Он всегда старался плотно перекусить перед тем, как зайти в гости. Одной жертвы, выпитой насухо, обычно было достаточно. В другие дни ему бы хватило и пол литра крови. Не то чтобы он сидел на диете, просто предпочитал кормиться чаще, но так, чтобы не убивать еду. Живая — она была прикольнее, и даже сама привязывалась, а некоторые особо настырные, даже сами каждую ночь являлись на то место, где получили укус. Просто у нормальных вампиров есть приличные способности: телепатия, телекинез, зов. А у него тупой природный магнетизм и приятная внешность. То есть жертву приманить издалека он не может, и память о кормлении ей стереть тоже. Приходится действовать человеческими методами: знакомиться, ухаживать, приглашать на свидание. А потом прятаться от самых настойчивых — таким макаром уже три сотни городов пришлось сменить. Есть-то хочется. Но в этом мегаполисе он задержался уже на одиннадцать лет — непозволительная роскошь, но и уйти не мог — это было выше его сил. Похоже, что его магнетизм дал сбой и не жертва влюбилась в него, а он сам привязался к жертве…
Первый раз он увидел малыша десять лет назад. Ребенок стоял на подоконнике распахнутого окна и с любопытством глядел вниз. Был бы он умным, то развернулся бы и пошел прочь — это человеческий ребенок, вот пусть бы с ним разбирались люди, спасали, ловили… но вместо этого он рванул к пожарной лестнице, на предельной скорости взлетел на семнадцатый этаж и там, цепляясь за щели между бетонными плитами, кое-как добрался до малыша. Еще одно усилие —и ввалиться в комнату, перехватывая ребенка и группируясь так, чтобы не упасть на малыша. И только, лежа на пушистом ковре, между делом подумать, что он ведь давно и жутко, до дрожи в коленях, боится высоты.
Малыш шмякнулся не так удачно — попал ножкой на кубик-лего и немного содрал кожу. Удивленно поглядел на коленку, на красные капельки и наморщил лобик, собираясь захныкать.
— Тише! Тише, я сейчас лизну и все заживет, — торопливо принялся тогда утешать малыша. Лизнуть свежую детскую кровь хотелось до безумия, аж голова кружилась и живот сводило волнами боли. Но удержался. Это было удивительно, но он сумел провести языком по ранке и не вонзить клыки.
Малыш успокоился, стал подавать ему игрушки. А он сидел как идиот и думал, откуда в нем мог прорезаться материнский инстинкт к человеческому ребенку, при том что он двадцатилетним вампирским стажем, мужчина, а когда его обратили, ему было девятнадцать. Ответа на этот вопрос так и не нашел, но зато умудрился укачать малыша, а потом бережно уложил в кроватку.
Через неделю он снова пришел в гости к ребенку. Полз по стене, матеря себя последними словами, осторожно открывал специальным ключом окно. Малыш явно обрадовался, даже попрыгал на кровати немного. А потом приходить в гости стало традицией. Он приходил два-три раза в неделю и проводил с малышом время. Сначала играл, потом учил читать, рассказывал сказки, помогал делать уроки, встречал мальчишку после секции, давал советы и сочувствовал, когда мальчик жаловался на проблемы с предками.
— У меня завтра день рождения, — мальчишка напряженно смотрел в лицо своего вампира. — Ты придешь?
— Конечно, как обычно. Ночью. — Он улыбнулся. Завтра его малышу исполнится четырнадцать. Он обязательно придет. И будет приходить. Он и так в этом городе застрял на непозволительно долгий срок, нарушая все правила вампирского кодекса безопасности. Но уехать он не сможет, разве только с малышом.
— Я тебя буду ждать. — Мальчишка улыбнулся и обнял вампира.
— Я тебя тоже буду ждать…семь лет… — Метку охотника он почувствовал на мальчишке в его тринадцатилетие. И все стало понятно — маленький охотник еще тогда неосознанно приманил свою добычу и привязал. Но вот навыки для того, чтобы убить вампира, в малыше проснутся лишь в двадцать один год. Так было от первого глотка сцеженной крови и будет до тех пор, пока последняя жертва не испустит дух. Десять лет назад он сумел усмирить свою сущность, а вот как поступит его малыш… — Я буду тебя ждать семь лет…
Мне холод смерти душу сжал в кольцо,
Становится все уже этот круг.
Но будет ночь, я выйду на крыльцо,
Найду того, кто даст тепло мне рук
И я готов колени преклонить,
Молиться стану, пусть слова все ложь.
Пускай мертвец, но я смогу испить
Чужую жизнь, а кровь — как в горло нож.
Я разберу все ребусы судьбы,
Но повороты кровью омрачат.
Я эту ночь пройду всю без борьбы,
Зато найду себе я палача.