Кому горе….
Мир Земля. Ян.
— Имя.
— Ян Зеленский.
— Возраст?
— Двадцать лет…
— Род занятий?
— Старший декоратор Дворца.
У дознавателя очень спокойный голос… и лицо тоже. Словно они не в Службе Дознания, а где-то в зале перед балом встретились. И беседуют о пропусках и работе штрафных команд… или о летнем дворце.
— Вы преданы Империи?
Нет, все-таки обстановка непохожа… Перед балом декоратор обычно не сидит, пристегнутый к креслу… и не лежат на его висках чьи-то горячие пальцы, от которых по голове растекается неровное покалывание…
— Расскажите о вашей связи с так называемой Темной Лигой.
Преисподняя… Страх схватил за горло, как тугая петля. Даже дыхание сбилось. Лига… Этого обвинения он не ждал. Снисходительность к штрафникам, за которую у него уже два предупреждение висело, дуэль, даже присвоение финансов — эти обвинения были привычны, на это у него есть ответ. Но Лига? Лига — это значит, допрос пойдет всерьез. Лига — это даже при оправдании подозрение останется. Лига — это страшно…
— Я не связан… ни с какой Лигой.
Дознаватель поднимается. Свет становится ярче. Еще ярче… и приходится закрыть глаза. Совершенно неожиданно ему приходят на помощь, правда, странную — на глаза ложится глухая черная повязка.
— Что вы…
— Молчать, пока вас не спросили, — тон дознавателя по-прежнему ровен и сух, только слышится совсем близко. И теперь не посмотришь. Зачем завязали глаза? Чувствуешь себя беспомощным… слепым. Почти как на алтаре. Ну-ка, спокойнее. Пока говорят «вы», не тронут… А он может потянуть время, и тогда Жан сможет… не думать, не думать. Эти пальцы — это ведь телепат? Читают мысли? Не думать про Жана.
— Так вы знаете о Лиге? — голос слышится уже слева…
— Нет. Слышал.
— От кого?
— Просто слухи. Во Дворце всегда много слухов.
— Не пытайтесь ссылаться на свой статус, Ян Зеленский. Сейчас вы просто подследственный. И в ваших интересах говорить правду. От кого слышали? Постарайтесь припомнить.
Как кот с мышкой. Хотите правды? Пожалуйста!
— От дознавателя Елены Бруннер. От заместителя моего… От компании вампиров на балу — имен не знаю, но по приглашениям можно найти. От штра…
Проклятие, не успел остановить язык. Штрафникам еще только допроса в Службе Дознания не хватает!
— Ну?
— От многих. Проще сказать, кто не сплетничал о «преступлениях против Императора и порядка»
— Ваша невеста принадлежит к Темной Лиге?
— Нет.
— Вы так уверены?
Не уверен. Анжелика… Лика… Он знал, чувствовал, что не все так просто с Ликой, что за ее «кое-кому надо помочь» скрывается что-то крупное, но… не думать, не думать. Он законопослушный подданный, он ничего не скрывает, просто думать будет про другое.
— Уверен. Анжелика никогда не говорила и не делала ничего противозаконного. Она предана Повелителю и своему клану…
Лика… нежные губы и шелковые волосы, горячие руки… и растерянные глаза, когда в разгар поцелуев на пол вдруг падает несколько ножей, и негодующий шепот, что из-за него у нее полностью пропадает самоконтроль… Лика…
Пальцы на висках чуть вздрагивают, и покалывание становится болью. Пока терпимой.
— Похоже, вы не слишком откровенны со Службой Дознания, подследственный Зеленский, — голос становится иглой… иглами… они впиваются в руки у локтей, под кожу льется вязкий холод… — Это поможет вам быть искренней.
Кому радость.
Мир Земля. Зоя.
— Почему нельзя? — Зоя почувствовала себя так, словно ей испортили праздник. — Гэс, ведь подозреваемых как хочешь можно! Все знают!
Да что за сволочизм? Эти дни она летала как на крыльях — и Лигу к ногтю наконец прижали, и Дим про свою дрянь узнал много хорошего — узнал, что она, Зоя, права была насчет феникса и ненаглядного Лешика. Права! Она права, так-то вот! Она даже увязалась за штурмовым отрядом, и угадала же! Это она, она прижала эту мерзавку! Как почуяла. И хоть не вышло прикончить своей рукой, зато Зоя лично, своими глазами видела, как Дим прихватил свою бывшенькую. Вот радости было… А сейчас, если хорошо попросить, братец, может, и поиграться даст. Если с умом, если вовремя подойти… то ты у меня узнаешь, дрянь такая, как портить принцессе настроение своими подарками. Только надо чуть выждать — пусть братик сначала сам на этой дряни отыграется. Пару деньков подождать… а потом он обязательно отвлечется и можно будет разрешения попросить. Ну в крайнем случае, тайком пройти. Никто не стукнет, проверено… Вон к Лешке сколько раз тогда шастала, и ничего, сошло ж. А пока можно с кем-то другим поразвлечься. Арестовано-то много.
Так что в Службу Дознания она примчалась еще с утра, забыв и про «выход», и про все остальное… одежду специальную подобрала.
И вдруг — ее не пустили на первый же допрос!
— То, что знают все, не обязательно правда, — терпеливо ответил дознаватель Гэс. — Милорд Дензил дал указание, что «можно» только после приговора. В крайнем случае — когда есть железные доказательства. А тут пока одно подозрение. Вот обследуют его телепатически, выкопают связь с Лигой (если есть), выжмут нужную информацию — тогда и можно будет… Возможно!
— Но…
— А пока нет.
— Но почему?
— Да потому! От ваших развлечений подследственный скорей всего рехне… м-м-м… потеряет рассудок, а в спятивших мозгах даже телепат ничего полезного не выкопает. Потому и запрещено нам… временно…
— Ну тогда я хоть поговорю с ним. А?
Он у меня и разговор нескоро забудет!
— Нельзя… Зоя… ваше высочество… Просто нельзя. Донесут.
Вот дрянь!
— Ну хоть посмотреть? М-м-м?
Кто откажет принцессе?
Во всяком случае, не дознаватель третьего ранга. Так что время для свидания с высокомерно-почтительным красавчиком Зоя получила быстро. И даже успела немного с ним пообщаться. Правда, эти поганцы-подлипалы никакого инструментария не дали, пришлось развлекаться больше обещаниями… да и то не вышло надавить как следует — только нащупала, чем его зацепить, как Дензил заявился. И вежливо так предложил вернуться во Дворец. Шефа дознавателей Зоя не то чтоб побаивалась, но…
В общем, пришлось уйти, не позабавившись как следует.
Но одну шалость Зойка таки себе позволила. Наклонилась поближе — близко-близко, чтоб ощутить дрожь — и шепнула в самое ухо:
— Скоро встретимся… Я даже брата твоего в гости приглашу.
Недобрые сны…
Мир Ангъя. Алекс.
Нет!
Он рванулся… но понял, что снова скован. Попытался дернуться — бесполезно, перенестись… и, холодея, осознал, что снова бессилен. Магию отобрали. Опять отобрали. А она тонула в нескольких метрах от него, тонула в чем-то белом, в ледяном каком-то крошеве, задыхалась, билась… и откуда-то он знал, что это все, что она больше не воскреснет, все, все… и не мог даже руку протянуть!
Лина-а!
Белая волна накрывает лицо… темные глаза.
Лина!
Леш захлебнулся криком… и проснулся. Ночь. Темнота, прорезанная высокими узкими прямоугольниками «окон». Тишина.
Тишина. Только грохот сердца и хриплое дыхание — его…
Еще секунду темный морок сна цепко держал его в холодных лапах — он машинально обвел взглядом пол, ожидая увидеть белый ковер льда и полынью с холодным ледяным крошевом… белесую не-воду, в которой пропало ее лицо…
Он приподнялся на локте — ничего. Обычный пол, из теплого коричневатого камня… мягко светящиеся плинтусы окаймляют стены… «зеленая стена», увитая десятками разных растений, навевает прохладу и свежесть. И никаких белых кусков льда.
Сон.
Это был сон? Такой реальный? Алекс опустился на постель, машинально потирая грудь. Сердце вспомнило, что такое боль, и теперь ныло, будто назло всем врачевателям. Что ж такое… Второй… нет, уже третий кошмар с начала ночи. Ну да, третий. Первый сон был мутным и неопределенным — серое нечто, очень похожее на дайи из мертвого Дайомоса, душным липким облаком окутывало длинный мост… и в этом сыром сумраке мост постепенно начинал таять… трескаться… ломаться под собственной тяжестью. Не перейти на другой берег, не успеть. Не успеть…
Он проснулся со странным чувством потери. Полежал, рассматривая потолок. Встал бы, но здесь не Лига, и не сваришь ночью зелье, не наведешь порядок в планах, если не спится. Это чужой дом. Добрый, но чужой, и не стоит беспокоить хозяев. Надо спать. Силы нужны, ведь каждый день спрессован в десятки разных дел. Скоро домой… Надо спать. Уснул…
Второй сон был похуже первого — раненая жар-птица отбивалась от стаи ворон. Металась по какой-то незнакомой пещере, и все ближе заваленное камнями дно, и все тяжелей полет, и все хуже слушаются крылья, роняя золотисто горящие перья вперемешку с каплями крови. Проснулся от того, что трясли за плечо — оказывается, кричал и разбудил Макса. Кое-как выпроводил встревоженного друга и долго сидел, глядя в зеленые извивы растений. Потом первый раз потянулся за крохотным полупрозрачным баллончиком. Брызнул себе в лицо душистым лимонным спреем, досчитал до тридцати… и провалился в сон, глубокий и как считалось, без сновидений.
И вот теперь это…
Лина. Что-то случилось с Линой… Неужели?
… И черная явь.
Мир Земля. Лина.
— Дрянь.
Лина устало подняла голову.
На этот раз Повелитель не сдерживался, и комнату затрясло. По ближайшей белой стене поползла огненная полоса.
— С***! — на узкую постель падает кристалл. Обычный шестигранник со служебной маркировкой.
Лина закусила губу — ее кристалл. Просто оставила на память. Там Леш… Она хранила запись в своей комнате, в Лиге.
Нашли.
— Куда вы открыли пробой? В какой мир? В какой, дрянь? — разъяренный Вадим не ждет ответа, но комнату трясет, как самолет в воздушных ямах, стены лихорадочно меняют цвет в нестерпимо-радужные переливы, и Лина зажмуривается, когда кристалл у ее бедра вдруг взрывается мельчайшей хрустальной крошкой…
— Я уничтожу тебя за это.
Его голос еще звучит в белой комнате, когда он исчезает в черной вспышке, еще звучит, отдаваясь от зачарованных стен:
— Я уничтожу тебя… уничтожу… я тебя уничтожу…
Спасенные..
Мир Земля. Этьен.
— Этьен, проведен переучет продуктов. При данной численности хватит на полгода. Если…
— Хорошо, рассчитывайте.
— Этьен, мы провели переучет… уточнен список погибших. Двести двадцать семь человек. Вывесить список?
— Да. И в другие убежища передайте. Тоже ведь хотят знать…
— Есть.
— Этьен, к нам просится та группа, из Ирландии. Радикальная группировка… Кого отрядить на переговоры?
— Не знаю. Подожди…
Этьен потер лицо. Сколько он уже не спит? Двое суток? Или больше? Он был просто не готов к этому… Как они справлялись — Сергей, Петр Валерьевич, Алекс — с той лавиной дел, которые рушились на голову ежеминутно? Как он вообще влип в это? В это… руководство? Почему, черт возьми, в их убежище не нашлось кого-нибудь постарше и поопытней? Как же ему не хватает к спокойной сосредоточенности Сергея, неукротимой энергии и предусмотрительности Лешки, уверенности учителя. Они бы справились со всем: с тем, что в убежище не хватает места, и приходится спать по очереди, в две смены. С тем, что аварийная телепортация разделила семьи, и штаб осаждают матери, умоляющие отправить их к детям, и мужья, требующие воссоединить их с женами и ребятишками. И сколько ни объясняй, что требуется затаиться на время и даже связь держать по минимуму, они только смотрят умоляющими глазами и упрашивают. Если не переправить, то хоть узнать, где родные! С тем, что два мага подрались (нашли время, придурки!) чуть не обрушили потолок в спальне второго уровня, и теперь надо как-то наказать одного за провоцирование конфликта, второго за несдержанность. С тем, что у порога постоянно толчется команда особо деятельных, требующих отправить их на разведку или отлов «языков» и очень обижаются, когда им предлагают вместо этого отправиться на сортировку продуктов и наладку освещения… С тем, что в лазарете лежат три десятка раненых, а все лекарства, оставленные в этом чертовом убежище, закрыты кодом, который неизвестно кто должен был сообщить, да так и не сообщил. И теперь пятерка лучших «ломщиков» чар без перерыва на отдых пытается вскрыть этот **** «сейф», чтоб его! Хоть бы кто-то помог… Хоть бы Алекс скорей вернулся…
— Этьен, новости.
— Хорошие или плохие?
— Как сказать. — Тони был явно растерян. — Нас эльф нашел. Мальчик этот, который с Марком вместе «прыгнул», его сын. Эльф его подлечил как-то по своему… и он пришел в себя. Так вот, он сказал, что Огневу скорей всего, взяли. Все остальные в той последней группе погибли. Феникс отправила мальчишек на последнем телепорте.
— Так.
Усталость вдруг перестала каменно давить на плечи. И глаза… они не перестали болеть, словно в них песку насыпали, нет, но это было уже неважно. Значит, вот как… Сергей, Петр Валерьевич… Лина. Ну что, Этьен, мечтал свалить с себя ответственность? Привык, что рядом всегда есть тот, кто решит за тебя? Кто-то умнее тебя, опытнее, кто-то более предусмотрительный и знающий?
А вот получи. Нет больше никого постарше, ты один. А значит, придется тебе самому стать предусмотрительным, решительным и знающим. И прекратить ныть, черт побери!
— Так… Собирай совещание, Тони.
Приз фениксу…
Мир Земля. Лина.
В этой комнате, конечно, не было ни окон, ни часов. Но то, что близится время очередного ежедневного визита Повелителя, она чувствовала, даже не открывая глаз. Гордись, феникс, к тебе он приходит чаще, чем к брату…
Но гордиться не хочется.
Ничего не хочется.
Он приходит ежедневно.
Сотворяет себе кресло, потягивает сок… уже не угощая ее, и беседует… Беседует… Если это можно так назвать. Каждый разговор — как пытка. Повелитель умен. И знает, куда бить. Он находит не только уязвимые точки, было б легче. Нет. Повелитель словно видит самое дорогое, то, ради чего давно мечтавшая о смерти девушка цеплялась за жизнь, находила силы любить и верить, то, что составляло ее суть, ее душу.
И растаптывал одно за другим. Безжалостно и аккуратно, с несвойственным Ему хладнокровием.
Ей некуда было деться, негде укрыться, невозможно сопротивляться… только терпеть.
Еле слышное движение воздуха. И давящее ощущение чужого взгляда. Пришел.
— Опять валяешься, Лина? Даже Повелителя не поприветствуешь?
Белое кресло, оранжевый бокал…
— Сегодня поговорим о твоей глупости…
Она молчала, но это становилось все трудней…
— На что ты клюнула? На лицо? На зеленые глазки? Он красавчик, кто спорит… Этого хватило?
Ты же при дворе не смотрела даже на темных эльфов! Что ты в нем нашла, феникс? Что в нем было такого, чтобы разрушить свою жизнь?!
Что? Лина вспомнила тепло, которое грело ее при взгляде на спящего Леша… Жар, плавивший сердце при взгляде в его глаза. То, как разом отодвигалось рядом с ним все плохое и темное, что приносила жизнь… Разве это была жизнь — до него?
— Ах да… Любовь… — в голосе Вадима это слово прозвучало глумливой насмешкой. — Любовь… Лина, ты и правда такая дура?
Дура, милорд… Но вас это не касается.
— Идиотка… — почти ласково сказал Повелитель… — А ну-ка, поиграем в десять вопросов. Знаешь, почему Леш в постельке был такой неумеха? Ты помнится, даже жаловалась… Не догадываешься? Посмотри сюда. Это Сашенька, тоже из ведьм, светлых причем. Красавица, а? Кровь русалки, не какая-нибудь. Леш полжизни ее любил, лет с двенадцати, ни на кого больше не смотрел, так что опыта ни с кем не набрался. Верный до психоза. Смотри, смотри! А зеркало дать? Ты серьезно считаешь, что мой ненормальный братец мог после Саши полюбить тебя?
Тебя — темную ведьму?
Тебя — свою тюремщицу? Убийцу?
Тебя?!
Если и впрямь думаешь, то ты глупей, чем я думал!
Он смотрел безжалостными светлыми глазами и насмешливый низкий голос бросал фразу за фразой:
— Ну-ка, припомни, кто кого в постель потащил? Ведь не он же, правда? А когда он впервые тебя о чем-то попросил — до или после? Вспомни! А хоть раз он тебе отказал? Так ты уверена, что это любовь, а не плата натурой за крохи свободы, за защиту? А?
Лина стиснула зубы: это неправда. Это все неправда. Нет…
Но слова Вадима были пропитаны какой-то жуткой убедительностью и въедались как кислота. Гипноз? Проклятье!
Идите вы к дьяволу, милорд!
Вадим насмешливо скривил красивые губы:
— Наверняка сейчас ты думаешь, что я ничего не понимаю. Не понимаю, правда. Со стороны Леша все понятно — он пользовался, чем мог, тем более за свободу и союз с Темной Лигой чего не сделаешь?! Но ты-то на что повелась?
Забавно… если б я к нему мужчину назначил, он бы что, тоже страстную любовь разыграл, или на дружбу поставил? Знаешь, дружить у него тоже хорошо получается… Бэзил, дурак, так и молчал про своего друга, пока не рехнулся… Знали б дознаватели раньше…
Он нахмурился — еле заметно, зло, и вдруг все его насмешливое спокойствие исчезло.
— Не надейся.
Что-то дернуло ее вверх, перышком бросило вперед, почти вплотную, так, что она почувствовала Его дыхание…
— Не надейся. Ты от меня никуда не уйдешь — никуда, слышишь? Ни в Лигу, ни в смерть, ни в безумие! Ни в прошлое, ни в будущее, ни в Преисподнюю, дьявол ее забери! Ты останешься здесь. Пока не поймешь, что сделала ошибку, выбрав не тот путь, пока не пожалеешь об этом всей душой, пока не раскаешься! Поняла? Ты поняла меня, лживая дрянь?
Серый лед истаял в огне, бешеном, нечеловеческом, алом… Несколько секунд, пока он смотрел вот так, глаза в глаза, она не дышала…
Пережидая ставшую привычной боль, Лина кусала губы и пыталась отвлечься… (Феникс с каждым днем все безжалостней требовал пищи, и даже просто лежать тихо было нелегко… Лежи тихо. Дыши ровно. Попытайся съесть, что дают. Лучше постарайся, потому что умереть тебе не дадут, а насильное кормление мерзость. Почти как изнасилование). Тихо-тихо, все, уже все… Он ушел. На сегодня.
Отвлечься…
Не думать о Леше. Здесь — не думать…
Что ж Вы так беситесь, милорд? Почему продолжаете меня ломать? Вы же все знаете, ваши телепаты взломали мою защиту за пару часов. И вытянули все, что я знала. Даже это, про мир Ангъя. И про Леша все знаете… Проклятье, как теперь… что же теперь будет? Ведь теперь он просто перекроет переход из этого мира не пустит команду обратно. Это же так легко… просто не пустить.
Или… или все же пустит? Он мстительный и расчетливый. Он не позволит брату снова скрыться где-то в чужом мире. Нет-нет, не позволит… Даст войти… и сразу в клетку. Так ведь можно… А потом будет новая всепланетная трансляция казни «преступников против Императора и Порядка». Так? Для казни вовсе не обязательно выпускать из клетки. Никакого риска…
Белый пол вдруг становится ледяным — до остановки дыхания. Размытым в дрожащей пелене… Что это, слезы? Глупо плакать сейчас — не поможет. Но их не остановить, текут и текут, и остается только плотней прижаться лицом в это белое, пряча от всевидящих камер…
Леш, Леш, Ле-ша… высшие силы, ну вы ведь есть! Вы должны быть! Ну пожалуйста, сделайте так, чтоб Леш не влип в эту дьявольскую западню! Пожалуйста… Леш ведь умный… Он же поймет, если что не так? Сможет что-то придумать?
Я ведь ничего не могу. Ни помочь, ни скрыть, ни даже с собой покончить! Преисподняя…
Что вам надо от меня, милорд?
Раскаяния? Почему вы так хотите, чтобы я признала, что ошиблась? Что зря отказалась от зла? Почему?
Почему?!
Потому что Зло — это Вы?! Потому, что боитесь, что тогда, много лет назад, выбрали неправильно?! Отказались от себя, от Света и теперь мстите тем, кто выбрал другое?!
Я бы сказала «будьте прокляты», но вы и так… прокляты…
Один течет волной живою,
По камням весело журча,
Тот льется мертвою водою…
А.С. Пушкин. Руслан и Людмила
Маринка не знала, радоваться ей или печалиться. Уроки домоводства, которые давала ей старуха, усваивались легко, играючи. Про себя она назвала это простейшей бытовой магией и обнаружила в себе недюжинные к ней способности. Авдотья Кузьминична объяснила это очень просто: недаром Маринкину бабушку считали немножко колдуньей, а способности эти передаются по наследству. Но она сразу предупредила, что за несколько дней ничему толковому ее не выучит, а на три года оставаться уже не предлагала.
В каждом ее слове Маринка искала злой умысел. Зачем учит? Хочет обмануть, усыпить тревогу и недоверие. Зачем кормит? Так на убой, в прямом смысле на убой! Почему не зовет учиться дальше? Так Маринке жить осталось несколько дней, какие уж тут три года!
Притворялась старуха очень искусно, иногда Маринка даже сомневалась в правильности своих выводов, настолько ей бывало интересно и в некоторой степени уютно. Авдотья Кузьминична знала очень много, некоторые ее фразы становились для Маринки откровением, хотя и были высказаны простыми незамысловатыми словами.
Прорывом в их отношениях стала, как ни странно, именно Маринкина идея. Нет, ей не надоедало смотреть в блюдечко на Игоря, она могла бы часами наблюдать за ним и нисколько при этом не скучать. Но старуха замучила ее едкими насмешками, да и природное любопытство пересилило иллюзию: Маринка решила испытать волшебное зеркальце по полной программе. Египетские пирамиды и джунгли Амазонки недолго ее развлекали, родительский дом вообще не тронул ее воображения, и собственная пустая квартира не вызвала тоски и желания вернуться домой. Единственное, что остро ее кольнуло, — это вид выключенного компьютера, одинокого и уже покрытого легким слоем пыли. Вот чего ей здесь не хватало! Так захотелось пробежаться пальцами по клавишам, посмотреть, как медленно начинает светиться монитор, проверить почту, заглянуть в Интернет…
Правы те, кто считает компьютер чем-то вроде наркотика, эта штука привязывает к себе, становится незаменимым инструментом на все случаи жизни. Конечно, каждому свое, и просиживать ночи напролет за игрушками Маринка для себя интересным не считала, но все остальное — от кулинарных рецептов и новостей до профессиональных проблем и их решений — было связано с компьютером. Отправляясь в магазин, она список продуктов печатала на принтере, а не писала на листочке. Она не покупала книг, а читала их с экрана, слушала радио и смотрела фильмы только через компьютер, общалась с друзьями по ICQ и звонила по телефону, используя Skype.
«Эх, сейчас бы увидеть окошко Рамблера!» — отчетливо подумала она и очень удивилась, когда блюдечко вместо унылого интерьера ее комнаты высветило знакомый логотип поисковика, мелкие, едва различимые буквы и рекламные баннеры. Маринка подпрыгнула от неожиданности и чуть не вскрикнула от радости.
— А ну-ка сделай мне разрешение шестьсот сорок на четыреста восемьдесят! — не особенно рассчитывая на успех, потребовала она.
Картинка увеличилась в размерах, так что буквы стали вполне читаемыми.
— А теперь покажи страничку с поиском… ну, скажем, «свадебные обряды».
Блюдечко задумалось на секунду и выдало список найденных Рамблером страниц… Это невозможно. Маринка отлично знала, как работают поисковые системы: такой страницы, которую она получила на странном круглом экране, в природе не существует. Это не египетские пирамиды и не Ниагарский водопад. Поисковик должен получить сигнал и произвести выбор, это не односторонняя система! Значит, блюдечко умеет посылать сигналы на вход компьютерной программы?
Ни сияние перелет-травы, ни загадочное вращение избушки, ни даже изображение Игоря на серебряной амальгаме не казались Маринке настолько волшебными, как этот виртуальный, мысленный сигнал, переданный железному мозгу неизвестного сервера, находящегося за тысячи километров отсюда.
— А открой мне ссылку под номером три… — замирая от удивления, попросила Маринка.
И ссылка открылась! Это было уже не так невероятно, все же показать готовую страницу не сложней, чем Вестминстерский мост через Темзу, но все равно — это здорово!
— И-есс! — Маринка потрясла сжатым кулаком, и ее радостный вопль старуха не оставила незамеченным.
— Что это ты такое там обнаружила? — она свесилась с печи и насупила брови, стараясь рассмотреть изображение в блюдечке.
Маринку распирало от удивительного открытия, и она не стала скрывать его от старухи:
— Отсюда можно выходить в инет! Вы и представить себе не можете, как это круто!
Авдотья Кузьминична ловко спустилась с печки и присела рядом с Маринкой.
— Ну-ка показывай, что такое твой инет… — проворчала она как будто недовольно, но Маринка успела привыкнуть к ее бурчанию и давно поняла: за недовольным тоном прячется любопытство, а иногда и искреннее, почти детское восхищение. О возрасте старухи она боялась даже подумать, но было удивительно, что живость, интерес к жизни и к людям не проходят с годами. Маринкина бабушка тоже не слыла занудой, но до задора Авдотьи Кузьминичны не дотягивала.
Маринка честно рассказала об инете, что знала и что о нем думала, показывая примеры в волшебном зеркальце. Старуха качала головой и чмокала губами, а в конце непродолжительной лекции выдала:
— Да, надо же, какую вещь сотворили! Весь шарик паутиной оплели…
Маринка на секунду задумалась и вспомнила, что слов «всемирная паутина» не упоминала…
— А вы… знаете английский язык? — спросила она старуху.
— Я знаю все языки. Но имела в виду не название. Просто похоже на паутину, где-то дергают за нитку, а на другом ее конце она отзывается. Ты бы назвала это информационным полем, но я-то таких слов не знаю. Да, если в это поле сунуться, да еще грубыми руками… Большие дела можно делать и больших бед натворить… Спасибо за науку, теперь знаю, чего опасаться и где ответы на вопросы искать.
Маринка очень гордилась собой: ей казалось, что старуха знает все на свете и ничего нового сообщить ей нельзя.
— А сама-то ты чего там искала? — неожиданно спросила Авдотья Кузьминична, и Маринка решила, что это тот самый повод для расспросов, которого она так долго ждала. Но как спросить и не выдать себя? Не показать, что ей известны старухины планы?
— Нам сказали… нам объяснили, будто есть способ избежать неминуемой смерти…
— Неминуемой смерти? Это интересно! Ну и что же вам объяснили?
— Что смерть можно обмануть, провести обряд «умирания». Для девушек это свадьба, а для мужчин — инициация…
Старуха хохотала. Она хохотала до слез, которые путались в ее многочисленных морщинах на щеках, и вытирала лицо высохшей рукой. Маринка хотела оскорбиться, но старуха вдруг стала серьезной и немного злой.
— Да, есть такие обряды. И кто же вам об этом рассказал?
— Один колдун.
Глаза старухи сузились, и губы расползлись то ли в улыбке, то ли в оскале. Она подумала немного, ничего на это не сказала, но про обряды продолжила без напоминания:
— Ну так что, чем же тебе свадебный обряд не угодил? Или думаешь, какое-нибудь особенное волшебство для этого требуется? Ты ж замуж собираешься!
— Я? — Маринка смутилась. — Я как-то об этом и не думала… Сейчас это не модно… И потом, я уже была замужем однажды. Да и не сватал меня пока никто.
Маринка потупилась, а старуха усмехнулась своим неизменным «ха!».
— Не сватал, так посватает, не боись. Вот и справим свадебку, хочешь? Я тебе платье сошью, никто такого в жизни не видывал. Гостей позовем, столы накроем.
— Ну… разве так можно… — Маринке вовсе не хотелось, чтобы Игоря кто-то принуждал на ней жениться. Да, она когда-то считала, что замужество не для нее. Когда-то — это еще неделю назад. Но бабушка нагадала ей свадьбу, и мысль об этом прочно поселилась в голове. И жить с Игорем — таким надежным, таким умным и таким дорогим — это, наверное, очень здорово. Но как жить?
— Я тебе так скажу, — прервала ее размышления старуха, — у тебя выбора-то нет. Или замуж пойдешь, или сгинешь. Так что не думай много-то. И никто твоего ненаглядного неволить не станет, сам прибежит, даже если про ребеночка ничего знать не будет.
— А… — Маринка поперхнулась, — а про какого ребеночка?
— Вот через полмесяца узнаешь, про какого, — хихикнула старуха.
Маринка не успела переварить это сообщение, как неожиданно вспомнила: Игорь! Ему, как и ей, грозит смерть! И одной свадьбой дело не обойдется. Обрадовавшись разговорчивости старухи, она не побоялась задать и этот вопрос:
— А для мужчины? Нужен этот самый обряд инициации?
— Да, и такой обряд имеется. Жестокий обряд, не всякий в живых остается, но после него охотник становится бесстрашным и неуязвимым. А некоторые начинают понимать язык зверей и птиц. Только сейчас мужчины уж больно хилые пошли, трусливые и духом слабые. Какие из них бесстрашные охотники?
— И как? Чтобы избежать смерти, нужен именно этот обряд? — испуганно спросила Маринка. Медвежье Ухо, конечно, вовсе не хилый, не трусливый и не слабый духом, но ей совсем не хотелось, чтобы его кто-то мучил, пусть и с самой благородной целью.
— Вот от того, что женщины вроде тебя решают за мужчин, какими им быть, они хлипкими и становятся, — уклончиво ответила старуха, — сначала мужей бережете, потом сыновей, и растут в результате тухлые куски мяса вместо отважных воинов.
Старуха определенно читала мысли, иначе откуда она взяла придуманный Маринкой «Тухлый Кусок Мяса»?
После этого разговора Маринка едва не поверила, что Авдотья Кузьминична не собирается ее убивать, да и отношения у них изменились в лучшую сторону. Старуха сама взялась колдовать над блюдцем, разглядывая Интернет в подробностях, и время от времени надолго покидала избушку, поворачивая ее крыльцом к пропасти. Как Маринка ни прислушивалась, нужных слов так и не расслышала.
Теперь все ее мысли сосредоточились на Игоре — вместо того чтобы спасать свою жизнь, он пасет старухиных кобылиц, чтобы вытащить ее из плена. И если предположить, что убивать ее старуха не собирается, то ему надо брать перелет-траву и бежать к Волоху. Жаль, она не может узнать, какой срок установлен ему, раньше ее или позже? Он пока ничем не показал, что срок приближается, а сказать об этом не мог, Маринка лучше других понимала, почему: как только ей хотелось назвать дату вслух или намекнуть на нее, к горлу подкатывал тугой ком, ей казалось, что, сообщив об этом кому-то, она умрет немедленно, этот тугой ком в горле ее сразу же задушит.
Она смотрела на Игоря в блюдечко, но ни поговорить с ним, ни передать ему весточку не могла. Убегать от старухи ей теперь не хотелось, хотя в глубине души еще оставалось сомнение в том, что Авдотья Кузьминична ее не обманывает и действительно собирается выдать замуж, а не убить.
На Рамблере она уже не искала свадебные обряды, а обряды инициации мальчиков — и у северо-американских индейцев, и у папуасов, и у сибирских шаманов — были практически одинаковыми и никак для Игоря не подходили. И потом, какой же он мальчик! У него уже есть настоящее индейское имя! Маринка вычитала на одном сайте, что такое имя называется обережным и имеет глубокий смысл. Ее несерьезная игра, оказывается, дала Игорю сильного покровителя.
Теперь она искала русские народные сказки про избушку на курьих ножках. Но сколько ни повторяла смешные формулировки, вроде «Встань ко мне передом, а к лесу задом», повернуть избушку ей не удалось. Видимо, с тех времен пароль успели поменять.
На пятую ночь в избушке ей приснился страшный сон. Начинался он вполне счастливо: Игорь вез ее по лесной тропинке на белом коне, вокруг пели птицы, зеленели весенние листья и светило солнце. Сон был таким ясным, что Маринка чувствовала, как Игорь прижимает ее к груди, чувствовала его руки на своих плечах, его теплое дыхание и легкое прикосновение губ к волосам. Ей хотелось повернуться и обнять его, но Игорь боялся, что она упадет с лошади, и оборачиваться не разрешил. И ощущение счастья от этой невозможности только усиливалось, становилось острей и чувственней, и сердце замирало в ожидании, когда Игорь снова дотронется губами до ее волос.
Они подъехали к озеру, и на землю неожиданно опустились густые сумерки. Маринка не заметила, как они оказались стоящими на земле, взявшись за руки.
— Я привел ее! — крикнул Игорь, сложив руки рупором, и отошел на шаг. Маринка хотела последовать за ним, но ноги ее не послушались. Медвежонок ушел в темноту, растворился в серой пелене, как призрак, и она осталась одна у самой кромки воды.
Озерная гладь в полутьме казалась черной и маслянистой, как нефть. Тишина вокруг оглушала звоном в ушах, безветрие не шелохнуло ни веточки, ни травинки. И зеркало черной воды, гладкое, неподвижное, смотрело в небо, подобно огромному мертвому глазу. Только сумерки сползались со всех сторон, похожие на клубы темно-серого тумана, словно пылинки ночной сажи выкристаллизовывались из воздуха и заполняли собой пространство все плотнее и плотнее.
И перед тем, как наступила полная темнота, из сумеречного мрака на середине озера вдруг выступила черная фигура в широком балахоне с островерхим капюшоном. И изнутри бархатно-черного провала на месте лица матово вспыхнули два бледно-зеленых зрачка. Маринка хотела вскрикнуть, но голос отказал ей. Она хотела бежать, но ноги замерли на месте — тело сковало странное оцепенение, она не могла двинуть и кончиком пальца, не могла шевельнуть губами: их уголки безвольно опустились вниз, и зубы разжались, приоткрывая рот.
Черная фигура бесшумно шла к берегу, и полы балахона двигались в такт ее широким шагам. Мерцающие холодным светом зрачки не были похожи на звериные, Маринке показалось, что под капюшоном прячутся очертания треугольной головы огромного змея. Ужас выступил на лбу мелкими каплями пота, она силилась зажмуриться, но веки ей не подчинялись. Не дойдя до Маринки двух шагов, некто вскинул руки: широкие рукава развернулись, как крылья черного ворона, и окутали Маринку с обеих сторон. Только вместо человеческих рук в рукавах пряталось нечто очень гибкое и мускулистое. Оно обвило ее шею, как хвост удава, перекрывая дыхание; капюшон сполз назад, и змеиная голова глянула ей в глаза неподвижными фосфоресцирующими зрачками. Из еле заметной прорези рта змей выбросил вибрирующую раздвоенную ленту языка, и она коснулась Маринкиного лица — холодная, влажная, мгновенно ощупавшая кожу.
Она хрипло кричала и хлестала по лицу руками, пытаясь стереть с лица кошмарный поцелуй, содрать кожу, до которой дотрагивался раздвоенный язык. Футболка, ладони, лицо, волосы — все промокло от пота, стало отвратительно клейким, спальник облепил тело, и ей казалось, что змеи все еще опутывают ее со всех сторон.
Старуха на руках вытащила извивавшуюся Маринку во двор и окатила водой из ведра. Вода была не холодной, а приятно прохладной, чистой, смывшей с кожи душный кошмар.
— Еще… — выдохнула Маринка, догадываясь, что не спит.
Авдотья Кузьминична повторила процедуру отрезвления. И откуда в ведре бралась вода? До колодца-то оставалось не меньше двадцати шагов!
— Что ж ты, детонька… — пробормотала старуха и взяла Маринку на руки, как ребенка, — пойдем-ка скорей обратно…
В избушке уже горели свечи, Авдотья Кузьминична усадила ее на сундук, раздела догола и завернула в шубу вместо липкого спальника. И вовремя — после обливания Маринку начал бить озноб, и воспоминание о кошмаре его только усиливали. Лицо горело и саднило.
— Посмотри, что с личиком-то сделала… — бабка сунула ей в руки блюдечко, и Маринка с ужасом увидела широкие кровоточащие царапины, располосовавшие щеки, и губы, и нос.
— Ой, мамочка! Что же теперь делать? — стуча зубами, выговорила она.
— Да ничего. Сейчас тряпочку приложим, и все пройдет. Не бойся.
Старуха вынула из кармана что-то вроде носового платка, вытащила из-под столика бутыль с мутно-белой жидкостью, похожей то ли на молоко, то ли на самогонку, и плеснула немного на тряпку.
— Мертвая вода. Запоминай, все раны исцеляет, кости сращивает, даже голова отрубленная на место прирастет, если ее мертвой водой сбрызнуть.
— Что, и человек оживет? — Маринка поморщилась от прикосновения носового платка к лицу.
— Нет, — усмехнулась старуха, — на то живая вода нужна.
— И где берут эту живую воду?
— Лучше бы спросила, где берут мертвую. Живая вода в ручейке бежит, на крыльцо выйди да посмотри. Глубоко, конечно, но достать-то можно. А мертвая вода — в молочной реке Смородине. И попасть туда непросто.
— И как, если у меня есть и живая и мертвая вода, я кого хочешь оживить могу?
— Увы. Если бы это было так! Люди бы вообще не умирали.
— Тогда зачем живая вода нужна?
— Не скажи. Нужна. Из царства мертвых вернуться. Не твоего ума дела, в общем. Что ж тебе приснилось-то, что ты с лицом своим такое сотворила?
Маринка посмотрела в зеркальце — ни одной царапины не осталось, будто их и не было. Еще одно волшебство… И лицо вроде бы помолодело: исчезли недавно появившиеся «гусиные лапки» вокруг глаз, щеки зарумянились, глаза заблестели.
— Мне приснился монах, — с готовностью ответила она, — он мне с самого детства снится. Я его называла «человек-смерть». Только сегодня он был еще и змеей.
— Монах? Ну-ка расскажи мне про этого монаха. Может, ты и наяву его встречала?
Маринка хотела рассказать про заброшенный пансионат, в котором они видели оборотней, но вовремя вспомнила о клятве огнем. Игорь так строго относился к обещанию, что она сама наконец начала принимать его всерьез.
— Нет, не встречала. Он мне только мерещился, — сказала она, — в сером балахоне, с капюшоном.
Старуха насупилась и замолчала, как будто размышляла о чем-то. А потом начала говорить.
— Знаешь ли ты, милая моя, что с тобой произошло? Почему смерть на плечо тебе села?
— Нет… — Маринка привстала.
— Я тебе расскажу. Монах этот, как вы его называете, на самом деле, конечно, никакой не монах. Хитрый он, подлец, и сила в нем есть. Моих сторожей он за версту обходит, словно нюхом их чует. И со мной встречаться не хочет, понятно почему. Как уж, верткий и ушлый. Только рано или поздно я его, убивца, достану.
Старуха с недоброй усмешкой потрясла головой.
— А что он сделал? — спросила Маринка.
— Есть на свете такая вещь — ниточка судьбы. И есть время. В этом мире время — всего лишь секунда, которой ты живешь. Прошлого не воротишь, а в будущее не заглянешь. Ниточка судьбы вьется и через эту секунду перекатывается. И если на ниточке завязать узелок, то она разорвется, как только узелок до этой секунды добежит. Вот этот подлец на твоей ниточке узелок и завязал. Человек с узелком на судьбе чует его, знает, сколько ему осталось, а узелка развязать не может.
— А почему я никому не могу сказать, сколько мне осталось? — спросила Маринка, думая не столько о себе, сколько об Игоре.
— Потому что надеешься. Вслух сказанного не воротишь, не изменишь. Слова — штука странная, вещная. Словом беду отвести можно, а можно приманить. Поэтому человек с узелком и спешит кому-нибудь рассказать о своем знании, отвести беду. Но открыть постороннему свою судьбу — это уже совсем другое, это опасно, это судьбе наперекор пойти, а судьба этого ох как не любит! Так что и не говори никому, ничего хорошего из этого не выйдет.
— А зачем ему это понадобилось? Почему он это сделал?
— Решил, что имеет право чужой жизнью распоряжаться. Без малого сотню человек погубил. Недаром он тебе в кошмарах снился. «Человек-смерть»! Так и есть, точно так и есть. Убийца, хитрый и безжалостный.
— Но почему? Я не понимаю! Это что, искусство ради искусства? Или он, как Раскольников, Наполеоном решил сделаться?
— Да нет, Наполеоном ему быть неинтересно, — старуха проглотила и Наполеона и Раскольникова, как будто знала о них всю жизнь, — тут другое. Люди с такими способностями очень несчастны, если разобраться. Они не видят в жизни радости. Чем сильней они становятся, тем меньше им нужна их сила. Есть те, кто смиряются с этим, живут игрой ума или тихо прозябают где-нибудь в глуши. Но если в человеке что-то пошло вкривь, если он не умеет увидеть мира таким, какой он есть, не чует его лада и порядка, тогда он ставит себе задачу, которая идет вразрез с этим порядком. И думает, что, добившись цели, будет счастлив. Нет, не будет.
Старуха снова задумалась, но Маринка ее раздумья прервала:
— А что, свадьба этот узелок развязывает?
— Нет, — Авдотья Кузьминична подняла голову, — не развязывает. Свадьба — это умирание и воскрешение. Если это действительно правильный обряд. Когда невеста дает согласие на брак, старая жизнь ее умирает, а новая начинается только после свадьбы. Новая ниточка появляется, а старая уходит в небытие. И инициация — точно так же. Только женщина к смерти более чувствительна, для нее умереть и воскреснуть естественно, а мужчина устроен проще, пока ему не докажут, что он мертв, он в это и не поверит. Когда он поверит, что его на куски разрубили, кровь выпустили, в котле сварили или в печке зажарили, тогда и готов будет новую ниточку своей судьбой считать. Зато ниточка эта крепче будет, потому как тут он сам себе судьбу выбирает.
Интересно, а что придумал Волох? В чем состоит его обряд? Надо немедленно связаться с Игорем, рассказать то, что она узнала, и уговорить его отправиться к колдуну.
У пиратов. Глава 3.
– Так, что же делаем? – В третий раз повторил Берт. Эмиль еще раз нервно огляделся. Киборгу все время казалось, что за ними следят.
– Думаем. – Рон сидел на полу, остальные на трубах. Они забрались в маленькое, явно техническое помещение без дверей, зато с большим количеством труб непонятного назначения. Уселись и устроили совет, как вызволить своих людей так, чтобы они не пострадали, и желательно не очень пострадав самим.
– Пиратов не больше двух сотен, может, попытаться заблокировать часть помещений и добираться до хозяев постепенно зачищая пиратов. – Берт тоже оглянулся, ему тоже казалось, что за ними наблюдают, хотя, как ни сканировал киборг помещение, ничего обнаружить не мог.
– Если им сразу кислород не перекроют! – Эмиль раздраженно смотал волосы в хвост и еще этот хвост замотал в узел. Сейчас ничего в дерганном тревожном существе не напоминало спокойного полицейского, и верного друга Асато. Настоящий сломанный кибер со всеми недостатками. – Я, когда был в участке, слушал новости. Все отсеки на таких кораблях имеют автономное отключение. Так что сначала необходимо пробраться и забрать людей, а уже потом что-то делать с пиратами.
– А вот это здравая мысль! – Все три киборга свечой взлетели со своих мест и замерли уже в боевых стойках. На стене напротив них переменил цвета, став видимым, С-маур. – Если вы хотите получить своих людей, надо действовать сообща. У нас же есть все необходимое для прекрасной трагедии в стиле старой земли! А вы хотите устроить банальную бойню. Нет в вас артистизма, киборги.
– Как ты подкрался? – насупился клон. Киборг еще слишком мало общался с арраном, чтобы полностью осознать, что за существо находится с ним на одном корабле и главное, почему никто больше не горит желанием обзавестись таким спутником.
– Ох, двуногие, ну я же охотник. – С-маур поднял сразу две лапы и замер, в какой-то момент в трубах донёсся едва слышный звук и лапы опустились, поднялась следующая пара. Обрадовал помрачневших парней: — Я так могу очень долго двигаться. Несколько дней, если надо. Но обычно добыча попадается быстрее. Так вот, есть у меня идея. Рон, ты к местной информационной сети можешь подключиться?
Старший киборг кивнул, пытаясь представить себе аррана в качестве противника. Шансы на победу были пятьдесят на пятьдесят, что довольно странно. Сам он никогда не расценивал это существо, как опасное. Хрупкое, странное, необычное. Но не опасное. А программные расчеты показали высокую степень опасности.
– Так, вот, парни, сделаете, как я сказал, вас самих к хозяевам проведут и дадут доступ! Рон, мне нужно, чтобы ты определил место, укрытое от посторонних глаз, куда не суется офицерский состав, но частенько заходит низший.
Диверсант застыл, подключившись напрямую к сети корабля. Разумеется, вмешиваться в команды с командного пульта он не мог, слишком долго вскрывать, да и опасно. Но изучить план и найти отсек, соответствующий запросу С-маура сумел.
***
– Почему, собственно, арраны плетут паутину, как их дикие предки? По идее, это атавизм! Совершенно ненужное действие! Имея возможность заготовить сколько угодно синтетической нити, даже с необходимой клеевой пропиткой, с возможностью наладить кормление синтетическим продуктом! И ведь даже попытки не было, а что это значит? А это значит, что имеют место чудовищные предрассудки, которые влияют на будущее всего разумного народа. Все, Берт, можешь выбираться! Только осторожнее, придурок ты механический, испортишь шедевр – укушу за то место, которым думал твой программист! – С-маур с удовольствием посмотрел на результат. Заплетенный прекрасной, просто идеальной паутиной коридор, и три аккуратных кокона потрясающей красоты. Такие шедевры у него даже на конкурсах не получались. Вот что значит вдохновение! Гибкие киборги выбрались наружу, проделав небольшие отверстия, через которые нормальный человек если и вылезет, то только по частям. Покинутые коконы сохранили форму, чем-то напоминая обиженные на жизнь египетские мумии. Паук с сожалением посмотрел на результаты своего творчества и решительно переполз на Эмиля. Киборг даже не пошатнулся, подумаешь, шестьдесят пять килограмм на плечах! Зато теперь можно сорваться на бег, не боясь, что куда более многоногий, но менее быстрый товарищ отстанет.
Впрочем, пробежаться им не удалось, пришлось замереть глядя в стену, на которую поспешно переполз и мимикрировал паук.
– Эй, куклы! Какого вы там нашли? Какого вы вообще там делаете? – пиратов было трое, как раз по числу коконов. С ними был сэй, без какого-либо груза и даже без оружия. Хотя ему на родном крейсере и не надо, наверно.
Рон с удовольствием выдал фразу, в которой были цензурными одни междометия, и которая в переводе на общечеловеческий означала, что три киборга должны отправиться и найти какое-то непонятное существо. Пока существо не найдено, но данные киборги осматривают в его поиске стену, потому что размеры существа тоже были не заданы.
– Слышь, блондин с нами. – Заявил один из пиратов. Эмиль тут же объяснил, что полномочиями они не обладают, а только высший офицерский состав, если нет чрезвычайной ситуации, в которой он будет выполнять охранные функции. Пираты в ответ заявили, что все офицеры козлы, люди нетрадиционной ориентации и отправились дальше. Мерзенькое хихиканье С-маура над головами слилось со звуком удаляющихся шагов. Некоторое время было тихо, потом донесся крик, пальба, опять крики и очень быстрые шаги – пираты драпали со всех ног, сэй бежал последним, сканируя коридор на предмет монстра.
– Чрезвычай – ай, сука! Он тут! Охраняйте! К нам! – выдали невнятные команды пираты, и вся тройка киборгов присоединилась к ним, держа периметр. Пиратский киборг занял свое место, гармонично вписавшись в охранный контур.
«Мы же у него, как свои не прописаны!» – послал сообщение Берт, старшему киборгу.
«С чего ты взял?» – Рон продолжал оглядываться, словно стремясь что-то обнаружить. Разумеется, он прекрасно знал, что это что-то не торопясь ползет в том же направлении, но это же никому не интересно, не так ли? Зато они уже на крейсере, среди врагов, и вирус прошел по сети вписывая их местным биомашинам на уровне хозяев… И сами пираты в эту минуту гнали их внутрь, не пытаясь переписать хозяев, не думая, что ведут в боевую часть врагов.
«У местных киберов комбинезон с надписью, нам нужны такие же» – подсказал блондин после того, как они встретили сразу две местные биомашины, одетые как люди, только на спине и груди у них крепились большие аппликации с надписью «киборг». Такие, только с указанием модели, а иногда даже и координат владельца носили все сэи и гарды на цивилизованных планетах. К мэйлисам и сервам законы были куда мягче, дозволяя небольшой лейбл с маркировкой.
Металлопластик полутемного технического уровня сменился на пластиковые сине-белые панели жилых помещений. Высокие потолки с центральным освещением, пол с покрытием от скольжения и выходы на другие ярусы: лифты и лестницы, каюты и даже бар, мимо которого они пробежали очень быстро. Тут пираты наконец встретили других людей, поделились с ними новостью о найденных коконах и отправив киберов «выполнять задание» поволокли своего к командирам, показывать запись. Парни, игнорируя указания людей и памятуя про самое темное место, отправились искать завхоза и требовать у него маркировку на одежду. Еще через двадцать минут, они, полностью снаряженные, двинулись на нижний ярус – освобождать хозяев.
С-мауру было немного грустно. Его великолепные охотничьи навыки совершенно не требовались! Люди и киборги нелепым стадом пронеслись под застывшим на потолке арраном, в сторону давно покинутых им помещений. Большинство из них было с оружием, но никто даже не смотрел вверх. Только перед собой, еще раз доказав примитивность и неспособность к геометрическому мышлению. Решив, что надо вызвать панику, а то пока все слишком уж спокойно, С-маур дождался одинокого бандита и «слегка перекусил» оставив тело примотанным на лестнице. Удобно, а главное дает людям возможность развить воображение. От места обнаружения тела во внутренние помещения вело несколько дверей. Сам же он вернулся в коридор и пополз дальше. Ему предстояло много интересной, а главное плодотворной работы. В обоих мозгах членистоного уже оформлялась очередная статья об управлении человеческими массами в условиях замкнутого пространства.
У пиратов. Глава 2.
На Кельпи хозяйствовали чужаки. Хейзер в виде серебристой пони наблюдала за обыском, изредка издавая нежное, как хрустальный колокольчик, ржание. За это время один из незваных гостей провалился в тайный люк, а второй исчез в тайнике между переборками. Угостив гостей небольшой порцией ядовитых веществ, ровно столько чтоб оба сумели добраться до каюты, Хейзер их выпустила. Остальные пираты тоже слегка покашливали, но ничего подозрительного не замечали – концентрация газа была необычайно мала, а что он накапливается в организме человека – так это надо знать. Раз уж нет на месте ее тана, взят в плен, она выполнит свой долг по обороне крепости. Серебристая пони еще раз тоненько заржала и доверчиво потянулась полупрозрачной мордой к человеку, который пытался подключить портативную консоль к терминалу напрямую – то есть через провода. А в следующую секунду что-то щёлкнуло, посыпались искры, и программист растянулся на полу. Противно запахло горелым пластиком. На мгновение над головами собравшихся вокруг тела пиратов мелькнул рыбохвостый силуэт водяного монстра, плеснулся виртуально и скрылся из вида.
“Тебя может уничтожить только хозяин, моя Хейзер. И только он может спасти, перенеся вот этот дублирующий блок на другой корабль. Но там ты станешь обычным искином, а не симбиотом корабля.” — старый ученый с улыбкой смотрел на семенящую рядом с ним лошадку. — “Я найду того, кто примет тебя такой, какая ты есть. Охраняй его, как меня. Береги этот корабль, вашу общую крепость. И… не говори ему, как тебе повредить. Люди все-таки не очень надежные партнеры.” Она старается, она сумела привыкнуть к Эрику Ларсену, она сделает все, чтобы уменьшить количество его врагов. Она дождется своего тана.
— И долго нам тут сидеть? – Берту в ящике под палубой было неуютно, хотелось действовать, а не просто ждать, поэтому он решился потревожить сообщением старшего киборга.
— Долго. Пока люди не уйдут, – Рон вышел из спящего режима, внезапно осознав, что с личным составом надо заниматься, хочется этого или нет. Причем заниматься когда надо им, а не тебе.
— А потом что будем делать? – сверкнув инфракрасным зрением клон оглядел собратьев.
— Ты новости не смотришь? – присоединился к беседе Эмиль, тоже подсветив глазами тайник. – Мы просто будем собой, обычными хорошими киборгами, со всеми последствиями для окружающих. А пока погаси активность, тут убежище конечно надежное, но лучше подстраховаться.
— Но у них наши хозяева!
— Знаю, Эрик со мной связался. Говорит, что их посадили в камеру. – Отозвался Рон. — Хейзер поддерживает с ним связь через клипсу, при ее мощности ни один экран не справится. Интересно, долго хозяин там просидит? Обыскали его весьма поверхностно.
— Мой тоже передал, что его заперли, — Эмиль поерзал на пластиковом покрытии, частично задействовав для удобства плечо и левую сторону грудной клетки Рона. – Берт, не волнуйся. Когда человек в камере – это прекрасно. Он зафиксирован, в относительной безопасности и не мешает своими умными приказами глупому киборгу!
С-маур злобно наблюдал, как мерзкие некультурные люди потрошат каюты. Наконец они дошли до генераторов, но вместо того, чтоб задуматься, просто отключили их и прошли дальше – к его каюте и драгоценному медотсеку. Один из пиратов распахнул дверь, с воплем дважды выстрелил внутрь и захлопнул ее обратно, да еще спиной подпер. Паук уставился на него сердито – выстрелы наверняка повредили его любимую паутину. Нет, он, конечно, сплетет новую, но человек вел себя странно. Хотя возможно, перед ним ксенофоб и арахнофоб в одном лице? Тогда этот человек нуждается в помощи. Решив, что случаем можно воспользоваться во благо всем, юный арран подполз по потолку и вежливо поинтересовался, не требуется ли помощь… договорить не удалось. Пират и правда, оказался не совсем нормальным.
При виде проявившегося перед ним членистоногого студента, он бросил в него бластером, и помчался прочь привлекая внимание товарищей безумным воплем. Арран метнулся следом и уже из рубки наблюдал, как пираты сначала палят в пустой коридор, а уже потом отправляют внутрь киборга. Сэй ничего не нашел, зато умудрился влипнуть в паутину, и вышел из медотсека, как иллюстрация к фильму ужасов. Пираты все как один оказались ксенофобами и так и не попытались пойти на контакт с представителем иной цивилизации. Вместо этого они вернули на место генераторы и поставили силовое поле. После чего поспешно убрались прочь, прихватив с собой тело жертвы водяной лошади. Серьезной, но не единственной их ошибкой, на взгляд недовольного вторжением С-маура было то, что они не заметили, что арран уже давно сидел на корпусе корабля…
Папы Ивась дичился. Папа его не обижал, но больше молчал, не брал на руки, не гладил по голове, смотрел странно. Однажды, когда папа думал, что Ивась спит и не слышит, а мальчик просто притворялся, папа сказал маме: «Зря ты его к себе привязываешь, всё равно отдавать».
Это было горько и обидно. Как можно его, Ивасеньку, забрать от мамы и кому-то отдать? Мама, конечно, Ивася защитила. Так и ответила: «Никому не отдам! Они забыли давно, не приходят, не напоминают». Кто такие неизвестные они, Ивась не понял, но раз мама сказала, что они забыли, то так тому и быть. Он успокоился и стал засыпать, и ответ папы превратился для него в ровный шум.
Вечерами мама читала сказки. Про страшного, но глупого волка и трёх поросят, про деревянного мальчика с длинным острым носом и другие.
Привалившись щекой к горячему маминому боку, Ивась грезил о том, что услышал. Что Волк это как дикая собака, он знал. Поросят он представлял толстыми голыми кошками. Ивасенька видел такую однажды. Кошка сидела на дорожке возле зелёной изгороди и умывалась. Бок у кошки облез, был мокрый и розовый, а по краю красный. Собаки не любят кошек, поэтому и Волк не ладил с поросятами. Мама топнула на кошку ногой, сказала «брысь», и кошка лениво ушла в кусты. В мечтах Ивасенька жалел Волка, желал ему победы, но Волк раз за разом падал в котёл.
Когда Ивась подрос, он понял, что папа тоже хороший. Просто он другой, просто он малоэмоциональный, – так сказала мама.
Когда они выходили с папой гулять, Ивась знал, что с ним ничего не случится. Папа удержит, если Ивась поскользнётся на глинистой тропинке, вытрет ему противные тягучие сопли, и прогонит всех злых облезлых кошек.
Папа держал его за руку, значит, всё хорошо.
Сегодня Ивась с папой отправились на рыбалку. Они встали рано-рано, выпили горячего чая с бутербродами и поехали на озеро.
По городу мобиль ехал сам. Папа спал, положив голову на руль, а Ивась смотрел в окно. Город, обычный родной город, выглядел в предрассветных сумерках незнакомо и загадочно. Как корабли выплывали из тумана громады домов. Кое-где в окнах горел свет, и можно было представить, что это капитанские мостики, а на них стоят одинокие капитаны и смотрят вдаль. Огромные деревья накатывали волнами, а сквозь кроны светили фонари. Как Луна сквозь тучи над бушующим морем!
Потом город кончился, потянулись по сторонам дороги заводы и мастерские промзоны. За зелёными изгородями теснились крыши и стеклянные купола. Внутри сверкало и взрывалось, но снаружи царила тишина, которую нарушало только шипение встречных грузовиков.
Раздвигались ворота, грузовики вползали в ангары и склады. Ивась провожал тяжёлые машины взглядом, заглядывал внутрь. Прямо впереди грузовик заехал в ангар, колпак откинулся, оттуда выбрался водитель. Тут их мобиль свернул на перекрёстке, перед глазами замелькала живая изгородь, и Ивась не досмотрел, что стало с грузом потом. Жаль. Одно Ивась знал точно: когда-нибудь он вырастет и тоже сядет в кабину тяжёлого грузовика.
На просёлке мобиль закачался, задрожал. В салоне загудело: включился аккумулятор. Его хватит надолго, а если не хватит, всегда можно поменять. Ивась вчера помогал папе грузить запасной серебристый цилиндрик весом в Ивася или самую чуточку меньше. Ну, как помогал… присутствовал.
От качки проснулся папа, положил руки на руль. Просто так, на всякий случай. Всё-таки, под ними не было шины, а простая дорога всегда требует внимания. Так говорил папа, а он не станет обманывать.
Круглое озеро пряталось в сосновом лесу. Они оставили мобиль наверху, сами спустились к воде по обрывистому берегу.
– Опоздали, – с досадой прошептал папа.
– Почему?
– Уже ловят, смотри.
Вдоль берега в разрывах камыша виднелись неподвижные фигуры. Рыбаки! Вот один привстал, раскрутил над головой грузило и зашвырнул его подальше полосы кувшинок, в окошко свободной воды. Разошлись и быстро пропали круги, и снова стало тихо.
– Жалко… – протянул Ивась.
– Ладно, нам хватит, – сказа папа. – Нам же хватит?
Разложились, закинули донки. Папа успел быстрее, а Ивась долго сопел, возился, сажая на крючок большого бледного червяка, которого сам выкопал вчера вечером. Червяк не хотел на крючок, извивался, старался убежать.
Победив непослушную наживку, Ивась бросил её в воду. Не так далеко, как папа, и даже не так, как тот, первый рыбак, но тоже хорошо. Папа повесил на леску колокольчик и сказал:
– Сидим тихо, ждём.
Как будто Ивась сам не знал, что рыбалка любит тишину! Папа просто забыл, что он уже большой.
Сначала Ивась не сводил с колокольчика глаз, но колокольчик не шевелился.
Ивась заскучал, потом, привалившись к папиному боку, согрелся и задремал. Ему снилось, что он сидит за столом, приходит мама почитать сказку про Мальчика-с-пальчик, но тут как утром звенит будильник! Он трезвонит, не переставая, но мама не обращает внимания, шевелит губами, как щука из другой сказки, но Ивась ничего не слышит. «Мама, ты слышишь, мама! Будильник звенит!», – говорит он и… падает со стула!
Ивась открыл глаза. Он сидел на песке, а папа, привстав и перебирая руками, вытаскивал закидушку! Леска натянулась, и на том конце наверняка сидела большая рыбина. Она упиралась, нарезала круги, старалась уйти в заросли осоки, но папа пересилил. Вода забурлила, рыба ударила хвостом, и вот уже повисла в сачке, разевая рот и выпучивая глаза.
– Хороший сазанчик! – тихо засмеялся папа, выпутал рыбину из сетки и показал Ивасю. – Смотри, какой!
Ивась осторожно тронул сазанчика пальцем.
– Холодный…
– Правильно, рыба же, – согласился папа. – Мы его в садок, пусть там сидит, да?
– Ага, – сказал Ивась.
Сазанчик шевелился в садке у берега, потом к нему добавился второй и третий. Ивась раскрыл глаза шире и уставился на свой колокольчик. Не может быть, чтобы у него ничего не получилось! Такой хороший червяк! Может быть, он слишком большой и рыба его боится? Пока Ивась решал, не поменять ли червяка, колокольчик тихо звякнул и стал покачиваться.
– Папа!.. – позвал Ивась, но того рядом не было.
Ивась осторожно тронул леску, и колокольчик замолчал… Неужели рыба почуяла и убежала? Ивасю стало обидно, слёзы навернулись на глаза, но колокольчик задёргался и зазвенел как бешеный!
Ивась схватил леску и рванул на себя! Кто-то с другой стороны стучал в ладонь. Ивась забыл, как надо тянуть, зажал леску в кулаке и побежал прочь от берега. Внепапно сопротивление пропало, рыба вылетела из воды и упала в прибрежный песок!
Ивась подскочил, схватил её, больно укололся, потом догадался и взял леску выше.
На него смотрело колючее чудовище!
Изогнувшись, растопырив покрытые острыми шипами плавники, разинув большой рот, из которого свисал хвост червяка. Глаза чудовища светились перламутром, как мамины бусины.
– Папа! – позвал Ивась. – Я поймал, папа! Кто это?
Папа не отозвался. Он был где-то рядом, Ивась слышал его голос, и пошёл на этот голос прямо через осоку и кусты.
Леска на полпути зацепилась за ветки и Ивась встал. Назад нельзя, ещё больше запутаешься, и вперёд никак, леску порвать можно.
– Папа?
За кустами, на песчаном пятачке папа пил вино с незнакомым дядькой.
– Сколько? – спросил дядька и дал папе маленький стаканчик.
– Семь уже, Рудольф, – печально ответил папа.
– Значит, скоро.
Они выпили.
Папа вынул из внутреннего кармана куртки бутерброд, разломил и отдал дядьке половину.
– Дураки вы, Витька, – сообщил Рудольф. – Вообще дураки. О чём вы думали?
Папа молча жевал. Ивась удивился: папа никогда не разрешал ругаться, говорить грубые слова. Неужели он боится этого человека? О чём они говорят? Что такое особенное будет скоро?
Рудольф продолжал недовольно:
– Они могут прийти в любой день. Что вы станете делать?
– Не пришли же… – махнул рукой папа. – Два месяца уже прошло. Ирина думает, что они забыли.
– Забыли… – Рудольф покачал головой. – А ты что думаешь?
– Ничего. Ничего я не думаю! Что ты пристал ко мне?
– Они придут, – сказал Рудольф, – и вам придётся что-то решать!
– Что-то решать, – повторил папа. – Что там можно придумать? Давай лучше ещё выпьем.
Рудольф потянулся за фляжкой, и Ивась решил напомнить о себе.
– Папа! Я поймал, вот!.. А оно запуталось…
Папа оглянулся и заметил, наконец, Ивася. Он подбежал, небрежно оторвал леску и вынул мальчика из кустов, после чего крепко обнял. От папы пахло колбасой и чуточку водкой.
– Вот… я поймал… – показал Ивась рыбёшку. Она теперь выглядела не такой и большой, как вначале.
– Ёрш, – сказал подошедший дядька Рудольф. – Большой какой! Это всё, пропала рыбалка! Покою не дадут.
– Ну и ладно, – проговорил папа. – Нам хватит уже. Зато мы на обратном пути мороженого поедим. Да, Иваська?
– Да, – ответил Ивась. Мороженое он любил. Ради мороженого можно простить, что рыбалка так быстро кончилась. Но, всё-таки, что значили дядькины слова? – Кто придёт, папа?
– Никто не придёт, – быстро сказал папа. – Это мы по работе. Правда, Рудольф?
– Да, по работе, – ответил дядька Рудольф и отвернулся.
Круг изменившейся реальности вздрогнул и словно прыгнул вперед, разом увеличившись еще на полметра. В плоскостном пятне замелькали тени, как будто вырезанные из дымчато-серой бумаги. Первым опомнился Дэн. Рванув ближайшего к нему человека, а это оказался Тед, за шиворот по направлению к шлюзу, он закричал:
— Все на борт! Бегом! Уводим корабли!
Рэй закинул Александра в шлюз «Хроноса», запрыгнул сам, собирался было протащить напарника в рубку, но тот на него шикнул, мол, за штурвал, и Рэй первым стартовал в высоту. Люди «Мозгоеда» и сами не очень поняли, как оказались в пультогостиной, где Тед уже прогревал двигатели, настолько профессионально сработали оба киборга. Дэн ухватился за рычаги управления прямо поверх ладоней Теда, оставляя на них синяки, и корабль прямо таки прыгнул вверх. Дэн выдохнул, медленно выпустил штурвал из рук и попятился.
— Ты чего? – запоздало возмутился пилот, — На холодные двигатели!
— Посмотри, — Дэн кивнул на экран внешнего обзора.
Тед посмотрел и переглотнул разом пересохшим горлом – внизу всю площадь поляны занимало расползшееся пятно плоской реальности.
Рядом с «Мозгоедом» завис «Великий Хронос».
Александр, переждав взлет в шлюзе, преодолевая сопротивление вдруг ставших непослушными ног, поднялся и шатаясь, добрел до рубки.
— Свяжись с «Мозгоедом», — он уцепился за спинку пилотского кресла, тяжело повис, чтобы не упасть.
— Что с тобой? – Рэй уже послал вызов, это не помешало ему обернуться и внимательно осмотреть напарника.
— Не знаю. Ноги как будто отсидел, не чувствую совершенно.
— Как отсидел?
— А, да, — Александр сообразил, что данное ощущение киборгу не знакомо в принципе, — как будто нарушилась иннервация. Не как паралич, двигать можно кое-как, не чувствуют ничего.
На вирт-окне показался экипаж соседей.
Дэн уже раскинул карту, выбирая место для приземления и как раз указывал Теду на точку, пока видимую только им двоим. Ланс поддержал Вениамина Игнатьевича под локоть, страхуя от падения при резком взлете, Стас удержался на ногах сам, в отличие от Полины, которая сейчас поднималась, потирая ушибленное место.
— Тед, приземляйся подальше и не глуши двигатель. Маша, следи за расширением. Полина, возьми в медотсеке мазь и намажь себе отшибленное. Михалыч, как ты там? – капитан остался капитаном даже в такой непонятной ситуации. Из комма донесся ответ Михалыча, неразборчивый, но бодрый.
— Алекс, ты не ранен?
— Да вроде нет.
— Это как понять? Садимся, внизу разберемся.
Два корабля опустились на поляну в полукилометре от предыдущей. Едва «Хронос» коснулся опорами земли, Рэй вскочил бежать на «Мозгоед».
— Пошли к доктору. Тебе помочь?
— Пошли, разобраться все-таки надо, что это такое. Да, помочь, а то я до вечера ползти буду.
Рэй закинул Александра на плечо и умчался. Их впустили беспрепятственно. В пультогостиной «Мозгоеда» Рэй сгрузил Александра на розовый диванчик и заголосил:
— ВеньминИгнатьич, у Алекса с ногами!
— Что с ногами? На месте, стоят, переломов нет, — доктор наклонился к Александру, от тряски растерявшему половину слов, и хотел было ощупать пострадавшие конечности, но рука совершенно неожиданно прошла сквозь колено как сквозь жидкий теплый кисель, чуть затрудненно залипая, но беспрепятственно.
— Не понял, — Вениамин Игнатьевич повторил жест с другой ногой. Эффект не изменился.
— Это как? – Александр и сам был ошеломлен не меньше доктора.
Вениамин Игнатьевич чуть отстранился и подверг конечности визуальному осмотру. Результат оказался донельзя странный – чуть выше колена и ниже обе ноги Александра выглядели плоскими. Словно нарисованными на куске картона, вырезанными и приклеенными. Доктор заглянул с другой стороны. Тот же рисунок, чуть под другим углом. Те же нарисованные тени, то же отсутствие глубины…
— Так не бывает. Полина, детка, валерьяночки мне принеси, — голос у Вениамина Игнатьевича сел. И сам доктор тоже сел. Рядом на диванчик. Машинально принял у Полины валерьянку, накапал, выпил, накапал, протянул Александру. Тот тоже выпил, система системой, а эффект плацебо никто не отменял.
Все остальные как завороженные смотрели на происходящее.
— Ну ни хрена ж себе! – смог выдавить Тед. Голос пилота привел в чувство Станислава Федотовича:
— Маша, расширение идет? Что это вообще было?
— Нет, стабильно. Прошу разрешения использовать мощности сопряженного устройства.
— Разрешаю.
Блондинка выцвела, потом вообще исчезла с голоплаформы. Внешние экраны показали, как с борта «Хроноса» сорвались два маленьких, с пол-ладони дрона. Дальше запись шла уже с их камер.
«Птички» подлетели к брошенной поляне, одна из них на скорости нырнула по хорде, клюнула вниз и упала уже плоской фигуркой. Другой дрон подцепил упавший манипуляторами, вернул обратно, опустил возле шлюза «КМ» и умчался. Возле поляны он выбрал ветку. Сел на нее, повозился, устраиваясь, совсем как живая птаха, и замер, неотрывно мониторя край плоского пятна.
— Идет анализ информации и сравнение с имеющимися базами данных, — безжизненный голос искина заставил замерших людей вздрогнуть. Внимание рассеялось, стало слышно, как в углу увлеченно скребется Котька.
Над голоплатформой появилась Маша, в черном траурном бикини и вуалетке, строгая и печальная.
— Шаданакар, — скорбно возвестила она.
— Что? – все изумленно вытаращились на искина.
— Гашшарва Шаданакара рвется в Энроф! – Маша обзавелась еще четырьмя руками, клыки обезобразили прелестный ротик, на ногах зазвенели браслеты с бубенцами.
Рядом с Машей на голоплатформе возник Дядя Ко.
— Маруська! Ты гений! Отличная работа! – в порыве чувств он крепко поцеловал девушку, отчего та растеряла жутковатые апгрейды, зарделась и завороженно прижала ладошку к губам.
Станислав Федотович осуждающе крякнул. Дядя Ко нимало не смущаясь, пояснил:
— А что я? Я ничего, я с девушкой информацией обменялся.
— Эээ, кто-нибудь объяснит нам, что это было? Что значат все эти слова? Повторяем правила на Жа-Ша?? – Александр, и так нервничающий, совсем встревожился.
— Жи-Ши, Алекс, — засуетился ИИ, — сейчас я все переведу. Ты знаешь, что наша Вселенная не единственная, и все вселенные располагаются рядышком, как пластинки веера, составляя Веер миров. Чем дальше от нас, тем больше на нашу непохоже. В эгрегорах, очевидно, наблюдается та же картина. Это уже само по себе новое слово в их изучении, но это не к нашему отделу. Так вот, изменив миродержащего героя, ты сдвинул Вселенную, и образовалось наложение. Миры соприкоснулись, понимаешь?
— Кажется, да, — Александр был раздосадован, вот она тебе, верная примета…
— И в этом мире, который наложился, пространство двумерное. Зато и время тоже двумерное, не вперед-назад, как у нас, а по плоскости. По терминологии одного из философских учений это и есть Гашшарва. А Шаданакар – это и есть Веер. Обитатели этой вселенной настолько далеки от нас, что о нашем существовании даже и не подозревают. Занимаются своими делами, может, радуются, что новый мир открылся. Исследовать вон, кинулись. Расширять колонию, поди будут.
— То есть это фигзнаетчто может поползти дальше? – вычленил главное Стас.
— Несомненно. Может, и обязательно сделает.
— А мне-то что делать? – Александр страдальчески обхватил голову руками. Дядя Ко резко посуровел:
— Ты, конечно, можешь зачистить «Мозгоед», спокойно вернуться к себе, этот эгрегор схлопнется вместе с прорывом, наша Вселенная будет в безопасности. Но я бы не советовал этого делать. Нет, три DEX’а в боевом режиме и капитан с бластером, конечно, существенно, но не критично. Критично то, как ты на себя потом в зеркало смотреть будешь.
Александр медленно оглянулся. Три не три, а два киборга точно балансировали на грани.
— Эй, я и не собирался! – возмутился Александр, — Зачищать. Но понимания, что делать у меня не прибавилось.
— Ликвидировать последствия.
— Но как?
— Хроноскопин, — как-то буднично обронил Дядя Ко. Потом, видя, что Александр не совсем понял его, добавил, — поменять полярность.
— Точно! – Александр дернулся вскочить, но рухнул обратно на диванчик, — и он будет не собирать, а проецировать! И показать вторженцам, что мир населен!
— Именно так.
Их разговор слушали очень внимательно, но было видно, что тема сильно далека от осознания. Доктор даже напрягся слегка, словно вспоминая, где лежит шприц с успокоительным.
Александр вспомнил и посмурнел:
— Но хроноскопин здесь неизвестен. И я знаю только одно месторождение. Лететь и ковырять гору Фудзи – это слишком долго, Гашшарва успеет расползтись, обратно не затолкаешь.
— Зачем Фудзи? – удивился ИИ, — ты знаешь самое крупное, полно мелких месторождений. Одно совсем недалеко. Если наши миры соответствуют друг другу. В одном прыжке «Хроноса». Гасилки там нет, мир необитаем, ковыряйся, сколько душе угодно. Третий спутник второй планеты сигмы Возничего. Там мелочь, правда, но можно перекристаллизовать. Уж печку соорудить сможем. Только в своем состоянии ты лететь и ковырять спутник не сможешь. Придется Рэю одному. А ты будешь отсюда. Руководить.
— Нет, — Станислав Федотович решил, что необходимо вмешаться, — одному нельзя. Я с ним.
— Очень хорошо, — согласился дядя Ко, — собирайтесь и двинули, в дороге все расскажу.
Фигура в легком скафандре исчезла с голоподставки. Маша помахала ему вслед платочком, а Александр послал сообщение: «И вот интересно, как бы я зачищал «Мозгоед», не держась на ногах?» В ответ прилетело легкомысленное: «Это мелочи. Я забыл».
Рэй подскочил, готовый лететь куда необходимо вот сию же секунду, Станислав Федотович его притормозил:
— Мы надолго?
— Нет, туда и обратно.
Капитан повернулся к команде:
— Вместо меня остается Вениамин Игнатьевич. Для стратегических решений – Алекс, как единственный что-то в этом понимающий. И, ребята, пожалуйста, сохраняйте серьезность. Ланс, Полину туда, — он пальцем указал сквозь обшивку, — не пускать ни под каким предлогом. Хоть связывай. Хватит нам одного пострадавшего. Сидите на корабле, прочитайте что-нибудь полезное. Михалычу вон, помогите печку сделать. Муфельную.
— Чт тм длть, спрль нхрмв ввнтть и гтв, — прогудел механик из угла.
— Вот именно, — подтвердил капитан, — Вень, пойдем, поможешь собраться.
О чем говорили скрывшиеся за дверями капитанской каюты старые друзья, Александр не стал подслушивать. Вовсе не из вежливости, а из опасения, что прослушку засечет кто-нибудь из мозгоедских киборгов или искин. Обойдется он без этих ценных сведений, не велика важность.
Пока капитан собирался, Александр вспомнил и скинул сообщение напарнику:
— А все-таки хорошо, что мы не улетели, я же так и оставил блокатор и жетон в спортзале.
— Ни фига, — пришел ответ, — я взял.
Из каюты капитан вышел широким шагом, следом за ним слегка растерянный доктор с баночкой в руке, впрочем, он ее быстро спрятал в карман халата. Станислав Федотович промчался к шлюзу и принялся, сердито пыхтя, натягивать легкий скафандр. Рэй остановил его:
— СтасФедотыч, пока не надо, так возьмите. Нам еще лететь.
Капитан остановился, подумал, сдернул штанину скафандра с ноги и подхватил экипировку в охапку.
— Пошли, — велел он и покинул корабль. Рэй поторопился вслед за ним.
Александр остался на «Мозгоеде». Прежде всего он счел нужным повториться:
— Я правда, не собирался вас всех тут убивать, чтобы закрыть эгрегор. Я тут по работе, и цель у меня прямо противоположная.
— Проехали, — Дэн равнодушно пожал плечами, — у нас встроенная перманентная паранойя.
— Да, — подхватил Тед, — лучше расскажи, что за хреноскопин такой?
Полина энергично закивала, тоже интересуясь вопросом, а Дэн педантично поправил:
— Хроноскопин. Поскольку вероятно, имеет отношение к временному потоку, а не к хрену.
Доктор вернулся обратно на диванчик:
— Пожалуй, к такому рассказу надо чайку, раз уж вы валерьяночки не хотите. Лансик, ты там ближе всех, будь другом, поставь чайник.
Ланс кивнул и щелкнул кнопкой чайника. Простое понятное задание. Не то что «не пускай Полину». И как ее, спрашивается, не пускать, если она уже вся как на иголках сидит? Хотя у него есть капитанское разрешение ее связать.
Разлили чай, расселись кто куда. Александр оглядел собравшихся:
— Вы, надеюсь, помните, что я не из этой вселенной. У нас там есть такая хитрая штука: путешествия во Времени. Но, прежде чем куда-то вглубь веков ехать, мы туда заглядываем с помощью прибора хроноскопа. Вроде телескопа, только не расстояние, а время показывает. Основа прибора, так же, как и в телескопе – линза. Из минерала под названием хроноскопин.
Основа минерала силикатная, выглядит он как полушаровидная линза разных размеров. Прозрачный, естественно. Его впервые открыли в Японии у подножия Фудзиямы. Слуги императорского дворца ходили с ним на рынок и осматривали продукты, которые собирались закупать во дворец. Тройная проверка: рынок не общегородской, а дворцовый, с проверенными поставщиками, проверка при въезде на рынок и еще одна вот, с хроноскопином. Тогда его называли Глаз Луны.
Как проверяли? Смотрели сквозь него на рыбу, и если видели, что ее окружает вода, то могли покупать. Потому что при взгляде через линзу хроноскопина видится не то, что сейчас, а то, что было некоторое время назад. Час – у самых мелких, с ноготь размером. Самая большая линза – недельная, была у главного императорского дознавателя. В особо тяжких случаях на место происшествия слуги выкатывали тележку, на которой стоймя в специальной мягкой оправе была закреплена линза размером с тележное колесо. Дознаватель садился и начинал наблюдать, стараясь не упустить интересующий момент. Потому что глубина показа зависит от размера и, соответственно, от фокусного расстояния линзы. Вряд ли это был кристалл естественного происхождения, скорее, переплавленный, это довольно просто.
Но суть не в этом. Так бы и остался необычный минерал в историческом прошлом, если бы не вездесущие подростки. Что подросткам всегда интересно? Правильно, то, что запрещают. Один из сыновей императора выпросил себе кристалл и при поддержке друзей, сыновей сёгунов и прочих князьков заходил в чужие спальни, конечно, в отсутствие хозяев, и наблюдал там то, что происходило по ночам. И как-то раз на кристалл попала биологическая жидкость, не будем уточнять, что именно это было. Когда Глаз Луны стал показывать не предыдущую ночь, а вовсе даже белый день, причем неизвестно какой, сын императора очень удивился, и, поскольку он был сорванцом, но не дураком, понес кристалл отцу, повинился и рассказал о его новых свойствах. Отец дураком не был тоже и отдал приказ подробно исследовать кристаллы и воздействие на них различных жидкостей. Выяснили, что наилучший результат дает вода из императорского пруда с золотыми стенками, выпариваемая в течение семи дней и ночей в свинцовом горшке при постоянном подливании. Выяснили, записали в трактаты, обработали все имеющиеся кристаллы, и радовались своему изобретению вплоть до падения династии.
Второй этап развития этой технологии произошел уже в наши дни, когда появилась необходимость заглядывать в прошлое. У нас гениальный руководитель, основатель вообще всего в нашем направлении. Откуда ему известно, куда идти и где копать – не знает никто. Будь это чуть раньше, его бы посадили за шпионаж, а еще раньше – сожгли на костре.
В общем, принес он такой трактат на изучение и говорит, мол, делайте, что хотите, но кристаллы должны показывать в прошлое как минимум на пять тысяч лет.
Кристаллы начали изучать уже по всем имеющимся технологиям. Выяснили, что они не просто там с потоком времени чего-то делают, они изменяют тахионы. Частицы времени. Переводят их в форму, существующую в двух пространственных измерениях и трех временных. Это примерно как с вашими червоточинами. Вместо упорного ковыряния канала по прямой – на ткани времени нарисовали обходной путь, свернули хитрым образом и на раз проткнули иголкой.
И для того, чтобы эта иголка прокалывала в нужном направлении и на нужную глубину, кристаллы хроноскопина стали переплавлять в среде расплавленного свинца, заодно формируя нужный размер, затем ионизировать сильным гамма-излучением, и в рабочем положении подавать ультакороткие импульсы токов высокой частоты и большого напряжения. Точная фокусировка стала зависеть не от размера линзы, а вот от этой вот частоты тока.
Нет, при исследовании были и курьезные случаи, и несчастные. Вот, например, решили посмотреть на изобретателя. Дескать, не может быть, чтобы его убило молнией – в этот день поблизости грозы не было, с электричеством он не работал. Посмотрели – ах, да, действительно, печаль-печаль, молнией убило. Кристалл не той стороной подключили, вот весь импульс и пошел в изобретателя.
В общем, теперь надо, чтобы наши привезли хотя бы двести грамм кристаллов, переплавить их в одну линзу, подключить в прибор и внедрить к пришельцам кого-нибудь, кто сумеет им объяснить, что мир населен и соваться сюда не нужно. В этом нам поможет Ланс.
При этих словах Ланс испуганно посмотрел на Александра и слегка отстранился, съежившись. Полина тут же вскинулась:
— Лансику нельзя туда, мы его не отдадим!
Александр фыркнул и покачал головой:
— А его туда никто и не возьмет. Просто он единственный из нас, кто умеет рисовать. Умеет, и, главное, имеет талант. То есть его рисунки будут живыми. Нанести их на плоскую поверхность кристалла, и они, рисунки, перейдут в тот мир плоского пространства и трехмерного времени. Поможешь, Ланс? Порисуешь на кристалле?
— Да, — Ланс утвердительно кивнул, — а твои ноги? Что надо будет делать с ними?
— Не знаю. Вообще не имею понятия. Остается надеяться, что когда наложение миров исчезнет, то и ноги вернутся в норму. Это еще удивительно, что я сквозь пол не проваливаюсь, хотя дать объяснение этому факту не в состоянии.
Под разговоры чай был выпит, печенье сгрызено, и экипаж «КМ» потихоньку разбрелся в разные стороны. Ланс погрузился в рисование, парни на двоих развернули «Космобой», доктор убрел поспать, а Полина прочно засела возле вирт-окна, показывающего измененную реальность, наблюдая за мелькающими там тенями и тяжело вздыхая с видом великомученицы.
— Полина, — тихонько позвал ее Александр, — туда правда не стоит ходить.
— Я понимаю, — грустно отозвалась девушка, — но интересно же. Так что буду смотреть издалека и страдать.
Александр как мог, объяснил Михалычу, что требуется собрать: печь, чтобы переплавить кристаллы и стенд с подачей напряжения, чтобы потом подключить готовый. Изолированный, естественно, Ланс же рисовать будет. От помощи Михалыч отказался, махнув рукой:
— Чт тм длть, рнд, н пржквй двгтль прбрть.
Облучением решили пренебречь.
Александр еще немного поотвисал на диванчике, с трудом передвигая непослушные ноги, добрался до санузла, а потом отправился в каюту, которая предназначалась ему еще в тот раз, когда Рэй возил доктора. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать, хотелось домой, пореветь, и чтобы пожалели. Но проявлять жалость было некому, наоборот, все ждали от него чего-то если не героического, то хотя бы осмысленного, поэтому пару раз чисто для галочки хлюпнув носом, Александр попросил Машу разбудить, если что-то будет происходить с наблюдаемым объектом.
Маша, не появляясь на маленькой голоплатформе, ответила:
— Тогда бужу. Границы объекта расширяются на три сантиметра в час.
Александр, подскочив было при слове «расширяются», услышал про скорость и улегся обратно, пробурчав, что толкать их обратно он точно не пойдет.
Так что разбудила его не Маша, а Тед, почти силком вытащив ужинать. Ужин прошел почти тоскливо, люди «Мозгоеда» сидели вялые и пришибленные. По Лансу было трудно что-то понять, только Дэн, как самый эмоционально устойчивый, держался бодрячком. Александр понимал, что это, скорее всего, влияние пришельцев, которые не только изменяют реальность в пределах прямого доступа, но и как-то влияют на дальнее окружение. Впрочем, никакие из встроенных детекторов ничего не показывали, доказательств не было, поэтому Александр решил промолчать, чтобы не нагнетать и без того нездоровую обстановку. Даже Полина притихла и не дрогнув, выкинула уже начинающее пахнуть щупальце в утилизатор. По каютам разбрелись рано, и спалось всем отвратительно.
Утро тоже не принесло ничего радостного. Вяло текущий завтрак затянулся чуть ли не до полудня, всем было просто в лом что-то делать, куда-то двигаться. Так и сидели, подливая себе в чашки и изредка перебрасываясь скупыми словами.
Так что капитан вернулся к завтраку.
«Великий Хронос» с грохотом пробуравил атмосферу и, заложив чуть ли не «полицейский разворот» над самой землей, приземлился без видимых повреждений. Тед даже побледнел:
— Если мои посадки выглядят так же, то хорошо, что СтасФедотыч их не видит со стороны.
— Надеюсь, у вас исправные гравикомпенсаторы, — подхватил доктор, — хотелось бы получить капитана не в виде лепешки.
Станислав Федотович уже показался в шлюзе яхты. Даже на расстоянии было видно, что он взбудоражен, то ли посадкой, а пилот чужой, его к порядку не призовешь, то ли чем еще.
Нервно поправив фуражку, он поднялся на борт своего корабля. Рэй задержался, переводя двигатели в режим стоянки.
— Рэй псих! – с ходу заявил капитан, — Сначала он гнал на полной скорости туда, потом крутился вокруг этой каменюки, выбирая место, потом сел. Тут я имел счастье убедиться, что плазменная пушка прекрасная альтернатива горнопроходческому комплексу, а DEХ вполне заменяет рудодобывательный комбайн. Оставалось только подбирать, — с этими словами он высыпал из пакетика кучку разбитых в осколки линз, — твой искин сказал, что битые можно, не имеет значения, все равно плавить. Так?
— Так.
Полина заметила целую линзу и потянулась к ней:
— Можно я один камешек себе возьму? На память?
— Можно, тут излишек даже, — капитан вгляделся в неторопливые движения девушки, в лица остальных подчиненных и нехорошо прищурился:
— Вас тут что, валерьянкой опоили?
— Нет, Стасик, как можно, ни в коем случае, — открестился доктор.
Станислав Федотович внимательно посмотрел на всех еще раз, что-то там себе прикинул и рявкнул:
— Экипаж, встать!
Сонное расслабленное выражения мигом слетело с лиц вышеупомянутого экипажа, даже доктор заметно подобрался и машинально пошарил по карманам.
— Михалыч и Алекс, займитесь переплавкой кристаллов, Тед и Дэн, на вас генеральная уборка, вон чашки из-под дивана выглядывают, Ланс и Полина, провести инвентаризацию продуктов в кладовой, Рэй, — прилетело и сунувшему нос в пультогостиную попавшему под раздачу Рэю, — марш к себе и отсыпаться.
Экипажи вспугнутыми чайками разлетелись в разные стороны.
— А тебе, друг мой Венечка, почему бы не написать монографию на тему что-то типа «Кровоснабжение нижних конечностей в условиях перевода органики в двумерное пространство»?
Вениамин Игнатьевич подумал, оценил и сплюнул:
— Тьфу на тебя, Стасик, скажешь тоже. Пойду я тоже делом займусь, медикаменты пересчитаю, уж больно ты грозен.
В машинном у Михалыча уже стояла тигельная печь. Техник пробурчал что-то похожее на «сейчас все будет» и подсоединил к клеммам идущие из-под реактора провода. В печи, заполненной осколками уже нераспознаваемого свинцового изделия, что-то защелкало и повалил дымок выгорающей с обломков смазки. Угластая кучка стала оплывать прямо на глазах.
— Мощно! Похвалил Александр.
— Рзв т мщн? Дл свнц всг трст птьдст грдсв дсттчн, т ж н вльфрм, с вльфрмм б н спрвлс, тм дрг тхнлг нжн, — Михалыч застеснялся, щеки поверх кустистой бороды зарозовели, — спь.
Последнее слово было понятно даже без перевода. Александр высыпал прозрачные кусочки в темную жидкость. Они пробили верхнюю пленку и беззвучно ушли на дно.
— Йтж! Кк ж тм плтнсть?
— Плотность? Большая, очевидно, — как-то сразу речь Михалыча стала понятной, как будто процессор накопил нужное количество информации и теперь выдавал перевод прямо в мозг.
Михалыч пошаманил с верньерами, торчащими сбоку печи и удовлетворенно вздохнув, надвинул крышку.
— Тпрь ствть. Звтр дстн и бтч. Ккй стнд, гвршь, нд?
— Я не знаю, как там точно что подключается, — Александр уже рисовал нужную конструкцию, вытянув к себе вирт-окно из терминала на верстаке.
— Рнд! – гордо отмахнулся Михалыч, — т скж, чт нд, см вс сдл.
Александр и нарисовал. Оправу, крепления, обозначил напряжение и частоту… Механик отверткой почесал в затылке и выгнал Александра из машинного:
— Д, тдхй, н нгх н стшь, дльш см.
Александр убрел и снова окопался на розовом диванчике, понимая, что перемещение к себе на корабль будет ненужным путешествием. Мимоходом бросил готовившему ужин Рэю:
— Только картошку не сахари, пожалуйста.
— Обижаешь, — широко осклабился Рэй, — я два раза ошибок не повторяю. Я готовлю макароны по-флотски. А насчет того, чтобы их не сахарить, ты ничего не говорил, — выдержав паузу, добавил он. При этом вид у него был такой хитрющий, что не понять, что он шутит, было невозможно.
После ужина посмотрели кино, старательно избегая касаться темы завтрашнего дня. Но напряжение все равно висело в воздухе, никем не высказанное. Разошлись спать, подгоняемые непреклонным Стасом.
Александр уже спал, когда в дверь каюты заскреблись. Бдительная Маша мурлыкнула в ухо:
— Зайчик, к тебе пришли. Впустить?
— Да, — Александр сел, не рискуя лишний раз подниматься на неустойчивые конечности. Назвать это ногами язык не поворачивался.
В каюту просочилась Полина и хихикнула на попытки Александра закутаться в одеяло:
— Брось, чего я там не видела? Дэнька вон в одном полотенце по утрам расхаживает, и ничего.
Она прикрыла дверь и помялась возле койки:
— Я вот тут подумала, что ты уедешь, а я так ничего и не узнаю. Расскажи, какие у вас животные есть. А лучше – нарисуй, — она протянула планшет с графической программой.
— Хорошо. Только ты не имеешь права это никому рассказывать.
— Да мне никто и не поверит, — Полина стала серьезной, — к сожалению.
— Садись, — Александр подвинулся и взял из рук девушки планшет, — смотри, это мимикроид крапчатый…
Александр рассказывал и рисовал, Полина ахала и восторгалась, расспрашивая подробности. Сначала она сидела на краю койки, потом забралась на нее с ногами, вползла по одеяло, привалилась спиной к Александру, оказавшись в кольце его рук. Рисовать стало неудобно, но да ничего, справился. Потом донеслось тихое сопение. Александр отвел пушистый локон, заглянул в лицо. Ну да, спит, отрубилась чуть ли не на середине фразы. Немного подумал, что стоит сделать, будить девушку не хотелось, перенести ее так, чтобы она не заметила не представлялось возможным. В конце концов решил оставить так, как есть, отложил планшет и глубже сполз под Полину, так, чтобы перекатить ее поудобнее. Спал он урывками, все время опасаясь заворочаться и уронить девушку, а проснулся от щекотки. Прядь волос нагло щекотала ему нос, грозя залезть внутрь при каждом вдохе. Александр покрутил головой, пытаясь стряхнуть прядку, но добился только того, что проснулась ее носительница. Что ж и то хлеб.
— Ой, Алекс, — она густо покраснела, — я, наверное, тебе чего-нибудь отлежала.
— Ага, точно. Всего меня, — Полина лежала на нем сверху, скрутившись и приткнув голову ему под подбородок, — не переживай, если бы отлежала, я бы тебя подвинул.
Полина сползла на пол и страдальчески морщась, разогнулась:
— А вот себе, кажется, точно всю отлежала. Пойду в душе под сильной струей постою, — она, зевая, подхватила планшет с сохраненными рисунками и поплелась на выход, но, уже почти выйдя, всунула голову обратно:
— Спасибо! – она победно взмахнула блокнотом и ушла окончательно.
Александр подумал, хорошо, что этого никто не видел, ситуация могла возникнуть неоднозначная.
Он потихоньку встал, сходил в душ и выполз в пультогостиную. Там его встречал Дэн, тоже поднявшийся и готовящий завтрак.
— Не делай так больше, а? Мне Ланс все уши прожужал, что ты делаешь с Полиной и не пора ли идти тебя убивать.
— И что, интересно, я с ней мог сделать? – Александр мимоходом ухватил со стола кусочек помидора и плюхнулся на стул.
— Это мы с тобой понимаем. А Ланс боится.
— Ладно.
К завтраку постепенно стянулись все остальные. Последним явился Михалыч, торжественно водрузивший в центр стола сверток в чистой, незамасленной бумаге. Станислав Федотович потянулся к свертку:
— Это то, чего мы все ждем?
— Д, ткрвй.
Стас развернул бумагу, явив на свет полусферу размером с ладонь. Осторожно взял за края.
— Ничего себе! И правда, хроноскопин! Я вижу, что было неделю назад. Никогда бы не подумал, что такое бывает!
Линза пошла по рукам, все хотели посмотреть на небывалую диковину.
— А вот представьте, я приобрел такую штуку, подсмотрел код и ограбил банк! И никто ничего не докажет! – Тед воодушевленно взмахнул линзой.
— Но-но! – капитан отобрал ценную вещь, — Вот поэтому мы все молчим и никому никогда даже не упоминаем о такой возможности.
Сразу после завтрака пошли на поляну к Гашшарве. Рэй, видя затрудненное передвижение напарника, перекинул того через плечо.
— Э-эй! А как-нибудь меня по нормальному нельзя? – выдавил Александр в промежутках между равномерным потряхиванием на твердом плече.
— Можно, но нецелесообразно.
— Зато удобно, — Александр пнул напарника коленом, но Рэй лишь фыркнул и перехватил так, чтобы тот не брыкался. Пришлось висеть и ругаться, потихоньку, чтобы не слишком уж смущать Полину.
Рэй сгрузил Александра возле уже готового стенда для кристалла.
— Командуй.
Но командовать было уже не нужно – Михалыч, закрепив кристалл в оправе, заканчивал с настройками, а Ланс тащил принадлежности для рисования.
Были выданы последние инструкции, Лансу еще раз рассказали, что нужно делать, он сосредоточенно кивал, но было видно, что мыслями он уже в своем необычном холсте.
Дождавшись приказа приступать, Ланс шагнул на изолированную площадку перед стендом и взмахнул кистью. Что он рисует, видно не было, но, судя по частому обмакиванию кисти в разные баночки, что-то цветное.
Через несколько минут Ланс закончил и, посмотрев себе под ноги, чтобы убедиться, стоит ли он на изолирующем коврике, даванул по кнопке пуска, подавая импульс.
Первую секунду ничего не происходило, а потом с линзы, сфокусированной в центр Гашшарвы, спрыгнул кот. Разноцветный. Голубой, желтый, зеленый. Со вкусом потянувшись и размяв лапы, он беззвучно мяукнул и не спеша потрусил к мелькающим серым теням.
Тени заметили его, как-то все разом развернулись в его сторону и сплотились тесным полукругом. В кота полетели быстрые серые точки. Кот дернулся, попытался выгрызть помехи, вцепившиеся в пеструю шкуру, не смог и заметался по поляне, в панике ломясь в отбрасывающие его стены.
Дэн стремительно переместился к стенду и спихнул Ланса с коврика. Прицельно выхватил из стаканчика с кисточками и карандашами черный маркер и зачиркал по линзе. Александр прихромал поближе, вцепился Дэну в плечи, чтобы не упасть, всмотрелся в рисунок. Маркер вычерчивал ровные линии, острые углы, как-то сразу по всей плоскости рисунка, понять, что Дэн рисует, было невозможно. И потом вдруг несколько завершающих штрихов соединили линии и углы вместе, и на рисунке оказалась гравиплатформа с кабиной водителя, открытым бортом и тяжелой плазменной пушкой на борту. Рядом с пушкой стоял парень в черном комбинезоне. Дэн одним движением стряхнул тугую крышечку с баночки акрила и пальцем мазнул по готовому рисунку – добавил огненную медь волос. Тут же подхватил Александра, оторвал от земли, чтобы уж точно не попал под импульс, и нажал на кнопку.
Гравиплатформа материализовалась между обитателями Гашшарвы и котом, рыжий парень припал к визиру и перед серыми тенями вспыхнули ослепительные фонтанчики плазмы.
Тени остановились, замерли в недоумении. Парень выпрямился и бесстрашно спрыгнул к ним, подошел, жестикулируя. Тени окружили его, заколыхались взволнованно. Кот перестал метаться и затих, сжавшись.
Экипажи обоих кораблей замерли в ожидании результата переговоров. Александр, уже стоящий на земле, силился понять, кто это, кого нарисовал Дэн? Самого себя? Его, Александра? Или Рэя?
Через несколько минут тени расступились, парень запрыгнул на гравиплатформу, поманил к себе кота, тот присоединился, неохотно, но уже без страха, обнюхал пушку, чихнул и возлег рядом. Гравиплатформа медленно двинулась к центру поляны и, разом посветлев, исчезла. На прощание рыжий вскинул руку к плечу хорошо известным Алисе жестом. Так салютуют новички ОСУЛа, принимая присягу.
Вслед за ожившим рисунком стали исчезать и тени. Одна за одной они исчезали в той же точке, границы Гашшарвы стали стягиваться, и, когда исчезла последняя тень, с легким хлопком исчезли и они.
Александра, до сих пор державшегося за Дэна, шатнуло, и он переступил уже настоящими нормальными ногами. Это заметила Полина:
— Алекс, ты стоишь! Ура, ура же, да?
— Да ура, ура, — через силу улыбнулся Александр. Его не оставляло ощущение, что парень с пушкой был все-таки он сам.
После победы или, вернее сказать, мирно завершившихся переговоров, быстро разобрали стенд, вернулись на корабль. Попытки всучить кристалл хроноскопина александр решительно отверг:
— Пусть остается. На память, — невысказанным повисло «вдруг пригодится». Но Станислав Федотович понял и спрятал кристалл в сейф.
— Ребята, все очень хорошо, но нам уже давно пора лететь.
Александр тоже понимал, что оставаться дольше рядом с измененным миродержащим героем как минимум вредно. И для самого Алекса, и для мира.
Два корабля стартовали с планеты почти одновременно.
Вызов пришел в такую рань, когда убийство дозвонившегося, даже по законам военного времени, могли простить и жертву неурочного звонка оправдать. Полшестого утра в выходной день считается глубокой ночью. Особенно после трехсуточного дежурства. Мера, конечно, вынужденная, но тут без вариантов. И на работе даже подремать толком не удалось. А завтра снова на дежурство: неделю праздничных городских мероприятий еще никто не отменял, как и мобилизацию всех сотрудников.
Орущий видеофон лейтенант Томпсон нашарил вслепую, тщетно пытаясь продрать хоть один глаз. И «принять вызов» нажал тоже наугад. Выть адское устройство связи прекратило, и из динамика раздался вкрадчивый покаянный голос:
— Ты можешь потом пристрелить меня, если захочешь!
— Ладно, — согласился лейтенант: потенциального смертника он еще не узнал, но предложение выглядело заманчиво. И реализовать его хотелось немедленно.
— Выручай, — вздохнул собеседник.
Лейтенант наконец-то сфокусировался на экране, сонно морщась. Оттуда на него печально смотрел давний приятель и почти сосед — всего-то через пару кварталов можно в гости ходить.
— Чего тебе, Серген?
— Да понимаешь, у Лизки грант… ее ролик победил на фестивале любительской рекламы, и надо срочно ее везти на вручение.
— Поздравляю, — лейтенант решил, что миссия выполнена и можно закрыть глаза, отключиться и от собеседника, и от реальности.
— А у нас тут, ну… Ребенок!
— Ну… поздравляю, — повторился он, плохо понимая, что еще от него ждут. В половину-то шестого. Ладно еще, если бы украли этого ребенка или еще что…
Сонно устыдившись неэтичным мыслям, лейтенант зевнул:
— Ну дети — это цветы и все такое. Я-то тут при чем? С экрана смотрели очень уж скептически.
— Оставить его не с кем. Бабки у нас все разъехались, а нянек всяких Лизка терпеть не может. Говорит, лучше вообще одного пацана оставить, чем с чужими тетками… Ну, а ты, это, вроде как свой, понимаешь?
— Понимаю… поздравляю… — мозг отказывался функционировать даже на жалкие десять процентов. И сообразить, чего хотят и зачем, не удавалось. Поставили бы четко задачу, чтобы ответить «есть» и выполнять на автомате, а то слишком много слов. А суть?
— Можно к тебе Даника, пока мы туда и обратно?
— Угу, — он бы сейчас согласился на все, что угодно, за пару часиков сна. И не важно, чего там конкретно спрашивают. Он уже согласен.
— Я тогда его… того… короче… мы уже у тебя возле парадного.
— М-м… что? — лейтенант наконец-то проснулся настолько, чтобы почуять подвох.
Но, кажется, включилось чутье как-то поздно:
— Э-э-э… ну-у-у… и оперативно вы… телепортировались! Жди… те… За десять минут, за которые Томпсон успел умыться, натянуть штаны и откопать вчерашнюю рубашку, до него окончательно дошло во что он вляпался. И громкий детский голос, который раздался за дверью одновременно с писком звонка, определение ситуации только усугубил. Томпсон вздохнул, мельком взглянул в зеркало, застегнул на рубашке еще одну пуговицу и открыл дверь. Деваться-то некуда.
Мальчишка влетел в квартиру вихрем, прижимая к груди какого-то кошмарного зубастого зверя, с восторгом огляделся, вежливо поздоровался и сверкнул солнечной улыбкой:
— Привет, товарищ лейтенант! А вы играете в драконов?!
— По утрам я сам как дракон. Злой, сонный и голодный, — Томпсон с намеком посмотрел на папу мальчишки, который заходить не торопился. Серген намек понял, но как-то неправильно: послал воздушный поцелуй, помахал ручкой и торопливо поскакал через ступеньку вниз. Хотя лифтом было бы удобнее. Лейтенант закрыл дверь, очень осторожно, потому что приходилось сдерживать внутреннюю волну ярости за испорченный выходной. И достаточно было малейшей искры, чтобы дверь хлопнула, а вулкан эмоций пробил плотину выдержки. Вдох-выдох.
Томпсон развернулся к мальчику.
— У меня к тебе… Кхм, — лейтенант подумал, что сказать «приказ по личному составу» как-то нетактично, — …предложение. Организовать отбой на пять-шесть часов.
— А можно не одобрить? — Даник сосредоточенно наморщил нос. Томпсон подумал, что для своих семи лет ребенок слишком сообразительный. Со взрослыми дядями на службе проще: они прямые приказы не оспаривают. Правда, саботируют их тайно.
— Можно, но тогда тебе придется тихонько посидеть, пока этот приказ буду выполнять я.
— А посидеть долго?
— Пять… — лейтенант закашлялся: заставлять ребенка, который еще ничего противозаконного не сделал, «сидеть тихонько» пять часов — это жестоко. За такое леди Гадира из ювенального отдела не погладит, а пришибет.
— Могу включить мультики и показать, где лежит еда.
— А ты… вы какие мультики смотрите? — деловито осведомился мальчишка.
Томпсон задумался: его каждодневные «мультики» с кровью на стенах, колотыми ранами и ожогами от бластера на пол-лица какого-нибудь бандита для детских глаз точно не предназначались, а на другие времени не оставалось, — и честно сказал:
— Я никакие не смотрю. А ты сам каналы пощелкаешь — выберешь.
Экскурсия вышла краткой: вот головизор, управляется голосом, только орать не надо; вот кухня, тут холодильник, там… Э-э, кефир древний и салат вчерашний в контейнере, но есть еще печенье вон там на полке и мармелад… Хотя его ты лучше не ешь, твердоват. А чай вот тут.
Мальчишка понятливо покивал, героически попытался разгрызть мармеладку и хрустнул — лейтенант понадеялся, что мармеладом, а не зубом; потом потыкал в сенсорную панель плиты, включил-выключил чайник, зачем-то поинтересовался, открывается ли окно — и лейтенант подумал, что лучше, наверное, перестраховаться.
— Восьмой, иди-ка сюда, — негромко позвал он, пытаясь отогнать навязчивые картинки будущего, в котором любознательный «Даник» выпадает из окна или убивается как-то еще.
— Кто такой восьмой? — тут же заинтересовался мальчишка.
Ответ явился сам — в виде невозмутимого темноволосого киборга. На подбородке у него красовался отпечаток подушки.
— Вызывали, хозяин? — киборг мгновенно просканировал помещение и с особой тщательностью новый объект.
Человек, ребенок, возраст предположительно семь лет, рост — 116,5 сантиметров, вес — 23 килограмма и 150 грамм. Идентифицирован как Даник, сын друга хозяина. Характеристики: повышенная эмоциональность, гиперактивность, высокий риск бытового травматизма.
— Восьмой, мальчик — охраняемый объект. Приоритет — сохранение жизни. И целостности! Реагировать адекватно, приказы, касающиеся бытовых вопросов, выполнять… С пониманием, в общем. Меня не трогать. — Приказ принят.
Удалившись в комнату, Томпсон еще некоторое время прислушивался, но секунды и минуты капали, а с кухни не доносилось ни детского рева, ни звуков катастрофы — и он расслабился.
В конце концов, если Восьмой с бандой несовершеннолетних засранцев справлялся, что ему один семилетка с драконами… Лейтенант прилег на диван прямо в одежде и задремал.
…Я проснулся не отдохнувшим, и вдобавок с бессовестно затекшей шеей. Не знаю, как в других моделях, но штурманское кресло вертолёта Си-4 — совсем не то, что доктор прописал для сна, нудному стареющему научному сотруднику кафедры геодезии и картографии Дербендского Университета…
Утро принесло с собой беззаботную свежесть, лёгкий, прямо какой-то открыточный ветерок и такие же солнечные блики, сияющими прозрачными плёночками развешанные по подлеску, кочкам молодой весенней травы и сучьям живописного бурелома, служившего ночлегом нашему «Северину». Вацлава, по всей видимости, не было в кабине уже давно. Судя по переливчатым смешинкам и звонкому голоску Иланы, доносящемуся из салона, они (во всяком случае, она — точно), провели ночь гораздо продуктивнее и приятнее, нежели их начальник; и девушка сейчас, скорее всего, снова баловала любимого красавца-мужчину, а заодно и бравого пилота, своим бесподобным напитком. Такого нахальства я, понятное дело, стерпеть не мог, а посему выбрался из зверски упирающегося в самые малоприятные места штурманского кресла, и, мысленно втыкая себе в отсиженные места серебряные иголочки, вытряхнулся в салон, под нестройное: «Доброе утро!» – заливистый смешок Иланы и грудное всхахатывание Клима.
– Смех без причины – признак маскировки интеллектуальной недостаточности за избытком безосновательного оптимизма! – на одном дыхании выпалил я, но конец моей блещущей остроумием тирады потонул в очередном взрыве дружного хохота. – Вы с утра далеко в джунгли не бродили, нет? А то, не знаю, вдруг там какая-нибудь биологическая аномалия, с психосоматическим или нервно-транквиллизирующим воздействием, а вы, ослеплённые, так сказать, высокими чувствами, и не заметили…
Опять волна смеха. Илана, хихикая, порхнула ко мне, подхватила под руку и потащила к креслу, против чего я решительно взбунтовался, предпочтя остаться стоять возле откинутого столика, где мне уже была налита полная кружка ароматнейшего кофе и стояло блюдце из небьющегося стекла с остатками вечерней роскоши. Пару секунд потупИв на этот натюрморт, я решил всё-таки не так стремительно превращаться в таёжного аборигена, а сперва почистить зубы и плеснуть в заспанную физиономию пару пригоршней воды.
– Молодняк, вы на поверхность планеты сегодня спускались? Есть в обозримых окрестностях естественные резервуары с пригодной для внешнего применения Н2О?
– А то ж! За вертолётом, сзади. Ручей с бочажком, чистый, химанализы в норме, фон – тоже! Там щщас как раз Валь, иди, составь компанию! По пути полюбуешься на фундаментальные строения трудолюбивых ос, или кто уж там ещё это построил, — бодро отозвался Клим.
Я картинно развернулся «кругом», выудил из своего рюкзака рыльно-мыльные принадлежности и «высадился на поверхность» уже испытанным вчера способом. Тепло, ёлки-палки, прям как в Дербенде! Отползши от вертолёта на несколько метров, оглядел улей, который при свете дня, действительно, оказался более удивительной постройкой, нежели показалось вчера, в темноте и усталости. Мало того. Построек оказалось две. (Впрочем, Илана вчера тоже говорила, что там не один улей. Я, признаться, по темноте не рассмотрел, один он там или нет, зато теперь отлично видно, что два.) Я решил переварить информацию, (вместе с кофе и завтраком), а посему целеустремлённо пополз по бурелому туда, куда указал Клим. Обогнув «Северин», я разглядел край завала, (странно, оказался ровным, будто ветки там выкладывали специально!), за которым открывалась замечательная низинка с небольшим говорливым ручейком и парой тёмных заводей, украшенных синевато-зелёными мясистыми плетьми каких-то местных водяных растений. У ближайшей заводи с наслаждением плескался Вацлав. Рядом на полотенце разложены бритва, пена и зеркальце. Я решил приобщиться к зеркалу, поскорее миновал веточное переплетение, принял стоячее положение и поспешил к естественной умывальне. Вацлав заулыбался, жестом пригласил устраиваться по другую сторону от полотенца. Я сел на траву, зачерпнул пригоршню воды, плеснул на лицо. Вода оказалась чуть горьковатой на вкус и отчётливо пахла хвоей. Умывание подарило свежесть и принесло, наконец, долгожданное полное пробуждение. Образы костровища и полусгоревшей клеёнчатой тетради, плотно впечатавшиеся в сознание, подстёрлись и потускнели. Я закончил утренние процедуры, поблагодарил Вацлава за зеркальце и ожидание, и мы, перекидываясь малозначимыми фразочками, отправились домой, где нас встретила улыбкой сияющая, как начищенный пятак, Илана, и очередной клоунской выходкой – Клим, который висел вниз головой, зацепившись носками ботинок за поручень, подметая шевелюрой виниловое покрытие пола и картинно скрестив руки на груди. При нашем появлении он попытался красиво спрыгнуть, сделав кульбит, но вместо этого с грохотом свалился в кресло, понося на чём свет стоит конструктора фюзеляжа, сделавшего салон таким тесным и узким. Наконец, все расселись возле столика. Я отвинтил крышку с термос-чашки, которую предусмотрительная Илана закрыла после моего ухода, и утренняя трапеза началась. За кофе говорили много, но всё как-то вокруг да около, не по делу. Настрой был почему-то весёлый и благостный, и думать о насущных проблемах было просто лениво. Солнце карабкалось в зенит, превращая утреннее ласковое тепло в самую натуральную южную дневную жару. За открытой дверью входного люка неторопливо протрепыхалась уже знакомая синяя бабочка. Прям, курорт, благость и умиротворение… Только вот вокруг-то на самом деле не пальмы парами на берегу, а дарская тайга, и в нескольких десятков метров в этой тайге – две постройки авторства не-человеческой расы… А, да и чёрт с ними. Отдыхаем!
… Опомнился Вацлав. Как это произошло, что его выбило из общего бессмысленно-дурацкого настроя, он впоследствии объяснить так и не смог. Просто, вдруг очухался и увидел, как его друзья устраивают легкомысленную курортную вечеринку в салоне повреждённого вертолёта, рухнувшего на задворках дикой северной тайги, вероятно – в аномальной зоне, после дьявольски удачно закончившейся встречи с ураганом «Сухой лемех», способным, вообще-то, вскрыть танк с семидесятимиллиметровой бронёй, как банку сгущёнки… Мгновенно оценив ситуацию, Вацлав вытащил из-за пилотского кресла свою личную аптечку, контроль за которой он никогда никому не доверял, и достал оттуда капсулы наркоблокиратора и шприц-пистолет…
…Клим после иньекции сразу вырубился, будто тумблером кто-то щёлкнул. Илане препарат не понадобился, её «выкинуло» из эйфории так же, как и пилота. А вот мне, судя по рассказам ребят, понадобилось аж две капсулы — после первой я вообще в какое-то буйное детство впал, норовил всех непременно вытащить на лужайку играть в бадминтон… Правда, сам я ничего этого напрочь не помню, память отключилась начисто сразу после иньекции. Впрочем, мне этот препарат противопоказан, наблюдалась одно время аллергия на его активные компоненты… Но тут выбора не было, да я и не предупреждал ребят об этой старой болячке. Я сам-то о ней почти забыл, а на-ка вот, всплыла… В общем, после второй дозы вырубился я, и провалялся вдвое дольше, чем Клим. Два дня — как в чёрный колодец. Всё, что знаю о событиях этих дней, знаю только со слов ребят. Поэтому лучше я сразу вставлю в заметки описания этих событий, сделанные Вацлавом и Иланой.
>Вацлав Сибенич<
…Меня словно ударило что-то по затылку. В голове звон, перед глазами радуга… Потом исчезло всё, только звон этот немного остался. Смотрю — что за…. ! Наши себя ведут — ну, ни дать, ни взять, делегация психов на отдыхе, только что друг на дружке в лошадки не играют и вилки не грызут… Иланка подтанцовывает, то к Климке прижмётся недвусмысленно, то Силя под ручку подхватит, в глаза заглядывает. Клим, уж на что шутник-неудачник, сейчас сам себя по всем параметрам превзошёл – прыгает, вертится, по потолку пройтись норовит… Ну, обезьяна, и только. Горилла. И ржёт без передыху. Нет, он посмеяться-то любит, но – не так же, не бессмысленно, на любой поднятый палец, на любое слово. Силь, тот вообще расклеился, такое ощущение, что литр креплёного без закуски заглотил. А он ведь вообще ни-ни, не то, что креплёного, а и пива-то на дух не выносит! С ним в экспедицию идти — сразу, без компромиссов, усвоить надо: сухой закон! Мы-то его давно знаем, привыкли. Да и хорошо оно, в экспеде пить – со смертью играть, если не с чем похуже смерти. Отчасти, потому все его экспедиции, как правило, удачно и заканчивались. А вот тут его накрыло… Ну, я ему первому и всадил капсулу, из шприц-пистолета. Они с собой этот громоздкий девайс сроду не берут, а зря. У меня он всегда за креслом, вместе с аптечкой. И ампул — полный джентльменский набор. Медик из меня, конечно, аховый, но уж подобие наркотического отравления диагностировать могу. Всадил я ему капсулу, значит, с наркоблокиратором хорошим, «Преславский спецмед» делает, я его с боем у спасательских медиков раздобыл. Ну, Василик – в ступор. Стоит, как истукан, ни влево, ни вправо. Ладно, думаю, я пока с остальными разберусь. А тут Иланка ка-ак визгнет, аж уши заложило. «Ты чего, говорю, сирена! Так же заикой сделаюсь, медкомиссию не пройду – кто вас вывозить будет в Дар на прогулки?» А она побелела, как краска на лопастях, да так в кресло и сползла, где стояла. Ну, Климка – к ней, на руки подхватить пытается, а сам ржёт, как конь. Я ему – капсулу, удачно попал, в предплечье. Он сразу сложился и на пол спикировал. Смотрю – Силь опять оживился, видно, препарат начал работать, только странно как-то: Силь полез в багажную антресоль, залез туда по пузо, роется. «Чего ты там забыл, говорю?» Он выдаёт, я сам чуть не упал: «БАДМИНТОН», – говорит! «Я, – говорит, – что думаю, пошли на полянку, вон, ракетками помашем!» Да откуда у меня в «Северине» бадминтон?! Всё, думаю, Силь, точно, с катушек поехал… Дождался я, когда он правый багажник перерыл и полез в левый, и когда он на пол слез, я ему вторую капсулу-то и выстрелил. Прям в мягкое место! Ну, тут уж его проняло. Повалился, как подкошенный. Думаю, сознание потерял, наверное… Подхожу – нет, просто спит! Только – прям, мертвецки. Будто до этого суток трое вообще не спал… Я его под руки, в захват, и в кресло, сначала разложил, конечно. Пусть, думаю, отсыпается, всё лучше, чем бадминтон в вертолёте искать. Гляжу, Илана оклемалась, подходит ко мне. «Что было-то, Валь?» – говорит. А я разве ж знаю. «Поздравляю, говорю, Ланка. Мы — наркоманы». Она говорит: «Слушай, я как во сне была» – «А теперь?» – «А теперь нет, всё, говорит, прошло. Только какая-то голова как ватная. Но соображает нормально». Вот, говорю, хорошо. На вот, дальше пиши. А то из меня писатель — сама знаешь.
>Илана Поленз<
Я Илана Поленз, фотограф, медик и биолог экспедиции. Дневник передан под мою ответственность 19 дня месяца Червен года 2893, в лагере аварийной посадки вертолёта «Северин», в северо-западной части Дарской тайги. Ой, сейчас спрошу у пилота точные координаты. Вот: 64,2грд. северной широты, 42,8грд. восточной долготы. Вообще, эти записи должен вести начальник экспедиции, Василик Свартмэль, но сейчас он болен. Сегодня утром со всеми нами произошло нечто странное: мы словно попали под мощное внешнее наркотическое воздействие, вследствие которого стали вести себя, мягко скажем, неадекватно. Воздействие продолжалось с момента пробуждения (а мы с Климом проснулись в восемь часов утра, это я ещё помню отчётливо, встали ещё через полчаса, это тоже хорошо помню, но к делу это не относится.) А вот то, что было после, я помню всё хуже и хуже, пока память не отключается совсем. Помню, как варила кофе, угощала мужчин, но вот что я говорила, что отвечали мне – не помню совсем. Такое ощущение, что всё остальное время, вплоть до двух часов дня, когда со мной ЭТО перестало происходить, моё сознание было заполнено молочно-апельсиновым миксом с мороженым и имело вид хрустального мелко-мелко гранёного бокала, медленно вращающегося в свете солнечных лучей. Не скрою, приятно было ужасно! И так весело, легко… Хотелось делать всякие глупости и танцевать босиком… А потом – словно стукнули тяжёлой сырой подушкой сзади. Я отключилась, и, кажется, упала. Пришла в себя в кресле вертолёта нашего, «Северина». Голова только будто ватой набита, а так – ничего. Спать совсем не хочется, никаких глупостей – тоже. Только того, что было с утра и до двух, так до сих пор и не помню. Клим и Василик очень крепко спят в креслах. Вацлав не спит, он пришёл в себя примерно так же, как я, только чуть-чуть раньше. Он успел сделать Климу с Василиком пневмоиньекции общей наркотической блокировки препаратом «Антрексан-дельта», после чего их состояние перешло в стабильный сон. Василику иньецировать препарат пришлось дважды, в то время как на более рослого и массивного Клима подействовала первая же доза. (Странно! Как проснутся – выясню подробности, если вспомнят.) Сейчас состояние ребят стабильно, и я смогу выйти из вертолёта, чтобы сделать подробные анализы воздуха и воды из ручья.
15ч 10мин.
Сходила наружу, взяла пробы воды и воздуха. Как ни странно, самые подробные анализы, которые возможно сделать в условиях полевой лаборатории, не выявили абсолютно никаких отклонений от нормы: и воздух, и вода совершенно чистые, без каких-либо необычных примесей. Очень, очень странно… Буду делать анализы каждые три часа, чтобы выявить возможное кратковременное появление примесей.
На улице жара стоит, прямо как у нас в Дербенде. Внешний термометр тридцать два градуса показывает, и это – в северной части тайги! Не иначе, угодили мы в одну из тех пресловутых аномалий, о которых в каждом кафетерии по Университету разговаривают – вот, мол, туда бы на практику… И биологи, и химики, и журналисты, и даже от филологов такое слышала! Мол, говорят, там остатки потомства каких-то поселенцев живут, ещё с досумеречных времён – вот фольклор бы пособирать! А наши девчонки такие красивые легенды рассказывали – будто там, в этих аномалиях, источники есть какие-то, если искупаться в них – ну, там… В определённое время и при определённых условиях, в общем… Килограммы лишние отовсюду – пшик! И – фигурка Хлои Миллер… Ну, и молодеешь на пару-тройку лет. А ещё, говорили, грязь там бывает в болотах, ярко-голубая, так из неё маски неделю поделаешь, и кожа – бархат! Никаких тебе точек, сыпи, даже веснушки сходят. А, кстати, раз такая теплынь, искупаться, что-ли? Все спят, кроме Вацлава, а от него только ноги торчат из мотора. Барабанить он, что-ли, учится – гремит по трубам каким-то уже час, наверное. Пойду искупаюсь, потом надо будет тут прибраться – такой мы утром свинарник устроили, ужас. Потом опять анализы сделаю… И, кстати, надо будет сделать анализ крови – себе и Вацлаву. Эх, сразу надо было! Не додумалась…
Ну вот, искупалась! Восторг! Непередаваемо! Особенно, когда вторые сутки без душа, а тут ещё такая жара. Не знаю, кто как, а я точно помолодела! У-ууххх! Так, ладно… Долго плескалась, теперь сперва – анализы, потом — уборка.
Сделала анализы крови, себе и Вацлаву (едва его дозвалась, вылез – как трубочист! «Не мог, – говорю, – протереть там всё тряпочкой сначала?» А он в ответ: «А это что – не тряпка?» – и на комбнезон свой показывает! Мальчики — это диагноз… «Да, – говорю, – теперь тряпка, без сомнений…») А кровь абсолютно нормальная. У Вацлава, правда, очень высокое гематокритное число, пятьдесят шесть процентов, но оно у меня и у самой всегда завышенное, вот и сейчас пятьдесят два… Спросила его, так, на всякий случай, не надеясь на ответ: не знает ли он, случайно, какой у него обычно гематокрит анализы показывают. Ну, естественно, не знает! «Вы ж, лётчики, перед каждым вылетом проверяетесь, анализы сдаёте!» А он мне: «И что с того? Мне говорят: «Норма», – если нет, то как лечиться надо – и всё» Ну, без комментариев!
Принесла с ручья свежий образец воды. Прихватила заодно лист растения из заводи. Судя по внешнему виду – плакун-трава широколистая, так-то она по всем зонам с умеренным климатом растёт, только вот она вообще-то – сухопутная. Есть в роду плакуновых и водные виды, но уж никак не широколистная, это любая школьница старше пятого класса знает… Я потому и взяла образец, надо проверить, что с ней не так, с чего вдруг она на водную жизнь переквалифицировалась. Вечером сяду, рассмотрю всё подробно.
18ч.15мин.
Анализы воды и воздуха опять ничего нового не показали: и те, и другие просто отличные! Ладно. Всё равно буду делать каждые три часа, как решила. Ведь что-то же на нас воздействовало! Интересно, что анализы покажут завтра утром?!
Ну, Василик, проснись только! Заглянула в начало этих записок – он, оказывается, меня втихушку разглядывал, пока я делами занималась! Нахал! «На меня небось, так не посмотрит…» – а почему я на него вообще смотреть должна?! Ещё и тут всё это написАл, как на исповеди! Всё. Проснётся – вообще с ним не разговариваю, ни слова. Бойкот! Комбинезон у меня дорогой, видишь ли, красивый, позавидовал! Разумеется, красивый – я же им с грязных моторов масло не вытираю!
Пока убиралась, решила музыку послушать, успокоиться немного. Сильно на Василика разозлилась. Взяла Климкин шлем, надела, включаю – а там стоит запись какого-то не то заседания, не то диспута… Нудятина, я не разобралась, что там к чему, но там имя в выступлениях несколько раз мелькало – поэт этот, начала века, я ещё вечно забываю его – Лышко Лютенвальд, стихи у него забавные, некоторые очень красивые попадаются… Значит, всё-таки говорят о нём, только не во всеуслышание. А Клим говорил — никто, мол, ни слова, ни полслова… Надо будет у него спросить.
21ч.10мин.
Сделала очередные анализы. Снова – норма. Жара под вечер спала, приятно так на улице! Пофотографировала ульи, днём, при свете. Такие они странные! Сколько нам про них рассказывали, о такой форме никогда не говорили. У одного леток большой, круглый, прямо низко так. Наверное, с земли долезть можно… Ребята проснутся, надо будет уговорить их сходить туда, раз уж мы всё равно тут застряли. Вацлав сказал, чего-то у него там важное поломалось, насос какой-то отказал, и теперь топливо в мотор не подаётся.
Сейчас соображу ужин, потом схожу, наверное, ещё раз искупаюсь, на ночь, пока ещё тепло, сделаю последние анализы за сегодня, и – спать. Надо будет на всякий случай наружную дверь запечатать и закрыть все окна. Попрошу Вацлава вентиляцию запустить, она с химическим фильтром.
Всё, поужинали, салатик сделала по-быстрому, рагу из консервов сообразила, ничего так получилось, вкусненько, и не очень калорийно, на ночь-то. Сходила, искупалась. Божественно! Вода – просто чудо какое-то! Вацлава позвала – ни в какую! «Я что, лягушка, в луже купаться!» Так… А это я, значит, лягушка?! Ну, и ходи грязный. Нет, умыться-то он сходил. Но это ж совсем не то! Всё. Анализы – и спать. Только двери и окна позакрываем. Вацлав уже включил вентиляцию.
0ч.05мин.
Анализы без изменений. На всякий случай вытащила кислородные маски, на всех, пусть будут под рукой — мало ли что. Вацлав одобрил, только бы, мол, если что – не проспать, успеть надеть! Ладно, там посмотрим, а когда они под рукой – спокойней как-то. Ребята спят, как пожарники. Повернутся с боку на бок – и дальше сопеть… Вацлав в кабину ушёл, «спокойной ночи» пожелал. Да уж, лучше пусть она будет спокойной! Всё. Я – спать!
Будильник запищал ровно в восемь, я подскочила, словно на экзамен. С чего это вдруг? Терпеть не могу так вот вскакивать… А-а, да, вспомнила! Я же вчера так и не посмотрела траву, которую принесла из ручья! А сейчас надо быстренько анализы сделать, ведь вчера эта эйфория началась тоже утром. О-оо, вот я дура… Не судьба была вчера воды-то принести оттуда, чтоб умыться, не выходя из вертолёта! Теперь придётся делать анализы прямо в таком вот виде, сомнамбульском…
8ч. 23мин.
Сделала анализ воздуха! В воздухе огромная концентрация пыльцы какого-то неизвестного растения, определить пока не смогла, ни в одном справочнике ничего подобного нет! Буду искать. За водой не ходила. Прежде, чем открывать внешнюю дверь, надела кислородную маску, растолкала Вацлава и заставила его надеть тоже. Сейчас так в них и сидим, общаемся записками. Дверь закрыли. Концентрацию пыльцы в салоне после выхода проверила, низкая. Но масок всё равно не снимаем. Пошла подробно исследовать пыльцу. Следующий анализ – через час, и так – пока концентрация пыльцы не начнёт меняться. Журнал беру с собой, чтоб записывать результаты сразу же.
Спорово-пыльцевой метод показал, что пыльца принадлежит растению вида ДЕРБЕНИК, или — ПЛАКУН-ТРАВА!!! Становится всё интереснее!
Плакун-трава – типичное растение умеренной зоны, для него убийственно «жёсткое» солнце юга… Ага, значит, я гипотетически знаю, как очистить от неё хотя бы помещение! Инфракрасная лампа у нас, точно, есть… Щщас…
Провела эксперимент с инфракрасной лампой – замечательно! Стопроцентная гибель всей активной пыльцы. Теперь понятно, почему пыльца пропала после полудня: самое жаркое и самое жёсткое солнце её просто убивает! Остаётся выяснить, почему она не появляется, например, вечером, до захода солнца… Хотя, возможно, цветки этого чудесатого вида плакун-травы просто закрываются к вечеру! Это придётся уже пронаблюдать непосредственно на растении. Пошла в салон, обезвреживать там всю оставшуюся пыльцу!
Включила лампу. Высунулась, взяла очередную пробу воздуха, сделала анализ – ничего, кроме всё той же пыльцы, только в ещё большей концентрации! Ёлкин хвост, да на этом материале можно же кандидатскую написать! «Психотропное влияние пыльцы мутировавшей разновидности плакун-травы широколистной на психику высших млекопитающих»!
Проверила воздух внутри салона. Чисто! Ни одной пылинки… Пыльцинки… Тьфу. В общем, вся пыльца сдохла!
Ой! УРААА!!! Климка проснулся!!!
Ровно в семь часов вечера Вася по внутренней связи сообщил дежурному DEX’у о приказе доставить двух кибер-девушек в башню, где хранится коллекция «ДПИ» — тот ответил, что есть приказ и акт выдачи на оборудование, но лично Васе и под запись. Пришлось идти.
Обе DEX были в таком состоянии, что вести их за собой через несколько переходов и галерею Василий не решился, а принёс на руках сначала одну, потом вторую, и разместил их, как и было приказано, в комнате отдыха на нижних койках.
А через час два Mary принесли небольшой диван с распоряжением завхоза. Хозяйке звонить всё же пришлось – Нина мебель одобрила, но велела поставить не в кабинете, а в комнате отдыха киборгов. После чего спросила про DEX-девушек, и Василий показал ей, как они расположены:
— Дал кормосмесь, по две банки, внутренних повреждений, требующих ремонта, не имеется. Из одежды – музейная униформа. При достаточном кормлении восстановятся за неделю.
— Тогда… спокойной ночи.
***
Тренькнул терминал – сообщение от редактора сайта. Пришли деньги – полторы тысячи. Очень много! – но очень вовремя.
Деньги придется отрабатывать – скорее всего опять пришлют статью для перевода. Ещё не доделан перевод статьи по эротической кулинарии… и перевод книги не завершен… если бы не нужны были деньги, никогда бы не взялась за такие тексты.
Да, через пару минут пришёл файл – в одной папке десяток статей, нужен перевод и комментарии, срок сдачи не оговорен. Пролистала только, чтобы узнать объём работы – не вникая в текст.
Надо, конечно, просмотреть эти самые тексты перед переводом… узнать, о чём они… но не сейчас. Надо встать утром пораньше для этого.
***
Вроде пора спать, но… тревожно как-то… уже далеко за полночь… но лучше уж узнать, а то совсем не уснуть будет.
— Вася, как там эта девочка… Irien… и те две девочки DEX?
— Не беспокойтесь, все нормально… обе DEX просто очень голодны, это пройдет, они через четыре дня без работы и при хорошем питании придут в норму. А Irien… намного хуже. Лида сидит с ней, они в кабинете на диване. Её имя Кара? Нам её так называть?
— Имя… пусть сама придумает. Покажи её.
— Сейчас.
Вася, до звонка явно находившийся в комнате отдыха и собиравшийся спать, сначала показал лежащих на нижних койках девушек-DEX (одна с короткими ярко-красными, как огонь, волосами, а вторая — стриженная шатенка), затем перешел в кабинет, где находились остальные девушки – дежурящая Дита, и Irien, лежащая на диване, и сидящая рядом с ней Лида.
На диване лежало серое нечто, укрытое простыней по уши. Ободранные крылья осторожно уложены по бокам.
— Вася, в кабинете тепло?
— Да, стандартная температура. Повысить?
— Девочка явно теплолюбивая… если клон Ворона, то ей нужна более высокая температура… или одеяло потеплее… Васенька, раз уж я тебя разбудила… покажи мне её и… сразу скинь мне её отчет о состоянии. И… по тем девочкам тоже. Директор сказал, у неё множественные переломы…
— Хорошо, скинул – и на терминал пришел файл, а DEX осторожно снял простыню с Irien’ки – переломы есть. Смотрите. Перебиты крылья, перебиты голени… и правое предплечье, сломано два ребра… в отчёте все указано.
Опять – и уже не в первый раз! – мысль о том, что неприлично парню смотреть на обнажённую девушку, пришла после дела. Но… они оба киборги! И Вася видал в жизни голых киборгов… а уж Irien’ка-то сколько раз была обнажена при мужчинах… они оба техника… но как-то очень неприятно, когда нагая девушка лежит перед одетым парнем.
На экране появилось крупным планом лицо, потом камера чуть отдалилась и сдвинулась в сторону – на диване лежал обтянутый темно-серой кожей почти-скелет. Глаза были закрыты, на ногах и правой руке фиксирующие повязки, на крыльях скобки, неровно и очень коротко остриженные чёрные волосы с пятнами запекшейся крови… – зрелище не для слабонервных.
— Закрой её, ей тепло нужно. Лида, как она?
— Дано снотворное и обезболивающее, стоит капельница с глюкозой… в правое крыло пришлось поставить. Приказано каждые полтора часа давать по полбанки кормосмеси.
— Хорошо, ты умница и молодчина. Сама не забудь поесть. Теперь… Вася, Петя где?
— У головизора… позвать?
— Да.
Через пару секунд в кабинете возник Пётр – в «домашней» одежде, разрешенной не на работе. Нина оценила скорость, с которой он появился, и заметно успокоилась:
— Ребята, вы оба… или один из вас… должны быть в кабинете и мониторить вход постоянно. У музейного начальства на вас только третий уровень, у остальных музейных… прав управления нет. А на Диту у меня только третий уровень… а Irien’ов, да ещё с крыльями, в музее других нет. Вполне возможно, найдутся желающие прийти посмотреть. Дита откроет… если у кого-то из пришедших прав управления больше будет. А вы не должны открывать никому… без моего ведома.
— Понятно… будем охранять по очереди. Все нормально будет… она поправится дней за десять, если кормить по норме и не заставлять работать.
— Ну тогда… хорошо. Оставайтесь и отдыхайте, но… бдительность прежде всего.
— Поняли… всё будет хорошо.
И Нина отключила видеофон.
***
Транспортник за киборгами вылетел на рассвете в воскресенье.
Собирались в субботу вечером, но пока нашли второго врача, пока нашли и уговорили кибер-техника из Янтарного, пока оформили все документы… пришлось звонить на остров и у Ворона затребовать экспертизу на чёрную жемчужину – и Ворон отправил кучу файлов на всю партию жемчуга и заодно список необходимых ему ювелирных инструментов… и только на рассвете получили от таможни разрешение на вывоз жемчуга с планеты.
***
В пять утра Змей уже стоял перед алтарем на капище, принося богам первую требу. Прочитав пару статей, ничего не понял – но решил, что если люди так делают, а поскольку он для местных должен изображать человека, то и ему так делать нужно.
Горел огонь в костре, на камне-алтаре лежала копчёная рыбина на листе лопуха и стояла открытая банка сгущенки – Змей взял в доме самые калорийные продукты. А поскольку мясо подносить нельзя, а мясо рыбы почему-то за мясо не считалось и даже было разрешено в пост (об этом тоже нашел статью, но на другом сайте, когда искал информацию на тему – что такое пост? Инфа отличалась таким разнообразием, что Змей запутался), то взял рыбину – выбрал ту, которая размером побольше.
Змей осторожно положил в огонь рыбу и вылил сгущёнку. Вкусно, наверно, есть рыбу со сгущёнкой… надо будет попробовать… дома.
***
В пять утра Нина снова позвонила Васе:
— Утро доброе! Как дела? Как девочки?
— Утро доброе! В норме. У Агнии и Аглаи…
— У кого?
— Это девочки DEX себе имена придумали… они ведь теперь вместе будут работать? Вот и имена взяли похожие.
— По словарю выбирали? Ну… ладно, как выбрали, так и будет. Покажи их.
— Сейчас… вот это Агния – и на экране появилась красноволосая девушка.
— Агния… Огнёва или Огнёвка… запиши себе и эти имена. Сохрани и отзывайся.
— Информация сохранена.
Вася перевёл видеофон на вторую девушку:
— А это Аглая.
— Хорошо. Аглая… значит «блестящая». Отдыхайте и поправляйтесь. – и снова обратилась к Васе — Irien как себя чувствует?
— Регенерация запущена, кормосмесь по норме.
— Хорошо… я скоро появлюсь. Должен Ворон прилететь… сегодня обжиг керамики у Инны Сергеевны. Если появится раньше меня, впусти… пока в кабинет. И можешь чаем напоить.
— Понял. Ждём.
***
Ворон проснулся на рассвете – надо лететь к хозяйке. Будет ли только обжиг керамики или что-то ещё? Как бы узнать?
Хорошо, что Фролу его хозяин разрешил лететь! У хозяйки на Фрола только третий уровень… но приказать ему делать что-то… это не помешает.
Но сам факт, что он летит в город не один, уже успокаивал.
Змей уложил в багажник флайера десяток самых крупных копчёных рыбин – ночью Фрол специально ездил на рыбалку, а Змей с полтретьего утра занимался копчением.
В шесть часов все трое позавтракали – говорить никому не хотелось. Общались минимально и только по внутренней связи.
***
Полседьмого Змей позвонил хозяйке и спросил, куда лететь Ворону и Фролу, она ответила:
— Пусть к музею летят, к девяти… можно и чуть позже… но не позднее полдесятого. Вася Ворона уже знает, впустит… если я не успею прийти раньше, чем вы прилетите… но к девяти я постараюсь быть в кабинете.
— Хорошо. Они сейчас вылетают… я Вам немного рыбы отправлю. Десяти штук достаточно?
— Вполне. Буду ждать. Пока.
— Пока.
***
На подлете к городу Ворон немного сбавил скорость – неизвестно, вернётся ли он… в ближайшие дни. Надо записать… запомнить, как же красиво вокруг… немного покружить над лесом и над рекой…
— Так не хочешь к хозяйке? – насмешливо спросил Фрол, и Ворон, смутившись, поднял флайер чуть выше и прибавил скорость.
Желая показать Ворону город, пока есть время, Фрол взял управление флайером на себя.
Над рекой пролетели медленно и низко, сделали большой круг вокруг города, потом — вокруг музейного замка, пролетели ещё раз над рекой и осмотрели сверху Набережную и пригородный парк – Irien восторженно смотрел на утренний город, Фрол показывал на здания:
— Вот это памятник Первооткрывателям, вот там здание городской администрации, а вот там… городской парк… там и фонтан есть! Одно дело видеть всё на карте, а совсем другое дело — вот так… самому. Два больших парка в городе… и один детский поменьше… музейный втрое больше этого… А вот… смотри, это школа, а… вот там торговый центр… а это стадион и спортшкола… вот там пединститут… а вот этот замок и есть музей… я там был… два раза, когда был у егеря, он меня и обучал лепке… я отвозил и сдавал в музей его изделия, один раз с нынешним хозяином и два раза сам летал к Нине Павловне с поручениями от Степана Иваныча… всё знаю!
***
Город Воронов – около ста пятидесяти тысяч населения без пригородных посёлков – не самый маленький. А с пригородами – все сто восемьдесят тысяч. И город постепенно разрастается вширь, пригороды врастают в город, образуются новые пригородные посёлки.
Сверху город выглядит как вытянувшийся вдоль берега реки овал, хотя строился он по утверждённому генплану в форме узкого треугольника, на остром конце которого – замок музея, а основание – современный микрорайон с высотками. Пространство между замком и высотками заполнено зданиями не выше трёх этажей в стиле «русской провинции» — и называлось «историческая часть города». Но постепенно строящиеся по окраинам посёлки врастают в город – и очертания города становятся более округлыми.
На краю города и чуть в стороне от него возвышается замок с серыми каменными стенами и зелёными крышами, шестью башнями и массивным высоким дворцом в центре, который все музейные сотрудники называют просто главным корпусом. Сверху кажущийся небольшим замок на самом деле очень велик – и со смотровой площадки на северо-западной башне вид на город и реку открывается просто фантастический!
Внизу, вокруг замка и далее, на пару километров вдоль Набережной, расположен музейный парк с десятком скульптур и парой фонтанов.
***
-…а киборги в музее есть? Не только у хозяйки… а вообще? Я в первый раз так боялся всего… только Лизу с Васей и помню… почти не записывал…
Задумавшийся Фрол чуть не пропустил мимо ушей вопрос Ворона, но прокрутил запись и ответил:
— Есть. Много. Потом покажу… некоторых. А пока… смотри, что покажу. В главном корпусе выставки по истории освоения планеты, о жизни первых переселенцев, о жизни на Старой Земле… и их видел пару раз… не все, а ещё… кабинет директора, научный отдел, экспозиционный отдел, а в этой башне… да, которая ближе к главным воротам… экскурсионный отдел и просветительский отдел… и картинная галерея там же… в башне напротив передвижные выставки… такие, которые из других музеев привозят на время… там же кафе и столовая… а ещё… в цокольном этаже владения завхоза… он ответственный за киборгов… и кабинет программиста… а ниже подвалы… а вон та… самая дальняя от главных ворот башня… как раз та, где работает ваша хозяйка.
— А… что там было раньше в подвалах замка на Земле?
– Кто ж его знает? Но в этом замке… отдел фондов.
***
Под коллекцию «ДПИ» отдана северо-западная башня целиком – в подвалах и на первом этаже хранилище, на втором этаже кабинет с двумя терминалами (один с выходом в Инфранет, второй подключен к внутренней сети), далее по коридору большая – почти четыре на четыре метра — комната-сейф с наиболее ценными подлинниками и документами, напротив лифт в подвальные этажи, комната отдыха для киборгов и небольшой санузел с душевой кабинкой, и весь этот внутрибашенный блок из двух этажей и подвалов имеет только две двери на втором этаже.
Одна небольшая дверь открывается прямо в кабинет из общего коридора с лестницей и лифтом, а вторая, чуть больше и на противоположной стороне – открывается в коридор внутри блока, рядом с комнатой для киборгов, и обычно запирается изнутри.
В кабинете есть дверь, открываемая внутрь блока, в небольшой внутренний коридор.
В залах третьего и четвертого этажей – выставки как раз по темам «Искусство древних мастеров»: мелкая керамика, фарфор и стекло, несколько костюмов с вышивкой и кружевом в витринах, тканые половики, предметы быта и несколько картин.
***
Змей остался на острове один. На весь день. Оба… друга уехали. Можно ли назвать их друзьями?
Наверно… Ворон точно друг. И брат… названный, но от этого не ставший менее своим… одновременно и старший – по возрасту… и младший – по модели… его защищать надо, он сам себе даже еду добыть не может.
А Фрол? Местный и всё нужное знает… но… выпендрёжник, как сказал Ворон. Есть, перед кем… выпендриваться. Или он всегда такой? Перед хозяином вряд ли также себя ведет.
Он – друг? Наверное. Но точно не враг. Но не брат.
Как же все это сложно!
Открыл сайт – и сразу письмо от редактора с благодарностью за интересный вопрос и ответом на него. Кроме всего, редактор интересуется, будут ли у Воина-Славного еще вопросы? И может ли кто-нибудь другой на вопрос ответить, если Комаров вдруг откажется?
Надо же! Этот Комаров разрешил ему бесплатное скачивание! Правда, пока одной статьи, но и это уже просто очень хорошо!
Ответил сразу: «Благодарю! Очень нужно и очень вовремя. Вопрос будет. И даже не один. Что такое семья для родновера? Может ли друг стать братом?».
Бой.
Мир Земля. Убежище.
Они отступали…
Они отступали, подбирая и пряча за спины раненых… оставляя мертвых. Расчетливо и точно метали зелья по приближающимся врагам — штурмовикам, отборным силам Вадима, сбивали на лету вампиров, падали… Вставали, перегруппировывались — узкие коридоры не давали войскам Вадима просто задавить людей числом. И снова били… падали… поднимались…
Или не поднимались. Их оставалось все меньше.
Если б не запечатанные в коридорах НЗ-ниши с оружием и зельями, если б не сами коридоры, узкие, с неожиданными поворотами, если б не общая блокировка, сил, и демонских, и колдовских, они б не продержались и получаса.
Бежать нельзя.
За спинами те, кого они защищают, и нужно, чтоб перенестись успели все. И они тянули и тянули время, эти драгоценные крохи, нужные, чтоб спасти чьи-то жизни… и платили за это своими.
Все меньше…
— Берегись!
— Ты, тварь!
— Коннор, осторожно! Осто…
Метнуть зелье, отметить вспышку, парировать удар, вбить клинок в чужое тело, уйти в сторону, сбивая прицел… Отбить удар, метнуть нож, достать клинком вот этого, юркого… увернуться, дернуть к себе напарника, спасая от удара в голову…
Отбить, отбить, отбить…
— Все! — хрипит в ухо чей-то сорванный голос, — Все! Можно… можно уходить! Вот…
В руку тычется золотой прут, потом второй.
— Сначала куда-нибудь, потом собьешь хвост и перенесешься в убежище…
— Поняла!
Они ныряют за поворот коридора, оставив за собой стену пламени, и чумазый парень торопливо раздает ворох прыгунов. Несколько штук торопливо крепят на раненых — регенератор у всех закончился…
— Расходимся. Сбиваем прицел, расходимся, быст…
Невозможный грохот перекрывает его слова. Волна огня бьет и жжет, и разметывает фигуру Сергея на светящийся пепел, и очень больно… Потолок… рушится…
Каким-то чудом она успевает упасть и перевернуться, пропуская над собой гибельный зеленый огонь, и чувствует, как наваливается сверху дрожащее тело.
Какого… черта? А? Новая волна! Грохот оглушает, потом приходит темнота…
— Лина!
Почти ничего не видно. Пыль. Тьма… Туннель завален камнями — похоже, обрушился свод коридора… Где все? Или… или уже никого? Кто ее позвал? Она спихнула с себя навалившееся тело и пригляделась… И чуть не заорала от бешенства и боли. Только не это!
Черные глаза Марка смотрят на нее сквозь запорошенные пеплом ресницы.
— Живая…
***! Высшие силы… О боже… Ад и демоны…
— Ты рехнулся! — в коридоре все еще плотной завесой висит пыль, но ей не надо подносить к лицу руки, чтобы увидеть это — кровь и пятна сажи. Его. Он прикрыл ее собой, чертов ненормальный мальчишка! — Высшие силы… Псиииих…
— Я мужчина, — шепчут бледные губы, — Я должен.
Она б заплакала, если б могла. Это так по-ангельски! Спасать феникса! Черт, малыш, ну что ты сделал?…
— Я с тобой потом поговорю, мужчина! — шипит девушка, быстро вкалывая ему последнее, что осталось — тонизатор. Не вылечит, но поможет продержаться… — Убираемся отсюда! Где твои прыгуны?
Рядом вдруг что-то прошуршало. Посыпались осколки… зашевелилось второе тело, наполовину засыпанное обломками, пылью и крошкой…
Эльф! Высшие силы, за что?
— Мы не успели взять, — волосы Линдэ серые от пепла и каменной пыли, — Мы просто не успели. Мы… Не плачь, а?
Разве она плачет?
Она ругается, поминая самоубийц-мальчишек, сволочного повелителя, весь этот спятивший мир, ругается и размазывает по лицу пыль, ругается и ищет… У нее всего два прыгуна, валяются где-то в этой мешанине под ногами, всего два, и сбивать слежку будет нечем…
Я рискну.
— Линдэ… — голос какой-то не ее, хриплый, точно пересып гранитных осколков… — Можешь встать?
— Нет… Прости.
Она закрывает глаза. Соберись. Соберись. Ну же!
— Линдэ… Придвинься к Марку. Ближе. Еще. Уйдете на одном телепорте, он тянет сто килограммов, вы сможете.
— Нас отследят. Перенос отследят. Поздно…
— Быстрей.
Краем глаза она видит, как камни завала начинают шевелиться…
Передышка закончена. Сейчас демоны будут здесь.
— А ты?
— Я за вами… сейчас, — но ее голос замер, потому что в этот миг ее пальцы наконец нащупали «прыгуны»… и золотистым светом отозвался только один. По горлу и груди вдруг прошла волна холода… а потом бросило в жар. Это значит… значит… Лина закрыла глаза.
Что-то тронуло сердце, теплом прошло по рукам. Ее птичка еще боролась. Молодец… Даешь мне кусочек магии? Умница…
И тут камни завала смело.
Без звука, с едва слышным хлопком, они исчезли, и в проем повалили демоны.
Последний танец.
Мир Земля. Лина.
— Вон она!
— Брать живой!
— Лина, беги!
Руки дрожат… Соберись… Соберись, Лина. Золотой прут щелкнул под ее пальцами, озарился светом…и полетел на грудь Марку.
— Нет!
— Прощайте, мальчики.
— Нет… — кричит Линдэ, но перенос дергает их из-под файерболла, уносит вместе к гранитными обломками, и огонь бесполезно расплескивается по островкам мха на стене…Теперь последнее.
Не раздумывая, Лина швыряет туда магический резерв, искажая и обрывая все следы переноса.
И оборачивается к демонам.
Они не спешили — слишком нехорошая улыбка повела ее губы…
Слишком неторопливо пошли по швам рукавов-брюк маленькие смуглые руки…
Это она знает, что оружия больше нет.
Они не знают.
И умирать не хотят.
Конечно… Лица знакомые. С этим она сходилась в спарринге, с этими дралась в поединке — не смертном, вот обидно… Этот — с черным браслетом. Ассасин, один из новых… Встречались. Лига берегла ее эти месяцы пуще эльфов, но они встречались — не в привычках фениксов отсиживаться, пока другие суют голову в пекло.
Они ее знали. Кое с кем она даже танцевала. Давно, в прошлой жизни. Два года назад.
Что ж, представляться не будем. Хлопот меньше. Что ж вы стоите, парни?
Потанцуем? Девушка откинула голову назад, из-под ресниц высматривая слабое место в демонском строю.
Ее последний бой, последний танец, потому что отсюда не уйти, только на тот свет. Последний танец феникса.
Вы его запомните, надолго запомните… Те, кто переживет!
— Это она! Она… — быстро перебрасываются репликами те, кто поближе… — Сообщите…
— Сдавайся, — предлагает кто-то.
Что-о?! Они всерьез? Рехнулись, не иначе!
Нет. Они просто тянут время. Просто не хотят умирать… Не хотят.
Ее глаза сузились и потемнели…
Придется!
Первый нож возник точно из воздуха — как и когда она рванула серебряную полоску браслета на левой руке, заметить не успел никто. Самодельный нож блеснул на долю секунды, мелькнул невидимкой… и первый демон, захрипев, сполз по гранитной стене.
Мгновенно сместившись, она рванула из волос золотистые звезды- сюрикены. Раз… два, три, четыре, пять, шесть… семь! Не увернешься, ассасин! Восемь! Последние придержим… Ну же!
Сработало!
Демоны отхлынули, перестраиваясь, пропуская кого-то… Не дыша, она метнулась вперед…
Склониться над трупами, схватить то, до чего добралась — ножи… метательные… странно, почему-то нет арбалетов… о, дротики! Есть. Пять штук — как на полигоне — вперед. Есть! Колдун, нацелившийся что-то бросить, опрокинулся, странно дернувшись. Из-под его рук вдруг выметнулись какие-то шевелящиеся сети и двое из группы захвата, заорав, рухнули на бугристый пол. Крики затихли почти мгновенно. Остальные откатились, потому что сети ползли дальше. Вот зацепило еще кого-то…
Опять какая-то смертоносная гадость! Или… девушка похолодела. Это оно — то, чем «брать живой»? Поэтому и нет ни арбалетов, ни луков? Брать живой… И она знает — зачем. И для кого.
По коже, по крови, по лицу точно проросли ледяные шипы… Ей нельзя даваться живой!
Не раздумывая, даже не вставая с колена, она прицельно израсходовала еще четыре ножа. А потом взвесила на ладони снятые с трупов зелья. Четыре, все незнакомые. Опасно… Но хуже уже не будет. Злая улыбка и резкий взмах… и дикий грохот-свист-шипение, и град обломков с потолка, и закручивающийся воронкой воздух рвет легкие болью. Переживем. Или нет…
Она нырнула за обломок скалы — переждать светопреставление. Кашляя… задыхаясь… Сейчас… минутку… где-то здесь… неподалеку… должна быть ниша… ей нужно оружие. Сколько осталось? Несколько метров… Но все равно что за тысячу миль. Коридор завален, дальше не пройти. Преисподняя…
Какого черта она вообще за укрытием? Надо было сунуться в пекло… Нельзя даваться живой! Взгляд на зажатый в руке дротик красного дерева… Секундное колебание. Леш… Ох, Леш!… Ты просил дождаться…
«Тебе нельзя в него влюбляться… Это плохо кончится…» — вдруг зазвучал в ушах голос мертвой подруги.
К черту, она ни о чем не жалеет! Это ее любовь и ее жизнь.
Были.
Так что, пора?
Нет.
Если так, то хоть кого-то она с собой на тот свет прихватит! Мне не выжить, но и вам — тоже! Я — глава клана Феникс, пусть и последний день. Я еще жива, и даже не ранена, и заберу с собой столько врагов, сколько смогу.
Она легко взлетает на ноги.
Танцуем!
Взлететь на скалу, схватить взглядом расстановку сил, с обеих рук пустить к целям два клинка… еще два… метнуться вниз, за камень, проскочить… проскочить, пока висит пыль, проскочить и рвануть к себе новый «склад оружия» — демона потоньше… И снова продолжить эту пляску в сети враждебных глаз и хватких рук… Пляску со смертью.
Их много, и надолго ее не хватит, но зато будет не скучно, ну же, вперед, дама приглашает! Как грубо заходить со спины, демоненок. Отправляйся в ад, поучись манерам! Поймать на клинок огненный шарик, усмехнуться и метнуть раскаленный кинжал в подарок особо шустрому… Поворот! У ног взлетает дымный фонтанчик — в сторону, не дышать!
И снова, снова, снова! Не знаю, что за зелья у вас, но пробуйте их на себе! Ну, сюда, так… Лина изо всех сил толкнула на свое место какого-то серого… и он мешком рухнул на камни. Дальше, дальше… Быстро, точно, не расслабляясь ни на миг, она работала двумя руками сразу, снимая самых настойчивых… Сумасшедшая карусель…. С двух сторон! Феникс кошкой ушла в подкат и с разворота, почти не целясь, метнула два сюрикена. Пошли в Преисподнюю!
Вскочить, увернуться… О! А вот это похуже…Какая целеустремленная и сработанная пятерка… видались когда-то на одной чистке… нет, четверка… А где пятый?
… А-а!… Зацепили… Сталью, не зельем… Пятый… тот самый пятый… незамеченный… с воздуха… Вампир? Темный эльф? М-м-м…
Вкус своей крови на губах… Прошившая тело боль… Сердце сбивается с ритма… чтоб через три мгновения забиться снова, бешено, страстно, жарко!
Плеснувшая ненависть и отчаянный вызов захлестывают с головой. Танцуем!
Танцуем, мальчики, скучно не будет, ну же! Ну!
Антре, мы начинаем! Руки изящно влетают вверх, изгибаются над головой, и вампир с пробитыми крыльями падает на обломки гранита…
Фуэте! Ногой, с разворота, в горло! Самый смелый поклонник таланта феникса рушится к ногам… Аплодисменты, зрители! Не хотите? И Преисподняя с вами! Арабеск!
Ан-туриан, с поворотом, уйти от дротиков… Чей-то нож удобно ложится в ладонь… и на полу телом больше… Ей кажется, что она слышит это — музыку фламенко, как удары сердца, как танцующие языки пламени… Жарко…
Летящий шаг, вскинуть руки над головой, это ведь так завораживающе красиво… Вам не до красоты? Хватаетесь за сломанные руки? Так не подходите близко, огонь не поймать, вы разве не в курсе?… Только погасить! Гран-фуэте, два оборота, отклонить тело, перехватить летящий в лицо серебряный блеск, перехватить и метнуть… Есть! Рядом падает очередная сеть, еще одна, еще… Пируэт, и тело «перелетает» через эти смертоносные кляксы, раз, другой, третий… Пол скользкий от крови, и тел все больше… долго не продержаться.
И не надо! Ну что ж вы, парни? Девушке нужен партнер! Метнуться в самую гущу, туда, за спины, там партнеров больше чем нужно… и уж конечно, больше чем хочется… Раз, два, три, четыре… пять! А вы думали, только вам можно бить в спину? Давайте, давайте, покружим… смена партнера, уклон, разворот, и кто-то падает, получив пинок в колено, кто-то хрипит, невольно подставившись под чужой клинок… И снова кровь — от нее уже руки скользят…
Жете-дубль, сдвоенный удар, рывок прочь, прочь из кольца, тур, оборот на все триста шестьдесят, тур-шене, в сторону и вперед. Бросок на пол, к телам, там целая россыпь ножей, метатель…. А-аххх! Удар швыряет на камни, боль рвет бедро, испепелявший жар становится снежной метелью… Достали! Все-таки достали! И торопятся накрыть сетью, пока не встала…
В откат. Быстрей, быстрей!
Пол и потолок несколько раз меняются местами, они тоже пляшут… Фламенко под струны гитары Леша… И сеть ложится рядом, как мантилья, не задев…Зря радуетесь, еще потанцуем!
Двигаться стало тяжелей — бедро. Кровь пропитала кожаные брюки… И демоны все ближе…
Соберись!
Скользнуть из-под сети, отбить клинок, попасть метнувшему в живот… На! Скользнуть в сторону, и не дышать — снова посыпались зелья… Чье-то тело валится под ноги, снова боль… Упала. Упала? Встать, феникс!
Встать… И открой глаза…
Ну…
Приближаются трое… Самые смелые? Вот-вот… Последний сюрикен — в горло первому, гранитный обломок в голову другому, третьего сбить и уйти в сторону, пока…
Тупой удар в ногу выше колена… и обморочная слабость застилает глаза… Третья… рана… Ну что ж вы… мажете … все время? Слабо попасть… в сердце?…
Она встает. На упорстве и гордости. Держись. Леш дрался до последнего. Леш…
«Тебе нельзя влюбляться… Это плохо кончится…»
Пусть. Но я любила.
Пусть…
Не дождаться мне тебя, любовь моя… Мое далекое пламя, ангел мой… Моя надежда на тепло и дом…
Как же ты пел когда-то… Пел, и в твоих глазах пылал золотой огонь костра… В ночь после Ритуала.
День за днем,
То теряя, то путая след,
Я иду в этот Город, которого нет…
Они подходят. Держи дистанцию, Лина…
…Ночь и тишина,
Данная навек…
Ночь… а может быть…
Падает снег…
В глазах и правда пляшет снег, снег и тьма, снег и лед… кровь останавливать некогда, в горле катается колючий шар, и она в первый раз промахивается…
Все равно,
бесконечной надеждой согрет…
Рывок, перехват руки, разворот — клинок, вбитый по рукоять кому-то в грудь…
Я иду… в этот Город,
Которого нет!
Рывок и знакомый хруст, к ногам оседает очередной труп, рывок-полуоборот, и тот, кто хотел ее сбить, становится щитом, принимая на себя зелье и два ножа. Сети кончились? Мокрые волосы липнут к лицу…
… где легко найти
страннику приют…
От новых ран, в грудь и предплечье, уже почти не больно… Только двигаться тяжело. Так тяжело, мама…
Где наверняка…
Помнят и ждут…
Не подпускать близко… Ну же, Лина, соберись! В последний раз!
Там для меня горит очаг,
Как вечный знак забытых истин!
Мне до него последний шаг
Но этот шаг длиннее жизни!
Длиннее…
… Он летит ей в лицо, широкий метательный нож с темно-алой плоской рукоятью… Привет от Зои?
Не уклониться. Не успеть. Такое тяжелое тело, не ее, нет сил…
И не надо.
Последние секунды жизни растягиваются, тянутся истончающейся до тумана нитью… гаснут…
Леш…
Нож остановился.
В с е о с т а н о в и л и с ь. В пещере замерло все.
Даже воздух… Странно-холодный, ледяной просто… воздух… он стал каменным. И сжал, как в тисках.
Что-то дернуло ее вверх, небрежно и сильно, точно игрушку…
Встряхнуло, вынуждая поднять голову.
Посмотреть в светлые глаза, полные тьмы…
— Наконец-то ты удостоила нас своим присутствием, — отзвуком подступающей бури звучит знакомый низкий голос… — Мой верный феникс.
Живой эльф!
Мир Земля. Новое убежище.
Рита была ведьмой. Просто ведьмой. Самой обычной, слабенькой. Зато она понимала в травах, и всюду таскала их с собой. Даже сюда два мешка приволокла. Так что в спешно разбитом лазарете работать пришлось именно ей.
И если с легкоранеными все было более-менее понятно, то что делать с тяжелыми, Рита не знала. Особенно с Валентином (тяжелый криз) и с теми двумя мальчишками, что явились последними и на одном телепорте, причем, кажется, поврежденном — слишком сильно пареньков шмякнуло об пол, а они и так с переломами оба…
Вон, до сих пор в сознание не пришли, хорошо хоть живы. Ох, мальчики… скорей бы уже отвар настоялся, чтобы хоть подкрепить немного.
— Пить… — прошелестело в пещере-комнате. Опытным глазом найдя очнувшегося раненого, Рита встала…
А когда вернулась на место, то едва удержала вскрик — у постели одного из мальчиков обнаружился человек! Нет, эльф… Серебристые волосы, темные глаза со звездами зрачков…
— Не волнуйся. — проговорил тихий голос, — Я пришел к сыну.
Белый плен.
Мир Земля. Лина
Белый пол и белые стены…
Белый холод в груди.
Белые оковы на руках. Тонкие серебряные браслеты выглядят даже красиво на смуглой коже запястий, но с тех пор, как она открыла глаза в этой мертвой белизне, феникс ни разу не шевельнулся… Блокираторы?
У нее не осталось сил. Ни дарованных Повелителем, ни своих… Даже человеческих не осталось. Нет сил встать, нет, хоть и раны уже кто-то залечил. Кто? Она не помнит…
Ничего не помнит после безжалостных светлых глаз, сжегших последнюю надежду… После брошенного в лицо «мой верный феникс». Темнота захлестнула сознание, темнота… забытье… но и там она слышала это. Верный феникс… Верный… Как пинок, как пощечина, как… Она осталась жива. Хуже некуда. Все…
Кто-то ее переодел, пока она была без сознания. Алая рубашка, подаренная эльфом, отцом Линдэ, исчезла. Теперь на ней был темный костюм из какой-то легкой ткани. Рубашка и брюки. Кто-то залечил все раны… Даже волосы — она подняла руку и потрогала — их расчесали и заплели в косу. Кто? Зачем? При каждом свидетельстве этой неожиданной заботы становилось все… страшнее.
До дрожи.
Она жива.
И не сможет умереть, пока этого не захочет Повелитель.
Пока… не рассчитается за предательство.
Лина закрыла глаза.
Страшно…
Не уйти. Не умереть. Не просить, как бы тошно не пришлось.
Держаться. Остается только это.
Держаться…
Вадим возник в белой комнате как ожившая тьма.
Грозовая туча.
— Встать, — прозвучал его голос, негромкий и странно бесчувственный, с интонацией, которой она еще никогда не слышала, — Неужели ты забыла, как вести себя во Дворце, мой верный феникс?
Тон ровный, очень ровный, как натянутая нить… Натянутая до звона.
Он слишком внезапно появился, чтобы среагировать как надо. А как надо? За эти полгода она отвыкла стоять на коленях. Больше нет. Больше не хочу… И, соскользнув со своего странного ложа, Лина осталась стоять, едва не пошатнувшись от накатившей обморочной слабости.
Стоять.
Она не хотела устраивать демонстрацию — до ужаса страшно было Его злить — но что еще остается? Если выбора нет, если смерть ждет при любом раскладе, лучше встретить ее достойно. Не унижаясь. Слишком часто приходилось поступать против своей воли. Переступать через себя. Больше не надо.
— Что ж я не слышу даже «милорд»? — обманчиво-мягко пророкотал низкий голос, — Как обидно! Никакого уважения своему Повелителю? А как же с верностью? Тварь!
Нить лопнула со звоном — Лину впечатало в стенку, запястья и щиколотки резануло дикой, судорожной, невозможной болью… Тело выгнуло как под током, скрутило и смяло. Пол ударил в лицо…
… Белый, очень белый пол, на котором медленно растворяются следы крови. Исчезают. Ни капельки… Руки… болят… очень…
Вадим смотрел на нее, не отрываясь. Глаза в глаза. Он же выше… Почему взгляд… прямой?
«Потому что ты висишь на стене,» — буднично пришел ответ. На руках. На тех самых браслетах…
— Как тебе новые блокираторы? — приветливо осведомился Вадим.- Эффективность двести процентов. И цепей не надо, которые так не понравились когда-то моему братцу…
Молчание…
Глаза цвета старого льда жгут…
— Я и без них могу обойтись…
Одно движение пальцев, небрежное, почти ласкающее — и пол снова рвется к глазам, бьет по коленям… По коленям. Он все-таки поставил ее на колени…
Привыкай.
Она напряглась, когда Вадим сделал шаг вперед, но он больше не трогал ее, даже не придушил своим любимым захватом. Просто стоял. Неподвижно и молча, точно дракон перед внезапной атакой. Неподвижно… Леш никогда не любил стоять на месте, он всегда был в движении, всегда чем-то занят, тонкие пальцы ни на миг не оставались без дела. Не думай о Леше, только не сейчас! Просто… как-то он обмолвился, что раньше Вадим тоже был таким — непоседливым и живым. Когда еще был человеком. Сейчас его Величество часто напоминал ожившую статую. А сейчас — скалу. Черный ледяной айсберг.
Почему так страшно? Она не юный эльф, в жизни бывало всякое, и к боли не привыкать. Как там говорил Леш… Немного больше боли. Ничего нового…
— Как тебе обстановочка?
С ума сойти. Мы будем вести светские беседы? Ладно…
— Неплохо, — ответила она без эмоций. — Усовершенствовалась.
Похоже, такого ответа Он не ждал — светлая бровь удивленно дернулась.
— Кому что, — наконец уронил Он как-то отвлеченно, — Леш не терпел цепей и подземелий. Их и получил. И еще получит, когда я его верну. Эта же комната специально для тебя.
Ты ненавидишь лед и холод. Однообразие… Несвободу. Тут все в комплекте.
— Интерьер сами обдумывали? — губи словно сами дернулись в намеке на злую улыбку, — Какая честь, милорд.
Черт, Лина, да придержи ты язык! Придержи… Он все равно не убьет тебя, зато плохо будет очень долго… К черту! Мне больше некого беречь! Не для кого лгать. Его здесь нет. Хвала высшим силам, нет…
— Заткнись, — безразлично посоветовал Вадим, и девушка закусила губу. При таком тоне она и в старые времена застывала… Не хотелось стать, например, крысой с оторванными лапками. Или вазой…
Молчание клубилось холодным туманом…
Он вдруг дернул ее к себе, так, мимоходом, небрежно… Как провинившегося щенка. И сдвинулся в сторону, мягко обходя по кругу застывшую фигурку — тигр, играющий с добычей. Только тигр не смотрит так.
— Ты посмела мне лгать! — наконец проговорил он тем же неестественно спокойным тоном, — Мне!
И у меня получилось, милорд, правда? Именно поэтому вы так беситесь… Потому что до сих пор никто не мог обмануть вас… Никто. Только я. Приз фениксу! Она невольно представила себе приз… и сдержала дрожь — лучше не думать.
— Ты же знаешь, что я не терплю предателей, Лина?
Эта спокойная интонация, эта обманчивая мягкость… от них сердце проваливается, от них так холодно… холодно…
Такая ярость.
— Ты ведь знала об этом? — сильные пальцы с широким кольцом черного золота прошли по ее волосам… по виску… проследили линию скул… почти ласково, — Ты же умная девушка, ты догадывалась…
Губы пересохли сразу… Нет… Не трогайте меня, милорд…
Как страшно.
— Какое наказание полагается за измену, мой верный феникс? — пальцы скользят ниже, по горлу…- Отвечай, Лина. Память отшибло?
— Казнь, милорд… — у нее еще хватает сил чуть пожать плечами.
Ладонь переползает на грудь…
Нет. Только не показать страха! Только не бояться!
Его лицо совсем близко — неужели… неужели поцелует? Лучше б ударил…
Он словно услышал.
В светлых глазах полыхнула дикая ярость, и тут же голову дернуло назад, намотанные на кулак волосы словно ошпарило, а грудь просто раздавило болью.
Боль… Больно…
Толчок, отшвырнувший ее к стене, она почти не почувствовала.
— Казнь — это слишком просто, — сообщил Вадим откуда-то с высоты, — Ты же не думаешь, что я позволю тебе уйти так легко?
— Недооценивать… вашу… фантазию? Никогда, милорд…
И вашу мстительность, мать ее!
Голос какой… хриплый… Слабый… Больно как, высшие силы… Голова… кружится… Слабая ты, воин-феникс. Он еще ничего не сделал, только ударил, а ты уже валяешься на полу и еле сдерживаешь стон… Силы ада! Ей казалось, что от облаченной в черное фигуры на нее наползает темнота. Колючая. Жалящая. Невыносимая…
— Нравится? — засунув руки в карманы черных джинсов, Вадим смотрел на нее с каким-то почти веселым интересом.
ВАМ нравится, милорд!
Черт… ох черт… что же это… она сжалась в комок, пытаясь дышать, тело не слушалось, мышцы тянула-дергала слепящая судорога… Он же просто ударил! Что… что случилось?
— Снял блокировку с твоей птички, — любезно отозвался Вадим, — Тебе все равно не уйти, комната накрыта несколькими щитами, а твой феникс проголодался, ведь так? Очень…
Господи… о господи!
Девушку затрясло. Феникс? ЕЕ ФЕНИКС? Эти судороги, выгибающие тело, это ощущение, что ее пожирают… пожирают изнутри… Она просто не узнала эту боль! Потому что никогда эта боль не была такой… Феникс никогда не оставался без еды так долго… Господи. Наверно, она в этот миг выглядела достаточно испуганной. Потому что Вадим наконец выглядел почти довольным.
— Это чтоб комната не казалась тебе курортом, пока я не решу, что с тобой сделать. Наслаждайся каждым прожитым днем, верный мой феникс.
И он исчез.
Наслаждайся?
Каждым днем? ДНЕМ?
Высшие силы…
Лина сжалась в комок, пережидая дикий спазм — до белой вспышки в закрытых глазах. Что ж ты так, птичка… Ну потерпи… Не злись.
Прошу.
Вадиму даже не придется посылать ко мне своих умельцев из Службы Дознания — она и сама себя отлично помучает!
Будь ты проклят.
Вспышка ярости, брошенная разгневанным Фениксом, заставила ее бешено садануть кулаком о пол, раз, другой, третий, снова, снова, пока не стихла очередная судорога, пока из разбитых пальцев не стала сочиться кровь.
Он придет снова. Через несколько дней, когда станет совсем плохо. Он ведь только начал. Даже о Леше ничего не спросил. Он придет…
Будет хуже.
Терпи.
На белом ворсе ковра медленно таяли капельки крови…