Местное время 16:34. Поставленная задача: функционирование системы в охранном режиме удаленного доступа и проведение автономного анализа ситуации. Цель: наработка самостоятельных наиболее адекватных способов и приемов реагирования в нестандартной ситуации. Приступить к исполнению? Да/Нет. Да.
Автоматическое сканирование местности завершено. Основной объект в норме. Дополнительный объект в норме. Обнаружено сближение объектов. Уровень опасности: низкий, с устойчивой тенденцией к возрастанию. Принять данные предварительного анализа? Да/Нет/Напомнить позже. Да.
Киборг чуть повернул голову, подключая к процессору теперь и зрение, а не только сенсорные датчики. Несмотря на жаркий солнечный день (температура воздуха 32,4, температура воды в прибрежной зоне 21,3, ветер юго-восточный, 0,3 м/сек, солнечная радиация в верхних границах нормы для неадаптированного человеческого организма, не рекомендуется пребывание на открытом солнце более полутора часов без нанесения на кожу защитного покрытия) маленький каменистый пляжик был почти пуст. Одна пляжная сумка, один небрежно брошенный на валун сарафан, одна одноразовая туристическая пенка (пустой баллончик из-под нее рядом, один), одно полотенце, на нем один баллончик с защитным кремом и одна сумочка категории «косметичка». Рядом босоножки. Две.
Два объекта-человека. ХХ и ХУ хромосомного типа.
Один до недавнего времени лежал на пенке, а сейчас сидит, пшикая на тело кремом из баллончика — очевидно, тоже помнит о необходимости защитного покрытия. Особь ХХ, среднего репродуктивного возраста. Волосяное покрытие головы с минимальным содержанием меланина, физические параметры стандартные (тут киборг чуть дернул бровью и дотошно уточнил – местами крупнее стандартных. На два с половиной размера, почему-то для людей это очень важно, лучше отметить). Анализ завершен. Девушка. Блондинка.
ХУ стоял у самого края пляжа, прячась за камнем. Наблюдая за первой особью и оставаясь при этом невидимым для нее. Но не для киборга. Охранная программа выбрала лучшую из возможных позиций — сверху, над самым обрывом, отсюда просматривался не только сам пляжик, но и все подходы к нему, да и воду вглубь сканировать куда проще. И куда меньше вероятность того, что охраняемый объект или предполагаемая угроза обнаружат охранника на фоне ослепительного неба (киборг на собственном опыте знал, что люди непредсказуемы и иногда наличие охраны страшно возмущает даже сами охраняемые объекты). А шесть метров по вертикальной скале — ерунда для оснащенного имплантатами тела, если вдруг что.
ХУ стоял за камнем 18 минут 42 секунды. В обычном спектре он казался почти черным на фоне белых камней, в инфракрасном — сиял куда ярче принимающей солнечные ванны блондинки. Разгорячен. Напряжен. За время наблюдения успел раздеться до трусов и кроссовок, но все равно потеет, уровень адреналина и тестостерона в крови неуклонно растет по экспоненте, но критического значения пока не достиг, а значит — нет и повода для вмешательства.
Пока человек оставался за камнем, киборг наблюдал за ним лишь самым краем процессора, затрачивая на это менее трех процентов оперативной памяти. Но теперь ситуация изменилась.
Местное время 16:35. Объект ХY покинул укрытие и двинулся к объекту ХХ. Медленно и осторожно, стремясь как можно дольше оставаться незамеченным. Объект ХY приближается к объекту ХХ со спины, оставаясь вне зоны его сканирования. Объекты сближаются, вероятное время столкновения 16:39. Ситуация изменилась и требует комплексного анализа. Задействовать дополнительные мощности? Да/Нет? Да.
Покрытие зоны — камни. Размер. Состав. Плотность. Фактура поверхности. Спектральный анализ. Уровень возможной обоюдной деформации при столкновении с разными частями человеческого тела — 1/47 не в пользу последнего. Возможность использования в качестве оружия — 89%. Степень опасности для жизни — 62%. В защитном креме, которым натерлась блондинка — высокое содержание жира. Возможная вероятность случайной травмы — 27 %. Кроссовки. Босые ноги. Соотношение мышечных масс — один к трем. Но — алые накладные ногти, керамопласт повышенной прочности. Уровень опасности — 38%. Уровень агрессии — верхняя граница нормы. Уровень опасности ситуации в целом…
Киборг скосил глаза на ухмыляющегося напарника. Старшего. Опытного. Имеющего право отдавать приказы и принимать решения. Сегодня киборг не был старшим в паре, а значит — не мог и начать действовать без приказа. Старший все видел. Но молчал. Лишь ухмылялся и скептически заламывал рассеченную белой ниткой шрама левую бровь, посматривая то на пляж, то на киборга. А значит — и поводов для вмешательства нет.
Нет?
Да/Нет?
Напомнить позже?
С пляжа раздался пронзительный женский визг — объект ХХ обнаружил присутствие в опасной близости от своего месторасположения объекта ХY и счел его намерения однозначно недружелюбными. Объект ХY взревел, подтверждая высокую достоверность подобной оценки, и одним гигантским прыжком преодолел разделяющее их расстояние. Навалился на блондинку, пытаясь придавить ее собственным весом к пенке (соотношение 1/1,9, вероятность успеха 44%… поправка — с учетом крема вероятность успеха менее 14%). Блондинка вывернулась и бросилась бежать вдоль линии прибоя, продолжая издавать вибрирующие прерывистые звуки высокого регистра.
Киборг напрягся: уровень агрессии вышел за верхние границы нормы, а значит…
— Поправка: уровень агрессии для заданной ситуации в пределах нормы. Не отвлекайся, Ланс! Твой ход.
Ланс моргнул. Блондинка успела отбежать уже довольно далеко, черноволосый смуглый преследователь не отставал, расстояние между ними сокращалось медленно, но неуклонно. Если что-то случится — даже вошедшему в боевой режим киборгу потребуется не менее десяти секунд, чтобы догнать и вмешаться, а десять секунд — это иногда слишком много… уже двенадцать… пятнадцать…
Боевой режим? Да/Нет? Нет.
Старший в паре Дэн. Дэн опытный. Ему виднее.
— Разрешение на безлимитные по качеству и количеству вопросы остается функциональным?
— Да.
Странно. Ответ короткий и положительный. Тогда почему Дэн смотрит так, словно Ланс сделал что-то неверно? Отменить запрос? Да/Нет?
Нет. Проанализировать позже.
— Тогда… я прошу уточнить параметры заданной ситуации, при которых подобный уровень агрессии считается допустимым и не требующим немедленного вмешательства.
Смотреть глаза в глаза очень трудно. Но старший настаивал. Не старший, Дэн, на этом он тоже настаивал. Вот Ланс и смотрел, мониторя охраняемый объект периферийным зрением.
Мужчина догнал блондинку на дальнем краю пляжа (восемнадцать секунд в боевом режиме, можно уложиться в тринадцать, но потом потребуется регенерация порванных мышц). Попытался схватить. Жертва снова взвизгнула, вывернулась (хороший крем, долго не впитывается) и бросилась бежать в обратную сторону. Мужчина выждал полторы секунды и возобновил преследование. Отсчет пошел в обратную сторону. Пятнадцать секунд… двенадцать… десять…
— Ролевая игра. — Дэн ухмыльнулся. — Предкоитальная. Наш Тэдди развлекается со своей новой подружкой. Ланс, ты уровень чего отслеживаешь? Адреналиновую группу? Проверь их спектры на серотонин, дофамин и эндорфины. А также просчитай скорости перемещения обоих объектов и сравни с их оптимальными параметрами. Может, это тебя успокоит.
— А должно? — Ланс моргнул снова.
— Ну да. Скорость убегания жертвы более чем в два раза ниже предельных возможностей для ее фенотипа. Частичное снижение можно было бы объяснить парализующим действием страха или усталостью, но не в два же раза. К тому же они люди, а у людей гормоны не врут. Им это нравится.
Ланс отнюдь не выглядел успокоенным, хотя не мог не видеть, что парочке на пляже игра действительно доставляет удовольствие. Мужчина опять догнал женщину, бросился на нее с преувеличенно грозным рычанием, фальшивым на 98%. Женщина снова взвизгнула — и на сей раз ее возмущение было почти неподдельным — 66% искренности, даже Дэн заинтересовался и бросил быстрый взгляд. Хмыкнул, тут же успокаиваясь и отворачиваясь. Мужчина с победным воплем отпрыгнул от жертвы и бросился бежать, размахивая над головой, словно флагом, сорванным трофеем — верхней частью ее купальника. Женщина с возмущенными криками припустила за ним.
Ланс следил за людьми на пляже пристально и напряженно. И не видел, что за ним самим точно так же следит его напарник. Поведение Ланса Дэна слегка тревожило – вот, например, сейчас он, вместо того чтобы успокоиться, напрягся еще больше. Это было странным и требовало анализа. Если минуту назад он выглядел почти несчастным и растерянным, то сейчас скорее отстраненным. И, похоже, вошел в режим охраны хозяина куда глубже, усилив ситуацию до экстремальной. У Дэна аж лоб зачесался, как захотелось использовать прямой ментальный поводок, — не только чтобы понять, в чем же мелкий видит проблему, но и одернуть вовремя, если потребуется. Удержался, хотя и с трудом. Вениамин Игнатьевич настоятельно просил как можно больше разговаривать с Лансом вслух, без этого-де развитие его коммуникативно-социальных навыков может затянуться на долгие годы. Всех просил — но многозначительнее всего поглядывал при этом на Дэна, намекая, что киборг киборгу друг, товарищ и… ну да, киборг.
Впрочем, просьба корабельного доктора была не единственной причиной — просто Дэн отлично помнил, сколько сам он в возрасте Ланса тратил сил и энергии на уклонение от поводков, и с какой маниакальной настойчивостью это делал. Нет, порвать не удавалось, в «DEX-компани» работали специалисты высокого класса и прошивали намертво, но измочалить, растянуть, обойти…
Ланс был другим. Если не удавалось сразу отказаться и настоять на своем отказе, более он не сопротивлялся, даже и не пытаясь обмануть, уклониться или обойти. Но каждый раз при взятии на поводок выглядел словно вздернутый за шкирку котенок — то есть донельзя беспомощным и несчастным. И как ему только выжить удалось, с таким-то характером?! Он же вообще не умеет притворяться! Не лицо, а незапароленный файл в общедоступной кодировке.
— Дэн! — Вот и сейчас вовсе не надо было быть киборгом, чтобы уловить в голосе Ланса нарастающую панику. — Дэн, ты уверен, что мы точно не должны вмешаться?
Дэн скептически глянул в сторону пляжа, хотя и так знал, что там происходит — блондинка догнала мужчину и теперь прыгала вокруг. Молотя маленькими кулачками по его мускулистому торсу и пытаясь дотянуться до похищенной детали одежды, которой он победно размахивал над головой. Тэд, если судить по гормональному фону и кое-каким физиологическим реакциям, сложившейся во время игры ситуацией был более чем доволен — и своей однозначной победой, и ответными действиями блондинки. С особенным одобрением наблюдал он за ритмичным подпрыгиванием ее крупноразмерных верхних параметров, лишенных сдерживающего фактора лифчика. По его самодовольному лицу было видно, что ради такого зрелища он готов вытерпеть куда более неприятные штуки, чем легкий массаж от кулачков частично разоблаченной подружки. Шанса отвоевать трофей обратно у блондинки не было ни малейшего, и не только из-за разницы в росте, но и из-за неравноценности мотиваций.
— Нет. В смысле — уверен, что не должны. Ланс, в чем дело?
— Она может его повредить! Вероятность ненулевая.
— Тебя так беспокоят эти три с половиной процента? — успел хмыкнуть Дэн, прежде чем до него дошел истинный смысл фразы. — Ланс! Ты что, все это время переживал из-за Тэда?!
Ланс моргнул третий раз. Реакция штатная, но что-то зачастил он с обновлениями интерфейсной странички.
— Ну да. А за кого же еще? Остальные же на корабле остались.
— Я думал — ты боишься за девушку.
— Зачем? — Теперь удивленным выглядел Ланс. — Она ведь не с нашего корабля.
***
Сегодня Валлиот встретил дьявола во плоти.
Валлиот Райс, первый и пока еще секретный, но уже вполне официальный и наделенный всеми необходимыми полномочиями посол благословенного Отцами-Основателями Афона во внешнем мире, лидер «Партии Заботы о Будущем», во время последних выборов наконец-то получившей большинство в Демографическом Совете, пока еще бездетный, но только потому, что перечисляет все свои социальные накопления в фонд развития репликаторных центров, никогда не считал себя особо набожным человеком и «…безжалостно высмеивал замшелых и устремленных лишь в прошлое ортодоксов при каждом удобном случае со всей убийственной силой присущего ему юмора, острого, тонкого и беспощадного». Во всяком случае, так писали о нем в «Афонском вестнике». Ну действительно, кто же в наше просвещенное время может всерьез поверить в подобную чушь, которой разве что маленьких детишек пугать…
— …Зубы разожми! Да, всунь между ними вот это… Давай его на скамейку… Черт! У тебя аптечка далеко? Тогда лучше мою, она сверху в сумке…
«…И ужасна Дьявол во плоти своей, и многолика, и вездесуща, и нет от нее спасения тому, кто духом не тверд; ибо только притворяется она слабой, чтобы войти в доверие к человеку и погубить его силой дьявольской, потому как нет и не может быть для нее большей радости, чем подчинить себе человека и погубить его…»
— …Там должен быть инъектор… Голову держи! Держи, твою мать!..
«…И раздвоенными копытами кончаются ноги ее, а руки — когтями острыми и окровавленными, и обведены синим глаза ее, коими рыщет она в поисках жертв своих, и окровавлен рот ее, коим она жертвы те пожирает без жалости…»
— …Да, давай сюда! Держи его за плечи… да, так… Крепче! Надеюсь, у него нет аллергии на релиум…
«…и все тело ее — один большой сачок, коим уловляет она неокрепшие души, неспособные защитить себя силою собственной веры…»
— …Расстегни ему воротник… я не могу, у меня руки заняты!..
А еще говорили, что если Дьявол навалится на тебя, то ты не сможешь дышать. И Валлиот считал это еще одним иносказанием, понятым неверно и слишком буквально недалекими предками. И, похоже, в этом он ошибался точно так же, как и во всем прочем…
— …Дыши, зараза! Дыши!..
Толчок в грудь. Еще раз. И снова. Про Дьявола, конечно, говорили, что она наваливается на грудь поддавшегося ей человека и закрывает ему рот своим окровавленным ртом, не давая дышать. Но никто никогда не говорил, что она у жертвы на груди еще и прыгает. Валлиот закашлялся и со всхлипом втянул в себя воздух. И еще раз. И снова.
— Вот и молодец…
Голос был знакомым. И… дьявольским.
Валлиот судорожно забарахтался, молотя руками воздух, сумел оттолкнуться от чего-то и сел, вжавшись спиной в твердое и ребристое (позже оказавшееся спинкой парковой скамейки, набранной из деревянных жердочек), в ужасе распахнул глаза и уставился на… адмирала Куинн. Пугающую, агрессивную, с перекошенным злобным лицом настоящей женщины. К тому же близко — так страшно близко! Почти вплотную, почти нависая, почти касаясь. Огромная, словно стена. Закрывая собою солнце и отгораживая от Валлиота весь мир. А за ней маячили оба встревоженных охранника-человека. Далеко — слишком далеко, за ее плечами, словно в другой галактике.
Валлиот всхлипнул и обмяк, зажмурившись от облегчения — не Дьявол. Всего лишь адмирал Куинн. Женщина. Всего лишь женщина.
*
— Ладно, ребята, — Элли попятилась, бочком просачиваясь между Питером и Киу. — Вы его тут успокойте, а я отойду, чтобы не мешать. Только вы побыстрее, ладно? Нам нельзя опаздывать.
Она отошла по усыпанной разноцветным гравием дорожке метров на пять и остановилась у клумбы, нетерпеливо постукивая носком ботинка по каменному бордюру. Она не видела, с каким ужасом и отчаяньем смотрел ей вслед Валлиот. А если бы и видела — поняла бы неправильно. И, наверное, отошла бы еще дальше.
*
Валлиот смотрел, как уходит адмирал Куинн, его единственная надежная защита. Та, которая смогла прогнать Дьявола. И пусть она не была человеком, но она прогнала Дьявола! Двое охранников, что сейчас помогали ему встать и привести в порядок одежду, были людьми, да, но они ничего не смогли сделать. Просто стояли и смотрели. Как истуканы. И улыбались. И глаза у них были стеклянными. Они были всего лишь людьми, эти охранники. И значит, были они бессильны перед ликом Дьявола и кознями ее. А вот адмирал Куинн человеком не была — она была женщиной.
И она прогнала Дьявола.
Может ли орудие Дьявола выступить против своей создательницы? И не просто выступить — победить? Или тут дело в другом, и те женщины, что слишком похожи на мужчин, перестают восприниматься Дьяволом как ее орудия, но при этом сохраняют часть той самой изначально заложенной в них силы? Дьявольской силы, да, но… может быть, употребленная на благое дело, даже дьявольская сила становится не такой уж и… дьявольской? Крамольные мысли… цензоры бы наверняка не одобрили. С другой стороны, а что они знают о жизни вне Афона, эти цензоры? Никто из них никогда не видел Дьявола вживую, лицом к лицу, а он, Валлиот, видел… Или видеть тут вовсе не главное?
Валлиот, всегда считавший себя далеким от теософских проблем человеком, понял, что окончательно запутался. Но одно он теперь знал твердо: он знал, кого на самом деле стоит бояться. И это была вовсе не адмирал Куинн.
*
— Похоже, с дозой мы слегка переборщили. — Элли поморщилась, снова замедляя шаг, чтобы не столкнуться с идущими чуть впереди Валлиотом и Киу. — Плетется как сонная муха, ногой за ногу цепляет. Того и гляди опоздаем.
— Да с чего бы нам опоздать? Тут десять минут ходу, даже такого. А до отлета более часа. — Питер своей вечной сияющей улыбкой еще больше портил Элли и без того поганое настроение. — Да успеем, не переживай.
Успеем.
Ну да. Они-то, может, и успеют — хотя чертов посол словно специально изо всех сил старается, чтобы как раз и не успели! Цепляется за Киу и постоянно оборачивается на приотставших (специально, между прочим, приотставших! чтобы не пугать лишний раз!) Элли с Питером. И взгляды бросает каждый раз выразительные — дальше некуда, панические такие взгляды, полные ужаса, возмущения и укоризны. Только вот шагу не прибавляет, скорее даже наоборот, словно у него при виде Элли ноги в коленках подкашиваются (вот же зараза афонская, даже релиум его не берет)! А на самом-то деле все это лишь для того, чтобы это она, адмирал и представительница ненавистного женского племени, место свое знала и подчинилась, дистанцию бы соблюдала. Сама.
А что поделать? Приходится подчиняться. Хотя и хочется подхватить придурка под другой локоток и протащить уже до космопорта и в люк запихнуть от греха, тут уже недалеко, не успел бы от страха окочуриться. Ну, наверное. Но мог бы опять припадок словить, и это на глазах у таможенного и медицинского контроля, а ну как в карантин бы загремел до выяснения? Нет уж. Уступает тот, кто умнее. Вот и приходится снова шаг замедлять, хотя куда же медленнее-то?! И так уже чуть ли не на месте топчется!
Посол в этот момент как раз опять обернулся, страдальчески охнул и вцепился в рукав Киу обеими руками, упираясь, словно кот, которого волокут на кастрацию. Ну теперь-то что ему не так?! Элли аж на восемь шагов отстала, чтобы не волновать! Нервов никаких на него не хватает, право слово. Ну ничего, недолго уже мучиться. Обоим.
Элли пнула подвернувшийся под ботинок камешек с такой злостью, что тот отрикошетил от бордюра со свистом, чуть искры не выбил. В сложившейся ситуации понятно было любому, кого необходимо оставить на этой чертовой Ньюрязани или как там ее, если на пятерых имеется только четыре билета. Вернее, три на четверых, ведь про посла же и речи быть не может. Это ему успеть надо, а остальным уже как получится.
Как и про Лаудерса — он не оставит свой обожаемый «Вортекс», который Питеру вчера удалось оформить как багаж и даже оплатить заранее существенное превышение положенного путешественникам веса. Лишний раз порадоваться бы, что здесь все такое дешевое, но как тут радоваться?! Телохранитель из Лаудерса как бронежилет из марли, но он будет нужен в конце путешествия, когда катер отстыкуется от круизника и пойдет собственным ходом. Значит, остаются два билета на троих? Так? Нет, не так! Без пилота отстыкованный «Вортекс» будет висеть мертвой жестянкой в мертвом космосе. Так что Питер тоже отпадает.
Значит, один билет на двоих. И выбор между Киу и самой Элли.
Только хрен это, а не выбор! Стоит только взглянуть разок на то, как шарахается посол от Элли и цепляется за Киу, чтобы понять, кто из них двоих будет ему лучшим телохранителем. Невозможно качественно охранять того, кто именно тебя считает своим первейшим врагом. Так что выбора по сути нет никакого. И самой Элли это понятно не хуже других.
Это-то и бесило.
— И чего он так шарахнулся от той милой торговки? — вздохнул Питер, тоже заметивший нервное поведение Валлиота. — Что он, женщин в платьях, что ли, не видел?
— Не видел, — буркнула Элли, у которой было время подумать, прийти к кое-каким выводам и мысленно высечь себя за непредусмотрительность.
— Да ну! — не поверил Питер. — Ну ладно, на твоей станции кринолины, может, и не носят, да и вообще я такое вживую тоже впервые видел, да. Но он же на Барраяре почти месяц жил! А я смотрел «Грег и его секреты», очень забавный сериальчик про тайную жизнь тамошней знати, там дамы как раз очень даже в таком рассекали. И это наше время, там про мальчишник перед императорской свадьбой очень веселая серия была. Нет, ну понятное дело, что в приличный космос они в таком не лезут, но у себя-то дома вполне. А он там больше месяца жил… Должен был видеть… Нет, ну правда… И чего он тогда такой?.. Ну совсем непонятно. А сериальчик забавный, да, если не смотрела, очень… советую…
По мере приближения к входному терминалу космопорта Питер говорил все незатыкабельнее, хотя и начинал повторяться. И улыбался все шире. Но как-то более дергано, что ли, и вообще все сильнее начинал напоминать Элли посла. Киу как раз подвел того к посту таможенного контроля (единственная будочка, с ума сойти!). Посол прошел первым и, обернувшись, бросил на Элли странный взгляд. Ей на секунду показалось, что словно бы жалобный или даже умоляющий. Какой только ерунды не примерещится от напряженных нервов!
Пора.
— Он жил там на территории базы Военно-Космической Академии, — оборвала она наконец этот полубессвязный лепет, становящийся все более жалким. — А много ли на территории ВКА женщин, особенно в кринолинах?
— А, ну да, ну да… — тут же с готовностью подхватил Питер, но Элли прервала его снова:
— Кончай мне пудрить мозги своим сериалом. Питер… или как там тебя? — Голос Элли стал тихим и почти равнодушным, и от этого голоса пилот выпучил глаза и вытянулся в струнку. Все наемники отлично знали, что в гневе Элли никогда не повышает голоса, наоборот. И уж если она перешла на шепот… — Кто ты такой, Питер? Откуда ты знаешь здешние языки, которых не смог распознать даже бетанский транслятор? Как ты все это устроил с туннелем, а? Какое у тебя задание? Просто сорвать переговоры или убить афонца? Стоять! — прошипела она еле слышно, когда он дернулся, и чуть шевельнула правой рукой в кармане, заставив направленное в живот пилоту дуло отчетливо натянуть тонкую ткань. Пилот тут же замер. — Вот так. Дергаться будешь, когда я разрешу. И можешь не искать свой билет, я его вытащила, когда ты умывался. Ты ведь понимаешь, Питер, что я не могу отпустить с нашим клиентом в качестве охранника человека, который врет в глаза своему адмиралу?! Отвечай, когда я спрашиваю.
Быстрые взгляды вправо-влево убедили Элли, что на них никто не обращает внимания. Ну мало ли зачем может остановиться посреди зала ожидания парочка? Девушка одной рукой придерживает парня за талию, другая в кармане — опять-таки ничего криминального. Может, прощаются, чего им мешать, в том числе и лишними взглядами?
— Да ничего я не врал! Ну… почти… — Питер все еще пытался улыбаться, несмотря на отчаянно расширенные глаза, и от этого его лицо выглядело плачущим.
— Чей ты шпион? Джексон? Цеты? Ну?!
— Да ничей я не шпион! — Вот теперь он действительно почти плакал. — Я просто жил здесь! Вот и наблатыкался… Совсем пацаном еще, по глупости! Нравилось… Романтика и все такое… Пока не опомнился и обратно не сбежал. Не шпион я, правда! Элли… адмирал… ну правда, не шпион!
— Вольно, боец, — сказала Элли уже нормальным своим тоном, вынимая руку из кармана. Поправила Питеру воротничок (пилот вздрогнул), похлопала по плечу. Улыбнулась (пилот дернулся). — Вольно, я сказала. А чего вернулся-то, если нравилось?
Питер сглотнул. Пожал плечами. Ужас его отпускал потихоньку, и на лицо уже выползала привычная улыбка, хотя пока еще и робкая.
— Здесь все не то. И не так. Скорости другие. Люди… Сонное царство. Болото. — Пилот поежился. — Еще бы немного, и я бы тут навсегда остался, засосало бы. Когда понял, так сразу и дернул, ближайшим же транзитником. Я не шпион, Элли!
— Верю. — Элли опять улыбнулась и слегка подтолкнула Питера в плечо в нужном направлении. — Иди. Таможенник на нас уже косится.
— А как же билет…
— Да в кармане он у тебя, ничего я не забирала! — Элли поморщилась. — Что я тебя, первый день знаю, что ли? Просто любопытно было, а ты молчал, как мороженый тритон. Вот и пришлось… Не злись, ладно?
Она действительно знала Питера не первый день и вполне могла предсказать его реакцию, потому и рискнула: он не то что не обиделся или не разозлился, — он восхитился.
— Элли… О-ох! Ну ты даешь… — Питер восторженно повертел головой, не в силах подобрать слова для достойного выражения переполнявших его эмоций. — А я ведь поверил, ага!
— Ступай! Доверчивый ты наш, — фыркнула Элли, снова пихая его кулачком в плечо. — Тебя там афонец заждался. Охраняй его хорошо, ладно? А я вас догоню, на следующем же. И спрошу по всей строгости, если вдруг чего! Ты понял? Так что не прощаюсь.
— Понял! До встречи, значит.
— Ну да. До скорой.
Питер шагнул было в сторону таможни, но вдруг обернулся. Элли нахмурилась — она терпеть не могла затянутых прощаний. Питер же выглядел непривычно серьезным, даже улыбаться почти перестал. Помялся и выдавил:
— Только ты это… будь осторожна.
И смотрел при этом с такой тревогой, чуть ли не пафосом, что Элли не выдержала и расхохоталась.
— Да что может со мной случиться в этом сонном грязеедском захолустье?!
Питер ее смеха почему-то не поддержал.
Следить за капитаном оказалось вовсе не сложно.
Вопреки опасениям Дэна, Станислав Федотович за всю дорогу от космопорта ни разу не оглянулся. Впрочем, даже если бы и оглянулся, ничего подозрительного бы не увидел, навигатор не стал рисковать и лезть с ним в одну капсулу — там кроме капитана было всего два человека и три шоаррца с клетчатыми котомками. Котомок было по паре на каждого мелкого ксеноса, были они, разумеется, фиолетовыми — и огромными (по крайней мере, по меркам шоаррцев!). Но как и сами их обладатели — пятиглазые, вечно щебечущие и находящиеся в непрерывном движении комья сиреневого меха — чуть выше колена среднего человека. Затеряться среди них оказалось бы сложновато.
Дэн сел в следующую капсулу, на заднее сиденье, да и там предпочел пригнуться. Теперь от возможного взгляда случайно (или не случайно) обернувшегося капитана его надежно отгораживали не только полупрозрачный колпак самой капсулы, но и мощные спины и широкие мохнатые плечи двух наемников-фреан, рассевшихся на переднем сиденье. Гордые своей мощью фреане не снизошли до того, чтобы заметить присутствие ничтожного хуманса. Вот и славно. Вот и пусть Станислав Федотович, если вдруг обернется, тоже подумает, что в этой капсуле нет никого, кроме фреан.
Предосторожность оказалась излишней, но лучше так, чем наоборот.
Дэн не был уверен, что поступает правильно. Но посоветоваться было не с кем, и он решил, что… ну да, лучше так, чем наоборот. Лучше пусть он сделает глупость, над которой вся команда потом дружно посмеется. Если узнает, конечно. Чем если вдруг на этой почему-то крайне подозрительной и неприятной навигатору планете со Станиславом Федотовичем что-то случится, а Дэн не сможет помочь. Потому что окажется далеко.
Капитан что-то скрывал. И при этом был смущен, раздражен и зол настолько, что даже почти не отреагировал на посадочную выходку Теда. Даже свое коронное и ставшее уже привычным ругательство «М-м-мозгоеды!» — и то не рявкнул. И штраф пошел платить безропотно. И вообще словно бы даже обрадовался возникшей задержке, что было вдвойне подозрительно. Нет, тут что-то было явно не так, и Дэн ничуть не жалел, что решил на всякий случай проследить и обеспечить силовое прикрытие, если таковое понадобится.
На «Площади Первопоселенцев» Станислав Федотович не стал останавливаться и любоваться красотами, решительным шагом пересек ее по диаметру, не задержавшись ни у одного ларька с сувенирами или пирожками и даже не взглянув на громоздящуюся по центру скульптуру местного новатора: сложное переплетение выгнутых арками и закрученных восьмерками пластобетонных балок, долженствующих обозначать тяжкую борьбу первопоселенцев с местной флорой и фауной (Дэн не был силен в искусстве, но тоже успел пролистать пару буклетиков, и не только шоаррских).
На площади народу было много, встречались и ксеносы – часть пути Дэн проделал так, чтобы между ним и Станиславом Федотовичем находился медленно поспешающий по каким-то своим делам фрисс. Если судить по расцветке и рисунку профессиональных отметин на грудном сегменте — то ли медик, то ли техник. Впрочем, у фриссов трудно отличить одно от другого. К сожалению, дела вели огромного синего слизня не совсем в нужном направлении, и когда расхождение стало критическим, Дэн сменил дислокацию, перейдя под прикрытие череды ларьков фаст-фуда для разных рас. И успел заметить, что как раз достигший края площади капитан сворачивает в небольшую боковую улочку. Потерять капитана Дэн не боялся, но и выпускать из вида не хотел — вдруг помощь понадобится тому именно сейчас?
Теперь можно было не скрываться, и Дэн одним рывком преодолел остававшиеся до углового здания тридцать девять метров. Хорошо еще, что догадался притормозить и не вылетел за угол на всей скорости, а лишь осторожно высунулся на разведку — ну мало ли? Вдруг именно в этот момент Станиславу Федотовичу зачем-то приспичит обернуться?
Высунулся — и тут же отдернул голову обратно.
Нет, капитан вовсе не оглядывался. Он был всецело поглощен совершенно другим занятием, хотя и не отошел от угла далеко — в каких-то двенадцати метрах, под зонтиком уличного кафе, у крайнего столика, за которым уже сидел единственный посетитель. Не человек, альфианин. Вернее — альфианка. Особь среднерепродуктивного возраста, относящаяся к категории знакомых, подкатегория клиенты, пометка — дружественные. Личностный идентификатор — Аайда. И именно общением с нею Станислав Федотович и был увлечен так, что не замечал ничего вокруг — отодвигал стул, стараясь при этом еще и покаянно разводить руками, улыбался, пожимал плечами и что-то говорил. Несмотря на царивший на площади гвалт и довольно громкую музыку, Дэну удалось расслышать:
— … можно сказать, почти… вы же знаете Теодора… да, конечно, никаких особых…
Выглядывать за угол снова или даже просто пытаться подслушать дальше Дэн не стал. Не счел рациональным — ведь загадка смущения и скрытности капитана благополучно разрешилась. Никакой опасности. Никаких намечающихся неприятностей — просто странные человеческие (и не очень человеческие) ритуалы, принятые между разнополыми особями. Станислав Федотович, конечно, не Тед, но что-то подсказывало навигатору, что он точно так же не обрадовался бы предложенной в такой ситуации помощи. Лучше уйти. Пока не заметили. А странное неприятное ощущение и избыточный прилив крови к верхним слоям эпидермиса шейно-лицевой зоны можно игнорировать как не несущие угрозы жизнедеятельности. Впрочем, поверхностные капилляры все равно лучше пережать. Все ведь в полном порядке. Никакой опасности. Просто странности взаимодействия обладателей разного набора хромосом — и, наверное, для этих странностей не обязательно, чтобы оба взаимодействующих были людьми. Эту мысль следовало проанализировать — пожалуй, самая важная из полученной сегодня информации.
Дэн наверняка изменил бы свое мнение, если бы задержался и послушал еще хотя бы пять минут. Но он уже быстрым скользящим шагом пересекал площадь в обратном направлении, стремясь вернуться на борт «Космического Мозгоеда» раньше, чем там обнаружится его отсутствие.
***
Люди здесь действительно жили. И даже летали. Мимо.
И не только люди…
Нет, ну можно было, конечно, продолжать пытаться списывать все на чей-то дешевый розыгрыш… Ладно, ладно! Дорогой розыгрыш. Показания радаров подделать не так уж трудно (понять бы еще зачем?! Но — ладно). Но если четыре разных мимо пролетевших корабля — тоже подделка, то их надо было все-таки худо-бедно отрисовать-спроецировать. Как и беседу с одним скучающим то ли пилотом, то ли капитаном — остальные ограничились стандартным обменом пакетами данных, что-то вроде формального приветствия, если нет ни времени, ни желания общаться ближе. Но бритва Оккама безжалостно отшинковывала от подобных попыток один ломтик за другим. Ломтики были тоненькие, но двигалась бритва быстро, и от первоначальной уверенности давно уже осталась жалкая кочерыжка.
Когда утром третьего дня, уже почти на подлете к орбите, появился пятый корабль и целенаправленно притормозил рядом с «Вортексом», чтобы его пилот (капитан?) мог спокойно пообщаться с коллегой, Элли решила, что розыгрыш, если бы он имел место быть, можно было бы с уверенностью отнести к категории дьявольски дорогих.
Существо на экране выглядело до чертиков реалистичным. И жутким. Кошмарная морда, вся заросшая неровной и похожей на полупрозрачную сиреневую плесень шерстью. Огромная хищно оскаленная пасть, полная острых треугольных зубов. Находящиеся в непрестанном движении уши, больше всего напоминающие крылья летучих мышей. Жуткий то ли рев, то ли скрежет из динамика — транслятор почему-то завис и отказывался переводить это, даже если оно и было осмысленной речью. И глаза — круглые, черные, непрестанно и несинхронно помаргивающие. Эти глаза поразили Элли более всего. Их было пять.
С этой тварью Питер сам не захотел разговаривать — замахал руками перед экраном, заскрежетал в ответ. Похоже, это все-таки было чем-то сродни вразумительной речи — ибо обладатель пасти Питера отлично понял. Обиженно тявкнул, перестал скрежетать и оборвал связь. Крохотный кораблик — а теперь Элли видела, что он действительно кроха, мог бы целиком поместиться в двигательном отсеке «Вортекса» — мигнул габаритами, заложил крутой вираж и унесся прочь.
Питер хихикнул, сдвигая пилотский шлем еще дальше на затылок (он сидел в полуготовности, без полного подключения к корабельным системам, но частично сканируя окружающее пространство и через них), и обернулся. И сразу же оборвал хихиканье, только сейчас заметив стоящую у входа в рубку Элли. Передернул плечами, словно бы извиняясь. Поспешил объяснить, хотя Элли его ни о чем не спрашивала:
— Не обращай внимания, местные коммивояжеры. — Выглядел он при этом как-то странно. Словно бы смущенным. — Если их сразу не шугануть — потом проходу не будет. А тебе лучше пристегнуться, у нас через полчаса посадка, диспетчер только что прислал подтверждение.
Элли неторопливо прошла к своему креслу, рассматривая подчиненного вдумчиво и с интересом, от которого тот занервничал еще сильнее.
— Интересно… — протянула она, усаживаясь, но не спуская взгляда с пилота. — И откуда ты так хорошо знаешь диалекты диких тварей из дикого космоса? А, Пит? Ты уверен, что ничего не хочешь рассказать своему адмиралу? — И тут до нее дошла вторая часть услышанного. — Постой… Ты сказал посадка? Какая посадка?! У них что — нет орбитальных гостиниц?!
— Не-а! — выдохнул Питер с явным облегчением и все еще некоторой опаской. Но Элли уже забыла, о чем только что хотела спросить, переключившись на более насущную проблему.
— Дикость какая! Как же тут люди-то живут?!
— А чего бы им не жить?
Нет, пожалуй, версию с розыгрышем стоит признать несостоятельной. И не только из-за высокой себестоимости, но и из-за невозможности придумать достойной причины для такой многоплановой и затратной мистификации. Мысль о собственном сумасшествии (или даже смерти) казалась более здравой и достоверной, но непродуктивной. Если она умерла или пускает слюнные пузыри в палате с мягкими стенами, что-либо предпринимать нет ни малейшего смысла. А сложить лапки и булькнуть тритоном на дно кастрюльки — нет, такой выход не для Элли!
Оставалось признать этот перевернувшийся мир как данность и хвататься обеими руками за предоставленный шанс. Как только он появится. А размышлять о его достоверности или недостоверности (а также и благодарить за него судьбу) можно будет как-нибудь и потом, когда выдастся свободная минутка.
Продолжая фыркать (ну не опускаться же до бурчания!), Элли устроилась в кресле: свежевправленной спиной лучше действительно не рисковать. Два оставшихся кресла были пусты. Интересно, преданность Киу интересам опекаемого объекта дошла до ночевок в одной каюте (читай — в одной постели) — или пока он охраняет посла из своей? Впрочем, нет.
Неинтересно.
— Ну и чего ты тянешь?
— А чего бы мне торопиться? В очереди торопиться глупо.
— Какай очереди? Ты сейчас о чем?!
— Об очереди. Обыкновенной, на посадку, ну и таможенный сканер, он тут автоматический. Вон видишь, грузовичок мигает? Сейчас его очередь. Да ты не волнуйся, перед нами только двое… О! Уже один.
— Как они здесь вообще живут?!
— А чего бы им не жить? Нормальная очередь, небольшая совсем… О! Уже наша.
И Питер надвинул шлем, отключаясь полностью. Вернее — подключаясь.
Элли привела кресло в горизонтальное положение и закрыла глаза. Помочь она ничем не могла, оставалось хотя бы не мешать. Впрочем, помешать вошедшему в полный контакт с кораблем пилоту можно было единственным способом — содрать с него шлем, разрывая соединения. Конечно, простая посадка — не пятимерная математика прыжка через червоточину, ее можно осуществить и вручную, но зачем, если Питеру больше нравится так?
***
Жуткая какофония из десятка самых разных мелодий, на площади просто оглушительная, здесь воспринималась отдаленным и даже приятным фоном. Да и кофе со льдом в этом кафе тоже был неплох — во всяком случае, он действительно был со льдом, что по такой жаре искупало металлический привкус и зеленоватый цвет.
Станислав вынул ложечкой со дна последний прозрачный кубик, кинул в рот, покатал на языке, наслаждаясь холодом. Разгрыз. Мисочка перед Аайдой была пуста, и капитана это радовало: видеть, как питается альфианский симбионт (а главное — как альфианка его отрыгивает или заглатывает обратно) не хотелось совершенно. Вообще ничего не хотелось. Остро. До дрожи.
Молчание затягивалось.
— Но почему именно мы? — наконец спросил Станислав тоскливо, понимая уже, что отказаться не получится, да и просто как-то невежливо.
— Ну, Ста-ас! — мурлыкнула Аайда, поводя плечами, отчего все четыре ее груди слегка качнулись, наводя Станислава на не совсем подходящие ситуации мысли. — Ну вы сами подумайте, Ста-ас: кто еще, кроме вас, сможет с этим справиться?
***
Мир, которого нет.
Ну да, ну да. Попробуй в него не поверь, когда вот он, перед глазами…
Мир, которого просто не может существовать. По определению. По законам исторического развития. По законам природы, в конце концов! Да просто потому, что не может такого быть, не может — и все.
Человеческая цивилизация способна нормально развиваться и сохранять себя именно как цивилизация лишь вблизи от путей перемещения. Тропки в лесу или сельве, караванные тракты, скоростные трассы и сабвеи, паутина орбитальных лифтов, ПВ-туннели — это все дороги, и вдали от них жизнь невозможна. Это аксиома.
Да и как может быть иначе? В одиночку не выжить ни одной самой развитой планете. А без туннелей нет связи, нет торговли, нет обмена информацией. По сути — нет жизни в ее нормальном понимании. Вспомнить хотя бы жуткую судьбу затерянных колоний, ведущие к которым туннели по тем или иным причинам вдруг схлопывались! Такое с туннелями случалось. Иногда навсегда, иногда на время. И планета оставалась в изоляции. А когда через несколько сотен лет туннель начинал работать в нормальном режиме и колонию заново обнаруживали, ее население оказывалось сильно деградировавшим и одичавшим. Всегда. Это аксиома. На маленьких разрозненных комочках грязи могут выжить лишь дикари, и неважно, где именно разбросаны эти комочки, — в мокром и соленом океане, только кажущемся бескрайним и безграничном, или в действительно бескрайнем и безграничном космосе.
Планеты — те же комочки грязи, они не для нормальных людей. Тем более планеты, находящиеся в изоляции. А что может быть большей изоляцией, чем вот такая глушь? Человек рожден для космоса, а на планетах обитают лишь тупые неудачники, не сумевшие или не додумавшиеся оттуда выбраться. Ну… ладно, ладно — за редким исключением. Но редкие исключения лишь подтверждают общее правило! К тому же Барраяру все-таки повезло — он был в изоляции не так уж и долго. Впрочем, если вспомнить жутенькие рассказы Майлза о его собственном детстве — все эти средневековые суеверия и чуть ли не ритуальные убийства мутантов или тех, кто хотя бы чуть-чуть на них похож… Бр-р-р! Одно слово — планетники.
Человек далеко не случайно с самого начала времен всегда мечтал оторваться от земли и улететь: понимал, как это вредно для психики — жить на дне гравитационного колодца. Может быть, не мог объяснить даже самому себе при помощи доводов логики и разума, но чувствовал, вот и рвался. Сначала в небо, потом в космос. Подальше от грязи.
А в диком космосе, если верить Питеру, орбитальных поселений нет вообще. Только крохотные станции гашения, словно заправки на Старой Земле, или шахтерские поселки на астероидах. Кошмар какой…
Элли смотрела в окно, по которому бежали юркие капли, догоняя друг друга. В любое другое время падающая с неба пресная вода (вот просто так падающая, безлимитно!) ее бы зачаровала или даже восхитила, но сейчас это было лишь очередным доказательством убогости и дикости этой глуши. где нет даже примитивных климатических установок или хотя бы силового купола над приличной гостиницей. А «Неизвестная звезда» была самой приличной в этом занюханном городишке, Питер это выяснил сам, не поверив на слово сонному диспетчеру космопорта — Элли не хотела рисковать дипломатическим скандалом. Если вдруг чертову послу придет в его чертову голову, что на его удобствах пытаются сэкономить… Нет уж! Номер класса ультра-комфорт, все как положено. Не ее беда, что в этой убогой глуши представления о комфорте тоже весьма убогие — радуйтесь, что в сортир не надо бегать на улицу и из крана временами течет относительно горячая вода.
Номер люкс. Шесть комнат на четверых — Лаудерс, как истинный механик, отказался покидать «Вортекс» без капитального техосмотра. Посол забился в самую дальнюю угловую комнату и, если судить по звукам, забаррикадировался изнутри, Киу придвинул кресло к единственной ведущей туда двери и занял пост, а Элли осталась в гостиной, куда вела входная дверь с центральной лестницы — ждать отправленного на разведку Питера.
Люкс занимал всю левую половину третьего этажа. Всего этажей в гостинице четыре (четыре!!! всего!), и таких домов в этой Зарянке двенадцать на дюжину. Лифта нет, ультразвукового и ионного душа нет, только водяной. Зато безлимитный, и есть даже такая роскошь, как нечто вроде маленького бассейна, хотя и без гидромассажа. Ну или Элли просто так и не сумела найти, как и где он включается. И вместо сушилок — полотенца, дикость махровая!
Связи с цивилизованным космосом тоже нет, это Элли проверила первым делом — только убогая местная локалка. Хорошо хоть стоит она сущие гроши, болтай хоть целыми днями, было бы с кем. Впрочем, дешевизной тут поражало буквально все, вот этот номер, к примеру, стоил дешевле, чем аренда будочки для хомячка на станции Клайн, и это при том, что родина Элли не отличалась особой дороговизной. Но местный аналог банкомата-обменника…
Элли содрогнулась, вспоминая огромную мохнатую тушу — на этот раз хотя бы не сиреневую, но обладающую не меньшим количеством зубов. Глаз, кажется, было все-таки два, хотя рассматривать слишком пристально она не стала — Питер сказал ни в коем случае не заговаривать при этой твари только про уши, но мало ли? Может, к другим частям тела у этого монстра тоже излишне трепетное отношение, не позволяющее упоминания их существами иной расы?
Иной расы… Над этим тоже стоило подумать.
— Да все всё знают. — Питер пожал плечами, пряча глаза.
И Элли снова подумала, что надо бы уточнить, а откуда все это знает сам пилот? Но потом, когда будет более удобное время.
— Ну в смысле, — торопливо продолжил Питер, словно стремясь не дать своему адмиралу этого времени, — кому надо, те знают, а остальных-то зачем пугать? Ты еще не всех видела, есть вообще жуткие монстры. Не дай бог приснится такое — можно и не проснуться! Но есть и симпатичные, — голос его стал мечтательным, — такие, знаешь… Только лысые, и словно бы татуированные от пяток до макушки. Но во всем остальном очень даже. — Питер обрисовал волнистой линией вполне соблазнительный с точки зрения мужчины силуэт, а потом сделал растопыренными пальцами хватательные движения. Но почему-то дважды и на разном уровне. Словно у ощупываемой им невидимой женщины было две пары грудей.
— Просто это никому не интересно, понимаешь? Они стараются держаться подальше от цивилизованных мест, а мы не лезем своими эскадрами в дикий космос. Да и зачем?
Действительно — зачем?
Элли стояла у окна, но залитой дождем улицы за ним не видела — перед ее глазами была чернота, усеянная редкими искрами. Каждая искорка — целый мир, звезды, планеты, станции, корабли, запутанный клубок сложнейшей инфраструктуры, постепенно разросшейся вокруг того или иного выхода ПВ-туннеля. Один прыжок — и ты на другом конце галактики, и там вокруг тебя снова звезды, планеты, станции, корабли.
И неважно, сколько световых лет отделяет один конец туннеля от другого — для путешественника важен лишь сам прыжок (а он мгновенен для любого, кроме пилота) и недолгий путь от одного туннеля до другого. И не важно, каково на самом деле расстояние до цели — важно лишь сколько прыжков тебе предстоит совершить и через сколько туннелей пройти. Ну и полеты от одного выхода до другого, конечно же — но они редко занимают более нескольких дней. Пространство между близкими туннелями только кажется пустым, на самом деле оно тоже освоено и облетано вдоль и поперек, поскольку это та самая обжитая территория вокруг точек входа и выхода. Весь огромный цивилизованный мир на самом деле — всего лишь крохотные островки вокруг узловых станций. Крохотные искорки.
А между ними — пустота.
Огромная, черная, холодная, неизведанная и никому не интересная. По умолчанию считаемая всеми цивилизованными людьми безжизненной и необитаемой. Она не вызывает интереса ни у кого из обитателей цивилизованного мира, она им попросту не нужна, эта пустота, ее просто не берут в расчет. Забывая, насколько она огромна. Забывая, что она существует. Вообще — забывая.
Элли поежилась.
В общем-то совершенно логично и естественно — к хорошему быстро привыкаешь. Так и живущие около точек входа-выхода люди быстро привыкли к большим скоростям и обусловленными ими удобствами. И к тому, что между этими точками только черная пустота, дикий космос и полное отсутствие жизни. Во всяком случае — более или менее разумной. Да и къакая там может быть жизнь, вдали от цивилизации?..
Над улицей пролетел флайер — низко, почти на пределе разрешенной высоты, мазанув носовыми прожекторами по гостинице. Элли сощурилась — она и не заметила, что уже вечер и за окнами почти стемнело. Где же шляется Питер, давно уже должен был вернуться. Простейшее задание — прогуляться до космопорта и узнать о ближайшем рейсе в направлении любого из шести ближайших туннелей. Любого, не важно. Ну или договориться с каким-нибудь частником, если не будет рейсов. Неужели такое сложное дело? Надо было самой с ним пойти. Самой, да? И оставить драгоценную тушку посла на одного Киу? Хоть разорвись… И как, спрашивается, Майлзу удавалось сделать так, чтобы все его поручения выполнялись точно и в срок? Наверняка тут не обошлось без какой-то средневековой барраярской магии… Что же могло случиться у Питера? Или, наоборот, не случиться…
Элли сгрызла ногти на левой руке до основания, когда наконец по лестнице простучали знакомые торопливые шаги и в номер ввалился пилот, на ходу освобождаясь от мокрого плаща, с которого текло чуть ли не ручьем. Сразу включил потолочную панель (здесь не работало голосовое управление и надо было вручную нажимать на маленький рычажок), заулыбался, кивая еще и порога и всем своим видом спеша сообщить, что миссия завершилась удачно.
— Отличная новость, Элли! — Питер бухнул на стол сумку и начал выгружать из нее странно пахнущие коробочки, некоторые даже вроде бы горячие. — Нам жутко повезло! Рейсовые тут довольно редко, но как раз завтра будет один, почти до Веги, представь, как удачно получилось! И я как раз купил на него последние билеты.
Вега. Это действительно удачно. Там оживленный перекресток и до Афона всего два прыжка. Слишком удачно, чтобы тут не оказалось подвоха. Элли скептически хмыкнула и уточнила осторожно:
— И сколько твой лайнер будет чапать на своих маневровых до этой Веги?
Очень хотелось надеяться. Очень. Уцелевшие ногти правой руки впились в ладонь, но голос не подвел, остался спокойным. И лицо. Удача не любит излишне торопливых и радующихся раньше времени, ее легко спугнуть.
— Полгода. — Питер пожал плечами. Вздохнул: — Конечно, дольше, чем было бы напрямую, но ненамного, крюк он делает небольшой и имеет собственную гасилку, что тоже плюс, не надо ждать в очередях у станций. Так что если бы на каком частнике и сэкономили — то не больше месяца. Зато риску на порядок больше — пираты как раз частников и караулят.
— Полгода… — Элли осторожно выдохнула и позволила себе скупо улыбнуться, хотя внутри у нее все вопило от восторга и бегало кругами по стенам и потолку. — Полгода — это хорошо. Мы, похоже, имеем неслабый шанс уложиться в отведенные сроки.
Питер виновато вздохнул и отвел взгляд. Переступил с ноги на ногу, вздохнул еще раз и наконец выдавил:
— Тут такое дело… Элли, понимаешь, это была хорошая новость. Но есть еще и плохая. И она в том, что билетов было только четыре.
Новая Юрюзань Станиславу не понравилась сразу, еще до того, как Теодор умудрился так посадить «Космический Мозгоед» в центральном (и единственном) столичном космопорту, что на штрафы и ремонт поврежденной стыковочной консоли пришлось отдать чуть ли не половину прибыли от последнего рейса. Вернее, чего уж там (Станислав поморщился), будем называть вещи своими именами, корабль пилот умудрился вовсе не посадить, а грохнуть!
Заскучавшему на спокойной трассе пилоту опять показалось, будто идущий параллельным курсом на посадку старенький орбитальный челнок собирается его подрезать, нацелившись на ту же площадку у диспетчерского терминала, которая чем-то приглянулась и самому Теодору. Бедный челнок еле успел увернуться от метнувшегося ему наперерез грузовика, и экипаж «Мозгоеда» наверняка узнал бы о себе много нового — от его пилота, — если бы Теодор предусмотрительно не отключил громкую связь.
А вот разделительным маячкам и пульту диспетчерской уворачиваться было некуда. Взбесившийся грузовик пер на них, словно носорог в период гона, и передумал буквально в последний момент, вместо бурного и разрушительного для всех окружающих секса решив ограничиться легким и почти целомудренным поцелуем. Всего лишь три смятых в тонкие блинчики маячка и поврежденная с левого края консоль, было бы о чем говорить!
*
Станислав вздохнул и виновато поморщился, вспомнив вытаращенные глаза дежурного диспетчера. Надо отдать мужику должное, в экстремальной ситуации он повел себя как настоящий мужчина. Не заорал, не сиганул из-за пульта, спасая собственную шкуру – врубил на полный защитное поле как самого диспетчерского терминала, так и основного здания космопорта, да еще и успел нажать обе форс-мажорные кнопки — сирены метеоритной опасности и вызова МЧС. Хороший мужик. Дельный. Правильный. Понимающий. Тем стыднее было перед ним извиняться…
Нет, что ни говори, а мерзкое место! Солнце слишком яркое, небо слишком синее, погода слишком безоблачная. И вообще…
Вообще-то Новая Юрюзань относилась к планетам условно земного типа и в здешнем секторе считалась чуть ли не курортом: местную воду вполне можно было пить даже без троекратной фильтрации и перегонки, всего лишь прокипятив, часть местной флоры и фауны вполне годилась в пищу людям, да и земные культуры приживались неплохо, давая по два стабильных урожая в год. Станислав перед посадкой от скуки пролистал не только рекламные буклетики вездесущих шоаррских торговцев (честно предупреждавших, что «облюбознатных мимоходов» на этой гостеприимной планетке ожидает «дикая роскошь и утюг пейзажа больше мяса! Опытный ребенок свежего урожая — пушистое тельце для всех! Ясно. Прочно. Хорошо ничего не ждать!»), но и вполне себе официальный информационный сайт.
И потому, поймав себя на том, что вот уже минут десять разглядывает один из валявшихся на стойке администратора проспектов и даже умудрился перелистнуть несколько страниц, невидящим взглядам скользя по голографиям местных достопримечательностей, Станислав рассердился. На самого себя, разумеется. На кого же еще! Штраф уплачен, извинения принесены аж по два раза всем пострадавшим физически или морально, и если он не собирается пойти с этими самыми извинениями по третьему кругу, делать ему здесь больше нечего. А значит, он попросту тянет время, отодвигая еще менее приятный разговор. Вернее, разговор, который, как ему кажется, может оказаться не очень приятным и привести к еще менее приятным последствиям.
А это уж и совсем никуда не годилось! Стыдно даже сказать кому, из-за чего весь сыр-бор — из-за глупого суеверия! Причем суеверия даже не космодесантного (ну или космоторгового, пусть так, у них тоже есть годные), к которым Станислав относился с осторожностью и уважением. А самого что ни на есть замшелого планетарного! Магия чисел, пришедшая из древних сказок, третий раз, мол, самый опасный и сложный, глупости какие! Нет, однозначно не тянет такое на приличное суеверие. Да и первые два раза, если уж на то пошло, все закончилось не так уж и плохо как для самого Станислава, так и для команды в целом. Кое для кого куда хуже оно закончилось. Вот об этом и стоит думать, а не о бабкиных суевериях!
Скафандра для выхода на поверхность Новой Юрюзани не требовалось, и потому Станислав, решительно нахлобучив фуражку по самые брови, не менее решительно шагнул к стеклянным дверям диспетчерского терминала, за которыми располагались капсулы скоростного монорельса. Пять минут — и ты уже в центре столицы… черт, как же ее название? В буклете вроде было, но Станислав не запомнил. Ну и не важно, координаты места встречи сброшены в комм давно, маячок-навигатор включен, заблудиться в чужой столице бравому капитану не грозит.
Выходя через семь минут на центральной площади (вот ведь, и ее названия не запомнил!) новоюрюзаньской столицы, Станислав уже почти окончательно восстановил душевное равновесие. Действительно, нельзя же допустить, чтобы на него влияли какие-то глупые суеверия и какая-то не менее глупая неприязнь? Мало ли, что кому не нравится! Шаг его был тверд, плечи расправлены, на лице – то самое выражение, которое впавший в лирическое настроение Сакаи как-то назвал «непоколебимым безветрием цунаминосного ока тайфуна», а киборги (если бы их кто спросил) поименовали бы проще — типовым выражением за номером два (в обиходе известным как «морда кирпичом»).
И хорошо, что слежки за собой капитан так и не заметил, иначе его душевному равновесию пришлось бы в срочном порядке повторить восстанавливающие процедуры. Да и то не факт бы, что помогло.
***
— Так. Стоп. — Элли с силой потерла лицо руками. Хотелось орать. Но это было бы не по-адмиральски. Хотелось кофе, но для этого пришлось бы вставать с удобного кресла и идти к кофеварке, целых четыре шага, а вот этого как раз не хотелось. — Если ты не врешь… ладно, ладно. Не врешь, верю. Для вранья это звучит слишком бредово. Тогда давай все то же самое, только на унилингве. Безо всех этих твоих цыпочек, чаек, альбатросов и прочего непонятного… курятника.
— А без них не получится. — Любой другой на месте Питера наверняка бы обиделся в ответ на проявленное командиром недоверие. Или хотя бы продемонстрировал, что обиделся. Питер же продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. — Чайками местные называют мелких пиратов, таких, не то чтобы очень опасных, а просто любителей поживиться тем, что плохо летит. Наффцы — вовсе не цыпочки, просто их боевой крейсер действительно напоминает цыпленка, пушистенького такого, с двумя черными глазками огромных бортовых пушек в раздвижных полусферах. И пушок — это шипы, очень опасны при таране. Да, наффцы — те еще цыплятки, от них лучше держаться подальше. Но в этот сектор они практически не залетают, не их зона интересов. А альбатросы — это вообще легенда, я действительно зря о них заговорил, ну кто их видел, тех альбатросов?
— Альбатросы, стало быть, легенда. Ага. — Элли запустила пальцы в свои короткие волосы, подергала. — А люди, стало быть, нет? Здесь? Живущие?
— А с чего бы им быть легендой? — пожал плечами Питер. — Живут себе и живут.
Если бы это сказал Киу Те — Элли бы могла не поверить. Киу Те не то чтобы любил приврать, но вполне мог счесть определенную дозу утешительной лжи необходимой временной мерой для восстановления душевного равновесия адмирала. Все-таки Киу был бетанцем. Питер — совсем другое дело. Он не просто не умел врать — он искренне не понимал, зачем это необходимо.
— И у них есть скачковые корабли?
— А с чего бы у них не быть скачковым кораблям? Что ж они, не люди, что ли?
Не врет. Точно, не врет. Впрочем, какая разница? У них у самих тоже есть вполне себе скачковый «Вортекс», только вот вне ПВ-туннеля двигатель Неклина не более чем груз, пусть и крайне ценный. Но — бесполезный. А до ближайшего туннеля восемь лет на обычном движке. И вряд ли корабли местных дикарей умеют летать быстрее.
— А самый большой прикол, — продолжил Питер, и улыбка его стала шире, — что эти скачковые корабли летают без привязки к туннелям. Представляешь?
— Пит, тебя обманули. — Элли вздохнула.
Зародившаяся было надежда умерла быстрее, чем успела первый раз чирикнуть. И правильно. Так и должно быть с глупыми неуместными надеждами. И не надо надеяться на всякую ненаучную ерунду. Надеяться можно только на себя. Ну и своих дендарийцев, конечно же. Но ни в коем случае не на то, что все обойдется само собой и будет хорошо. Не будет. Майлз никогда не надеялся на чудо, он это чудо делал сам. Собственными руками. Но теперь Майлза тут нет, и чудо придется делать Элли. Придется, да… вот только пусть хотя бы чуть отпустит спина, а то она что-то совсем в разнос пошла, словно старый двигатель. Теперь боль отдавалась в груди при каждом вдохе, и даже дышать стало проблематично. И тем более — говорить, но Питера необходимо убедить трезво взглянуть в глаза реальности. Элли поморщилась, но все же продолжила:
— Да, я понимаю, что тебе хочется в это поверить, но это чушь.
— Да с чего бы ей быть чушью? – искренне удивился Питер. — Туннелей тут нет, а жить-то как-то надо, вот местные и навострились сами червоточины ковырять. Мелкие, правда, коротенькие и одноразовые, схлопываются сразу после того, как по ним кораблик пройдет. Да и движки тут паршивые, сами после такого прыжка остывают полгода, прежде чем снова прыгнуть смогут. Ну вот аборигены и понатыкали повсюду этих гасилок, чтобы не ждать каждый раз. В чем-то даже удобно. Только мелко.
Элли вздохнула.
— Я не знаю, кто тебе наплел этой чуши, но так не бывает, поверь.
— Бывает. — Питер улыбался. Он не настаивал, просто уточнял, как о чем-то не очень важном. — Ты сама убедишься. Через три дня. Даже меньше уже.
— Почему именно через три дня?
— До ближайшей обитаемой планеты осталось шестьдесят восемь часов лету. Я связался с ними, когда уточнял координаты — у них три космодрома. Два из них в человеческих поселениях, ну или смешанных, я точно не понял, но диспетчером точно был человек. К тому же три космодрома — это очень хороший показатель, не совсем уж глушь какая-нибудь. И кораблей много наверняка, и транзитных, и собственных. Можно будет выбрать подходящий. Может, даже рейс какой удачный подвернется. Так что чего я тебя убеждать буду? Прилетим — сама убедишься. Давай я тебе спину вправлю? А то больно смотреть, как ты мучаешься.
— Постой… — сказала Элли, хмурясь. Она вдруг осознала, что, наверное, умерла. Или сходит с ума. Или уже давно сошла. — Постой… Ты сказал — человеческих поселениях. Человеческих… Это планета, и значит, ты точно имел в виду не квадди. Ведь так, да?
— Ну так.
— А еще ты сказал, что диспетчер там — человек…
— Ну? — Питер выглядел слегка удивленным. — Сказал. И что?
— А что — есть… эм-м-м… альтернатива?
Если тебя будят решительным стуком в дверь в ту самую минуту, когда ты только-только заснул после двухчасовых безуспешных попыток пристроить спину так, чтобы она поменьше болела, – в первые несколько секунд тебе может показаться, что хуже такой побудки ничего нет и быть не может. Ровно до того мига, когда до твоего заторможенного полусонного сознания достучится воспоминание о том, чем закончился вчерашний вечер.
Элли слетела с койки, как пружиной подброшенная — вряд ли после экстремального прохода по нестабильному раздвоенному ПВ-туннелю и безобразнейшей сцены потом (угадайте с трех раз, кем закаченной? да нет, зачем с трех, и одного достаточно…) ребята рискнули бы разбудить своего адмирала посреди ночи лишь для того, чтобы пожелать ей приятных снов. Должно было случиться что-то действительно важное и требующее немедленных активных действий. Что-то такое, с чем опытный наемник-телохранитель и боевой пилот не могут справиться сами. А такая постановка вопроса резко сужает рамки спектра возможных проблем, при этом повышая уровень их паскудности.
Так что о своей спине Элли вспомнила только на полу — пока еще стоя, но уже согнувшись в три погибели, захрипев и схватившись обеими руками за поясницу: на излишне активные действия Элли та, травмированная вчерашним происшествием, отреагировала крайне неодобрительно и в высшей степени доходчиво.
Натягивать штаны пришлось одной рукой, шипя сквозь зубы разнообразные ругательства на разнообразных языках, и просто так шипя, неинформативно, а второй прижимая спину как можно сильнее — если сильно прижать, боль становилась почти терпимой. Или так только казалось.
Конечно, можно было не терять времени и выскочить (ну ладно, ладно — проковылять!) в коридор и в одних трусах — вряд ли она могла бы этим шокировать своих ребят, с которыми не один год летала и сражалась бок о бок. В боевую броню или защитный скафандр ныряют вообще чуть ли не голышом, и происходит это все в общем тамбуре с кучей персональных шкафчиков, парни и девушки вперемешку, почти что толкаясь локтями. В такой обстановке стеснительность как-то довольно быстро сходит на нет сама собой, даже если была у кого. Да и нормы приличия на разных планетах разные. Киу Те, например, вообще бетанец, на его родине чуть ли не полная нагота считается вполне пристойным дресс-кодом. Да и Питер мальчик взрослый, голых женщин наверняка видел во всех ракурсах и не только на картинках. В конце концов, даже барраярцы привыкали, и довольно быстро. И еще как привыкали, особенно некоторые. Хм… Барраярцы — да.
А вот Валлиот — вряд ли.
И если он не слинял в свою каюту, а остался зачем-то в рубке (ну мало ли, кто его тонкую афонскую дипломатическую натуру знает? может, ему одному в каюте страшно, без мужской защиты и рядом со страшной женщиной, от которой там его всего-то две каюты и отделяют!) — у голых женских ног есть таки нехилый шанс спровоцировать межпланетный скандал. А нам сейчас только межпланетного политического скандала для полного счастья и не достает, это вдобавок к уже почти что окончательно проваленной дико важной миссии, вот оно самое то и будет как раз, да…
Голые женские ноги чертов афонский параноик наверняка воспримет как персональную провокацию, тут и сомневаться не приходится. Он же нервный, как курсор лидара в метеоритоопасном секторе. Это у себя на родине он считался радикалом, еретиком и чуть ли не фемофилом, а в любом нормальном обществе такого пуританина и женоненавистника еще поискать, днем с огнем. Его бы воля — он бы на Элли вообще паранджу натянул или скафандр повышенной защиты. Есть такие, на гроб похожие, у которых нижняя часть монолитная, только руками и можно шевелить. Зато окружающие в полной безопасности и никаких соблазнов. Аф-ф-фонец, этим все сказано!
Стук в дверь повторился — деликатный, но настойчивый. Похоже, работу внутренней связи так и не восстановили. Значит, и открывать придется вручную.
— Сейчас! — постаралась прошипеть Элли погромче, затягивая ремень, и как была, скрюченная и босиком, прошлепала к двери. Черт с ними, с ботинками, тут разогнуться бы…
Дверь с шелестом скользнула в сторону. И попытавшаяся хотя бы вывернуть голову в сторону полуночного визитера Элли чуть ли не уткнулась носом в ту деталь мужских брюк, которую принято деликатно именовать ширинкой — независимо от того, имеется ли эта самая ширинка на них в наличии или же не предусмотрена фасоном.
Все-таки шесть лет адмиральства — солидный срок. Элли стала намного сдержанней и отработала быстроту реакции. А потому успела захлопнуть рот прежде, чем выпалила: «И какой придурок приперся тереться своим членом о мою дверь?!» — и тем самым избежала-таки межпланетного политического скандала, которого так опасалась. Хотя бы на эту ночь.
Потому что понятно ведь — какой придурок. Один такой есть. Другого не найти.
У посла реакция тоже оказалась на высоте — он отскочил к противоположной стене коридора чуть ли не раньше, чем Элли успела захлопнуть рот. Правда, при этом зачем-то выпучил глаза и начал беззвучно хватать воздух широко открытым ртом. Больше всего он сейчас напоминал выброшенную на берег рыбу, даже белесые локоны висели вдоль щек двумя безвольными плавниками. Обеими руками он прикрывал пах и живот, словно Элли действительно собиралась на него наброситься и если не выгрызть внутренности, то как минимум откусить самое дорогое.
— Вы… что-то хотели? — постаралась выдавить Элли как можно более вежливо и не очень сильно морщась. Обеими руками при этом уперлась в края дверного проема в безуспешной попытке разогнуться хотя бы частично.
Посол вздрогнул и вжался в стенку еще сильнее. Наверное, вопрос прозвучал все-таки недостаточно вежливо, к тому же сквозь зубы и со страшно перекошенной рожей — спину, заразу, опять прострелило не вовремя. Да и с разгибанием тоже возникли определенные проблемы. Элли плюнула на попытку принять достойную адмирала позу, вывернула голову набок и попыталась улыбнуться. Посол посерел лицом и слегка присел, явственно ослабнув в коленках. А, черт! Все ему не так, паразиту. Не угодишь. Ну и пошло оно тогда, незачем и стараться…
— Не обращайте внимания. — Элли провисла на руках, с облегчением вернувшись к согнутости почти под прямым углом. — Мне трудно стоять прямо. Спина болит. Что-то случилось?
Вопрос был формальностью: она уже поняла, что никаких новых неприятностей не произошло, иначе за дверью ее ждал бы не этот афонский придурок. Просто он наверняка придумал какие-то новые претензии к ней лично и ко всему женскому роду в целом и хочет их огласить, не дожидаясь утра. Ну и ладно, пес с ним, пусть оглашает, лишь бы в обморок не грохнулся. Поощрить придурка, а то ведь до утра мяться будет.
— Я слушаю.
Как ни странно, но стоило Элли снова согнуться — и посол словно обрел утерянный было внутренний стержень, распрямился и вроде как даже приосанился, расправив узкие плечики и выпятив цыплячью грудь если не колесом, то как минимум гусеницей. Дернул кадыком и заговорил тоном крайней официальности:
— Я позволил себе вчера некорректное и не соответствующее истине высказывание по вашему поводу. Я вел себя непозволительно и приношу свои извинения. Будучи существом разумным и облеченным дипломатическими полномочиями, я не должен был поддаваться эмоциям и идти на поводу у дремучих инстинктов. — Тон подразумевал совершенно иное. Нечто вроде: «Я, конечно же, был абсолютно прав, и мы все это знаем, но дипломатия…» — Надеюсь, вы согласитесь принять официальные извинения и счесть инцидент исчерпанным?
Последнюю фразу он произнес после небольшой, но заметной паузы и с такой высокомерной уверенностью в отрицательном ответе, что Элли согласилась бы, даже и не желая того вовсе, только из чувства противоречия. Вот же засранец, а!
— Да. Конечно! — выдавила она сквозь зубы, выворачивая голову чуть ли не до хруста в шее, чтобы слова не оказались обращенными в пол.
Смотреть из согнутого положения в лицо довольно высокому мужчине — шесть с половиной футов как-никак! — было достаточно сложно. И потому Элли не смогла бы поклясться, что мелькнувшее на лице посла злорадное удовлетворение ей не почудилось. Посол отвесил чопорный дипломатический кивок и проследовал (иначе не скажешь!) в отведенную ему каюту. Элли проводила его хмурым взглядом, закрыла дверь и вернулась на койку.
Лежа вытянуться вполне удалось. Спина ныла, но более активных протестов не выражала. Когда ты лежишь, похоже, не имеет значения не только рост. Жаль только, что сон вместе с Элли вернуться в койку не пожелал. Возможно, вообще сбежал в коридор. Поминай как звали. Или предпочел общество треклятого посла, вот же не мог до утра подождать со своими треклятыми извинениями! Дипломат, мать его! Вернее — отца. Или лучше даже — обоих отцов, у них же там, на Афоне, матерей нет, одни только маточные репликаторы…
Валлиот Райс. Первый — и пока еще негласный! — посол моно-польной и моно-гендерной планеты Афон во внешнем космосе, организатор и лидер партии ультралевых реформаторов. Представители этой партии не склонны считать полную изоляцию Афона от прочей вселенной единственным способом избежать тлетворного и пагубного влияния женщин на подрастающее поколение. Не фанатик, религиозен умеренно (по меркам Афона так и вообще почти агностик). К тому же Валлиот (как и подавляющее большинство членов его партии) исповедует так называемую «орудийную ересь», не во всем согласующуюся с общепринятыми на Афоне догмами и утверждающую, что женщины не есть сам дьявол во плоти, а лишь его орудия, разлагающему воздействию которых тренированный и набожный мужчина, твердо верующий в Отцов-Основателей, способен не поддаться даже при близком взаимодействии. Умеренный фемофоб, по афонским меркам так и вообще скорее фемофил. Искренне полагает, к примеру, что женщины не виноваты в том, что являются орудием дьявола, а потому и убивать их при первой же встрече вовсе не обязательно, Элли сама слышала, как он втирал это Киу. И с таким пафосно снисходительным видом, что аж тошно делалось.
В сущности, Валлиот тоже был не особо-то и виноват, что вырос таким идиотом. Трудно ожидать другого от человека, рожденного и выросшего на крохотном комочке грязи и долгое время пребывавшего в уверенности, что этот комочек и есть вся Вселенная. Подобным все планетники грешат, в той или иной степени. У афонцев просто ярче проступает, вот и все. Грязееды! Все они одинаковы — и одинаково ограничены. Хотя, конечно, даже среди них встречаются исключения. Иногда.
Элли вздохнула. Перевернулась набок. Исключения, да. В одном из таковых исключений и состояла проблема, не дающая ей сейчас спокойно заснуть. Мелком таком исключении и исключительно доставучем, даже на расстоянии. Даже по прошествии шести лет.
Майлз Нейсмит. Он же лорд Форкосиган. Тот, кого шесть лет назад она сменила на посту адмирала свободного флота дендарийских наемников — кто сам отдал ей это адмиральство, по сути, пусть и заслуженно, пусть она трижды достойна была, но все-таки, все-таки, все-таки… И пусть трижды глупо думать, что это была своеобразная компенсация, попытка подсластить пилюлю и откупиться.
Ты ведь не прогадала, детка! Неравноценный размен — целый флот высококлассных профессиональных космических наемников, опытные офицеры, корабли плюс дополнительный бонус, которого обычно лишены подобные полукорсарские организации — постоянная дотация от тайного нанимателя, все того же Барраяра. По сути — единственный наемный флот галактики, которому нет необходимости непрерывно искать хоть какие-нибудь контракты и способы заработать, флот на зарплате, как любил шутить сам Майлз. И все это – в обмен на одного человечка полутора метров росту. Взамен. Одного-единственного. Вредного ехидного засранца. Урода. Мутанта… Ладно, ладно — не мутанта и очень даже симпатичного засранца, для тех, кто умеет смотреть, конечно. И умного, как тысяча чертей. Но все-таки — одного.
Шесть лет назад он отдал ей весь флот, отобрав себя.
Ныне он — императорский аудитор Барраяра, променявший всю вселенную на маленький шарик грязи. Ладно, ладно, три шарика, пусть — это ведь все равно несоизмеримо! Три какие-то жалкие планетки, одна из которых к тому же постоянно на грани бунта, а вторая на самом раннем этапе терраформации, — и целая вселенная! С кучей планет, станций, далеких звезд, ПВ-тунеллей, обожающими его дендарийцами и… ну да, и ею, тогда еще просто капитаном Элли Куинн. Ей казалось, что тут и сравнивать глупо. И слишком поздно дошло, что он тоже считает точно так же — только с точностью до наоборот.
Ну ладно, ладно, не стоит опять-таки врать самой себе — он любил ее. Действительно любил. И улыбался тогда с такими несчастными глазами, что оставалось только улыбаться в ответ, чтобы не разреветься самой. Да, он любил ее. Но свой проклятый Барраяр он любил больше.
Элли не знала — да и знать не хотела, если честно! — какая из сторон была инициатором сепаратного договора о сотрудничестве (пока еще ограниченном и с кучей оговорок, но все-таки сотрудничестве) между Барраяром и Афоном. По ее мнению, любое сотрудничество между двумя планетами, к тому же настолько разными, несло больше проблем, чем выгод, причем обеим сторонам. Одно слово — грязееды!
Но наемнику платят не за то, что он критикует работодателя и высказывает свое мнение о его планах и намерениях. Ему платят за успешную реализацию этих планов. В частности — за успешную доставку корзины тухлых яиц под маркировкой «Валлиот Райс» со станции Клайн на Барраяр, а потом обратно, в кратчайшие сроки, без лишней огласки и — желательно! — без приключений.
Если во главу угла ставится скорость и незаметность, то выбор между «Вортексом» и «Харрикейном» (двумя адмиральскими катерами, принадлежащими лично Элли, а не входящими в общее имущество флота) был очевиден. Мощный «Харрикейн» хотя и не так сильно уступал маленькому юркому «Вортексу» в скорости и маневренности, как большинство тяжелых кораблей, но все же уступал. К тому же был слишком хорошо защищен, слишком мощно вооружен, слишком громоздок и слишком заметен. Специфические очертания шести его орудийных башен и свободно вращающихся плазменных зеркал были слишком характерной приметой, оповещающей весь окрестный космос о прибытии адмирала дендарийских наемников. И любой желающий мог при наличии стремления и свободного времени сложить два и два. «Вортекс» же на первый взгляд казался катерком стандартным, каких двенадцать на дюжину. А что двигатель Неклина у него последней модели, да и обычный прокачан по максимуму — этого стороннему наблюдателю не увидать. Так что с катером выбор был очевиден.
С людьми оказалось сложнее.
Впрочем, пилота на перегоне не станет менять ни один более или менее умный капитан, а уж адмирал тем более. Питер, по сути, был еще одним дополнительным плюсом «Вортекса», который Элли изначально учитывала. Стрелка-механика тоже менять себе дороже — все равно никто лучше Лаудерса его хозяйство не знает. И, конечно же, двое охранников для самого посла, поопытнее да понезаметнее. Двое, не больше. Конечно же, Киу Те, он один из лучших телохранителей, и внешность подходящая — совсем не похож на крутого мордоворота, скорее расхлябанный пижончик со светящимися временными татушками на самых неожиданных частях тела и разноцветными прядками на макушке. Самое то для секретности, никто не заподозрит в таком охранника. Роль второго телохранителя Элли решила взять на себя.
Возможно, это было не лучшим вариантом — подсовывать параноику объект его страхов в качестве охраны. Но Элли перебрала все более или менее подходящие кандидатуры и поняла, что сгрызет себе ногти до локтей, если выберет кого-нибудь из них, а сама останется на флагмане. Нет уж. В конце концов, она давно не была в отпуске, почему бы не совместить приятное с полезным? И дело тут вовсе не в том, что в самом конце переговоров, уже после обсуждения деталей и перевода аванса, этот мелкий засранец-аудитор сказал: «Я очень на тебя рассчитываю, Элли!» С той самой нейсмитовской интонацией и улыбкой от уха до уха, перед сдвоенным ударом которых никто не мог устоять.
Элли хмыкнула, поворочалась еще, вздохнула. И поняла, что сон свалил насовсем. Интересно, кто сегодня остался на ночное дежурство? Скорее всего, Пит, если окончательно не разболелся, конечно. Он ответственный. Может быть, даже вычислил уже их координаты. И, может быть, они не такие уж и печальные — просто не хочет будить начальство даже ради приятной новости. Ну мало ли? Чудеса случаются.
Элли села на койке, нашаривая ногой ботинок.
Она не ошиблась — Питер действительно был на вахте. И он действительно вычислил их местоположение. И даже возможные трассы возврата.
— Плохая новость состоит в том, что нас закинуло в дикую глушь. — Пилот не выглядел особо огорченным. Но делать из этого оптимистичные выводы не стоило: Питер по натуре был фаталистом и с одинаковой радостью встречал как хорошие, так и самые скверные новости. — До твоей родной станции отсюда на нашем движке пришлось бы чапать более ста пятидесяти лет. И нет, — добавил он быстро, предупреждая уже почти сорвавшийся у Элли с губ вопрос, — вернуться тем же туннелем, каким сюда попали, мы не сможем: он односторонний. Я проверил — при попытке войти в него с этой стороны он становится нестабильным и временно схлопывается. В среднем на полчаса, максимум сорок минут. И — да, у нас остался только один разведывательный зонд.
Питер развел руками, демонстрируя смущение. Но лицо у него при этом оставалось скорее довольным. Можно даже сказать — очень довольным. Наверняка хорошо провел время, разглядывая во всех подробностях передаваемые зондами картинки. Хорошо, что вовремя опомнился и хотя бы один сохранил про запас.
— А поближе Клайна туннели имеются? — Элли легла грудью на спинку пустого кресла Киу. Пока осторожно обувалась и медленно шла в рубку, спина вела себя паинькой. Но стоило немножко постоять…
— Конечно. Вон видишь голубенький шарик? — Питер ткнул пальцем куда-то в левый верхний угол экрана. — Это Вега. До нее, можно сказать, вообще рукой подать!
— Рукой — это сколько? — подозрительно уточнила Элли, поскольку голубая звездочка не выглядела такой уж близкой.
— Лет восемь, не больше. Может, даже и семь с половиной, если поторопиться.
Элли выдохнула. Опустилась в кресло Киу и тупо уставилась в пространство перед собой. Восемь лет. Это конец. Даже если не загнется система жизнеобеспечения, даже если они сами не загнутся и не сойдут с ума от тоски, даже если хватит топлива и пайков. Обстановка на Афоне нестабильная, особенно в отсутствии главы партии реформаторов. Валлиот говорил, что может уверенно гарантировать семь-восемь месяцев сохранения влияния. Максимум — одиннадцать. Месяцев, не лет. За год ручаться уже не стал — и аналитики барраярской Службы Безопасности подтверждали его выводы. Три месяца из этих семи-восьми (максимум — одиннадцати) заняли дорога на Барраяр и сами переговоры. Они могли бы и не спешить, времени оставалось достаточно, но Валлиот торопился вернуться, мало ли, мол, какие случайности могут задержать в дороге?
Накаркал…
Элли поежилась, внезапно ощутив себя очень маленькой и жалкой в таком огромном и пустом космосе, где вся цивилизованная жизнь сосредоточена не далее полугода полета до ближайшего туннеля. А тут даже не год. Не два. Восемь лет. Дикая глушь, задница мира. Восемь лет до ближайшего туннеля. Вряд ли сюда залетит хоть кто-то, пусть даже случайно. Только такие же неудачники, как они сами. Чтобы точно так же влипнуть. Восемь лет…
— Тут поблизости есть планетка, 4-прим, уж не знаю, как ее местные называют, — продолжил Питер все тем же жизнерадостным голосом, за который сейчас его хотелось придушить на месте. — Я проверил по маячкам, вроде как входит в официальную трассу. Но если даже и нет, может, кто из аборигенов подтаксует до ближайшего перекрестка или станции…
Элли медленно подняла голову и в упор уставилась на Пита, еще не совсем понимая:
— Станции?
— Ну да, станции гашения. — Питер улыбался светло и безмятежно. — Они их тут всюду понатыкали.
— Кто они?
— Ну… местные же, кто же еще-то?
Элли моргнула.
— Ты хочешь сказать… — она запнулась, моргнула еще раз, потрясла головой, приводя в порядок брызнувшие в разные стороны мысли. Начала заново: — Нет, ты что, на самом деле хочешь сказать, что здесь тоже живут люди?!
— Ну а чего бы им тут не жить-то?
— Что случилось? — спросила Элли, с трудом выдираясь из-под пилотского кресла. Вообще-то фраза была куда длиннее. И цветистее. И содержала как минимум три загиба. Но ретранслятор в ее комбезе был бетанский, с лицензионной прошивкой, а потому при переводе на интерлингву автоматически отфильтровывал все, содержащее хотя бы малейший намек на дискриминацию по половым, расовым, религиозным, финансовым, валидным, возрастным, гендерным или интеллектуальным признакам. От второй фразы транслятор оставил лишь: «Какого?!» и «Куда!?», хотя по поводу «Ты нас…» и выразил определенные сомнения кратеньким попискиванием, прежде чем Элли догадалась ткнуть в него подбородком, вырубая. С Питером и Киу Те они и так друг друга понимают отлично, а послу такое слушать, пожалуй, что и вообще не надо, во избежание межпланетного скандала. Он и так, бедолага, на нервах весь.
— Дык это… — пожал плечами Пит, морщась и потирая височный имплант. — Вилка, походу, — и добавил с некоторым сомнением в голосе: — Стабильная…
Про «повезло» он добавлять не стал, хотя и мог бы: стабильные ответвления от основных ПВ-туннелей попадались так же часто, как и девственницы в портовых кабаках, набитых пьяными наемниками, — и столь же долго сохраняли свое изначальное состояние. А корабль, вышедший из нестабильного туннеля, как правило, напоминал оплавленный и сжатый под чудовищным давлением мячик для пинг-понга и был приблизительно такого же размера. Только тяжелый очень.
Питер сидел с закрытыми глазами — проводил экстренную диагностику корабельных систем изнутри, и Элли не стала ему мешать. Выпрямилась, опираясь о спинку кресла и стараясь не шипеть даже на вдохе — спиной приложило знатно, но ребра целы, а значит, и ныть нечего. Сама виновата, надо было пристегиваться. Или хотя бы подождать с кофе до конца прыжка. Хорошо еще, что крутануло раньше, чем успела набрать в кружку кипятка, а то к ушибу добавился бы еще и ожог.
Питер снова потер виски, словно у него раскалывалась голова — впрочем, вполне возможно, что так оно и было: мозг пилота во время прыжка един с корабельным, и мигрень — самое естественное следствие любого нарушения штатной работы. А более внештатную ситуацию, чем спонтанный проход (а точнее сказать — продирание) по незнакомой и неотлаженной траектории, пожалуй, придумать было бы трудновато. Бросив быстрый взгляд в сторону левого кресла и убедившись, что с послом все в порядке (пристегнут, конечности на месте, несовместимых с жизнью травм не наблюдается, совместимых — увы! — тоже), Элли похромала направо, к креслу Киу.
Киу пилотом не был и потому глаз не закрывал, с любопытством разглядывая выведенную на обзорный экран звездную панораму. Вообще-то по документам (бетанским, на минуточку!) этот рослый молчаливый блондин проходил как Кьюберт Тедди, но с самого начала просил всех называть его именно Киу Те. Так, мол, ему привычнее. Ну, привычнее так привычнее, остальные тоже быстро привыкли — мало ли у кого какие тараканы? Нового сержанта желтого отряда десантников вон вообще зовут Конфеткой, но зубоскалить по этому поводу охота отпадает у всех, кто хоть раз того сержанта видел вблизи. Киу был отличным бойцом — и с точки зрения любого умного командира (а адмирал дендарийских наемников не без оснований была склонна причислять себя к таковым) это с лихвой искупало все его мелкие странности.
Элли навалилась грудью на спинку кресла Киу (так спина меньше ныла) и тоже уставилась на экран, пытаясь обнаружить реперные точки. Напрасно. Рисунки созвездий были совершенно не знакомы.
— Ну и куда нас выкинуло?
В сторону полномочного и всего из себя такого важного афонского посла Элли старалась лишний раз не смотреть, но и так чувствовала затылком его взгляд, полный одновременно паники и торжества. Посол подозревал ее с самой первой встречи, подозревал во всем и всегда, не прерывая этого занятия ни на секунду; вот и сейчас наверняка пребывал в полной уверенности, что туннельная развилка — дело рук Элли, наконец-то сбросившей маску и приступившей к реализации своих злодейских замыслов. То, что Элли оказалась единственной пострадавшей, он наверняка приписал типично женскому коварству, а также наивной попытке отвести от себя подозрения. Посол был с Афона, и это многое объясняло. Хотя и не оправдывало — во всяком случае, с точки зрения Элли, которой за последние две недели до смерти надоело оберегать трепетную и ранимую душевную организацию дипломата-женоненавистника.
***
Новая Юрюзань Дэну не понравилась сразу. Еще до того, как он попытался проложить к ней маршрут — и понял, что из-за этой одной точки придется не только добавлять три новых прыжка, но и полностью ломать всю ранее построенную трассу. Еще даже до того, как название услышал и вообще узнал, что существует такая планетка. Вот как только Станислав Федотович в пультогостиную вошел (вразвалочку так вошел, засунув руки в карманы и беспечно насвистывая фривольный мотивчик), вот как только бросил преувеличенно жизнерадостным тоном:
— О! Вот вы где! Добрый вечер, ребята!
Вот так сразу Дэну все резко нравиться и перестало.
Потому что капитан врал.
Потому что вечер для капитана, похоже, вовсе не был таким уж добрым. Да и сам Станислав Федотович тоже вовсе не был ни беспечен, ни весел — он был собран и напряжен, как перетянутая струна. Немного смущен, куда больше раздражен и очень-очень сердит — Дэн даже чуть не перешел на автомате в боевой режим, когда просканировал и понял, насколько. Но удержался. Если бы Станиславу Федотовичу нужна была немедленная помощь боевого киборга — он бы так и сообщил. А раз притворяется спокойным и беззаботным — значит, дело не срочное и не стоит пугать остальных.
— Добрый вечер, Станислав Федотович. — Дэн не стал вскакивать с диванчика, выдержал тон нейтральным-флегматичным и поздоровался за всех, потому что ни Теодор, ни Ланс так и не соизволили оторваться от симулятора. Дуэль их истребителей перешла в заключительную фазу, астероидный поток густел по мере приближения к базе, которую один защищал, а второй пытался взять на абордаж, боезапас у обоих был израсходован на три четверти и счет шел на секунды. Тут не до вежливости с капитаном, зачем-то решившим посетить пультогостиную в столь напряженный момент.
— А я вот чайку решил попить! — продолжил капитан все тем же преувеличенно жизнерадостным тоном, фальшивым настолько, что на этот раз проняло даже Теодора. Пилот дернулся и на секунду отвлекся от экрана, чтобы глянуть — все ли с капитаном в порядке и капитан ли это вообще замер у чайника с кружкой наперевес?
— Станислав Федотович, а с вами все… Твою ж мать!!! Так нечестно!
Последние высказывания были обращены к Лансу, не упустившему удобного случая и влепившему полную обойму инерционных торпед зазевавшемуся кораблику противника прямо под удобно подставленные сопла. Ланс относился к играм куда серьезнее, особенно к таким играм, где можно летать.
Дэн смотрел на капитана в упор. Капитан смотрел в обзорный иллюминатор, словно надеялся разглядеть там что-то помимо черноты, утыканной острыми иглами звезд. Местная станция гашения располагалась на границе системы, а «Космический Мозгоед» вынырнул из червоточины аккурат с противоположной стороны и теперь огибал желтый карлик. Больше суток полета, разглядеть пока невозможно не только саму станцию, но и планету, на орбите которой она пришвартована. Но капитан упорно таращился в темноту, напряженно сжимая в руке чашку. И улыбался.
Дэн почувствовал, как мурашками стягивает кожу на затылке, а в кровь безо всякой команды со стороны процессора выбрасывается изрядная доза норадреналина — точно такую же улыбку, больше похожую на оскал, Дэн видел на лице капитана только один раз. Еще на Степнянке. И страшно ему тогда стало точно так же…
Переход в боевой режим. Тотальное сканирование корабля. «Опасность? Нужна помощь?» — «Ланс, сидеть!» Маша, скан по параметрам! Ну?!
Результат отрицательный.
Ф-фух… Выход из боевого режима. «Ланс, все в порядке. Ошибочка вышла. Извини». Мощности собственного сканера Дэна могло и не хватить на самые дальние закоулки двигательного отсека, но от внимания корабельного искина может спрятаться разве что щурек, да и то только дохлый. И если Маша утверждает, что никаких лишних сорванных боевых киборгов на борту корабля нет, значит, их там действительно нет, и капитан так улыбается не по этому поводу.
Переход в боевой режим и обратно вместе со сканированием длились долю секунды, никто, кроме Ланса, и заметить не успел. Дэн по-прежнему сидел в углу диванчика и надеялся, что изображать спокойствие и беззаботность у него получается лучше, чем у Станислава Федотовича.
Капитан меж тем вышел из ступора, зачем-то потыкал кружкой в кофеварку, заметил рассеянно и невпопад:
— Да-да, все в порядке… Вы играйте, ребята, играйте, я только чайку…
Два кресла (пилотское и навигаторское, временно оккупированное Лансом) скрипнули в унисон — и на капитана в упор уставились уже три пары глаз. Хотя Ланс чуть приотстал, предварительно стрельнув короткими вопросительными взглядами сначала в Теодора, потом в Дэна, и только потом повернув голову в сторону Станислава Федотовича с типично лансовой недоуменной покорностью: ну раз все смотрят, то, наверное, мне тоже надо?
— Станислав Федотович, — осторожно поинтересовался Теодор, — а с вами точно все в порядке?
Капитан наконец отвлекся от сосредоточенного созерцания пустоты, занервничал, еще крепче вцепился в кружку и рявкнул:
— Да что же мне теперь, даже чая попить нельзя, что ли?! Совсем распустились, м-мозгоеды!
После чего демонстративно прошагал к столу, аккуратно водрузил на него кружку и плюхнулся на первый попавшийся стул. И снова замер. Теперь уставившись уже на кружку.
— Да можно, можно, нам-то чего… — пожал плечами успокоившийся Теодор, разворачиваясь обратно к экрану, на котором светилось обидное «гейм овер, лузер!»: рявкающий ни с того ни с сего и вообще ведущий себя нелогично капитан выглядел куда более нормальным и привычным, чем капитан извиняющийся, причем так бодренько и жизнерадостно. — Да мы вообще тут с Лансом не доиграли… Эй, а где Ланс?
Ланса в пультогостиной уже не было, а значит, не было и возможности отыграться. Теодор честно попереживал по этому поводу некоторое время, секунд пятнадцать, а потом нацепил наушники и вернулся к игре, уже в одиночку.
Дэн смотрел на капитана. Капитан смотрел на кружку. Пустую — кипятка он в нее так и не налил, хотя и бросил шарик заварки.
Капитан колебался. Хотел поговорить о чем-то важном — и одновременно не хотел. И никак не мог принять решение — не по поводу разговора, о чем-то другом, но не менее важном. Капитан не мог не понимать, что Дэн сразу же считает его состояние, — но при этом пришел в пультогостиную. Значит, именно с Дэном он и хотел поговорить. Но так, чтобы не слышал Теодор…
О чем?
Дэн зябко передернул плечами и пожалел, что свитер остался в каюте. Нет, в пультогостиной вовсе не было холодно, климат-контроль работал на славу, поддерживая внутри корабля оптимальную рабочую температуру в двадцать пять градусов, и кутаться в клетчатый плед, которым застилали вызывающе розовый диванчик, было как-то совсем уж глупо. Но хотелось. Очень. Вот при одном только взгляде на мрачно уставившегося в пустую кружку капитана — так сразу и хотелось завернуться в этот плед по самые уши.
Потому что причин, по которым капитан хотел бы поговорить именно с Дэном, но так, чтобы остальные не слышали, было не так уж много. И ни одна из них Дэну не нравилась.
А еще больше ему не нравилось то, что капитан не пришел к нему в каюту или не позвал к себе. Если разговор предстоял трудный и касался бы лично навигатора и никого более, то последнее было бы самым логичным вариантом. Но капитан, похоже, хотел, чтобы остальные не только не слышали того, о чем пойдет речь, но и вообще не знали, что подобная беседа состоялась.
Раз такое дело, то понятно, что при всех Станислав Федотович говорить не станет. Скоро ужин, а потом долгие споры между Теодором и Полиной по поводу выбора фильма с последующим совместным его просмотром, в пультогостиной все время будет народ. Поговорить незаметно не получится точно. До самого позднего вечера, пока все не разойдутся по каютам.
Капитан, словно подслушав навигаторские мысли, решительно отодвинул стул и бодрым шагом покинул пультогостиную. Кружка так и осталась стоять на столе. Чуть помедлив, Дэн убрал ее обратно в шкафчик, вынув шарик заварки, конечно. Споласкивать не стал — кружка была чистой.
В тот вечер Дэн просидел в своем кресле до двух часов ночи, делая вид, что просматривает и сравнивает новые варианты маршрута, еще вчера выстроенного и одобренного и пилотом, и капитаном. Фильм давно кончился, все разошлись. Даже Тед, охотно махнувшийся с навигатором дежурством — все давно привыкли, что тот предпочитает ночные смены. Дэн сидел в пультогостиной один. Долго.
Но капитан так и не вышел. Хотя и не спал — если верить любезно предоставленной Машей биометрии.
Можно было постучаться самому; тем более что сейчас вероятность обнаружения этого остальными членами команды стремилась к нулю — в состоянии бодрствования, кроме капитана, пребывали только Михалыч и Ланс, но первый обретался в своем обожаемом машинном отделении, а от второго Дэн и так не собирался ничего скрывать. Можно было бы. Но…
Но ни одна из причин, по которой капитан мог бы возжелать поговорить именно с Дэном и именно тайно, Дэну не нравилась. Категорически. И он предпочел решить, что капитану виднее. Не хочет говорить? И хорошо. Наверное, просто причина не такая уж и важная. Наверное, оно и к лучшему, что поговорить днем не получилось.
О необходимости «незначительного изменения маршрута» с тем, чтобы заскочить на Новую Юрюзань, капитан сообщил уже утром, за завтраком. Причем сообщил мимоходом, как о чем-то незначительном и пустячном. И Дэну снова не понравился капитанский тон. Ну и сама эта Юрюзань в придачу не понравилась тоже. Еще до того, как он начал прокладывать к ней маршрут и убедился, что и на этот раз интуиция его не подвела.