2018 1106

— Ты, знаешь, если ангелу оторвать крылья, ему придется летать на метле.

— Это грустно. А кто такой ангел?

Семен Семенович со вздохом натянул рукавицы. Слабенький декабрьский снегопад сменился противным октябрьским дождем. Холодные капли с завидным упорством долбили в оконное стекло, скатывались по жести подоконника. Струи дождя жадно смывали-слизывали белые проплешины снега. Пока старик топтался в прихожей, по давней привычке припоминая выключен ли газ, от зимы на улице не осталось и следа.

Хлопнула дверь соседней квартиры, по площадке протопала шумная кампания. С подъездными запахами смешался аромат свежесрубленной елки и почему-то апельсинов. Огромных, оранжевых, солнечных.

Ключ долго ворочался в скважине, наконец, замок щелкнул. Кнопка вызова лифта злорадно светилась красным. Кто-то нетерпеливый сверху долбанул ногой в дверки. Эхо гулом прокатилось по всей шахте. Семен Семенович оглянулся, поздоровался с соседом, перекинулся парой ничего не значащих фраз о предновогодней лени лифтеров и ремонтных бригад. Сосед, по меркам старика еще молодой, быковатый парень, в ответ пробормотал что-то о праздничном настроении, куче нерешенных дел, и, спустившись почти на целый пролет, пожелал старику счастливого нового года.

Семеныч благодарно выслушал незамысловатое пожелание, поудобнее пристроил сеточку-авоську на рукоятку полированной палки и, не спеша, стал спускаться. С одной стороны хорошо – асфальт без наледи, по которой с разбегу так здорово прокатиться… но это для молодых ног, стариковским же надо потихонечку, по тротуарчику, небрежно пересыпанному песком и солью. Пусть уж слякоть чем гололед. Старик остановился, поднял голову: серое унылое небо пуховым одеялом стелилось над крышами домов. Серые унылые стены зданий. Неправдоподобно серые лица прохожих. И среди всей серости как-то дико смотрелись выплетенные из мигающих гирлянд узоры в обычных окнах и сверкающих широких витринах магазинов.

Путь старика лежал на рынок, на елочный базар. Конечно, на мохнатую красавицу, с пушистой зеленой иглицей денег не хватит. А вот на пару веточек по случаю праздника разориться можно. Хотя, нет, пара – это четное число. Глупые суеверия, но лучше три веточки взять… или если дорогие слишком, то одну лапку. Коробочку с игрушками из золотой и серебряной фольги из шкафчика достать, нити дождика цветного расправить и хорошо будет, празднично, нарядно. А может, как в прошлый раз повезет: кто-нибудь нижние ветки отрубить попросит, и продавец разрешит их забрать бесплатно. Все равно они никому не нужны, будут под ногами в грязи валяться. В прошлом году обрубленные веточки парень смешливый сам собрал и ему отдал. Он тогда их на палку навязал на разной высоте, распушил – красивая елочка получилась, пусть и самодельная.

До рынка было две остановки. Можно автобуса подождать, проезд-то, милостью чиновников, бесплатный покудова, но лучше пешочком пройтись. Прогуляться. Некуда ему больше гулять, кроме как на рынок да в аптеку. Прежде на лавочке у подъезда можно было посидеть с приятелем о житье-бытье стариковском потолковать. А ныне на весь дом он один остался да еще Марью со второго подъезда не похоронили, так она почитай как три года на улицу не выходит, летом только если на балкончик выглянет, так все одно не станешь же снизу на шестой этаж кричать, тем более что старуха почти и не слышит.

Старик шел небыстро, легко опираясь на палочку, а вокруг по своим траекториям двигали люди, перегруженные сумками, пакетами, коробками в подарочной обертке. На лицах застыло злое ожидание предвкушения праздника. Словно повинность с выбиванием ковров, нарезанным колбасным салатом, горой посуды, десятиминутным телевизионным поздравлением и скляночным звоном хрустальных бокалов с шампанским. Повинность, которую надо отбыть, с наименьшими

потерями. Старик сокрушенно вздохнул: он помнил другой праздник. Сугробы выше пояса, узорная сказка зимнего леса, красавица голубая ель, выросшая посреди двора, которую украшали орехами с блестящей обертке, собственноручно сделанными из мешковины куклами да бумажными ангелочками, и необычайно сладкий запах яблочного с корицей пирога, испеченного мамой.

— Кто такой ангел?

— Это маленький человечек, в снежно-белой одежде. Он прилетает в новый год, чтобы покачаться на зеленых веточках елок. А еще он умеет творить волшебство.

— Творить волшебство? Но зачем его творить. Оно и так вокруг нас. И его много.

Елками торговала неприветливая тетка в безразмерной серовато-желтой куртке. Притулившись у резного заборчика, огораживающего небольшую площадку елочного базара, старик долго наблюдал, как продавщица сердито ставила ели на комель, и еще более свирепо откидывала в бок отвергнутые покупателями деревца. Одну маленькую, кособокую елочку с поломанной верхушкой она вообще швырнула к самым воротцам, прямо к ногам стрика.

— Дочка, а эта, махонькая, сколько стоит? – тетка оглянулась, старик, разглядев ее лицо: девица лет двадцати, красивая, глаза огромные, только напрасно она черным намазалась, не идет это ей, — торопливо поправился: — Сколько вот эта стоит, внучка?

— Так она ж бракованная, дед. Вон, голая с одного бока. Нафиг тебе такая? – голос усталый, хриплый, то ли с холода, то ли от сигарет. — Хочешь, симпатичную выберем? Не дорого. Метровая за пятнашку. Внуков порадуешь.

— Спасибо, — старик горько улыбнулся, — только некого мне радовать, а для меня и эта хороша.

— Даром забирай, — буркнула девица, наклонилась, подняла елочку, подала старику в руки, сказала вдруг ни с того ни сего. – У моего деда глаза такие же были… выцветшие, – по щеке покатилась непрошенная слезинка.

Семен Семенович хотел было ответить, что у всех с возрастом глаза бесцветными становятся, но понял, что слова эти лишними будут. Сказал только:

— Счастья тебе, внученька…

— Волшебство. Ты знаешь, в него перестали верить и разучились его чувствовать.

— Да, и потому ангел с оборванными крылышками летает на метле.

— Нет, крылышки ему не обрывали. Он их сам прожег, слишком близко пролетев над пламенем золотой свечи.

С праздничным ужином старик возился долго. Пока тесто замесил, да духовку разжигал, даже устал. Пирог будет не яблочный, а с изюмом. Хотя яблоки на рынке красивые были, бока просто глянцевые, только не живые какие-то, ни запаха, ни вкуса. Семеныч осторожно надкусил нарезанный для пробы ломтик, сплюнул, а ватный привкус остался. Так и не купил. Ничего, с изюмом тоже ладно выйдет. Допил чай, аккуратно ополоснул чашку, поставил на сушилку, и пошел в прихожую.

Там в уголке тихонько ожидала маленькая елочка. Старик вернулся на кухню взял ножницы, нож, тонкую проволочку. Из гостиной принес вазу. Примерил елочку, немножко остругал ствол внизу. Елочка пришлась аккурат по вазе, стояла хорошо, не заваливаясь. Семен Семенович подвязал сломанную верхушку проволочкой, стараясь не трясти иголочки. Отнес свою новогоднюю красавицу в комнату, поставил на стол, повернул голый бок к стене, расправил веточки, отошел полюбовался.

Минутная стрелка завершила свой круг, ненадолго замерла на цифре двенадцать и побежала дальше, увлекая часовую стрелку к цифре семь. Старик взялся было за веник, смести насыпавшуюся на половик иглицу, но вспомнив про пирог, пошуровал на кухню. Кряхтя наклонился, поглядел сквозь стеклянную дверцу духовки не опал ли.

По прихожей ритмично шваркал веник.

— Кузька, опять балуешь? – негромко вопросил старик.

— Не балую, а прибираюся. – поскрипывая перевязанными цветной веревочкой прутиками веник, пританцовывая, ввалился на кухню, гоня перед собой горстку пыли и несколько елочных иголок. На ручке сидел, болтая ножками домовенок, ростом с ладонь Семеныча.

— Прибирается он, — заворчал старик, не желая показать вида, как он доволен. – Грязи от твоей уборки, Кузьмич, только больше становится.

Домовенок спрыгнул, обиженно запыхтел, маленькими ручками потеребил черную бороденку. Веник между тем уже прошелся по кухне и подпрыгивал, продолжая сметать мусор в идеально ровную кучку. Кузька хлопнул себя по коленке. Сама собой скрипнула дверца кухонного шкафчика, и на пол скользнул совок, проехался с полметра и затормозил перед мусором. Веник шкрябнул еще раза два, загоняя пыль на совок, и с чувством выполненного долга залез в шкаф, следом шмыгнул и совок, предварительно отряхнувшись над мусорным ведром. Домовенок критически оглядел результаты уборки и стал карабкаться на табуретку.

— Не знал, что ты так можешь, — удивленно покачал головой старик, присаживаясь на стул.

— Я и не то могу, — самодовольно хмыкнул Кузька, и противным голосочком добавил, — хоть бы чаем гостя напоил.

— Коли не спешишь, то даже пирогом угощу, — степенно молвил старик.

— Чего спешить? Нечего мне спешить, — то ли вздохнул, то ли всхлипнул домовенок.

— Слушай, Кузьмич, оставайся на праздник. У меня и молоко есть, купил сегодня. Свежее должно быть. И пирог вот дойдет скоро, – старик приглашал со спокойным достоинством хозяина, только в голосе все же мелькнула тревога: а вдруг откажется Кузька, как его тогда просить. А снова одному встречать праздник ох как горько.

— А и останусь, — домовенок согласился даже с каким-то облегчением. – И даже елочку нарядить помогу.

— Там стеклянных игрушек нету, — улыбнулся старик.

— Нехорошо с твоей стороны помнить об этом… я ж как лучше хотел… — Кузька сердито засопел.

Пару месяцев назад, когда старик промочил ноги, да и слег с простудой, домовенок, желая порадовать хозяина, взялся за домашние дела — стал чашки и тарелки мыть. Все бы ничего, только изделия местной посудной фабрики плохо его слушались, поворачивались не тем боком, летели не туда, куда надо. В итоге Кузька вдребезги расколошматил любимую суповую миску старика, и сам едва невредимым выбрался из-под осколков.

Это было первый раз, когда домовенок стал помогать старику по хозяйству, неудивительно, что Семеныч услышав подозрительный шум, а потом звон и писк почти бегом кинулся на кухню, даже про тапочки забыв, а потом с полчаса сидел, пытаясь отдышаться и глотая одну таблетку за другой. Впрочем, домовенок тогда испугался не меньше, и они долго один одного успокаивали и утешали.

Кузька все сетовал, что он бездарный домовой и проку с него никакого, а старик, подсовывая домовенку четвертинку валокордина, уговаривал его не расстраиваться по пустякам из-за некачественного стекла. Домовенок, чтобы доказать, что он еще может колдовать, попытался вымыть трехлитровую банку и стакан. Семеныч, огорченно оглядев увеличившуюся гору побитой тары, предположил, что раз домовенок существо старинное, то есть обитал он в те времена, когда наши предки о стекле и понятия никакого не имели, поэтому и современная посуда ему не подчиняется. Кузька воодушевился и предложил для чистоты эксперимента помыть горшочек из белой глины, что стоял на почетном месте на полочке. Старик тоскливо вздохнул, но горшочком, приобретенном лет двадцать назад в гончарной мастерской при каком-то историческом центре, согласился пожертвовать.

Домовенок азартно потер ручки и взялся за горшок, не вставая из-за стола. Горшок целым и чисто вымытым вернулся на полку. Старик с облегчением перевел дух, как никак а привык он к своей обстановке, а Кузька вновь уверовал в свои силы.

— Слушай, обычные свечи плачут воском. А чем плачут золотые свечи?

— Наверное, золотым воском.

— А разве бывает золотой воск.

— Не знаю. Но если горят золотые свечи, значит, их делают из золотого воска.

Впервые домовенка Кузьку, или как уважительно его называл старик — Кузьмича, Семен Семенович увидел в середине апреля. На днях отключили батареи, и старик от холода спасался горячим молоком с медом. Вечером, выпив перед сном чашку молока вприкуску с чайной ложкой липового меда, старик лег спать, укрылся двумя одеялами, но уснуть не получалось. Поворочавшись с боку на бок, Семеныч вспомнил, что в кастрюльке еще оставалось с полчашки молока. Подумал, подумал да встал, накинул на плечи меховую безрукавку и пошлепал на кухню.

Возле плиты что-то суетилось да причмокивало. По темноте старик решил, что это тараканы либо мыши с мусоропровода по вентиляции прибежали, наклонился, подобрал тапок да и стукнул наугад, и только потом потянулся к выключателю. Свет зажегся, старик поморгал, привыкая, и от удивления чуть на пол не ухнулся. Возле опрокинутой кастрюльки сидела, покачиваясь и жалобно попискивая, живая кукла. Одетая в синюю рубаху, перетянутую на поясе простой веревкой, да вышитую красной нитью телогрею, на ногах — домотканые штаны да стоптанные кожаные чувяки, на голове – синяя шапчонка, натянутая чуть не до самых глаз. Вся одежда и растрепанная борода были перепачканы молоком.

Ничего умнее, чем строго спросить «кто ты такой?» старик не придумал. В ответ же получил гневную отповедь, в которой маленький человечек четырежды окрестил старика жадиной и раз шесть попрекнул глотком молока. При этих словах одежда человечка волшебным образом вычистилась и высушилась. Услышав, что это еще и разговаривает, Семеныч схватился за сердце, и начал оседать в обморок. Упасть ему не дал стул, сам собой подъехавший под пятую точку. Опершись на спинку, старик приосанился и обругал незваного гостя наглецом бессовестным, который, даже не поздоровавшись с хозяином, полез по кастрюлям шнырять, как воришка бесстыжий.

Домовенок же, поскуливая, стал жаловаться на жизнь: мало того, что люди забыли, как домовых будить надо, так еще и не кормят, а он с зимы голодный, и думал, что молочко ему специально старик оставил, пусть и не в мисочке, откуда пить удобно, а в кастрюле, у которой край такой высокий. Так нет, еще и дерутся, лаптем пониже спины так и норовят заехать, человечек демонстративно указал на пострадавшее место. Старик почесал в затылке, и более осмысленно переспросил:

— Так ты что? Домовой?

— А то кто же?! – рявкнул сердито малыш.

— А звать как? – Семен Семенович малость успокоился.

— Кузька, — домовенок всхлипнул.

— А меня Семенычем. Ну вот что, Кузьмич, давай за знакомство… молока выпьем, — старик протянул домовому указательный палец. Кузька вскочил на ноги и, схватив палец двумя руками, энергично пожал.

Старик тоже поднялся. Вытер пролитое молоко, сполоснул кастрюльку, вылил остатки молока из пакета. Пока молоко нагревалось, стал подыскивать подходящую по размеру чашку для гостя. В конце концов, перебрав с полдесятка рюмок, пододвинул домовому маленькую пластмассовую мерку и отмытую от соли ложечку. За знакомство Кузька выпил целых три мерки молока, так что старику досталось всего несколько глотков. А липового меда в баночке уменьшилось так ложек на пять, причем столовых ложек. От предложенного ломтя батона, намазанного маслом и щедро присыпанного сахаром, домовенок тоже не отказался. Доев последний кусочек, и заметно подобрев, Кузька погладил выпирающий животик и пообещал время от времени проведывать старика, да и пошкандыбал к вентиляционной решетке.

Свое слово домовенок сдержал. Сначала он периодически заскакивал на обед, потом стал регулярно заглядывать на завтрак и, уминая за обе щеки кусочек яичницы или жареной картошечки, беседовал со стариком за жизнь. Порой даже оставался ночевать: на антресоли в прихожей старик положил свой старый, связанный из овечьей шерсти, свитер.

Бывало, что Кузька не появлялся неделями. И тогда Семен Семенович начинал задумываться о том, что человеку, который на восьмом десятке лет не просто верит в домового, а еще и беспокоится, если тот не приходит в гости, стоит всерьез озаботиться своим здоровьем. Возможно, даже надо у врача проконсультироваться, который мозги лечит. Но потом снова появлялся Кузька, голодный, шебутной и очень забавный, несмотря на то, что жил, по его словам,

уже не первую сотню лет, и все опасения исчезали напрочь. Потому что такого просто невозможно нафантазировать.

— Нет. Золотые свечи делают из звезд. Когда звезда падает с неба, она попадает на горку. Катится по ней, и превращается в золотую свечку.

— Тогда золотые свечи не могут плакать золотым воском.

— А что же тогда стекает на блюдце?

— Это просто золотые слезы.

О, эти коварные женщины! Чего им ни дашь, все равно мало!

Боже, береги в них влюбленных мужчин!

(Рич Уэллер, философ).

ОН.

Во всем важна теория. Надо всегда знать, что ты делаешь. Успех приходит к упорным. Держать себя в руках. Держать в руках. Быть последовательным… И в руках. Вот только, не со всеми получается.

ОНА.

Черт! Черт, черт! О, ты хвостатая зараза, что покровительствует всему женскому полу! Ты хоть скрой меня от этого взгляда. Вот, попала!

ОН.

Смотри, какой я хороший. Пожалуй, даже причешусь. У меня сильные руки, еще улыбаться умею. И очень умный.

ОНА.

Да я вииижу! Черт бы тебя побрал! Мои слюни.

ОН.

Могу еще подмигнуть.

ОНА.

Обожаю! Черт, прости, подвинься, у меня новый кумир.

ОН.

Забавно. Серьезно, что ли?

ОНА.

Влюбилась ведьма, можешь покорную голову в петлю… (Хитрый взгляд исподлобья).

ОН.

Хочу слушать, какой я хороший. Дааа. Мне нравится. А дракона бить пойдешь?

ОНА.

О, мой прекрасный рыцарь, если Вам угодно. Вот тебе драконья голова — держи. Рад?

(Про себя: я влюбилась! Офигеть! Такое бывает? Какой красивый снег хлопьями, какие близкие звезды, музыка звучит в кайф. Наркомания!).

ОН.

Маленькая голова. Хочу больше и красную.

(Про себя: чего-то скучно! Это любовь? С каким соусом есть? Раньше веселее было, а теперь скучно. Может, попинать, и жареная курица снова полетит?).

ОНА.

Так, Звезды на месте. Голова не кружится. Странное чувство. Пожалуй, бежать нафиг, пока не поймали.

ОН.

Чего-то не хватает. А где поклонница? Эй! Ты там где?

ОНА.

О, боже, какой он хороший… Какие руки… Еще и расчесывается… А сердечко тук-тук. Улыбается, будто всю жизнь только на него и смотрела… Так! Что за лебеда? Я такое не ем. Пошла в доме приберусь.

ОН.

Эй! Я грустный, обиженный! Я ничего не покажу, но ты-то видишь, что я зол и тоскую.

ОНА.

Чего, серьезно? Скучно как-то… Может, попинать?

ОН.

Не смешно. Я обиженный! Видишь ты, или очки выдать?

ОНА.

Ворчит чего-то. Может, голодный?

ОН.

Весьма. И голову дракона.

ОНА.

Фигу. Пошла цветочки посажу у дома, раз не дарят.

ОН.

С клумбы пойдут?

ОНА.

Черт! Ты где, хвостатый, спрашиваю? Что значит, «разбирайтесь сами»?! Ты с женщиной разговариваешь – просто так не смоешься! Ну-ка сделай, чтоб интересно. Попинать? Да не помогает уже. О! Спасибо! Какой он демонический, красивый и.. Очень коварный!..

ОН.

Я такой.

ОНА.

Напишу тебе стих в триста тридцать три строки.

ОН.

Четное должно быть.

ОНА.

Какой коварный…

ОН.

Да, я тако…

ОНА.

И слишком умный!

Черт! Скучно! Поняла… Хорошо, давай попробуем. Эй, парень. Да, ты. Сюды пришел и встал рядом, я сказала. (Про себя: как красиво полетел… А этот сильный… Может, смыться?).

ОН.

Больше ничего не придумала?

ОНА.

Надо в следующий раз боксера попросить. Этот высоко летает.

ОН.

Канеш. Кто бы спорил. Вот тебе голова дракона. Заметь, красного. Тут такие гребешки. А там язык синий. И два рога. Ничего и не похож на козла облезлого. Я его сам. Тебе. Цени и радуйся.

ОНА.

Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте…

ОН.

Стоять!

ОНА.

Не сработало. А он интересный. Долго терпеть будет? А если так? Да, еще и слез побольше. И истерики. А что это за баба мимо прошла? А брюнетка? Это та же? Ну-ну.

ОН.

Сначала связать, или сначала кляп в рот?

ОНА.

Я все вижу!

ОН.

Кляп.

ОНА.

И слышу.

ОН.

Знаешь, я пошутил. Надо покурить и пойти на подвиг во имя себя любимого и дорогого.

ОНА.

Я тебя не люблю.

ОН.

ЧТО?!

ОНА.

Не люблю, говорю. Вы такие глупые и славные мужчины, вас так легко обмануть. Черт, подтверди! Нет. Не любила. Не люблю. И не буду.

ОН.

А если подумать?!

ОНА.

Подумать только.

ОН.

Вот и думай, пока не поздно!

ОНА.

Ты мне угрожаешь? Не очень-то и хотелось!

(Отворачивается, размазывает слезы).

ОН.

Черт! Ну, ты же мужик! Помоги, а. Во, вляпался.

Что значит помолиться? Тебе? А не много ли тебе надо, мочалка хвостатая. Вали к ней, скажи, что нужна.

ОНА.

На колени!

ОН.

Не в этой жизни.

ОНА.

Я тут где-то проходящего инструктора по боксу видела. Что значит сбежал? Хм. Чёооорт! Иди-ка сюда. Здесь постой. Да, и не держи морду кирпичом. Улыбнись, скотина.

ОН.

Черт, тебе конец. Женщина, ты моя! Зверею.

ОНА.

Я не хотела. А давай, я снова назойливая и тебе надоела?

ОН.

Очень смешно.

ОНА.

Да ты с моим характером смоешься через неделю!

ОН.

Засекай.

ОНА.

Мдя. Все сроки вышли. Любовь, ты ли это?

ОН.

Давай дружить?

ОНА.

Он меня терпит и пока не сошел с ума. И не убил никого. Хочу замуж и детей.

ОН.

Э! Я не согласный.

ОНА.

А кто тебя спрашивает. ОЙ… (Я это вслух сказала?).

ОН.

Как же она меня бесит – от нее никогда не знаешь, чего ждать.

ОНА.

А я еще улыбаться умею. И расчесываюсь иногда. Могу еще плечиком вот так.

ОН.

Черт! Ты где? Да нет, ничего, просто хотел убедиться, что ты не причем.

ОНА.

Мне больше ничего не хочется.

ОН.

Как же она меня…

ОНА.

Удачи, милый. Черта оставь себе. Будь счастлив.

ОН.

Как же она меня бесит! От нее никогда не знаешь чего ждать! Без этого скучно.

ОНА.

Топ-топ.

ОН.

Хорошо, давай ты рядом, но, чтоб ни щей, ни кислого.

ОНА.

Только твоя мина.

ОН.

Я серьезно.

ОНА.

Не согласна.

ОН.

Бля.

ОНА.

Я пошутила. Ты ведь сам просил.

ОН.

Угу. Связался… Черт, помолись там за меня…

— Какая она красивая! — восхитился Санек, отступая на шаг. — Совсем как в книжке!

Друг склонил голову набок, осмотрел скульптуру от чуть выглядывающих из-под снежной шубки носков снежных сапожек до пушистой снежной шапки (шубку и шапку они специально обрызгали водой из пульверизатора и обсыпали мягким снегом, чтобы было похоже на мех) и педантично уточнил:

— Не совсем. Масштаб один к шестнадцати.

И не понял, почему Санек засмеялся, но тоже улыбнулся в ответ. Спросил, подумав:

— Теперь она оживет?

Санек вздохнул.

— Нет.

Санек выглядел огорченным, Друг же скорее удивился. А расстроился так, за компанию просто.

— Почему? Мы что-то сделали не так?

— Как ты не понимаешь! Это же просто сказка.

За последний год Санек сильно вырос, пошел в школу и больше не верил в сказки. Особенно после похорон бабушки.

— Это только в сказках неживой человек может стать живым, — сказал Санек и поджал губы. Наверное, тоже вспомнил именно это. — А в жизни все не так. Если умер, то уже навсегда.

— А если не умирал? — спросил Друг осторожно. Имитация личности имитацией личности, но в школе есть такой предмет, Основы Безопасной Жизни называется. И что на нем проходят, Санек рассказывал. Ничего там хорошего не проходят, во всяком случае, для киборга.

— Это как? — удивился Санек и о бабушке, кажется, забыл. Вот и хорошо.

— Просто никогда не был живым. Как я.

— Скажешь тоже! — фыркнул Санек, окончательно успокаиваясь и засунув руки в карманы, чтобы отогреть: лицо снежной девочке они с Другом плавили ладонями вместе. — Ты живой! И вообще.

— А что такое «живой»?

— Ну… ты теплый!

— Батарея тоже теплая. Она живая?

Смеялся Санек очень заразительно, так и хотелось рассмеяться за компанию. Но забывать об ОБЖ не стоило.

— Слушай, — спросил Санек, уже перестав хихикать, но продолжая улыбаться, — а почему мы твою годовщину не отметили? Мне же тебя осенью подарили, правда?

— Шестого октября.

— Вот! А сейчас уже декабрь! Больше года прошло!

— Год, два месяца и двадцать восемь дней.

— Все-таки ты зануда! — сказал Санек, продолжая улыбаться. Без раздражения сказал, даже с гордостью. — Надо будет обязательно отметить, это ведь тоже праздник. Праздники — это хорошо!

— Приказ принят.

Год и почти три месяца. Два Хеллоуина, два Новых года, обычный и Старый (над концепцией которого Друг немного подзавис), День Независимости, День родителей, День мальчиков, и еще много других праздников, когда Санька привозили в город к отцу, настоящему хозяину Друга, и оставляли под опекой киборга надолго. Иногда до самого вечера, или даже и на ночь. А еще субботы и воскресенья, тогда точно было с ночевкой. Хороший год.

— Если я понижу температуру кожных покровов — я перестану быть живым? — спросил Друг через некоторое время, когда окончательно понял, что о бабушке Санек больше не вспомнит.

— Да нет же! Вот глупый! Ты все равно будешь живым, у тебя же течет кровь!

— Я могу пережать сосуды имплантатами, и она не будет течь.

— Ну это же все твой процессор! Он тебе просто помогает, вот и все. — Санек вытащил из кармана старенькую флешку, завалявшуюся там с прошлого года. Похмурил светлые бровки, разглядывая ее, и вдруг просиял: — Ну вот представь, что это процессор! Если его мне в голову вставить, чтобы он мне помогал, я же не стану от этого менее живым, правда?

— Снегурочка не оживет, потому что у нее нет процессора?

— Да нет же… — Санек вздохнул, поежился, роняя флешку в снег. — Просто мы живем не в сказке, тут такого не бывает. Пошли домой, а? Я замерз.

— Александр, сколько раз тебе говорить, чтобы не выходил гулять без перчаток?! — повторил Друг голосом своего настоящего хозяина. Санек хихикнул (его всегда веселило, когда Друг говорил не своим голосом) и потопал к крыльцу коттеджа. Надо было догнать, не отставая от объекта охраны далее чем на два метра, как предписывала программа. Надо было, да. Но сначала…

Воровато оглянувшись на уже отошедшего почти на три метра Санька (территория под защитой, частный двор, охрана на въезде в поселок, охрана на воротах двора, увеличение критического расстояния допустимо), Друг поднял уроненную им флешку и вставил ее в голову снежной девочке — глубоко, сразу же затерев снегом, чтобы не видно. У каждого должен быть шанс. Хорошо, что здесь слепая зона у камер. А теперь быстро вернуться к объекту охраны, пока никто не заметил.

Друг обернулся и замер. Потом, подчиняясь программе, сделал четыре шага и остановился снова. Потому что Санек тоже стоял неподвижно на нижней ступеньке крыльца. И смотрел на него, уже не улыбаясь.

— Ну и зачем? — спросил Санек тихо.

Любые слова можно списать на имитацию личности. Несанкционированный приказом поступок — дело совсем другое. Его никакой имитацией личности не прикроешь. И им, конечно же, рассказывают на ОБЖ, что такое сорванные киборги, не подчиняющиеся приказам. Как они опасны, и как они палятся. Уже рассказали.

— Она все равно не оживет, — сказал Санек так же тихо.

Друг улыбнулся криво — теперь-то уж чего? 

— У каждого должен быть шанс.

— Логично.

Санек помолчал, хмурясь и глядя в сторону. А потом вдруг спросил:

— Ты архивы когда стираешь?

Друг моргнул.

— По пятницам. В полночь.

— Сам?

— Сам. Если, конечно, хозяин не хочет что-нибудь просмотреть.

— Ага…

Санек помолчал еще, а потом решительно приказал:

— Сотрешь сегодня. Вот прямо до этих моих слов и сотрешь. Оставишь только приказ о стирании. Ясно?

— Ясно. Приказ… принят.

— Ну а раз ясно тебе, тогда и пошли! — буркнул Санек, по-прежнему глядя в сторону. — И руку дай! А то я совсем тут с тобою замерз, без перчаток-то!

***

P.S. 

Когда утром следующего дня они вышли гулять, никакой Снегурочки во дворе не было. 

И конечно же, этому было вполне логичное объяснение: ее мог убрать дворник-робот, для которого снежная девочка была просто неучтенным мусором на подведомственной территории, подлежащим утилизации. А следы его гусениц, конечно же, вполне мог прикрыть падавший всю ночь снег. И, конечно же, это было самое логичное предположение, потому что, ну сами подумайте, кто же всерьез верит в сказки?

P.P.S.

А вдруг?

Выстреливающий тросик, сплетенный из сверхпрочных лимерных нитей и вылетающий на расстояние до двадцати метров, сейчас спасал ему жизнь в третий раз. Первый раз случился на Корыте — нижний этаж первого уровня, где проводились любые нелегальные развлечения. Выиграл на кругах он честно, но только с его победой не согласилась Серая кодла, и даже попыталась привести в качестве доказательства свои аргументы. Тогда ему повезло: умудрился тросиком сдернуть руку целящегося в него мужика так, что тот прошил навылет своего же, что стоял напротив. Секундная заминка позволила метнуться вперед и вбок, уходя с линии выстрела, и подобрать с пола лучевик. Шансы сравнялись, а умирать серые никогда не хотели, предпочитая нападать стаей на одинокую и беспомощную жертву. 

С того дня ему позволили беспрепятственно ходить по всем игровым отстойникам дна. Да и для остальной шушеры он стал практически неуязвим — серый объявили, что они официально держат его жизнь. А связываться с самой многочисленной и безумной кодлой никто желанием не горел. Второй раз случился через год с небольшим — сделка была сомнительной, но он сыграл честно — только вот его новые партнеры, после того как все документы были заверены биометрическими подписями, решили разыграть другую карту и неожиданно приказали охране отправить новоявленного соратника в свободный полет. С одной стороны как бы все логично — если один партнер не может выполнить свои обязательства, то все наработки по общему делу переходят ко второму партнеру, — а разбившись в лепешку, падая с шестьдесят четвертого этажа, точно свои обязательства не выполнишь. С другой — умирать по такой глупости не хотелось. И снова повезло, что в падении умудрился выстрелить тросиком и край того закрепился на декоративной решетке высотки. Спуститься, перекидывая тросик и периодически просто повисая на руках, пока освобождал грузик, оказалось делом техники. Зато, когда добрался до открытой площадки пожарной лестницы, то долго сидел, рассматривая клубящийся туман и машинально вытирая стекающую с разбитого лица кровь. 

Сейчас, похоже, был третий раз. Олэр медленно поднял руки, всем своим видом демонстрируя, что сдается, — но на самом деле, чтобы занять удобную позу для замаха. 

— Я думал, мы и так договоримся… — Резкий мах рукой, поворачиваясь. Грузик влетел самому ретивому из шайки точно в глаз. Крикнуть тот даже не успел, лишь рефлекторно дернулся зажать рану — из-под пальцев заструилась кровь. А Олэр уже заканчивал разворот, зацепив удавочной петлей вожака за шею и подтягивая к себе. — Ты же любишь жизнь? Вижу, дорогой, вижу, что подыхать не хочется… Так вот, мой хороший, будешь послушным мальчиком — поживешь долго и счастлива, а попробуешь подергаться — сгниешь раньше, чем успеешь своим гориллам приказ отдать. Ты меня услышал? 

Вожак прохрипел что-то отдаленно похожее на положительный ответ. Олэр презрительно усмехнулся — разумеется, его попробуют найти, но эта попытка станет для непонимающего мудака первой и последней: короткого укола в шею, когда еще сильно душат, заметить сложно, а микрочип уже введен — так что отследить место пребывания объекта не составит труда, а, заодно, если что пойдет не так, в любую секунду можно послать обратный сигнал — и микрочип раскроется, выпуская из отсека нанокапсулу с ядом, от которого за полторы минуты умрет даже физически выносливый и тренированный человек с элементами имплантинга в организме в пределах сорока процентов. Не то чтобы Олэр не любил людей, просто считал хорошим тоном не оставлять своих обидчиков безнаказанными. А чип обнаружить не так-то просто без специального оборудования, да и вытащить можно только по-живому — главное только выждать пять-шесть минут, чтобы миниподарочек успел пробраться в кровеносную систему. 

На ум пришло слово «кошмарить» и Олэр усмехнулся — так на нижних уровнях называли пустой треп, за которым кроме наглости ничего не стоит. Вот сейчас он этим и занимался — кошмарил банду по полной программе. Только свои слова порой подкреплял весьма меткими выстрелами — двое то ли самых безбашенных, то ли самых преданных, что полезлиотбивать своего главаря, уже валялись в мусоре с раздробленными коленными чашечками. Остальные оказались умнее и напролом не поперли. Так что теперь можно было и развлекаться. Как говорил Лэйст — один человек легко может бить толпу, проблема в том, что сначала разные по численности группировки и команды будут долго бить тебя, пока сам не научишься давать отпор. И не только кулаками. Бить в ответ надо так, чтобы обидчики не могли встать. Свои слова «папа» всегда подкреплял делом — и звереныш тогда основательно получил и действительно не мог несколько дней даже встать. Зато теперь научился. Олэр быстро огляделся — вокруг него жалось к стенкам семнадцать человек. 

— Вот видите как хорошо и приятно заводить новых друзей, — издевку совсем убрать не получилось. — Я и был уверен, что мы подружимся и пригодимся друг другу. А теперь запомните, олухи подворотни, если задумаете меня пришить, то этот квадрат сравняют с мусором, а за вами пойдут охотиться Шакалы. Будете мне полезны — поживете, и даже иногда за вашу работу буду вас подкармливать. А сейчас улыбайтесь — сделаем групповую визуализацию мне на память. И морды, скоты, не прятать, а то скальпы сниму на пробу для генопределителя. Ну-ка, скомандуй своим бойцам. 

Момент был немного рискованный: пугач пришлось зажать зубами, чтобы активировать камеру на браслете. Но «бойцы» не рыпнулись, а придушенный вожак вообще вел себя идеально. Олэр остановил запись, перехватил пугач в руку и стал медленно пятиться на выход, закрываясь заложником от шайки, а спиной почти прижимаясь к стене. 

Выбравшись на более-менее чистый квадрат, он пинком отшвырнул пленника, и включил кроссы — миниатюрный движок у них, конечно, был слабоват, но на триста метров преимущества давал, а там можно запутать след, добраться трубами до более-менее приличного района и вызывать таксолайт на указанные координаты. Еще одна мера предосторожности — когда указываешь не точку посадки, а примерный квадрат — тогда оператор видит, что реальный человек, который опасается за свою безопасность и машинка может прилететь. На статичных пассажиров даже с указанием оплаты по двойному тарифу могут транспорт и не прислать — были случаи, когда бандиты взламывали код таксолайта и угоняли флаер. Долго такой техникой не попользуешься, но на одну разовую акцию сгодится. Как-то он и сам так угонял таксолайт, когда заказ выполнял, — тем более, что коды у них достаточно простые, а после взлома можно запросто стереть и следы своего присутствия в системе. 

Когда синий с желтыми полосами флаер его подобрал, Олэр дал первый адрес — кафе на первом уровне с элитным флаерпарком. Заходить в заведение, чтобы затем пробираться через кухню или пожарный выход — верх глупости. А вот арендовать элитный флаер и задать ему трекинг маршрута — вполне себе нормальная идея. Всего и делов на высоте в две сотни метров перескочить из одной машинки в другую, а потом таксофлаер городской службы отпустить и самому лететь уже на виповским. Перебраться просто — намного сложнее имитировать пересадку, когда на взлом обоих машин времени пара минут, чтобы флаера показывали наблюдателям нужные данные: вип-машинка считывалось сканерами как полет с пассажиром. А таксолайт — по параметрам выглядел как свободное такси. Хотя на самом деле все было наоборот. 

Подходящее место для десантирования нашлось не сразу — так что Олэр выпрыгивал буквально за минуту до того, как таксолайт подлетел к новому клиенту. Крыша небоскреба оказалась под наклоном — имитация старинных традиций, — да и угол был достаточно крутым. Олэр кувыркнулся гася инерцию прыжка, и, не удержавшись, докатился почти до самого края — лишь чудом зацепившись за крепления солнечных батарей. Выдохнул, сделал медленный вдох — на волне адреналина голова работала плохо, а ему надо четко просчитывать ситуацию. 

До спусковой шахты ползти пришлось долго — солнечные панели были скользкими и шероховатыми. Но дополз, осторожно спрыгнул внутрь, пробрался ко входу, надеясь, что лаз будет с простым замком. Наверное, какое-то мифическое божество все же смилостивилось — запор был простейшим, всего лишь код на три цифрыи подбор занял меньше минуты. До того как открыть дверь, Олэр быстро сбросил куртку, вывернул ее — теперь вместо неприметного серо-черного хакишта, она была темно-синей, но если поиграть чуть с настройками, то цвет можно отрегулировать почти до светлого. Штаны были попроще — там можно было только включить отражатель. 

 Из подъезда Олэр вышел, изображая обычного гражданина, немного замотанного, привычного уставшего, спешащего на работу, даже походка была шаркающая, а лицо совсем сонным — словно недавно лег, плохо выспался, и пошло оно все далеко и по нижнему ряду. Дотопал до городской остановки, равнодушно дождался кара и, заняв место возле окна, привалился плечом и виском к холодному пластику и уснул. На самом деле четко отслеживая как садящихся в кар, так и выходящих пассажиров и даже зависающий рядом подозрительный транспорт через примитивную зеркалку, подшитую на внутреннюю сторону кепки, — достаточно смотреть через ресницы и при этом стараться не водить глазами из стороны в сторону и не дергать веками. 

Потом было еще две пересадки и три смены имиджа. Последняя — прямо в лифте огромного торгового города. Наблюдателей не было — он проверял неоднократно, но какое-то там шестое чувство прямо выло, заставляя проверяться на наличие «хвоста» снова и снова. Олэр выругался, активировал на коммуникаторе код Лэйста. 

— Рад тебя слышать, — с подозрительной радостью отозвался отец и даже помахал рукой. — Поднимайся на третий уровень. Я тут как раз кофе заказал на двоих. 

Лэйст сидел в кафе с таким невозмутимым видом, что даже опытный физиогномист не нашел бы к чему придраться. Просто зашел человек выпить горячий кофе между делами и встречами. Просто любит он кофе не из автомата, а чтобы приготовлен был напиток по всем правилам, и не роботом, а настоящим бариста. Просто Олэр давно разучился верить в такие совпадения. 

— Даже остыть не успел, — Олэр пальцами коснулся стакана. 

— Специально к твоему приходу, — Лэйст продолжал изображать радушного хозяина. 

 — Скажешь, на чем отследил? — Кофе был отличный. С корицей и белым сиропом. Именно такой он обычно пьет, когда нужно заниматься документами. Но такой напиток в меню кафе или ресторанов не фигурирует да и делать его надо двадцать семь минут, чтобы сироп был разогрет до нужной температуры. 

— Ни на чем, просто просчитал, — Лэйст потер лоб. — Ты немного предсказуем. А догадаться, куда ты рванешь, было элементарно. Сложнее было понять, сможешь ли ты оттуда выбраться. 

— Ладно, — Олэр прищурился, усмехнулся. Злиться было глупо. Лэйст — профи, да и никогда до конца не рассказывал где он всему научился. А вот он сам еще пока не успел превзойти своего приемного отца и наставника. — Хорошо поразмялся? 

— Так себе. — Лэйст допил кофе и метко бросил смятый стаканчик в дрейфующую мимо столиков урну. — В следующий раз ты попробуешь меня поймать. 

— Мальчишка-музыкант… — Олэр сжал зубы, — табу. Ты меня понял? 

Лэйст хмыкнул, но кивнул. 

Привычку заводить игрушки Олэр скопировал у своего приемного отца — ему тогда недавно исполнилось семнадцать, а в сети как раз вовсю шла волна «синих дримов». Тема была кислой: визуализированная игрушка, от которой потом начинался приход. Галлюцинации были разные, но дримы во всех тусовках считались «крутой штукой», что качественно прочищали мозги и активировали накат творческой волны. На такой волне сотворить можно много чего и подростки с верхних уровней охотно подсели на новшество. По Сети гуляли ролики как крутейшие блогеры под дримами делали шикарные вещи: кто-то написал даже музыку в стиле рок-оперы, другой сутками писал детектив, третий вел записи на протяжении нескольких дней и ночей. Когда новинка докатилась до средних уровней, препарат даже не пришлось рекламировать — более дешевый аналог разбирали сходу. 

Ролику на тот момент было пятнадцать, и он сочинял неплохие стихи. Если бы поэт все-таки играл в реальные дримы, а не подсел на аналог, он бы может и протянул полгода, а так сгорел за два месяца. Олэр хорошо помнил как в серый мартовский день наткнулся в боковушке, что считалась комнатой Ролика на окоченевшее тело. Медфлаерпримчался достаточно быстро — стоило только перевести на счет бригады неплохую сумму, но откачать мальчишку врачи не смогли. Остальные игрушки, когда надоедали, то просто забывались, занимались своей жизнью и делами. А Ролик ушел туда, откуда никто и никогда не возвращается. Олэр хорошо помнил, как медленно двигалась лента-транспортера, унося в жерло специального ящика-печи его друга. А потом он целый вечер смотрел записи с Роликом. «Я просто хочу взлететь, парить над пропастью. С крыши смешная земная твердь кажется чище и выше…» 

Лэйст дотянулся, чтобы машинально похлопать приемыша по плечу — когда Олэр так молчал, и глаза становились пустыми, а губы сжимались в одну линию, — значит, снова вспоминал того мальчишку. Лэйст с трудом припомнил видеографии того пацана — он чем был похож на Кета. Те же тонкие черты лица, огромные на пол-лица глазища, вечно торчащие в разные стороны волосы, и увлеченность творчеством. Когда звучащим словам или нотам отдаешься так самозабвенно, что забываешь обо всем на свете. 

— Ничего, сделаешь своему мальчишке протезы, будут не хуже рук. Если деньги потребуются — скажешь. — Олэр криво улыбнулся. — Я помню, что ты говорил, но как знаешь. Мое предложение в силе. 

— Спасибо, — Олэр поднялся. — Хороший был кофе. Я за тобой тоже как-нибудь поохочусь.

Вам говорят, что Вы умны и красивы, не спорьте – людей не переубедишь..

Так. Не поняла…

Дверь отпирают? С какой стати, до кормежки еще часа два, не меньше. Опять кто-то с претензиями? А я думала, что прошлый раз хорошо объяснила: ко мне лучше не лезть.  

Точно отпирают!

На всякий случай я встала и отступила к стене. И со спины никто не подойдет, и лишняя цепь кое-кому настучит по горячим головам. Или не по головам, а по тому, а чем эти уроды думают обычно…

— Эй, ты!

 Я промолчала. Ну-ну… что скажете? Кстати, у охраны местной, похоже, мозгов меньше, чем у птичек. По крайней мере, мой попугайчик имя хозяйки вызубрил на третий день, а эти… я тут уже неделю сижу, а все «эй, ты». Можно подумать Дарья – такое сложное имя!

— Сиди смирно, и ничего не будет! Хозяин только посмотреть ведет!

 Ха.

 Ладно, посижу. Не убудет. Во докатилась, а?  Показывают, как медведя в зоопарке! Влипла, ох, влипла… Вы ОБЖ учили? Помните, там такая тема есть, что незнакомые вещи на улице не подбирать и вообще, чужое не трогать? Вот, чтоб вы знали: реально лучше не трогать. Я так и нарвалась. Иду по парку, в руках сумка-холодильник с мороженым (ну люблю, когда мороженое в свободном доступе), глядь, на дорожке какая-то хрень валяется, на плейер похожая. Круглая, с кнопочками. Я и наклонилась.

 Нет, и в глазах не темнело, и голова не кружилась, просто я словно оказалась в телевизоре и кто-то быстро-быстро каналы переключал: раз – желтая пустыня, два – серая пустыня, три – болото, и ближайший крокодил радостно тянет ко мне зубастую пасть, четыре… На четвертом я отбросила проклятую штуковину и зажмурилась. А открыла глаза уже тут…

— Вот эта.

 И этот туда же! Эта… эй ты… тьфу! Хоть бы один имя запомнил! Хотя фиг они что запомнят. Тут так положено: если нет Имени, то ты дикарка, если дикарка, то ничья, а если ничья, то значит, рабыня. А Имена приличных граждан у них на шеях красуются. Татуировки, что ли…

 А глаза моего «покупателя» офигевшие. И общий вид тоже. Тыкает пальцем, все слова потерял…

— Э? Э?…

 Все слова растерял от моей неземной красоты, не иначе.

— Молодая, здоровая, как положено…

— Э-э…

— Непугливая, протянет долго.

— Э?

— И всего –то десять орлов!

— Эй! –  очнулся покупатель.

 Вот так всегда у мужиков – ступор мигом пропадает, если затронуть то, что пониже талии… Эй, я карман имела в виду! А вы что подумали?

— Доро Иштен, — покупатель, похоже, готов был вскипеть, — это невозможно! Это… это совершенно невозможно! Даже если… Их никто не перепутает!

— А разве вам нужно, что бы спутали? Вер-доро, ведь на самом деле все очень просто. Ваша семья всего лишь должна…

Голоса затихли за закрывшейся дверью.  Эй-эй! А с кем меня должны спутать? Эй!

 

 Скрип-скрип. Скрип-скрип. Всхлип-всхлип. Скрип.. эй, хватит!

 Всхлипы как отрезало, а противное скрипение, от которого отваливались уши и болела голова, никуда не делось. Зато рядом зашептались. Сразу три голоса или четыре. Эй, у меня что, сокамерницы? Я кое-как разлепила глаза. Что ж голова болит, а?

 Так, а комната-то не моя. В моей и свет был только под потолком, и стенки не качались, и соседок не было… эй, куда шарахнулись? Не съем. Хотя есть охота… стоп.

 А ведь меня, похоже, опоили. Подсыпали что-то в кормежку, а потом сюда запихали.   Куда?

— Эй, подруги, мы куда-то едем?

 Молчат и жмутся. С такими разговаривать надо гороху наесться. Или бутербродов. С вырезкой, с горчичкой.. м-м… блин.  Ноги скоро протяну с такой кормежкой. Мороженое мое себе захапали, а на завтрак, обед и ужин только каша и пол-лепешки. Уроды. Ох, только что заметила – у меня и куртку сперли! В реале! Сижу, от шеи до пяток  замотанная в какую-то красную занавеску, будто эквадорский банан, дубовый такой… Какого фига?

 Ой, твою ж швабру, а подруги мои пришибленные – тоже все в красном. Прямо не повозка, а корзина с красными бананами. И головы закрыты, и лица накрашены так, что не разберешь, что там за лицо. Одни шеи напоказ. Ох, канчо им по маваси, это что, мы все – вампирские подарки?!

 

 Про вампиров мне наболтал один из стражи. Мол, живут они тут в отдельном «хмале», городском районе (и почти в каждом городе так живут). А где вампиров нет, так там хуже – и войска путного нету, и с магией неладно, и вообще. А чтоб вампы не ушли из города и не бросались на всех подряд, им преступников отдают, которых казнить надо. И людей дарят, которых раз в год по жребию выбирают.

 Я тогда посмеялась только: мол, ничего себе диета – раз в год пообедать, а потом зубы на полку. А теперь, получается, именно я это диетическое блюдо.

 Твою швабру….

 

 Город будто из сказки про прекрасных принцев: дома с бело-желтыми стенами из цветного камня, окна в резных красивых рамах… красные крыши в мелкой черепице, фонтан на каждом перекрестке. Красивый город.

 Чтоб он провалился!

 Катались мы до вечера. Сначала народ на улицах нам чего-то орал (и не все приличное), потом дождь пошел и все попрятались. Развлечений никаких, красивые дома надоели где-то на десятой улице, облака на небе (повозка была без крыши) еще раньше. Девицы ревели как нанятые, раскраску посмывало-перемазало так, что на месте вампиров я б от такой красоты под стол спряталась. Постепенно их становилось все меньше – то одну, то другую выгружали у очередного дома и препровождали куда-то…Интересно,  на кухню или сразу в столовую. Думать не хотелось.

 Было холодно, эта чертова занавеска ни черта не грела. И голодно. В животе бурчало так, что я серьезно призадумалась, кто кого будет есть из нас с вампиром.

 Когда повозка притормозила у темного домика, к нам в очередной раз заглянули «грузчики» — здоровые лбы в одинаковых синих рубахах почти до колен и полосатых головных повязках. Дурацкий вид: рубаха есть, сапоги высокие есть, а штаны между ними как-то теряются. Бесштанные грузчики мрачно обвели взглядом троих оставшихся жертв.

— Кто тут следующая?

 Еще один тип, то ли в мантии, то ли в халате, заглянул в списочек, потом почему-то покосился на четки из блестящих коричневых камушков…

— Давай эту.

— Уверены, доро?

— Этот вампир три года заявку не подавал, значит, ему сойдет.

— Да уж, девица, приятная глазу… Вылезай, красавица.

 Твою швабру. Чем я тебе не красавица? Блондинка, семнадцать лет, рост самый модельный – сто восемьдесят. Ну и килограммов столько же. Почти…. На себя пусть посмотрит, мистер «зубы через один»

— Пошшшшшел т-т-ты, — простучали мои зубы.

 

 Короче, в дом своего… как называют того, который должен тебя сожрать? В общем, этого самого я влетела с пинка. Грузчики не были настроены прощать ни подбитые глаза, ни пинки по сокровенному, и приземлилась я жестко. Ну если совсем честно – на четвереньки. Сразу завертела головой, выискивая моего кровопийцу. Хм… из кровопийц тут была только чья-то пятая точка, торчавшая из-под стола.

— Что за шум? – поинтересовалась точка. – Минутку….

 Выпрямлялись мы одновременно. Я, во весь свой рост и в дурацкой красной шторе – и чахлый вампир с раскрашенной мордочкой. Реально чахлый!  Мне по плечо, худой, в косыночке какой-то. И что добило – с котенком на руках.

— Ты кто?!

 Я улыбнулась – вампир попятился – и хрипло выдохнула:

— Накрывай стол, парень. Пришла пора хорошенько пообедать!

 Живот жадно буркнул – на всю комнату.

 

 Глаза парня затравленно блеснули. И он крепче прижал к себе котенка, будто защищая.

— Убирайся!

 Ну уж нет! Здешний мир мне порядком задолжал за эти три недели! И за рабский знак, и за цепь в подвале, и за попытку скормить вампирам. И за голодовку постоянную, мать их так за просяную кашу! Мы еще посмотрим, кто тут жертва!

— Да ну! А как же обед?

 Хотя тут скорей ужин…

— Пошел вон!

 Пошел?! Это кем он меня считает? У меня прямо в глазах потемнело. И не знаю, что бы я натворила и чем бы все это кончилось, но тут котенок недовольно взмявкнул (не понравилось, что сжали) и вырвался. Мы оба уставились на него, и я пропустила удар.

Только краем глаза увидела, как метнулась из широкого рукава белая рука… А потом рой искр и ох… стен… ка…

 

 Не люблю… красных ежиков…

 Я их не видела, но откуда-то знала, что они красные. Они как-то влезли мне под кожу и теперь ползают внутри, медленно так… Не могу дышать, все иголками… истыкано…

 Садисты.

 Пару раз приходил укротитель, забирал их, и я отдыхала. Засыпала. Потом они возвращались… поменьше размером и не такие царапучие, но все равно больно. Поганцы. А я ведь всегда ежиков подкармливала – нормальных, серо-белых. У них такие мордочки симпатичные. И глаза…. Вот как эти. Смотрят, будто ежик решает, выпустить иголки или нет?

— Хотите… молока? – предложила я глазам.

 Может, попьют и успокоятся?

 Глаза мигнули, и мне на лоб опустилось что-то прохладное. Хорошо. И колючки унялись.

— Пожалуйста… я хочу ежика… серого…

 Но тут рядом кто-то начинает курить, горьковатый дым вьется у лица, и в нем пропадают не только ежики, но и все остальное.

 

— Я не понял, что она девушка, — сказал самый крупный ежик – уже серый. – Рост и фигура… Подумал, это опять выходка Даиза.  

Подумать только, у ежей тоже есть девушки… уже смешно.

— Возможно, так оно и есть, — второй еж был маленький, а голос мужской, почти бас. — Тогда в ней должен быть скрыт какой-то изъян.

— Еще какой-то? – горький смешок.

— Я имею в виду существенные недостатки, энчелесто.  Ядовитая кровь или слабоумие, или…

— По сравнению с той коровой недостатки не так существенны. По крайней мере, хоть какая-то возможность сохранить лицо…

 Я представила корову с лицом, причем сохраненным. Подтяжку корова делала, что ли? Да что за траву они курят?

— Просыпается. Перелом или ушиб, энчелесто?

— Ушибы. Позвоночные сочленения и голова…

— О! Можно провести опыт. Премудрый аргенти Ченцио ставил подобные на раненых и утверждал, вкусовые качества их крови…

-..замолчи…

 И опять горький дым, в котором тонут и голоса, и свет.

 

Разбудило меня рычание. Я подхватилась, озираясь по сторонам, выхватывая глазами полутемную незнакомую комнату… беленые стенки с каким-то орнаментом поверху, занавески, слоями будто наплывающие друг на друга… несколько солнечных пятен на полу, но тускловатых, будто сквозь чешую… странную свечку у кровати, толстую, длинную, в бело-синюю полоску.  От нее и шел тот горьковатый дым, пропитавший насквозь мою подушку.

 И никаких зубастиков… В смысле, никого, кто бы мог рычать. Почудилось, что ли?

 Рррррррррр! По комнате снова прошел рык, и на этот раз сомнений никаких уже не было: рычало у меня в животе.

 Есть хочу! Тррррребую! Жрррррать!  

 Последний раз так есть хотелось на трижды проклятой кефирной диете. Я тогда готова была сырые пельмени слопать, но их тоже не было, сама ведь из квартиры все вынесла, чтоб не сорваться. А однажды среди ночи проснулась посреди роскошного сна про гамбургеры и поняла, что уже успела соорудить свое счастье из листа кактуса и аквариумной рыбки… Ну и глаза у нее были, у бедняги, голод отбили на момент. Рыбку потом еле откачала и от греха подальше подарила ботаничке Люське из соседнего подъезда.

 А сейчас бы не подарила. Сейчас, по ощущениям, я б слопала несчастного карасика вместе с хвостом и плавниками. И с чешуей!

 Я хищно обвела взглядом комнату… Взгляд наткнулся на котенка. Того самого. Толстенького такого… шоколадного. Не знаю, что там кот прочитал у меня на лице, но шерсть на нем мигом стала дыбом.

— Рррррррр! – еще раз включился живот, напоминая не тормозить, а быстро загрузить в него подходящую еду.

— Миу! – возмущенно отозвался котенок и, подхватив с пола что-то мелкое, нырнул под занавеску. Оттуда тут же поплыл очень знакомый запах… печеное. Хлеб или пироги, или… да что угодно!

 Желудок словно воспарил над кроватью и поплыл к двери. Вместе со мной, если, конечно, «воспарил» сюда вообще подходит.

 Я наскоро глянула, что на мне надето – что-то типа ночной рубашки, только темной (прощайте, джинсы!) и с пояском. И рванула следом.

 

 Дверь под занавеской была вроде не совсем обычной – по толстому дереву тянулись железные полосы. Но даже если б она сейчас золотом и бриллиантами сверкала, я бы все равно там не задержалась. От голода в прямом смысле мутило.

Коридор темноватый, расписной. Что там в росписи, не спрашивайте – просто покажите, где тут кухня!

— Миу! – жалобно мяукнул котенок. О… я его в угол загнала, оказывается. Возле двери, откуда пахло едой. Еще немного, и я б его этой дверью просто смела. Молодец, что мяукнул, кис, а теперь испарись отсюда, пока мои окосевшие мозги не приняли тебя за шоколадку.

— Миу! – повторил котик, и маленькая лапка выдвинулась, подсовывая к моим ногам… мышь. Дохлую мышь, вы подумайте!

 Я оцепенела. А кис довольно мурлыкнул и утопал, пока у меня ступор не прошел.

 Это что, это он со мной едой поделился? Или откупился?

Твою швабру!…

 

 Кухню я так и не нашла. Просто не дошла туда. Зато нашла ИХ!

 Булочки. Даже не так. БУЛОЧКИ!

 Румяные… золотистые… мягкие… полная корзинка!

 Рррррррр!

 Я запустила руку в корзину, ухватила в каждую по булке и забыла о мире на пять минут. Мягкое тесто, ароматное, нежное, с тоненькое прослойкой варенья или фруктов… Ням, наслаждение.

 Но мир о себе быстро напомнил. Сначала в глубине дома что-то негромко бумкнуло и зазвенело разбитое стекло, потом пополз дымок – такой, химический.

 Пожар? Пойти глянуть, что ли?

 Бурррррл! – обозлился живот. Наверное, испугался облома. И я решила, что пожар подождет.

 

— Ты встала.

 Голос ледяной. Будто сосульку за шиворот уронили. Хозяин. Принесло ж его… невовремя. Там в корзинке еще пять булочек осталось…

— Положи еду на место.

 Еще сосулька. Ну мы еще посмотрим… Оборачиваюсь и нагло запихиваю в рот булку из левой руки. Слова «Фиг-тебе-рабовладелец» приходится пока отложить. Ну, пока не прожую.

 Вампир-рабовладелец застыл у стены. Ручки на груди сложил и на меня смотрит, как на гусеницу в салате. А лицо-то, а лицо… приснится – заикой останешься. Что у них за манера тут себе лицо раскрашивать? Индейцы с боевым макияжем по сравнению с местными отдыхают!

— Значит, все-таки глупая, — кивает мой хозяин. – Ясно. По-ло-жи еду.

 Да пошел ты!…

 Черные глаза суживаются. Какие странные… черные сплошняком, без точек… или золотые? Светятся, они светятся! Растут. Заполняют все. А комната наполняется шорохом и шепотом.

 Хозяин… приказ… исполнить… приказ… положить…  

— Довольно.

 Что-то несильно бьет по щеке, и наваждение развеивается. Блин, вместе с булочками! Даже с корзинкой…  Только глаза никуда не делись – просто стали меньше и снова почернели. И смотрят – Снежная королева помрет от зависти.

— Три сосульки – многовато, — бормочу я, прислушиваясь к ощущениям за шиворотом.

Вампир презрительно кривится.

— Я так и думал. Понятно, — раздельно проговаривает он, — Иди… пойдем… вот сюда-а…

 Мне кажется, или он правда разговаривает со мной, как с полной идиоткой?  Нет, точно! Не хватает только  «молодец-хорошая-девочка» и картина полная!

 Ах, ты… но прежде чем я успела подобрать слова, рядом уже маячила знакомая дверь.

— Эй!

— Не выходи, пока я не вернусь. Вот твоя еда, кстати…

 И в руках оказывается что-то холодное.

 Очнулась я рядом с полосатой свечкой. Присела на низкую постель… В руках – высокая кружка с чем-то белым.

 Это то самое? «Твоя еда»? Я принюхалась…

 Твою швабру!

 В кружке оказался кефир.

 Ненавижу вампиров…

 

 Пятнадцать минут я убила на обследование комнаты. Ну нечего там было обследовать, если честно. Стенки да кровать, а еще свечка полосатая, потушенная. У двери зеркальце. Может, до меня тут жила феечка из «Питера Пэна», потому что лично я в это зеркало могла увидеть только нос и глаза, и то не одновременно. Больше в комнате ничего и не было, кроме моих джинсов у занавески.

 Занавески отодвинула – без толку, перед окном (узким, только кошке пролезть или той самой феечке) стенка сплошная из зелени. Кусты зеленые, деревья зеленые… и тоска такая же самая. Зеленая.

 Вот же влипла. Вот зачем я ту штуку в парке полезла трогать?

Тренер сколько говорил: жизнь молодого сумотори подобна бытию новобранца в армии: обязанности, достойное поведение и обязанности. Всякий решивший посвятить себя сумо должен добровольно отказаться от множества мирских удовольствий… и прекратите жевать в неположенные часы, Дари-сан!

 Что? Ну да. Занималась я сумо… не очень долго. Ояката наш (наставник) сначала только ахал и восторгался «крупным подростком», а потом пилить стал. Мол, современная молодежь чересчур избалованная. Мол, начинающим недостает упорства. Не понимают, они, что сумо – прежде всего работа. И так далее. И прекратите, наконец, портить рацион жареной картошкой, Дари-сан!

 Эх. Лучше б я рис жевала. В этом мире кормежка похуже японской кухни.

 Хотя… булочки…

 Булочки. Эта раскрашенная зараза отобрала у меня корзинку. А там еще точно оставалось несколько штук. Я ведь всего пару-тройку успела приговорить.

 Я пометалась по комнате. Отвлечься было нечем: ни телевизора, ни компа, ни мобилки, журналов и тех нет. Булочки кружились перед глазами, как в рекламе, а вместо музыкального сопровождения выступал живот с очередным дурацким бурчаньем.

 Я мстительно залила в него кефир и завалилась на кровать.

 Скотина, ненавижу, всю жизнь мне испортил! Лет в тринадцать, когда сообразила, в кого превращаюсь, так сколько я старалась, сколько диет перепробовала, сколько часов в тренажерке проторчала. И все без толку. В какой-то момент, когда этой скотине надоедает бурчать, у меня мозги как выключаются, и бац – уже стою у какой-то палатки с шаурмой или в Макдоналдсе пятый гамбургер наворачиваю. И все по новой. В школе пальцем тыкают, продавщицы в магазине «одежда для полных» тайком хихикают и показывают, где самая просторная примерочная, парни шарахаются… и полная безнадега.

 Теперь уж точно полная.

 Вампирской закуске худеть ни к чему.

 Наоборот, приятный сюрприз – меня ему на целую вечеринку хватит.

 Всхлип.

 

 

Мясо. Мясо, жареное, кусочками, м-м-м-м… вкуснота.

Еще кусок, еще. И лепешечкой закусим. И еще мяса немножко…

Чуть недосоленное, без кетчупа, да и жестковатое, если честно, но мое, мое, не отдам. Еда-а. Еда… кончилась.

 Я опомнилась. Ой. Куда это меня…

 Стою в какой-то комнатке перед столом, на столе пустая посуда – что-то вроде сковородки без ручки с остатками мяса и две корзинки, одна с крошками, вторая.. у второй ко дну прилип зеленый листик. Фрукты в ней были, что ли…

 Были. Именно что были. А ведь я только что… и живот молчит, довольный, как сытый удав в нирване. Ой-ой…

 Я слопала ужин своего вампира!

 

 Да где ж тут есть, чего есть! Я в отчаянии пробежалась по комнатке. Что ж такое… неужели у этого чертова вампира только и было еды, чем то мясо? Между нами – не очень вкусное и вообще вроде как вчерашнее…

 «Бурррл» — высказался живот. Ему мясо явно пришлось по вкусу.

 Заткнись, зараза, тебя не спрашивают.

 Это кухня, это явно была кухня, хоть и какая-то странная. Плита не зажигалась ни спичками, ни… вообще ничем! Я вообще сначала не поняла, что эта помесь стола с шкафчиком, крашеная в шесть цветов, – плита. Поняла, когда ладонью оперлась, чтоб до полки дотянуться. Чертова железка нагрелась вмиг, будто утюг взбесившийся, и я с воплем отдернула руку. Оказывается, плита включалась сама собой, когда на ней что-то оказывалось. А шесть цветов – квадраты с разной степенью нагрева. И плита еще полбеды.

 Холодильник тут тоже был.

 И даже немножко похож на наш, знаете, такой, магазинный, во всю комнату? Тоже случайно нашла. В смысле не случайно, а… словом, закрыла глаза и внушила животу, что он голодный. Очень-очень. Ну прямо кефирная диета, день третий. Сработало. Открыла глаза уже рядом с дверцей, которая вела в эту суперморозилку. Ну да… холодильники чертово брюхо может находить, как ищейка наркотики.  Эх.

 Не закрывая двери, я тихонько пошла вдоль стены с банками, коробками и мешочками. С другой стороны с потолка свисали… свисало… что угодно свисало. Экстремал наш вампир, хранить продукты рядом с фиг знает чем. Живот не унимался и намекал на кормежку, мол, убедила, так давай. Но тут мы наткнулись на чью-то замороженную голову – прямо рядом со свиной тушей! – и ненасытная зараза заткнулась. Голова была не человеческая (при всей моей нелюбви к местным рогов я у них не замечала), но очень похожа… а глаза со зрачками-щелками… брррррр!

 Пришлось хватать первый попавшийся кусок мяса и удирать.

 

 Мясо оказалось рыбой. Когда оттаяло. К этому времени я уже разыскала на этой «кухне» перец (черный, душистенький), фрукты и еще кое-что по мелочи. Очень нужны были яйца, но как-то не захотелось их брать…  Хранились они странно. Не в холоде, а в тепле, это во-первых, а во-вторых, разного размера и цвета… с какими-то разводами. Впечатление, что хозяин из них коллекцию собирает. Пришлось обходиться тем, чем есть.

 Итак, готовим форель в винном соусе. Хм..

 Надеюсь, это, в кувшине, все-таки вино?..

 

 

  Джано

 

 Это чудовищно.

 Мне не привыкать к гнусным выходкам Старших вампиров, я слишком многим кажусь легкой мишенью для забав. И раньше почти каждую неделю приходилось отвлекаться от исследований, ставить на место обнаглевших со-Родичей (хотя какие уж тут со-Родичи, когда все насильно). Но это переходило все границы.

 Я не подаю прошений о Дарах. Бессмысленно. Даже если в злую минуту я переступлю через себя и все-таки воспользуюсь подарком… нет.  Никто не позволит мне вырваться из-под «опеки». Не позволит стать сильнее.

 И привозимые мне подарки как нельзя лучше показывают это. В первый год была старуха. Годом позже – крыса. Потом корова… мальчика еще присылали. А сейчас – вот это.

 На этот раз Дар формально соответствовал требованиям: девушка была молода, здорова и пригодна для Изъятия. Формально. На деле же…

 Существо, которое оказалось у дверей моего дома, не было даже представлено мне по правилам: сопровождающие просто бросили его на моем пороге и уехали, явно сознавая, что нормальный Одаряемый от такого Дара просто взбесится.

 Девушка, приятная глазу… как же.

 Разве что глаз слепой. Единственное, что соответствовало перечню качеств «Девушки, приятной глазу» — это пол. Это действительно была девушка. В остальном же…  высокая, выше меня, огромная… и вдобавок, глупая. Будто дитя бестолковое. Брать кровь и энергию – у нее? Нет. До такого я все-таки не опущусь.

 И даже если… нет, все равно не дадут, не допустят.

 Не зря же подсунули именно эту.

 Я представил, как буду знакомить свой Дар с остальными со-Родичами, и едва удержался от стона. Покровитель, сколько позора я еще должен выдержать? Семь лет… сколько еще, сколько?

 Со-Родичи…

 Иногда мне кажется, что все это не просто забавы над тем, кто слабее.

 Что-то странное иногда сквозило в очередных приказах Аурума, во взглядах Старших… даже в выходках Даиза. В том, что незримая стена раз за разом отрезала мне все пути что-то изменить.

 Раньше думал все дело в том, что я здесь единственный Младший. Нет, потом в хамаль вошли несколько Младших, и обращались с ними по-другому. У них была защита, которой не было у меня даже теперь, когда формально я Старший.

 Снова – только формально.

 Я не знаю, как это изменить. Я не знаю, что делать…

 Перестать себя жалеть для начала.

 И решить, что делать со своим бестолковым Даром.

 

 Даша:

 

— О… — сказали в коридоре.

 Я дернулась и чуть не сшибла со стола плетеную коробку с бутылкой внутри.

 Вампир. Вернулся…

— О… — снова повторил негромкий голос.

 Чего это он? Я осторожно высунула нос в арку. Вампир стоял у двери в мою комнату и смотрел на эту самую дверь на полу такими глазами… Почему на полу? Ну, она лежала. Неужели это я ее вышибла? Больше вроде некому. Не помню.

 Вампир не двигался. Ну что он так к этой двери приклеился, можно подумать, она у него единственная.

 Из-под занавески вынырнул котенок, глянул на меня, на застывшего вампира, на мышиный трупик (он так и лежал, где его бросили) и громко, с чувством мявкнул. Насмешливо так. Ябеда мелкая.

— Брысь, — тихонько пожелала я.

 Зря рот открыла. Вампир отмер. Отвел наконец глаза от проклятой двери и уставился на меня. Ох ты…

— Привет… — на автомате выдала я. – Э-э..  Как насчет рыбы?

 Черные глаза расширились.

— Рыба… — ровно, без интонации проговорил голос. – Ты боишься рыб?

— Что? Я не… она же мертвая…

 Глаза вампира еще раз обежали взглядом снесенную с петель дверь, меня и котенка. Словно мы были картинкой «найди семь отличий». И эти отличия никак не находились.

— Кто? – уточнил мой хозяин.

 Что-то странный у нас разговор получается. А?  Я попробовала прояснить ситуацию (и заодно отвлечь вампира от сломанной двери и содранной занавески. Как злятся вампиры, я уже в курсе, так что, если отвлечь не удастся, то придется драться или сразу удирать, а бегун из меня… сказать какой? Не надо? Ну вот)

— Рыба. С вином.

— То есть пьяная, — осторожно проговорил хозяин.

 Мне кажется, или кто-то из нас бредит?

— Какая пьян… она же нежива… Ты издеваешься?

— Я? – вампир, кажется, удивился. – Нет. Не бойся. В твоей комнате нет никаких рыб: ни живых, ни мертвых, ни пьяных, ни трезвых. Можешь успокоиться.

 Я застыла с открытым ртом – вылитая форель, только петрушки не хватает. Это он о чем? Это…это кем он меня считает?! Ах, ты…

— Козел!

 Вампирчик успокаивающе оска… улыбнулся:

— Козлов тоже нет…

 А голос-то, голос! Таким тоном с даунами разговаривают, полными. Скотина-а-а…

— Один есть! Кровосос! Упырь!

 У меня на языке танцевало еще десятка полтора подходящих слов, но… В следующую секунду я шарахнулась к стене – вампир взметнулся, как атакующая змея, выставил напряженные руки, и рыкнул, глухо, яростно:

— Где?!

Я только ресницами хлопнула. У-у… кажется, я нарвалась. У кого-то серьезные проблемы с головой. Или он настолько того… проголодался?

— Где?!

 Помогите!

— Н-н-на кухне. Эй, подожди… руки…  помыть… — последние слова договаривала  почти шепотом.

 Вампир смерил меня непередаваемым взглядом и умчался на кухню, а я осталась соображать, что это сейчас такое было. Я что, идиотка? Откуда вылезло это, про руки? Оно мне надо?.. И какие для вампира правила гигиены? Мойте клыки перед едой?

— Дурдом…

— Мииииииу! – вякнул довольно котенок. Кажется, он был согласен.

 

 К кухне я подкрадывалась по шажочку. Может, если б коридоры были пошире, у меня бы получилось?

 А так меня засекли еще на подходе.

— Что это? – обернуться вампир не соизволил, сковородку разглядывал. Пришлось отвечать спине.

— Рыба. Тушеная… в винном соусе.

 Скоро буду ненавидеть само слово «рыба». И «вампир». Если доживу.

— Ты хочешь сказать, что умеешь готовить  еду?

 Так, хозяин у меня тормоз. Вопрос: это хорошо или плохо?

 

— И как тебя зовут?

— Дарья, — я откусила кусочек – нет, все-таки недосол. А солонка уже пустая. Где тут был еще мешочек, почти полный… ага. Вот.

— Я понял. Имя скажи.

 Тормоз, точно. Но хоть подобрел. Разговаривать начал. За мясо не злится. И даже смотрит почти по-человечески.

— Это имя.

— Странно… Дар Дарья? Любопытно. Хотя у тебя Имени не видно. Из каких ты земель?

— Э-э… — что говорить, я не знала. И старательно запихала в рот кусок рыбы, чтобы подумать. Тормознутый мой хозяин вроде сидел на диете и соглашался заменить основное блюдо (меня) на другое (рыба), но вдруг ему захочется таки экзотики? Может, пусть не знает, откуда я? Совру что-нибудь… дикарское племя, то, се…

— Стой, что ты делаешь?  

— А что?.. ОЙ!

 Стол дернулся, будто выворачиваясь из рук, пол плавно качнулся… и ушел из-под ног. Необыкновенная, невероятная легкость разлилась по телу, и я зависла в воздухе, как воздушный шар в джинсах. Попробовала вернуться обратно – не вышло. Стол упорно маячил примерно в метре от меня и приближаться не собирался. Ой… ой… да что ж это такое?

— Ты умеешь летать?! — первый раз крашеная мордочка моего хозяина засияла истинным восторгом. – Это потрясающе!

— Нет! – я в ужасе уставилась на плиту, которая как-то оказалась точно подо мной. Если я сейчас упаду…

— А на каком принципе? Какие органы задействованы? Это так… Погоди, – сыплющий вопросами вампир притормозил. — Тебе не нравится?

 Тормоз.

— Я не умею летать! Снимите меня!

— В данный момент ты летишь, — занудствовал вампир. – Не чувствуешь?

 Ботан! Чтоб тебе самому полетать!

— Опиши свои ощущения, — командовал  тем временем вампирюга. – Ага… ага… а что ты перед этим делала? Любопытно… Все равно непонятно. Еще раз, поподробней. Все, начиная с момента пробуждения.

 Ботааааааан… Я вцепилась в шторину – знаю, что глупо, но делать что? Висеть  дирижаблем?! А когда это полетное неизвестно что кончится, шлепнуться на пол? Тот еще будет шлеп…

Когда я повторила все в третий раз (язык уже заплетался), вампир оживился:

— Чем-чем присолила?

 

 Может, если б он меня сожрал, было б легче? Уже не знаю, кто страшней, вампиры или психованные ботаники…

 Сначала вопросами измотал до потери голоса, потом как начал рассказывать, что где в этой кухне лежит… мне плохо стало.

 Нет, серьезно! Вот эта коробочка – я думала, там приправы, еще удивлялась, почему перец не там – а она, оказывается, с «травами и снадобьями, потребными для некромантии». Милые такие цветные тыковки в углу – с ядами. Их нельзя не то что трогать, а даже нюхать. Головы в холодильнике настоящие… Но их трогать тоже нельзя, а то души могут ко мне прицепиться, потом не отвяжешься.

  Ну и на закуску: то, чем я присолила свой кусок рыбы, это порошок для ускоренного роста трав, и вампир в абсолюте не понимает, как он обрел «дополнительные свойства». Но это очень ценно, и возможно, целое открытие… и дальнейшие опыты покажут…

 Меня спас стук в дверь.

 Вампир смолк на полуслове и вышел.

 Я помотала головой и с тоской вгляделась в пол. Тот не приблизился ни на сантиметр. Мне что, до конца жизни так летать? Вот ужас-то…

 Вампир вернулся какой-то заледенелый.

— Я должен уйти. Дверь никому не открывай, за шторы не смотри. И больше ничего неизвестного не бери…

— А как же?…

 Но он уже исчез, только дверь хлопнула.

 

 Ненавижу вампиров.

Как я выбралась из кухни, как передвигалась по дому, вам лучше не видеть и не слышать. Ох, икалось наверное, моему хозяину… за все хорошее. Как нашла в этом доме ванную (ну, то что здесь под этим понимают) и попыталась попользоваться – зрелище не для слабонервных.

 Твою швабру…

 Лежать было невозможно, сидеть тоже. Котеночек бегал за мной по всем комнатам и мяукал – издевался? Пришлось привязать себя к кровати. Я серьезно. Нашла веревку, и…

 Эх. Чужой мир. Чужой дом. Вампиры. Я-дирижабль.

 Всхлип.

 Удалась жизнь, нечего сказать…

 

 Проснулась я от того, что меня кто-то ударил. Сильно так. Я вскочила, нервно озираясь… и рассмеялась. Нет, я не сошла с ума. В комнате никого не было, а то, что меня ударило, было кроватью.

 Нет, я же сказала, что не сошла с ума.

 Просто все вернулось. Мой вес, мое тело – вернулось! Действие странного «порошка» кончилось, и теперь я бурно радовалась всем своим килограммам. Никогда не думала, кстати, что они принесут какие-то эмоции, кроме злости и обиды.

 Я даже попробовала не сразу бежать на кухню доедать рыбу, а, скажем, повторить кое-что из сумо…Зря, кстати.

 Потому что звук открывающейся двери застал меня как раз на середине движения, котенок чуть не поплатился жизнью  — я не успела затормозить и рухнула на то место, где пушистая зараза умывалась. Хорошо, у него реакция получше моей.

 

— Эй!

 Не поняла, дверь открылась, значит, вампир вернулся? А где он? В коридоре нет, на кухне ядохимикатов нет, и вообще… чтоб дверь закрывалась, я не слышала. Зато котенок мяукал как-то тревожно и почти зло. Словно там, у двери, было что-то нехорошее.

— Эй…

 Входная дверь и впрямь была нараспашку. За слабо освещенным проемом лил дождь и ветер мотал какие-то кусты. А мой вампир лежал вниз лицом у порога и не двигался. Весь в крови…

Они снова вернулись в гостиную. Лотта скрылась в боковой двери и пятью минутами спустя принесла большую чашку с исходящим ароматным паром бульоном:

— Держи, желудок разбудить. А вот кофе с тебя, очень хочется попробовать напиток, сваренный рукой мастера.

Глеб кивнул и устроился в кресле. Продемонстрировал чашку с бульоном в руках:

— Чуть позже. А пока рассказывай, что считаешь нужным.

— Ага, на чем мы остановились? На Приэльбрусье. В общем, сейчас 2186 год. И ты попал в свое будущее.

Глеб молча и очень доброжелательно смотрел на Лотту. Он давно не верил тому, что пишут в научно-фантастических книгах, и сейчас не знал, кого считать сумасшедшим: то ли свою собеседницу, то ли все-таки себя.

— Я не знаю, как здесь это тебе доказать. Любой календарь можно подделать, дату на компьютере перенастроить, телепередачи сфальсифицировать. Пожалуй, проверить сможешь только тогда, когда попадешь в город. А пока просто прими эту дату как данность. 50 лет назад Земля вошла в Содружество Объединенных Планет, земляне называют его Кольцом. Содружество имеет торгово-туристическую основу, но не это для тебя самое главное, потом и насмотришься, и побываешь при желании. Для землян изобретена технология путешествий во времени. Не в будущее, только в прошлое, включая альтернативные и эггрегориальные реальности.  По отношению ко мне твоя реальность – эггрегориальное прошлое. То есть, грубо говоря, нечто, основанное на литературном событии.

Тут уже Глеб не выдержал:

— То есть ты хочешь сказать, что меня кто-то выдумал, и я появился? – Такое положение вещей неожиданно неприятно задело его.

— Ну, да,  —  взгляд Лотты был чист и открыт.

— Вместе со всей своей сорокаслишнимлетней историей, с войнами и генералами ФСБ?

— Часть твоей реальности существовала объективно, тебя и твое окружение просто туда умело вписали.

— Я книжный персонаж? Набор букв?? – Глеб чувствовал, как теряет рассудок, и от этого начинал постепенно закипать.

— Нет, ты человек из плоти и крови. Хочешь, ущипну? Нет? Тогда позволь, я продолжу. Так вот, на возможности путешествия во времени основана наша организация – ОСУЛ. Если наш коллегиальный совет решает, что какой-то человек прошлого может быть полезен Земле – его привозят. Конечно, существует множество подробностей и запретов. Самое главное условие – жизненный путь человека в его реальности должен быть закончен. Например, тебя там убил Илларион Забродов. Там, у себя ты мертв, зато жив здесь.

— Но я ведь никогда и не был живым, так, стопка листочков…

— Ты помнишь, как первый раз пошел в школу? Свой первый поцелуй? Первую пулю, попавшую в тебя? А раз помнишь, значит, это все было. Если опустить детали, то в таких случаях технология следующая: имеется персонаж, обладающий необходимыми качествами. Там большой набор критериев, теоретическая полезность, психологическая устойчивость, возможность овеществления. Некоторые уже десять лет живут, и не подозревают, что они из эггрегора. А возможность овеществления рассчитывают по трем шкалам и сотне признаков. Необходимым условием является то, что книгу читают и верят в нее. Текст книги изменяют – вписывают несколько предметов, мало что значащих для основного повествования, но являющихся маячками. И, собственно, в момент изъятия машина времени настраивается на эти маячки. С тобой даже немного сложнее было – книга про тебя в нашем времени уже непопулярна, так что я внедрялась в ваше время, меняла файл в редакции, в тираж пошел текст со специально разработанными маячками, и уже оттуда настраивала машину на эггрегор.

Глеб потер виски, все это было бредом для него, сугубого рационалиста.

-Ладно, пусть так, но кому и зачем я понадобился? Неужели кого-то интересуют выдуманные секреты ФСБ?

— Нет, они и настоящие мало кого интересуют. Я хочу, чтобы ты был сейвером, если получится, моим напарником.

— О как… — Глеб почувствовал, что ему необходим тайм-аут. – Кофе?

— С удовольствием.

— Тогда покажи, где у вас что.

Уже на кухне, пристально наблюдая за кофе в джезве, Глеб очень ровным голосом спросил:

— И теперь тебе потребовались услуги киллера?

Лотта, примостившаяся рядом на кухонном столе, фыркнула:

— С чего это ты взял? – И, уже совсем другим тоном, пригнувшись, чтобы видеть лицо собеседника:

— Смерть уже собрала достаточный урожай из твоих рук, теперь пора поработать на ее оппонента. Я хочу, чтобы ты стал моим напарником. А я сейвер. Хранитель. Мы сохраняем жизни, и к этому я прошу тебя присоединиться. И да, твои очки – это маленький аванс. Они содержат навигатор, в любом месте планеты ты не заблудишься.

Глеб отвернулся, чтобы скрыть предательскую дрожь щеки. Он хотел верить этой женщине, но пока не мог, слишком часто его использовали втемную. Уж чересчур странно было то, что она рассказывала.

— Я хотел бы уточнить свой статус. Кто я здесь? Пленник? Гость?

— Скорее, стажер.

— То есть я могу сейчас выйти за дверь и уйти?

— Улететь. Но, может быть, ты умеешь пилотировать флаер? Осмотрись, освойся, потом будет видно.  В пределах базы ты совершенно свободен. Экскурсию хочешь? – Лотта приняла от Глеба чашку с ароматным напитком.

— Хочу. А как ты управляла медицинским манипулятором?

— Главный компьютер настроен на волну моего мозга.

Кофе был великолепен. Возможно, слишком крепок, совсем уж на любителя, но как от обыкновенных зерен Глеб добился такого вкуса и аромата, Лотта не могла понять.

— Взять его.
Ксант усмехнулся, но не сделал ни малейшей попытки подняться. Сами пусть подымают. Так и лежал на изрытом ногами прибрежном песке, куда отбросил его страшный удар в грудь, пытался протолкнуть воздух сквозь ставшее непослушным горло и усмехался, видя, как постепенно затягивает зелёным маревом всё вокруг. Так бывает на глубине, под водой ведь тоже нечем дышать.
А ещё он думал — думал как-то отвлечённо, словно о постороннем и никакого отношения к нему самому не имеющем. О том, как много зависит от мелочей. Вот, например, умей он плавать хоть немножко быстрее… или выбери другое место… или даже другой берег…
Впрочем, нет — там бы его догнали точно. И очень быстро. Это здесь он самый шустрый бегун, а левобережники над такой скоростью только похихикают. Это только здесь был ещё хоть какой-то шанс, если бы удалось ему хотя бы на дюжину вдохов опередить охранниц, посланных по берегу наперерез…
Не повезло.
Странно, что они не торопятся — он уже почти потерял сознание, когда сильные руки настоящих Леди грубо схватили его за плечи и вздёрнули на ноги. Он сразу же обвис, но дышать стало легче, и зеленоватая мгла отступила. Кажется, кто-то ударил его по лицу — на распухших губах явственный привкус крови. Наверное, это тоже помогло прийти в себя.
Что ж, спасибо и на том.
— Щенок!
Ругательство из самых грязных, а в голосе нет даже сильного раздражения — так, самую малость. И куда больше удовлетворённо-мурлыкающих ноток. Приятно, когда твои предположения сбываются. Пусть даже это были и не самые хорошие предположения.
— Так и знала, ты что-нибудь да выкинешь. Что-нибудь этакое. Ты ведь не можешь без фокусов. Тебе обязательно больше всех надо.
Приятно чувствовать себя самой умной. Даже когда ты Старшая Леди. Даже когда — Самая Старшая…
Леди Мьяуриссия подошла ближе, разглядывая обвисшего на руках охранниц Ксанта с неприятной дотошностью — так хозяйка рассматривает незнакомое мясо, раздумывая, стоит ли его ощипывать перед приготовлением или и так сойдёт.
— И на что ты надеялся? — спросила она почти участливо. — У тебя ведь не было ни малейшего шанса.
Ксант сплюнул кровью. Улыбнулся — ну, во всяком случае, он очень надеялся, что это выглядело именно как улыбка:
— Знаю. Но попытаться-то стоило?..
Леди Мьяуриссия фыркнула. Задумчиво постучала длинным когтем по желтоватому клыку. Произнесла негромко, ни к кому не обращаясь. Скорее просто рассуждая вслух:
— Что ж, всё к лучшему. Эти суки слишком зазнались. Лоранты же ясно сказали, что жених должен быть один, и кто именно указали, так нет… сами виноваты. А мы ни при чём. Мы всё как надо сделали. Хотя мы им и не собачки, чтобы по первому свистку… но — сделали. Предоставили. Лучшего. Если и наказывать — то не нас. Мы-то со всей душой… — Тут её бесцельно блуждающий по окрестностям взгляд снова остановился на Ксанте. Стал осмысленным. И его выражение очень не понравилось объекту разглядывания.
— Что же касается тебя… Леди Вивьерра была права. Ты слишком высоко прыгаешь. Так и разбиться недолго. А это было бы неприятно, ты слишком важен. Ты был достаточно ценен и раньше, но сейчас… Сейчас ты просто бесценен. Что ты о себе вообразил, мальчик? Думал, если хорошо научился трахаться — так эти глупые старые сучки тебе всё простят? Сучки, может, и простили бы. На то они и сучки. А мы — Леди, мальчик. Ты напрасно забыл об этом.
— И теперь меня накажут за забывчивость? — Ксант растянул саднящие губы в усмешке так широко, что стало больно. Но Старшая Леди-мать шутки не приняла.
— Нет. Наказывают щенков. А ты… Ты просто послужишь примером. Роскошным примером того, как не надо себя вести молодым котятам, если они хотят сохранить при себе свои причиндалы. И, заметь, как удачно всё совпадает — насолил ты нам, но казнь твоя угодна Лорантам. Конечно, они просили твоих детей, но, может быть, их устроит и то, чем этих детей обычно делают?
Когда такое решение принимает Комитет Защиты нравов, ещё есть какая-то надежда. Да что там — вполне реальная надежда! Подумаешь, Комитет! Да кто вообще будет слушать этих старых шлюх, если любая Мать…
Если решение принимает Совет Матерей…
Ну, тогда тоже остаётся надежда на то, что его всё же не утвердит Старшая Мать, а без её слова…
Если такое решение принимает сама Старшая Мать, надежды нет.
Никакой.
Впрочем, нет. Кое-какие надежды остаются даже и в этом случае.
Ксант, например, очень надеялся, что его улыбка осталась по-прежнему наглой и высокомерно-непрошибаемой. Он очень на это надеялся.

* * *

Она знала, что виновата. Страшно виновата. И будет наказана.
Пусть.
Это даже хорошо. Ещё одно доказательство, что она старалась не зря.
А уж как она старалась!!!
Её визг, наверное, был хорошо слышен не только на обоих берегах, но и далеко вглубь степи и леса. В Прибрежном наверняка слышали, а уж в лагере у моста так и тем более. Она умела очень громко визжать, если требовалось. Даже Вит ошалел немного и всё старался втянуть голову в плечи.
Она никогда не думала, что форма ритуального отказа ей когда-нибудь пригодится, это ведь только для чистопородной элиты, для Вожаков, не для неё, она не думала даже, что помнит эту форму, ведь прошло уже не менее четырёх сезонов с тех занятий, никому не нужных, скучных и, казалось, забытых на следующий же день. А вот поди ж ты — даже не сбилась ни разу. Даже ритм не нарушила.
Добавила, правда, кое-что от себя — но это так, для пущего эффекта и чтобы не думали, что есть хотя бы малейшая возможность хоть что-то исправить.
Она орала форму отказа не кому-то конкретно — всему правому берегу, стараясь удержать взглядом всех: кошек, котов, матерей, охранниц, не важно, главное удержать одной — всех, и как можно на дольше, она повышала голос до почти нестерпимого визга и визжала им всем прямо в лица, а они только прижимали уши и шипели в ответ с полуразобранного моста. Не будь мост разобран, она, наверное, вцепилась бы в них — руками, ногами, зубами, всем, чем смогла бы. Потому что это уж наверняка отвлекло бы их внимание.
Но между целой секцией моста и островом оставалась широкая полоса воды, и ей оставалось только продолжать форму ритуального отказа, повышая голос до рези в ушах — и надеяться, что этого окажется достаточно. И что никто из них, ошарашенных её визгом, не обращает внимания на такую необычную вещь, как плывущий кот. И не бежит по берегу наперерез…
Это было единственное, чем она могла ему помочь сейчас и искупить свою настоящую вину — ту, за которую её никогда не смогут наказать ни Вожаки, ни даже Вит. Просто потому, что не догадаются.
Вину в том, что оказалась такой ничего не понимающей дурой…
Он был готов подчиниться и переступить через собственную натуру, она видела это. И слышала — он даже петь уже начал. Всё как у них положено. Он ведь согласился уже, а он честный, и, значит, всё бы сделал как надо. Если бы только она сама не настояла, как последняя дура… Ну да, конечно, — какая же свадьба без красавчика Вита?
И кто за язык тянул идиотку?!
Он же всё объяснял, столько раз объяснял… Да, конечно, он не говорил ничего прямо, только намёками, чтобы тебя же, дуру, не обидеть случайно! Он же вежливый, он же кот, это только глупые псы лают всё, что думают, и даже многое из того, чего и не думают совершенно. Так ведь на то они и псы, пустобрёхи, им бы только полаять. Коты — они не такие. Вот и он никогда не говорил ничего, не обдумав заранее. Он всегда так долго молчал, перед тем как сказать хоть что-то. Ему же и в голову придти не могло, что она так ничего и не поняла.
О, Лоранты, как же это, наверное, страшно — вдруг понять, что та, кому ты доверял, считая всё понимающим умным и хорошим человеком и даже уже почти что своим другом, на самом деле просто полная и совершенно ничего не понимающая дура. Или же наоборот — очень умная дрянь, которая как раз таки всё очень хорошо понимает и старается сделать побольнее.
И не понятно даже, что хуже.
А ещё этот взгляд…
Взглядом можно куда больше сказать иногда, чем любыми словами. Говорят, Лоранты умели общаться без слов. И на таких расстояниях, которые глушат самые громкие крики. Наверное, это правда, если даже у их глупых питомцев до сих пор такое иногда получается. Всего один взгляд — и ты всё понимаешь. И цепенеешь от ужаса, потому что осознаещь весь ужас того, что ты натворила, и исправить хоть что-то уже невозможно. Поздно. О, Лоранты, как же многое можно понять по случайно перехваченному взгляду!
Особенно, когда предназначен он не тебе…
Она глубоко вздохнула. Вскинула голову. И вышла из глубокой тени между конурами на ярко освещённый пламенем Дюз центральный выгул. При её появлении возбуждённый гул стих, словно кипящий котёл накрыли крышкой. Слышно было только потрескивание поленьев высоко над головой.
Сегодня были задействованы четыре дюзовые площадки, и четыре световых конуса сходились на центре выгула. Земля тут утрамбована ногами до звона, ярко освещённый круг похож на бубен, в который беззвучно бьют сверху четыре светопада. И лишь шаги разносятся гулко — её шаги. Сегодня круг маленький, — и она по-прежнему одна под безжалостным светом пламени Дюз. Свет бил со сторон, от него невозможно отвернуться, и нету тени, в которой можно было бы спрятать лицо. Свет бил наотмашь, выжимая из глаз слёзы. Она зажмурилась и выдавила:
— Я виновата.
Разводить Дюзы нелегко, гораздо сложнее, чем любые другие ритуальные костры, те же Сигнальные, например. Это вам любой смотритель скажет. Мало того что нужно затащить всё, для костра необходимое, на высокую площадку. Так ещё и экраны следует выстроить так, чтобы свет падал на выгул конусом. Или двумя-тремя конусами, как того обстановка требует. Во время самой длинной ночи конусов зажигали десятка полтора, чтобы под Дюзами могли уместиться все и никто не остался бы в темноте.
Сейчас свет Дюзы не казался спасением — он ослеплял, отделяя её ото всех остальных сородичей. Тех, что молча смотрели из темноты, сами оставаясь невидимыми.
Что ж, так даже проще.
— Я виновата. Не сдержалась. Я подвела всех. Не исполнила приказ Лорантов-Следователей. Я признаю свою вину и готова понести заслуженное наказание.
— Ты — молодец!
Голос вожака утонул в восторженном рёве. Со всех сторон под Дюзу рванулись люди — знакомые и незнакомые, они хватали её за плечи, жали руку, радостно хлопали по спине. Они вообще, наверное, разорвали бы её в своём неуёмном восторге, если бы не вожак.
Он первым оказался рядом, его сильная рука крепко держала её за плечи, а голос гремел, перекрывая радостные вопли остальных:
— Посмотрите на неё! Перед вами — настоящая сука, достойная своей сворки! Да что там — это любая сворка должна гордиться такой дочерью! Она своими клыками вырвала победу из пасти поражения! Она могла бы возгордиться, но нет — она смиренно вручает свой поводок в руки наставников, доверяя более опытным решение своей судьбы и даже оценку собственных действий! Она не гордится своим подвигом, пока ей этого не разрешили! Славу нашей героине! — И тише, уже совсем другим тоном, ей одной: — А как, кстати, тебя зовут?..

* * *

 

— Лина! — послышался приветливый голос, и девушка вздрогнула…

Отвыкла она от того, что с ней общается кто-то кроме штатных телепатов и ее высочества с очередным «Я-все-равно-тебя-достану-не-рассчитывай-что-Он-всегда-будет-отказывать-мне!»

И вообще, оттого, что кто-то говорит так… спокойно.

После исчезновения Алексея прошло двое суток, и настроение Повелителя Миров с каждым днем становилось все более… темным. И сдерживать свой знаменитый нрав Он не собирался. Слегка поредевшие демоны прятались по всем углам, активно занимаясь поисками днем и ночью, лишь бы не возвращаться во Дворец… под cветлые (то есть темные) очи его Избранности. Большинство предпочитали делать доклады по шару, особенно после того как один неосторожный вампир имел наглость высказать предположение, что возможно, стоит включить в объявления о розыске строчку о поиске тела.

Вадим вышел из себя немедленно…

Причем настолько, что даже привычных ко всему дознавателей передернуло.

И вот…

Девушка повернула голову.

— Марианна?

Рыжая феникс тряхнула кудрями.

— Только не злись! Я знаю, что должна была поддержать подругу раньше, но меня так завалили работой!

— Поддержать? Подругу? — удивилась девушка. Они же никогда не были близкими подру… Но новоявленная подруга больно стиснула ей руку и Лина вздрогнула… — Работой? Постой-постой, какой работой?!

— Представь, не по специальности! Мы тут собирались вычистить пару гнезд Лиги, так там пусто… Вампиры прямо по стенкам бегали от злости! Вервольфы чуть наводчика не загрызли! Представляешь, заходим мы в пещеру, а там…

Но Лина уже не слышала подругу, поглощенная новым ощущением: пока громкий голос Марианны расписывал приключения незадачливой команды охотников, ее пальцы вслепую, быстро и точно отплясывали на локте Лины, складываясь в знаки-сигналы на древнем наречии фениксов…

«все в порядке… «ангел» у своих… ждет тебя… ты можешь уйти?»

Девушке показалось, что с плеч внезапно рухнул и улетучился ввысь груз килограммов на двести — так легко стало на душе.

Алексей у своих, с ним все хорошо… Ох, силы ада…

» Ты можешь уйти?» — снова отстукали нетерпеливые пальцы Марианны. Вслух она излагала, как один из вампиров угодил во что-то неприятное…

«Не сейчас.»

«Следят?»

«Возможно»

«А ходить по Дворцу ты можешь?»

Лина подумала…

«Да»

— А что это ты в рейдах не участвуешь? — как бы между делом поинтересовалась нагрянувшая подруга… — Что, обленилась на спокойной работе?

— Марианна!

— Ладно тебе! Пошли, а?

— Не могу… — ее и правда не вызывали и не включали ни в один отряд. Словно незримая стена отгородила ее от рейдов, обысков, нападений — всех прелестей, на которые дружно жаловались демоны всех уровней. То ли Вадим берег ее к возвращению брата (вот ведь бред в голову лезет!), то ли подозревал… Но ее не призывал ни один отряд. Не трогали…

— Ладно, смотрю, с тобой каши не сваришь! — махнула рукой Марианна. — Пошли хоть выпьем!

Лина хотела было отказаться, но в тоне нежданно навязавшейся ей в подруги Марианны звучало что-то этакое… Так что бывшая охранница Алексея безропотно последовала за рыжей девушкой и не слишком удивилась, когда вместо столика в баре они оказались в крохотной комнатке.

— Защищено от прослушки, даже от имперской службы… — Марианна прислонилась к стене. — Ну ты даешь, подруга…

— Ты о чем? Ты…

— Я про твоего ненормального красавчика… Как ты с ним управлялась, интересно!

— А что? Он сдержанный очень…Подожди! — ахнула Лина, озаренная догадкой. — Стой! Ты его видела?! Где?

— Пусти! — Марианна выдернула свои руки из хватки Лины и потерла запястья, — Ничего себе сдержанный… Как ты, да? Пара психов… Тот тоже такую сцену закатил, когда понял, что Лига тебя не перенесла…

 

 

Алексей легко соступил с аккуратно обведенного белой краской валуна и осмотрелся.

В небольшой комнатке его встречали Сергей, Петр Валерьевич и бледный эльф, обессиленно откинувшийся назад, на шероховатую стену…

— Алексей! — Сергей бросился навстречу. — Алексей, наконец-то! Стой, не подходи, стой… Ларт, соберись! Последний раз, давай!

Парень кивнул и, не открывая глаз, вытянул руки…

— Что вы делаете?

— Рвем связь! Закрыть тебя от его чар, понимаешь? От Него… Еще немножко, последняя стадия! Стой! Не шевелись…

— Подождите, а Лина? Лину подождем!

Стало тихо… В комнате закручивался поток Силы, оплетая юношу невидимой защитной сетью… А он непонимающе смотрел на друзей… На друзей, которые не ответили…

— Сергей, стой! А Лина?!

— Алексей… мы не можем ее забрать.

— Что?!

— Алексей, подожди…

— Нет! Вы не можете так поступить! — Алексей рванулся вперед, и Сергей едва успел отшатнуться, чтобы поток Силы не перекинулся на него, — Почему?! Почему? Петр Валерьевич!

И бывший учитель отводит глаза:

— Алексей, у нас нет Сил отгородить двоих.

— Мы еле набрали достаточно магов на тебя — они еще слишком слабые, чтобы колдовать по полной! Если бы не Ларт… Да стой ты спокойно! — не выдержал Сергей…

— Алексей…

— Нет!

— Да подожди же…- краем глаза Сергей увидел, что Ларт снова уронил руки, и облегченно вздохнул… Кончено… «вызов» разрушен. Больше Вадим не сможет призвать младшего брата. Они сделали даже больше чем могли, маги, не просто истончили связь, а «перерезали». Сто шестнадцать магов на одного Повелителя, работали, старались… А Соловьев не проявил ни малейшей благодарности. Он, похоже, даже не заметил, что наполнявшая комнату Сила иссякла, впитавшись в его тело, что он свободен — он вцепился в плечи Сергея, весь — мыслями там, на морском берегу…

— Нет! Почему, Сергей?! Почему так срочно?! Почему только меня?

— Она попросила…

— И попросила оставить ее там?!

— Она о тебе заботилась. Ты…

— А о ней кто позаботится? Вы с ума сошли! Ее убьют!

— Алексей, да послушай же! Мы нарочно выкрали тебя (да-да, выкрали) так, чтобы рядом был Хозяин. Это риск — вот так, прямо у него из-под носа, но так она не виновата, что ты исчез. Перед Вадимом не виновата. Мы просчитали…

— А вы не просчитали, что Ему будет все равно?! — зеленые глаза Алексея бешено горели. — Что ему плевать, кто виноват?! Что Он ударит по тому, кто ближе… Просто так?! Что вы наделали?!

Он почти яростно тряхнул Сергея за плечи.

— Хватит, Соловьев! — Петр Валерьевич повысил голос. — Прекрати… — сказал он уже потише, столкнувшись с неистовым зеленым огнем в глазах бывшего ученика… — Перестань, слышишь? Уже ничего не изменишь!

Юноша отпустил Сергея и обернулся к магу. Тот осекся. Соловьев молчал, но что-то в наклоне головы парня, в напряженных плечах вдруг напомнило пантеру…

— Вы… — сдавленно начал он и прервался, судорожно выдохнул и начал сначала… — Вы… правы. Ничего не изменишь… Я даже вернуться не смогу, да? Спасибо!

— Вернуться? Ты рехнулся, мальчишка?

— Сергей, спокойней… Алексей, это невозможно. Даже если ты каким-то чудом вернешься, то только подставишь ее под подозрения… Ты же понимаешь…

— Я понимаю, что она погибнет! Из-за меня! Из-за… — Алексей вдруг отвернулся, сжал кулаки и замер, застыл, опустил голову, с заметным усилием загоняя эмоции под контроль… Словно клен под ударами ветра… Когда он обернулся, его лицо было почти спокойным. Только очень замкнутым… — Я понимаю. Но вам надо было подождать.

— Хватит! — не выдержал Сергей. — Алексей, в соседнем зале сидят и лежат сто шестнадцать человек, которые тебя вытащили. Вон у стены сидит эльф, который чары сплетал и усиливал. Скажи им, что они зря старались, скажи!

— Проклятье! Не трогай меня, Сергей! — юноша стиснул зубы… — Черт, прости… Но я не могу сейчас… Мне нужно… Мне нужны Марианна или Анжелика. Пожалуйста…

 

 

Марианна закончила рассказ о «сдержанности» Алексея и, склонив голову, уставилась на Лину.

— Я б раньше пришла, но нарвалась на начальство и отправилась громить убежище Лиги. Пустое. Сдержанный, говоришь?

— Ну, он сдержанный… — пожала плечами Лина, — Обычно.

И она невольно улыбнулась, представив «сдержанного» подопечного, пробегающего по стенкам и потолку со словами «Где Лина»! Улыбнулась, хотя ничего веселого в ситуации не было… Просто на сердце стало тепло, от его любви и тревоги…

— Она еще и улыбается! — возмутилась Марианна, — Ты что делать будешь? Что мне твоему «сдержанному» сказать?

Лина открыла рот… и закрыла. Она много чего могла сказать Алексу, и очень бы этого хотела, но без посредников…

— Лина!

— Ну…

— Лина! Нет, смотрю, с тобой сегодня каши не сваришь! Прекрати улыбаться! Он… О-о-о… — Марианна шире раскрыла глаза, — Подожди-ка… Лина… Он что, твой Избранник? Лина!

Суровый несгибаемый феникс, ведьма первого круга Повелителя Вадима вдруг по-девчоночьи потупила глаза и зацарапала пол носком мягкого сапожка… Марианна с искренним недоумением смотрела на это безобразие, приподняла брови… и расхохоталась, буйно и неудержимо, до боли напомнив вдруг Триш…

— У тебя Избранник?! Нет, правда? Боги, наконец-то!

— Перестань вопить! — Лина смутилась еще больше.

— Не перестану! Это дело надо отметить! Да брось нервничать, а? Это бар моего отца, между прочим, мы тут в безопасности. Да и Анжелка на страже…

— Тут еще и Анжелика… — проворчала феникс… — Подожди-ка… Отца? Твоего? А ты его знаешь?!

— Конечно. Пошли, отметим, а? Заодно придумаешь, что сказать твоему… хихик, «сдержанному»!

Снаружи и впрямь ждала Анжелика. Прислонившись к стене и поигрывая кинжальчиком, младшая феникс вовсю кокетничала с каким-то обалдевшим от восторга вервольфом. Узрев подруг, она что-то мурлыкнула заметно огорчившемуся кавалеру и двинулась к ним…

— А как ты его нашла? — не отставала Лина. Не то чтоб это был самый важный вопрос, и конечно, ее сейчас должно интересовать отнюдь не чужое прошлое, а скорей, собственное будущее, но он почему-то просто на языке вертелся…

— Кого?

— Отца.

— А чего его искать — он всегда тут жил. Бывший военный, говорит, угощать людей приятней, чем убивать. В последнее время я с ним согласна…- подмигнула Марианна.

— А мать не запрещала вам видеться?

— К счастью, наши мамули не главы кланов! — хихикнула подошедшая Анжелика.

— И хвала Преисподней за это! — Марианна передернула плечиками в чуть преувеличенном ужасе…

— Не обижайся, но твоя мама пугала нас до кошмариков.

— Мы сначала тебе завидовали…

— Ага, лет до десяти, на большее у нас наивности не хватило! Когда увидели, как она себя дома ведет! Слушай, она хоть ночью от тебя отставала? Или у нее совсем мозги переклинило на твоем будущем величии?

— У главы клана не может быть подруг, только подчиненные! — процитировала рыжекудрая девушка, скривившись, — Это она нам сказала, когда мы попытались пригласить тебя на одно танцевальное шоу, ну, после Питомника… развлечь хотели.

— И выгнала…

— Но если ты гадала, от кого тебе приходили на день рожденья кристаллы с музыкой, зачарованное колечко и фигурка котенка, то знай, это мы…

Выговорившись, фениксы слегка смутились, но потрясенная Лина этого не заметила…

— Девочки…

Фениксы с интересом воззрились на нее, но продолжения не последовало — у девушки просто не было слов! Силы ада…

Слишком многое из того, во что она верила, оказалось ложью. Значит, любви нет, да, Лиз? И моему отцу-воину я не нужна? А он вообще знал про меня? И про девочек ты мне не сказала… Сколько лжи, мама… Что ты еще у меня отняла? Веру в дружбу, веру в любовь, мой дар… Мою жизнь.

Значит, меня все-таки любили… Почему я так этому удивляюсь, а?

— Слушай, ты чего? — Марианна неловко тронула ее за плечо.

— Ты что?

— Ничего! — Лина привычно взяла себя в руки, и тепло улыбнулась своим новым подругам. Теперь все будет иначе! — Ничего. Я просто рада. И знаете, что? Это и правда надо отметить. Пошли ко мне.

— Минутку, — придержала Марианна, — Тут еще кое-кто есть…

— Что?

— Не что, а кто! Эй, не прячься!

 

 

Что-то негромко прошуршало — явилась еще одна феникс. Трое. Так… Мы собрание клана открываем? Хорошенькое место выбрали. Все трое, переглянувшись, уставились на главу клана, как на торговца оружием. Мол, счас мы тебя огорошим.

Что еще?

Стоят. Молчат.

— Ну?

Пауза. Белла, последний феникс клана, прячет глаза. Это с чего бы…

— Белла, давай… — шепчет Марианна.

Та почему-то молчала. Странно. Беллу Лина, если честно, недолюбливала. Всегда как-то недолюбливаешь того, кого тебе постоянно ставят в пример. Белла была тем безупречным фениксом, которого глава клана так хотела воспитать из собственной дочери. Всегда послушная, всегда готовая к работе… и правильная до зубовного скрежета. А вдобавок стесняться сверстниц было не в ее привычках, и на язык Белла была резковата. Мягко говоря.

Вспомнить хоть, как она пришла на совет клана пару  месяцев назад, взъерошенная, нервная… напрочь позабывшая о почтительности к главе клана. Неузнаваемая. Это когда она за Избранника своего просить приходила. Лина тогда ушам своим не поверила. Правильная Белла, хладнокровный и исполнительный феникс влюбилась в раба. Не во временного «лишенного прав», а в настоящего раба, бессрочного. И Белла требовала от главы помочь ей с деньгами на выкуп.

Деньги в итоге платить не пришлось – явившись за Избранником Беллы, фениксы обнаружили, что искомый товар  уже продан вампирам. В конце концов Марианна с потерявшей соображение Беллой его просто выкрали. Марианна недавно хвасталась, какие, оказывается, интересные на вкус рабские ошейники – мол, магия, что  в них заложена, ее птичке очень пришлась по душе. Интересные у нее все-таки сестры по клану. Яркие. И с момента неожиданного откровения Анны отношения между ними, последними фениксами, заметно потеплели…

Ну так что теперь за новость?

Госпожа Приближенная, у Беллы для вас есть новость, — протянула Анжелика. 

— Анжела!

— Что? Выкладывай уже…

— Давай-давай.

— В чем дело? — что-то нехорошие предчувствия зашевелились…

— Госпожа Приближенная… — Белла все никак не могла заставить себя посмотреть в глаза Лине. — Госпожа Приближенная… Я должна просить разрешения… на доступ к Родовому Огню.

— Что?

Не может быть…

— У меня будет ребенок, — подтвердила ее догадку Белла.

Лина онемела.

Как?!

Одной из причин, почему она стала членом Темной Лиги, была именно эта — у фениксов перестали рождаться дети. Еще до той страшной атаки эльфийского леса, где сложили голову фениксы постарше, в клане только об этом и говорили. Почему-то с появлением нового претендента на Властелины мира, как раз в день его первого… эффектного проявления гнева у феникса Серафимы родилась мертвая девочка. Такого никогда не было за всю историю клана. Дети рождались редко, это да, но всегда здоровыми! Может, если б ребенок рождался как положено, у Пламени, и успел принять частицу Феникса, его удалось бы спасти — так, по крайней мере, говорила Хранительница — но об этом не подумали. Лиз обошла тогда всех пророчиц и вернулась мрачнее тучи.

Может, потому она так охотно взялась за выполнение заказа по устранению новоявленного Повелителя?

Причем сама взялась. Никому не перепоручила…

Кончилось, конечно, все это печально — у его самозваного тогда величества Вадима появился еще один клан на службе. Клан Феникс. А дети перестали рождаться вообще. И не только у фениксов… Куда меньше стало появляться на свет Саламандр. И Кентавры шептались о сходных проблемах…У кого-то не было детей, у кого-то ослабла магия (ненамного, на пару процентов, но дотошные маги вычислили это моментально). Даже у демонов некоторых старинных родов (тех, что свободно жили среди людей) на сборище поднимался вопрос о том, что происходит? Они, правда, больше думали не о детях, а о силах, но и у них были какие-то неприятности. По подземельям бродили разные слухи, скомканные пророчества и тихие, с оглядкой, вопросы.

Что пришло в мир тогда, вместе с Властелином Вадимом? Что-то…

Поэтому Лина так безоглядно шагнула в опасность, которую таило предложение Беатрисы вступить в зарождающуюся тогда Темную Лигу. Любишь ты родной клан или не любишь, но ты несешь за него ответственность.

И вот сейчас…

— Белла? Это правда?

— Да. Я не ожидала, но так вышло.

С ума сойти… Ну просто… с ума сойти!

— Белла… Белла, вредина, что ж ты молчала! — и глава клана стиснула своего феникса в объятиях. Марианна и Анжелика рассмеялись

В клане будет ребенок!

 

Когда стихли смех, расспросы и пожелания, Лина взяла себя в руки.

— Так. Белла, к Пламени, быстро.

— А мой Виталик?

— Избранник?

— Ну… да…

— И его прихвати. От Хранительницы ни ногой. Мы тебя всем обеспечим. Отпуск я тебе выбью. Быстренько, быстренько, иди Хранительницу порадуй.

Белла застенчиво улыбнулась и истаяла.

Лина оглядела своих конспираторш.

— Это точно надо отметить.

— Так вы встречались в последнее время с кем-нибудь подозрительным?

— Нет, милорд, — Лина снова стояла перед ним — такая маленькая перед громадой его гнева… Повелитель, правда, держал себя в узде, новых молний вроде можно не ждать. Но гнев никуда не делся — он висел в пустом зале горячим туманом, смотрел из потемневших глаз, смял темно-золотой подлокотник кресла…

Гнев.

И похоже, тревога?

Тревога за брата?

Неужели поверил?…

Поверил, что Алексей не притворялся, что его просто забрали свои? Может быть… Но он только спрашивал, спрашивал, спрашивал — за эти три-четыре минуты Лина выдержала плотный допрос и устала, точно весь день проходила полосу препятствий… Хотя Вадим не сканировал. Просто спрашивал…

Не выходили, не видели, не встречали, не оставляла одного…

Еще двенадцать секунд тяжелого молчания, и, не отводя от нее черного, пламенного, какого-то драконьего взгляда, Хозяин потянулся к зависшему у его руки янтарному шару…

— Дензила мне.

Лина сохранила лицо, но с немалым усилием… Дензил! Глава шпионов и дознавателей… Сердце заколотилось часто и гулко… Ладони закололо…

Допрос?! Ей предстоит допрос? Настоящий?…

— Я здесь, милорд, — просиял шар золотом вспышки.

— Засылай своих шпионов. Срочно.

— Сейчас, милорд?

— Сейчас. Всех. Сменить цель: нужны любые сведения о Алексее Соловьеве…

— Милорд… — Дензил после паузы осторожно осведомился, — Я правильно понял? Вас интересует Соловьев? Не маги?

— Плевал я на магов! Мне нужен Лёшка! Ясно?!

Шар полыхнул…

— Да, милорд… — немного сдавленно проговорил голос…- Будет исполнено.

Шар погас.

И снова лицо горит под Его взглядом…

 

 

— Изображение — на все экраны и все стены. Настроить зонды на обнаружение. Каждый час повторять объявление о награде за его доставку или за сведения… Всех дознавателей, шпионов, «добровольцев» — на ноги, пусть носом землю роют! Найти, слышите?! — Вадим говорил коротко, четко, ясно, но в голосе кипели отзвуки такой злости…

— Будет исполнено, милорд…- разноголосый хор стих, и демоны мгновенно переместились.

— Таннель, твои вампиры на особом счету. Ищите. Справитесь — подарю тысячу человек. И городок во владение! Все, за дело! Теперь с вами, трансформеры…

Лина молча слушала указания.

Ее все еще не отпускали.

Наконец, зал снова опустел.

— Теперь с тобой, — Вадим выдержал паузу, — Останешься здесь. И перестань. Сейчас же!

— Милорд…- Лина хотела бы перестать, но что? Она с трудом удерживала Феникса, но вряд ли Вадим говорит именно про ее напуганную «птичку»…

— Я сказал — перестань! — пол изогнулся волной, по лицу хлестнуло воздухом… — Не смей!

Девушка застыла…

— Он вернется, — с силой проговорил Повелитель миров, — Вернется! Ты снова станешь его охранником… — кого он хотел убедить — ее или себя? — Только магов добавлю… Я сегодня хотел подарить ему силы. Слабые, но он снова стал бы магом. Я его верну! — гнев, боль, ненависть рванулись из его голоса, всколыхнули стены… накрыли зал обжигающей волной…

Магом?! Лина только глаза шире раскрыла… Он хотел…

— Вадим! Что я сейчас слышала, правда? — из чернильно-алого облака шагнула Зоя, — Наш послушненький и правда сбежал?

Ее тонкое личико горело оживлением и самодовольным выражением «Я же тебе говорила».

— Сбежал? Вот хитрюга!

Молчание юную демоницу не смутило. Она прошла-скользнула вокруг замершей соперницы, хищно всмотрелась в ее лицо… лениво-многозначительным жестом потрогала свою косу.

— Не слишком-то хороший страж получился из нашей Лины… А, Вадим?

— Чего тебе, Зайка?

— Ничего, братик, ничего… — почти мурлыкнула бывшая ведьма, не двигаясь с места, — Наоборот, помочь хочу… Разговорить одну несговорчивую ведьму… — взгляд темных глаз, безжалостный, какой-то алчно-предвкушающий прошелся по телу феникса, точно выбирая подходящий кусочек… — Ты знаешь моего нового друга, правда? Он мастер на такие дела…

Лина не реагировала. Сейчас не время показывать характер… Все висит на волоске…

— Твой друг сейчас будет здорово занят, Зоя, — голос Вадима слегка похолодал. — Он мой дознаватель, если ты не забыла.

Зоя скользнула ближе…

— Я и сама неплохо разбираюсь… Разрешишь? Уверена, мы быстро узнаем, куда девался наш «несчастный, беззащитный, чокнутый братишечка»! А, Лина? Вадим… Так позволишь девочкам пообщаться?

Пауза…

Два вздоха…

Три удара сердца…

— Нет. Не лезь не в свое дело, Зоя.

Отправив людей отсыпаться и включив автопилот, Рон с Эмилем почти разбрелись по каютам. Почти, потому что любопытство победило. Дверь в каюту мэйлиса была, как всегда, разблокирована, Чучело не осмеливался ее запирать, и парни заглянули внутрь. Ответили на уведомление системы…

«Ну и как тебе это?»

«Не знаю, Эмиль, я бы выключил все. Отдых среди незнакомых джунглей в окружении явно плотоядных ящеров  – не лучшая идея для боевого киборга».

Рыжий спал на койке, подложив под голову свитер, а на его лице сидела, поводя крыльями, яркая виртуальная бабочка.

 

 

Утром мэйлис с банкой питания постучался в медотсек. С-маур последние дни ел неохотно, злобно шипел на гостей, но все-таки киборги упорно относили ему банки три раза в день.

– Ну? – непонятно спросил арран, спускаясь по стенке. Не добился понимания и пояснил: – Садись на койку и спрашивай! Ты же не просто так пришел!

– Ты сказал, что мы пойдем в ботанический сад! – Чучело поставил банку и послушно сел.

– Да.

– То есть ты знаешь, что меня не продали? Или просто знаешь –  кому?

– Тебя не продали и не продадут. На Дэе другие условия для разумных киборгов. Там есть возможность принять тебя, как гражданина.

– А хозяева согласятся? – рыжий смотрел на аррана, не в силах объяснить свою мысль.

– Мы у них спросим, согласятся они или нет. Отсюда. Ты можешь говорить, они будут тебя слушать, но не смогут тебе повредить. Я буду контролировать. Устраивает? Хейзер, дай односторонний канал связи на рубку, а на меня обратно индивидуальный, – Арран забрался на койку и расположился частично на коленях рыжего. Тот тут же его обнял, перебирая жесткие волоски.

– Ты очень красивый, – сообщил он, пытаясь смешать серебристые пятна с фиолетовыми. – Я хочу поговорить с хозяевами, ты прав. Но я не знаю как. Я два раза хотел им сказать… и не понимаю, что может киборг сказать людям. Я всегда говорил, что от меня требовала программа, а потом сбежал.

– Ты просто говори свои мысли, даже не связанные, а они пусть слушают. И молчат. И не бойся, я тебя буду защищать.

Чучело подумал и сделал следующий отчаянный шаг, попросил единственное точно дружелюбное существо:

– А если меня будут продавать, ты сможешь меня купить?

– А если они решат тебя продать, я их укушу, и они тебя мне подарят. Устраивает? И вообще я уже подал заявку на Дэе, как твой опекун вместе с этими двумя, так что ничего не бойся.

Чучело кивнул. Команда не бояться понятна. Он и не боится, он не понимает. Это другое ощущение. Люди существа страшные, они могут все: купить или продать, могут поломать и выбросить, они создали его и других киборгов. Но большой и красивый арран уже подал какую-то непонятную заявку, и люди на нее согласились. Иначе бы он слышал, как они ругаются. Или они бы уже пришли и возразили, микрофон же работает. Но люди сидят в рубке и не возражают. Значит, все правильно. Тогда ему надо просто выполнить приказ аррана – рассказать людям свои мысли.

– Рон и Эмиль давно так делают, говорят с хозяевами сами. – подбодрил его С-маур.

– Хорошо, я попробую. – согласился Чучело, прижимаясь к пауку еще теснее и выбирая из речевого блока подходящие слова. – Я не понимаю, зачем я хозяевам нужен. Меня никак не используют. Мне не дают заданий. Им даже фильм не понравился! Обычно мою серию покупают фанаты сериала, – мэйлис задумался, потерся подбородком о головогрудь аррана и все-таки донес мысль: – Это очень странно. Люди говорят, что любят актеров. Но они покупают нас, чтоб сделать с ними так, как нельзя! Они хотят, чтобы ему было плохо, видеть, как ему больно. Это странная любовь. У меня очень хорошие ситуационные программы, прописанные как раз под фильм. Нас делают с увеличенной прочностью кожи, костей, внутренних органов, внешняя и внутренняя растяжка увеличена на семь процентов. Люди, когда покупают такую технику, они ее эксплуатируют под нагрузкой. Всегда. Но тут я не нужен. От меня вообще ничего не хотят. Не понимаю.

– Это плохо, что тебя не используют?

– Нет. Я не ломаюсь, мне хорошо, у меня отдельная каюта. Я выполняю мелкие поручения. Я привык к этим людям, наверное, даже перестал их бояться. Хотел им сказать, что я… но потом… – Чучело хотел сказать про Лисенка, но, подумав, решил, что это уже совсем лишнее, люди очень не любят, когда им напоминают, что они кого-то убили, – потом приехал кэйсер. Я просто не знал, что делать. Когда с ними говорили о продаже, я понял, что все равно потеряю все, что есть, потеряю жизнь и стало больно и страшно. Очень больно – вот тут. –  Рыжий коснулся груди. – Я никогда не сбегал. Меня много раз продавали. Я не хотел убегать, просто испугался. И еще я у них привык, что можно быть одному. А под стеклом очень страшно и нет возможности быть живым хоть иногда. Но я вернулся сам. И люди опять поступили неправильно. Меня не сдали в КЭЙС, даже не продали, а вчера подарили много всего! Но я же сбежал! И у меня процессор неисправен. Им это все равно?

– С процессором мы еще разберемся. Скажи, пожалуйста, Чучело, люди дарят подарки киборгам? Не себе, когда делают куклу привлекательной для своих нужд, а именно киборгу.

– Я не знаю, – Чучело задумался, вспоминая своих хозяев. – Нет, не дарят.

– А кому они дарят? – С-маур поджал лапы, придавливая мэйлиса к койке немаленькой тушкой, Чучело переложил его поудобнее, и долго молчал, размышляя, но все-таки сумел сделать нужный вывод.

– Люди дарят подарки другим людям, но я не человек. Я киборг развлекательной линейки. Они подарили мне свитер, который долго снимать, да еще через голову! Но люди не любят ждать, они не любят, когда кукла теряет вид. Ну, если только сами это сделали! Это странно, С-маур.

– Но с тобой никто не развлекается. Тебе подарили подарки. Тебе вещи понравились?

– Да, – рыжий улыбнулся своим воспоминаниям. – Я всю ночь спал с энциклопедией! Включил бабочек, цветы. Ко мне даже Рон и Эмиль заходили, а я не проснулся!

– И они тебя не продали. Так?

– Но я не человек! – Мэйлис закусил губу, мотая головой. – Они просто не понимают! Я хотел им рассказать… Скажи им, если меня продадут в стеклянное помещение, я опять убегу!

– Конечно, убежишь, и я тебе помогу в этом. Вместе убежим, в ботанический сад.

Мэйлис нерационально обрадовался. Конечно, он понимал, что это чушь. Аррану люди не хозяева, но сбежать не одному, а вместе с кем-то, показалось забавным. Интересно, как будут их ловить и может ли паук считаться временным хозяином. А вдруг и правда – получится хоть немного еще пожить просто так? Замечтался он настолько, что не заметил, что С-маур его уже некоторое время теребит лапами. Осознав, что нормального общения больше не выйдет, зато клиент расслабился и строит планы на будущее,  паук дотянулся до манипулятора. – Сейчас я сделаю тебе укол, и ты пойдешь в каюту и подумаешь, что бы ты хотел сделать, если бы был человеком.

– А если меня продадут кому-то еще? – мэйлис послушно выбрался из-под аррана, напоследок погладив пушистую спину. – Как ты тогда со мной в ботанический сад сходишь?

– Тебя не будут продавать. Я обещаю. Поэтому, как только я перелиняю, мы пойдем гулять. Если тебе нужна гарантия, ты можешь находиться в соседнем со мной помещении во время линьки. Туда никто не зайдет и тебя не тронет. Это серьезное преступление, зайти к аррану во время линьки, а иногда и последнее в жизни. Но тебе я разрешу. Так ты мне веришь?

– Да, – Чучело подставил плечо под укол седативных препаратов с витаминами и уже в дверях вдруг спросил:

– А ничего, что у меня нет программ, для удовлетворения сексуальных потребностей твоего вида?

– Не страшно. У нас данная сфера служит только для размножения, а за удовольствие отвечают совершенно другие участки тела. Так что иди отдыхай, придумай еще вопросы, подумай о будущем. А я тоже пойду, сделаю одному из твоих хозяев укольчик седативного с прокинетиком. А то он как-то странно реагирует! Да, Асато?

Японец в рубке кивнул, а что тут скажешь? Действительно, за своими делами они совершенно забыли о чувствах рыжего, о его нуждах. Бросили наедине с собой, не уделили внимания, не поговорили… отделались подарками. Не до тошноты, но… противно стало очень. Порыв вскочить, пойти к рыжему был остановлен Эриком, рывком посадившим его обратно на диван. Паук просил не вмешивался и не пугать парня еще больше. Может быть, он и прав?

Чучело включил куб и развернул окна, собирая новую экспозицию. На этот раз он ткнул в планету Земля и с изумлением рассматривал миграционных пушистых хищников, стекающих на землю с ветвей, движущихся между могучих стволов… скоро небольшое помещение заполнилось рычанием леопардов, криками косуль и мычанием могучих буйволов. Мэйлис удовлетворенно огляделся и, спихнув с койки особо наглую голограмму, лег сам. Большая черная пантера покрутилась на полу и залезла обратно, частично разместтившись на лежащем киборге, раздалось громкое кошачье мурлыканье. Чучело улыбнулся и закрыл глаза, теперь у него будет новый хозяин. И они пойдут смотреть «разные климатические зоны»  в ботанический сад.

 

***

 

Дэя встретила солнцем и мелким дождем, который люди почему-то обозвали «грибным». Рон даже выглянул, протестировал. Вода была обычной, мокрой, вредные примеси содержала в пределах нормы и никаких грибов в ней не наблюдалось.

Чучело сидел в каюте, не стремясь на выход. При одной мысли о необходимости напомнить аррану про обещание вся его храбрость куда-то делась. Мэйлис решил, что заберет его паук – хорошо, а не вспомнит, ну значит, будет сидеть и дальше. Может быть, все-таки выйдет куда-то с Роном и Эмилем, ну или останется тут с энциклопедией. Но арран вспомнил. Заполз в каюту, сердито спросил, почему мэйлис еще не собрал сумку, и пополз «выносить людям остатки мозгов». Чучело постоял, подумал, надел подаренные свитер и джинсы. Подумал еще, завернул в свой рабочий комбинезон ежика и голокуб, запихнул сверток в пакет, собрал волю в кулак и выскользнул из каюты.

Хозяева, как ни странно, встретили его вполне доброжелательно. Мэйлис, держа между собой и людьми максимальную дистанцию, подобрался к пауку и удивленно уставился на руку человека: Эрик протянул ему комм.

– Здесь наш номер, некоторое количество денег на мороженое и официальное признание тебя дееспособной личностью со временным ограничением по развитию, тут так положено с молодняком, – не очень понятно пояснил Ларсен. – Если нагуляешься, приходи. И помни, тебя здесь никто не обидит.

– Вы ни разу не говорили со мной о том… – рыжий запнулся и махнул в сторону шлюза рукой.

– Сначала опасались, что ты с испугу еще какой-нибудь фигни наделаешь. А потом С-маур запретил. Сказал, чтобы к тебе в душу не лезли, пока ты не отойдешь.

– Куда? – рыжий испуганно покосился на аррана.

– В ботанический сад, – сообщил тот. – Идем, пока дождь кончился.

Чучело еще раз посмотрел на хозяев, взял комм и надел на руку. Дошел до шлюза, опустил ногу на ступеньку… Ничего не случилось. Люди приказ не отдали, Рон не напал. Ему и правда разрешили уйти.

– Сейчас тебе метку получим и двинемся, – проворчал С-маур. – Благо терминалов натыкали по всему городу. Люди все время то все теряют, то сами теряются.

Мэйлис, ничего не понимая, на всякий случай кивнул. Ему было страшно и любопытно. А еще в голове билась мысль, что в этот раз он в городе совершенно легально. Не сбежал – отпустили.