Надо просто успокоиться. Надо подумать. Кровь приливает к вискам с оглушительными ударами. Я бегу в управление. Теневой возница, доставивший меня в академию, тихо растворился, приподняв свою черную шляпу, в знак пожелания удачи. Красные глаза-угольки мигнули, прежде чем исчезнуть. Мне всегда казалось, что эти ребята знают куда больше, чем мы думаем.
Стол инспектора Грепмпла. Сажусь. Надо просто успокоиться и оглядеться. Идеальный порядок. Стопка документов в папках. Конечно, с защитой на оповещение, но для меня это не помеха. Листаю мелкие дела — все успешно закрыто. Старушка с прорезавшимся магическим даром и взрыв на Махнатской, поиски пропавшего шефа отдела магических разработок, мистера Бетрана — признан умершим. Дело закрыто. Много папок, но эти оформлены особенно аккуратно. Вылетает фотография поместья — пригород, не так далеко. Всматриваюсь внимательнее. Фото не магическое, что является большой редкостью для внутренних расследований. Пахнет смесью человеческого пороха и оружейной смазки. На меня, наконец, обращают внимание — мужчина с непропорционально длинным орлиным носом, сломанным не единожды, подходит ко мне. Его взгляд задевает фотографию под моей лапой, и я фиксирую запах тревоги. Каков процент вероятности, что этот тип с ними сообща?
Парень подходит вплотную, не поднимая переполоха, и уже тянет руку к раскрытой мной папке. Вторая рука ложится на мое левое плечо. Не слишком ли самоуверенно? Я правой лапой открываю запечатанный магический ящик. Хиленькое заклинание — Гремпла держат на службе явно не за блестящие магические способности. Я уже знаю, что лежит там. Парень тоже знает, поэтому застывает без движения. Хорошая модель, отличный глушитель. Смесь человеческого огнестрельного и магического паралитического. Изготовлен явно по индивидуальному заказу. На правую лапу сверху накидываю плащ, и мы втроем выходим из отдела: я, он, и уткнувшийся в его правый бок ствол.
Знакомый закуток с камнем-предвестником, о котором недавно судачили. «Начало конца», «маг разрушитель всего», «тот, имя кого не будет известно», потому, что случится конец магической эры… Мысли бессознательным потоком хлынули под фокус анализатора. Тут была явная связь, но пока проглядывалась с трудом. Прижатый к стене парнишка пах паническим страхом: смесь адреналина и норадреналина вызывала во мне агрессию, как и в любом диком существе. Учащение сердцебиения, расширение зрачков, сужение сосудов брюшной полости, мускулатуры, слизистых, расслабление мускулатуры кишечника — надеюсь, что этот трус не обделается прямо здесь и не взбесит меня еще больше.
При обыске было найдено несколько весьма интересных артефактов: лабровый перстень со змеей, кусающей свой хвост, ритуальный нож, явно старше семи веков, изготовленный еще по нанитской технологии, несколько шариков, по действию напоминавших бомбы, рассчитанные исключительно на магов. На левой руке было обнаружено еще одно колечко: гладкое и не обладающее блеском. Материал был похож скорее на минерал, нежели на металл. Странно. Немногие в отделе параполиции отважатся носить каменные кольца. Камень, в повседневном окружении, является весьма инертным для магии веществом, а, находясь на теле владельца, он начинает накапливать статику заклинаний. Это весьма опасно. Но данное кольцо было особенным, когда трясущийся парень, после долгих усилий, скрутил его с пальца, я осознал весь масштаб заговора: передо мной стоял не маг. А значит, начальник отдела магических разработок не погиб. Академия пострадает от террориста, и счет идет на минуты.
Рени в этот раз был в сознании, он поглядел на меня своим бесчувственным, лишь слегка заинтересованным взглядом ледяных голубых глаз и принял моего пленника из рук в руки. Кривоносый отключился моментально и повалился поперек кровати в ноги к менталисту. Через полминуты Рени встал и протянул руку за фотографией. Рассмотрел, кивнул и встал, разыскивая свои башмаки.
— Может, стоит объявить эвакуацию? — спросил я, на этот раз шепотом. — А что, когда этот парень очнется?
— Не очнется. И не успеют. Но мне надо уйти. Двадцать шагов по коридору к лаборантской. Там слепое окно — персонал пьет чай. Телепортом в логово.
— Телепортом? — я ошарашено поглядел на худого шатающегося парнишку, только что спокойно убившего человека, и в голове всплыла картинка перстня со змеей.
— Так проще… — пожал плечами менталист, и мы двинулись к двери.
Допрос был в самом разгаре. Аманда, привязаная к деревянному креслу, отчаянно терла веревку за спиной, не беспокоясь, что этот жест видят. Когда ты суккуб, бывает достаточно лишь касания.
Иногда к ней подходил Гремпл, гладил по щеке и трогательно рассказывал, что они будут нежиться на южном солнышке где-нибудь на берегу теплого моря только вдвоем, если эта глупенькая девчонка не перестанет вредничать. Аманда переставала тереть свою веревку и смотрела на него молча своими серьезными черными глазами.
— Отойди, Лав, видишь, твои чары уже не действуют. — Сказал громко и уверенно невысокий полный и лысый мужчина, выступая из тьмы на свет и впервые за вечер подавая голос. Его сигара, зажатая во рту, издала потрескивающий звук, видимо, считая себя целым костром.
Аманда от удивления потеряла дар речи. Тигра знали все: еще пять лет назад Бетран возглавлял самый эксцентричный и скандальный отдел в параполиции, был начальником, вольным наравне с Богом казнить и миловать. Тигр, занимался разработками алгоритмов работы магии. Говорили, что его заветной мечтой было создание из обычного человека, без особых способностей, с нуль-показателем, сильного искусственного мага. Когда первые результаты с животными выявили частичный успех, Бетран предложил в качестве человека для опытов использовать свою дочь. Руководство отказалось и урезало финансирование, испуганное возможным нарушением магического баланса. Ученый же провел опыт самостоятельно, вне государственной лаборатории. Дочь погибла. Долгое время считалось, что и он тоже.
— Здравствуй, Аманда. — Тигр сел напротив и ухмыльнулся, — Задумайся, ведь так забавно быть частью истории, творцом, а не просто кровавым месивом. Так долго маги были элитой этого мира, а родиться человеком было стыдно. Я изменю это сегодня же днем.
— Зачем вам это? — рыжая девушка умудрялась смотреть на сумасшедшую знаменитость сверху вниз, даже будучи связанной.
— Они сорвали мой опыт! Они убили мою дочь! — закричал Бетран резко вскочив, затем, пройдя пару шагов по комнате туда и обратно, уже более спокойным голосом добавил, — Я всегда хотел добиться гармонии, если наделить людей магией не получилось. То я их магии лишу. Всех!
В аэре Лотта скомандовала Глебу положить сумку в нишу за сиденьями, аргументировав, что багажник понадобится свободным. Где-то в первой трети полета пустила аэр на снижение, приземлилась на парковку в небольшом городишке. Было сыро и серо, но, судя по количеству голых ветвей, летом тут сплошные сады. Поёжилась на погоду и быстро, будто боясь передумать, выскочила на улицу.
Вернулась с коробкой, загрузила её в багажник и сев обратно, спросила:
— Мята или вишня?
— Ну, вишня.
— На, — протянула блестящую упаковку с тёмно-красной спиралью, развернула свою, с зелеными полосами, — мороженое. Называется «Турбулентность», у меня «Ламинарность». В багажнике тоже мороженое, просили привезти. Там набор, называется «Фруктовый коктейль», совершенно одинаковые упаковки, а внутри всяческое фруктовое мороженое, полсотни сортов. Сверху покрыто шоколадом, и раскрашено соответствующе, яблоко имеет вид яблока, апельсин – апельсина. Если в плоде есть косточки, то в мороженом джем.
Глеб открыл лакомство со странным названием. Действительно, вишневый вкус и внутри завихрения из вишнёвого же шоколада. Покосился на другую упаковку – зеленоватая с голубым масса и тонкие параллельные прослойки такого же шоколада.
— Какие забавные названия, — мороженое оказалось очень вкусным.
— Ага. Всемирно известная марка «Морозей и Ко». Есть даже со вкусом бекона и солёного огурца. Но, на мой взгляд, это совершенно невкусно. — Глеба передёрнуло.
Не прекращая болтать, Лотта гнала со всей скоростью, только однажды переключив на автопилот чтобы ответить на звонок. Покосилась на Глеба и надела бортовые наушники с микрофоном.
— Да. Уже летим. Будем.
— Начальство? — спросил Глеб, когда звонок был закончен.
— Почти, — уклончиво ответила Лотта, не считая нужным комментировать.
В Лавске она посадила аэр опять же на крыше.
— Всё, приехали, с вещами на выход, тут твоя квартира.
Пока Глеб вытаскивал сумку, подхватила коробку с мороженым. На вопросительный взгляд туманно ответила:
— Да чтоб сто раз не ходить.
Они спустились на лифте вниз, куда-то до средних этажей, широкий светлый холл вывел их к бежевым дверям. На двери квартиры был номер 162. Лотта пошарила по карманам, достала плоский ключ. Но одной рукой придерживая мороженое, а второй плохо действующей, открывать было неудобно, и она посторонилась:
— Помоги открыть.
Глеб легко провернул ключ в замке и приоткрыл дверь. Лотта ловко впихнула его внутрь и, повысив голос, позвала:
— Мы прибыли!
Несколько секунд молчания и восторженный визг: «Глеееб!!!!» были ей ответом.
Топот лёгких ног из комнаты и Анечка, совершенно живая Анечка повисла на шее у Глеба. Он подхватил её, зарылся лицом в пушистые волосы, в горле стоял ком, глаза защипало. Подошедшая Ирина мягко обняла их обоих.
И Глеб совсем не заметил, как за его спиной поставила коробку с мороженым на пол и тихо закрыла за собой дверь Лотта.
Переделать мир?
Мир Ангъя. Алекс.
Это было не новое ощущение, просто никогда он не чувствовал это так остро — ощущение собственной старости. Вокруг кипело, бурлило, смеялось, кружило в веселье человеческое море, а он… он был один. И слишком чужой для такого веселья. И слишком серьезен.
Это был молодежный бал, самый обычный. С неуемным весельем, с бурными танцами до упаду, с розыгрышами и поцелуями в укромных уголках… с шумными рассказами о приключениях. Молодежь всегда самая энергичная, самая беспокойная часть населения, которой вечно нужно попробовать мир на прочность, сражаться, самоутверждаться в своих и чужих глазах… Именно они рисковали сотворить какие-нибудь головоломные чары и безумно сложные эликсиры, именно они рвались в сопредельные миры, именно из них часто состояли отряды быстрого реагирования…
До Алекса то и дело долетали обрывки разговоров:
— Я думала — умру. Неужели это правда такая гадость?
— «Накладки» снимали с реальных людей. У нас в больнице их часто используют — показать больным, что будет, если болезнь не остановить. Попробовать чужие чувства иногда очень полезно. И убедительно.
— Но это болезнь! А кто добровольно мог потреблять такую пакость?
— Девочки, вы зря сомневаетесь. Накладки — нейронные «слепки» реальных личностей, позволяющие ощутить весь сложнейший спектр чужих ощущений, применяются…
— Знаем-знаем, на короткое время, и с ограничениями…
..- Это совершенно безлюдный мир! Там даже сложных организмов нет! Мы ничего не понимаем — почему?
— А может, снова водники? Как в мире Льевелла, помнишь, эволюционировавшие из рыб…
— Водная цивилизация? Нет, не похоже… Там все-таки была наземная фауна, хоть и дикая. Были подводные города, интенсивный информобмен… А тут — ничего. Тишь, глушь, рептилий и то нет.
— И правда странно.
— Вот именно. Впечатление, что жизнь замерла и не развивается уже миллионы лет!
.. — А она?
— А она — согласна! Мархи, я женюсь! Она самая-самая, она… — от ауры парня плеснуло такой вспышкой любви-счастья-восхищения, что Алекс улыбнулся, несмотря на укол-воспоминание. Как он тогда…
Когда Лина вернула ему магию, а он, дурак, даже не понял. Уже привык жить слепым и глухим — на одном человеческом восприятии. А потом, когда понял…
Она была золотисто-жаркая, ее аура. Сияюще-яркая, ошеломляюще, неповторимо красивая. Пронизанная серовато-стальными нитями решимости, местами потемневшая, искаженная, кое-где обрызганная черным крапом, она все-таки переливалась искренним и неподдельным светом. Любовь, способность к горячей и крепкой дружбе, готовность к самопожертвованию… и радость, радость. Что помогла…
Как засветились ее глаза при виде ледяной розы у своих ног… Единственный цветок, который он смог подарить. Лина, Лина…
Только продержись. Уцелей, прошу. Продержись. Уже скоро…
Зря Макс и Богуслав вытащили его сюда. Лучше бы он просмотрел еще несколько пластин с информацией. Еще несколько курсов истории, еще немного «социальных адаптеров», которые в этом странном мире предназначены для развития личности и, соответственно, общества. Сколько угодно можно учить чары, какие угодно можно изобретать медприборы и медтехнологии, но в первую очередь ты должен быть уверен, что это будет ко благу. Что люди примут это и воспользуются этим — к добру. Что общество готово…
Иначе… иначе любое открытие лишь увеличит меру зла. В девятнадцатом веке стала резко развиваться химия — в начале двадцатого впервые стали применяться боевые отравляющие газы. Люди научились летать — и тут же кто-то придумал бомбардировщики… Открыта трансплантация органов, можно спасти человеческие жизни? Да, конечно, можно… только почему-то очень быстро вошло в обиход выражение «продать на органы». И гибли юные и здоровые, чтоб продлить жизнь богатым мерзавцам. Изобрел светлый маг парные браслеты для любимых — чтоб всегда человек мог найти свою вторую половинку, а потом за открытие взялись человек, гном и демон. И вот уже миллиардами штампуются «опознаватели», и сотнями тысяч рабские ошейники. Что ни придумай — у всего есть оборотная сторона…
И даже у того, что он хотел бы позаимствовать.
Например, поведенческие матрицы. Открытие на стыке психологии, гипномедицины и волнового электричества. Небольшой прибор, позволяющий в случае необходимости скорректировать человеческие реакции, моделируя своего рода новое сознание.
Обычный мирный гражданин, надев обруч, мог за полчаса приобрести не только навыки рукопашного боя и меткой стрельбы (то, на что обычно уходят месяцы), но и другие полезные способности настоящего опытного солдата.
А когда необходимость отпадала, матрицу «снимали» в специальных центрах, вновь превращая отточенный под войну инструмент в обычного человека. Очень удобно. И полезно. Не тратились ресурсы на обучение и содержание армий, не бродили потом среди непонимания окружающих молодые мужчины с выгоревшими душами. Все разумно и уравновешенно, как все здесь. Но на Земле? Зная людей и зная демонов, Алекс сходу мог бы назвать несколько способов применения «поведенческих матриц» дома — достаточно мерзких способов…
Найти бы ту точку в нашей истории, когда все необратимо пошло «не так». Понять бы, как устроить по-другому. Выстроить стройную систему весов и противовесов, чтобы человек, взрослея, выбирал не зло и не равнодушие. Понять…
Мечтаем, Леш? Вроде бы частицы «бы» в твоем словаре раньше не водилось. Твое слово — это «надо». И еще — «должен». Размяк покое и безопасности чужого мира? А напрасно. Этот краткий перерыв тебе подарен не для отдыха. Пока есть возможность — надо искать, учиться, думать. Очень много учиться, очень напряженно думать. Простых решений не бывает там, где речь идет о целой планете.
Так что, Богуслав и Макс, учитесь, спрашивайте, перенимайте, а мне нужно понять другое — как переделать мир.
Простенькая задачка, правда? Но так уж карты сданы.
Бал с буйным вихрем эмоций вдруг отодвинулся. Шум голосов отдалился, сливаясь в неясный гул морского прибоя.
Итак, с чего начнем. Первое — поддержка. Союзники…
Дела гаремные.
Мир Земля. Разное.
— Достукался? — почти сочувственно поинтересовался надсмотрщик, — Дурачок.
Пошел ты… Сим был уже не тем зеленым дурачком, который мог купиться на сочувствие Змейкина. Ученый уже, как тут говорили. Он молчал.
Что уж теперь, раз не получилось. Молчи… терпи. Поджидай нового удобного случая. Эх, если б новичок не поднял тревогу! Не повезло…
— Дурачок, — еще раз почти мурлыкнул надсмотрщик. — Кто ж так пытается на тот свет уйти? Только шрамы остались… Знаешь, кто теперь твои клиенты? Или ты думал — на шрамы любителей не найдется? Дурачо-ок…
Чтоб тебе сгореть вместе с твоими клиентами, тварь паскудная! Сим прикусил губу так, что во рту стало солоно. На этот раз Змейкин его не одернул, не влепил за «порчу вида». Только ухмыльнулся снова — пакостной такой усмешечкой. Все понятно.
Больше хозяину не нужна его внешняя привлекательность. Для особых клиентов он и такой хорош. Все…
Дверь распахнулась почти со стуком. Змейкин взвился над столом, как чертик из коробочки и появившийся на пороге хозяин с поклоном пропустил в комнату рыжую девицу в черной униформе из кожи. Та самая обещанная клиентка? Любительница экзотики? За ней, морщась, как от колючки во рту, шел мрачный тип — телохранитель?
— Госпожа Марианна, позвольте выразить всю нашу радость в связи с Вашим посещением Дома Жемчуга. Она сравнима только с глубокой скорбью по поводу Вашей утраты… — а голос у хозяина просто мед, Сим слышал такой всего-то пару раз, когда к ним заносило кого-то из дворцовых…
— Сочувствие принято, — оборвала хозяина рыжая. — Теперь о деле. Вашу коллекцию экзотов, господин Махмуд.
Так и есть. Клиенты с тараканами. Сим брезгливо покосился на девицу и ее мрачного спутника. Вампиры, что ли? Не похожи…
— Сию минуту, госпожа Марианна. Возраст? Раса? Степень дрессировки?
Во заливается. Можно подумать, у него сотня в подвале сидит. Ребят всего-то двадцать. А если вампы вчера заплатили побольше, то девятнадцать. Хозяин давно грозил Женьке, что скормит. Подонок…
— Еще не знаю, — процедила рыжая, — По настроению.
А мрачный оживился. Тронул спутницу за локоть.
— Марианна, — взгляд темно-серых глаз уперся в Сима. — Вот этого.
Так сразу?… Голова закружилась, и парень едва устоял на ногах. Комната качнулась… поплыла… остановилась. А что, может оно и к лучшему. Чтоб сразу, пока слабый. Только… только страшно.
— Я подумаю, — кивнула женщина. — Присмотрюсь к остальным и выберем. Придержите его пока.
— Но.. — начал Змейкин… и осекся под взглядом хозяина, — Конечно-конечно.
Вообще-то слово «жемчужина» женского рода. Но это было не последним несоответствием с реальностью в Доме Жемчуга.
Жемчуг — драгоценность, его хранят дорогом хранилище. Эти «жемчужины» содержались в грязном подвале. Жемчужины красивы, даже неправильные, они блестят и переливаются на солнце. Обитатели подвала, который хозяин в насмешку звал «запасной раковиной», больше всего ненавидели выражение «навести блеск». Оно значило, что сегодня кто-то из них уйдет. И неизвестно, вернется ли. И в каком виде…
Когда клиенты ввалились прямо в подвал, все замерли. Что-то новое. А «жемчужины» были достаточно битыми жизнью, чтоб знать: перемены не к добру. Скорчился, пряча лицо, Костик, нарочито сгорбился Блонд, застыл, зажав в кулаке крохотную ампулку, Тай. За нетоварный вид, им, конечно, влетит, но это потом…
— Пожелание клиентов — закон, — напряженно выговорил хозяин, замирая у порога.
Клиентка осмотрела цепи, крепившие к стенам ошейники, грязные стены, узкие топчаны без белья.
— Жемчужины, — с непередаваемым выражением проговорила она. — Дито, кто тут тебе по душе? По максимуму.
Ее спутник выдохнул, словно его тошнило. Прошелся взглядам по их лицам —
напряженным, обреченным, злым — и как-то вымученно улыбнулся:
— Если по максимуму, то всех.
— О-о… — протянула рыжая, — Похоже, мы неплохо развлечемся, а? Что ж, идет! Хозяин, мою будущую собственность переправьте вот по этому адресу. Покупаю всех.
— Э-э…- начал хозяин. — Госпожа Марианна… э-э… готовит вечеринку?
— Госпожа Марианна, — тихо, как-то язвительно проговорил мрачный, пряча некстати вылезший из рукава браслет телепата, — все делает с размахом. В том числе и подбор гарема.
— Двести!
— Двести?? Отлично! Кто даст больше? Услышу ли я двести пятьдесят?
— Двести пятьдесят, — тут отозвался чей-то ленивый голос, — Только объясните, почему у него кляп. Раз уж вы утверждаете, что он такой послушный…
Йен быстро повел глазами по залу, посмотреть, кто такой догадливый (кляп-то специальный, скрытый)… но вспыхнувшая было надежда быстро угасла — этот тип покупателей, пресыщенный, злобный, был ему знаком. Он уже не слушал, что распорядитель объясняет что-то о якобы радости товара по поводу своей продажи и, соответственно, болтливости…
«Кивни» — протолкался в ухо бестелесный голос. Менеджер. Суетится, процент зарабатывает. Пошел ты… Черное отчаяние заполняло с головой. Денни, Денни…
«Кивни» — настаивал голос. Зал смотрел, ожидая, когда «болтливый» товар среагирует.
«Кивни». Предупреждающе потеплел ошейник. К черту! Посмотрим, как вы запустите свой чертов шокер прямо на распродаже! Ну, рискните! Послушный товар? К черту!
Зал откровенно наслаждался обломом распорядителя, язвительно комментируя и товарец с норовом, и тупиц-хозяев, и некомпетентность служащих — неудачникам не принято сочувствовать.
Ох! Боль обожгла рот, как разъяренный шершень. Йен пошатнулся. В глазах потемнело.
«Кивни. Иначе…»
Йен судорожно вздохнул и опустил голову, пряча ярость и отчаяние. Он не жалел, что помог тем девочкам-беглянкам месяц назад (неужели всего месяц?). Никто не должен стоять вот так, напоказ мерзавцам… Никто. Если б он знал, что его вычислят, все равно бы помог. Наверное. Тридцатилетний экономист Йен Честер всегда старался жить законопослушно, и жизнь платила ему покоем и благополучием. Даже при новой власти его образ жизни не слишком изменился — экономисты всегда нужны. При любом режиме. Но всему когда-то приходит конец, и его невмешательство закончилось месяц назад, когда в крохотной беседке на своем заднем дворе он натолкнулся на двух полузамерзших девчонок.
Он не жалел, что помог им. Не жалел. Если б только эти подонки не забрали бы и Денни! Денни… Ведь ему всего одиннадцать…
— Триста, — вдруг разрезал смешки и предложения покупателей холодноватый женский голос.
Распорядитель ожил на глазах.
— Триста! Благодарю вас, госпожа! Триста раз… триста два…
— Минутку, — покупательница выслушала своего спутника (мрачноватого типа в безликом черном костюме) и вскинула руку, — Предлагаю триста пятьдесят за него в комплекте с сыном.
Что? Денни! Откуда она знает про его сына? Зачем? Надежда, невероятная, невозможная, вновь затеплилась слабеньким огоньком…
У распорядителя неожиданное заявление вызвало прямо противоположные чувства:
— Это нарушение порядка торгов…
— Что, правда? — нарушительница порядка откинула с головы капюшон, высвободив целый ворох рыжих кудрей.
— Нарушение! — уже более уверенно проговорил распорядитель. — В данном случае сын — не приложение к товару. Ему присвоена другая категория, которая будет продаваться позже…и… и во всяком случае, не за пятьдесят рублей!
— Сто. На большее этот чахлик одиннадцатилетний не тянет.
Откуда она знает? Йен впился глазами в лицо своей будущей хозяйки. Откуда? Кто она? Зачем ей Денни?
— Мадам, вы… вы не должны нарушать порядок, — распорядитель отстаивал свои проценты, — Есть другие желающие!
— Что вы говорите! — рыжая девушка завертела головой, выискивая желающих. — Кто-то хочет поспорить со мной за этот товар?
Зал странно притих. Покупатели вежливо улыбались, демонстрируя полное отсутствие претензий и стремление решать все проблемы мирным путем. Тихо прошелестело слово «феникс».
Феникс? Их же вроде перебили… И с каких пор фениксы кого-то покупают?
Тем временем покупатели стали демонстративно откладывать свои сигнальные флажки в сторону, наглядно показывая свое намерение превратиться просто в зрителей. Пара-тройка деловых оптовиков вообще предпочла потихоньку исчезнуть. Проценты уплывали на глазах, и распорядитель повысил голос:
— Мы не можем такого позволить!
— Ты, приятель, мелковат для того, чтобы мне что-то запрещать. Так не отдадите?
— Нет!
— Зря. Ну и ладно, — глаза неожиданной покупательницы как-то хулигански сверкнули, — Ваш товар конфискуется именем Повелителя. Как подарок его величества фениксам.
Распорядитель потерянно рассматривал кристалл на ладони феникса, в мгновение ока сформировавший всем известную эмблему Вадима — меч, перечеркнувший солнце. Знак императорской власти второй ступени, дарованный лишь единицам из миллиардов.
— Я… рад оказать содействие его величеству, — наконец пробормотал он. После паузы зал взорвался выкриками — от смешков до негодования. Оттолкнув незадачливого распорядителя, к женщине подскочил высокий мужчина — лично хозяин.
— Я рад оказать содействие его величеству! — быстренько продублировал он сообщение распорядителя. — Мое имущество — достояние короны! Надеюсь, до сведения его величества не достигнет слух об этом небольшом недоразумении? Прошу вас…
Мордовороты из охраны быстро дернули Йенса назад, в суету «загона». Там уже кипела работа: приготовленный товар быстро сканировали, зачем-то перекодируя ошейники, и строили друг за другом в две колонны..
— Папа! — Денни махал рукой, улыбаясь сквозь слезы. — Папа, ты вернулся!
Ближний охранник было дернулся к ним — и махнул рукой. Все верно. Теперь они больше не в его власти. И Йен крепко обнял сына, гадая, что будет дальше.
— Со всем уважением, госпожа Марианна…
— Хочешь, я тоже проявлю телепатический дар? — хмыкнула рыжая покупательница. — Госпожа Марианна, вы ведете себя неразумно. Короче, по-дурацки.
— Я бы подобрал слова помягче, — вздохнул «мрачный тип», сейчас утративший половину своей мрачности, — Но в целом… Сто восемьдесят мужей за вечер! Марианна, ну что это?
— Откуда же я знала, что хозяин поймет «товар» как «весь товар»? Дуракам закон не писан. Тем более, дуракам., желающим засветить свое имя во Дворце.
Спутник феникса только вздохнул, втайне размышляя, какой именно черт его дернул согласиться на предложение «госпожи» сопровождать ее в поисках. За три дня Марианна совершила впечатляющий рейд по рабским рынкам, «отстойникам», самым одиозным «домам удовольствий» и прочим малоприятным местам. Нет, Дитер вполне разделял желание феникса помочь кому-то вырваться из этого кошмара. Понимал и необходимость привлечения телепата. Было б как-то обидно спасти человека, а потом объясняться с дознавателями, если спасенный окажется сволочью или трусливым угодником. И плату за помощь он находил достойной внимания. Просто сама тамошняя обстановка… никогда в жизни его столько не тошнило!
— И что ты с ними будешь делать?
— Я? По-моему, это ты у нас телепат!
— Но я же не проверял всех! Я только этого парня с его сыном успел!
— А куда спешить? Проверяй. Кто годится в пополнение для Лиги — Коннору для проработки, остальных… ну, в мужья они не пойдут, продавать тоже не буду — жалко. Открою агентство прислуги, что ли…
— Прислуги… Что. интересно, скажет Повелитель?
— Не поминай к ночи!
— А все же?
— Что я старательная подданная. Выполняю его распоряжение о наборе гарема.
— Да уж, старательная. Сколько у тебя теперь в этом «гареме»?
— Четыреста два.
Телепат закашлялся…
Динозавр из шляпы.
Мир Ангъя. Алекс.
— Новости? — В глазах Макса еще плавал туман чар, и ему не терпелось вернуться к прерванным занятиям. Он выглядел нетерпеливым и взъерошенным — вылитый студент во время сессии. Алекс невольно улыбнулся…
— Да. Сейчас пришло сообщение от Рин-де-Ре, того, из лаборатории. Вирус почти готов.
— Так, — Богуслав прищурился, — Так… И сколько еще?
— Примерно месяц. Плюс-минус.
Глаза Макса широко раскрылись:
— Уже! Так быстро…
— Это… определенно хорошие новости, — Богуслав вскочил. Быстро прошагал к окну, убрал экран, жадно вдохнул ночной воздух. В комнату хлынула свежесть, с дерева у окна взлетела куча светляков, закружила искристым облаком… — Это здорово. Но это ведь не все, так?
Леш вопросительно приподнял брови: неужели он так проницаем? Или у Богуслава прорезались телепатические способности?
— Прости?
— Брось, Леш. Я этот твой вид знаю по прежним временам. Скажешь: «Ребята-сейчас-вы-скажете-что-это-смешно-но-потом-оцените». И достанешь очередного кролика из шляпы. Зубастого такого кролика… Что еще? Колись.
Алекс помолчал. Врать друзьям он не собирался. Он еще нахлебается хитростей и вранья от и до, и соратникам, и врагам, он еще наестся этого по уши. Сейчас надо сказать правду. Они поймут. После всего…
— Хорошо. Я хочу изменить план.
— Ага… — голос Богуслава стал хищно-ровным — как у снайпера перед выстрелом, — Я так и думал.
— Как? — Макс вцепился в свои записи, так что сквозь маскировочный состав сами собой проступили зачарованные строки. — Леш… как?
— Мы должны не только с демонами разобраться. Это не решение, вы же понимаете.
— То есть? Погоди-погоди…
— Я хочу сказать, что избавившись от серых, вампиров и остального, мы даже в самом лучшем случае просто вернемся к тому, что было. Когда светлые и темные гробили друг друга в бесконечной войне на взаимоистребление. Когда все эти страны-державы беспрерывно грызлись, наращивали вооружение… помните? Ну помните же! От голода гибло больше народу, чем сейчас загрызают вампиры! Уверен, что вы об этом уже думали!
— Думали…
— Не горячись. Помним мы. Дальше что?
— Я раньше думал — это нормально. Борьба между светом и тьмой. Стражи… Стражи вообще мало вмешивались в человеческие дела, им это было не под силу… мы защищали магов, и только. Природу, насколько могли. Я думал, это нормально. Но мне просто не с чем было сравнивать! Пока не увидел Ангъя. Мы можем изменить Землю. Мы теперь знаем, как.
Знакомый огонек в глазах друзей — понимают. Понимают!
— И… как?
А вот теперь — самое трудное… Алекс машинально тронул птицу на запястье — это странным образом успокаивало. И точно в холодную воду шагнул:
— Я приду к Вадиму.
Тихо-тихо в комнате… Только шелест листьев за окном.
— Это не кролик, — голос Богуслава стал хриплым. — Это какой-то… мамонт. Динозавр. Леш, ты все-таки чокнутый.
Макс ничего не сказал — только смотрел круглыми глазами. Черт. Алекс покусал губу.
— Все не так… невозможно, как кажется на первый взгляд. Это реально. Правда. Подумайте о преимуществах: Вадим практически полностью контролирует мир. Если его удастся убедить, если мы объединимся, если он начнет менять все медленно и постепенно, у нас есть шанс, которого не будет при первоначальном плане — шанс сохранить целостность, не скатившись обратно. Оставить единый мир, убрав темное.
Он никогда не пускал в ход эмпатию для уговоров — эмпатия вообще дар, который он всегда держал под запретом. Сначала под давлением Стражей, потом сам. Видеть ауры и слышать эмоции — одно, но принуждать людей путем внушения допустимо лишь в крайних случаях…
Но, живя без магии, постепенно открываешь, что слова могут порой убеждать не хуже эмпатии… Вот и сейчас. Богуслав потер виски.
— Слишком много если. Но я — за. Как ты себе это представляешь?
Капли дождя вместе с слезами стекали с лица Змея. Есть возможность уйти – никто и никогда не найдет в лесу боевого киборга, если он сам этого не захочет!
Змей засёк процессор другого киборга, но продолжал кричать:
-…никогда не сбегу, и никому не дам сбежать, буду верен и… послушен… и помогу ей… и если она решит… продать… вернусь.
Сверкнула молния, потом ещё одна, ливень усилился… боги слушали самую страшную клятву, которую может дать боевой киборг, почти получивший свободу.
Змей стоял перед идолами насквозь промокший – данный им обет богам… которых никто не видел, но которых люди считают родней… был рождён отчаянием. Отчаянием и чувством полной беспомощности – он понимал, что хотел, как лучше… но винил себя за то, что сделал и опубликовал ту видеозапись… а теперь с этим надо жить.
И надо жить – здесь, на этом острове.
Имея все шансы уйти и жить свободно и независимо – и остаться на острове и ограничить себя подчинением хозяйке… и тем, кому она даст права управления на киборга.
-…буду послушен, и буду рядом. Боги… если вы слышите меня… ещё ни один киборг… наверное… не давал вам такой клятвы… потому, что не знал, что вы есть… и я этого не знаю… — и уже тихим голосом добавил — …но помогите привезти киборгов из того… музея… живыми.
Фрол, наблюдавший за всем издалека, потихоньку ушел в воду и поплыл к деревне.
Какой же… дурак этот Змей! Давать такие клятвы! И ладно бы человеку и под запись – тогда он обязан был бы выполнить свое обещание. А так – обещать богам, которые… еще неизвестно существуют ли… что-то… чистое безумие.
***
На экране видеофона Нины появился Степан – он, похоже, тоже находился в кабинете директора. Но в заповеднике.
Нина выдернула вирт-окно и расширила – чтобы всем всё было видно.
— Добрый день всем! – приветствовал собравшихся Степан.
— День добрый! – добродушный мужчина в возрасте явно за сорок поздоровался — Вот не думал, что так и по такой теме встретиться придётся! Ильяс Ахмедович, приветствую особо!
— Григорий… Данилович, день добрый! Вы в курсе, что наши сотрудники задумали?
— Да. И я уже почти одобрил полёт… и уже почти нашел подходящий транспортник в Янтарном. Осталось только погрузиться… грибы-ягоды-рыба… в нашей заготконторе подсуетились и нашли покупателя, встретят и разгрузят… и оплатят сразу. Заодно… чтоб не пустыми лететь. И юриста нашего озадачил, сорвал с выходного… он сейчас срочно документы на сопровождение груза оформляет… и на вывоз жемчуга с планеты. Так что… только заправиться, запасти лекарств… кибер-техника… и можно лететь… уже сегодня вечером… ну… или завтра с утра.
— А… чем платить? Неужели… там действительно есть жемчуг?
Степан раскрыл шкатулку, осторожно выложил на стол пакетики, затем достал и поднес к экрану самую крупную жемчужину, огромную и матово-чёрную:
— Эта одна почти триста тысяч стоит… по уверению нашего… эксперта. А всего здесь двести восемьдесят грамм… и даже чуть больше. И все собраны киборгами Нины… есть видеозаписи сбора… у этого её Irien’а первоклассная ювелирная программа, и есть программа по работе с жемчугом. И Нина таким образом решила этого Ворона… у него имя такое… трудоустроить… поиском и обработкой жемчуга. А значит, и других киборгов можно будет занять этой же работой. А потом… и изготовлением украшений… и продавать на месте.
— Даже так! Хорошо, я тоже посодействую… — принял-таки решение Ильяс Ахмедович — раз такие дела. Позвоню в этот музей. Оно, конечно, наш музей неровня тому музею… но не каждый… музей… да и заповедник не каждый… сможет оплатить покупку полумёртвых киборгов… натуральным речным жемчугом. Дам…программисту Райво Ляйне оплачиваемую командировку… но пару DEX’ов покрепче привезёте в наш музей. Договорились?
— Хорошо. Тогда… я буду собираться. Степан Иванович, во сколько вылет?
— Держи файл… там мои координаты… созвонимся. И до встречи на транспортнике.
— Отлично! Озадачу-ка и я своего юриста! – Ильяс Ахмедович нажал на одну из кнопок на своём рабочем столе и сказал появившейся в кабинете Зое – Найди мне Тамару Елизаровну… лучше, если явится сама, но устроит и видеосвязь.
***
Дождь кончился, тучи исчезли, потеплело, в чистейшем голубом небе засияло солнце — и над островами повисла яркая двойная радуга.
Мокрый до нитки Змей, всё ещё стоя на алтаре, смотрел то на идолов, то на небо – и тихо шептал:
— Клятва дана… и… кажется мне… принята. Свидетели… были. Перун в грозе, Дива-Додола в радуге, Ярило в небе… в солнце… Фрол в кустах… или есть вы, боги… или нет вас… но слово своё я сдержу.
***
Директор заповедника собрался было отключиться от разговора и уже тихо сказал об этом Степану, но словно вспомнил что-то и вернулся к разговору:
— Кстати, Нина Павловна! Это ведь Ваша идея была собирать жемчуг Irien’ом… и именно Ваш киборг сбор жемчуга начал и весь собранный жемчуг обработал. Юридически… весь собранный жемчуг принадлежит Вам. Но… Вы предложили поселить киборгов на острове… для сбора жемчуга. Остров является частью заповедника, а это государственное предприятие. Мы готовы Вам посодействовать… но. Часть жемчуга собрана егерями и их киборгами. Модуль будем покупать и ставить мы… то есть, заповедник. За киборгами тоже полетим мы. Так что… я считаю, что восемьдесят процентов стоимости этой партии жемчуга принадлежит заповеднику.
— Это так. Большая часть жемчуга действительно собрана… киборгами егерей и местных крестьян. Значит, и большая часть киборгов из этого привоза будет передана им. Я не против.
— Отлично! На сколько мест…, по Вашему мнению,… нужен модуль?
— Григорий Данилович! Была бы весна, я бы сказала: «Чем больше, тем лучше». Но сейчас осень… и надо готовиться к зиме… мест на десять-двенадцать… будет достаточно… пока что. И… небольшой модуль для содержания животных… кур хотя бы… сотни две дать им. Или коз. Хуже не будет. Двух DEX-девочек, только что купленных у музея, пришлю сразу… как только они поправятся достаточно для переезда… и… нужен постоянный пропуск на меня… и моих киборгов… на территорию заповедника, чтобы не выписывать каждый раз. Потому как летать туда-сюда придётся часто…
— Не вопрос, распоряжусь… вышлем его Вам в лучшем виде. А дальше?
Вошла Зоя и молча встала у стенки, отправляя на видеофон Ильяса Ахмедовича сообщение. Он прочёл его, несколько секунд подумал и приказал:
— Зоя, подключи её к конференции. – и обратился к собравшимся – Тамара Елизаровна, наш юрисконсульт, прийти лично не имеет возможности… но включиться в разговор имеет право… и даже обязана. Утро доброе, Тамара Елизаровна! Вы уже в курсе того, что мы обсуждаем. Ваше мнение?
— Бред! Полный бред! Вот моё мнение! – недовольная Тамара просто готова была всех порвать! Её разбудили в такую рань, заставили что-то делать! Да ещё в законный выходной! Она всё же взяла себя в руки и продолжила уже чуть спокойнее – И, если вы все считаете, что это утро именно доброе… ваше право. Ехать за битыми киберами такую даль чистое безумие! В городе есть офис DEX-компани. И там можно купить киборгов новых… в ту же сумму обойдутся… с учётом перелёта эти битые киберы по цене сравнятся с новыми! А если они бракованные?
— Тамара Елизаровна! – осадил её директор музея – Вопрос с полётом решён и более не обсуждается. Я прошу Вас… я понимаю, что сегодня суббота и у всех законный выходной… но так получается, что лететь надо… и как можно скорее… Тамара Елизаровна, от музея едет Райво Ляйне и ему нужны сопроводительные документы… а также Ваша задача помочь Ивану Сергеевичу… Григорий Данилович, у вас юрист всё ещё он?
— Да, он… первоклассный юрист… собирался на пенсию, но решил доработать до конца года.
— Вот и отлично! Тамара, Елизаровна, тогда документы на полёт будете оформлять совместно… и не забудьте добавить, что два DEX’а из привезённых будут куплены для музея… одного поставлю кабинет охранять, а второго… бухгалтерию. Вы меня поняли, надеюсь. Зоя, выпиши командировку на семь… лучше на восемь дней на Райво, подготовь приказ и потом подписанный приказ… то есть его копию в бухгалтерию сразу.
Зоя сказала:
— Приказ принят. – и не сдвинулась с места, а через полминуты на терминале Ильяса Ахмедовича появился документ, на котором он лично поставил электронную подпись. Документ с экрана исчез, а Зоя отчиталась – Приказ выполнен.
— Да вы… да вы все… ненормальные! В городе имеется офис… в Янтарном есть офис, на спутнике даже лаборатория целая…- попытка сдержать эмоции не удалась, и Тамара начала набирать номер главы филиала – Борис Арсенович… тут такое творится!..
И в конференцию добавился ещё один участник. Борис был в отличном настроении, у него всё было прекрасно – после показанных по голо срывов люди чаще стали сдавать киборгов на проверку, и появился отличный повод этих киборгов владельцам не возвращать, а использовать для лабораторных исследований. И потому он в субботнее утро сидел в своём кабинете в офисе филиала в Янтарном и был вполне доволен жизнью.
— Утро доброе! Ильяс, Григорий… Степан… а тут кто? О, Нина… с прошедшим! Извини, приехать не смог… подарок сейчас вышлю. Приветствую всех! В чём дело?
Григорий Данилович изложил проблему, Ильяс Ахмедович изложил своё мнение, и Борис, держа в руке бокал с коньяком, почти радостно воскликнул:
— Так вам всем нужен этот лом? Да не вопрос! Сейчас позвоню в тот филиал, наши сотрудники закроют эту… как её? Инсталляцию?.. в пару минут… и даже киберов отремонтируют… и даже своих сломанных вам к катеру доставят… вместе с запасом кормосмеси… и новыми комбезами.
Глядя на удивлённо вытянувшиеся лица собравшихся, Борис по себя смеялся – среди битых киберов могут оказаться очень интересные экземпляры для исследования… всё-таки в провинциальный филиал привозят для продажи в основном только такие… бюджетные… модели, которые местные жители в состоянии купить. А среди битых киборгов иногда встречаются экземпляры с очень и очень интересным генотипом… иногда созданные по спецзаказу.
А внеплановую проверку оборудования можно организовать в любой момент… как в музее, так и в заповеднике… и нужных киберов просто изъять без объяснения причин. К тому же… поддержание хороших отношений с двумя директорами лишним не будет.
Борис выдержал длинную паузу и продолжил:
— Только один вопрос. Оплачивать покупку, как я понял, вы собрались жемчугом. А владельцам киборгов необходимо выплатить компенсацию… покажите-ка ту чёрную жемчужину!
Степан снова раскрыл шкатулку и поднёс жемчужину к экрану видеофона:
— Вот она… наш… эксперт оценил её в триста тысяч. НИИ реставрации готов купить весь жемчуг и оплатить покупку сразу… на компенсацию хватит.
Увиденная на экране жемчужина была просто огромна! В столице её можно продать намного… намного дороже! Но Борис совершенно спокойно сообщил своё решение:
— Сейчас сам позвоню в тот филиал… есть у меня там хороший… знакомый… и сообщу вам… где-то через час. Можете собираться и лететь. Но… эту жемчужину отдадите главе филиала… вместе с заключением вашего эксперта о её подлинности и месте сбора. Глава филиала продаст её сам… из её стоимости будет производиться выплата компенсаций владельцам киборгов. Тамара Елизаровна… очень советую оформить документы как можно качественнее и быстрее. Всем пока! Нина, до встречи! – и отключился от конференции.
Вслед за ним из разговора вышла и Тамара. Борис Арсенович был для неё таким человеком, с которым не спорят, а спешат выполнить любое пожелание.
— Что это было? – изумлённо спросил Степан.
— То… что Борису опять нужны киберы для изучения… — ответила Нина – и он в любой момент может изъять любого из привезённых… я неплохо его знаю… готовьтесь к внеплановой проверке всех киборгов… если не прямо сейчас, то в течение ближайшего месяца.
— Даже так? Тогда… привезённых сразу же раздаём егерям и… на острова. Нина Павловна, Вы помните мой вопрос? Что дальше?
— Дальше? Сначала эти девочки… для охраны острова и территории вокруг… а на остальные места будут поселены привезённые киборги… купите на моё имя Irien’ов… можно бордельных… двух или трёх… насколько денег хватит… и можно Mary… с медицинской программой, если возможно… они осторожнее с жемчугом и аккуратнее. И ещё пару DEX’ов для их охраны… тоже… насколько денег хватит. Ведь всем одежду надо купить, лекарства, кормосмесь…
— Думал, Вы больше скажете… хорошо, прямо сейчас отправлю завхоза к воякам, какой модуль будет к продаже, такой и возьмём. Как только купим, сразу и отправлю устанавливать… и лодку выделим, и скутер. И мы готовы выкупать весь добытый Вашими киборгами жемчуг… но… по минимальной цене, конечно… но за это обеспечим Ваших киборгов всем необходимым. Согласны?
Нина, не ожидавшая такого предложения, постаралась не показать удивления и как можно спокойнее ответила:
— Вполне. И на эту сумму купленные на моё имя киборги будут обеспечены тёплой одеждой и обувью, лекарствами и продуктами на зиму… но первый уровень управления будет только у меня. Найденный ими жемчуг… если я правильно понимаю… будет собственностью заповедника после выкупа… его можно использовать для реставрации музейных предметов… очелий кокошников и перевязок, и для реставрации тканей с вышивкой жемчугом… и для покупки новых киборгов. У Кроу-Ворона отличная программа по работе с жемчугом. Такая же программа может быть и у крылатой девочки с рудника… если Алекс её купит…
— Он её уже купил – сообщил Ильяс Ахмедович с явным недовольством в голосе — За шестьсот двадцать галактов. Торговался полдня! Только что отзвонился, везёт. Полутруп! В ней весу килограмм тридцать! Её ещё лечить и лечить, кормить и кормить! То есть… ремонтировать… а на кой ляд нам это…
— Вы всё правильно делаете… эта Irien сможет избавить музей от отправки на реставрацию подлинников… и от риска эти подлинники испортить или потерять при перевозке. Сначала она научится… или Райво программу даст… работать с новоделом, а затем перейдет на настоящие изделия… менять мёртвый жемчуг на живой. А потом ей в помощь можно ещё пару Irien’ов посадить в мастерскую…
— Помечтать не вредно. Вернемся к нашей поездке… Степан Иванович, сколько киборгов предполагается привезти?
— На сколько денег хватит… битых если… штук десять… или даже пятнадцать. До двадцати… много не должны запросить за полутрупы… видел я голо на сайте… да и Борис Арсенович обещал помочь… и кормосмесь лучше купить сразу, и одежду…
— Хорошо… и я в этом вам ещё немного посодействую… — ответил директор музея директору заповедника — знавал я когда-то этого… художника… от слова «худо». И знакомые в музее этом… тоже есть. Надеюсь, мы договорились. Вопросы ещё есть? Нет? До свидания! Если что… я на связи.
— До свидания.
И Степан отключился.
— Скажите, вы хоть немного гордитесь своим сыном? — спрашиваю я этого угрюмого человека в военной форме. Он прямой, как и положено военному, у него узкое лицо и тонкая кость, и это не вяжется с его выправкой. Взгляд его тяжел, он долго не смаргивает, и кажется, что он пытается увидеть тебя насквозь.
— Я не могу ответить на этот вопрос. Я любил своего старшего сына, несмотря ни на что.
— На что? — я ревную к этому человеку его жену, и я не могу быть к нему объективен. Мне хочется быть вызывающим и наглым.
— Какая разница? — усмехается полковник в отставке. — Я не мог простить ему того, что он не такой, как я. Но со временем я понял, верней, моя жена сумела меня убедить: дети могут быть не похожими на нас, но от этого они не перестают быть нашим продолжением. Да, я хотел видеть его офицером, но ему еще не исполнилось и пяти лет, когда я понял, что офицера из него не получится. Офицера в том смысле, в котором его понимаю я, а не такого, которыми кишела наша армия накануне моей отставки. Моя жена хотела девочку, она и второго ребенка родила в надежде, что родится девочка… Перед рождением Моргота у нее и имя для девочки было заготовлено: Маргарита. Так и появилось это несуразное имя. Она чуть было не записала его Марготом, но я ее остановил. Ей было тогда чуть больше двадцати…
— Расскажите, каким он был?
— Я не стану отвечать на этот вопрос. Я, собственно, ничего о нем не знал. Я видел внешнюю сторону, которая ровным счетом ничего не значит, как выяснилось. Я передал ему эстафету, и это главное. Я сумел сделать это, хотя мне казалось, что это невозможно.
Он знает, что произошло. Он знает, чем закончилась эта история, и я очень хочу спросить, откуда мертвые узнают, что происходит после их ухода, но я не могу спросить об этом. Хотя… Единственный человек, который не побоится ответить мне на этот вопрос, единственный человек, который может посмотреть в лицо своей смерти без страха, отметая иллюзии, — это сидящий передо мной полковник в отставке. Его тяжелый взгляд безжалостен не только ко мне: полковник не знает жалости и к себе самому. И я постепенно понимаю, что он достоин своей жены и моя ревность смешна. Впрочем, она смешна сама по себе, вне личности счастливого «соперника».
А еще, глядя в его лицо, я думаю о том, что Моргот не мог быть его сыном; я, витая в выдуманных мною мирах, понимаю: Моргот скорей демон, запертый на земле, случайно оказавшийся воплощенным в телесной оболочке сына этого человека, но совсем другой сущности, совсем другого происхождения. Слишком велика разница.
Полковник ни слова не сказал о своем сыне. Ни одного конкретного слова. Ни о мальчике, который рядом с ним рос, ни о юноше, с которым полковник соперничал. Странно: единственное слово, которое маленький Килька никогда не примерял к Морготу, — уважение. Полковник вызывал именно уважение.
Направляясь на юго-западную площадку металлообрабатывающего завода, Моргот надел клетчатую рубашку и светлые потертые джинсы, памятуя о том, как его узнал незнакомец в больнице.
Прорехи в высокой бетонной ограде, как ни странно, были тщательно заделаны толстенной арматурной сеткой — Моргот не ожидал такой хозяйственности. Он обошел площадку со всех сторон, но дыры́ в заборе так и не обнаружил, и только подойдя к воротам, увидел в трех местах таблички, написанные большими красными буквами: «Территория охраняется собаками! Выход на территорию с 23-00 до 07-00 категорически запрещен!» Под одной табличкой углем была добавлена корявая приписка: «Не верите — ну и царствие вам небесное». Моргот и не поверил, и времени до двадцати трех пока хватало. Он сунулся на завод через проходную, но злобная вахтерша заблокировала вертушку, требуя ни много ни мало — паспорт! Паспорта у Моргота не было, была справка из милиции, что паспорт утрачен при чрезвычайных обстоятельствах и подлежит восстановлению. Срок действия справки истек чуть меньше пяти лет назад, но Моргот аккуратно подправлял год ее выдачи. Светить же на заводе свою фамилию не входило в его планы, и справку вахтерше он показывать не стал.
Однако потоптавшись у открытых ворот со шлагбаумом, Моргот быстро смекнул, что пропуск для машин требуется только при выезде, а въехать на территорию может кто угодно, без всяких паспортов и справок. Он поговорил минут пять с охраной на въезде — двумя бывшими милиционерами средних лет, — спросил про работу на заводе, пожаловался на то, что не может получить паспорт уже два месяца из-за очередей и нехватки каких-то бумажек, рассказал, что уволился из автомастерской, а трудовую ему до сих пор не вернули и, похоже, никогда уже не вернут, потому что бухгалтер смылся от хозяина в неизвестном направлении. На каждое слово Моргота у охраны нашлось по десятку аналогичных историй, все втроем пришли к выводу, что в стране бардак и при Луниче ничего бы подобного не случалось, что жить стало невозможно и на зарплату долго не протянешь, а в заключение охранники показали Морготу цех, арендованный частной фирмой по производству стульев, которая берет на работу поденщиков.
Фирма делала стулья для кафе — из тяжелых металлических трубок, — и на самом деле набирала поденщиков, преимущественно студентов, на их покраску, но только в ночную смену: с девяти вечера до девяти утра. Никаких документов фирма не требовала, расплачивалась сразу, в конце смены, по числу покрашенных стульев. Моргот решил, что упускать такой шанс нельзя. Работал он в последний раз будучи студентом, воспоминания о работе имел самые неприятные, но подумал, что три-четыре дня (верней, ночи) переживет.
Когда он к девяти вечера явился на проходную, никакой вахтерши там уже не было, около вертушки, не обращая внимания на приходивших, вышагивал дедок в камуфляже. Моргот давно знал, что невозмутимый проход через вахту менее всего привлекает внимание охраны, и не ошибся: дедок даже не взглянул в его сторону. Да и людей вместе с ним пришло немало — видимо, ночная смена, — но никто из пришедших не потрудился достать пропуск.
Оформление на работу не заняло и пяти минут, у Моргота спросили только фамилию и инициалы, которые записали в журнал сомнительного вида. Минимальный фейсконтроль при устройстве на работу все же присутствовал: на глазах Моргота на проходную выпроводили двух синих пьяниц. Цех не останавливался, пересменок не затянулся, оборудование скрежетало и ухало, рабочих вокруг хватало, и Моргот решил, что он никому не бросится в глаза. Вместе с ним на одну смену нанялись человек десять, и только двое из них были старше тридцати, остальные походили на студентов.
Моргот чувствовал себя не в своей тарелке, хотя весь день работал над ролью положительного молодого инженера, волею судьбы оставшегося без работы. Роль не очень ему шла: по его представлениям, молодой инженер мог бы найти занятие поинтересней, чем красить недоделанные стулья нитроэмалью за смешные деньги — студенту на вход в ночной клуб этого могло бы и хватить, но только на вход, и даже без девушки. Мужики за тридцать производили впечатление столь убогих, что их бы и в грузчики никто не взял, и зарабатывали они, похоже, на бутылку и ночлежку.
Минут через десять от начала смены Моргот понял, почему на покраску берут поденщиков: ни один здравомыслящий человек не стал бы работать здесь больше недели подряд. Краска воняла невыносимо, вентиляция работала еле-еле, а дверь в большой цех плотно закрывалась, чтобы дышали этой дрянью только поденщики. Студенты трудились с энтузиазмом, надеясь за ночь успеть как можно больше, Морготу же, как и двоим убогим, спешить было некуда, и через двадцать минут он начал искать место для курения: его уже тошнило и кружилась голова.
Курили на лавочке перед входом в цех, курящих собралось много. Моргот прислонился к стенке и несколько минут вдыхал в себя свежий воздух, надеясь разогнать муть в голове. Бросить работу сразу он не рискнул, решил сначала пообтереться, привыкнуть, изучить здешние привычки и нравы; осмотр площадки он отложил на следующий день.
Рабочие за сигаретками перемывали кости хозяевам, обсуждали цены в магазинах, радовались ночной смене, когда никто не ходит по цеху и не учит их, как надо работать, жалели студентов-поденщиков и снова ругали хозяев, которые не то что не желают вложиться в линию по покраске, а не могут даже вентилятор отремонтировать. Вспоминали бесплатное молоко, которое Лунич давал работникам вредных производств, и доплаты за вредность, и доплаты за ночную работу, и сверхурочные, и много других полезностей, которые внезапно исчезли из их жизни. При этом, когда разговор плавно свернул на политику, возвращения Луничу никто не пожелал.
Моргот вернулся в цех, за пятнадцать минут покрасил половину стула и снова вышел на перекур — состав перед входом почти не изменился. То ли рабочие курили с той же частотой, что и он, то ли вообще не возвращались к работе.
Часа через полтора Моргот понял, что перекуры спасут ему жизнь и здоровье: он выходил не столько покурить, сколько глотнуть свежего воздуха. От табака тошнило еще сильней, и он выбрасывал окурки, не дотянув сигарету и до половины. И, разумеется, никто из курильщиков не обсуждал, где находится законсервированный цех по производству чистого графита. Моргот уже собирался плюнуть на стулья и их покраску, на притирку и изучение здешних привычек и отправиться искать цех немедленно, лишь бы не возвращаться к вонючей нитроэмали: его тошнило так, как будто он наелся этой краски, а не надышался ею. Он с трудом добил последний стул и пошатываясь направился к выходу, надеясь отдышаться.
Однако компанию курильщиков он застал у выхода, в широком тамбуре, где можно было вешать топор. Моргот не сразу понял, что они тут делают и почему не выходят на лавочку: ему было так плохо, что он даже курить не собирался, и сигаретный дым изрядно усугубил его мучения. Он толкнулся в дверь на глазах у удивленной публики, но дверь оказалась запертой на засов. Моргот недолго думая начал засов отодвигать, когда работяги заорали на него хором:
— Эй, куда! С ума сошел? Жить надоело?
Моргот не принял их крики всерьез, продолжая открывать двери, и кто-то остановил его, положив руку на плечо и задвинув засов обратно.
— Ну ты чего, читать не умеешь? — седой усатый дядька ткнул пальцем в табличку на двери: «Выход на территорию с 23-00 до 07-00 категорически запрещен! Территория охраняется собаками!».
Моргот почувствовал, что у него подгибаются ноги и слезы наворачиваются на глаза: ему нужен был глоток свежего воздуха и больше ничего! Всего один глоток! Он ощутил себя запертым, загнанным в угол! Он уже решил, что больше не станет красить эти стулья, он рассчитывал, что уйдет немедленно! И не верил он особо в то, что территория всерьез охраняется.
Он хотел сказать, что ему плевать на собак, но помешал рвотный спазм: Моргот зажал рот рукой и отвернулся к стене.
— Ребята, ему нехорошо. Краской, небось, надышался… — сказал своим седой усатый дядька, подхватывая Моргота под локоть. — Пошли-ка, парень, отсюда, накурено тут.
Моргот попытался сопротивляться, но его и с другой стороны подхватили под локоть и поволокли из тамбура в цех, где грохотали станки, завели в бытовку и усадили перед открытой форточкой, забранной толстой ржавой решеткой. Тошнота отступила не сразу, на голову накатывали волны жара, желание освободиться паникой билось внутри, и Моргот плохо соображал, где он и что происходит вокруг.
На столе перед ним валялись надкусанные бутерброды, колбасные шкурки и кости сушеной рыбы, между разбросанными клоками промасленной ветоши, отвертками, плоскогубцами и кусачками стояли железные кружки. Почетное место посреди стола, возле электрочайника, занимала банка с тавотом. На спинке стула, где сидел Моргот, громоздилась чья-то одежда, под ногами дощатый пол был заляпан масляными пятнами, усыпан хлебными крошками и металлической стружкой.
— Воды выпьешь? — спросил усатый дядька.
Моргот покачал головой. Блестящий план проникновения на территорию юго-западной площадки с треском провалился, и винить в этом можно было только самого себя. Во-первых, не стоило забывать про собак, во-вторых, следовало предвидеть, что дышать нитроэмалью дольше получаса у него еще ни разу в жизни без последствий не получалось.
— Чё, так сильно деньги нужны? — спросил дядька, включая чайник в розетку.
Моргот пожал плечами.
— На эту покраску, по-моему, только ненормальные идут, — продолжил дядька. — У нас линия была автоматическая, но вышла из строя. Хозяева не хотели ничего покупать: надеялись, что мы ее сами починим. Оборудование-то со свалки, мы его собрали, наладили — так они думали, мы всемогущие! В общем, когда сказали им, сколько будет стоить ремонт, они поденщиков брать начали — им это дешевле выходит.
Моргот понимающе кивнул, изображая добропорядочного безработного инженера.
— А ты сам кто по специальности? — спросил словоохотливый дядька. — Может, нам пригодишься, в слесарях?
— Я специалист в области стартовых комплексов ракет и космических аппаратов, — мрачно усмехнулся Моргот. Он очень любил эту шутку, она доставляла ему странное удовольствие.
— А что? Если ты в космических аппаратах разбираешься, может, и погрузчик наш починить можешь? У нас ни одного автомеханика сейчас нет.
Моргот едва не рассмеялся. Несомненно, человек, разбирающийся в высоких космических технологиях, просто обязан уметь ремонтировать автопогрузчики! Конверсионная программа в действии! Кому-то делать сковородки с титановым покрытием, кому-то торговать на рынке телефонами, а ему вот — ремонтировать автопогрузчики!
— Я посмотрю. Попозже, — вздохнул он. Дядька как в воду глядел: хотя Моргот не любил ремонтировать машины, но разбирался-то в моторах неплохо. А закрепиться на площадке хотя бы дня на два стоило, тем более что с поденной работой вышел такой облом.
Тошнота вскоре сменилась стойкой головной болью. Моргот отказался от чая: не смог преодолеть брезгливости, глядя на захватанные кружки с темно-коричневым налетом внутри. Он меньше всего хотел ковыряться в моторе, но решил, что эта жертва — гораздо меньшее зло, нежели нитроэмаль.
Около полуночи слесари собрались в бытовке для совместного распития бутылки водки: видимо, рабочий день у них заканчивался быстро, ведь никто из хозяев не мог нагрянуть неожиданно. На Моргота снова накатила тошнота — от одного звука разливающейся по кружкам водки, — и он поспешил предложить усатому дядьке свои услуги в качестве автомеханика.
Дядька оказался бригадиром слесарей и говорил без умолку. Но тут Морготу повезло: бригадир работал на заводе еще до Лунича, больше тридцати лет, и когда рабочих начали сокращать, прибился к арендаторам, сколотил команду и уже три года занимается наладкой оборудования для производства металлических стульев.
— Конечно, платят арендаторы побольше, чем завод, но и условий никаких, и пожаловаться некому, — вздыхал он, глядя, как Моргот разбирается с погрузчиком. — Заплатили кому надо, и можно без вентиляции работать. Зимой в цехе градусов десять, а им — все равно. И стабильности никакой.
— А что, завод еще сокращает рабочих? — спросил Моргот, не оглядываясь.
— Да нет, пока нет. Сначала графитный цех закрыли вместе с лабораторией, но это еще при Луниче, лет восемь назад. Потом второй прокатный и этот, он раньше назывался арматурным. В аренду начали сдавать.
— Что, и лаборатория в аренде? — Моргот вытер руки тряпкой и хотел сесть в кабину — завести мотор, — но передумал прерывать слесаря на самом интересном месте.
— Нет, какой там. Кому она нужна?
— А я слышал, сейчас лаборатории начали деньги приносить, испытания проводят для сертификации.
— Не, нашу никто арендовать не захотел, она маленькая. И здание графитного цеха старое, неудобное. Оборудование продать собирались, но так и не нашли покупателя, до сих пор в контейнеры упакованное стоит, — слесарь мотнул головой в сторону, противоположную проходной.
Вот так просто? Каждый рабочий знает, где стоит законсервированный, упакованный в контейнеры цех, стоимость которого больше, чем стоимость всего завода? Он не зарыт в землю, он не окружен колючей проволокой? И собаки, похоже, охраняют вовсе не его, а ржавые трубки для производства стульев и полуразвалившиеся станки времен царя Гороха. Цех стоит у всех на виду, и никто им не интересуется? И любой может подойти к охране у ворот, поговорить с нею пять минут, пройти на территорию? Ничего не стоит сделать фальшивый пропуск на выезд, не бог весть какой клочок бумаги со штампом. Интересно, зачем они платили столько денег Кошеву? Им не хватило ума поговорить со слесарями на юго-западной площадке?
А впрочем… Сколько контейнеров с никому не нужным оборудованием стоит в опустевших промзонах, сколько законсервированных цехов? Откуда знать, которые из них годятся только на металлолом, а какие стоят миллионов? Прятать иголку лучше не в стоге сена, а среди таких же, как она, иголок.
Моргот закончил возиться с погрузчиком часа в четыре и с ветерком прокатился по цеху под восторженные аплодисменты слесарей и возмущенные вопли трех учетчиц в косынках. Начальник смены их возмущения не поддержал и с радостью пожал Морготу руку, когда тот, лихо затормозив, спрыгнул на пол.
— Наконец-то! Две недели с одним погрузчиком маялись, фуры на разгрузке по три часа стояли. Я, чтобы бухгалтерию не разводить, запишу на тебя штук двадцать стульев, нормально?
— Вполне, — кивнул Моргот: ему было все равно.
— Сейчас уйти не получится, двери только в семь откроют, а кассирша придет в половине девятого, так что все равно придется ждать. Хочешь — в бытовке посиди, хочешь — поспи где-нибудь.
Моргот привык к ночному образу жизни и спать совсем не хотел, напротив: не мог дождаться, когда наступит семь часов и откроют двери на территорию. Он без дела пошатался по цеху, расписал пулю с тремя рабочими, пока начальник смены не выгнал их работать, уже под утро выпил водки со слесарями и вышел вместе с ними на перекур, когда наконец открыли двери.
Солнце уже взошло и освещало неуютный индустриальный пейзаж, заставленный коробками складов и производственных помещений, между которыми местами убого торчали чахлые кустики и росла притоптанная, неподстриженная травка. Моргот, надо сказать, обрадовался и такому летнему утру: запертый цех показался ему тяжелой неволей.
— А что, ваши собаки на самом деле так страшны, или это сильное преувеличение? — спросил он у усатого бригадира.
— Хочешь, пойдем посмотрим, — немедленно предложил тот, — пока они еще в вольере. Кобеля в девять в сарай запирают, так надежней, а сучка послабей, на решетку не кидается. Но все равно, и мимо нее днем ходить как-то не по себе. Кто ее знает? Зверица.
Моргот хотел потихоньку избавиться от общества слесарей, но решил, что это будет неправильно, если ему придется идти сюда еще раз.
Собаки произвели на него впечатление: на них стоило взглянуть. Два здоровенных лохматых волкодава более напоминали медведей, нежели собак: огромные круглые бошки, поднятые холки, желтые зубищи, перемалывающие мозговые кости, словно камнедробилки, — песики кушали. Моргот не любил и боялся собак, в детстве его укусил кобелек соседа по даче — и было за что: Моргот дразнил его дней пять подряд, пока тот случайно не оказался на свободе. С тех пор с собаками Моргот не связывался, старался обходить даже самых мирных из них по другой стороне улицы. Но этих зверей и собаками назвать было трудно, они имели мало общего с теми животными, которых боялся Моргот.
— Двухметровый забор перепрыгнуть может, — сказал бригадир, показывая пальцем на кобеля, — нам их хозяйка как-то раз продемонстрировала.
— Я думал, их укротитель тигров дрессирует, — усмехнулся Моргот.
— Не, обычная такая тетка.
Хозяйку волкодавов Моргот увидел на следующий день и был немало удивлен: сухонькая невысокая женщина лет пятидесяти, простая, как валенок, пересыпавшая речь изрядной долей мата, курившая папиросы, но принципиально непьющая; больше всего ей подходила роль подруги старого воровского авторитета.
Показав Морготу главную достопримечательность юго-западной площадки и вдохновившись его интересом, бригадир решил провести экскурсию по всем остальным ее закоулкам: человек когда-то любил свой завод и гордился им, успел в нем разочароваться, еще не привык к новому статусу не гегемона, а наемника мелкой шарашкиной конторы, поэтому каждая его реплика начиналась со слов: «А раньше тут стоял…» или «А раньше тут делали…». Бывший гигант социалистической индустрии уже не производил впечатления незыблемости и не внушал уверенности в завтрашнем дне. На него не упало ни одной бомбы, но у Моргота появилось ощущение, что он идет по руинам некогда великой цивилизации, вроде египетских пирамид — монументальных и ныне бесполезных.
— Вот здесь раньше был графитовый цех и лаборатория, — бригадир показал на кирпичное здание с выбитыми стеклами. — Лаборатория на всю страну была известна! Какую сталь тут создавали! Сам Лунич приезжал на испытания. А теперь вот стулья гнем…
Моргот подошел поближе и заглянул в низкое широкое окно: пол выстилала кирпичная крошка, по углам валялись битые бутылки и мятые бумажные стаканчики, обрывки газет, консервные банки, на стенах с осыпавшейся штукатуркой красовались неприличные надписи, сопровождаемые рисунками.
— Здание строили сразу после войны, — голос усатого слесаря гулко раскатился по широкому пространству, — под ним бомбоубежище. Оно, правда, никогда не использовалось.
Моргот перепрыгнул через низкий подоконник и оказался внутри. Можно было не сомневаться: цех по производству чистого графита когда-то находился здесь. Наверху или в бомбоубежище — неизвестно, но где-то здесь, в этих стенах. Когда-то. Он посмотрел на высокий закопченный потолок, на изрисованные стены — ничего особенного. Только так и могло существовать подобное производство. Рабочий, тридцать лет проработавший на заводе, уверен, что в этих стенах разрабатывались новые стали, и, наверное, они здесь на самом деле разрабатывались. Но одновременно с ними… Моргот даже отдаленно не мог себе представить технологию производства чистого графита, знал только, что она связана с электропечами и высокой температурой, но и в этом мог ошибаться. Он не мог даже предположить, сколько контейнеров понадобится, чтобы запаковать оборудование цеха. Размер помещения давал приблизительное представление об этом.
Неужели они надеются уничтожить технологию бесследно? Тогда почему не сровняли эту площадку с землей? Потому что есть чертежи? Или потому что никто, кроме Кошева, не знает, на какой площадке находится оборудование? Или «но делу дать хотя законный вид и толк…»?
Но, пожалуй, самое неожиданное затруднение подстерегало Моргота на дальнем конце площадки: контейнеры с упакованным оборудованием. Их было там больше пяти сотен, и стояли они не стройными рядами, а как попало, под немыслимыми углами друг к другу, громоздились в два и в три яруса, образуя запутанный лабиринт, в котором ничего не стоило заблудиться. Да, каждый рабочий мог знать, где стоит оборудование графитного цеха, но, наверное, никто на заводе, кроме избранных, не предполагал, в каких конкретно контейнерах его искать. Иголка в стоге сена…
— Вот, здесь, считай, треть завода, — сказал бригадир слесарей, широко поведя рукой.
Моргота от окончательного уныния спасли только шестизначные номера, нарисованные на контейнерах, — единственные надписи, хоть как-то обозначавшие, что находилось внутри.
Сперва сражение шло с переменным успехом, но постепенно Икс-мены начали уставать и понемногу сдавать позиции. Вот отлетела в сторону, ударилась спиной о камень, и упала без сознания Джина. Вот, ослеплённый и обожжённый плазменной вспышкой Апокалипсиса, прижав руки к глазам, присел возле самолёта Циклоп. Молодцом держался Гамбит, но его пылающие карты сдерживали Апокалипсиса не больше, чем горошины из трубочки сдерживали бы бегущего носорога. Чуть более значительное воздействие оказывали на него ливни и молнии, вызываемые Грозой. Локальное обледенение, к которому она прибегла минут пять назад, остановило гиганта ровно на пол-минуты: в следующее мгновение он, почти до красна раскалив титановые пластины панциря, скинул с себя мгновенно подтаявшие ледяные черепки, как вылупляющийся динозавр – обрывки кожистой оболочки яйца. Близнецы тоже пока держались, но и их огненные шары с каждым разом становились меньше и меньше. Свирепствующий Росомаха без устали набрасывался на биомеханического колосса, и лезвия его когтей вспарывали титан, словно жесть консервной банки, но под верхним слоем, по видимому, лежала ещё одна броня, пробить которую, да ещё через слой титана, когти уже не могли. Апокалипсис отмахивался от Росомахи, как косари отмахиваются от наглого слепня, но Логан продолжал атаковать с упорством берсерка. Зверь только защищался, обеспечивая прикрытие дочерям. Шельма довольно удачно проводила борцовские приёмы, то и дело заставляя гиганта терять равновесие и приседать. У неё даже получилось пару раз повалить его, но он каждый раз поднимался, отряхивая иксменов с панциря, словно муравьёв. Близняшкам удалось сбить одного всадника, а Татьяне — поджечь второго, заставив его ретироваться. Магнит заключил в энергетический шар Злыдня, но сам надолго лишился заряда и теперь восстанавливался, заряжаясь от молний Грозы. Только вот Апокалипсис от этого не стал ни слабее, ни уязвимее. Чем дальше, тем более печальным становилось положение. Икс-мены понимали, что своими силами решительного перелома схватки достичь не удастся, и Апокалипсис вот-вот, заливая пространство злорадным хохотом, доберётся до заветной пещерки и активирует Портал. И тогда всё будет кончено – и для них, и для всей планеты. Во всяком случае, для всего живого на ней.
Молнии, вызываемые Грозой, неустанно озаряли пространство, а плотные дождевые струи прочёсывали его, словно крупный гребень – конскую гриву. Вдруг среди молний, среди гудящей, сверкающей бороны дождя, на пляж опустилась тонкая чёрная смерчевая воронка, заметалась, стала расти, разбухать. В этот момент из открытого люка самолёта по опущенному трапу, потягиваясь, зевая и блестя великолепием белоснежных клыков, вальяжно спустился здоровенный пушистый рыже-белый кот.
— Каша ходячая!!! Откуда ещё ты здесь взялся?! НАЗАД!!! – взвыла Шельма, но кот на всё имел собственное мнение. Как и все коты в мире, впрочем. Он вышел на пляж, брезгливо сморщившись от близости ливневой полосы атаки мечущейся в облачном столпотворении Ороро, понюхал камни, зачем-то поскрёб их толстой лапой и просЫпался на них вязким холмиком текучей гелевой «крупы». Напротив, на границе линии дождя, плясал распухший столб чёрной клубящейся пустоты. Из неё, словно по строевой команде, одновременно вышагнули трое. Средняя из них, девушка в потёртом чёрном комбинезоне с серебристыми вставками, угодила ногой прямо в середину колыхнувшейся, словно неньютоновская жидкость, желтоватой крупянистой кучи. Взмахнув руками, девушка вскрикнула и, скользя, стала заваливаться назад. СтоЯщий рядом мужчина в обвисшей, не соответствующей размера на полтора одежде, попытался поддержать, подхватить девушку, но схватил только две пригоршни влажного воздуха. На месте падавшей долю секунды назад пришелицы образовалась куча того же крупенчато-гелевого вещества, на которую опадал, сминаясь складками, опустевший чёрно-серебристый комбинезон. Оставшиеся двое пришельцев, мужчина и женщина, застыв, ошалело глядели на происходящее, решительно не понимая, что же, собственно, произошло. Небольшая часть крупы собралась, взметнулась плотным облачком, принявшим очертания кота. Кот обрёл плотность и цвет, возмущённо защипел, поднял трубой взъерошенный пушистый хвост и улепетнул обратно в самолёт. Оставшаяся бОльшая часть кучи полностью повторила метаморфозу, и над пляжем встал на могучие лапы огромный роскошный уссурийский тигр. Ошалело зыркнув по сторонам, исполинский зверь поднял к беснующимся низким тучам точёную полосатую голову и заревел, перекрывая громовые раскаты.
Алиса судорожно пыталась сориентироваться, в том, что же с ней всё-таки случилось, когда она случайно наступила в кучу непонятной желтоватой субстанции. Оглядевшись, она увидела окружающее в совершенно неожиданном ракурсе, и, вдобавок, с непривычной высоты. Порывшись в памяти, поняла, что находится в том же самом пространстве, в которое случайно выскочила в предыдущем «нырке», и похоже, в то же самое время: битва титанов, подобных ростовым куклам, одетых в костюмы каких-то мультипликационных героев, продолжалась без существенных перемен. Вот, разве что, кот этот мерзкий – в тот раз его не было… Странно. Никогда раньше Алиса не испытывала такого брезгливого пренебрежения к котам, наоборот, всегда питала к этим животным тёплые чувства…
Тут Алиса увидела валяющийся комбинезон и поймала себя на том, что почему-то стоИт на четвереньках… В одном белье, стало быть… Она почувствовала, как адским пламенем начали заниматься уши. Вокруг было полно мужчин… Нет, Алиса вовсе не была пуританткой и «синим чулком», и любому, от восторженного юнца до зрелого мужчины, могла обеспечить незабываемое сердечное приключение, после которого объект рисковал остаться на всю жизнь убеждённым холостяком по той же причине, по которой однажды попробовавший дивный «Вранац» рисковал навсегда превратиться в трезвенника, ибо после сего божественного нектара даже воспеваемая аристократами «Массандра» кажется не изысканнее ирландского потина… Но сейчас, как бы мультяшно это не выглядело, кипел бой, всюду шипело, свистело, мерцало и полыхало, взрывались какие-то немыслимые заряды, энергетические и огненные шары, кто-то мучительно стонал, кто-то алчно и самодовольно хохотал – словом, демонстрировать лакомое изящество шёлкового белья и чудеса науки очарования было несколько не уместно. Могут неправильно понять… Алиса попыталась подобрать комбинезон и подняться на ноги. И тут же потеряла равновесие и стала падать вбок. По комбинезону, так и не сумев захватить складку ткани, проехалась мощная когтистая полосатая лапа… Алиса неуклюже осела на камни и хлопнулась в обморок. Впервые за прошедшие лет пятнадцать, наверное. Её можно было понять. Своим телом она управляла виртуозно. Не плохо удавалось манипулировать и посторонними – особенно, молодыми, упругими телами мужчин. С женщинами было интереснее и экзотичнее, только и это отнюдь не способно было бы довести Алису до обморока. Но вот поуправлять телом могучего уссурийского тигра, причём, изнутри – до такого изыска её исключительное воображение, при всём своём сказочном богатстве, не додумывалось ещё никогда.
Тем временем Апокалипсис сфокусировал свои рецепторы на прибывших, победно расхохотался, и, расшвыривая бросающихся на него, как лилипуты на Гулливера, Икс-менов, направился к Джету. Война с этими докучливыми насекомыми ему больше была не нужна, ибо их Портал потерял для него всякую актуальность. Цель была в каких-то сорока ярдах. Она сама пришла к нему в руки, благоразумно избавив Великого Судию Всех Живущих от излишних хлопот.
Верена, находясь в полном шоке от всего происходящего, обалдело смотрела вокруг и старалась держаться поближе к Джету. Джет первым делом снял с комбинезона Алисы пояс с лингвером и застегнул его на себе, заодно подвязав таким образом свой болтающийся, как на вешалке, костюм.
— Джет… Что это? Какого чёрта здесь вообще происходит? Куда мы попали?! Верена почти перешла на визг, она была близка к истерике.
— Верена, постарайтесь успокоиться, я сам практически ничего не понимаю, но, кажется, тут опять кто-то с кем-то воюет… Ой… И нашу позицию, похоже, расценили вовсе не как нейтральную…
Апокалипсис сделал два последних шага, остановился и наклонился, протягивая к Джету огромную металлическую руку. Джет, пристально глядя на схематичное «лицо» биомеха, протянул в ответ свою:
— Здравствуйте…. Мы – не ваши враги, мы здесь случайно, произошла ошибка… Апокалипсис снова рассмеялся, затем ответил низким раскатистым басом:
— НИКАКОЙ ОШИБКИ! САМА СУДЬБА ПРИВЕЛА ТЕБЯ ТУДА, ГДЕ ТЫ ДОЛЖЕН БУДЕШЬ ВЫПОЛНИТЬ СВОЮ МИССИЮ И ПОСЛУЖИТЬ ОРУДИЕМ МАССОВОГО НАКАЗАНИЯ ГРЕШНИКОВ! ИДЁМ СО МНОЙ! НЕ ПРОТИВЬСЯ СВОЕЙ СУДЬБЕ, И ТЫ БУДЕШЬ ПЕРВЫМ ЖИТЕЛЕМ МИРА, ОЧИЩЕННОГО ОТ СКВЕРНЫ! СТАНЕШЬ НОВЫМ АДАМОМ! ИДЁМ ЖЕ, ОЧИСТИМ МИР!
Джет решительно не понимал, о чём гундосит этот полуметаллический гигант, но одно он понял наверняка: перед ним безумец, страдающий манией величия в особо острой форме и одержимый идеей мирового господства. Правда, ему почему-то нужно господство не над людьми, а над миром, в котором никого нет. «Всех убью, один останусь!» Ну, нет, на кого — на кого, а на «хорошего парня» этот брак тяжёлого роботостроения не походил, и никуда отправляться вместе с ним Джет не собирался. Во всяком случае, добровольно. Ну-ка, ну-ка… А вот запах от него исходит совершенно определённый…. «Не спутаешь ни с чем! – думал Джет. -Та-аак, не знаю уж, к какому предназначению привела меня судьба, но что она предлагает мне неплохо поужинать – это точно…»
Джет спрятал ладонь и сделал вид, что отступает и собирается бежать. Тогда манипулятор монстра опустился и сомкнулся на талии Джета, подняв того высоко над землёй. «Досадно, падать будет высоковато», — отметил про себя Джет и коснулся руками двух точек на манипуляторе, как можно дальше одна от другой, создавая разность потенциалов… Силовой блок робота явно имел ядерную начинку. Энергия пульсирующими ручейками заструилась в Джета, окутывая его тело ставшим уже привычным лазурным свечением. Робот пошатнулся, почувствовав «жучка» на питающем контуре. Энергия текла всё увереннее, с каждой секундой сила потока увеличивалась: Джет порядком проголодался. Ну, понятно – было столько работы, а тут ещё такие нервы! Сбоку пронеслось что-то, похожее на большую зелёно-жёлтую пчелу, и за кулак Апокалипсиса снаружи, безуспешно пытаясь разжать стальные пальцы, уцепился Ангел с широкой белоснежной прядью в тёмном всплеске роскошных волос. Решительный и одновременно романтично-загадочный взгляд Ангела встретился со взглядом Джета. И странный, похожий на декорацию мир вокруг рухнул, как разбитое зеркало, разлетелся на сотни миль фонтаном сверкающих и звенящих, как рождественские колокольчики, осколков. Как это обычно и бывает, совершенно неожиданно и лавинообразно любовь превратилась для Джета из чисто теоретического понятия в живую, практическую данность. Джет мгновенно умер, растворившись в океане горячего, бесконечного счастья, словно бог, тут же возродился из его волн и пены – юным, счастливым и абсолютно всесильным, как показалось ему в тот чудесный миг. Выкачав до дна энергию реактора Апокалипсиса, Джет загнал реактор в йодную яму, «нащупал» сервопривод подъёма управляющих стержней и дал на него слабенький обратный импульс. Стержни вышли из активатора. Апокалипсис переключился на аварийные аккумуляторы. Джет закоротил зарядные цепи и скинул на клеммы зарядки прямой кратковременный импульс в пять киловольт. Электролит в аккумуляторах вскипел и испарился прежде, чем успели взорваться корпуса банок. Пальцы биоробота конвульсивно дёрнулись и разжались, и металлический монстр, со свистом выпуская через суставы и сочленения ядовитый зелёный пар, стал грузно оседать на пляж, поднимая целые облака пыли и мусора. «Спасибо за ужин», — успел мысленно сказать Джет, прежде чем пальцы разошлись окончательно, и мутант, не успев ухватиться за скользкий металл, полетел в густой пылевой туман.
Джет сгруппировался, готовясь к удару о землю, однако долететь до неё он не успел. В верхних слоях клубящейся пыли какая-то сила подхватила его и рванула вбок и вверх, унося от рушащегося на пляж монстра. Джет почувствовал крепкие, тесные объятья и увидел прямо перед собой лицо давешнего ангела. Девушка, чей облик ангел удачно избрал для своего земного воплощения, летела к скалам, крепко прижимая Джета к своей груди. Даже через складки мешковатой одежды он ощущал женственные округлости и теплоту её разгорячённого тела, и волна чувственного жара поднималась в ответ, заполняя Джета, подчиняя своим упоительным ритмам всё его существо. Девушка заговорила, и в голове мутанта словно проснулся оркестр, состоящий из одних бронзовых колокольцев. Закрыв глаза, он наслаждался звуками её голоса, и лишь крохотная область на периферии сознания воспринимала информацию, доносимую алисиным лингвером в виде перевода.
— Я не знаю, кто ты и откуда взялся, но твоё появление не принесёт удачи ни Апоку, ни Ксавье, никому другому здесь. У тебя сильное тело взрослого мужчины, но совершенно беспомощное, не испорченное жизнью сознание восторженного ребёнка. Каждое слово – истина, а каждый рассвет — Откровение. Не знаю, есть ли такие, как ты, ещё, но вам не место в этом заражённом противоположностями мире – ни на той, ни на другой стороне. Ты слишком чистый для нас, и мы не вправе пользоваться этой чистотой в своих целях, ибо, поступая так, неизбежно запакостим и оскверним, и чистота уже перестанет быть чистотой. Я не хочу всю жизнь тащить на себе тяжесть вины за то, что здесь при моём содействии чистота, как обычно, превратится слугу одной из сторон Силы, любая из которых по-своему грязна и порочна. Когда-то я сама была такой же, как ты, и верила в Справедливость, Честность, Благородство, всесильность Любви и прочие сказочные чудеса. Но Счастье отвернулось от меня, обделив единственным настоящим в этой реальности Чудом: Дверью, раскрывающейся на Дорогу Прочь, и умником, который, поставив меня перед этой дверью, отвесил бы на прощание хорошего пинка. Может, хоть для тебя я сумею исправить то, что уже давно, увы, не исправимо для меня самой. Я открою тебе Дверь, пока у тебя ещё достаточно чистоты для шага. УХОДИ!
С этими словами прекрасная незнакомка опустилась на крохотную скальную террасу, на которой только-только хватало места, чтобы безопасно разместиться двоим. Терраса предваряла маленькую пещерку, внутри которой Джет увидел уже знакомое в общих чертах устройство, хотя и немного другой модификации. Арка имела не округлую, а ромбовидную форму, и окрашена была не в зелёный, а в угольно-чёрный цвет. Девушка подошла к аппарату, подключила питание, провела тонкими пальцами в изящной перчатке по клавиатуре и произнесла какое-то слово, перевести которое лингвер не смог, восприняв, как не-смысловую фонему. Прибор загудел, и внутренность арки наполнилась ослепительным белым сиянием. Джет смотрел, как загипнотизированный, и готов был сейчас выполнить любое желание девушки, хотя бы она даже попросила его спрыгнуть вниз с отвесной скалы. Но она лишь подошла к нему, взяла за руку и подвела к сияющему нестерпимой белизной ромбу вплотную.
— Всё. Вот твоя Дверь. Теперь – уходи. Давай же!!! – воскликнула девушка, и снова глянула на него глазами ангела, вобравшими в себя, казалось, всё совершенство, всю Великую Гармонию Вселенной, или всех вселенных, сколько их ни на есть. Ангел решительно подтолкнул Джета в спину. Джет оступился, восстановил равновесие и обернулся.
— Как твоё имя?
Девушка произнесла, но Джет не понял значения сказанного, идиотское решение безнадёжно влюблённого юнца ворвалось в его воспалённый чувствами мозг, как врывается в курятник смертельно напуганный хорь.
Выданный лингвером перевод утонул в торжественноголосой эйфории неумелого и грубоватого, но от этого не менее жадного и желанного поцелуя. В сознании, в сердце, во всём теле Джета вдруг расцвёл целый сад нежных лазурных цветов с изящными кружевными лепестками… Но цветы тут же застыли, словно их накрыл жестокий антарктический холод, лепестки потеряли цвет, стали прозрачными и ломкими, и под порывом стылого ветра осыпались куда-то вниз пригоршней крохотных резных снежинок. И только едва заметная тончайшая ниточка, свившаяся из остатков их былого синего великолепия, уходила, извиваясь и петляя, куда-то в невообразимую, вечную даль. Ниточка звала его, Джета, тянула, увлекала в эту даль за собой. Джет смирился и полностью доверился путеводной ниточке. Каким-то образом, не поворачивая головы, Джет видел, как окутанный с ног до головы искристым ультрамариновым сиянием, медленно, как бывает в кино, падал на крошечную горную террасу прекрасный, мудрый, жестокий, бесконечно любимый Ангел… А потом наступило Ничто, укрывшее Джета в своих бесстрастных объятьях от всех страданий Вселенной под названием Любовь.
**********
Опускались сумерки. Лохматые обрывки грозовых туч рассеянно уплывали за горизонт. Они уже не казались воплощением жестокой и неумолимой стихии и от них не веяло безысходностью неминуемо приближающейся зимы. Вокруг возвышающегося безопасной железной грудой Апокалипсиса на пляж медленно оседали облака серой пыли. Поодаль, догорая, чадил ствол какого-то дерева, источенный и кривой, как судьба контрабандиста. Чуть правее, в густой поросли, дотлевали останки последнего Всадника, и тоже немилосердно дымили противным, едким дымом. Каким-то странным, полумистическим образом битва была закончена. И, что примечательно, закончена не поражением. Впрочем, как всегда. Таков здесь Закон.
Перед лицом наступающей ночи все оставшиеся на поле брани инстинктивно собрались тесным кружком возле самолёта. Только Магнит удалился восвояси, ещё тогда, когда только-только стало понятно, что Апокалипсис повержен. В центре круга, над так и не пришедшей в себя Джиной, склонился Циклоп. Его глаза восстановились, только пока не набрали полной силы излучения. Но это – дело наживное…
Чуть в сторонке, но тоже не особенно отделяясь от Икс-менов, стояли Верена и Алиса. Последняя, с огромным трудом подстроив голосовые связки животного под нужды человеческой речи, в двух словах объяснила Верене, что с ней произошло. На немецком, разумеется. Чтоб остаться верными Истине, следует уточнить, что сказанных Алисой слов было, конечно, больше, чем два, но многочисленные «Доннервэттэр», «Швайнигэль», «Аршлох» и тому подобные, особой информативной нагрузки не несли и предназначались, в основном, одному и тому же адресату. Толстому, ленивому, тупому, пустоголовому, неловкому, мерзкому, противному рыжему котяре, позору всего кошачьего племени.
Джета всё не было. Со стороны Икс-менов отсутствовала Шельма.
Собравшиеся молчали. Росомаха предложил разжечь костёр. Гроза не весело усмехнулась: «Что его разводить? Вон, поди, корягу принеси, если хочешь, она до сих пор не погасла.»
— Нет, я больше так не могу… Надо что-то делать, как-то искать! Чего мы сидим! – не выдержала Татьяна. Вскочила, прихрамывая и чуть выворачивая стопу, прошлась вдоль «Ястреба», (всё-таки, старая болезнь временами напоминала о себе, особенно, после сильной физической усталости.)
— Где коряга-то? Погасла, похоже, — проигнорировав татьянины слова, спросил Логан.
— Господи, да вон же, прямо под скалами… Вон… Только что ещё горела, — ответила Гроза, всматриваясь в сгустившуюся южную темноту.
— Это вон то, что-ли? Так высоковато… Да и не огонь там, не видишь, разве. Там не от огня свет.
«А от чего тогда?», «Где, покажи!», «Ребята, этого не было!» «Да где? Не вижу!» — всполошились Икс-мены.
Из-за металлической туши Апокалипсиса вышли Зверь и Гамбит. На вопросительные взгляды друзей отрицательно покачали головами — «Нету…»
— Не шумите, — поглядев на свет в горах, остудил общий накал страстей Генри. Это высоко. Как раз где-то там, где пещера с Порталом. Но это не Портал – свет синеватый, а тот светился бы белым, гораздо ярче, и даже отсюда была бы видна верхняя часть ромба. Это – что-то не большое, на скалах, или на площадке перед пещерой.
— Татьяна! Мы видели, Анна летела, держа этого… Ну, пришельца, который с тигром… — Летисия изящно взмахнула хвостом в сторону скал. Леся подтверждающе закивала.
— Да вы чего ж молчали-то?! Бежим, скорее! Шельма там! Погодите… Что там было, про этого мутанта? Он радиацией управляет! Там слабое синеватое свечение! Да он там же, они там оба! – последние слова она выкрикивала уже на бегу, таща за руку Гамбита, а другой подталкивая Литу. – Да скорее же!
Отправились все, кроме Циклопа. Его попросили остаться с Джиной. Да он и не сопротивлялся. Поднял женщину на руки, отнёс в самолёт. Окружающую темноту проплавили лучи прожекторов внешнего освещения.
Верена и тигр-Алиса побрели следом. Увидев уходящую куда-то хозяйку, наблюдавший из тени самолётного люка кот-метаморф в три прыжка догнал Татьяну и, оглушительно мурча, забрался ей на плечи. Та покачнулась, состроила гримаску и стащила четырёхкилограммовое меховое боа на тропинку – сам иди, не котёночек, чтоб на ручках тебя по горам таскать. Строго говоря, этого «безбилетника» вообще никто на задание не звал…
Алиса не стала сдерживать чувств, и ночные подножия скал огласил утробный тигриный рык, перемежающийся коктейлем из отборной русско-немецкой брани.
*******
Шельма Очнулась. Перед глазами плавали малиновые круги, голова раскалывалась от боли. Всё тело словно горело огнём. Дышать было тяжело. Приподняв веки, девушка обнаружила, что наступила ночь, а она лежит на площадке перед Порталом в ореоле слабого синеватого сияния. Попыталась поднять голову. Тёмная картинка реальности поплыла, к горлу подступил горьковатый комок тошноты. Боги, да что ж это… Кое-как отдышавшись, она снова попыталась приподняться на локте. С трудом сделать это ей удалось. Сияющий контур изменился и несколько потускнел. Тут она сообразила, что источник этого синего света – её собственное тело. Она равномерно светилась тусклым бледно-синеватым свечением. На языке осел едкий горьковато-кислый привкус. Кожа будто горела, а тело бил мелкий озноб… Радиация. Яркие признаки начала лучевой болезни. Чёртов мутант. Запудрил голову своей детской наивностью, все мозги разжижились в клейстер… Надо ж было его трогать! Хлопнулся бы из лапищи Апока об землю – ни хрена бы ему не сделалось, зато отключка обеспечена, тут-то бы его хвать – и к Профессору… Нет, блин, решила в романтическое благородство поиграть, «Зорро» из себя построить. Дура. Чччёрт…
Шельма попыталась подняться. В голове словно стальная кувалда разнесла десяток шариковых подшипников, и шарики из них, как шрапнель, разлетевшись по всему черепу, с противным дреньканьем стали скатываться куда-то вниз. От этого снова затошнило. Превозмогая слабость, головокружение и отвратительное ощущение в желудке, девушка встала на колени, потом с глухим стоном поднялась на ноги, покачнулась и сделала пару неверных шагов. Перед глазами всё плыло, качалось, крутилось. Заплетающейся походкой пьяного в стельку кутилы Шельма побрела, как ей показалось, к ведущей вниз тропинке. На самом деле она шаг за шагом приближалась к краю площадки, нависающей над стометровой пропастью, ощерившейся там, в непроглядной глубине, обколотыми и острыми, как китобойные гарпуны, клыками скал. Она не видела, как сзади вспыхнул слабым, словно отражённым светом ромб портала, как в отдалении на серпантине тропинки замелькали лучи фонариков и показались силуэты друзей. Шаг. Ещё шаг. Передышка… Тропинка должна быть где-то здесь, рядом – стена, за неё так приятно, так удобно будет ухватиться и не дать телу упасть… Ещё шаг. Ещё…
— NO-OOOOO!
Исполненный ужаса крик разорвал темноту в грубые клочья. Анна механически сделала ещё один шаг, но нога не нашла опоры. Теряя сознание, девушка оступилась и стала проваливаться в темноту. Между ней и слабо мерцающим Порталом возник струящийся синий луч, лохматящийся вспышками разрядов, словно толстая шерстяная пряжа – выбившимися ворсинками. Тело девушки на мгновение зависло, наклонившись над пропастью, затем, изогнувшись от рывка, отлетело обратно, пыля, потащилось по площадке. В это время на террасу, отряхивая колючки с одежды, поднялись запыхавшаяся Татьяна, за ней вскарабкался Гамбит, грациозно взлетел огромный тигр, подождал, пока, придерживаясь за его хвост, одолела уступ Верена, отошёл в сторону, чтобы не мешать остальным. Чуть ниже по тропе слышалось пыхтенье, металлический лязг и ругань – там взбирался, помогая себе адамантиновыми когтями, Росомаха… Татьяна замерла с открытым ртом, Гамбит сориентировался быстрее, припал на колено и пустил между Порталом и скользящей к нему Шельмой сразу пол-колоды… Часть карт, хлопая, как петарды, прокатилась по площадке, часть исчезла в Портале, оставив на мутной плёнке светящейся поверхности размытые круги, как камешки на глади стоячей воды. Безо всяких помех Шельма достигла портала и стала втягиваться в густой белёсый туман. Поверхностная плёнка прогнулась неглубоким кратером…
— No-ooooo! – второй раз за эту ночь разнеслось над площадкой, и Татьяна, жёлто-оранжевой молнией мелькнув на фоне тусклого свечения ромба, мёртвой хваткой вцепилась в комбинезон исчезающей в неизвестности подруги. Метнулась ещё одна тень, и в спину Татьяны, пробив ткань, впились острые иглы когтей. Рыжий кот, как всегда, имел собственное мнение, и сейчас оно гласило: «Если друг убегает быстрее мыши – плевать на мышь, лови друга!»
Тигр — тигром, но разум Алисы был чист, а знаменитое чутьё, сыгравшее не последнюю роль в приобретении Алисой репутации лучшего сейвера ОСУЛ, казалось, теперь только усилилось, благодаря чувствам и инстинктам благородного хищника. Чтобы понять, что там, куда «ведёт» сейчас след Шельмы, она найдёт не только Джета, но, вероятнее всего, и конечную цель своего безумного путешествия, понадобились не секунды, а доли миллисекунд. А поскольку бросать Верену на произвол судьбы было не в её правилах, Алиса с рычашим: «ДЕРЖИСЬ!!!» схватила девушку зубами за одежду, закинула, словно авоську, себе на спину, присела и одним прыжком преодолела расстояние до Портала, с виртуозностью циркового акробата стряхивая Верену на Татьяну и кота: «ХВАТАЙ!!!» Тигр прохрипел это слово, не разжимая зубов, но Верена поняла, или просто сработал инстинкт самосохранения – она обеими руками схватила Татьяну за ноги. Портал загудел, повышая тон почти до реактивного визга, громко хлюпнул, полоснул пространство мгновенной ослепительной вспышкой, и на площадку, словно выдох умирающего Бога, обрушились тишина и плотная, почти осязаемая темнота. Лишь через бесконечную секунду безмолвие немой сцены нарушил глухой стук. В полированную каменную стену позади пустого портального ромба врезался Гамбит.
Джуст.
Площадь Бониклайда.
Стась
— Что поставишь? — Лысый толстяк оторвал заплывшие жиром глазки от арены.
Стась ткнула себе в грудь большим пальцем, потом вскинула вверх
указательный. Толстяк с сомнением посопел, ощупывая Стась оценивающим взглядом. Решился.
Он очень громко ругался через шесть минут, отсчитывая Стась проигранные четыре месяца. Стась молчала — она старалась говорить как можно меньше. Голос имитировать куда труднее. На арену она не смотрела — а чего смотреть? Любая честитка сразу бы сообразила, что этот осторожный качок не выносит и намека на боль, а у рыжего не руки — капканы, из таких фиг вывернешься.
Через сорок минут у нее уже были необходимые для вступительного взноса полтора года. Но она не спешила. Это же не официальные соревнования — так, любительский показательный матч за ради праздничка, никаких тебе драконовских поэтапных проходов. Вот и воспользуемся.
Тем паче что игроки подустанут, а ставки возрастут.
***
Хайгон-Астероиды.
Пассажирский салон ультравена-экспресса.
Тэннари.
Разместить более сотни человек от семи до тринадцати лет в тесном помещении рейсового шатла — это работа не для слабонервных.
Тем паче, что практически все полторы сотни желают сидеть не иначе как у иллюминатора, а попытка усадить их куда-нибудь в другое место вызывает не просто бурный протест, а прямо-таки шквал негодования, а кто-то уже успел подавиться жевательной резинкой, а по салону носится ошалевший от новой обстановки недоксют с привязанной к левому хвосту консервной банкой, а кто-то засунул голову под кресло и там благополучно застрял и теперь громкими паническими воплями информирует об этом факте окружающих, а кто-то просится в туалет, а кто-то уже сходил, и теперь пытается кинуть в кого-нибудь памперс, а прибежавшая из второго салона милая девочка мило ябедничает на тихо дерущуюся в уголке парочку, да еще и старшей воспитательнице становиться плохо с подозрением на приступ псевдоксоны…
Удовольствие ниже среднего.
Привязывая к креслу последнюю орущую и брыкающуюся малолетнюю неприятность, Теннари в очередной раз мысленно клялся, что больше уже никогда и никому не даст себя соблазнить никакими повышенными командировочными. Как, впрочем, регулярно клялся сам себе все последние годы.
Проходя к своему креслу в конце второго салона, он заметил Макса и вдруг вспомнил, что за все время этого посадочного светопреставления ни разу не видел Ани. Это почему-то его несколько обеспокоило.
— Макс, ты не видел Снежанны?
Макс прижал палец к губам и показал глазами в угол. Теннари настороженно посмотрел туда, готовый к любым неожиданностям, увидел знакомый свитер, плечо и часть затылка. Ани спала, отвернувшись к борту. Но почему-то спокойнее не стало, скорее — наоборот.
— Ей плохо?
— Она спит… Очень устала, понимаете? Она просила меня проследить, чтобы не будили… А у вас к ней что-то срочное? Разбудить?
Макс явно заразился от Теннари беспокойством. Не дело это — детей пугать… Теннари усилием воли согнал с лица настороженно-подозрительное выражение, покачал головой. Пошел дальше.
Девочка устала, чего тут такого? Да и Макс не из тех, что устраивают подобные мелкие пакости… Во всяком случае — только не с Ани, он о ней так трогательно заботится. Вполне возможно, это именно из-за него… Впрочем, ладно — это их дела.
Вот только тревога не проходила.
Может быть, дети здесь ни при чем, а все дело во вчерашней краже из медотсека?..
***
Верхний Галапагос.
Отель «Хилтс».
Аликс.
Аликс задумчиво покачивала прозрачный шестигранник на узкой ладони.
Ну надо же, кто бы мог подумать…
Дилемма.
Отказаться от предлагаемой черным профи работы — но при этом самой не поиметь ничего с такой соблазнительной фишки… Или же таки дать заказчикам то, чего они просят, как и полагается всякому порядочному эриданцу, посрамив этим честь фамилии, но заработав неплохой куш… и потерять плату за бастарда. Потому что девчонка – явный бастард. Наверняка воспитывалась в какой-то глуши, типа Хайгона, вот никому раньше на глаза и не попалась, но теперь кто первый увидит, тот и прав.
И что скажут старшие братья? Лучше не думать об этом заранее. Старшие братья порой бывают весьма обременительны.
Зато какая вкусная информашка!!!
— Нет, — она усмехнулась, швыряя шестигранную флешку через плечо. Легкий шорох, движение воздуха. Нейтральный голос — голос профессионала:
— Означает это ответ на поставленный вопрос или отказ от ответа?
Аликс фыркнула. Развернулась.
Одна из семейных заповедей Скаутов гласила: «Никогда без особой на то нужды не следует ссориться с тремя силами — хорошо натасканным и обученным профессионалом, молодым сильным кланом и большими старыми капиталами.
Тем более — ОЧЕНЬ БОЛЬШИМИ капиталами».
Клановая печать у этого профессионально-бесполого существа прямо на лбу сияла пятидюймовыми буквами, слепой не пропустит, а большими капиталами от него разило так, что не справлялись кондиционеры.
— Мое «нет» означает результаты анализа — практически нулевую вероятность причастности объекта, — ответила достаточно вежливо, о семейных традициях памятуя. Пояснила: — Это вовсе не означает, что объект абсолютно безгрешен, вас ведь, насколько я поняла, не интересовали ни прошлые, ни будущие интроспекции, только лишь отдельно взятый конкретный случай отдельно взятой конкретной смерти. Так вот, по этому — повторяю! — конкретному случаю ответ отрицательный с вероятностью девяносто девять и девять в прогрессии. Почти идеальный случай. Если вас интересует мое личное мнение, то добавлю, что с вероятностью около девяноста восьми это вообще не было насильственным актом и сын вашего нанимателя принял смертельную дозу сознательно и добровольно. Исключительный, кстати, случай — обычно безоговорочными самоубийствами считаются те, где вероятность достигает хотя бы девяносто одного процента, а выше девяноста пяти в моей практике вообще впервые.
Вот так.
С вероятностью около девяноста семи она знала, о чем он спросит теперь. И это знание не доставляло ей удовольствия.
Было одно общеэриданское правило, закрепленное генетически, и даже Скауты ничего не могли с ним поделать, хотя нельзя сказать, чтобы не пытались. Для эриданца не просто немыслимо — физически невозможно исказить передаваемую информацию.
Назовите это как хотите — кодекс, репутация, основа стиля жизни, предрассудки, коллективная склонность к массовому идиотизму, но если это закреплено генетически — с ним не поспоришь…
— У нашего подопечного на момент исчезновения из поля зрения охраны были с собою кое-какие документы… На момент обнаружения тела их при нем уже не было. Некоторые из них обнаружены позже, в мусоре. Местонахождение остальных до сих пор неизвестно. У нас есть достоверная информация о том, что объект воспользовалась его полицейской карточкой по крайней мере один раз. Какова вероятность того, что остальные документы тоже у объекта?
Вот оно!
Теперь требовалось быть осторожной и деликатной, как слонопитек в музее кхитайского фарфора.
— Полицейская карточка — единственный документ, на котором ограничиваются лишь генокодом, на всех остальных обязательны пальчики, аура, сетчатка, фото, что, сами понимаете, сравнить гораздо проще даже при самой поверхностной проверке. — Аликс сощурилась, потерлась ухом о плечо. — Подобные документы хранить у себя человеку в ее положении… Но вас ведь не идентификационные карточки интересуют, я права? Права. Что же касается завещания… Сами понимаете, оно не относится к разряду документов, которые берут с собою просто так, на память. К тому же там ведь наверняка имеется пометка о вознаграждении для предъявителя, так?
— Мы дадим больше. — Голос спокоен.
Опаньки! Это уже становится интересным.
По-прежнему никаких обертонов, но явная концентрация опасности. С очень неприятным личностным оттенком.
Чертов гермафродит как раз сейчас подумывает над вопросом, а не слишком ли много знает эта конкретная отдельно взятая эриданка для того, чтобы оставаться и дальше, так сказать, в хорошо функционирующем состоянии, и проявит ли кто элементы особой заинтересованности, исчезни эта эриданка из числа ныне здравствующих…
На какой-то миг Аликс даже обрадовалась — Ура! Помахаемся! — однако профессиональная рациональность победила — черненький лишь повторил, меняя тональность:
— Намного больше.
— Не сомневаюсь. Я просто хотела, чтобы вы поняли — такие документы никто не берет в качестве сувениров. Оно будет предъявлено, — если уже не предъявлено! — в ближайшие же дни, как только его обладатель доберется до ближайшего филиала банка корпорации… Если, конечно, изъятие действительно имело место…
— И все-таки — есть ли вероятность?
— О, вероятность есть всегда! — Аликс повела плечом. — В принципе, есть даже вероятность того, что я ошибаюсь. Или просто лгу. Я могу подсчитать и эти вероятности, но у вас опять же не будет стопроцентной уверенности… Стопроцентно нельзя быть уверенным даже в себе, что уж говорить о других. Могу сказать сразу, что вероятность крайне низкая.
Она постучала ногтями по ручке кресла, добавила, поморщившись:
— Это, конечно, не входит в сумму сделки, но я могу построить расчетные схемы с точностью до шестого знака… Однако процент вероятности это не увеличит. Впрочем, если настаиваете, могу заняться.
Она хмыкнула и многозначительно вздернула левую бровь. Обычно это
срабатывало. Сработало и на сей раз — он молча поклонился и шагнул к двери.
Мочку левого уха кольнуло.
— Я не занимаюсь благотворительностью, — сказала Аликс нейтрально. Расценивай, мол, как угодно.
Черный профи расценил правильно — похоже, его тоже учили не ссориться без особой нужды. Остановился. Обернулся даже.
— Реалы или информация?
— Или.
— Уровень?
— Полагаюсь на вашу оценку. — Что ж, мы тоже можем быть вежливыми.
— Двенадцатый. — Думал он недолго и скорее напоказ. Не слишком-то щедрые у него хозяева. Что у нас из неоконченных тянет на двенадцатый уровень? И чтобы обязательно клан замазан был по уши.
Мысленно пролистнув три десятка потенциальных заказов, Аликс сделала выбор:
— Синтия Вильямс, два года назад, на Ариадне. Способ исполнения, внешность и личность исполнителя на сегодняшний день. И заказчик, разумеется.
— А почему вы полагаете, что мы…
— Милый, а вот обижать меня не надо.
Он подумал. Кивнул.
— Хорошо. Я передам вашу просьбу.
— Заказ.
Он подумал еще. Опять кивнул.
— Вот и ладненько.
Когда за ним чавкнула дверь, Аликс еще раз фыркнула. Риск, конечно, был. И нехилый, пятьдесят на пятьдесят где-то. Он бы мог и уточнить, а цифры — жесткая штука. Это тебе не слова, которые можно понимать, как хочется.
Но — не уточнил. И не ее вина, стало быть.
Она не лгала — семьдесят пять процентов нельзя, пожалуй, назвать слишком уж высокой вероятностью, особенно если с девяносто девятью сравнивать. Главное — сравнить умело и вовремя. И не вслух, конечно. А там — пусть понимает, как хочет, это уже не ее дело. И не ее вина.
Она еще раз фыркнула. Потянулась. Проверила защиту на окнах, заперла дверь на задвижку, прошлась по внутренним сенсорным замкам. Ребячество, конечно, но пускай завтра персонал поломает голову над тем, как она выбралась из запертой изнутри комнаты. Вот вам и еще одна легенда об эриданцах, надо же имидж поддерживать, в конце-то концов!
Аликс встала в центре квадратного ковра, оглядела помещение напоследок. Да нет, вроде ничего не забыла… Закатала на животе черную кольчужную маечку, открыв надетый прямо на голое тело серый спасательный пояс.
Вообще-то, это было запрещено. Да и поясам таким в частных руках находиться совсем не полагалось. Но где и когда это останавливало кого-то с Эридани? Расстояние она промерила до миллиметра, специально вчера по пожарной лестнице все восемь этажей чуть ли не обнюхивала. Все равно ведь иначе — никак.
Еще раз фыркнув, Аликс активизировала пояс.
И оказалась восемью этажами выше, в роскошных апартаментах А-Ль-Сью, в центре точно такого же квадратного ковра.
Впрочем, кое-какие различия все-таки имели место — этот ковер был сплошь завален грудой шелковых диванных подушек. Что оказалось весьма предусмотрительным со стороны Аликс, поскольку материализовалась она не точно на ковре, а на высоте около двух футов над ним, откуда и рухнула незамедлительно на эти самые подушки.
Аликс не опустилась до вульгарной ругани. Только снова фыркнула. Растянулась на подушках в полный рост, закинула руки за голову и позволила себе минут на двадцать расслабиться. Поморщилась — в ухо долбануло уже нехилым разрядом.
— Чип, ты свинья! Пять минут потерпеть не можешь!
— Ничего себе — пять минут! Да ты опоздала с моим кормлением почти на два часа! Хорошо еще, что я взрослый и в меру самостоятельный…
— Не в меру самостоятельный, я бы сказала.
— Я ведь и обидеться могу.
— Ладно тебе! — Аликс встала с глубоким вздохом, сдернула левую клипсу, отщелкнула с нее прозрачный ромбик с тремя металлическими усиками, вставила его в не совсем обычного вида флешку — усики вошли в пазы с характерными щелчками. Флешку же воткнула в настольный комм.
Через голову стащила кольчужную майку вместе с оранжевой шелковой
бронежилеткой, стянула высокие ботфорты, привычно пробуя пальцами острия отвинчивающихся каблуков — хотя идиотизм, конечно, что их могло затупить здесь? — отстегнула ритуальные булавки, больше похожие на стилеты. Сложила все это в узкую щель между стенками портативного чемоданчика. Стянула в узел отросшие волосы.
— Шорты забыла!
— Кто-то наелся?
— А тебе жалко, да? Жалко?!
— Да хоть лопни — мне-то что?
— Можно подумать! Вот помру — кто тебя возить будет?
— Если ты и помрешь — то только из-за собственной вредности.
— А у меня сейчас возраст трудный!
— Скажите пожалуйста!..
Продолжая лениво переругиваться, Аликс сложила шорты к остальным ритуальным шмоткам, срезала под корень волосы, обрила голову и втерла в кожу аппилятор, замораживающий луковицы.
Пока аппилятор впитывался и высыхал, образуя защитную пленку, быстро нанесла свойственный жительницам Перекрестка яркий макияж.
Шкурка, тонкая и прозрачная, была тона на три темнее обычного цвета ее кожи и точно повторяла очертания тела от щиколоток и кистей рук до ключиц. Только в некоторых стратегических местах добавляла этим очертаниям выпуклости. Немного подумав над цветом граничных апликаторов, Аликс выбрала алый с вишнево-сиреневым отливом, как наиболее подходящий к фиолетовым линзам.
Браслеты были без претензий — просто липкие ободки. А вот горловинка — куда интереснее, под грудями она раздваивалась, огибая каждую снизу кокетливым полумесяцем, а потом шла ниже, изгибаясь и охватывая левосторонней спиралькой пупок. К ней еще полагались две вызывающе-острые шляпочки на соски, и в какой-то мере выбор Аликс был обусловлен предвкушением реакции милейшей Цинтии (или Порции) на эти очаровательные штучки.
Фыркнув в очередной раз, Аликс натянула на подсохшую голову роскошную черную гривку и критически осмотрела себя в большом трюмо.
А-Ль-Сью готова к выходу в свет. Осталось лишь придать личику утонченную томность и одеться — в понимании обитателя Перекрестка.
Терна
После бури океан всегда тих и заполнен солнечным светом, словно не было ни поломанных кораблей, ни сотен погибших. Жизнь Терны сейчас затаилась, как вода. Ничего нового не происходило, никто не трогал ее, не сваливал лишней работы. Даже Овод понимал, что если загонять одну из лучших пастушек в своей своре – то она сама скоро откинет ноги.
В их отношениях с принцем наступила такая же тишина. Оба они стали на 15 розг взрослее – девушка больше не шутила глупых шуток, Аргон не заявлялся к ней в голову с приказным тоном. Стало понятно очевидное – как бы они не шипели друг на друга, как кошки, положение дел не изменится. Жизнь Терны действительно была дерьмом, а принц влез в него уже как минимум по пояс.
Спины у обоих зажили практически в один день. Принц, глядя на свою, хоть и покрывшуюся рубцами но зажившую кожу, испытал огромное облегчение и счастье. Бинты оказались в мусорке, можно было упасть в постель спиной и не орать после этого (как с ним уже случалось, когда он забылся), в конце концов, можно было нормально ходить и не бояться, что кто-то хлопнет тебя по плечу. Аргон тут же надел одну из самых красивых своих рубашек. Но мазь, кстати, выбрасывать не стал, мало ли.
Терна наслаждалась здоровым телом так же, как всегда – как в последний раз. Только сейчас ощущение, что она ответственна за себя больше, чем когда либо, внезапно стало давить на нее. Больше не хотелось причинять глупому принцу боль колючками и падениями. Она стелила себе постель, наваливая на матрасик побольше мягкого сена и грелась о теплый бок Лилоса, чтобы Аргон наконец смог, хоть и без особых удобств, но спать ночью. Перестала купаться в холодной воде и пить из луж, пару раз зарабатывала дополнительный паек у служанок за выполненные дела.
Где-то в глубине души она догадывалась, что своей жизнью в данный момент снова обязана темному господину. Она видела свою спину – такая порка завалила бы коптарха. Овод и тот потряс старушек на предмет запрещенных мазей – ну невозможно поднять на ноги труп только протирая его водичкой! Тем не менее, Терна была резва как прежде, разве что, спина теперь была вся огромным шрамом.
Объяснение чуду было проще некуда – Аргон разделил с ней не только боль, но и свою силу и способность к регенерации. Если бы не его страдающее от ударов тело, не его вонючая мазь, то пастушка давно была бы прикопана где-то за сараями. Признаться себе в том, что принц ей тоже действительно нужен – для Терны было не просто. А допускать, чтобы это чувство просек принц – вообще нельзя. Девушке не хотелось, чтобы переживающий (пусть и в основном о собственной шкуре) мужчина исчез и появился язвительно-возвышающийся голос «дважды спасшего».
Ближайшие две недели они оба, вероятно, испытывали схожие чувства. И оба усиленно копались в себе, уже серьезно, без дурачества, изучая новые возможности и способности тела и разума.
Терна оказалась очень способной. Сама она вряд ли осознавала это, но принц видел ее развитие со стороны и не знал, радоваться ему по этому поводу или нет. Скоро оба одинаково легко игрались с своими и чужими мыслями. Они могли проникать в головы друг друга, но уже не оставались незамеченными. Натренированное сознание раздваивалось, оставляя место для диалога и пряча собственные мыслишки за непробиваемую стену. Теперь они могли разговаривать друг с другом в любое время. Принято было решение не запираться от мыслей второго совсем крепко – если нужно, Терна могла ворваться в сознание Аргона в любую секунду. Это было не самое положительное для принца решение, так как он хотел оставлять для себя право спокойно уединяться со служанками, спать, и заниматься другими делами и не ждать гостей. Но пока что мера была крайне необходима – только так, в случае, если Терне будет грозить опасность, вроде избиения, он мог бы хоть как-нибудь попытаться ей помочь.
Кроме диалога, оба научились видеть друг друга. Закрыв глаза и сконцентрировавшись, Аргон мог выцепить образ пастушки в рванье из ее окружения, точно также умела делать Терна. Видеть окружающие предметы, людей и обстановку у них не получалось. Даже ловя Аргона в толпе на балу, девушка только по звукам догадывалась, что рядом с мужчиной с полсотни народу, но видела только его.
По этой причине, чтобы быстро связаться с девушкой, не тратя силы, принц использовал магический шар. Он позволял ему видеть ее, не впадая в полусонное состояние, и параллельно читать книги или есть. Окружение вокруг шар тоже успешно показывал.
Но кровь, поселившаяся в их телах, явно могла большее. Теперь, когда Терна однажды вечером спросила принца о заклятии, он не стал отбрыкиваться и спокойно рассказал почти все, что знал сам.
«Раньше маги прошлого использовали этот обряд, чтобы обрести удвоенную силу и власть. Другим путем такого союза достичь невозможно. Только представь, какие дела могли творить два сильных мага, заключивших союз. Им не нужно было армии, чтобы разорить город или убить дракона.» — Аргон зашуршал, перелистывая странички, пока Терна слушала его с закрытыми глазами – «Обычно они разрезали ладони специальным ритуальным ножом, и пожимали руки, читая заклинание. Кровь от ладоней пробиралась по венам до сердец, гонимая магией, неся силу обоих и смешивая ее. Когда ритуал оканчивался, братьям по крови открывались мысли, желания и способности друг друга. Еще большую силу и единение можно получить, если провести ритуал от сердца к сердцу, но умные обычно так не поступали»
«Слишком опасно?» — предположила очевидное Терна, еще раз вспоминая те долгие секунды, пока оба они были нанизаны на смертоносный клинок.
«Повезло, что у нас не было повреждено опасных органов, а моих сил, подпитанных твоей энергией, хватило для заживления ран. Но у магов послабее меня дело обычно кончалось двумя трупами. Позже ритуал вообще запретили и как-то замяли. Стало попросту ясно, что несмотря на большую выгоду, все это приносит гораздо больше проблем. Зависть, ненависть, крысятничество. Мало кто научился работать, скажем так… в команде.»
Оказалось, что даже несмотря на то, что Терна не была магом, именно благодаря союзу от сердца к сердцу они смогли быстро слышать друг друга. Кроме этого книги описывали другие возможности ритуала.
Свободно видеть окружение друг друга, таким образом часто положительно вмешиваясь в жизнь кровного брата. Переносить свою эфемерную сущность к союзнику, иногда перехватывать управление его телом, подавая сильные рефлекторные сигналы, чувствовать и предугадывать поступки и мысли. По сути, потратив время на тренировку, чтобы обжиться в двух общих телах, совершившие этот ритуал могли стать безгранично сильными и верткими к судьбе пронырами. Считалось, что армия, где есть воин и разведчик с такими способностями – уже победила. Терна и Аргон не обладали и половиной из вышеперечисленного, поэтому хватали больше минусов от ситуации, чем плюсов.
Сейчас оба были заняты примерно одним и тем же – Терна думала, как бы ей еще трепетнее хранить свою ценную задницу, а Аргон – каким образом незаметно выдернуть ее из постоянного риска. Однако, как оказалось вскоре, времени на размышления у них уже не было.
Аргон читал книгу, лежа в ванне, когда девушка бесцеремонно ворвалась в его голову, сметая прочтенные строки.
«Нужно поговорить»
Принц подскочил, отбрасывая книгу, и недовольно сел в воде, заодно проверяя, достаточно ли пены на поверхности, чтобы если девушка решит «включить зрение» не быть перед ней полностью обнаженным. Конечно, стыдиться господину было нечего, но чувствовать себя настолько голым перед собеседником – перебор.
«Ты что как сумасшедшая? Это не подождет?» — с надеждой спросил он, хотя по тону девушки было и так ясно, что не подождет.
«Нет, это очень срочно и касается обоих»
Терна сидела в своей коморке, опершись на бок спящего уже Лилоса и хмурилась так, что брови ее сводило неприятного покалывания на переносице. Она даже не сразу смогла сосредоточиться на разговоре, постоянно оглядываясь на ворота и прислушиваясь.
«Я услышала кое-что сегодня, случайно. Меня продадут. Овод уже нашел клиента. Они отправят Лила на скотобойню, а меня – новому хозяину.»
Аргон, плюнув на приличия, выскочил из ванной и быстро оделся, попутно начиная переваривать информацию.
«Что именно измениться от того, что у тебя будет другой надзиратель?»
«Все. Это точно такое же рабство, но несколько иного толка» — Терна скривилась, потому что где-то там, спрятанное от Аргона, ее сознание рисовало ей самые неприятные картины.
«Что, кто-то позарился на твои косточки?» — недопустимо пошутил мужчина, усмехнувшись.
Терна закатила глаза и потерла лоб. На минутку картины в голове у нее поменялись, и она даже смогла улыбнуться.
«Знаешь, пока я живу наполовину твоей жизнью уже не один месяц, моя фигура округлилась до степени вполне привлекательной, по крайне мере, так думает Овод. Он считает, что мне грех горбатиться, и нашел того, кому я вполне приглянулась. Только вот для тебя это проблемка похлеще соломы – если конечно, тебе не доставляют удовольствие синяки в заднице!»
Последнее предложение она произнесла давно не появлявшимся язвительным тоном, и до Аргона резко дошло слишком многое. Перспектива ощутить, как девушку имеют несколько потных мужчин, была просто омерзительной и ужасной. От мысли, что само по себе это его не так ужасает, как в подтексте их союза даже заставила принца на мгновение устыдиться.
«Когда это произойдет?»
«Покупатель приезжает через три дня. Рано утром на четвертый. Лилоса тоже заберут в это время, думаю… пристрелят на месте» — девушка погладила холку животного, и Аргон почувствовал, что ее сердце сжалось от жалости к другу больше, чем от жалости к себе.
Принц заходил по комнате кругами, шлепая босыми ногами по разлившимся на черном мраморе лужам. Этого момента он ждал и боялся с самого начала. Судьба девушки не была в его руках, и не была меж тем в ее собственном. После пережитого ему самому сильнее отзывались любые лишения пастушки, но здесь и без благородства было ясно, что им обоим конец, попади она к любителю плотских утех.
«Ложись спать, я за ночь придумаю, как тебя вытащить оттуда» — наконец мысленно произнес принц и выдохнул.
Терна кивнула, уже полулежа на своей лежанки. Сна, правда, было ни в одном глазу. Она поглаживала рукой мирно дремлющего Лилоса. Тот даже не подозревал, что совсем скоро его хозяйка может быть растерзана животными, еще более страшными чем те, что носят шкуры, а его собственная шкура окажется на чьем-то чужом попечении.
Аргон еще раз наказал ей спать и пропал из напряженного сознания девушки. Слова Овода, которые она, нужно сказать к счастью подслушала, все еще звучали в ее голове. Теперь оставалось только надеяться, что союз пастушки с принцем впервые принесет им обоим какую-то пользу.