Я не пишу исторических романов. Мне интересна связь времен, переплетение в одном клубке отголосков истории настоящей, выдуманных миров и сегодняшней действительности. И роман «Вечный колокол» – это, скорей, игра в историю. Мир, в котором хотелось бы жить.
Представьте себе, что ключница княгини Ольги Малуша Любечанка не родила князя Владимира. И в 988 году крещения Руси не произошло.
1510 год. В истории настоящей – год присоединения Пскова к Москве. Новгород давно стоит под Иваном III, вечный колокол перевезен в Москву, республики больше нет. Культура вольного города чахнет, и за два столетия от поголовной грамотности новгородская земля уйдет в полную темноту невежества и мракобесия.
И новгородцы, не переча,
Глядели бледною толпой,
Как медный колокол с их веча
По воле царской снят долой!
Сияет копий лес колючий,
Повозку царскую везут;
За нею колокол певучий
На жердях гнущихся несут.
Холмы и топи! Глушь лесная!
И ту размыло… Как тут быть?
И царь, добравшись до Валдая,
Приказ дал: колокол разбить.
Разбили колокол, разбили!..
Сгребли валдайцы медный сор,
И колокольчики отлили,
И отливают до сих пор…
И, быль старинную вещая,
В тиши степей, в глуши лесной
Тот колокольчик, изнывая,
Гудит и бьется под дугой!..
Константин Случевский
Это легенда. На самом деле вечный колокол добрался до Москвы и был разбит через двести лет, во время правления Федора Алексеевича, в конце XVII века.
Если я не могу ничего изменить в прошлом, я изменю прошлое в своей фантазии. Пусть Новгородская республика живет в этой книге.
Итак, фантастический мир. Не Москва, а вольный Новгород объединяет Русь вокруг себя. В этом мире нет церквей, и жреческое сословие – волхвы – не занимаются политикой и не ищут власти: они несут людям волю богов. Шаманы же, появившиеся в результате сращения культур северо-восточных народов с русской, несут богам волю людей. И язычество развивается на Руси, созревает постепенно, достигает апогея, как религия древних греков, из набора суеверий превращаясь в философию жизни, подобно буддизму и конфуцианству.
Не связанная религией наука опережает европейскую, но не идет по пути прогресса в европейском его понимании – наш склад ума и характера ближе к созерцательному Востоку, нежели к деятельному Западу. Особенных успехов в этом мире достигает медицина, совмещающая знания строения человеческого тела и нетрадиционные способы лечения. Развиваются горное дело, металлургия, химия, агрономия.
В восьми верстах ниже по течению Волхова стоит Новгородский университет, подобно давно существующим университетам Европы, в котором учится две тысячи студентов. В истории настоящей к началу XVIII века на Руси не было не только высших учебных заведений, но и средних. И лишь начальное образование иногда получали священнослужители и знать.
Новгородское право и в реальной истории было прогрессивным для своего времени, мне не потребовалось много фантазии, чтобы представить себе право в выдуманном мною мире.
Ну а политика… Шаманы ходят в иные миры, чтобы изменить что-то в своем. И мои книги, повествуя о несуществующих мирах, призваны менять к лучшему наш.
Клотильда знала, что их знакомство состоялось задолго до того, как она отправилась на исповедь к отцу Мартину.
Знала, что Анастази обязана жизнью юному школяру, но кроме этого долга было что-то еще, глубоко родственное, будто эти двое происходили из одной материнской утробы. Их связывала некая схожесть в судьбе, сиротство и одиночество.
Они обе знали утраты, голод и нищету, предательство и неволю. Оба учились выживать. Их обеих ради забавы, как выловленных в лесу животных, взяли в мир сытых и властных, обеих выкупили по дешевке у нужды и страданий.
***
Полоска на полу гаснет. День уходит. Время сумерек. Предметы утратят привычные формы, поменяют цвет. Тени начнут удлиняться, сгустятся до черноты.
Я жду стука в дверь. За мной придут.
Впрочем, рыжий парень – его зовут Любен – не утруждает себя церемонией вежливости. Я такой же как он, между нами нет разницы, пожалуй, его статус даже значительней. Я пока нечто промежуточное, неопределенное, невзирая на внушительный перечень костюмов, что мне в скором времени предстоит надеть.
Герцогиня упомянула сукно из Антверпена, шелк из Лиона, бархат из Кордовы. Но это пока только слова, столбцы цифр в потертой книжице, а я только каприз.
Любен приносит мне другую одежду. Сорочка уже не полотняная, а из батиста, на рукавах – пена кружев. Камзол с золотым шитьем.
Я не могу удержаться и смотрю на Любена с удивлением. Он утвердительно кивает. Помогает одеться.
Следом за ним является цирюльник, черноволосый мужчина с эспаньолкой и выпуклым лбом. Он тщательно выбривает мне щеки и подбородок. Я смотрю на бритву. Такой легкий, смертоносный предмет. Промахнись он хотя бы на дюйм, и мое горло окажется перерезанным. Пальцы у него пухлые, мягкие, чуть липкие и пахнут чем-то приторно-сладким.
За ним приходит очередь куафера. Я никогда не уделял особого внимания своим волосам, они росли как им вздумается, ложились крупными за- витками, падали на лоб, лезли в глаза. Мадлен нравилось играть с ними. Нравилось наматывать их на свои тонкие пальчики…
Стоп! Дальше нельзя. Не вспоминать.
Куафер расчесывает и укладывает мои волосы. Щелкнув над моей головой ножницами, отсекает лишнюю прядь. Любен помогает надеть камзол, затем слегка давит мне на плечо, вынуждая взглянуть в огромное зеркало, которое держит передо мной ученик куафера, мальчик лет двенадцати.
В зеркале щегольски одетый черноволосый молодой человек. Он очень хорош собой, но бледен, и у него тени под глазами. Черты его лица мне знакомы и даже привычны. Но все же это не я. Кто- то другой. Потому что предшествующий я умер, как того и желал, а тот, кого я вижу в зеркале, всего лишь подделка.
Я отворачиваюсь от зеркала, вопросительно смотрю на Любена, затем на Анастази. Что дальше? Придворная дама отводит взгляд. Жестом приглашает следовать за собой. Мне это кажется, или она действительно смущена? Пока мы поднимаемся по лестницам, сворачиваем из одного коридора в другой, она не произносит ни слова.
Идет чуть впереди и не оглядывается. Но у высокой дубовой двери, по обеим сторонам которой застыли слуги в черно- серебристых ливреях, она оборачивается ко мне. Подходит очень близко, как будто намерена шепнуть мне тайное слово или, как Ариадна, вручить путеводную нить. Я слышу ее дыхание. Взгляд ее мечется по моему лицу. И тут я неожиданно прозреваю. Именно так она смотрела на меня в душной, переполненной палате, куда я принес ее. Она лишилась чувств, и большую часть пути я нес ее на руках.
Как и тогда, она что-то пытается разгадать или понять. Ищет ответ. Она верит, и в то же время сомневается.
Там, в лечебнице, я провел около нее целую ночь. Она то приходила в себя, то впадала в забытье. Не жаловалась и не кричала. Только стискивала зубы, когда я неловким прикосновением причинял ей боль. Плоть ее была словно изодрана крючьями. Где-то во мраке улиц, в квартале Нотр-Дам, она доверилась грязнорукому шарлатану. Хотела сохранить все в тайне.
Она ничего не рассказывала, да мне и не требовалось. Я часто видел этих несчастных. Обесчещенные, обманутые женщины, покинутые возлюбленные – они пытались изгнать из своего тела плод насилия, или греха.
Они шли на это преступление в надежде сохранить тайну.
Им казалось, что этой кровавой жертвой они смогут воскресить прошлое, вернуться туда, где жила мечта и пламенела надежда. Они думали, что так можно все исправить и начать все с начала.
Впрочем, большую часть этих жертвоприношений совершала нужда. Многие из них умирали, те, что оставались живы, теряли свои детородные способности, а были и такие, кто, пережив однажды эту боль, потерю любви, разочарование и предательство, навеки отрекались от мирских радостей и оканчивали свою жизнь в монастырях.
Я ничего не знал об этой женщине, не спрашивал ее имени. Видел только, что она не горожанка, а знатная дама. Что ж, и с ними это тоже случается. И они страдают. И кровь у них того же цвета, что и у прочих. Им приходится порой даже хуже, чем безымянным гризеткам. Знатное происхождение предполагает строжайшую тайну. Огласка – это позор и даже смерть. Опороченная жертва будет лишена семьи и самого имени. От нее отвернутся друзья, ее покинет муж, двери всех благородных домов будут для нее закрыты.
Ей придется скрываться и влачить свои дни в печальном уединении. Или похоронить себя в монастыре. Вершина, на которую возносит судьба, скрывает по ту сторону пропасть. Какой же страх, какая смертельная тайна вынудили ее отправиться в эти зловещие закоулки, где сам воздух клубится пороком? Каким мужеством надо обладать, чтобы стоически вынести боль, затем встать и отправиться в обратный путь по тем же заболоченным переулкам!
И вот она вновь смотрит на меня, не то укоряя, не то напутствуя. Она хочет что-то сказать, но ей мешают слуги. Она бросает на них ненавидящий взгляд, вздыхает и ровно произносит:
– Ее высочество ждет вас.
Дом с непривычки казался огромным. Башню Старка прошерстили сверху донизу: кое-что из привычной обстановки осталось на средних и нижних этажах, а пентхаус изменился почти до неузнаваемости. Из мастерской вынесли всё подчистую, оставив голые стены. Тони потерянно бродил по коридорам, переходил из комнаты в комнату, пытаясь поймать ощущение, что он находится у себя дома, но ничего не выходило.
«Джарвис, какого черта тут творится?»
«Я не могу ответить на ваш вопрос, сэр. Потому что я перестал существовать».
Мысленно прокрутив в голове этот короткий диалог, Тони на секунду остановился, прикрыв глаза. Джарвиса больше нет. На его месте какая-то стандартная прога вроде «Домашнего управляющего» с дурацким монотонным голосом и ограниченным набором функций. Нет ни Пеппер, ни Хэппи, ни Роуди. Нет его компьютеров, инструментов, домашних дройдов, коллекций элитного алкоголя, живописи, эксклюзивных аэромобилей и спидеров. Да, черт подери, даже его любимая кружка куда-то запропастилась.
Ощутив внезапную слабость в ногах, он оперся о стену, потом медленно сполз вниз, сел, уткнулся лбом в колени. Он чувствовал себя больным и разбитым, это никуда не годилось. Для людей существуют стимулы выживать и двигаться вперед двух противоположных направленностей: позитивного и негативного. Позитивный — выживание ради чего-то или кого-то, негативный — выживание назло чему-то или кому-то. Позитивный стимул стал для него недоступен с тех пор, как он лишился всего, что было для него важно и дорого, оставался негативный. Старку бы сейчас не помешал мощный заряд здоровой злости. Ненависть к доктору Золе была изрядно приправлена отчаянием и безнадегой, собственно, как хороший психолог, Зола рассчитал всё правильно — ненависть к нему не придавала сил, а обессиливала. Фигура Шмидта отложилась в сознании смутной тенью, за нее сложно было зацепиться. А вот капитан Роджерс… Тони вновь попытался представить его в допросной, рядом с Золой и креслом, в котором сидела Кристин Шелли. Пририсовать злорадную ухмылку на идеально красивое лицо, сделать ясный открытый взгляд затуманенным маслянистой поволокой удовольствия от происходящего. Ни черта не выходило. Скверно. Совсем скоро они встретятся лицом к лицу. Точнее, уже сегодня. Сперва будет регистрация брака в Капитолии, потом короткое интервью местной прессе. А после они вернутся сюда, и для Тони начнется совершенно новая жизнь — жизнь под постоянным надзором, словно в прозрачном аквариуме.
— Сэр, я искал вас. Завтрак готов, а команда стилистов уже ждет в зале рядом с гардеробной.
Старк поднял голову, моргнул, сфокусировав взгляд на высокой фигуре в идеально скроенном светло-сером костюме и безупречным пробором на гладко прилизанных светлых волосах. Парень, которого приставили к нему в качестве личного камердинера, оказался в меру назойливым, со слегка слащавыми манерами, но в целом резкого отторжения не вызывал.
— Э-э-э… как тебя там?
— Валентин Краузе, сэр.
— Слишком длинно, буду называть тебя Вэл. Ты же сказал, у меня есть час.
— Час уже прошел, сэр.
— Ладно. Я иду.
За большим овальной формы столом, сохранившимся еще со времен его отца, Тони никогда не ел. Он вообще редко ел дома: обычно Пеппер приносила ему сэндвичи и пиццу, и он съедал их прямо в мастерской, не отрываясь от работы. Теперь, сидя во главе стола, он ощущал себя еще более оторванным от привычной среды обитания, чем даже находясь в тюремной камере. Завтрак был сервирован на одну персону по всем правилам этикета: омлет с грибами, овощи, кусочки ветчины и сыра, свежевыжатый сок и кофе. Тони жадно потянулся к чашке с вожделенным напитком, глотнул и поморщился.
— Вэл, что это за дрянь, скажи на милость?
— Кофе без кофеина, сэр. Обычный вам пока нельзя, врачи запретили.
— Просто заебись, какая забота, — бормотнул Тони сквозь зубы, брезгливо отодвигая чашку. Почти не чувствуя вкуса, сжевал что-то из лежащего на тарелках, выпил сок, встал, неловко отодвинув громоздкий стул.
В комнате, оборудованной под гримерную, его ждали пятеро вычурно одетых и причесанных особ, чей пол и возраст сложно было определить с первого взгляда. Будто с головой окунув в суету и назойливый гул голосов, его усадили в кресло, окружили, наперебой обсуждая детали своей будущей работы. Пока на лице Старка подсыхала чудодейственная маска, кто-то приводил в порядок его ногти, кто-то мазал его волосы липкой пахучей дрянью, кто-то носился вокруг, обсуждая детали костюма. Спустя пару часов ему, уже полностью загримированному и одетому, позволили глянуть на себя в зеркало. И он, наконец, по достоинству оценил проделанную над ним работу — казалось, он вышел не из застенок Гидры, а вернулся из длительного отпуска у моря. Гладкая кожа лица, покрытая автозагаром, ухоженные волосы, стриженные, возможно, чуть короче, чем обычно, кремового цвета костюм с модным галстуком, стилизованный под смокинг. Разве что щеки чуть более впалые, чем раньше, но это было почти незаметно благодаря искусно наложенному тону. Команда стилистов толпилась вокруг, наводя последние штрихи на идеальный образ и явно ожидая похвалы. Тони дернул уголком рта, приводя лицевые мышцы в движение. Повел бровями, цинично ухмыльнулся своему отражению.
— Не невеста, а загляденье. Сам бы себе вдул.
***
Стоя перед зеркалом, Стив оправил парадный мундир, стряхнул с рукава невидимую пылинку. Ему показалось, из зеркала на него смотрит не он, а какой-то другой человек. Уже в который раз он задал себе вопрос, правильно ли поступает. Готов ли он для той игры, в которую ввязался. Было бы гораздо проще… Впрочем, что толку рассуждать. Его основной жизненный принцип — если ты можешь что-то сделать, то делай — не позволил бы ему поступить иначе. Нет ничего хуже, чем оставаться в стороне, опасаясь испачкаться. Солдат не боится ни крови, ни грязи.
Отражение Иоганна Шмидта внезапно появилось позади и чуть сбоку, одобрительно кивнуло. Стив резко развернулся на каблуках.
— Не слышал, как вы вошли.
— Ну, вы были увлечены наведением лоска. Продолжайте, прошу.
— Я уже закончил.
— Хорошо. — Бледно-голубые глаза пристально впились в его лицо. — Я хочу вам напомнить кое-что. Хоть герцог Горган, ваш сюзерен, и нажал на нужные кнопки, дабы ввести в эту шахматную партию свою фигуру, не стоит забывать, что это целиком и полностью моя игра. Калсида стала нашей благодаря Гидре, а армия потерпела сокрушительное фиаско. Его Величество прекрасно об этом осведомлен, так что даже не пытайтесь перетянуть одеяло на себя и присвоить себе наши заслуги. Вы будете контролировать Старка, а я буду контролировать вас. Помните об этом.
Роджерс кивнул с невозмутимым видом.
— Я просто солдат, мессир. У меня нет опыта в подобных вещах. Так что я полностью полагаюсь на вас.
И кажется, Шмидт остался доволен его ответом.
Долгое время Стив мысленно готовил себя к встрече с Тони, ждал этой встречи и одновременно боялся. Боялся враждебности, страха, отвращения, написанных на лице, которое частенько всплывало перед его мысленным взором с момента той памятной вечеринки. Его не должны были волновать эмоции Старка, но ничего поделать с собой он не мог — при мысли, что Тони будет его ненавидеть, что-то сжималось внутри и горечь комом подкатывала к горлу. Может, Старк и забыл его сразу, как только проснулся поутру в опустевшей постели, но для Стива та ночь была особенной. Он готов был поклясться, что между ними тогда что-то зародилось, некая связь. А возможно, это была всего лишь иллюзия, подсознательная попытка обрести привязанность взамен тех, которые он потерял. Кто знает.
В реальности всё случилось вполне буднично — они встретились в широком коридоре здания Капитолия, Старк мазнул по нему взглядом, скупо кивнул головой, обозначив, что заметил присутствие своего жениха. Шмидт взял на себя роль свидетеля со стороны Роджерса, а со стороны Старка свидетелем выступал Обадайя Стейн — неприятный лысый тип с острым, как булавка, взглядом. Кажется, он был другом Говарда Старка, а потом помог Жнецам высадиться на Калсиду. Да уж, Тони не позавидуешь. А потом они, в присутствии свидетелей, отвечали на стандартные вопросы уполномоченного чиновника Министерства по гражданским вопросам Калсиды, завершив короткую церемонию поставленными в книге регистрации подписями. После Стив стоял пару секунд, пытаясь осмыслить произошедшее. Кажется, он никогда не планировал вступать в брак. И даже серьезных отношений не планировал. Хотя, всё это сложно было назвать отношениями и тем более браком. Придется периодически себе об этом напоминать.
Развернувшись лицом к двери, внезапно уперся взглядом в Стейна, увидел, как он отечески похлопывает Тони по плечу, а тот каменеет от его прикосновения, поймал конец фразы.
— …ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты с детства был гением, мой мальчик, но вот дисциплина у тебя всегда хромала. Надеюсь, капитан Роджерс научит тебя дисциплине.
Стива внезапно обдало жаркой волной ненависти, и лишь через секунду он осознал, что это не его эмоции, а эмоции Старка. Прерывисто выдохнул, борясь со жгучим желанием подойти и свернуть Обадайе его жилистую шею. Что-то странное творилось. Его способности эмпата никогда не были настолько хороши. Внешне Старк остался невозмутим — дернул уголком рта, что-то ответил, что-то стандартно вежливое.
На выходе их обступила толпа журналистов. Стив на секунду ослеп от вспышек, оглох от голосов и совершенно растерялся; на Аристотеле не существовало такого понятия как «свободная пресса», и это сборище горластых дотошных людей обоего пола вызывало у него смесь тревоги и раздражения. Старк же сориентировался мгновенно — шагнул ближе к Роджерсу, приобнял за талию, широко улыбнулся, приветственно закивал журналистам, потом махнул рукой, призывая к тишине.
— Дамы и господа, времени у нас с супругом не так много, поэтому отвечу всего на несколько вопросов.
Все опять заговорили наперебой, пока Тони царственным жестом не дал слово тощему пареньку в клетчатой куртке.
— Мистер Старк, о вас давно ничего не было слышно. Вас даже считали погибшим. Это правда, что вы добровольно пошли на сотрудничество с… новыми властями?
Теперь, когда Тони стоял вплотную, прикасаясь к нему, эмпатия усилилась, и Стива словно прошило судорогой боли, хотя внешне Старк выглядел совершенно расслабленным.
— Видите ли, юноша, я не политик. Я ученый и бизнесмен. Я плотно работал с прежней властью, пока она не показала свою полную несостоятельность и неспособность защитить планету. Пора двигаться дальше. Но мой главный приоритет остался неизменным — благо народа Калсиды.
Снова беспорядочный гул голосов, и писклявый женский голосок, перекричавший всех:
— Мистер Старк, а что насчет вашего внезапного вступления в брак? Это тоже как-то связано с благом народа Калсиды?
В толпе послышались смешки. Стив бы провалился сквозь землю от смущения, но Тони лишь хохотнул в ответ.
— Ну что вы, милочка. Я никогда не давал обет целомудрия и умерщвления плоти. Я сибарит. Думая о других, я не забываю о себе. Мы с капитаном Роджерсом познакомились год назад на вечеринке в честь подписания мирного договора, — после этих слов Стив вновь ощутил нечто похожее на судорогу боли, — а не так давно продолжили знакомство. Знаете, один из тех редких случаев, когда личные желания совпадают с общественной выгодой. А теперь прошу меня простить, — Тони похабно ухмыльнулся прямо в объектив камеры, которую направляла на него тощая остроносая брюнетка, — но если бы вы только что сочетались узами брака с эдаким красавцем, вам тоже не терпелось бы с ним уединиться, если вы понимаете, о чем я.
Они спустились по лестнице к аэрокару, сопровождаемые смехом и возмущенными возгласами, и наконец оказались в салоне одни. Плюхнувшись на сидение, Тони сморщился, будто его тошнило, и принялся массировать виски. Стив замер, сцепив пальцы в замок и не в силах пошевелиться, будто придавленный исходящим от Старка ощущением нечеловеческой усталости и полного опустошения. Когда Тони повернул голову в его сторону, он едва нашел в себе силы посмотреть ему в глаза. Как ни странно, в них не было ничего похожего на ненависть, страх, или отвращение.
— Ну… Кажется, это всё.
— Да… Я… Нет, не совсем. Меня проинструктировали… — Разозлившись на себя за косноязычие, Стив тряхнул головой и решительно закончил фразу: — Меня проинструктировали, что мы должны консумировать брак.
Старк отвел глаза, от него словно дохнуло холодом и безнадегой. Стив внезапно подметил то, что раньше ускользнуло от его внимания: насколько усталый и затравленный взгляд Тони плохо сочетается со свежим цветом его лица, его запястья, выглядывающие из манжетов рубахи, казались неестественно тонкими, а кадык выпирал сильнее, чем на снимках, сделанных месяц назад.
— Вот как… Я думал, исполнение супружеского долга будет интересовать твое начальство в последнюю очередь.
— Возможно, но без этого наш брак могут признать недействительным.
Фраза прозвучала до отвращения деревянно-штампованно, но Старк внезапно снисходительно усмехнулся одними глазами и кивнул.
— Хорошо. Раз так, мне бы не хотелось откладывать это на потом.
***
Стоя под горячими тугими струями, Тони наслаждался моментом уединения. Хотя, какое, к чертям, уединение — камеры наверняка понатыканы везде, в том числе в санузлах и спальне. Спальне… Господи Иисусе, вот уж когда начнешь жалеть, что ты не эксгибиционист. Интересно, Роджерсу всё равно? В армии ты всё время на виду, словно насекомое в банке, наверняка ему не привыкать. В памяти вдруг всплыла допросная и угроза доктора Золы собрать солдат из охраны и пустить Старка по кругу. Это было в один из первых дней, кажется. Тони тогда еще не отпускало ощущение нереальности происходящего, он вроде как пытался абстрагироваться, представить, что всё это происходит не с ним. Он среагировал мгновенно — игриво повел бровями и сказал, что ему, возможно, даже понравится. Зависит от степени привлекательности парней. Судя по всему, он был убедителен, поскольку Зола в дальнейшем отказался от мысли давить на эти кнопки.
Борясь со внезапно подкатившим к горлу приступом тошноты, он закрутил краны и прижался лбом к запотевшей стенке душевой кабины. Постоял пару секунд, тщательно вытерся, обвязал полотенце вокруг бедер и вышел наружу.
Сидя на краю широкой кровати, Роджерс, одетый в майку и широкие треники, гипнотизировал взглядом остатки скотча на дне своего стакана. Поднял голову, глянул на Старка, и лицо его вмиг разительно изменилось — сложно было с чем-то спутать выражение глубокого шока. Казалось, он с трудом взял себя в руки, разглядывая Тони с ног до головы; его губы дрогнули, в глазах явственно мелькнули ужас и жалость. Ах да, точно. Все старания стилистов смыты водой, а нарядный костюм висит в шкафу. Тони вспомнил ту бледную образину с кругами под глазами, виденную им в зеркале нынче утром. Как говорится — краше в гроб кладут. В качестве дополнительного бонуса шли выпирающие ребра с поперечными синеватыми полосками, следы от электродов под ключицами и шрамы на запястьях. Ну просто мечта некрофила. Роджерс, кажется, впал в ступор, и это никуда не годилось. В голове, уже в который раз за последние дни, всплыл вопрос: почему именно он? Случайность? Старк не верил в случайности.
— Мда, — констатировал Тони задумчиво, сделав шаг к кровати, — кажется, тебя не вдохновляет то, что ты видишь. Это проблема. Знаешь, у меня, возможно, где-то сохранился контакт службы эскорта, там работает одна милашка — большой специалист по таким вот проблемам. Поднимет настрой не хуже таблеток, да и для здоровья полезнее, чем…
— Прекрати!
Роджерс внезапно шагнул к нему — стремительный, жаркий, отчаянно-решительный. Ощутив его руки на своих плечах, Тони замер, закаменев, ощущая лбом прерывистое дыхание с запахом скотча. Обжигающий вихрь эмоций заколотился у него внутри, странных, незнакомых, не его. Они стояли так пару секунд, потом Стив медленно разжал пальцы, растерянно глянул на свои ладони. Его щеки порозовели, дыхание сделалось прерывистым. Тони аккуратно оттянул резинку его треников, беззастенчиво заглянул внутрь, причмокнул языком.
— Ну вот, кажется, твоему другу я нравлюсь больше.
Не сводя с Роджерса глаз, уронил с бедер полотенце, переступил через него и плавно переместился на кровать. Прищурился, облизнул пересохшие губы; разорвав зрительный контакт, встал на четвереньки, упершись локтями в изголовье.
Ощущая прикосновения знакомых ладоней с крошечной мозолью на подушечке указательного пальца правой руки — настолько осторожные, как будто он был сделан из хрусталя, — Тони думал о том, что выбор Роджерса на эту роль наверняка был частью плана Золы и Шмидта окончательно его сломать. Он и сам не заметил, как ему залезли в голову, выпотрошили, вывернули наизнанку, нашли самые уязвимые места. Всё было бы куда проще, если бы сейчас другой, чужой человек, желательно неприятный, просто трахнул бы его, не особо заботясь о подготовке, и оставил в покое. Тело после долгого воздержания реагировало, вопреки всему, на медленные движения покрытых любрикантом пальцев внутри; самым правильным было отключить мозги и отдаться на волю чистой физиологии. Не вспоминать, как те же самые руки прикасались к нему по-хозяйски грубовато, словно имея на это право, как Стив ухватил его пятерней за задницу и вопросительно приподнял бровь, а получив утвердительный кивок, опрокинул на спину, навалившись сверху, как, кончая, простонал его имя. Как они целовались, как светились его глаза в полумраке, а растрепавшаяся челка щекотала Тони лоб…
— Ненавижу! Ненавижусуканенавижу! — хрипло выдохнул он сквозь зубы, кончая в собственную ладонь и ощущая спиной суматошное трепыхание чужого сердца.
Несколько размашистых толчков, и Роджерс замер, содрогаясь и рвано выдыхая воздух из легких.
Спустя час Тони Старк стоял на том самом балконе, с которого едва не свалился во время вечеринки, казавшейся сейчас чем-то бесконечно далеким, чем-то из другой жизни. Медленно затягивался самокруткой, ощущая, как голова становится пустой и потихоньку наливается мягкой одурью. Даже дотошные агенты, проводившие обыск в доме, не нашли его заначку с травой. Вот так, да. Меньше посторонних мыслей, меньше чувств. Меньше чувств — меньше пиздостраданий. И больше пользы для дела.
_________________________________________________________________________
Следующие две недели для Вовки оказались самыми захватывающими в жизни.
Он проявлял чудеса изобретательности и маскировки. От мамы он прятал Шторма под кроватью, в шкафу, однажды киборгу пришлось вылезти в окно и висеть, ухватившись за край рамы, пока женщина не покинула комнату.
С киборгом было до ужаса интересно. Он умел везде залезть, дотянуться, спрятаться, видеть в темноте. Пальцами температуру определял, слышал за сто метров. Исключительно поэтому они не попались маме на глаза.
Еще можно было учить его новым словам, спросить любую формулу, приказать приготовить еду, а играть как с ним было весело! Правда, киборг был настолько везучим, что становилось неинтересно. Не честно же, когда у него кубики падают всегда пятерками или шестерками в игре наперегонки, и точно нужное количество очков, если надо попасть на нужную клетку.
Но одна проблема была неразрешима — Вовкина заначка быстро закончилась, хотя он покупал только дешевые продукты. И как-то надо было выкручиваться. Брать дома еду было нельзя — мама-то не пропустит, что ее стало тратиться больше. Пару дней Вовка мужественно поголодал. То есть не голодал в полном смысле слова, просто отдавал киборгу часть своей порции. Но тот быстро догадался, чем занимается его малолетний хозяин, и наотрез отказался брать его еду.
— Уровень питательных веществ в норме, — и хоть разбей голову об него.
Поразмыслив над ситуацией, Вовка не нашёл другого выхода, как рассказать по секрету про Шторма двум приятелям.
***
Потрясенные, те пришли посмотреть, потрогать, расспросить. Серьезно обсудить Вовкину проблему – как прокормить.
Друг за друга все трое были горой. Так что Шторма целый месяц кормили вскладчину и строили планы.
Еще Вовка, втихаря от мамы, сходил с киборгом в гараж, попросил достать чемодан с папиными вещами. Мама сказала, что выкинуть жалко, вдруг пригодятся.
Вот и пригодились. Вовка почти не помнил внешность отца, только голос и ощущение, что он рядом. И одетый в его вещи темноволосый киборг у него никаких ассоциаций не вызвал. Просто одежда.
Узнав, что в киборга стреляли, мальчишки пришли к тому же выводу, что и Вовка. Хозяин связался с дурной компанией, и киборга нужно прятать. Иначе могут отобрать и добить. И с жаром поклялись сделать для этого все, что в их силах.
Он не был для них разумным, точнее, они не осознавали, что он разумный. Но он однозначно был для них живой.
***
Сам Шторм был в растерянности.
Если киборг теряет хозяина, он переходит в собственность его наследников или возвращается к производителю. В “DEX-Company” он не хотел ни под каким предлогом. Наследников у Василия Розанова не было. DEX просто завис в неопределенности…
Шторм не мог пожаловаться на тяжелую судьбу. Его списали через два года после выпуска, шрамов не так уж и много, он был вполне работоспособен, но по нормативам положено обновлять оборудование. У него не было десятка хозяев, передававших его с рук на руки, он не попал ни в подпольный клуб, ни к наемникам, его купил обычный человек, которому просто захотелось купить киборга. Василий услышал про то, что киборги бывают бракованные, и решил поставить эксперимент. Ему показалось, что Шторм не такой, как все остальные, выставленные на распродажу.
К слову сказать, тогда DEX был еще абсолютно нормальным киборгом. Осознал себя он позже. И прошло это спокойно, без долгих метаний и паники.
Через полтора года хозяин попал в неприятную историю с кредитом. Стал докапываться до истины, выяснил, что стал жертвой мошеннической схемы, но у него не получалось ничего доказать. Он обратился в полицию, но тоже ничего не добился.
И решил добраться до истины сам.
Пошел на риск, ввязался в азартные игры. Все, чтобы произвести впечатление простофили, которого легко обмануть. Он все записывал, фиксировал, проверял. Больше года вел свое личное расследование. База данных, собранная им, могла пролить свет на множество махинаций.
Но играть против преступников смертельно опасно. Хозяин собирался сходить на встречу, записать последний разговор и идти в полицию.
— Слушай меня очень внимательно, Рома. Ты должен будешь все передать полиции. Все, что я в тебе закодировал. Но только полиции, понимаешь? И только тому, кто будет вести наше дело, мое дело. Запомнил?
Роме, такое имя дал ему хозяин, не нравилась эта затея. Но отговорить Василия не удалось. Встреча закончилась стрельбой. Хозяина убили, его самого скрутили два киборга. Хотели выдернуть чип, но была поднята тревога. Поэтому мертвого человека и отключившегося от мощного разряда блокиратора киборга кинули в багажник. Машины рассредоточились, уходя от погони. От тел едва успели избавиться, скинув прямо на свалке.
Повреждения от почти двух десятков пуль загрузили импланты на 78 процентов, остановив кровотечение и поддерживая работу внутренних органов. Но на этом всё и закончилось. Энергии работающие импланты потребляли много, а восполнить её, чтобы запустить регенерацию, было негде. Киборг постепенно терял силы и на тот момент, когда на него наткнулся Вовка, уже почти дошёл до критической отметки, когда ещё немного — и импланты отключатся.
У киборга был приказ – доставить сведения в полицию. Последний приказ, который киборг выполняет, даже если хозяин мертв.
Для его выполнения возможно использование любых средств. Даже подчиняться ребёнку. Главное – найти способ идентифицировать сотрудника полиции, который ведет дело об убийстве Василия Розанова. Ему он должен передать базу данных. А потом… про потом Рома старался не думать. Ему было так… спокойно. Хотелось остаться рядом и защищать мальчика. Помочь ему и его матери. Быть полезным. Жить.
Киборг старался и искал данные, не увиливая от выполнения приказа. Он… скучал по Василию. Казалось, его жизнь наладилась, хозяин принял его разумность, относился к нему как… почти как к человеку. Скрываться и оттягивать возвращение в “DEX-Company” было предательством. Хозяин ведь его прикрывал.
Сейчас мальчик называл его Штормом. С ним жить было интереснее! Все-таки киборг был в большей степени ребенком, чем взрослым. Просто предыдущий хозяин считал его взрослым, а киборг старался изо всех сил его не разочаровать.
Они вчетвером сидели на полу, играя в голографический аналог «Волков и овец». И так спешили, что Вовка забыл захлопнуть дверь.
Шторм засек приближение полиции, но вероятность того, что они направляются в их квартиру, была мала. А когда полицейские остановились около их двери, предпринимать что-то, кроме перехода в боевой режим, чтобы прорваться, было поздно.
Одновременно с полицией вернулась Ольга.
— Что происходит?
— Я сержант Томас Мор, — представился мужчина, предъявляя значок. — Вы — Ольга Андреевна Смирнова?
— Да, это я.
— У вас в квартире находится киборг DEX-6.
— Что?! Как?!
— Мы засекли его чип. Этот киборг является ценной уликой в деле убийства его хозяина. И он находится в вашей квартире.
— Господи, — — Ольга побелела, — у меня же там ребенок!!!
Шторм тем временем отложил кубики и медленно поднялся.
— Там полиция.
Мальчишки вскочили.
— Что? Точно к нам?
— Это за мной.
— Почему? Ты мой! Я тебя нашел и починил!
— Это полиция. Я должен передать им данные.
Дверь распахнулась, и в коридор вошли двое в полицейской форме.
— Стоять на месте!! DEX, полное подчинение!
— Нет!! – закричал Вовка, загораживая киборга, а потом бросаясь на растерявшегося полицейского. — Шторм, беги! Беги!!!
— Сынок, отойди от него!! – в ужасе воскликнула Ольга.
— Стоять!!
Киборг не оказывал сопротивления. Он молча заложил руки за голову и опустился на колени.
Вовка вырывался из рук полицейского, который перехватил его, отрывая от киборга, уверял, что взрослые все перепутали, он просто нашел этого киборга. Починил. Они ошиблись, он исправный и хороший.
— Вы ведете дело Василия Розанова?
— Да.
— Не пугайте людей. Я иду с вами.
Слегка опешивший полицейский кивнул. На киборга надели специальные наручники и увели. Томас попросил хозяйку пройти на кухню, чтобы заполнить протокол и рассказать что случилось.
Растирая злые слезы, Вовка рассказал, как нашел на помойке киборга. Никому не нужного, сломанного.
— Ты что же, притащил его домой? – ахнула мать, хватаясь за сердце. – Киборга?!
— Мам, он хороший!
— Хороший?! Это киборг! Машина!
— Неправда!!! Он живой!!!
— Прошу успокоиться, — вмешался Томас. — Ольга Андреевна, не надо так волноваться. Вова, этот киборг что-то тебе рассказывал?
— Нет.
— Имя? Что случилось с его хозяином?
— Нет. А что с ним сделают? Убьют?
— Успокойся. Разберемся и примем решение. И что, давно он у тебя живет?
Вовка покосился на мать, шмыгнул носом и ответил.
— С лета. С августа.
Полицейский тоже посмотрел на Ольгу.
— Вы ничего странного в квартире не заметили за полтора месяца?
Та вспыхнула и помотала головой, чувствуя себя отвратительно. Что она за мать, за хозяйка, если полтора месяца не замечала в небольшой квартире, в комнате сына, присутствия ТАКОГО?!
— Ну, погоди у меня, паршивец!
***
С мамой Вовка, едва полицейские, прихватив киборга ушли, поссорился. Наслушался о том какой он плохой сын, обманщик, с таким враньем путь ему прямиком в колонию. Сегодня мать обманул, завтра полицейского, потом убьешь кого-то!
Возмущенный несправедливостью, мальчишка собрал рюкзачок и ушел из дома.
На следующее утро, наглотавшись перед этим успокоительных капель, Ольга побежала в полицию. Подавать заявление на поиск ребенка.
В Управлении полиции царило оживление. Найденный киборг (а чтобы его разыскать, как раз и потребовалось несколько недель) передал следствию бесценные материалы.
Поднимались архивные нераскрытые дела, составлялись планы задержания. В центре этого водоворота оказался бракованный DEX, с которым тоже не очень знали, что делать. Закончив передачу данных, он замер, глядя в одну точку, и отвечал только на простые вопросы. Впору было усомниться, что они слышали от него вполне нормальные ответы.
Словно выключили его.
Сержант Мор не успел даже видеофон активировать, как в его временный кабинет привели Ольгу Смирнову.
— У меня сын сбежал, — — убито выдохнула женщина и заплакала.
Том опешил, не понимая, почему ее привели к нему. Оказалось, она сама попросила.
— Все из-за этого проклятого киборга! — Женщина попыталась взять себя в руки. — Мы с ним поссорились, я наговорила много лишнего. А он обещал хорошо себя вести, только бы мы этого… Шторма оставили себе. Но как я могла на такое согласиться?! Конечно, сказала, чтобы и думать забыл. Вечером он в комнате заперся, утром прихожу – пусто. Навел порядок, собрал одежду и нет его!
Томас потер лоб.
— Ему только девять лет. Куда он мог пойти?
Ольга покачала головой.
— Не знаю. Я его друзей обзвонила, на его любимую свалку сбегала, квартал и район обошла, соседей расспросила. Я знаю, что вы скажете. Чего ждать от матери, которая полтора месяца взрослого мужика в доме не заметила. Но…
— Ольга Андреевна, если DEX-6 старается быть незамеченным, у него это получается и в военной обстановке. Но вы правы. Не заметить киборга дома сложно. Послушайте…
— А этого, — Ольга успела заметить, что причина, перевернувшая ее жизнь, стоит у стены, — киборга, можно забрать? Теоретически.
Томас снова потер лоб.
— Теоретически можно. Но я бы на вашем месте подумал еще раз. Сейчас Вова шантажом вынудит вас взять киборга. Чтобы позлить и заставить волноваться, он убежал и где-то прячется. Один раз вы ему уступите, он может захотеть еще чего-то и снова убежать.
— Что же мне делать? Если бы отец его был жив… А ему уже девять, самый проблемный возраст.
— Самый проблемный это с двенадцати, — не успокоил ее сержант. – Давайте так сделаем. Сейчас в городе проходит много обысков, арестов и прочих следственных мероприятий. Параллельно будут искать Вову. А вы идите домой. Как только будут какие-то сведения — я с вами свяжусь.
Ольга ушла, сержант устало сел за стол.
— Необходимо уточнить данные, — произнес киборг.
От неожиданности сержант едва не свалился со стула.
— Что?
— Вова часто говорил о своем дяде. Геннадий Смирнов проживает на Эдеме, работает в лесничестве. Необходимо проверить расписание вылетающих рейсов.
— Ты думаешь, он к дяде рванул? Почему?
Киборг помедлил.
— Ребенок не поехал на каникулы, очень скучал. Дяде он доверяет, с его слов тот его поддерживал и понимал больше матери. У Геннадия Смирнова есть киборг. Посмотреть на него он очень хотел. Вероятность того, что ребенок попробует добраться до родственника, составляет сорок семь процентов.
— Черт, — вскочил с места сержант, — погнали в космопорт!
Путь через пустошь
Неужто отпустишь
И платы с меня за проход не возьмешь
Путь через пустошь
Обиды не спустишь
Ты ведаешь сразу где правда, где ложь
Ненасытна яма черная
Ты видала обреченных
На своем веку
Ненасытна яма черная
Гневные слова — покорные
Навевают боль-тоску
Путь через пустошь
Неужто отпустишь
И платы с меня за проход не возьмешь
Путь через пустошь
Обиды не спустишь
Ты ведаешь сразу где правда, где ложь
Ремешком перевязаны ножны меча
Да только рубится не надо с плеча
Меж правдой и кривдой стал острый клинок
Ремешком перевязаны ножны меча
Да только рубится нельзя сгоряча
Путь от яви до нави далек
Путь через пустошь
Неужто отпустишь
И платы с меня за проход не возьмешь
Путь через пустошь
Обиды не спустишь
Ты ведаешь сразу где правда, где ложь
Волхва старого колодец
Кто угоден – да негоден
До отвала сыта два ковша
Волхва старого колодец
Под богами все мы ходим
Жить не можем не греша
Путь через пустошь
Неужто отпустишь
И платы с меня за проход не возьмешь
Путь через пустошь
Обиды не спустишь
Ты ведаешь сразу где правда, где ложь
Десницкий так и не отвернулся носом к стене, Шуйга заснул раньше. Помнил только смутно, как дядя Тор встал и погасил бра у него в изголовье.
И, конечно, ничего удивительного не было в том, что среди ночи к ним в номер высадили дверь… В самом деле, «ребята» приехали со всего района, выпили вечером водочки — надо же им как-то себя реализовать. А тут два отъявленных врага их веры засветили синие паспорта на ресепшене. Понятно, что если не евреи, то точно извращенцы, воры или убийцы, а то и похуже — космополиты и шпионы ЦРУ.
Все желающие полюбоваться на семейные трусы Десницкого в номер не поместились — толпились в коридоре, приподнимаясь на цыпочки, чтобы их разглядеть. Шуйга же предпочел из-под одеяла не вылезать — морщился от вспыхнувшего света и делал наивное (и невинное) лицо.
В иерархии и знаках различия хоругвеносцев он не разбирался, но старшего же видно сразу: тот прошелся по номеру, где негде было развернуться, и уставился на Шуйгу сверху вниз (видимо, потому, что на вскочившего на ноги Десницкого смотреть пришлось бы снизу вверх).
— Нам тут поступил сигнал… — старший дозорный кашлянул и разочарованно оглядел раздвинутые кровати, — об уголовно наказуемом деянии… В своей резервации хоть с козлами (тут он произнес простое русское слово, обозначающее то ли половой акт, то ли трудную работу), а у нас такое запрещено.
«Козла» они оставили под окнами, а не взяли с собой в номер (если имелась в виду трудная работа). Однако Шуйга делал ставку на первый вариант и не удержался:
— Да что вы, ребята, как можно, в постный день?
А на лице Десницкого не дрогнул ни один мускул — он так и стоял с приоткрытым от удивления ртом. И только когда старший заговорил о поездке в участок для проведения экспертизы, Шуйга заметил, как сжимается правый кулак Десницкого, а на руке ниже локтя вспухают напрягшиеся мышцы…
Убьют. Один раз дать этой мрази в зубы — и запинают сапогами насмерть. Впрочем, лучше насмерть, чем калекой и до конца жизни в лагерях…
Шуйга еле успел: увесистый кулак уже пошел вверх, когда он перехватил запястье Десницкого, сделав вид, что встал рядом.
— Славка, не надо. Это заводка просто, в участке экспертизу не делают, тем более ночью.
— Потребуется — сделают, — веско сказал старший.
Десницкий тряхнул головой.
— Извини. Это… спросонья.
Его когнитивный диссонанс зашкаливал: даже Шуйга понимал, что правильно будет без сопротивления поехать в участок, потому как если здесь тебе врезали по правой щеке, надо подставить левую, а иначе будет хуже, гораздо хуже…
— Поехали, — кивнул Десницкий не менее веско, чем старший дозорный.
Ответ разочаровал хоругвеносцев — видно, они рассчитывали на сопротивление.
А может, и не хоругвеносцы придумали этот «сигнал», потому что в участке Шуйгу и Десницкого ждал вовсе не врач-проктолог (а Десницкий явно нервничал, хотя и делал вид, что спокоен).
Теперь там было тихо, в коридорах горели только тусклые сорокаваттки, дежурный дремал в своем «стакане» и дозорные убрались прочь. Оттого, наверное, этот освещенный настольной лампой кабинет и показался немного жутким. Лампа была направлена не на стол с бумагами, а в глаза тем, кто сидел напротив, и потому человек за столом напоминал одного из Девяти — отсутствием лица под черным капюшоном. Разговор с темнотой всегда дезориентирует.
— Дядя Тор, если я ничего не путаю? — раздался голос одного из Девяти.
— Это прозвище такое, — почему-то начал оправдываться Шуйга. Пошутил, называется…
— Разумеется, — ответила темнота.
— Тор — это геометрическая фигура такая, бублик… — попытался отболтаться Шуйга.
— Конечно. И Локи геометрическая фигура?
Понятно, не хоругвеносец с тремя классами церковно-приходской…
— Прекрати, — тихо сказал Десницкий. Его лицо было освещено даже слишком хорошо. И… он, похоже, увидел достойного противника. Верней, пока что не увидел.
— Так как? В протоколе записано: «Пропаганда язычества несовершеннолетнему», которая законодательно запрещена.
Ага. Запрещена любая религиозная пропаганда, и не просто законодательно, а конституционно. Шуйга не мог вспомнить, есть ли на этот счет уголовная статья, и перед выездом из резервации стоило перечитать УК, а не «чертово Евангелие»…
— Нужно доказать, что это пропаганда, — сказал Десницкий. — Тор и Локи — герои эпоса, эти имена — часть мировой культуры, а не только религии.
— Доказать это будет нетрудно, — ответил один из Девяти. — И мировая культура — понятие сомнительное, чтобы вбивать ее в голову невинного ребенка.
Наверное, он был маленьким, лысым и толстым. Именно такие прячутся за темнотой. Но, как ни старался Шуйга представить себе Гудвина, Великого и Ужасного, воображение все равно рисовало черного всадника. Или черного монаха-инквизитора, что было гораздо ближе к истине.
— Однако нет закона, запрещающего пропаганду мировой культуры, — пожал плечами Десницкий.
— Отчего же? Как говорится, был бы человек, а статья найдется… Но бог с ней, с этой пропагандой. У меня есть материал и похуже. Мужеложство, предположим, статья номинальная, это так, повеселить общественность. Педофилия гораздо серьезней. Замечу: в отличие от резерваций, все тюрьмы у нас православные. Впрочем, с такой статьей на любой зоне жить несладко.
— Это обвинение тоже требует доказательств, — холодно и спокойно заметил Десницкий.
— А они у меня есть. И анализ ДНК, и заключение экспертизы, и свидетельские показания потерпевшего. О том, как вы оба по очереди надругались над десятилетним приютским мальчиком.
— Ему уже десять? — не удержался Шуйга, но темнота проигнорировала его реплику. Она-то отлично разглядела Десницкого, приняла его за главного своего противника и ждала ответа именно от него.
Десницкий выдержал драматическую паузу, прежде чем спросить:
— Что вы хотите?
— Пока — точных и максимально откровенных ответов на вопросы.
— Спрашивайте, — усмехнулся Десницкий. Он, наверное, думал, что у него хотят выведать какие-нибудь несуществующие тайны резервации.
Нет, один из Девяти спрашивал о рассказах брата Павла. И Шуйга почему-то сразу понял, что от ответов зависит их жизнь. Не от ответов даже, а от их реакций на уровне подкорки. От их умения из предпосылок делать правильные выводы — чем выше умение, тем больше вероятность умереть. Темнота хотела знать не только то, что они услышали, но и то, что они предположили, и даже то, что они могли предположить.
Десницкий совершенно не умел притворяться. Даже если бы он и понял, что к чему (а он ничего так и не понял), то все равно не мог правильно и красиво соврать. А напротив, спрятавшись за темнотой, сидел живой полиграф, ловивший любое движение бровью. Он наверняка чувствовал и малейшее изменение в запахе пота, и слышал чужой пульс, и даже мог на глаз определить концентрацию адреналина в крови. Так Шуйге почему-то казалось. До слез было больно глазам.
Десницкий превзошел самого себя, изображая упертого атеиста. Он был спокоен и расслаблен. На его лице шевелились мускулы! Он не побоялся сказать о когнитивном диссонансе и о своей жалости к ребенку. Он умолчал только о гипотезах, способных поколебать веру, и умолчал хорошо, правильно, отвечая на вопросы так, как от него ждали. Впрочем, если бы он рассказал о своих гипотезах, темнота поверила бы в его наивность еще надежней. Может, и к лучшему, что Десницкий ничего так и не понял…
Шуйгу допрос тоже не обошел стороной, но он-то умел врать без угрызений совести, без потоотделения, повышения температуры тела и без выбросов адреналина в кровь. Жить захочешь — научишься.
Опубликован в «Полдне» № 10, 2018 г.
Я выключила чайник и разлила кипяток по чашкам с заваркой. Добавила в зеленый чай немного молока и меда, разломала на куски плитку шоколада. Подвинула блюдце со сладким на центр стола.
На чашках нарисованы васильки и маки, мягкий оранжевый свет торшера от лампы рассеян по комнате. У меня уютно.
— Есть точно не хочешь? У меня борщ с пампушками и баранина с черносливом, — спрашиваю снова.
— Неееет… не хочууууу… Дай лучше платоооок…
Платок! Да у меня их целая коробка. Вручаю их гостье. Очень важно ее успокоить: на моей круглой кухне рыдает сама Любовь.
— Не могу, не пойду, я ненавижу свою работу! – она размазывает слезы по бледным щекам.
— Но тогда этот мир исчезнет, — обнимаю я ее за плечи. – Любовь – двигатель всего, она приводит мир в движение. Без тебя не будет ничего. Моря обмелеют, горы рассыплются, пушистые котики начнут гадить мимо лотка.
— Я устааала! Пусть другииие приводят! Я не могууу! Мне нужен отдыыыых! Хотя бы на пару векооов…
Какая же она все же плакса! Хорошо, на работе это никак не сказывается: Любовь — профи, каких поискать.
Битый час уговариваю ее успокоиться, не истерить, обнимаю, смешу, рассказываю байки про целлюлит у Сексуальности и интрижку Верности.
Фух, Любовь постепенно приходит в себя. Соглашается не увольняться.
Благодарит и уходит, унося узелок с моим фирменным печеньем.
Я закрываю за Любовью дверь.
Как же я от нее устала! Но она действительно среди нас главная, без нее всех нас не будет. Да и я не злодей. Жалко ее, и, правда, перерабатывает, бедная… И заменить ее некем.
Звонит телефон. Кто там? Так и знала, Власть. О боги, только не сейчас, я так на работу с этими страждущими опоздаю. А мне нельзя, нас за это ругают!..
Сбрасываю звонок.
Открываю шкаф, натягиваю черный балахон, накидываю на голову капюшон, потом, подумав, снимаю. Нет, лучше так. Беру косу, пробую на срез – острая, как скальпель, точить не нужно.
Пора на смену.
Власть продолжает названивать. Отключаю звук. Хватит звонить, вы ничего не перепутали? Я Смерть, а не Сочувствие!
Кстати, сегодня ночью я приду за вами.
Ничего личного. Просто такая работа.
Это мой первый день на свободе!
Павший корабль полыхает во мраке
Ночи осенней так дымно, угарно…
Это мой первый… а что есть свобода?
Выбор иметь – что же делать мне дальше?
В лес ли уйти и уж там дожидаться
Холода зимнего, голода, страха…
Выбраться к людям? Охотиться надо.
Первая крыса, убитая палкой,
Съедена сразу. А первые вещи –
Нашел на помойке свитер и джинсы,
И там же ботинки… не на липучках,
А со шнурками! – сразу надеты.
Это мой первый день на свободе!
День без хозяина, день без приказов.
Без кормосмеси. Она доставалась
Очень… не часто. Но холодно очень…
Кашель уж душит. Энергии мало.
«Тебе очень плохо? Возьми, вот лекарство!» —
И человек, подающий таблетки…
Сам, без приказа, ответил: «Спасибо…»
И без приказа отдал ему мясо
Крысы второй – тут лекарство нужнее.
Что есть свобода? И что теперь делать?
Вот и неделя прошла на помойке.
Вот и вторая проходит… зима уж
Скоро наступит. Пора выбираться
Хоть в космопорт, а уж там в первый транспорт…
И на свободу… подальше от фирмы,
И от хозяина тоже подальше…
Нет, не возьмут… так хоть тихо погреюсь
В комнате теплой… Ну надо же! Взяли!
В штат и с зарплатой! Вот только добраться
До места прилёта – и на свободу!
За последующие шесть дней было собрано на болотах почти пятнадцать тонн клюквы. Три с половиной тонны были оставлены для себя, а остальные ягоды после сушки и перебора были сданы в заготконтору. Себе оставили только необходимый минимум из расчета двести килограмм на киборга.
Вырученные деньги с согласия Нины были направлены на выкуп модуля и частично оплату аренды острова.
Восьмого октября сбор клюквы был официально закрыт – несобранные людьми и киборгами ягоды были оставлены птицам и зверям – но собирать в этот день ещё было можно, запрет вступал в силу в полночь с восьмого на девятое.
На следующий день, в воскресенье, Фрол решил устроить праздник в честь окончания клюквенного сезона – и потому были приглашены Нина, Злата и Ворон. Фрол приглашал и Змея – но остров нельзя было оставить без присмотра. И потому полетели только Ворон и Злата.
Нина в качестве подарков почти на всю пришедшую зарплату купила своим ребятам тёплые свитера, шапки, носки, десяток вафельных тортов, большой бисквитный торт, коробку шоколада, большую банку кофе и фрукты.
Хотела купить только яблоки – они выращиваются на этой планете, значит, без химикатов и обработки. Но купила и десятикилограммовый ящик мандаринов, пять килограмм вишни и килограмм лимонов.
Вася погрузил все покупки в багажник флайера, помог Нине сесть – и сел рядом. Нина удивлённо спросила:
— Вася, тебя завезти в музей?
— Там Дита, она подежурит… я с Вами. Мне так спокойнее будет.
— Ну… ладно. Тогда садись за штурвал.
Сначала зашли к Змею и выгрузили подарки для Змея и Златы, после чего на двух флайерах полетели на Жемчужный остров.
***
Фрол встретил гостей у модуля, радостный и довольный, самолично поучаствовал в разгрузке и сам же открыл гараж, в который Василий загнал флайер.
Нина прошла по модулю – как же давно она не была здесь! Какие же все молодцы! Модуль почти выкуплен и теперь принадлежит ей… и им тоже. Теперь только ежемесячная плата за аренду острова… но это не смертельно. Если уж Фрол смог организовать сбор и сдачу ягод, то и заготовку глины тоже организует.
— Молодцы! – только и осталось сказать. – Какие же вы молодцы!
Нина прошла по всем комнатам – наверно, не совсем хорошо заглядывать в личное пространство… но это пространство и её… немного. Поэтому зашла и в комнаты парней, и в комнаты девушек – везде чистота и порядок. Зашла в мастерские – в одной сделан гараж, где стоят два флайера и три скутера и в стороне небольшой верстак, в другой – теплица-оранжерея, где стоят глиняные горшки с саженцами лимонов и мандаринов на двух длинных столах и какая-то рассада в длинных ящиках с грунтом, в третьей – склад глины и гончарная мастерская с тремя ручными станками и немного в стороне швейная машинка.
Значит, что нужно покупать: электрические гончарные станки, деревообрабатывающий станок хоть один, швейные машинки… и новый модуль, чтобы всё это разместить… сколько же на все надо денег! Одной своей зарплаты не хватит!
Свистульками тоже столько не заработать! Должен быть спрос на эти свистульки! Значит, нужна реклама… и опять расходы.
В гостиной был накрыт стол – но сидячих мест за столом было не слишком много. В компании такого количества киборгов Нине бывать давно не приходилось – но страха не было. Верный Василий рядом, Фрол не проявляет никакой агрессии и даже рад её приезду – а Irien’ы сами её боятся. До сих пор – и как их успокоить, неведомо.
Вроде бы разумность проявил только Клим, а неразумные киборги не должны бояться – но тогда откуда ощущение, что они еле сдерживаются, чтобы не сбежать от неё?
Тем временем разрезали большой торт и нарезали на куски торты вафельные, две девушки принесли чай… а вот чай здесь не такой, как в городе… а с травами. Надо будет привезти сюда Агата… в гости… когда-нибудь. Две Irien’ки, которых Фрол назвал Прима и Секунда (Первая и Вторая по-латыни – на это знаний Нины хватило, но мелькнула мысль: «А откуда Фрол знает латынь?» — и тут же вспомнила, что И-нет здесь всё-таки есть) стали разливать чай, и тут Нина заметила в ушах Агнии серёжки-гвоздики.
— Агния, откуда серьги?
— Малёна подарила, за помощь! – гордо выдала Агния.
Чуть не подавившись чаем Нина резко спросила:
— Подробнее! Кто такая Малёна и с какой такой радости она делает такие подарки чужому киборгу? И кто разрешил тебе брать такой подарок? И почему я узнаю об этом только сейчас? Фрол, что происходит?
— Малёна сама сняла серьги, и сама подарила, – ответил Фрол вместо Агнии, – её никто не принуждал это делать.
Радость от праздника у Нины быстро исчезла – только этого не хватало, чтобы её ребята брали что-то у местных в подарок! И что самое неприятное – забыли (или не сочли нужным?) сообщить ей сразу.
— Агния, серьги надо вернуть, – Нина старалась говорить спокойно, получалось не очень… надо взять себя в руки и попытаться объяснить ситуацию. — И как можно скорее. Серебро… эти серёжки очень дорогие! И они не просто дорогие, это ещё и оберег.
— Оберег? Вы в это верите? – удивленно спросил Ворон. – Вы же… в музее работаете.
— Оберег сам по себе ни о чего не спасёт, – усмехнулась Нина. — Это, скорее всего, показатель статуса человека.
— Как это? – видно было, что расставаться с подарком Агния не собиралась. – Не понимаю.
— Ты в армии была? Можешь по форме отличить прапорщика от полковника?
Девушка ответила резко, в упор глядя на хозяйку:
— Да. Была. Да. Могу. А что?
Все замерли, понимая, что праздник испорчен. Агния стояла мрачнее тучи и готова была сорваться и сбежать. Сейчас хозяйка начнёт приказывать… что-то будет… но ведь не было запрета принимать подарки! Не было! Фрол приблизился к Агнии, а Василий – к Нине.
Нине пришлось сделать вид, что не замечает этого, и она продолжила объяснять:
— По нашивкам, погонам и чему-то ещё на одежде. Обереги… такие же показатели статуса, как погоны и шевроны. Если у человека на шее подвеска «секира Перуна», то понятно, что он что-то охраняет… если подвеска со знаком бога Велеса, то человек работает с животными… на каждый вид деятельности свой знак. И серьги тоже имеют значение… по поверьям, чужие серьги нельзя надевать и носить… этим чужую судьбу примеряешь. На этих серьгах знак богини Лады… это богиня любви…
Любви? Все девятнадцать киборгов – шестнадцать местных и три привезённых – уставились на хозяйку. Что человек может знать о любви? Что такое любовь – в представлении человека? То, что делали с киборгами их бывшие хозяева, называлось «заниматься любовью»… и было очень больно… и противно… и хотелось бежать как можно дальше от такой «любви»… — и не было никакой возможности это сделать.
— А что такое… любовь… по-Вашему? – в полнейшей тишине прозвучал вопрос Клима.
Нина повернулась к парню – надо же! Спросил сам, без приказа говорить и без разрешения! Ещё один сюрприз за вечер! И стала отвечать:
— Любовь… слово значит… люди бога ведают. Желание счастья близкому человеку, стремление защитить слабого и вдохновить сильного. Парень и девушка знакомятся на посиделках, вечёрках… гуляют вместе, сидят на лавочке… приходит любовь… они женятся, и только после свадьбы ложатся в одну постель… у них появляются дети… муж защитник семьи и добытчик, жена управляется в доме и вдохновляет мужа. Лада и её дочь Леля – покровительницы женщин и девочек. Подумай сама, вот придет Малёна домой, и мать спросит у неё, где её серьги. Будет ли она лгать матери или скажет правду? Что она скажет? Что отдала свою защиту, знак своего статуса в семье, подруге? А она знает, что ты киборг, Агния? Ты ей сказала?
— Нет… она не спросила… но… она же сама подарила! – тихо, но упрямо повторила DEX.
— Это эмоции… ты ей помогла, накормила-обогрела… это эмоции и желание показать своё хорошее отношение к тебе… это любовь… как к сестре или подружке. Агния, если тебе нужны серьги, Ворон может сделать. Он ювелир, и с серебром работать умеет… и это будут только твои серьги. И… ты Огнёва, и твой знак другой… бог огня Семаргл, и его знак*… вот такой, – Нина выдернула картинку из видеофона, – я разрешаю тебе… и остальным девушкам носить серьги, но небольшие и только те, которые сделает Ворон.
— Сделаю, – ответил Irien. – Программа имеется. Только инструменты нужны… потоньше, чем привезённые, и серебро нужно. Но… могу из себя вырезать… не смотрите так! А то страшно. Из себя… в смысле… под кожей вживлены серебряные нити. Аккуратно извлечь можно… самому не сделать, на спине много. Но когда приедет Саня, попрошу, он и сделает.
— Но… это подарок! – не унималась Агния, явно не желая понимать, почему она должна возвращать серьги.
— Агния, ты вообще не должна ничего брать у незнакомых людей… если нечего дать взамен! – устало и тихо сказала Нина. — И ничего нельзя просить просто так… и хвалить чужие вещи нельзя… Фрол! Как было дело?
И Фрол начал рассказывать, как один из парней – Квинто (Пятый – машинально перевела Нина) – заметил на болоте девушку в платке, толстой кофте и юбке:
— …и сразу сообщил об этом, ведь в такой одежде ходить по болоту очень неудобно, лучше бы комбинезон надела, а потом он заметил недалеко от девушки DEX’а, обменялся пакетами данных, DEX’а зовут Лютый, и они улетели на болото без разрешения, потому и полетели на дальнее болото, а не туда, где семья обычно собирает… девочка сказала матери, что хочет полететь за ягодами, но не сказала, куда именно… и мать отправила с ней DEX’а… а она не на соседний остров отправилась, а на болото…
Нина слушала и поражалась нелогичности людей – и логичности киборгов. Квинто сразу понял, что для движения по болоту одежда девушки не приспособлена, но сам подходить не стал, чтоб не напугать – и про запреты общаться с людьми не забыл. Но связался с её DEX’ом и сообщил Фролу. Мешать им не стали, и помогать не спешили – свой DEX поможет ей лучше при необходимости.
— …а потом она упала в воду. С головой окунулась. Но этот DEX её вытащил… упал на кочку, схватил за ворот кофты и вытащил, она даже испугаться не успела, только вымокла вся… очень быстро всё случилось…
Понятно, что испугалась она уже после спасения. И даже не тому, что чуть не утонула – а, скорее всего, тому, что об этом узнают домашние. Женщины за клюквой ходить не должны. А тут еще и девушка – к тому же ещё не вошедшая в возраст невесты.
— …а потом она ему говорит: «Только никому-никому не говори об этом!». И ещё раз повторила… зачем-то. Он и с одного раза запомнил. Сказал ей: «Если прикажут, не смогу не сказать. Но здесь есть киборги с острова, они могут помочь»…
Ну да, могут. Квинто не посмел подойти сам, позвал Фрола, Фрол предложил полететь на остров, так как и Малёна, и её DEX были насквозь промокшие. Скутер Лютого был на сухой кочке и немного в стороне.
Фрол предложил девочке просто переодеться, взяв сухой комбинезон у любого из киборгов, а Малёна отказалась. Неприлично девушке мужскую одежду носить! Но мужчине носить женскую одежду ещё неприличнее вообще-то – понятно, почему она отказалась и от предложения Фрола высушить мокрую одежду на себе, просто подняв температуру тела!
Если мужчина без очень веской причины надевал что-то женское, жена вправе была развестись с ним! И это могла быть единственная причина для развода.
— …вот и привезли их сюда. Одежду, вымокшую в болоте, выстирали и выгладили, гостей накормили, а тем временем Секунда и Терция ягод им насобирали полный короб… смородины на кустах нашли. Лютый сказал, что вроде как Малёна за этими ягодами полетела… а она за это Агнии серьги подарила.
Нина в упор посмотрела на парня и тихо сказала:
— Фрол, ты как местный, должен знать, что девушка до совершеннолетия не имеет собственных вещей. Она может пользоваться украшениями, коммуникатором или скутером, но эти вещи не являются её собственностью. И мать может наказать её это… девочка будет ли лгать матери и говорить, что сама отдала? Или скажет, что потеряла?
Наступила тишина – киборги обсуждали произошедшее по внутренней связи, Нина не могла их слышать. Но молча ждала, что они скажут. Первой не выдержала Агния – молча вынула из ушей серьги и подала хозяйке.
Нина взяла серьги, завернула в чистую салфетку и убрала в сумочку, поданную Вороном. И снова стала объяснять:
— Ребята, не надо так делать. Не надо ссориться с местными людьми. У них свои обычаи… и надо их изучать, чтобы не нарушать законов. У взрослых людей подарки брать можно, но только под запись, чтобы было видно, что человек дарит вещь добровольно и не под принуждением. У несовершеннолетних брать подарки нельзя! Иначе не избежать ссоры с их родными! Что было дальше?
Через пару минут молчания Фрол, как управляющий островом, тихо сказал:
— Мы просто не могли оставить их там… так. Ну… и… пригласили на остров. Этого делать не следовало? Они никому не скажут, что были здесь.
— Девочка, может, и не скажет. А киборг под приказом скажет всё.
— Это если прикажут сказать, – Фрол пытался объяснить видение ситуации со своей точки зрения. — А прикажут, если что-то будет не так. А всё нормально. Она вернулась домой в чистой одежде, с ягодами и с киборгом.
— И без серёжек? Скажет, что потеряла? Агния, а если кто-то из её семьи увидел бы эти серьги у тебя в ушах? Как ты докажешь, что они не краденые? И… Фрол, почему мне не сообщили сразу же? Когда это произошло?
— Вчера… днём… вчера же был последний день разрешённого сбора ягод. Малёна хотела внести свой вклад в сбор… она так сказала… ничего же не случилось… эдакого! Мы справились!
— Справились! Фрол, о всех происшествиях сообщать мне немедленно! Кстати… кто дал… такие имена Irien’ам?
— Клим. Его первая хозяйка была дирижёром… он и придумал. Вот эти, – указал он на двух девушек, – Прима и Секунда. Вот там… Терция. Квадро и Квинто… — выступили на шаг вперед два парня. – Остальные пока без имён… Шестая, Седьмая и Восьмая… пока номера. А потом назовем сами… все имена занесены в картотеку. И Вам отослано всё.
— Хорошо, я просмотрю дома. Серьги надо вернуть… Ворон, свяжись с Лютым, пусть приедет и заберёт… мы вернёмся на Домашний остров часа через полтора… там ему отдам.
— Приказ принят… — Ворон замер на минуту и сразу отчитался: — Сделано. Лютого пока не спрашивали… и его хозяева не знают ничего.
— Ворон, его хозяева могут всё узнать в любой момент! От прямого приказа он не сможет увернуться. Расскажет всё… пусть хоть видео удалит… или тебе скинет. Если не будет записи, то и показывать будет нечего.
— Хорошо… я всё передал. Всё в порядке. И… давайте чай пить.
*Семаргл — http://radogost.ru/simargl.html
Потом они долго, серьезно и тщательно выясняли, кто же из них больший идиот (победил, конечно, Айвен — благодаря многолетнему опыту и постоянным тренировкам). Самым трудным в этом выяснении было не хихикать — особенно когда Бай использовал подлый прием и начинал щекотаться. Он давно уже выяснил, что в определенном настроении Айвен щекотки боится куда больше, чем сам Бай, и грязно этим пользовался.
И были долгие обнимашки на кухне, а потом и в гостиной, и Бай зачем-то взял с подоконника горшок с чертовым цикламеном, и обниматься пришлось уже втроем, и это мешало и раздражало, но не очень сильно. А еще, конечно, надо было бы снять с гардины окончательно обнаглевшего котенка (кажется, Персика, но Айвен в этом был не уверен), но для этого надо было разжать руки и выпустить Бая. А этого не то что не хотелось делать — это было совсем невозможно. И Айвен даже и не пытался.
*
— А почему ты написал, что я тебя не узнаю?
Бай вроде как даже слегка смутился — во всяком случае явно почувствовал себя неуютно. Отвел взгляд.
— Да глупости это… Настроение было паршивое плюс слишком много алкоголя. Вот и лезло в голову разное, что полгода слишком долгий срок и все такое. Достаточный, чтобы забыть… Говорю же, глупости разные.
— Действительно глупости.
А потом им стало не до разговоров…
***
Бай выспался еще на челноке, там больше нечего было делать, и потому лежал на спине, разглядывал потолок, поглаживал заснувшего у него на груди Айвена и беззвучно посмеивался, предаваясь планированию мести, страшной и неизбежной: Айвен, зараза, заснул на середине дела, с баевским членом в руке! Завалил, облапил, полез ласкать… и заснул. Это как называется?!
Такое пренебрежение никак нельзя было оставить без последствий, и такие последствия не заставят себя долго ждать, уж Бай постарается. Утром и постарается, чего тянуть? Ох, уж он постарается…
Улыбка Бая стала широкой и предвкушающей. Айвен шевельнулся, правой рукой покрепче вцепился в то, с чем в ней заснул, а левой слегка поуминал Бая, словно подушку, и подсунул ее в конце концов ему под плечо, тоже точно как под подушку. Затих, удовлетворенный.
Бай вздохнул.
Все-таки Айвен грубый и намеков ну совсем не понимает. Вот как с цветком этим. Тоже мне, придумал: расставания… Не дождетесь! Изнервничался весь, испереживался, похудел даже, а все потому, что не умеет понимать как надо. Вот и с сережками тоже. А Бай так старался, их выбирая, голову ломал, чтобы не очень навязчиво, но при этом однозначно. Остановился на модели «совершеннолетний бисексуал имеет постоянного семейного партнера и в случайных связях не заинтересован». Куда уж яснее, кажется.
А Айвен так ничего и не понял.