надо? — спрашивала она себя, срезая цветы. — Я молода и красива. Меня любит Туюан, и я люблю его. Надо радоваться и петь, а на душе у меня смятение и тревога, сердце сжимает тоска».
После полудня смутная, безотчетная грусть сменилась беспокойством за судьбу отца, улетевшего утром в полусфере с Олегом в сторону Ютанга.
Полет должен был продлиться пять-шесть часов. Предполагалось, что ко второму завтраку Ин Сен и Олег смогут вернуться и вместе с Сергеем и Ноэллой совершат морскую прогулку вдоль побережья Аэрии.
* * *
Однако с момента старта прошло больше восьми часов, а ученые не подавали о себе вестей. Последняя радиограмма с корабля была получена три часа назад, когда полусфера, достигнув высшей точки полета, приближалась к границе высотного меридионального воздушного течения.
Что произошло с ней после этого и почему ученые не отвечают на позывные? Каждые полчаса Ноэлла звонила в загородную базу института, надеясь, что ее сотрудники узнали что-нибудь новое. Связь с полусферой оставалась прерванной.
Тревога Ноэллы усилилась. Сон оказался пророческим. Беда ворвалась в ее жизнь. Что-то случилось с отцом. Возможно, испортились автоматические приборы или вышли из строя двигатели, и полусфера, увлеченная воздушным потоком, оказалась в разреженных слоях атмосферы, где герметичность пассажирской кабины могла быть нарушена ударами метеоритов, а Ин Сен и Олег подверглись вредному действию корпускулярного излучения Солнца.
Беспокойство Ноэллы передалось Сергею. Ему тоже стало не по себе. Мало того, что до сих пор ничего неизвестно о судьбе Бориса Федоровича, томящегося в плену. Теперь приключилась еще какая-то неприятность с Олегом. И нужно же было ему подвергать себя риску. Призывал его, Сергея, быть сугубо осторожным, а сам…
— Какой потолок у полусферы? — спросил Сергей Ноэллу, нервно ходившую по комнате.
— Точно не знаю. Значительно больший, чем у синго, однако на длительное пребывание в разреженных слоях летающая лаборатория не рассчитана.
— А запас воздуха у них большой? — продолжал допытываться Сергей, пытаясь представить себе те трудности, с которыми ученые могли столкнуться во время полета.
— Кислорода им хватит на сутки, но скафандров в полусфере нет, и если метеорит пробьет стенку кабины…
Ноэлла не договорила.
— Не надо предаваться отчаянию, — сказал Сергей, беря девушку за руку и бережно усаживая в кресло. — Постарайтесь взять себя в руки… Не будем раньше времени хоронить вашего отца и Олега, подумаем лучше о том, как помочь им. Почему вы решили, что произошла катастрофа? Только потому, что они не отвечают на позывные. Но это еще не доказательство их гибели. Радиосвязь с полусферой могла нарушить магнитная буря. Возможно также, что причина их длительного молчания — неисправность какого-нибудь прибора. Наконец, почему не предположить, что полусфера опустилась по ту сторону снежного хребта и радиоволны задерживаются толщами горных пород?
— Предполагать все можно… — горько усмехнулась Ноэлла.
Воцарилось молчание. Ноэлла, сжав виски ладонями, уронила голову на колени. Сергей, нахмурившись, смотрел в окно на прибрежные рощи.
— Знаете что, — сказал он, первым прерывая тягостное молчание. — самое невыносимое в таятом положении — это бездействие. Всегда лучше что-нибудь делать, чем сидеть и терзаться.
— Что вы предлагаете? — спросила Ноэлла, все еще не поднимая головы и не разжимая рук.
— Связаться с теми, кто будет руководить поисками полусферы, и попросить, чтобы нас с вами включили в состав одной из спасательных групп.
— Я сама только что подумала об этом, — сказала Ноэлла. Пока Ноэлла вела переговоры по видеофону, Сергей машинально вращал рукоятку настройки портативного радиоаппарата, с помощью которого астронавты поддерживали между собой связь с первого их дня пребывания на Венере.
Он не терял надежды услышать голос Олега, взявшего в полет такой же самый аппарат. И вдруг сквозь потрескивание атмосферных разрядов, то усиливающееся, то затихающее, его чуткое, натренированное ухо уловило слабое попискивание — чередование коротких и длительных звуков, акустических точек и тире, столь характерное для азбуки Морзе.
Сергей немедленно выхватил из кармана карандаш. Рука его быстро наносила на бумагу точки и тире, а губы шептали вслух те буквы, которым соответствовали сочетания этих двух значков телеграфного кода.
Вот что он принял на слух:
— Я нахожусь в экваториальной зоне южного полушария, на острове, имеющем форму восьмерки. Основные ориентиры: конусовидный вулкан и каменная голова. Озеров. Повторяю: ориентиры — вулкан и голова…
Сообщение это повторилось дважды. Потом атмосферные помехи заглушили морзянку.
Олег и Ин Сен летели в реактивном полусфероиде над Ютангом — главным хребтом Аэрии.
Ин Сен со своими помощниками из института искусственного климата (так мысленно называли советские астронавты научное учреждение аэров, возглавляемое этим ученым) приступил к новой серии опытов в верхних слоях атмосферы.
Ученые Аэрии стремились уменьшить толщину облачного слоя над континентом и образовать гигантские окна над крупнейшими городами страны.
Врачи были убеждены, что периодическое освещение прямыми солнечными лучами населенных пунктов благотворно скажется на здоровье их жителей.
Перед сегодняшним полетом Олег посетил ряд лабораторий Аоона и убедился, что аэры добились значительных успехов в управлении атмосферными процессами. Наиболее оптимистически настроенные ученые поговаривали даже о радикальном изменении направления некоторых мощных воздушных течений и регулировании силы восходящих токов. Они хотели управлять движением туч, предупреждать возникновение пылевых бурь, создавать непреодолимые преграды на пути разрушительных ураганов.
Лабораторные исследования подтвердили правильность теоретических предпосылок этих грандиозных проектов. Это окрылило ученых. Опираясь на результаты своих изысканий, они решили провести опыты в природных условиях, рассеивая облака или вызывая осадки над значительными площадями.
* * *
Полусфера летела на большой высоте. Температура наружного воздуха понизилась до минус двадцати градусов, давление не превышало одной десятой атмосферы.
Поверхности планеты видно не было. За окнами клубились облачные массы, пронизываемые восходящими токами. Только что полусфера пересекла мощное высотное течение, направленное от полюса к экватору, и теперь, замедлив свою скорость, двигалась вблизи его границы.
Течение, шедшее над Ютангом, разветвлялось, как недавно убедились ученые, на два рукава у южной оконечности хребта. Это меридиальное течение Им Сен предполагал использовать при распылении химического препарата, способствующего рассеянию туч. Течение можно было уподобить воздушной реке. Подобно тому как вода увлекает к устью реки древесные опилки, так и воздушный поток унесет с собой легкие частицы препаратов. Частички немедленно вступят в реакцию с водяными парами в зонах с положительной температурой и кристалликами льда там, где температура воздуха ниже нуля. И в том и в другом случае произойдет выпадение атмосферных осадков, тучи рассеются, лучи солнца, пронизав легкие облака, позолотят селения, сады, поля.
Тучи сомкнутся не сразу. При реакции выделится тепло. Часть влаги перейдет из твердого и капельно-жидкого состояния в газообразное. Воздух нагреется, и относительная влажность его уменьшится.
К таким выводам ученые Аэрии пришли на основании теоретических расчетов и лабораторных опытов.
Сегодня Олег воочию убедился, что надежды, возлагаемые на препарат, оправдались. Облака разбегались от полусферы, словно мыльная пена. Казалось, их расталкивает какая-то мощная сила.
Просвет ширился на глазах. Позади полусферы образовалось глубокое ущелье с зыбкими темно-серыми берегами. Над материком текла голубая рака, и из заоблачной выси на дно ее скользнули лучи Солнца.
Внизу все искрилось и переливалось. Клубившийся туман расступился. Стали видны снежные вершины и обледенелые утесы, извилистые долины и плоские плато, одиночные пики, сверкавшие так, будто были откованы из какого-то светлого металла, и каменистые осыпи, изборожденные извилинами — следами разрушительных камнепадов.
Эффект был поразительный. Облака редели, таяли, обесцвечивались.
Олег уже хотел поздравить Ин Сена с успехом, но выражение лица ученого внезапно стало озабоченным. Прищурившись, он впился темными глазами в шкалу одного из приборов на пульте управления. Стрелка этого прибора, бывшая до сих пор неподвижной, вздрогнула и поползла влево. И чем больше она отклонялась от нулевого деления шкалы, тем более мрачнело лицо Ин Сена.
Полусфере грозила опасность. Прибор сигнализировал о ее нарастании.
— Что случилось? — спросил Олег.
— Мы попали в зону ионосферных токов, — ответил Ин Сен, лихорадочно нажимая кнопки и поворачивая рычажки.
Полусфера качнулась. Пол кабины принял наклонное положение. Олег инстинктивно схватился обеими руками за подлокотники кресла, точно этим можно было приостановить падение.
Если двигатели выйдут из строя, полусфера камнем рухнет на обледенелые скалы.
Бессильный помочь Ин Сену, Олег не сводил глаз со шкалы. Стрелка то замирала, то немного смещалась вправо, то снова удалялась от нулевого деления.
Шла напряженная борьба двух начал. Ин Сен пытался вывести полусферу из зоны ионосферных токов, а электромагнитное поле их, пронизанное невидимыми завихрениями, втягивало летательный аппарат так же, как смерч — песок, птиц, мелких четвероногих, а водоворот — лодки.
Полусфера раскачивалась и сотрясалась, теряя постепенно высоту. Движения ее стали судорожные. Она то планировала, наискось куда-то перемещаясь, на мгновение останавливаясь, то ненадолго взмывала вверх…
Некоторое время спустя обитатели гор стали свидетелями странного зрелища. Плотные тучи, клубившиеся над ущельем, пронизало округлое тело, оставляющее позади себя светящийся след. На излете тело перерезало снежный вал и, подпрыгивая, покатилось по косогору. Вдогонку за ним помчались снежная пыль и обледенелые камни.
У края ущелья путь телу преградил высокий сугроб, похожий на волну белой пены. Здесь тело на мгновение задержалось, как бы увязнув в рыхлом снегу, потом поползло по скату и скользнуло вниз. Вслед за ним устремилась снежная лавина. Над ущельем взметнулась ледяная пыль. Раскатистый грохот прокатился над утесами и замер вдали…
Островок произвел на Бориса Федоровича впечатление глухого, необитаемого уголка. Во всяком случае, никаких признаков существования на нем человекоподобных существ не было.
Время шло к вечеру. Следовало подыскать место для ночлега.
Отвинтив шлем, сняв с себя водолазный костюм и спрятав его в узкой расщелине, Озеров углубился в заросли. Осторожно пробираясь между деревьями, покрытыми гладкой блестящей корой и обросшими у основания коричневым мхом, геолог вскоре достиг поляны. Среди пней, обезображенных волнистыми наростами, и дотлевающего бурелома пламенели огромные цветы в рост человека. Над цветами с сердитым жужжанием вились бурые насекомые размером с воробья.
Не желая привлекать к себе их внимание, Борис Федорович свернул в сторону.
За поляной с цветами потянулись белые папоротниковые заросли. Они сменились колючим кустарником, за кустарником в низине между двумя возвышенностями росли карликовые хвойные деревца, усеянные липкими шишками.
Наконец Озеров выбрался на открытое место и тотчас же инстинктивно отпрянул в чащу. Взорам его открылось то, в реальность чего он сперва не поверил. Из-за кустов выглядывала большая каменная голова, увенчанная шлемом с поперечными и продольными бороздками.
Борис Федорович протер глаза. Нет, это не обман утомленного зрения. Видение не исчезло. Похоже, он в зрительном зале Большого театра и снова, как много лет назад, следит за Русланом, наткнувшимся в чистом поле на голову неведомого витязя. Голова преграждает богатырю путь. Она обрушивает на Руслана шквалы ветра, стремится сдуть его с коня, ошеломить, обратить в паническое бегство…
Может быть, и этот каменный идол, высеченный из блестящего черного камня, нахмурится, прищурит глаза и, вдохнув воздух, гаркнет:
— Стой, чужеземец! Ни шагу дальше! Ты достиг черты, которую никому не дано переступить. Беги прочь!
Но никто не произносит грозных слов. Голова молчит. Ока неподвижна. Ветер шевелит стебли вьющихся растений, оплетающих толстую каменную шею, от его порывов раскачиваются усики алого побега, добравшегося до шлема.
Чтобы получше осмотреть изваяние, Озеров подошел ближе. Черты лица каменного гиганта были добродушны. Никакого намека на жестокость, надменность, высокомерие. Мясистый приплюснутый нос с широкими ноздрями, красивого рисунка губы, мягко очерченный подбородок.
Забыв обо всем, Борис Федорович не сводил с головы глаз. В ней было что-то знакомое. Его не оставляла мысль, что он когда-то видел это улыбающееся лицо. Где? При каких обстоятельствах?
На голову из оперы «Руслан и Людмила» изваяние не похоже. В археологических музеях он на такие статуи не натыкался. И все же голова казалась знакомой, она пробуждала смутные воспоминания.
И вдруг Бориса Федоровича осенило. Он догадался, кого напоминает изваяние. Ингра! Перед ним был как бы увеличенный слепок с лица Ингра и его сподвижников по «Ви эна». В нем были увековечены типичные черты этого веселого, жизнерадостного племени, не падающего духом даже в тяжелых условиях подневольного существования.
Очевидно, скульптура была высечена на этом островке давно, когда далекие предки Ингра вели свободный образ жизни, и художественно одаренные южане рисовали картины, высекали из камня статуи, слагали песни в честь красоты своих прекрасных возлюбленных.
В условиях мягкого климата, среди пышной тропической растительности нежно-кремовых и светло-розовых тонов, расцветали народные таланты, множились произведения искусства. Но однажды грянул гром войны, явились откуда-то жестокие завоеватели, и свободные островитяне стали рабами жадных и надменных владык…
Обойдя изваяние, Борис Федорович заметил глубокую прямоугольную нишу в каменном пьедестале, а над ней два иероглифа, напоминавшие священную эмблему виэновцев, начертанную над входом в их тайное приморское убежище.
«Очевидно, — думал Озеров, глядя на начертания хорошо знакомых ему иероглифов, — именно этот островок и имел в виду Ингр, говоря о месте очередного привала. Где-то здесь есть хорошо замаскированный тайник. Надо попытаться отыскать его».
Борис Федорович тщательно ощупал стены ниши. В одном месте пальцы наткнулись на два металлические стержня. Округленные концы их примерно на полсантиметра возвышались над полированной каменной кладкой. Озеров нажал на них. Стержни поддались его усилию. Щелкнула невидимая пружина. Плита бесшумно опустилась, открыв узкий прямоугольный проход.
Умудренный предыдущими приключениями на Венере, Борис Федорович, понатужившись, подтащил к нише тяжелый каменный обломок, похожий на короткий столб, и положил его на плиту, погрузившуюся в почву до самой верхней грани. Теперь, поднявшись, плита не смогла бы полностью закрыть прохода.
Затем Озеров, освещая себе путь карманным фонариком, стал осторожно спускаться по истертым ступеням узкой каменной лестницы и вскоре очутился в круглом зале. Центр его занимал стол, уставленный разнообразными приборами. Одни из них напоминали электрофорные машины, другие — лейденские банки и круглые конденсаторы, третьи — разрядники искрового радиотелеграфа.
По- видимому, все они предназначались для поддержания тайной связи виэновцев с их единомышленниками.
Электротехнику Борис Федорович знал хорошо. Во время геологических экспедиций ему приходилось иметь дело с новейшими электронными и магнитными приборами, применяющимися при поисках полезных ископаемых. При взгляде на шаровые разрядники у него возникла дерзкая мысль попытаться использовать их для передачи радиограммы Олегу и Сергею. Он настроит радиопередатчик на ту волну, на которой поддерживали между собой связь астронавты, и при помощи азбуки Морзе сообщит друзьям, где находится и как они могут отыскать его.
Правда, в экваториальном поясе Венеры много коралловых островов, но не на каждом из них есть высокий вулкан и гигантская каменная голова. Это надежные ориентиры при поисках.
Устройство аппаратуры, применяющейся виэновцами для радиосвязи, не представляло для Озерова никакого секрета. За время пребывания в доме Ингра он усвоил условные обозначения венерянских радиотехников и научился обращаться с местными приборами.
Радиопередатчик на волну астронавтических радиоприемников он настроит. А вот дойдут ли радиосигналы по назначению, будут ли пойманы и поняты Сергеем или Олегом, не окажется ли его радиопризыв гласом вопиющего в пустыне?
Хотелось есть и пить, желудок настоятельно напоминал о своих правах, но Борис Федорович решил повременить с ужином. Главное — наладить связь с друзьями, все остальное — второстепенное. И, засучив рукава, он принялся за работу.
С минуту он неподвижно лежал в густой, вязкой массе, со всех сторон облепившей скафандр, потом принял сидячее положение.
Со стороны он, вероятно, напоминал человека, принимающего грязевую ванну.
Ил, прилипший к оконцу в передней части шлема, мешал Озерову различать окружающие предметы. Некоторое время он ничего не видел. Казалось, весь мир погружен в чернильный мрак.
Когда удалось очистить оконце от грязи, Борис Федорович едва не вскрикнул от удивления. На дне впадины оказалось значительно светлее, чем следовало ожидать. Откуда-то исходило голубоватое сияние. Потирая колено и правое плечо, наиболее пострадавшие при падении, Озеров выпрямился и с любопытством осмотрелся. Он стоял на дне узкого глубокого ущелья с крутыми, почти отвесными склонами. Ширина его не превышала тридцати шагов. Что касается длины, о ней судить было трудно — ущелье уходило куда-то влево и вправо.
Краев ущелья тоже не было видно. Светилась только нижняя часть стенок до высоты три-четыре метра. Все остальное тонуло в фиолетовой мгле.
Дно ущелья было усеяно округлыми телами величиной с большой астраханский арбуз. Одни почти полностью возвышались над илом, другие были наполовину погружены в него.
Возле шаров разбросали фиолетовые и голубые, пурпуровые и ярко-желтые узкие ланцетовидные лепестки какие-то странные организмы — полуживотные-полурастения. Пестрые пятнистые и полосатые венчики изумительной раскраски сближали их с цветами, длинные усики-щупальца делали похожими на мягкотелых.
Рассмотреть подробности их строения Борису Федоровичу не удалось. Как только он приближался к этим странным обитателям морского дна, лепестки смыкались, словно листочки стыдливой мимозы, и обесцвеченный, мгновенно потускневший бутон, плавно раскачивающийся на гибком стебле, прятался вместе с последним в широкой известковой трубке, а она, в свою очередь, исчезала из виду, молниеносно скрываясь в мягких илистых наслоениях.
И так происходило неизменно, едва только Борис Федорович, сделав шаг вперед, хотел нагнуться и коснуться рукой веников этих диковинных подводных цветов. Казалось, они настороженно следят за каждым его движением и не только следят, но и угадывают его мысли и принимают меры пассивной самообороны, прежде чем он успевает приблизиться к ним на расстояние протянутой руки.
Очевидно, организмы эти были снабжены какими-то необычайно чувствительными органами, быстро реагирующими на те неслышимые инфразвуковые колебания, которые рождали в воде шаги Озерова. Впереди Бориса Федоровича все время бежали волны и, надавливая на чуткие лепестки и усики, предупреждали их молчаливых обладателей о надвигающейся опасности.
Борис Федорович с удивлением смотрел на все это.
Сознание осаждали недоуменные вопросы.
«Естественная ли эта впадина или часть какого-то гидротехнического сооружения? Возникла ли она в результате разлома коры или была прорыта в те далекие времена, когда на месте моря была суша? Что служит источником своеобразного голубого свечения? Вкрапления радиоактивных минералов? Микроорганизмы? Химические процессы, неведомые земным обитателям? И, наконец, как лучше поступить ему, Озерову? Идти налево или направо?»
После короткого раздумья Борис Федорович предпочел последнее. Ему показалось, что в этом направлении дно впадины повышается.
Шел он по-прежнему медленно, старательно обходя шарообразные тела. А они, как на зло, по мере того, как впадина расширялась, попадались все чаще.
Озерова так и подмывало вытащить какой-нибудь из них из илистого слоя и разглядеть поближе. Но осторожность удерживала его. Гибель Ингра свидетельствовала о том, что на дне моря возможны различные «сюрпризы».
Сперва Борис Федорович думал, что это окаменелости или большие голыши, принесенные откуда-то горным потоком. Но когда он случайно коснулся одного из этих тел ногой, шар ожил, завертелся и стал быстро подниматься, ввинчиваясь в воду и оставляя за собой извилистый голубой след.
Примеру первого шара последовал второй, за ним третий, четвертый… Вскоре вся стая шарообразных существ, потревоженных Озеровым, поднялась, взмутив воду, со дна впадины.
Натыкаясь в дальнейшем на новые довольно многочисленные колонии шарообразных животных, Борис Федорович избегал тревожить их — легче и безопаснее было идти сквозь чистые, незамутненные толщи воды.
Пройдя с полкилометра, геолог почувствовал, что его увлекает вперед течение, а все водоросли, точно по команде, наклонились в одну сторону и напоминали теперь высокую траву, пригибаемую к земле ветром.
Очевидно, начинался прилив, и воды океана, заполняющие впадину, устремились к барьерному коралловому рифу, расположенному перпендикулярно к ней.
Борис Федорович ускорил шаги, стремясь отыскать какое-нибудь убежище. Во время пребывания в доме Ингра он убедился, что приливы у берегов Ямурии опаснее и грандиознее, чем на Земле. Но тогда он смотрел на буйство океанских валов с высоты крутого берегового обрыва и находился в полной безопасности, а сейчас…
Течение толкало его в спину, стремясь опрокинуть и, подхватив, увлечь за собой.
Некоторое время Борис Федорович сопротивлялся, но неравная борьба быстро измотала его. Убедившись в тщетности своих попыток устоять на ногах, он решил отдаться во власть течения. В коралловом барьере есть бреши. Поток пронесет его сквозь одну из них. За барьером спокойнее. Он отдохнет на дне лагуны и пойдет дальше.
Борис Федорович повернул вентиль, позволяющий изменять плавучесть скафандра, и лег на спину, вытянув вперед ноги. Течение тотчас же подхватило его. Впадина постепенно расширялась, склоны ее становились более пологими. Мимо Озерова в голубой полумгле проносились угловатые скалы с ноздреватой поверхностью, песчаные наслоения, плоские скалистые платформы, заросшие карликовыми водорослями.
Перед самым барьером мелькнули утесы, похожие на подводные башни, и пенящийся поток, перехлестнув через скалистый порог, ринулся куда-то вниз.
Бориса Федоровича, сжавшегося в клубок, несколько раз перевернуло, но, к счастью, ни обо что не ударило, и вскоре он почувствовал, что неподвижно лежит на мягком песчаном дне лагуны.
Опасное подводное путешествие закончилось. Теперь предстояло выйти осторожно на берег и познакомиться с рельефом и климатическими особенностями этого неведомого уголка Венеры.
…По дну лагуны, устланному мелким белым песком, Борис Федорович шел быстро и уверенно — он больше не опасался нападения какого-нибудь морского хищника. Пришлось пройти метров шестьсот-семьсот, прежде чем он достиг берега.
Когда голова его высунулась из воды и шлем смутно отразился в зеркале водоема, взорам Озерова открылось зрелище неописуемой красоты. Поистине феерический вид был перед ним.
Остров венчала высокая конусовидная гора явно вулканического происхождения. Верхняя часть ее склона была усеяна каменными курганчиками с плоскими, как бы срезанными вершинами. Это были боковые кратеры, из которых некогда изливалась лава. Застывшие бугристые потоки ее, похожие на океан, окаменевший во время шторма, тянулись до опушки оранжевого лиственного леса, редкого а низкорослого вблизи пояса лавы и дремучего, величественного у подошвы горы.
Вода в лагуне была чистая, прозрачная, и Борис Федорович, убедившись, что ему больше не грозит опасность, не спешил покинуть эту изумительно спокойную и кристально ясную среду.
Он бродил по мелководью, присматриваясь к обитателям песчаного дна и низкорослых бурых зарослей, похожих на миниатюрный подводный лес.
Каких животных тут только не было! Медленно шевеля плавниками, проплывали синие и розовые, коричневые и серебристые, светло серые и изумрудные рыбы причудливейших очертаний. У одних рты были длинные, похожие на трубку, у других — изогнутые, как клюв; носы третьих напоминали овальные весла или имели форму плоской лопаты; четвертые обладали непомерно большим шарообразным брюхом, и в этом брюхе-мешке с тонкими прозрачными стенками, растягивающимися, как резина, шевелились рыбы поменьше, очевидно, только что проглоченные живыми «мешками». Были рыбы, оснащенные радужными перьями, придающими им сходство с петухами, а следом за ними, преследуя добычу, стремительно проплывали рыбы с узкой пастью, усеянной острыми треугольными зубами, и длинным бичевидным хвостом.
Некоторые выскакивали из воды, совершая поистине гигантские прыжки, иные тонкими струйками воды, выпускаемыми из заостренного рта, метко сбивали насекомых, беспечно сидевших на прибрежных растениях.
В одном месте Борис Федорович заметил необычайно большое животное. Мясистое, отвислое туловище делало его похожим на отъевшуюся свинью. Сперва Озеров принял это, существо за хищника и потянулся невольно к кинжалу, но потом увидел, что оно обрывает тупой пастью ростки водорослей, и успокоился.
Любознательность являлась давним, неискоренимым «пороком» Бориса Федоровича.
Ему бы скорее выбраться на берег да отыскать местечко посуше и поукромнее для ночлега, а он все бродит по дну тропической лагуны, рассматривает водоросли и камни, приглядывается к повадкам диковинных рыб, червей и моллюсков.
«Однако, хватит, — прошептал, вздохнув, Озеров, — всего не осмотришь. На это и двух жизней не хватит».
И, побродив еще минут пять по соседству со свиноподобным существом, продолжающим насыщаться водорослями, Борис Федорович решительно направился к берегу.
Прошло две недели.
Борис Федорович и виэновец Ингр осторожно пробирались по дну мелководного моря, отделяющего Ямурию от архипелага, расположенного в экваториальной зоне Венеры. Сперва предполагалось, что члены тайной организации доставят Озерова на небольшом судне прямо на остров Тета.
Однако осуществить этот план не удалось. После освобождения Бориса Федоровича из заточения охрана берегов материка была усилена. По морю круглые сутки крейсировали сторожевые корабли.
Поэтому Ингр решил вывести Озерова из опасной зоны по морскому дну. Глубокой ночью они добрались на челноке до небольшого кораллового островка, одели легкие скафандры, снабженные большим запасом сжатого кислорода и позволяющие на протяжении многих часов находиться под водой, и теперь шли по склону подводного хребта.
Путь этот был хорошо знаком Ингру. Пользуясь подводной дорогой, члены тайной организации поддерживали регулярную связь со своими сторонниками, скрывающимися от преследований на многочисленных коралловых островах.
Облачившись в водолазные костюмы еще на рассвете, Озеров и Ингр дважды поднимались на повердность подышать свежим воздухом и теперь приближались к пункту, намеченному для третьего привала.
В диковинном мире оказался Борис Федорович, когда вслед за Ингром достиг морского дна.
Южный материк опоясывала цепь коралловых рифов — естественный барьер на пути океанских волн. Величественные водяные валы от зари до зари накатывались на эту зубчатую преграду. На протяжении сотен километров вдоль барьерного рифа бурлила белая пенистая полоса. Валы приносили из океана планктон и соли — незаменимую пищу для коралловых полипов. И они, ветвясь, разрастались из года в год.
При сумеречном свете, проникающем через десятиметровую толщу соленой воды, кораллы представлялись Борису Федоровичу, едва поспевавшему за своим проводником, каким-то сказочным садом. Ярко-алые, почти багровые, они напоминали своим цветом полированное красное дерево.
Рядом с алыми и шафранными коралловыми цветами причудливейших очертаний плавно раскачивались бурые водоросли. Длинные, гибкие стебли их представляли серьезное препятствие на пути Озерова и Ингра. Казалось, их притягивает к скафандрам магнитом. Они точно задались целью оплести людей, запугать их, принудить повернуть назад. Охваченные сложным волнообразным движением, они гибкими змеями обвивались вокруг туловища и ног, живыми петлями охватывали руки и шею.
Первое время Борису Федоровичу казалось, что водоросли и полипы — единственные обитатели прибрежных вод. Но он заблуждался. Когда они приблизились к подводной расщелине, из нее неожиданно выползло веретенообразное существо длиной метра два. От полосатого туловища отходили короткие отростки, похожие на зачаточные лапы, хребет был усажен длинными иглами, около ротового отверстия шевелились усы.
Озеров невольно попятился. Однако эта предосторожность была напрасной. Чудище не обратило на человека внимания. Энергично разгребая ил всеми своими лапами, оно зарылось в него. Лишь расплывающееся облачко мути указывало то место, по которому только что, растопырив иглы, ползал с задранным хвостом этот придонный жилец.
Через несколько шагов Озеров заметил с полдюжины крупных шарообразных тел, наполовину погруженных в ил. Сперва Борис Федорович принял их за окаменелости. Они казались безжизненными образованиями, обреченными на вековую неподвижность. Но вдруг шары на глазах удивленного геолога начали раздуваться, будто кто-то непрерывно нагнетал в них воду. И минуты не прошло, как они увеличились в два-три раза. Вначале их можно было сравнить с ежами — теперь они напоминали скорее больших дикобразов, угрожающе ощетинивших многочисленные колючки.
Очевидно, эти ленивые обитатели морского дна раздувались, чтобы отпугивать врагов.
По мере удаления от берега морская фауна становилась крупнее и разнообразнее.
Попадались большие морские звезды, охватившие длинными лучами плоские камни, по песку ползали ленточные черви, шарахались в стороны темно-зеленые и красно-бурые крабы и какие-то продолговатые уродливые ракообразные с хвостами скорпионов.
В одном месте Борис Федорович увидел среди скал чудовищную раковину, отдаленно напоминавшую земную тридакну. Моллюск расположил свой известковый домик почти вертикально. Тыльная часть раковины примыкала к расщелине, створки шириной метра в два каждая были раскрыты — они напоминали овальные двери в подводную пещеру. Внутри раковины переливалось и мерцало что-то зеленовато-синее, усеянное пурпуровыми пятнами. И увлеченный этим зрелищем Озеров снова — в какой уж раз здесь, на Венере, — допустил вопиющую неосторожность. Он вошел в гигантскую полость раковины, не задев ее стенок плечом. С интересом смотрел Озеров на разноцветные включения в студенистом теле моллюска, сверкавшие, как драгоценные камни. Он уже протянул было руку и слегка нагнулся, чтобы коснуться одного из камешков, когда створки начали смыкаться. Борис Федорович хотел было выбраться боком в быстро сужающийся проход, но не успел. Створки сомкнулись. К скафандру с двух сторон прижалась мягкая, мясистая масса. Она сдавливала тело Озерова и упруго сопротивлялась его движениям.
Сделав несколько безуспешных попыток раздвинуть створки, Борис Федорович понял, что моллюск сильнее его.
Минуты шли. Тело моллюска пульсировало. Оно то сжимало человека, сдавливая его так, что начинали трещать ребра, то слегка ослабляло свои мягкие объятия.
Озеров задыхался. Ему не хватало воздуха. Очевидно, моллюск повредил воздушный аппарат, прикрепленный к скафандру, или, в лучшем случае, сдавил трубку, подающую в шлем кислород.
К счастью, Озеров вспомнил, что на поясе скафандра находится кинжал — единственное оружие против возможного нападения подводных хищников.
Руки Бориса Федоровича были плотно прижаты к туловищу. Моллюск продолжал с неослабевающей силой стискивать его. Все же Борису Федоровичу удалось дотянуться правой рукой до рукоятки ножа и вытащить клинок.
Осторожно, чтобы не повредить скафандр, Озеров воткнул кинжал в тело моллюска и правел клинком снизу вверх. Мускулатура моллюска ослабла, дышать стало легче. Еще несколько ударов наугад — и мускульные связки, удерживающие створки раковины в сомкнутом положении, были перерезаны, дверцы подводной темницы распахнулись, в широкое отверстие, смывая со скафандра и прозрачной части шлема слизь, хлынула морская вода.
Пошатываясь, Озеров вышел из грота и осмотрелся. Ингра нигде не было видно.
Подойдя к тому месту, где он видел в последний раз своего спутника, Борис Федорович внимательно осмотрел дно. Судя по отпечаткам на поверхности илистых отложений и смятым стеблям водорослей, Ингр потоптался здесь, потом повернул влево — очевидно, заметил исчезновение Озерова и стал его искать.
Борис Федорович пошел по следам Ингра. Продолговатые лунки быстро затягивались илом. Водоросли встречались реже и не так затрудняли движение, но зато дно стало топким, и ноги все глубже погружались в вязкую, пузырящуюся массу, насыщенную продуктами брожения.
С трудом вытаскивая отяжелевшие ноги, Борис Федорович рыскал глазами по дну — он хотел отыскать какой-нибудь предмет, который можно было бы использовать в качестве палки.
И вдруг взгляд его упал на неподвижное, скрюченное тело Ингра. Метис лежал возле бурой каменной глыбы, сжимая в руке нечто длинное, чуть искривленное, похожее на окаменевший сук.
Борис Федорович шагнул к Ингру, нагнулся над ним и хотел уже выдернуть из его руки эту странную ветку, неизвестно откуда попавшую на дно моря, когда та изогнулась словно живая. И только тогда Озеров заметил, что у «ветки» плоская голова, рот с множеством мелких зубов и два фиолетовых тускло светящихся глаза.
В руке Ингра было зажато змееподобное существо. Напав на метиса, оно либо укусило его, либо парализовало мощным электрическим зарядом.
Размозжив камнем голову гадине, Борис Федорович внимательно осмотрел Ингра.
Он был мертв. На рукаве скафандра, чуть выше кисти, и возле пояса зияли рваные дыры. В них под давлением проникла вода, и Ингр захлебнулся.
Если бы все произошло на мелководье, вблизи берега, можно было бы попытаться откачать Ингра, но здесь, на глубине свыше двадцати метров, Озеров ничем не мог помочь ему.
Завалив труп камнями, Борис Федорович побрел по дну в том направлении, в каком его незадолго перед этим вел Ингр. Он был сейчас один, совсем один на дне безбрежного венерянского моря.
Прошло еще около получаса. Озеров заметил, что обитатели подводных джунглей охвачены беспокойством.
Зарывались в ил черви, съеживались, выталкивая из себя воду, шарообразные иглокожие, заползали в расщелины морские звезды, захлопывали створки двухметровых раковин исполинские тридакны, пряча за прочными известковыми стенками волнистые складки лилово-голубых и зеленовато-красных, полосатых и пятнистых мантий; скрывались в глубине пещер ракообразные.
Вода заметно помутнела. Гнулись, раскачивались, извивались в каком-то причудливом танце стебли бурых и розовых водорослей. Наклонные восходящие и нисходящие течения сбивали Озерова с ног, ударяя его то в грудь, то в спину. Миром безмолвия, изумительной красотой которого Озеров восторгался в первые минуты вынужденной подводной прогулки, овладевала тревога.
Видимость с каждой минутой ухудшалась. Надо было полагать, что небо потемнело и над океаном, изборожденным гигантскими валами, мчались свинцовые дождевые тучи, подгоняемые ураганным ветром. Яркие фиолетовые отсветы то и дело озаряли толщи воды — приближалась гроза.
Опасаясь, что его может втянуть в водовороты, образующиеся вблизи барьерного рифа, Борис Федорович стал удаляться от берега, о местонахождении которого судил по уклону морского дна.
Продвигаться приходилось медленно. Резкое, неосмотрительное движение могло привести к падению в какую-нибудь широкую трещину, замаскированную водорослями.
И все- таки Борис Федорович поскользнулся и упал. Пытаясь удержаться, он ухватился рукой за какую-то каменную глыбу, но та, качнувшись, рухнула вслед за ним.
Взмучивая воду, обрывая водоросли и вспугивая донных обитателей, Озеров несколько секунд скатывался кубарем по скользкому крутому откосу. Толстый слой ила, устилавшего дно впадины, смягчил удар. Скафандр и резервуар с воздухом не были повреждены. Борис Федорович отделался незначительными ушибами.