Фильтры в ушах и все остальное
Лех целеустремленно спал, зная, что во сне регенерация идет успешнее. Даже когда медсестра приходила менять капельницы, не выходил из состояния дремы, хотя процессор довольно активно с медсестрой общался, отвечал на ее вопросы, поворачивал руку. И когда на обход пришел врач, Лех мельком отметил его присутствие и до конца просыпаться не стал, оставив со всеми текущими вопросами разбираться процессор – не светить, так не светить. Проснулся только тогда, когда врач от него начал что-то настойчиво требовать, и от него ощутимо пошла волна раздражения.
— Нет, это черти что творится, всю палату загромоздили! Я буду жаловаться руководству твоего хозяина! – нервный голос врача сверлил мозг и вызывал желание натянуть подушку на голову.
Что же он хочет-то? Лех наскоро просмотрел логи. Ага, хочет, чтобы перелег на стандартную больничную койку. Не вопрос, свяжитесь с хозяином для отмены приказа «Лежи, не вставай». Об этом Лех и сообщил врачу и процитировал номер Карела.
Врачу тут же протянули видеофон с уже набранными цифрами. Отозвавшийся Карел вник в суть вопроса и фыркнул в трубку:
— Лех, ты меня слышишь?
— Да, капитан.
— Твое состояние позволяет тебе встать и перелечь без ухудшения?
— Да, капитан.
— Тогда выполняй.
Лех перекинул ноги через бортик модуля и поднялся одним плавным слитным движением, в два шага преодолел пространство до койки и улегся на нее, игнорируя отшатнувшийся медперсонал. Он хороший, правильный киборг. Послушный и ничуть не сорванный. А все потому, что жить вообще хорошо, а теперь, когда смертельный приказ прошел стороной, зацепив лишь краешком, жить становится еще и интересно.
В вену воткнулась очередная игла. Обезболивающее, стимулятор регенерации, антибиотик, витаминно-минеральный комплекс. Эй, а регенерацию я с чего запускать буду? Глюкоза и аминокислоты нужны. Ушли. Ладно, аминокислоты подождут, а глюкоза вот она, в пакетике, только сахарозу гидролизуй, и все тебе будет.
Лех развернул пакет с леденцами и с удовольствием захрустел ими.
Дверь в палату открылась, и медбрат вкатил кровать-каталку с маленьким мальчиком, следом шла взволнованная женщина. Быстрый фенотипический анализ с высокой долей вероятности показал, что она его мать. Мальчика осторожно, стараясь не потревожить ногу, забранную в гипс, переложили на соседнюю кровать, медбрат с каталкой ушел, женщина бросила на тумбочку у кровати сумку, вытащила из нее бумаги и тоже ушла, беспокойно оглянувшись на сонного вялого ребенка.
Как только за мамой закрылась дверь, мальчик приоткрыл один глаз, осмотрел все вокруг и, уже распахнув оба глаза, подскочил на кровати:
— Привет! Меня Игнат зовут, а тебя? Я с дерева навернулся, ногу сломал, теперь надо неделю в гипсе лежать. Лежать – это скучно. Неделя – это же семь дней, да? Это же ужас как долго, почти как до лета! А у нас в группе еще никто ногу не ломал, я первый, круто ведь, да? А меня сюда перевели потому что я всех утомил, и доктор маме сказал, что тут киборг лежит, и что ему я мешать не буду, потому что у него фильтры есть. Это ты киборг, да? А у тебя есть фильтры? Как в чайнике, только в ушах, да? Покажешь? Как же тебя зовут все-таки? А что ты умеешь делать? Ты большой. Значит, ты умеешь нас всех от врагов защищать. Это тебя враги ранили, да? Но ты их всех убил, и теперь тебя лечат. А почему тебя здесь лечат, в больнице, а не в мастерской? Потому что ты за нас воюешь? Ну скажи, как тебя зовут? А я тебе скажу, что мою маму Инга зовут.
— Лех, — пользуясь крошечной паузой в скороговорке малыша, ответил киборг, приподнявшись на локтях, он с удивлением рассматривал неиссякаемый источник.
Источник, несмотря на гипс, крутился на кровати юлой и сверкал глазенками.
— Здорово! А ты разумный, да, ты же понимаешь, что я говорю? Я про вас в голике видел, ну, в головизоре, там говорили, что вы есть разумные, неразумные и сорванные. Ты точно не сорванный, потому что ты меня до сих пор не убил. А папа говорит, что меня за мой язык кто-нибудь когда-нибудь убьет. А это как – убить за язык? – он высунул упомянутый орган и скосил глаза, пытаясь увидеть хотя бы кончик, — Я понимаю, что можно убить за голову, или там, за сердце, но без языка можно прожить. Трудно, конечно. И еще по голику говорили, что разумным надо в этот, ну, в озэку. Там будут кормить пирожными и давать в кубики играть. Пирожные хорошо, а вот кубики плохо, неинтересно, на самокате лучше. А что ты ешь? Леденцы, ух ты! Дай мне тоже чуть-чуть, пожалуйста!
Пущенный меткой рукой пакетик шлепнулся Игнату на колени. Тот вытащил один, темно-красный, сунул его в рот и зачмокал, рассасывая. Потом набрал еще пяток, полную ладошку и спрятал под подушку. Пакетик криво полетел обратно, Лех подхватил его у самого пола.
— Я тут много взял, не сердись, пожалуйста, мама придет и тоже тебя чем-нибудь угостит. Что-то ее нет долго, наверное, они с доктором мои снимки рассматривают и ругаются, что я так высоко полез. Или чай пьют. Ведь не может же быть так, чтобы она про меня забыла и ушла в кино или в библиотеку. Хотя, в магазин она может уйти, она ведь думает, что я сплю. Тогда пусть она из магазина что-нибудь вкусненькое принесет, например, чипсы. Ты будешь чипсы?
Лех понял, что собеседник мальчику, в общем-то, и не нужен, он прекрасно справляется самостоятельно, и теперь просто рассматривал его. Нет, детей он видел и раньше, но как-то больше издалека, и уж тем более, не слушал их. Сейчас его интересовал один вопрос: они все так много говорят, или ему рандомно попался уникальный экземпляр.
В дверь быстро вошла, почти вбежала, на ходу пытаясь удержать разлетающиеся бумаги, мама малыша.
— Я так и знала, что ты не спишь! Уже чуть весь гипс не сбил! А ну-ка, лежи спокойно, а то привяжем веревочками за руки и за ноги!
— Если надо вот прям совсем спокойно, то лучше веревочками, — насупился ребенок, но тут же разулыбался вновь, — и я буду как муха, которая в паутину прилипла, а ты как добрый паук, будешь меня соком из трубочки поить. Ой, мама! – перешел он на громкий заговорщический шепот, — Этот дядя киборг, у него фильтры в ушах, только он мне их не показал. Трудно вынимаются, наверное. И его враги ранили, и он меня конфетой угостил, э-э-э, — высунул он язык с не до конца растворившимся леденцом, конечно же, уронил, поймал и руками затолкал обратно.
— Горе ты мое липкое. И липучее. Дай сюда руки, вытру, — ловко выдернув из тубы влажную салфетку, мать отработанными движениями вытерла малышу руки, потом достала из сумки два красных круглобоких плода.
— Хочешь? – протянула один сыну. Он вцепился в яблоко руками и хрустко надкусил, брызнув соком.
Второе яблоко женщина протянула киборгу.
— Мне запрещено принимать пищу от лиц без права управления, — механическим голосом отозвался Лех.
— Ой, да ладно, — женщина положила угощение на тумбочку, — мне главврач все рассказал про тебя, так что про всякие права можешь не заливать. Игнат тоже здоров всякую пургу гнать. Ешь.
Лех посмотрел на женщину уже нормальным человеческим сожалеющим взглядом:
— Мне пока нельзя твердую пищу.
— Тогда пусть полежит, как можно будет, тогда съешь, — она снова закопалась в бумаги, перебирая и складывая их в нужном порядке. Игнат хрустел яблоком, умудряясь что-то невнятно бубнить и с набитым ртом.
По датчикам DEX’а женщина была слегка взволнована, и, хотя волнение это относилось, скорее, к бумагам, чем к киборгу, он на всякий случай решил уточнить:
— Вы меня совсем не боитесь?
— А надо? – мать подняла на него спокойный взгляд, глаза ее слегка улыбались, — Про вас я передачу видела, про тебя конкретно тоже в новостях было, тебя поместили в общую больницу, значит, тебе доверяют, Игнату ты ничего не открутил, даже находясь с ним в одном помещении. Так почему я должна не верить совокупности фактов и верить иррациональным страхам?
Лех сдержанно кивнул, признавая ее правоту.
— Но ты на всякий случай фильтры все-таки активируй, а то уши перегреются и процессор расплавится, — теперь она улыбалась по-настоящему. Лех оценил высказывание женщины как шутку и попробовал улыбнуться в ответ. Кажется, получилось.
Опять родственники. Да когда же это кончится?
Ну что… кажется, сейчас все закончится?
Вся эта добрая сказочка на тему «Добрые и хорошие драконы принимают в родственники милых мальчиков». Старшие прилетели, можно больше не стесняться.
Нет, правда, иногда я почти верил.
В заботливого Бережителя, так самоотверженно лечившего не-пойми-кого со стороны — он так убедительно ворчал на непутевую молодежь, не умеющую заботиться о своем здоровье… В названую сестрицу Ритху, доставучую, конечно, но хорошую, вот только раз за разом старающуюся приклеить ко мне очередную «подружку». В драконов-допросчиков, которые отчего-то легко купились на мои россказни и Славкины воспоминания — и прямо так отпустившие подозрительных чужаков бродить по пещерам где придется. Без охраны, ага. И даже без слежки. Гуляйте, детки, где хотите, вы ж теперь родичи, мы вам доверяем! Они даже не возражали против нашей встречи с тем самым магом, который предположительно обеспечил нас «императивами». Короткой, правда, встречи, всего-то в пять минут, но все-таки! И опять — ни вопросов, ни приличной охраны. Родичи ж!
Ага.
Конечно.
В следующей жизни — обязательно.
Это там будет заботливая семья и любовь с доверием на открытой ладошке. А тут… Я же помню. И давящую тяжесть на спине, прижимающую меня к полу, к горьковато пахнущим листьям, и черный взгляд, и хрипловатое: «..нам ничего не кажется. Те, кто не умел подозревать, кто предпочитал доверять — они уже умерли. Остались только мы. Поэтому прости, конечно…»
Да чего тут прощать. Все понятно. Сразу выпытать из чужаков правду не получилось. Если б нас после этого запихнули в какое-нить подземелье до прилета этих самых Старших — все было бы понятно. Если бы продолжили допросы, только по-тихому, не светясь — тоже. Если бы уложили на эти самые стопоры и не позволили с них даже крыло спустить… Черт, да даже если бы выпустили, но приставили бы кого-то — стражу, охрану, надзирателя, кого угодно — было бы более-менее логично!
Но просто отпустить, не обеспечив даже наблюдением… вам не смешно?
Так не поступают с непонятными чужаками. Даже с реальными родичами, которых видишь первый раз в жизни, так себя не ведут.
А вот с теми, кого опасаются… проверяют… и выжидают подкрепления…
Это можно понять.
— Именно сейчас, когда мы одни, когда перелом зимы и защита слабеет, в убежище прилетают двое чужаков с невероятной историей и спасенной девочкой на крыльях. Даже мага в подарок приносят, словно рассчитывая, что после такой дурости их никто не заподозрит, почитает безобидными дурачками… или не будет проверять слишком дотошно. Верно, детеныш?
— Нет!
— Конечно… — хвост хлестнул по полу. Закружились подброшенные листья… — Это все случайность? Поэтому один из драконов болен и вызывает жалость одним своим видом? Поэтому у второго не читаются мысли? Поэтому их маг просится быть с ними рядом?! Чтобы легче было отслеживать и контролировать?!
— Нет, я рассказывал! Он просто влип во все это, и…
— А может, правда не контролирует. Может, его предназначение — всего лишь оттянуть наше внимание? Мы избавимся от него и успокоимся…А когда мы успокоимся и выпустим вас из-под надзора, сработают вложенные императивы, и наши новообретенные родственники сделают… что?
Темные глаза дракона лихорадочно блеснули. И снова стало холодно.
Он не поверит. Такие никогда не верят — они проверяют. Всегда, все и всюду. И я ничего не смогу с этим поделать.
Как же нам тут не везет, в этом мире…
— У людей есть такая болезнь — паранойя. Слышал? Это когда все кажутся врагами.
Дракон медленно качнул головой.
— Не слышал. Может быть, такая болезнь действительно есть. Только понимаешь, детеныш… нам ничего не кажется. Те, кто не умел подозревать, кто предпочитал доверять — они уже умерли. Остались только мы. Поэтому прости, конечно…
Но все-таки: что тебе приказали вельхо?
Это можно понять. Только лучше бы все-таки подземелье!
Я правда почти верил. Нет, правда, я хотел бы верить в то, что «сестра» не обеспечивает мне очередную шпионку, а реально, хоть и неуклюже, хочет помочь найти подружку. И доктор лечит по-настоящему, а не поит вперемешку то подкрепляющими, то снотворными — чтоб встать мог, ходить мог, а вот смыться из «гостеприимных гор» не выйдет… И старушка-драконша, что вчера попыталась накормить нас «вкусненьким сахарным мхом» действительно рада новичкам. И Славку реально вылечили просто так, без всяких (и не промыли при этом мозги). Мне хотелось верить в настоящую приветливость и доброту. Иногда так хотелось, что я забывал — все это ненастоящее, и скоро разлетится в дым. Сегодня, когда мелочь раскрутила меня на снежную бабу, забыл по-настоящему. Мелочь смотрелась такой искренней и настоящей… я даже не притворялся, там, в снежной лощине.
Эти дни были хорошими. Немножко голодными, по-своему трудными, но все-таки хорошими. Правда.
Но теперь Старшие уже здесь. «Кавалерия прибыла, и драконам можно больше не притворяться…
Интересно, Славка понимает, или…
Лучше бы все-таки было подземелье.
Старших было трое. И на том спасибо, а то местные заморочки на цифре «пять» уже достали.
А вообще-то, если б их было пять, это даже подумать страшно. У меня и так чешуя дыбом, стоило в пещеру войти. Здесь… здесь как под мощной ЛЭП, куда мы с мамой когда-то забрели, собирая землянику. Вроде тихо и безобидно все, но в воздухе что-то шелестело-шипело, и солнечный пригорок с россыпью земляники, казалось, был пропитан незримым напряжением…
Те ягоды так и остались несобранными…
Вот и здесь то же самое. Энергии… через край… виски ломит.
А так — почти уютно. Милая, подчеркнуто «домашняя» обстановка — сравнительно небольшая пещера, мерцающее озерцо с голубой, похоже, подсвеченной изнутри водой, снежники, растущие прямо на уступах стен. Один дракон опустил в воду хвост, второй устало прикрыл глаза…
— Здравствуйте… — это Славка. Вежливый он…
— А, новые родичи, — вздыхает он, не открывая глаз. — Давно к нам не приходили родичи от людей.
Давно? Интересно, насколько давно. Если вообще правда.
— Последний раз — пятьдесят два года назад, — все тем же усталым голосом добавляет дракон. — Событие было, да. Ближе подойдите, не стойте там. Посмотрим вас… и нечего глупости думать, мальчик!
Это он мне? Он… мысли слышит?
— Было бы чего слышать… — доносится в ответ. — Я и забыл, как тяжело с людьми — никакого в голове порядка, да.
У Славки расширяются глаза, и он тоже не спешит послушаться и подойти. Интересно, у него-то что с мыслями не так?
— Подойдите-подойдите, — поддерживает второй дракон — тот, что решил совместить встречу с купанием хвоста. — И волноваться так не стоит. Обещаю, что по итогам разговора никто никого не съест.
— И даже не надкусит?
Черт! Да кто ж меня за язык дергает?
Купальщик щурится в мою сторону.
— А в ваших землях принято кусать родственников?
У нас много чего принято… даже среди родственников… интересно, что бы он сказал, если б почитал новости. Внучка сжила со свету бабушку из-за квартиры, сын кинул в мать гантелей, чтобы не мешала играть на компьютере.
Отец сдал сына в детдом, чтобы не сердилась вторая — богатая — жена…
Я не хотел этого думать. Рррродственники…
Виски ломит все сильней. Аллергия на чересчур энергичных родичей? Но я делаю шаг вперед — вслед за Славкой. И еще шаг.
Золотые глаза дракона мерцают навстречу…
Третий дракон поворачивает к нам голову, отрываясь от созерцания снежников.
— Не надо колебать пламя, — чуть раздраженно говорит он. — Мы же обещали, что не причиним вреда. Позвольте, я помогу вам успокоиться!
Нет!
— Подожди, Урху! Не…
Поздно.
Боль взорвалась в висках, разламывая пещеру, снежники, серебристые силуэты… все это рассыпалось звенящими осколками, тающими… ломкими…
Как тут холодно… Да что в этой больнице, совсем не топят? Даже я замерз…
— Всех не спасешь, — через холодную вечность доносится голос врача.
— Да, немного раньше бы…
— Сыну ее что скажем? Он тут.
— Что тут скажешь…
Мне уже ничего не надо говорить. Мир чернеет и опрокидывается. Мама, мама…
Труди… Ну что ты, Труди, не сердись, он не мой… да он на меня даже не похож. Ну не ревнуй, тигреночек, конечно, не будет… да есть у нас приюты…
Слушай ты, домашний неженка! Тут тебе не мамашино крылышко! И ты тут нафиг никому не нужен! Так что или затыкаешься и делаешь то, что тебе говорят, или от твоей симпатичной мордашки остается одно воспоминание, уяснил?
— Тетя Лида… — эта надежда была последней, и я очень старался, — просто послушайте. Я не буду вам мешать. Буду сам зарабатывать на свое питание и так далее, я умею. И жить могу не здесь. Вам ничего не надо будет делать. Просто подайте заявление об опеке…
Она молчит.
— Всего на полтора года. Дальше я смогу сам…
Я не знаю, что сказать еще, просто смотрю на нее. А она отводит взгляд.
— Понимаешь, Максим…
Я закрываю глаза. Как же я ненавижу эту фразу. Что ж они все начинают-то с нее? Мамины подруги, тетя Наташа. Понимаю ли я, что у них проблемы, что свои семьи, что личная жизнь, что сейчас трудное время… Что им, если честно, не хочется вешать на себя хлопоты по оформлению опеки на практически чужого подростка, что их хата с краю, а своя рубашка ближе к телу? Наверное, когда-нибудь пойму. Сейчас я просто разворачиваюсь и иду вниз по лестнице.
— Максим, подожди! Ты… у тебя на лице синяки…
Если б только на лице.
— Хочешь… хочешь я поговорю с директором вашего детдома?
Это почти смешно, после всего. Я даже не оборачиваюсь.
В детдом она так и не пришла…
Потолок качается и кружится, лица мужчин надо мной видны как сквозь пленку. Слышу я тоже кое-как, зато нюх работает за троих, так что любой запах сейчас — это приступ тошноты. А эти двое — милиционер и наш директор — пахнут как-то странно… одинаково. Знакомый запах…
Коньяк. Дорогой. У деда был такой. В хорошие дни он наливал себе глоток и долго грел бокал в ладонях…
— Максим, товарищ лейтенант пришел по поводу несчастного случая.
— Итак, Максим Воробьев, как случилось, что ты упал на лестнице?
Несчастный случай?! Упал на лестнице? Это теперь так называется?! Хотя… Спокойное лицо лейтенанта. Равнодушное директора. И запашок коньяка от обоих.
Все уже решено и трепыхаться нечего.
Ты тут нафиг никому не нужен…
Упал, значит. Конечно. Несчастный случай по вине самого воспитанника лучше, чем висяк для ментов или очередная комиссия на голову директора. Просто упал…
— Ну что — убедился? По большому счету всем на всех наплевать. Начхать с высокой башни…Честность, Воробейчик, это хорошая вещь. В теории. А на практике честность, в комплекте с достоинством, гордостью и прочими отвлеченными понятиями, довольно легко обменивается на зеленые бумажки. Ты знаешь, что такое отвлеченные понятия?
— В курсе.
— Умный… Так вот, в нашем обществе они дорого стоят. И приютские крысята, вроде тебя или меня, их позволить себе не могут. Кстати, если уж ты так в курсе — догадался, кто сдал нам место твоих ночевок? Ага, друзья-приятели, видишь ли, тоже дорого обходятся. И доверчивость. Или ты готов за них платить… или их вышибают из хозяина вместе с лишними зубами. Что выбираешь?
— Учитесь, парни! — вечно подвыпивший хрипатый дворник провожает взглядом отъезжающий «мерс». — Двадцать лет назад – небось, бандюган, в крови по локти, пятнадцать лет назад — предприниматель, а счас — глядите-ка, щедрый спонсор, отжалевший нашему детдому со своих миллиардов аж пять компьютеров. Тьфу!
Учусь.
— А ты нам его покажешь, Динка?
— Ой, да было бы чего показывать! Девчонки, я его видала, ну реально, он тощий и ростом только чуть повыше меня! Глянуть не на что. Да еще и детдомовский.
— А ты и рада всем растрепать, Алиска! И зачем я тебе сказала?
— Дура потому что.
— Сама такая!
— Да ладно вам! Он правда такой? Динка, а чего ты тогда с ним связалась?
— Ну, на кафешки у него хватает. И он может достать билеты куда надо. И голову ему легко морочить. Спорим, если появится кто-то приличный, я ему так мозги запудрю, что он сам уйде… Ой. Максимчик? А я… а мы тебя не ждали так рано…
Ну и морозище! Я плотнее вжимаюсь лицо в шарф. Яблоки бы не промерзли… не папайя, конечно, как просит тетя Надя, но на папайю у меня нет, а яблоки при Витькиной болезни, говорят, тоже очень полезные. Но от остановки до дома два шага, замерзнуть не успеют.
— Макс, подожди! — Нинка, двоюродная сестра, оглядывается по сторонам. — Подожди, не ходи туда, не надо…
— Куда не надо, домой? Нин, ты чего?Я и так замерз как сосулька!
Нинка хватает меня за руку:
— Ну послушай, пожалуйста! Мама… мама там… мама… нельзя туда… тебе… Квартира твоя… Макс, мама… понимаешь, она совсем из-за Витьки… не в себе она. Она эти две недели, пока тебя нет, только об одном и говорит: вот бы ты куда-то делся, тогда квартира бы нам досталась! Она каких-то троих привела сегодня, сидят, тебя ждут… Макс, не ходи туда!
Отец. Друг. Тетя. Девушка. Воспитатель, который должен помогать…
Остался кто-то еще, кто не…
Аррууррррр!
Ох… тише…
Голова раскалывалась.
Неудивительно. Если они и дальше будут так орать, то я не знаю, что случится раньше: оглохну я или рехнусь. Или голова лопнет…
— Иррууу! Ррах-рраоу…
— Хррау-ххром! Иириху рраас! Ррах в фазу противостояния, поэтому эррау ррах-рраоу!
Ага. Очень понятно. Драконы что, разучились разговаривать по-человечески? Или я разучился слышать? А почему я лежу? И ничего не вижу? Что со мной?
Не разучился. Потому что сквозь непрерывный рев и рычание до меня донеслись очень знакомые слова:
— Макс! Максим, ты живой? Макс, ну хоть моргни!
Живой? Ах, да. Пещера Старших. Урху, сунувшийся со своим «успокоением». Хорошо, что не упокоением. И дикая сумятица в голове. Похоже, я опять получил от драконов по мозгам. Да здравствуют родственные отношения!
Кто бы знал, как мне осточертело терять сознание…
— Макс!
— Не ори.
Глаза удалось открыть только со второй попытки. И стоило стараться? Все как и ожидалось: пещера — одна штука. Озеро — одна штука. Драконы спорящие — три штуки. Сосульки на потолке — учету не поддаются, их тут до фига… минуточку, а разве они тут были? Потолок же был. Сводчатый, как в церкви, чуть неровный, и без всяких ледяных наростов.
Странно.
Славка выдохнул. Со стены что-то посыпалось, зашипело. Кажись, тоже сосульки. Понятно. Сдерживать огонь он так и не научился. Зато научился не дышать на других. И на том спасибо.
— Напугал, черт! Как ты?
Я вслушался.
— Как отбивная. Какие новости?
— Старшие ругаются, хоть и не совсем понятно о чем. Я только частично улавливаю про «вредную торопливость» и про «лечить, беречь и не трогать». Про шансы какие-то. Что такое с тобой произошло?
— А как это выглядело?
— Я не очень понял. Он только посмотрел на тебя — вокруг вас сразу засветилось. Сферы, хотя такими я их никогда не видел — очень яркие и цветные. Они полыхнули так, что я зажмурился. А открыл глаза — ты уже лежишь. И в пещере дым коромыслом. На потолке эти ледяные монстры, а озеро чуть не закипело. Старшие вокруг попрыгали, снежниками тебя обложили, посыпали каким-то порошочком и отошли поругаться. До сих пор спорят.Что с тобой?
— Жаль, что этот не лежит.
— Что?
— Я говорю, вопрос не по адресу… Их спроси, с чего такая приветливая встреча новым родственникам. У нас, по крайней мере, родичи… не валятся в обморок… на второй минуте встречи… черт, да когда они заткнутся?
Кажется, громкость драконьей беседы я здорово переоценил. Сам я говорил тихо — голова и так раскалывалась. Но меня услышали и замолкли. Так что последний вопрос прозвучал в оглушительной тишине.
Такой тишине, что единственным звуком осталось бульканье воды в озерце…
Несколько секунд драконы молча изучали наглого родственничка. Я не шевельнулся. Если они сейчас продолжат опыты по успокоению-упокоению, то увернуться все равно не выйдет, дергайся там или не дергайся. Да и пошло оно все. Устал. До чертиков.
На-до-е-ло.
— Не налюбовались еще?
— Ты быстро очнулся.
— Ага. Продолжим знакомство? Что там дальше в программе? Ритуальный бой или там… отгрызание хвоста? Хотя нет, обещали, что кусать не будут. Что тут еще делают с родственниками, кроме вышибания мозгов? Топят? Травят?
— Макс! Осторож…
— Подожди, Славка! Мне интересно, что еще входит в понятие «не причинять вреда»? И если следующий сеанс мозговынесения меня прикончит, это как, будет считаться вредом, а, Старшие?
Драконы наконец пришли в движение. Довольно странное. Один что-то простучал по стене — легко, самыми кончиками когтей, но стена смутно осветилась, какие-то искры промчались по ней, разноцветные, и ушли в камень. Второй — тот, что сидел у озерца — повел над водой крылом, что-то выдохнул — и, достав откуда-то из глубины здоровый кусок льда, плавно поднял его в воздух и перенес в мою сторону.
— Приподними голову. Не бойся. Если я прав, тебе быстро станет легче.
— А если нет?
— Тогда будет проще. Но я все-таки надеюсь, что поможет именно это.
Я ничего не хочу. Хватит, сколько можно… Может, взять ледышку? Как хорошо было бы сейчас остудить лоб… или хоть глаза прикрыть…
— Ну-ка, полежи тихо, родич.
Когда головы все-таки касается прохлада, я не могу удержаться от вскрика. Это было… это было…
Представьте, что лежите на кирпичных осколках… на стекле… на гвоздях… вы уже притерпелись к боли, она больше не кажется такой острой, как в первый момент, но она не прекращается — длится и длится, и с каждым вздохом и движением — новый всплеск. И вдруг разом все это: камни, гвозди, стеклянные осколки — превращается в обычный песок. Это удивительное чувство — когда боль выпускает тебя из когтей… непередаваемое.
М-м-м…
— Ну вот видите… — это опять Шарр. Добился таки своего. Доволен? — Помогло?
Я не ответил. Надо было что-то сказать. Надо было поговорить, исправить впечатление, чтобы не выглядеть вот таким беспомощным истериком в глазах этих… Надо было воспользоваться моментом — часто из виноватых людей (хорошо, драконов!) в первое время можно веревки вить. Надо было не молчать, хоть разобраться, что это за чушь с возмещением и Бережителем.
Нам же здесь жить, какое-то время, надо снова прописываться, понять, что же все-таки от нас хотят.
Но я не могу. И не хочу. Хватит с меня этого. Притворства, вранья и протянутых к нам лап, рук и сфер. Хватит. А если этот самозваный успокоитель все-таки смог меня прочитать…
В пещеру врываются два драконоврача.
— Звали? Оххх!
И под возмущенный вскрик вцепляются в меня с двух сторон.
— Да как же так?! Кто это его?
— Так, юный родич, а ну-ка, давайте выпьем полезную настоечку… Славхка, поможешь?
В пещере становится тесновато, Старших оттесняют к озеру. Шарр задумчиво срывает с потолка сосульку покрупней. Качает ее на крыле.
— Снежный дракон… — говорит он. Негромко, но я слышу. — Мы очень, очень давно не встречали таких как ты, юный родич. Прости нашу ошибку.
Первых драконов было четверо. И выдохнул один из них пламя, и стало Солнце, и осияло все животворящим светом. А второй махнул крыльями, и стал воздух и стали ветры на четыре стороны света. Плеснул крылами третий, и набухли в ветрах облака и тучи, и полился дождь. Он шел четыре дня и ночи, и заполнились моря и реки, ручьи и озера. И повелел он воде замерзать зимой и воскресать весной, и стал снег, лед и сон… и тогда слетел с небес четвертый, и дохнул на землю.
И стала жизнь…
— Это… легенда?
Все повторяется. Опять я в полусне-полусознании, и опять рядом два голоса. Славка и… Шарр, кажется. И обязательно им надо поговорить именно у моего стопора…
— Конечно. Но в ней есть зерно истины. У каждого вида драконов существует свой ареал обитания… существовал. И свой набор способностей. И для нормального существования мира необходимы все четыре племени. Огонь уравновешивает воду, зима — лето, порывистый воздух — надежная земля.
Но снежных драконов истребили первыми. Не осталось никого, и даже если из людей получилось бы найти подходящего и он согласился бы стать драконом, то кто его инициирует? Огненный Снежного инициировать не может.
— Но ведь…
— Мы слишком… полярные. Знаешь такое слово? Нам нельзя даже соприкасаться сферами. Видишь, как получилось с Урху — он привык успокаивать молодежь (к нему вечно приходят со всякими бедами), потянулся, не раздумывая… а получилось только хуже. У твоего друга ожог, у Урху — проблемы с огнем и ледышки под кожей.
— Макс не хотел!
— Никто не хотел. Просто… нам трудно друг друга понять. Разный возраст. Разные народы. Разные племена. Даже миры иные.
— Но ведь у Ритхи как-то получилось сделать из Макса Снежного дракона!
— Интересно, да. Мы расспрашивали ее. Не знаем, что именно повлияло, очень уж необычные обстоятельства. Во-первых, иномирец.
— Я тоже!
— А еще Ритха была на грани смерти, а еще, как мы узнали от мага, там был фактор воздействия любимого человеческого дурмана, глюшь-травы.
— Кхм…
— ..и кто знает, какой фактор важнее? Или имеет место их сочетание? Будем выяснять. Но что-то сработало, и теперь у нас наконец есть Снежный дракон. Это может изменить все. Если он сможет провести хоть несколько инициаций, это… мир обретет равновесие!
— А вы?
— И мы. Нам не придется раз в сезон проводить изнурительный обряд по стабилизации энергий. Мы сможем отказаться от алтарей-стопоров, сможем не выживать, а жить, не борясь с подступающим безумием!
— И все потому, что один из нас Снежный. А если бы нет?
И кто тянет Славку за язык? Но это его разовор. Я могу только слышать. И спать…
— Я честен с тобой, и лгать не хочу. Трудно будет в любом случае. В эти несколько дней вы видели достаточно, чтобы понять, как мы живем. Плохо с едой, плохо с лекарствами, трудно даже с выходом на поверхность. Но снимать наложенные императивы — это не просто трудно, это порой смертельно.
— Нам повезло?
— Даже если бы дело было так, как решили наши безопасники, мы… мы не склонны торопиться с решениями о судьбах родичей. Вам ничего не грозит.
Ну да, ну да. В чем подвох? Мелким-мелким шрифтом?
— Хотите сказать, вы нас отпустите?
— А вам есть куда идти? Вы уже нашли… ваш переноситель?
— Как мы его найдем — здесь? Значит, нам можно будет вылетать?
— Конечно.
— Без слежки?
— Получите звание взрослого — тогда можно и без слежки. А пока сами понимаете. И обязательно с сопровождающим, да.
— Но…
— Горы опасны. Драконоловы тоже. И хватухи, и прочие человечьи придумки. Никто из драконов не летает в одиночку. Тем более, юные родичи.
— Понятно… — Славка предпочитает не оставлять недоговоренностей. — А если мы найдем наш прибор? Переноситель? Вы нас отпустите?
Повисла пауза. Наконец Шарр заговорил медленно и веско.
— Если найдете, если научитесь им владеть, если отыщете дорогу домой — отпустим. Да.
— Вы говорите правду, — выдыхает мой напарник.
Да. Правду. Как это ни странно. Я тоже чувствую.
— Чему же тут удивляться? Полагаю, в вашем мире найдутся латенты, что захотят стать драконами?
— Что?! Вы хотите… Да вам отбиваться придется!
— Так что это выгодно и нам.
Нойта-вельхо
Вельхо очень любили производить впечатление. Поэтому чудеса архитектуры и пышность внутреннего убранства сопутствовали им всюду, где только возможно. Когда речь шла о приемных и парадных залах, это было вполне оправданно — люди должны питать почтение к магам, и это почтение надлежит всемерно поддерживать. А посему дорогие «вложения» наряду с роскошью ковров и картин радовали глаз любому вошедшему.
Но внутри-то зачем?
Пилле Рубин помнит, как впервые вошел во внутренние покои Нойта-вельхо — и поразился. Вложений здесь было поменьше, но… Драпировки из самых дорогих тканей? Пол, выложенный плитками узорного дерева? Драгоценные мозаики на стенах? Отхожие комнаты в мраморе и золоте! Не говоря уже о личных комнатах — казалось, вельхо старались перещеголять друг друга в роскоши!
А библиотека уже лет пятьдесят не ремонтировалась…
А личинки живут по 4-6 человек в самодельных тесных домиках…
И даже для своих — лечение обязательно платное…
Что-то не так, или ему это только кажется?
Что ж, даже если кажется, магам не помешает небольшая встряска. Пилле Рубин невольно усмехнулся, представляя реакцию Круга на его доклад.
Явление драконов! Одномоментное резкое увеличение численности магов почти вдвое, да еще не прошедших ни обучения, ни Зароков, ни курсов воспитания.
Новые «отпечатки», да прямо в городе!
Кругу волей-неволей придется оторвать зады от своих золоченых кресел и заняться работой.
Иначе..
Нет, Пало прав. Не стоит говорить еще и о том, что новые маги… маги драконьей, так сказать, выделки… часто в силе превосходят многих урожденных. Пало говорил, что первоначальный уровень может быть нестабилен, что нужно подождать, пока все придет в норму. Но Пилле понимал и то, что приятель не говорил: Нойта-вельхо вряд ли отнесется благосклонно к сильным конкурентам. Проповедуемая Кругом любовь и дружба куда-то удивительно вовремя девались, когда речь шла о деньгах и борьбе за власть.
Так что стоит помолчать. А заодно предупредить горожан, чтобы были поаккуратнее.
О, наконец-то.
Еще лестница и коридор, и он, считай, пришел. О, и тут драпировка! Похоже, даже тисненый бархат…
Драпировка его и спасла. Драпировка и собственная завязка, зацепившаяся за петли роскошной занавеси. Он приостановился, выпутывая завязку… и метнувшиеся слева, из приоткрытой двери, тени не рассчитали расстояние.
Четыре ножа вошли в резные панели, еще два — в драпировку.
В молодого мага попало только два клинка — в бок и бедро.
Обливаясь кровью, он ушел в Шаг…
Миг — и замершие в броске фигуры ожили.
— Хватай! Да хватай же след, идиот!
— Он отсекающее бросил!
— Бред! А ну, дай я сам… что за?!
— Говорю же — отсекающее. Не подхватишь. И не пройдешь.
— ****! ***! ****…
— Тихо!
— Надо нашему сказать! Ему этот отсекатель на один знак…
— Придурок! Убираемся отсюда!
— А труп?
— Ты точно идиот! Какой труп?
— Ну тот, который велено оставить рядом с…
— Рядом с чем? Первого-то трупа у нас нет! Смысл оставлять второй?! Валим отсюда, говорю, живо!
«..Вот так и летят в бездну хитроумные планы.
Прав был отец. Чересчур усложненные комбинации имеют больше шансов провалиться — просто в силу того, что по теории вероятности в многокомпонентных заклятиях и составах подвести может каждый компонент и каждое сочетание, а посему вероятность ошибки возрастает на порядок.
Старый ублюдок.
Хотя что, что было сложного в сегодняшней засаде?
Провести через Шаг прикормленную команду ренегатов в заранее обусловленное место? Не первый раз!
Прикончить посланца из проклятого Пограничья раньше, чем он растреплет все подробности про налет драконов и откровения старого драконоистребителя? Раньше, чем Круг осознает масштабы проблемы… раньше, чем он найдет виноватых (виноватого).
Проклятье, всего-то и надо было всего лишь метнуть ножи точно в цель — что в этом трудного? Метнуть ножи, добить упавшего, подбросить подходящий труп — как раз в подземелье один сектант засиделся — и убраться обратно в Шаг, зачистив следы! Вряд ли дорогие собратья всерьез бы поверили, что в смерти посланца виноваты драконоверы, но большому счету, кого это волнует? Кое-кого можно убедить, кому-то выгодно сделать вид, что верят — у сектантов все еще осталось довольно много вкусных кусочков имущества, а конфискацию никто пока не отменял… кто-то не решится возражать против большинства. А остальным понадобится время, чтобы переубедить Круг.
А цель была как раз такая — выиграть пару-тройку дней.
Мне всего лишь надо было немного времени, чтобы зачистить следы.
Проклятье-проклятье-проклятье!
Теперь поздно. Драконов придется оставить на месте. И не трогать пока. Сейчас любое возмущение энергии сразу будет не то что что отслежено — на него слетятся все группы контроля! И контакты с «партнерами» придется пока свернуть. И ведь остаться в стороне от расследования не получится — наоборот, сейчас стоит показать себя активным и деловитым членом Круга. И от этих недоумков придется как-то избавляться, ведь если они оставили в раненом свои настоящие ножи, отыскать их будет не сложнее, чем снять следы. Опять мне новых искать-прикармливать. И… сколько хлопот, о бездна!
Ну что было сложного в банальном устранении?!»
— Хватит, — прервал он наконец поток оправданий. — Ничего страшного не случилось. Отправляйтесь к себе, выпейте настойки и будьте к вечеру готовы — для вас будет новое дело…
Город Тахко. Янка
— Штуша, вот куда ты меня тащишь? Бабушка Ира же запретила нам уходить далеко от дома!
— Чирриттттчиррр!!!
— А вот и узнает! Она всегда все знает. Вот вчера, например…
— Чирричрт!
— Да ладно тебе… подумаешь, поиграли немножко!
— ЧИРРР?
— А я говорю — немножко! Подумаешь! И вовсе это не пещера была, а погреб… вот.
— Ритч? Цтр-чтр?
— И не провалилась я вовсе! Так… немножко упала.
— Шрррррт?
— И что? Сквозь пол тоже падают. Иногда. Прихожу я домой… чистая-чистая, ребята же шубку отряхнули, рукавички почистили, шапочку посмотрели, карманы проверили. Ну все-все высмотрели! Даже те коконы гусениц на всякий случай выкинули…
— Ч-ч-ч!
— Ну не сердись, я тебе еще насобираю. Просто я хотела, чтобы бабушка не волновалась. Она и так в последнее время… сам знаешь. В общем, я дверь открываю, вежливо так говорю: «Здрасте», а она только глянула — и сразу мне и где я была, и с кем, и что девочки вообще-то должны собирать цветочки, а не паутину в погребе пекаря Петерса. Вот откуда она про погреб-то поняла?
— Чиррр?
— Сапожки? Ой… нет, сапожки мы не мыли. Ну… ну и ладно. А сегодня? Дядя Пало ей цветочки принес, а она ему: молодой человек, я, конечно, должна быть благодарна за внимание, но неужели вы считаете «достойным использование подслушивающих устройств в отношении дамы?». И один цветочек этак напоказ из корзинки вытягивает и ломает. Я не думала, что мужчины так краснеть умеют…
— Чат-чат шрррч!
— Правда? А почему она тогда этот второй не выбросила? А, это поэтому она сказала в комнате поменьше про Макса со Славкой не гово… ой! Молчу-молчу! А ты видел, какая она стала красивая? Как думаешь, он правда хочет в дедушки? Ну чего ты молчишь? Ой…
Девочка в светлой шубке замирает на краю ямы — здесь, на пустыре рядом с брошенными домами кожевников, дети играть не любили. Во-первых, от пруда здорово попахивало какой-то пакостью (здешним кожевникам про экологию еще никто не сказал, а сами они не догадались). Во-вторых, тут образовалась одна из хреней, которая очень не нравилась магам, зато очень интересовала Штушу — зверек мотался сюда каждый день, как на работу, утром и вечером
Чего он тут искал?
Но кое-кому повезло, что Штушик такой умный.
Девочка тихонько делает шаг вперед — туда, где в снегу лицом вниз лежит человек. Он без шубы, но не пытается согреться… и вообще не двигается.
— Дядя… вы живой?
Гнездо. Макс.
В общих коридорах потолки очень высокие, хватит разлететься троим драконам.
Славка говорит, это естественная высота, а не сделанная специально, изначально древние
пещеры были очень обширны, и умение драконов договариваться с вулканами тут ни при
чем. Терхо Этку фыркает и сомневается… но этот всегда во всем сомневается. Коридоры в жилых зонах куда пониже, тут положено ходить, в крайнем случае бегать (малышне), а не летать.
Зато эти коридоры намного уютнее. Драконы не меньше людей любят украшать
свою жизнь, и даже Терхо Этку, посмотрев на местные изыски, забыл про «кровавых
тварей» и «злобных ящеров» начисто и первое время ходил с открытым ртом.
Здесь были те самые светящиеся мхи – но не теми скучными полосками, как в
общих коридорах, нет. Светящиеся разноцветные мхи росли на стенках, образуя пестрые
веселые рисунки, роскошные многокрасочные панно, нежные росписи… Тут было, например, натуральное звездное небо – и светящееся озеро, куда смотрелась луна…
Здесь были всевозможные композиции из трав и деревьев. Зеленых и сухих,
плетеных и вьющихся, цветущих и вечнозеленых. Делом чести для многих хозяек было
добиться разведения у своей пещеры этакого мини-садика из живых растений. Чем
больше в нем трав, тем лучше, а уж если хозяйке удастся приучить к пещерному житью
какую-то новую траву, то это вообще крутизна! Мастерство! Драконы очень ценят
мастерство – в любой сфере.
Здесь девчонки изощрялись в плетении всевозможных декоративных ковриков,
таких, чтоб и красивые, и в драконьем пламени не портились.
Здесь были пруды и аквариумы с живыми рыбками! А что, стекло Крылатые
плавить умеют, растения разводить тоже, а при их росте им и осетр – декоративная рыбка.
А в особо голодные годы – лишний продзапас для малышни.
Здесь красиво отделанные входы в каждый «покой» (дело лап хозяина) и расшитые
занавеси вместо двери (дело хозяек).
Здесь каждая мелочь была на своем месте, и в каждой детали ощущалась забота. Сломанное ремонтировалось, испорченное восстанавливалось – и не было выбоин на полу или брошенного второпях мусора. Кровавые твари, ага.
Когда мы обустраивали наш со Славкой «покой» (вполне себе обычная пещерка,
почти прямоугольной формы, не слишком ровным потолком, зато очень ровным полом из
плавленого камня), в нее, конечно, сунули нос все наши новые родичи. Помочь с
обустройством.
Зрелище в итоге получилось впечатляющее.
Отделку входа Славка свалил на меня, пояснив, что лично он из необходимых драконьих умений пока освоил только пламенное дыхание и призыв золота, а это всем известно и никому не интересно. А нам нужна положительная репутация (особенно магу!). Не сказать, чтобы я особенно волновался о своей репутации, но напарнику внял. Так что наша арка в короткие сроки обзавелась видом «а-ля Морозко», покрывшись неповторимым узором из инея и нетающих сосулек. Я бы этим и ограничился, тем более, что со своими собственными умениями еще и наполовину не разобрался, но неожиданно воплотившаяся перед нашей дверью малышня смотрела на это с таким восторгом! Глядя на их умильные мордочки, можно было почувствовать себя если не богом, то творцом Диснейленда точно. Ну кто бы не купился?
И к морозным узорам добавились колонны-сталактиты, все из того же нетающего льда и… фонтанчик. Симпатичный, небольшой, в человеческий рост, весело звенящий фонтанчик. Полукруглая чаша, двенадцать перекрещивающихся струй по краю и три по центру. Ничего особенного. Но мелочь пищала от восторга. А уж когда наш маг тоже захотел быть полезным и мы с ним сообразили подсветку…
Смотреть приходили все. В смысле, не только дети. А на мага смотрели с большим интересом…
Внутренняя отделка тоже порадовала. Родственников. Нас не очень – сначала. Например, занавеску на двери нам принесли пять девушек, коврики девять, украшения на стены – четверо. Куда все это девать, если нужна только одна занавеска? А посуда… а постель… а светильники… Если бы мы включили все, что нам подарили, нам даже защитная маска сварщиков не помогла бы! А ведь еще и одежку несли, то есть нужен был шкаф… и хоть какой-то столик, пусть даже каменный. А Славка хотел полки, а маг просил тюфяк на постель, а не листья, да и наши собственные постели были под большим вопросом. Все-таки драконий вид нам был не очень привычен, и спать хотелось в своем родном теле, а не думая, куда пристроить хвост и крылья.
Словом, пещера наша была по всем меркам странной.
С порога первым делом бросалась в глаза подсветка. Мы не размещали, как принято у драконов, чешуйки-осветители в беспорядке, куда придется, а сделали что-то похожее на дизайнерское освещение: в центре – «люстра» из полутора десятков чешуек и мелких хрусталиков. Все это крепилось на золотую основу и очень симпатично сияло, освещая комнату. Еще несколько чешуек красивым узором вилось по потолку, в трех местах спускаясь по стенкам чуть поближе к полу – так сказать, ближе к «рабочим зонам». В центре громоздилась драконья постель, здоровенная каменная плита с ворохом негорючих листьев. Мы решили, что одной такой нам вполне достаточно, а спать в ней можно по очереди. Две человеческие «кровати» в сравнении с этим «ложем» казались игрушечными. Но их все равно отгораживали две аккуратные полукруглые ширмы, тоже подарок здешних девушек. Шкаф раздобыть не получилось, с деревом в горах не очень, так что всю левую стену занимали каменные полки, пока не заполненные даже на треть. На полках хранилась наша одежда (мы даже вешалки смастерили!), на полках лежали Славкины книжки и заметки, рабочие материалы нашего вельхо, результаты первых опытов по притягиванию золота, немногочисленные продуктовые запасы, если кто-то заработается заполночь и остро захочет есть… и еще всякое-разное. Правая сторона, где скальный выступ скромно отгораживал источник воды и изыск местной канализации с тяжелой каменной крышкой, была рабочей зоной мага. Сначала он работал поближе к полкам, но после двух не очень удачных опытов переселился поближе к воде.
Магу у драконов досталось едва ли не больше нас. Нет, его никто не допрашивал, но несколько дней, пока не прибыли Старшие, он просидел в одиночке и здорово перенервничал. Драконы, опасаясь «императивов», попросту боялись к нему заходить, поэтому запихнули в его «темницу» побольше еды, кучу местной постельной травы и оставили, строго-настрого предупредив не использовать магию. Единственное, что он выпросил за это время – несколько книжек, старых, двухсотлетней давности, изданных до Дня гнева. Как ни странно, после этого на драконов он перестал обижаться вовсе. Только доставал всех вопросами, мол, неужели мир до Дня гнева был устроен именно так?
Ну-ну. Научусь читать по-здешнему – почитаю, может, пойму, что его так зацепило.
Интересно, дома он или опять бегает по заказам?
Драконы, узрев подсветку, думали недолго – Терхо Этку уже на следующий день был вызван и расспрошен про возможности его магии. В результате разговора в конце дня малость ошалевший маг обнаружил себя за работой во благо драконьего сообщества. Старших очень заинтересовали те самые «вложения», которыми любит баловаться местная знать. Только нашу новую родню волновал не престиж и прочее, а действительная польза. Указатели на стенках, надписи-инструкции на грибницах, разворачивающиеся от касания, оформление игровой для малышни и так далее.
О, он опять за работой.
Сидя на одном из ковриков (толщина у этого изделия сантиметров сорок-пятьдесят, не замерзнешь!) Терхо Этку сосредоточенно вывязывал из проволоки какую-то головоломку. Знакомое занятие.
Ощутив в себе явный прирост «искр», то есть магических сил, парень, конечно, захотел расширить свои возможности, ведь количество доступных магу чар – это плотность сферы и количество Знаков, которые она может вместить. Со сферой у него теперь было все более чем в порядке, а вот со Знаками…Таблицы-матрицы Знаков, которые нужно освоить и впечатать в сферу, выдаются новичкам в одной из служб Нойта-вельхо. Обратиться в которую Терхо Этку, по понятным причинам, не светит. Расстроенный маг, получив от Славки и от меня практически одинаковый совет не циклиться на готовом и придумывать свое, раз такое дело, почесал макушку и взялся придумывать. Выглядело это так: взять проволоку, зарядить ее слабым током магии и сплести в узорчик – законы плетения и конфигурацию основных узлов Знаков личинкам худо-бедно преподавали. То есть Терхо формировал слабое подобие более-менее знакомого Знака и смотрел что получится. Если Знак срабатывал и чары получались, можно было думать об усовершенствовании. А если все срабатывало идеально, проволока плелась еще несколько раз, до автоматизма. Чтобы с этим же автоматизмом выплести Знак уже из самой магии…
Пока он добавил себе на руки четыре Знака. А мы два раза гасили пожар и один раз таскали неутомимого исследователя к Бережителям, потому что тренировочная проволока вдруг решила вплавиться в кожу вместо Знака. А еще они со Славкой (да и меня привлекли) уже задумываются над тем, чтобы разработать Знаки, нужные для драконов…
Например, воссоздать ни много ни мало, как утраченный навык телепортации, про который они в книжках вычитали. Мол, до Дня Гнева был, так подайте его сюда! Сильные маги, правда, и так могут Шагать, то есть телепортировать себя в заранее известную точку. Но груз при этом могут взять очень небольшой, а проснувшаяся в Славке практичность (моя школа!) требовала телепортации грузовой, до которой экспериментаторам, похоже, было очень далеко.
— О, Макс, — не поднимая головы проговорил вельхо. – Привет.
— Привет. А где Славка?
Вельхо аккуратно просунул петельку и отогнул. Теперь в его руках было подобие снежинки с подвернутыми внутрь лучами. Проволока в руках мага дернулась и засветилась. Терхо облегченно вздохнул и наконец ответил.
— Умчался на мховники. Там вроде что-то случилось…
— Да?
Кажется, я знаю – что.
— А тебя просил зайти Старший.
А-а. Ну, тем лучше.
— Махс… ты ничего не хочешь мне сказать?
Я старательно рассматривал кристаллы на стене. До сих пор не растаяли, надо же. И до сих пор холодные, хотя в пещере тепло. В смысле, не то чтобы тепло, прохладно, скорее. Просто выше нуля. Странный эффект. Интересно, если вырастить такие вот ледяные наросты на стенах в пещерах-кладовках, сохранность продуктов повысится?
— Махс?
Это Старший напоминает о себе. Деликатно так. Без фокусов с чтением сфер.
— Э-э… вроде нет.
— Правда?
— Э-э… а вы про что?
— Ах, да. Действительно, сегодня выбор тем для разговора довольно обширен, — Старший мягко трогает кончиком хвоста непрозрачную воду в озерце. — Ну хорошо. Ты сюда как добрался? Нормально?
— В общем, да. А что, предполагалось, что я заблужусь? Так я неплохо ориентируюсь.
— Можно только порадоваться твоим способностям — ты действительно… неплохо ориентируешься. И неплохо общаешься с детьми, верно?
Это он к чему? Я постарался принять вид максимально безобидный. Насколько в принципе может быть безобидным дракон. К сожалению, корона с ее вспышками коррекции-конспирации не поддавалась. Очень неудобная деталь…
Вообще драконы для вранья как-то не слишком приспособлены. Мимика еще туда-сюда, но держать под контролем хвост, крылья и переливающуюся всеми цветами радуги корону — это уже малость чересчур. А еще чешуя — ее тоже никуда не денешь, а сбой настроения она сдает на раз — на блестящей шкурке каждая дрогнувшая чешуйка видна не хуже гаишника на пустынном шоссе.
— Э-э… в принципе… ну не так чтобы… но …
— Но в целом неплохо, — кивает Старший. — А ты не в курсе, что это за новая популярная игра у них? В… в пионы, кажется?
— В шпионов, — буркнул я, начиная понимать, в чем дело.
— Ах, да, — рассеянно кивает Старший. Почти рассеянно. Только корона — она выдает не только меня. Льдисто-голубое мерцание — не то, что бывает при благодушной отстраненности, нет-нет… — Конечно, как же это я запамятовал. Это когда ищут врагов среди своих, так?
— Угу.
— Любопытная игра. У вас она есть, да?
— Есть.
— Понятно… Что ж, очень похвально, что ты так охотно общаешься с детьми. И что дети узнают мир людей с разных сторон, тоже неплохо.
— Да? — это не самое умное высказывание, ага. Но это все, что я мог выдать при подобных обстоятельствах. Меньше всего я ждал, что разговор зайдет про мелочь. Кого-кого, а их подставлять — последнее дело.
— Именно. Похвально-похвально. А то, что они всюду расставили свои «секреты» и «засады» даже к лучшему — Бережители давно советуют вводить в нашу повседневную жизнь некий элемент… неожиданности. И несколько отдавленных хвостов — небольшая цена за детскую радость.
— О?
— Мне вот только любопытно: твои ловцы шпионов специально охотятся именно за Оррашем?
— Э-э…
— Почему вдруг именно он оказался для них самым подозрительным? Ты, случайно, не знаешь?
— Нет!
— Ну что ж, бывает. — Старший подбросил хвостом камушек. — Значит, три засады, две ловушки и пузырь воды, лопнувший именно над его короной — чистая случайность. Бывает. А ты — опять-таки чисто случайно — не в курсе, почему в его коридоре вчера погасли светомхи, зато пол оказался просто засыпан золотыми колючками?
За короной я, кажется, все-таки не уследил — в морозной белизне льда, куда я время от времени осторожно косился, мелькнул красноватый отблеск… ага, волнение так и проявляется, красненьким… и злорадство тоже.
Интересно, заметит?
— Нет, Старший, — зато голос удержать удалось, интонация осталась прежней, — Я же не умею притягивать золото.
И формировать его в этакие шипастые звездочки тем более не умею. Фиг докажете. А этому параноику полезно схлопотать на свой хвост немного неприятностей. Пусть себе под ноги посматривает вместо подглядываний за своими.
Допрос, закончившийся стопором, я ему простил, тем более, что за попытку «считывания» он извинился. И тем более, что ему попало почти так же («снежность» моя нежданная, оказывается, обеспечивает при контактах неслабую ответку), и больничную «коечку» Орраш в итоге обеспечил не только мне, но и себе тоже. Квиты. А вот за слежку и притворство мы еще не в расчете.
Старший тем временем тоже заинтересованно всматривается в покрытую инеем сосульку. Он-то что надеется там высмотреть?
— Действительно, я и забыл…- после паузы доносится его вздох. — Ну что ж, думаю, Орраш сам займется поиском виновного. Когда подлечит лапу. Кстати, а то золото, которое тебе принесли драконы с верхнего Уровня — в уплату за ледяной зал, оно…
Ха! Думаете, меня так просто подловить?
— Оно на месте. У меня в комнате. Можете проверить, если не верите!
— Нет, я верю, верю, — дракон успокаивающе машет крылом. — К слову, а зачем тебе золото? Драконы твоего типа — Снежные драконы, как правило, не испытывают тяги к золоту… у них другие интересы.
— А я такой вот… неправильный дракон. Золотом интересуюсь, в запретные пещеры лезу… в общем празднике участвовать не хочу. Вам, наверное, сообщили уже?
— Допустим, — дракон не купился на попытку перевести разговор. Он продолжал с крайним вниманием изучать сосульку. — Но ты же организовал свой, так? И наша молодежь обогатилась весьма интересным опытом. Неоднозначным, но, надо сказать, небесполезным.
— Э-э… — на этот раз красный отблеск на инее был совершенно точно. И погас совсем не так быстро. Чертова корона!
Так он знает?!
Знает…
И тоже морочит мне голову… кажется. Я ему безобидностью, он мне рассеянностью под этакого мудрого-чудаковатого старичка а-ля Дамблдор.
Ну да, морочит.
Ну ничего, я это тоже умею.
Хе, а опыт точно был неоднозначным. В азартные игры драконы раньше не играли. И уж тем более, не проигрывали. И тем более такое… кхм. Да.
— Ну… — я отбрасывать маску «не-виноватые-мы!» тем более не спешил.
— Как это называлось? Игра на хотения? — продолжил загонять меня в угол добрый дедушка.
— На желание, — сквозь зубы процедил я. — А что, уже пожаловались?
— Что ты, нет, конечно. Но, знаешь ли, трудно не заметить, как некая группа юных драконов вдруг несколько дней подряд провозглашает отказ от обеденной порции сока в пользу малышей. И при этом смотрит на этот сок такими жалобными глазами, будто изрядно сожалеет о своем великодушии. Малыши тебе очень признательны, Махс…
— Не стоит.
— Думаешь? Кстати, а тот сок, который вторая группа драконов, не такая демонстративная, не стала пить, а куда-то унесла… не знаешь, куда они его потратили? Не стоит спешить с ответом — потому что следующее, что я спрошу, будет: что такое бормотуха. И «выморозка». Что такое самогон, мы уже в курсе.
Точно знает. Да еще, похоже, развлекается. Ну-ну.
— Тоже на личном опыте выясняли?
Хамство Старший тоже пропустил мимо ушей.
— В том числе, — как-то ностальгически вздохнул он, адресуясь сосульке. И как та до сих пор не расплавилась от такого внимания? — Я надеюсь, нижняя кладовая, где состоялись пробы этого… кхм… преображенного сока… уцелела?
Как вам сказать… почти уцелела. Ребята потом, когда пришли в себя, сказали, что ничего страшного. Без колонн в кладовке стало только лучше, а рассыпанное зерно давно надо было почистить от паразитов и перевеять. Мешки с мхом? Ну соберут они новый мох, подумаешь. Закусывать-то чем-то надо было! Я попытался вспомнить, когда мы закусывали мхом — так и не вспомнилось. До такого убожества я дома никогда не докатывался. Повторять этот трюк если честно не рискну. Не умеешь пить — не берись. А если таких не умеющих пятеро и никого бог не обидел ни размером, ни силушкой?
— Вполне.
— Как я слышал, там появились новые украшения? Тоже последствия дурманного сока?
Чтоб тебя, любопытный! Появились они, конечно, появились. Вопрос — откуда? Помню, я ледяные скалы делал, а парни их плавили. Почему не расплавились последние и почему они в виде двух мышек гигантской разновидности? Теперь драконки в ту пещеру не хотят заходить — боятся вроде как. Тьфу, не было печали.
— Да там на каждого по паре глотков пришлось! С такого не окосеешь! Ой.
Расколол-таки, старый жлоб. Ему бы в КГБ работать.
— А с него косеют? Забавно. Смысл тогда это пить?
— Э-э…
— Нет-нет, я не настаиваю на подробностях.
— Но…
— Если тебе так хочется поговорить, тогда проясни мне вот что: ты ведь хорошо общаешься с Ритхой, верно?
— Ну… да.
— А не знаешь, с чего вдруг всеми юными драконками овладело страстное желание украсить себя татуировками?
Так. До татуировок все-таки добрались.
Строго говоря, это были не татуировки, а скорее, что-то вроде переводных картинок. Их нужно было один раз налепить на чешую — и все. Картинка держалась как пришитая, не тускнела от огня, не смывалась водой, а под дыханием хозяйки оживала и шевелилась. Ритхе стоило один раз появиться на их девичьих посиделках — и девчонки сошли с ума. За магом открыли настоящую охоту — ну вы в курсе, как активны девушки, желающие прихорошиться? Да наш спецназ за террористами не так гоняется, как они за бедным вельхо.
— Понятия не имею.
— Ах, значит, это не ты знакомил их с этим… магом. Да?
Я молчу. Знакомил я. Картинки показать тоже попросил я. И мага уговаривал на нанесение волшебных картиночек… за половину гонорара… и вот как раз за это золото отчитаться не получится. Нет, я тогда не собирался никому вредить, просто хотел переключить ее внимание на что-то другое… Ритха в очередной — по моим подсчетам в сто пятидесятый раз — принялась извиняться за свои грехи (реальные и воображаемые), и у меня лопнуло терпение. Вот и подбросил идею и даже узорчик подобрал — нежные золотые завитки так красиво смотрелись на шее…
Переключил, ага. С одной стороны достают детки с играми, с другой — девушки, жаждущие оригинальных узорчиков… эксклюзив всем подавай. Хорошо еще Славка подвернулся. Мол, чего это я прячусь, да какие у меня проблемы, может, он помочь может. Сам напросился. Особенно когда выяснилось, что рисовать он умеет… причем бесплатно. Количество страждущих моментально выросло раза в три!
— Понятно, — Старшему надоело ждать ответа, к тому же поговорочка про молчание — знак согласия тут была в ходу. — А в очереди за татуировками, между прочим, стоят уже не только юные девы…
— Че, и парни?! — не поверил я.
— Парни?! — Старший поперхнулся и наконец оторвался от любимой ледышки. — Да нет… просто сегодня видел в том коридоре почтенную Ширраисс. А ей уже под четыреста лет…
— И че? У нас тоже бабуси круговую подтяжку себе делают. Лифтинги всякие.
— Даже знать не хочу, что такое круговая подтяжка. Я надеюсь, эти знания ты распространять не будешь? Ведь так?
— Да я ничего такого…
— Правда? — он как бы невзначай касается когтем гранитной скалы, и на темно-сером камне растекается знакомое облачко искр. Так тут вызывают на связь, и я невольно напрягаюсь. Если он сейчас вызовет Бережителя…
Но в протаявшем прозрачном окошке высвечивается не осточертевшая до последнего палата со стопорами. А совсем другое место. И другой дракон. Впрочем, тоже знакомый. Хм…
— Ррао, — обращается к этому дракону Старший. — Какие новости?
— Какие новости? Оставьте, Старший, нам не до новостей сейчас, у нас грибница! Это невообразимо! Такая скорость роста — это впервые за мою жизнь! Причем без дополнительного питания! О Пламя, если этот гриб окажется съедобным, мы обеспечим себя на… это будет первая неголодная зима!
— Будем надеяться… А если несъедобным?
— Это, конечно, хуже. Все ведь рассчитано. Постараемся пристроить этот урожай на что-то еще… мало ли… отопление, удобрение, откорм скота, опыты… но в любом случае, некоторый резерв есть, справимся.
— Сколько вам нужно времени на опыты?
— Аррр… Не менее трех суточных мер. Вы пока не мешайте! Только найдите этого… этого многообещающего рррродственника, хорошо? Нам очень хотелось бы узнать, что именно он сделал с водой в этой конкретной пещере!
— … и может ли он это повторить? — прогудел второй голос, — в трезвом виде?
— И желательно общаться через искры, как сейчас, — вступает третий. — Если я еще раз увижу его здесь, поблизости от пещер, боюсь, что мои действия никоим образом не могут быть восприняты как должные в отношении молоди. Побью.
Искры гаснут, и гранит снова становится обычным камнем — зеленовато-серым, с вкраплениями кварца.
Голова на серебристой шее поворачивается в мою сторону — сосульки забыты.
Льдисто блестит корона…
И темные глаза тоже как льдинки.
И почему-то смотреть в них я не могу.
«Хорошо, что Славки нет» — мелькает в голове.
— Итак, Махс. Подведем итоги.
За эти пять дней некий дракон — пристальный взгляд в упор, — обозначим его пока как «неизвестный», хорошо? Так вот, этот неизвестный… Первое: устроил в Убежище азартные игры (и теперь ему так или иначе должны семь юношей). Второе: устроил в Пещерах распитие дурман-жидкости. Третье — спровоцировал у девушек увлечение новыми традициями — за что они, между прочим, тоже испытывают по отношению к нему благодарность. Четвертое: благодаря ему — предположительно — наша группа безопасников ослабла, поскольку Орраш снова выбыл на попечение Бережителей.
Ты ничего не хочешь мне сказать, родич?
Что ж, тогда пятое… на одном из уровней грибной плантации этим неизвестным были предприняты некие действия, которые привели к внезапной мутации и скачкообразному росту грибной массы. Последствия пока трудно спрогнозировать — но в ближайшие трое суток этому неизвестному лучше не появляться близ третьего Уровня… а если урожай окажется несъедобным — то и дольше.
— Я не хотел…
— Чего?
— Я не хотел проблем в грибнице. И с урожаем. У вас и так тут… с едой сложности… не хотел я.
— Допустим, — глаза дракона становятся еще острее. — А все остальное — хотел?
Пауза.
— Я не буду спрашивать, чего ты добиваешься. Я догадываюсь, что ты слышал наш разговор…
— Какой?
— Ты знаешь. Мы догадались… потому что ты не стал протестовать. Вместо этого ты всемерно попытался дать понять, что терпеть тебя нельхзя. Что тебя надо выгнать. Так?
— Да нет…
— Ну конечно, нет… Знаешь, ты не слишком хороший лжец. Но безусловно, тренированный. Обманывать не слишком любишь — но умеешь.
— Допустим, — я тоже прищурился — а что мне было терять… — И что? Выгоните?
— Нет. Мы не люди, у нас не принято разбрасываться молодью…
— А еще вам очень нужен Снежный дракон… — в тон сказал я.
— Именно. Но с твоей… энергией надо что-то делать.
— Эй, погодите! Вы же не хотите сказать…
— Правильно догадался. У нас есть для тебя работа. Учитывающая твои… склонности. Да.
Попал.
Попал, попал, попал!
Чтоб им провалиться, этим милитаристам драконьим, чтоб их демократия навестила!
Нет, ну вы подумайте, а?
На свободу нельзя — я, значит, младший родич, нуждаюсь в заботе и внимании старших. И плевать, что эта забота мне уже не раз боком вылезала! Нет, до совершеннолетия из семьи все равно никак! И вообще, я же Снежный дракон! Как я не понимаю своей ценности? Я же могу возродить, восстановить и все такое! Что значит — не хочешь? Нет, никто не будет принуждать… просто все мечтают… Согласен инициировать мечтающих? Нет-нет, они понимают, страшно рады моему чувству долга и благодарны за проявленное понимание… только все не так просто. Надо найти подходящих латентов, заручиться их согласием… и меня обучить, как проводить инициацию.
Что? А-а… Конечно, обучат. Обязательно. Непременно.
Как только сами поймут, как это делается.
Ритхины кривые крылья, да отрава бандюков, да глюшь трава — комбинация, конечно, действенная, прямо-таки убойная. Настолько убойная, что повторять ее Старшие пока не решаются. Тем более, с участием драгоценного Снежного дракона. А вдруг? Они мной так рисковать не могут! Отдыхайте, юноша, и набирайтесь сил!
Что-что? Ах, набрались уже?
Не желаете тихо отдыхать, на развлечения потянуло?
Ну тогда вперед, родина зовет. На работу.
Нет, я не сразу сдался. За свою свободу я сражался…. Хотелось бы сказать как лев, но увы. Какой из меня царь зверей, я даже в драконьем виде воробей растрепанный. Потрепыхался, конечно. И был послан подумать до завтра.
Нет, они всерьез про работу?
Нашли идиота.
— Макс! — радостно просиял мне навстречу смутно знакомый дракон. А, кажется, один из тех ботанов — приходила в столовую время от времени одна компашка (обычно их пять-шесть собиралось). Вечно их приходилось подпихивать-подталкивать, причем иногда не только словом. Как застрянет эта компания у стола, и давай крыльями махать — пиши пропало. И обходи их как хочешь. Или вовсе за второй стол переходи, потому как парни с таким жаром обсуждали какие-то теории, что их обед иногда доезжал до конца стола даже нетронутым. Сам видел, как один из теоретиков лист и «тарелку» слопал, а каша так его внимания и не дождалась…
И вот это чудо топает мне навстречу.
— Чего тебе?
— Макс, ты должен пойти со мной! — заявил ботанистый дракон, — У нас лед кончился! Твой. Для опытов, помнишь?
— Весь?! Там же целая пещера была.
— А у нас опыты! Макс, ты понимаешь, там было несколько образцов, введение которых благотворно сказалось на характеристиках культур многоплодного мшаника!
— Я счастлив.
Яду в моем голосе хватило бы на то, чтобы отравить даже дракона средних размеров, но ботан (как его зовут-то?) только слегка сбился с темпа.
— А? — переспросил он и, не дождавшись ответа, затараторил еще быстрее. — Разумеется, растительные культуры — одна из важнейших задач, но этим этим исследования не исчерпываются! Это лишь первичный этап… ведь можно еще…
Дальше я просто не слышал — Славка прав, откуда бы не взялась наша способность понимать местных, все равно мы можем услышать только то, что есть в нашем словаре.
А драконьи исследования по биологии — явно не мое.
Особенно если исследователь, черт его дери, третий раз подряд пытается оттоптать мне хвост — не иначе как в порыве вдохновения!
— …а если еще установить пропорции плотности льда к скорости роста культуры, то это будет прорыв! — продолжал вещать неукротимый дракон-ботаник. — Надо обязательно сопоставить воздействие чистого льда, льда с примесями, повторно замороженного… словом, нам нужно еще примерно тридцать четыре образца, по списку. Заодно это будет исследование твоих возможностей! Правда интересно?
Фанатик. Ботан. Псих ненормальный.
— Как тебе сказать… — я снова убрал хвост из-под опасно придвинувшихся лап и скосил глаза на правый коридор. Вообще-то он вел в сторону не на скресток, а в тот самый нежелательный грибовник, но что делать? — Просто до ужаса.
— Вот! А еще у нас в задумках чтение ледового пласта. Он на нижнем уровне… там… прошлых веков…
— Просто супер.
Псих засиял.
— Так ты идешь?
— Ага. Иди вперед, я догоню.
Сваливать в коридор пришлось по-быстрому, и еще быстрее заворачивать в следующий, пока этот чудик не понял, что его обставили…
Два коридора, переход, незнакомая пещера, еще один коридорчик, и…
— Да вот он!
— Стой!
— Махс, погоди! Поговорить надо!
О нет…
Это было похуже ботана. Честное слово, я бы лучше с Оррашем встретился.
Девушки. Пять. Короны так и полыхают. Я невольно оглянулся — и обреченно прикрыл глаза.
— А мы тебя с утра ищем! — радостно объявила вторая группа девиц, надвигаясь с тыла.
Пятеро перекрыли проход спереди, трое сзади. Прямо как в старые добрые времена…
— Как хорошо, что мы тебя встретили! — воодушевленно объявила одна.
Смотря кому.
— Ты же можешь рассказать нам про украшения, да? — нетерпеливо придвинулась вторая. Была она пониже других и как-то поплотнее. Интересно, бывают у драконов толстушки? — Парни говорили, что им ты много чего рассказал.
— Когда это?
— Когда сок пробовали! — спокойненько разобъяснила толстушка. — Мой брат, Роррих, не решился попробовать сначала, а потом уже все выпили… он вам так завидовал! Говорил, вам было весело.
Вот так так. Мне завидуют, а я и вспомнить ничего не могу.
— ..зато он все запомнил и нам рассказал.
Ну спасибо, Роррих. Встречу при случае — выскажу пламенную благодарность. Хотя нет, я ж вроде как Снежный. Ну тогда ледяную!
— Про сережки, про подвески… — радостно щебетали драконки.
Только не это…
— Про этот… как его… пирсинг.
Драконий пирсинг меня добил. Как представил… Фантазией меня судьба не обделила, так что за три секунды я успел представить и драконок в пирсинге, и счастливых Старших, ради такого случая подбирающих мне такую работу, чтоб больше гребнем шевельнуть не мог! Не то что дурь придумывать.
— Девочки… — ласково (насколько получилось) проговорил я, — чем вас рисунки-то не устраивают?
Дракоши обиженно замигали коронками:
— Так нас устраивают!
— Устраивали бы…
— Но маг…
— Он куда-то скрылся.
— И Славхка тоже.
— Так нечестно! У всех есть, а у нас нет!
— Так что мы хотим тоже…
— И еще лучше!
— Так сделаешь?
Попал. Тут так просто не смоешься. Нет, в принципе, вполне можно сделать крылья и от этих представителей драконьего племени. Только потом что? Это ж не просто драконы, это ДЕВУШКИ! Хотите обеспечить себе путевку в ад? Попробуйте обмануть свою несравненную! Потом поделитесь впечатлениями. Если выживете.
Вырваться от жаждущих красоты удалось не сразу. Сами знаете, одной девушке отказать в принципе не так уж трудно, но если они сбиваются в стаю… лучше уносите ноги. Если получится. Пришлось пообещать им украшения. И даже объяснить, что такое подвески. И даже нарисовать, стараясь не думать, что про новую моду скажут Старшие…
Ну ничего, будут возбухать, скажу им, что могло быть и хуже, и расскажу про пирсинг.
Обрадованные девчонки отвалили, но не успел я перевести дух, как тут же возник еще один претендент на мое внимание.
— Макс?
— Блин! — не сдержался я.
Архат. Ритхин брат. Мой новый драконородич, которого мы со Славкой когда-то заманили в ловушку. Потом извинялись, и он вроде не злился, но все равно… Не из-за него ли Славка куда-то смылся с магом на пару? А я, значит, отдувайся…
— Кто? — удивился дракон. — Блин? А, ты меня не узнал? Я Архат. Твой названый брат…
Брат. Ага. Названый… Ну, супер!
— А что ты молчишь? Тебе плохо?
— Нет! — я взял себя в крылья и, выдохнув, приветственно «бликнул» короной. Как учил этот самый братец. — Я просто… обрадовался. А ты чего так… неожиданно?
Дракон расцвел.
— Ты же выздоровел! — объяснил он. — Теперь нам надо заниматься!
— Чем?
— Ученьем, конечно!
Когда Архат, пообещав мне всемерную поддержку и заботу семьи в достойном деле становления юного дракона, наконец улетел к остальным родичам, я завернул в первый попавшийся безлюдный коридор и от души заморозил все, что подвернулось на глаза.
Ну что, Макс, похоже, это серия вторая? Под название «Империя наносит ответный удар»?
А неплохо сориентировались эти Старшие. Полчасика с момента памятного разговора, а я уже морально готов сорваться на любую работу, лишь бы свалить подальше от непутевых ботанов, настойчивых модниц и достойных родичей, наконец-то дорвавшихся до моего воспитания!
Ну-ну. А не пожалеете потом, что так усердно загоняли в угол? Я ведь… я не знаю еще, что. Но я обязательно придумаю.
— Орррр! — нарушил мои «придумывания» еще один дракон. — Урррру! Ррауххх!
Судя по тому, что перевода я не услышал, выражения вряд ли были «парламентскими». Ну, когда падаешь, трудно соблюдать культуру речи…
— Пламя вулкана! — прошипел дракон, кое-как упираясь хвостом в стену и поднимаясь на ноги. — Чуть крыло не вывихнул! Какой… тут ледник устроил? О! Макс! Я тебя везде ищу! Отыграться дашь?
Еще один на мою голову!
Я уже собрался послать этого игромана куда-нить далеко и надолго, но передумал.
— Слышь… как тебя…
— Руш!
— Слушай, Руш… я не против. Я тебя даже еще одной игре научу! Только и ты меня научи кой-чему… идет?
Тахко. Город, который собираются переименовать в Вельхоград…
Пало
Выпрямиться оказалось труднее, чем он думал. Даже у тренированного вельхо затекает спина, если он стоит согнувшись больше часа. Но дело было сделано.
Если ничего плохого не случится в ближайшие сутки, Пилле Рубин выживет.
А ведь они сначала даже не узнали его. Пилле Рубин, веселый балагур Пилле, с его вечными шутками, парень, который, казалось, не в состоянии посидеть спокойно даже мига, подвижный и беспокойный, как огонь — и это изломанное тело с бескровными губами, вмерзшее в бурый от крови снег? Если бы не этот снег, если бы не холод, замедливший жизненные процессы, спасать было бы уже нечего…
Что происходит в Круге?
Что вообще происходит в Нойта-вельхо?
Пало знал, что обстановка там далеко не такая однозначная, как представлялось людям. И круг совсем не так един и незыблем, каковым себя демонстрировал. Он был из Руки Нойта-вельхо, и не раз приходил туда, где нужно было не просто остановить стихию или исправить то, что натворили юные несдержанные личинки. Нет, Пало уже сталкивался с тем, что Руке приходилось исправлять то, что так или иначе недосмотрели Глаза. Проступки. Недовольство. Преступления ренегатов.
— Что теперь, Пало?
— Хотел бы я сам знать…
Попытка убийства в стенах Нойта-вельхо — это что-то настолько… немыслимое, что даже его прославленное спокойствие не выдерживает. Система Зароков, такая сложная, такая выверенная, такая… отработанная на десятках поколений юных вельхо. Почему она дала такой сбой? Причем где… в месте, где эти Зароки придуманы — во имя изгнания зла…
Недаром уже которое десятилетие ходят слухи о неких иных Зароках, которые принимаются членами верхнего Круга. Были, были среди молодых вельхо шепотки и сплетни, что уже при зачислении вельхо в Принятые с него снимается какая-то часть Клятв. А если он вступает в Круг, то снимается еще больше. Якобы тот, кто избран править, уже прошел все испытания. Он уже кристально честен, он уже беспристрастен, он уже мудр и достоин. Так стоит ли искусственно ограничивать его Зароками? Ведь общеизвестно, что система сдерживает развитие мага. Умеренно, немного, но смелых идей и открытий, к примеру, становится меньше.
Недаром система встретила в свое время так много протестов.
И наверняка недаром молодежь не настолько возмущена ренегатами, как того хотелось бы… любопытно, может, стоит перестать замалчивать их самые пакостные преступления? Вряд ли юноша, зачастую (возраст бунта!) нарушителям порядка, проявит это самое сочувствие по отношению к детоубийцам, например.
И не ренегат ли он сам — за такие-то мысли? Печать все чаще теплеет…
Хотя это вопрос отвлеченный. А сейчас надо бы заняться практическим: что теперь делать? И Руке Нойта-вельхо, и городу.
Первое. На вечерней связи о раненом ни слова. Провести обычный отчет, испросить совета по некоторым проблемам (не самым важным). И все. Извещать Нойта-вельхо о раненом вряд ли необходимо. Сами скажут, коли совести хватит.
Второе. Поговорить все-таки с парнями, пусть втихую свяжутся со своими покровителями. Прощупают, кто что думает. Знает ли вообще кто-то о покушении на Пилле? Полгода назад он бы сказал, что это невозможно.
Но сейчас границы невозможного у северянина сильно сократились.
— И все-таки надо что-то решать…
— Что — что-то? Защищаться надо!
— Против Нойта-вельхо?! — изумился Эвки. — А… а Зароки?
— Не обязательно против Нойта-вельхо. Против ренегатов, которые туда пробрались, Зароки выступить позволят?
Рука притихла. Сжимающие оковы наложенных клятв приотпустили когти. Против Круга они выступить не могут. Против ренегатов, использующих Круг в своих целях… можно хотя бы подумать.
— Здесь еще такой вопрос… — вздохнул Пало. — Если кто-то в Кругу пошел на такое… что мешает ему нарушить другие правила? Например, украсть дракона… откровения Бира Майки я уже рассказал? Шагнуть сюда и забрать кого-то из наших новых магов. Нескованные Зароками — это такая завидная добыча… способная практически на что угодно.
— А мы с ума не сошли? Только подумайте, ЧТО мы собираемся обсуждать…
— Давайте спокойно, хорошо? Что мы можем противопоставить… ренегатам?
Возникшую паузу Пало предпочел расценить не в качестве признака растерянности, а как время, необходимое для раздумий.
— Собственно, мы не планируем ничего особо нового. Есть Рука. Есть вероятный объект расследования — проникшие в Круг ренегаты. Есть повод для расследования обстоятельств дела.
— То есть… о-о… — в глазах самого молодого члена группы зажглось понимание. — Покушение на Пилле?
— Именно, Гэрвин.
— И теперь нам нужно просто придерживаться общего порядка расследования. Обычного расследования, — куда-то в пространство проговорил Вида.
— Которое не нуждается в одобрении руководства, поскольку совершенно заурядное, ординарное, так сказать. И группа может действовать автономно. Отлично. Я в деле! — Эвки Беригу почти улыбался, но как-то нехорошо, хищно.
-Итак, по порядку. Предполагаемая численность ренегатов. Сферы интересов. Направление деятельности. Финансирование. Связи Поддержка со стороны. Степень опасности. Методы ликвидации угрозы. Ничего нового.
— Драконы.
— Прости?
— Сфера интересов нашего ренегата (или ренегатов) — драконы. В пользу этого несколько аргументов: во-первых, показания нашего бывшего коллеги — я о покойном Бира Майки — живо интересовавшимся странными выходками местных драконов.
— …но отчего-то не слишком удивленного этими странностями.
— Это да.
— Кстати, вот вам и ниточка — драконоловы. Их команду пригласил в город именно наш коллега.
— И они явно имели в прошлом нечто большее, чем знакомство. Сами они, увы, покойные, но, может, удастся проследить связи?
— Итак, драконоловы…
— Далее, ренегат, который трудился на непочтенного Видаса-две-звезды.
— У которого из подвала выпорхнули три дракона, по уверениям свидетелей.
— Именно он. Малекс. Поскольку он погиб при этом… драконьем побеге… мы не сочли срочным выяснение его связей. Но теперь, думаю, стоит заняться этим вплотную. При новых фактах я уже не уверен, кто кому служил: ренегат ли преступившему? Или бывший маг лишь использовал это преступное гнездо в своих целях? Прикрываясь Видасом-две-звезды, он мог…
— Принято. Проясним.
— Дальше… — Пало отогнал образ Ерины Архиповны. Не время. — Дальше… Еще раз опросить всех жертв из подземелья.
— Зачем?
— Может статься, что кого-то похитили не просто ради обычной наживы. Может статься, кое-кто из жертв похищения имел резоны не афишировать истинные причины своего похищения… Если его похитили из-за принадлежности к драконоверам…
— Драконоверы-то здесь при чем? — с явной досадой дернул плечом Эвки Беригу. Он переживал ранение Пилле тяжелее остальных. Что ж, Пало не раз встречался с таким — когда тот, с кем ты вечно споришь и ругаешься, постепенно становится тебе ближе и понятнее остальных… и, кажется, дороже… Сирота Эвки Беригу, чудом сохранивший два имени, и Пилле Рубин, сын достойной семьи Возвышенных, цапались с первого дня знакомства. Но именно Эвки вбухал практически весь резерв в поддерживающий знак, удержавший Пилле на этом свете. Именно Эвки Виде пришлось поить «тишницей», чтоб паренек не рванул к раковинам связи разносить столичных уродов за их «пакостные выходки». И это при том, что тогда, в первый момент, Эвки посчитал ранение Пилле обычной стычкой, на которые так щедра столичная молодежь по отношению к «ездовым бычкам» из провинции. Теперь, когда до него дошло, что дело вовсе не в чьей-то молодой дури, на Эвки вообще лишний раз смотреть не хотелось. На грозовую тучу тоже ведь просто так не поглядишь — если стоишь на голой земле без прикрытия… Придется за парнем присматривать. На всякий случай.
— Спокойней, Эвки…
— Я спокойный! — полыхнул молодой вельхо. — О чем мы вообще говорим? Пилле отправился на встречу не к драконоверам, а в Круг! И мы…
— И мы должны бодаться с Кругом, — спокойно перебил его Вида. — Просто так. Без разведки. Без подготовки. Без оглядок на Зароки. Так?
Хочешь, чтобы нас растоптали?
Беззвучное напряжение отдалось в застывшем, как перед грозой воздухе. Потеплели на коже впечатанные знаки, отзываясь на призыв чужой энергии. Мелькнул золотой блик в разрезе рубахи…
И все кончилось.
Эвки Беригу медленно, с заметным с усилием выдохнул.
— Можно мне еще твоей отравы? — нарочито нейтрально поинтересовался он.
Пало вскинул бровь, но предполагаемый отравитель — Вида — вопрос понял прекрасно.
— Тишницы? — мягко уточнил он, раскрывая лекарственный сундучок. — Сколько угодно.
Под шорохи и перегляды (Рука постепенно отпускала непригодившиеся знаки, но облегченных выдохов себе не позволяла) молодой вельхо раскупорил поданный Видой янтарно-желтый флакончик, благополучно выглотал содержимое и, поморщившись, опустился на место.
Не сорвался. Не сорвались.
Так легко было сейчас все порушить…
— Я хотел сказать, — Эвки старался говорить ровно — что поддержу любые действия против К…против ренегатов. Но зачем тем драконоверов-то похищать? Их якобы неисчислимые богатства — миф!
— Не такой уж миф. Если допустить — только допустить, что информация в общем доступе… м-м-м… ошибочна… — Вида продолжал говорить так же спокойно и взвешенно-холодно, как и обобщал свои научные наблюдения, только глаза у него чуть мерцали под полуопущенными веками, — что драконы и впрямь разумны, то те, что способны с ними общаться, могут иметь доступ к их ресурсам. А это не только золото.
Молчание было коротким.
Первым подал голос Гэрвин.
— Опять драконы…
— Да.
Рука снова обменялась взглядами.
Мысль о том, что информация о драконах ошибочна не случайно, а преднамеренно, дошла до всех — и была единогласно принята. И так же единогласно ее решили не развивать вслух. Пока.
— Все вертится вокруг них!
— Раз так, может, наряду с допросом возможных драконоверов стоит поискать те самые драконьи фермы? Мифические, само собой. Наличие которых так яростно отрицается Кругом. Но в последнее время чересчур много явлений перекочевало из мифов в реальность…
Драконий хвост (западный отрог Драконьих гор)
— Детский сад!
— Не понял?
— Детский сад — штаны на лямках! — повторил я раздельно. — Лохушник это какой-то, Слав, ну честно! Вот кто так торгует? Это ж бред!
Возмущение мое было вполне оправданным.
Я только что вернулся с предлагаемой мне «работы». Точнее, с той фигни, которой обернулась эта работа.
Нет, серьезно!
Что меня не пустят сразу во всякие внутренние секреты Убежища, просчитывалось на раз-два (и честно говоря, я был даже рад — возиться с грибочками и мхами? Увольте, только в следующей жизни). Что хитрож… кхм… догадливые Старшие пристроят меня туда, где придется поработать и крыльями, и языком, тоже было понятно. Ну не зря же речь о работе зашла после оценки моего умения врать?
Я в принципе и ждал, что это мое умение пригодится…
Но чтоб так!
Как мне объяснила новая семья (тьфу-тьфу!), в последние десятилетия драконьему племени пришлось тяжело. Драконоловы и вельхо, все увеличивающееся количество стационарных и динамичных ловушек сделали свое дело — постепенно вытеснили Детей Пламени с обычных мест охоты и рыбалки. Бегающих по горам коз и баранов, как диких, так и и прикормленных, катастрофически не хватало на прокорм, грибные плантации, несмотря на титанические усилия, не давали достаточного количества продукта. Да и в любом случае грибы, ветки и съедобный мох — не драконья еда, драконам надо мясо. Хоть немного, хоть килограммов пять в день. Без этого они быстро слабеют. Труднее дается оборот. Вернее, оборот в человека дается легко, а вот обратно… обратно при длительном голодании вернуться почти невозможно. Я сначала тоже не понял: чего маяться от голода? Сменил облик, и тебе дневной драконьей порции на две недели хватит! Оказалось не все так просто. В человечьем виде слабеет магия, атрофируются плетения Сфер, да и со здоровьем могут начаться проблемы. А самое главное — крылатые потому и крылатые, что их все время тянет летать, причем желательно под открытым небом. Без этого им тяжко.
Словом, человечий вид — не выход. Так что племя искало альтернативу. И нашло. Как я и думал, драконы сравнительно неплохо выживали за счет торговли с людьми. Неплохо — потому что люди поставляли мясо, зерно, крупы довольно стабильно. Сравнительно — потому что требовали они за это золото. Причем все больше и больше.
Я так понял, что раньше драконы довольно легко находили тех, кто соглашался повысить свое благосостояние, сплавив горным соседям продовольствие. Неизвестно, понимали ли человеки, с кем именно торгуют и откуда берутся желанные желтые самородки из чистейшего металла. Спрашивать, во всяком случае, не спрашивали, демонстрируя похвальное отсутствие любопытства. А пара поселений и вовсе принадлежала открытым драконоверам, которые готовы были на все ради благосклонности Детей Пламени. Но все меняется, и уже несколько селений, где раньше драконы встречали довольно теплый прием (или, по крайней мере, отсутствие вопросов) оказались либо заброшены, либо заселены другими людьми. Пришельцы оказались не то чтобы особо жадными… просто считали, что «крылатым ящерицам» ничего не стоит добыть вожделенный металл — а потому пускай тащат и не выеживаются!
Но никакие запасы не бывают бесконечными. И местные горы в принципе могли дать золота довольно много — но из него целиком не состояли. Так что удовлетворить растущие аппетиты человеков драконы на настоящий момент были не в состоянии. Покупать козу в расчете пять золотых — цена грабительская, конечно, но приемлемая. Покупать козу по ее весу золотом — невозможно, потому что энергии на эту золотодобычу потратится больше, чем в итоге получится калорий.
А местные отказов не понимали и пару раз, вернувшись в знакомое селение, драконы нарывались уже на ловушку или попросту на сетеметы…
— Ну вот и скажи, кто так делает?
— Как? — не понимал Славка.
— Как лох! — не выдержал я. — Это ж надо так дела запустить! Спрос рождает предложение, слышал? На фига было показывать, какой реально спрос? Знаешь, сколько придется теперь сделать, чтобы это исправить?
— А ты можешь исправить?
— Ха!
Дьюп верно сказал, стрелять экзотианцы продолжили в этот же день.
Я сидел на месте первого стрелка рядом с Джи Архом, которого прислали из пополнения. График боевых дежурств мне поменять не успели, и парень попал с бала под обстрел.
Руки нажимали какие-то кнопки, скользили по гелиопластику пульта, а в голове вертелось всего несколько фраз. Я перекраивал их и так, и эдак, чтобы рапорт мой звучал как можно убедительнее. «Прошу перевести меня…» «Убедительно прошу командировать меня…»
– Третья! Вест-вест-надир, – скомандовал навигатор.
Корабль изменил ось вращения, и на линию огня вышел третий огневой карман.
– Джи, готовность, – прошептал я. – Мы – следующие.
– Щит! Семнадцать окно семнадцать, – предупредил наводящий.
Наводящий врал, на семнадцать единиц мертвые зоны ячеек вражеского щита смещаться при вращении не могли. Угловая скорость при 33R надир не жрет анкресы, а добавляет.
– Щит – восемнадцать анк, – автоматически поправил я. Дьюп так иногда делал.
Я даже не успел подумать, сойдет мне это с рук или нет, как наводящий отозвался:
– Слышу, четвертая. Щит – восемнадцать. Приготовиться к развороту!
– Четвертая на линии, – тихо предупредил навигатор. Он никогда не кричит во время боя.
Джи замешкался, и я, не глядя, выругался в его адрес.
– Щит запаздывает, – предупредил наводящий.
Это означало, что у меня, возможно, будет четыре десятых секунды, чтобы попасть в незащищенный бок набирающего скорость экзотианского АРК, пока он балансирует запаздывающий щит.
И я успел.
И вот это мое попадание – наш ответ автоматической системе наведения. Если мой пульт автоматизировать, корабли могут палить друг в друга вечность. Обе машины выберут оптимальные стратегии, и счет будет 0:0.
Вражеский корабль окрасился в цвета переполяризации, мы начали было подтягивать соседний «Лунный», чтобы можно было усилить светочастотный удар, кинув разряд со щита на щит, но противник дёрнул покалеченную машину назад, возникла гравитационная воронка, и мы резко откатились на шесть часов.
Сражение в космосе для случайного наблюдателя малоинформативная штука. Корабли мечутся, словно хищные птицы, ухитряясь при этом держать строй. И очень трудно сообразить, где та неведомая цель, куда они стремятся прорваться.
А цель у нас одна: захватить подходы к массивным развязкам домагнитного напряжения – зонам Метью, способным пропустить к экзотианским планетам тяжелые боевые корабли. Трех-четерыхреакторные, многокилометровые, способные… Нет, не думай, по планетам никто стрелять не собирается, просто, захватив подступы – условия будем диктовать мы.
Нам не имеет смысла пускать экзотианцев под нож, мы связаны сотнями запретов, мораториев и конвенций, потому что воюем не с чуждым инопланетным разумом, а с теми, кто всего лишь на триста лет раньше нас ушел с матушки Земли. С теми, кто больше тысячи лет помогал нам населять негостеприимный космос, с теми, у кого просто иные устои и немного другой язык.
О, мы могли бы многое им противопоставить в плане уничтожения людей, как и они нам. Но третья мировая война на Земле отлично показала, что делает современное оружие с человеческими генами. Мы так и не оправились после нее. Мы стали гораздо менее разнообразными, чем нам хотелось бы. Возможно, ещё одна такая игра с природой – и людей не останется совсем. И мы помним об этом. Пока – помним.
Потому наша война – игра сдержек и противовесов, контроль локальных зон и развязок, а прямые столкновения заканчиваются вытеснением противника из стратегически важных секторов, не более.
Если мы выйдем к планете – планету сдадут. Иначе мы вели бы войну совсем иначе. Потому что там, где домагнитный момент слишком мал для тяжелого двадцатикилометрового крейсера, шлюпка просочится легко. И десант мы могли бы бросить куда угодно. Только это будет уже совсем другая война. Война на уничтожение человека, а не за передел зон влияния в освоенном космосе.
Просто мы зашли в очередной тупик, когда переделить старое легче, чем освоить новое. По крайней мере, так полагают дэпы, а мне не у кого больше спросить, правы ли журналисты, или это старается пропагандистская машина. И мне теперь никто не скажет: думай сам, парень…
– Четвертая – молодцы, хорошо отработали, – похвалил навигатор.
«Прошу командировать меня в расположение…»
Прогудел сигнал отбоя – низкий, похожий на коровье мычание. Похоже, экзотианцам надоело нас кусать, или у них начался обеденный перерыв. Я еще не видел спектрального смещения в сигналах экзотианских кораблей, но, похоже, наши разведчики перехватили вражеский разговор, потому что секунд через десять «красное» смещение появилось.
Все.
Опустил руки, и плечи тут же свела судорога. Джи подскочил, начал что-то растирать на загривке… Совсем щенок. Хотя сам-то… Тоже мне – ветеран в неполных двадцать пять стандартных лет.
Сколько, интересно, Дьюпу? Выглядел он на сорок-сорок пять. Значит, или столько, или прошел курс-другой реомоложения… Да, скорее всего, прошел. Так что как ни крути – выходило больше сотни.
«Прошу перевода в южное крыло армады в связи… В связи…»
Нужно было вставать. Нужно было вставать и идти.
Я подумал, что, по идее, нас должны были перебросить в южное крыло вместе с Дьюпом. Мы ведь – сработавшаяся пара. Это, наверное, он настоял, чтобы меня оставили и посадили на его место. Это так на него похоже.
Я не понимал, что со мной творится. Ломило в груди, не хотелось есть. Я до этого сроду ничем не болел. Разве что синяки и ссадины появлялись регулярно, особенно после дружеских поединков с Блэкстоуном или главным техником Кэшцем. Дьюп для спарринга не годился, он имел дурную манеру бить сразу наповал.
Но синяки проходили быстро. А если не проходили – наш корабельный медик находил их во время планового осмотра, тыкал пальцем и взвизгивал: «Тут-то опять чё?» Ох уж это его «чё», всегда попадал в самое больное место. Но потом синяк облучали, и ты забывал о нем начисто.
Один раз мы, правда, здорово заигрались, и Дьюп водил меня в медчасть. Я сопротивлялся, мне было еще не больно. Но напарник сказал, что сломано ребро, и когда меня сунули в капсулу меддиагноста, я уже ощущал, что оно сломано. Дьюп говорил – я не умею останавливаться. Обычно в спарринге, когда становится больно, автоматически ослабляют захват. Я иногда не ослаблял. Что-то щелкало в голове, и я, несмотря на боль, вцеплялся как бульдог.
– Разрешите обратиться, господин сержант?
Хотел огрызнуться, но это был всего лишь Джи Арх – худощавый, зеленоглазый мальчишка с астероидов. Теперь – мой второй стрелок. Беспамятные боги, он-то в чем виноват?
Заставил себя ответить ему, встать. Нужно было идти в столовую, и я пошел. Но на полпути понял, что делать мне там нечего, и велел Джи ужинать одному. Сам свернул зачем-то направо и ввалился в общий зал.
В общем зале мне сегодня тоже нечего было делать, это я сразу понял. Сослуживцы при моем появлении как-то странно притихли, видно, разговор у них шел про нас с Дьюпом. Только Кароль махнул мне из-за круглого столика, где они с Вессером собирались играть в пасет.
Мне захотелось уйти. Тогда я сделал так, как делал обычно Дьюп: вошел и сел не в углу, а там, где самый лучший обзор – в центре, чуть сбоку от дверей. Взял пульт, стал, никого не спрашивая, переключать модификации на самом большом экране. Потом вообще вывел экран из голорежима – полистать новостные ленты. В основном мне якобы хотелось читать про войну.
В общем зале стояла ненормальная тишина, только первогодки шушукались слева.
Я пробегал глазами заголовки новостей, но думал о том, как мне теперь искать Дьюпа.
Конечно, я знал его имя и должность, но знал как-то по-уродски. Капрал называл Дьюпа «сержант Макловски». Но сержантских должностей в армаде три – младший сержант, старший и сержант по личному составу. (Я, например, был младшим сержантом.) А потом, я давно уже подозревал, что Дьюп – не имя, а прозвище, хотя ни разу не слышал, чтобы на корабле моего напарника называли иначе. Надо бы поговорить с кем-то из старичков. Кто помнит, как и когда Дьюп прибыл на наш «Аист».
Я повернулся и внимательно оглядел зал. Четыре столика, четыре больших дивана, двадцать два отдельных кресла, один большой экран, два малых, три голосекции. Кароль и Вессер – за одним из столиков, Ахеш и мой однокорытник Сербски – за другим. Ахеш, к слову сказать, большая гадина, вон как глаза бегают. В левом углу пятеро зеленых-презеленых салаг сидят кружком. У малого экрана смотрят порнуху старички – палубный Пурис, вечно второй стрелок Гендельман по прозвищу Гибельман и Бычара Барус, который, несмотря на ежедневные «два часа в спортзале», сумел уже отрастить пузо. Из самых стареньких в общем зале был сейчас только Пурис. Я даже имени его не знал, палубный Пурис – и все.
Пока размышлял, хоть какая-то жизнь вокруг меня начала налаживаться: Кароль и Вессер стали тасовать карты и раскладывать палочки, служившие условной платой в игре. Гибельман вызвал стюарда с пивом. Недоверчивый стюард стал перепираться и выяснять, выпил ли Гибельман сегодня сколько ему положено или нет. Я тем временем подсел к Пурису, отметив, впрочем, что в зал вошел мой второй пилот, Джи Арх, и присоединился к первогодкам.
Пурис при виде меня весь подобрался и приготовился линять. Голографическая девица тянула к нему все четыре руки, но, похоже, делала это зря. Я выключил изображение.
– Ты не беги, Пурис, – сказал я не тихо и не громко. – Мы еще не начали.
Палубный затравленно оглянулся на Бычару.
Да о чем они тут без меня говорили?!!
– Ты это, – сказал мне Бычара Барус излишне громко.
Я встал. Я был выше всех здесь присутствующих. И в хорошей форме.
Гибельман жалобно посмотрел на нас, потом на пиво. Пива ему хотелось больше, чем драки.
Боковым зрением я видел, что Кароль и Вессер, которых условно можно было считать союзниками, поднялись из-за своего столика и пошли к нам. Кароль встал у меня за плечом справа. Вессер плюхнулся в кресло рядом с Гибельманом и его пивом.
Все молчали. Я сконцентрировался на Пурисе. Костлявый такой, с виду довольно скользкий тип. Я о нем, кроме фамилии, ничего не знал. Зато он должен был знать то, что нужно мне. Но поговорить с ним по душам мне сегодня явно не дадут, это я понимал. Потому перестал изучать сдувающегося на глазах Пуриса и сказал, уставившись в живот Бычаре.
– Я не понял, что ВЫ ВСЕ здесь против МЕНЯ имеете..?!
Вессер картинно возвел очи горе.
Я передвинул взгляд и нечаянно уперся им в Гибельмана.
– А я… мы что? – он оглянулся на Бычару, потом на Пуриса.
– …или против ДЬЮПА? – закончил я.
Бычара понял, что говорить придется ему. Он встал. Решил, что его плохо видно?
– Ты это… – сказал он.
Я ждал.
– Ты вообще знаешь, кто он такой, этот твой Дьюп? – сглотнул. – Он же спецоновец! Его же к нам Хэд знает из кого понизили! Ты думаешь, чего он такой гордый был? Да он имел таких, как ты..!
Дальше я и половины слов не знал. Какой талант скрывался за растущей пивной мозолью!
Я был в курсе про спецоновцев. Они выполняли самую грязную работу не только в армаде, они вообще всю ее выполняли. Но мне было на это как никогда плевать.
Я ждал, пока поток ругани иссякнет, и он иссяк. И я сказал тихо-тихо, чтобы все мухи тоже слышали:
– Барус, ты МЕНЯ или ЕГО оскорбить хотел?
И взял кресло.
Бычара закрыл голову руками и становился все ниже и ниже…
Кресло, если отрывать его, как я сейчас, от магнитной подушки, весит в момент отрыва 204 килограмма. Но я этого не почувствовал. Я именно взял кресло. Оно полетело в стену над головой Баруса, и уже лопнув пополам, треснуло его, сползшего на пол, по башке. Кароль не побоялся повиснуть на моей правой руке. На левой тоже кто-то повис. Кажется, Сербски. Я отшвырнул обоих.
Пурис медленно уползал из зоны боевых действий на четвереньках. Он знал, кто последний год был в состоянии работать со мной в спарринге. И все знали. Из таких здесь сейчас никого не стояло.
Вессер решил выступить миротворцем. Он поднял обе руки и встал, закрывая собой шевелящегося под обломками кресла Бычару.
– Тихо, тихо, Агжей… Ты только скажи, ты чего хочешь? Чтобы этот бык извинился? Так он щас извинится. Только не надо доводить до карцера, да? Мы же все немного в одной лодке?
Я молчал. Видел, что Ахеш продвигается к двери, намереваясь смыться и настучать. Я все сегодня видел. У меня с уходом Дьюпа глаза и на спине прорезались.
– Ну мы погорячились тут, а? – продолжал Вессер. – Его же, Дьюпа твоего, многие не… Не очень… понимали, да, ребята? Странный он был человек, с норовом. Сам ни с кем не… Агжей! Агжей! ДА ОХОЛОНИ ЖЕ ТЫ!!!
Вессер, гад, тоже первый стрелок, он по моим глазам все видел.
– Ты пойми, он же сам тебя с собой не взял. Не знаю, почему его забрали южные… Видно, был за ним какой-то грешок…
Ему не следовало употреблять это слово.
Рядом стояло второе кресло, но на руке повисло что-то мелкое. Нет, это был не Сербски. Сербски всего на дюйм ниже меня, а весит не меньше. Это был мой новоявленный второй стрелок! Который чуть не стал новопреставленным. Я-то рассчитывал на вес Сербски…
Не знаю, как я извернулся. Еще чуть – и разбил бы этому желторотому активисту башку об стену! Меня просто пот прошиб, когда я это понял. Кшена Дадди патэра и всех щенков, которые суются под горячую руку, потом белеют, зеленеют и…
В общем, не повезло в тот раз Ахешу. Когда заявились оба дежурных по палубе, мы почти весело и дружно отпаивали пивом Джи Арха. Боевое крещение он прошел вне очереди. Ну и Бычара пострадал не запредельно. Как выяснилось, даже креслом его тупую башку за один раз не пробьешь.
А Дьюпа, как рассказал мне таки за пивом Пурис, по-настоящему звали Колин, Колин Макловски. Четыре года назад он был со скандалом переведен из спецона в армаду и понижен до старшего сержанта. Сути скандала Пурис не знал, но не верилось, что Дьюп кого-то убил и съел, скорее наоборот.
Да, характер был у него не из легких. Его мало кто выносил в команде. Но не за поступки – за невольную дрожь в собственных поджилках, если он замечал в тебе какую-нибудь дрянь.
Я только одного не мог понять, глядя на совсем не атлетическое сложение моего нового напарника. На кого мне это-то сокровище оставить? В том, что добьюсь перевода в южное крыло армады, я был уверен.
Да-а… Ну что тут скажешь?
Только одно – в этом мире изменять жене не надо. Ой, не надо…
— Слышь, дед… в смысле, как это… мистер Гаэли…
— Мастер Гаэли, — поправил старикан как-то кисло. И снова хлебнул из кружки…
Ужин нам тоже принесли, но аппетит куда-то делся… Наверное, испугался жутких калорий, которые были в этом… ужине. Мясом назвать этот жареный кошмар язык не поворачивался. Да и вообще… За столом кое-кого не хватало, причем очень не хватало!
— Ага. Так вот… мы что, так и будем сидеть? А Рика в это время будут «ужинать», да?
— Из-за тебя все, д… — пробормотал колдун, — То есть… я предлагаю вам подумать над степенью вашей вины в этом несчастливом событии, леди Александра…
— Чего-о?
— Если б вы сами извинились перед этим баб… э… бароном, все было бы в порядке.
Что?
— А-а, значит, значит, меня ему подложить можно, да?
— Не надо было штурмовать замок!
— Не надо было меня поить!
— А не надо было пить пиво после эссенции!
— А… а не надо было отбирать!
— Не надо было цепляться за этот бочонок, как за девственность!
— Не надо было меня злить! Тьфу! — язык закололо… И маникюр резко поменялся — ногти подросли прям на глазах… Опять, что ли? Вот только драконом сейчас не хватало стать! Для полного кайфа!
— Леди Александра, держите себя в руках! Тут, между прочим, баллисты!
— Какие еще листы? Чихала я!
— О боги светлые и темные, чем я перед вами так провинился?
— А не будете девушек злить. Лучше подумайте, что делать!
— Ну не знаю я, не знаю, что делать! — прорвало старикана, — Не знаю, ясно? Мы не можем колдовать тут! Не можем злить этого… крых хуххуп гамадрыга! Сейчас не та ситуация! Если б Рикке еще мог колдовать… Или была бы дома госпожа Стефания.
— Кто?
— Жена этого… чтоб его! Леди Стефания, урожденная графиня Лус-Прим… Я так надеялся, что она окажется в замке, при ней бы барон только ручку поцеловать осмелился. А ее как назло, унесло тетушку навещать… Только завтра приедет… Проклятие!
Солонка полыхнула синим огнем, и старикан быстро вылил на нее белую гадость, которую тут с какой-то радости назвали соусом… Но мне было не до того. Так… Стоп-стоп…
— Вау! Так у этого гоблина есть жена? — блин, могла б сама додуматься! У бабника без шансов дожить до тридцати неокольцованным.
— У кого? — не понял старик…
— Проехали! А где она, эта Степания?
— Стефания!
— Один хрен! Где она? — нет, ну вот тормоз же… — Эй, стража! Стража, кому говорю, сюда! Мы с мистером… э… мастером Гаэли хотим пот… уединиться! Где тут свободная комнатка и три часа без стука в дверь?
Я эту Стефу из-под земли достану!
— Блин… Ну, Рик, ты мне будешь здорово должен! — я стиснула зубы и попробовала еще раз…
Нет, ну вы только представьте: какой-то забор, за ним надрываются собаки, целая тусовка, кругом лес, дождь, лужи сплошняком, а несчастный дракон в этой обстановке пытается перекувыркнуться через голову… Ну попадись мне этот старикан, сволочь такая!
Выпихнуть меня из окна башни, чтоб я превратилась и искала эту Степу в виде дракона. Охренеть! А он подумал, как я с ней буду разговаривать?! Не, ну вы б на ее месте, что подумали, если к форту подлетает незнакомый дракон и требует баронессу? Во-во… Я б тоже… Только я б сначала папиному врачу позвонила, шизу гнать…
Хрясь!
Твою ж косметичку фирмы «Алые паруса»! Откуда тут взялся дуб? Аж искры из глаз полетели…
Я отплевалась от забивших пасть щепок… Ничего себе дерево… Да что ж такое, а? Не-е-ет, пора кончать с этим — мы так до утра прокувыркаемся. Я с этим дубом, а бедняга-шаман — с другим… Тьфу ты!
Так, все, хватит…
Я отряхнула спину, дотопала наконец до забора, подняла голову к сторожевой вышке и попросила позвать баронессу…
Блиииииинннн! Да что ж мне так везет на идиотов! Стражник ласточкой махнул с вышки, приземлился в самую большую лужу и шустро побежал куда-то… на четвереньках. Вряд ли за баронессой.
Ну вот, точно!
— Тревога! Спасайтесь! — орал сторожевой придурок, — Дракон! Дикий дракон! Спасайтесь!
Ну вот… Че сразу дикий? Я ж вежливо попросила…
А шуму-то, шуму…
— Какого черта?
— Дракон!
— Почему шум?
— Дракон! Требует принцессу и сокровище!
Ну не дебил? Я про сокровище и не заикалась даже! Урод! Пришлось на всякий случай спрятать голову в тень, а то стражник урод-уродом, а голос громкий — услышали. Замелькали огни, забегали полуголые люди, где-то что-то затрубило…
— Придурок, ты что, опять нажрался?! Я кому говорил не пить на посту?!
— Дракон! Хочет принцессу!
— Заткнись, придурок!
— Во-во, полный придурок, — поддакнула я, снова просовывая шею, — Я вообще-то баронессу спрашивала…
Что тут началось… Наверху чего-то зазвонило, на какой-то башне что-то проорало, в мою сторону чего-то выстрелило… Еле голову успела отдернуть. Нет, мне, конечно, нравится быть боевым драконом, но счас-то не до этого!
— Эй, кончайте, я не хочу разнести этот пентхаус, мне только нужна баронесса!
Все замерли. И пошли языками чесать…
— Кто говорит?
— Это он говорит?
— Чего он говорит?
— Говорит, ему нужна принцесса…
— Баронесса!..
— А то разнесет тут все хаусы…
— Он что, наемный? Или лицензированный?
— Позовите баронессу…
— Татуировки нет… он не лицензированный…
— Позовите баронессу и ее тетушку!
— Ты, чудовище, стой на месте и отвечай: ты дикое или как?
— Не, ну я вся в счастье, что общаюсь с вами, парни, но мне не до болтовни. Где баронесса?
Не знаю, кем там у баронессы работала эта самая тетя, которую она так не вовремя решила навестить, но по мозгам старуха — дура дурой…
— Драко-о-он! Спасайте девственниц! Помогите-е!
Нужны мне ваши девственницы… А сама-то чего так надрываешься, нашлась тоже девственница, мухомориха…
— Тетя! — рявкнул чей-то голос, от которого все заткнулись вместе с тетей, — Прекратите истерику. Тетя, мы не в сказке живем! Чего надо этому дракону? Капитан, может, вы уберете этот факел от моих кос? Чем занимаются ваши солдаты в полуголом виде — собираются вымыть этого дракона, что ли? Что вообще творится?
Голос «построил всех» в момент — половина солдат разом испарилась… И на крыльце встала фигура…
Ой мама-а-а…
Повезло барону. Дамочка запросто могла заменить Клаудию Шиффер (даже двоих — если в ширину тоже считать) — здоровенная, как… как неизвестно кто! Барон по сравнению с ней хобот! Не… как правильно-то… хоббит!
Офигеть.
В моей голове щелкнуло — и случилось чудо. Я вспомнила стихи! Терпеть не могла всякую чушню, но эти строчки прямо-таки прыгнули на язык: «Коня на скаку остановит…» Кто писал — не помню, да и неважно, но он был в гостях у баронессы, ручаюсь. С нее и писал. Коня — точно. Ха, да она быка скрутит!
— Ну так в чем дело? — спросила меня двойная порция Клаудии Шиффер.
Ой… Да… Надо ж сказать…
А че сказать-то?
Старикан учил прикинуться бедной сиротинкой и нажаловаться на барана, который вроде как принуждает мою сестру… Но если эта дамочка поверит в драконью сестру, то я — президент России! Превратиться-то не получилось… И че теперь?
— Что тебе надо от меня, дракон? — поторопила меня эта… тормоз для коня.
— Э-э… ваш муж, барон де Витте…
— Ни за что! Он мой!
— Да не нужен он мне, блин… Вы должны ехать к нему, срочно.
— Что с ним? — забеспокоился тормоз…
Я прищурилась. А что?! Просто правду скажу!
— Меня прислали сказать, что пока вы тут, ваш барон там… с девушкой. Ну, показывает ей вашу мебель. В спальне…
Прилетели к дому почти в полдень. Нина оглядела своих киборгов – то ли везти их в посёлок, то ли подождать, когда поправятся… а время идёт.
— Фома, на какое время арендован флайеробус?
— На десять часов… ну… я подумал, ведь не оставите же Вы себе всех киборгов… есть время, если надо кого-то куда-то отвезти… без проблем. Они хорошо сидят, смирно. Кормосмесь ещё есть, а там накормят… да всё хорошо будет!
— Какой ты… предусмотрительный… отвезти надо… и, наверно, ты прав… троих в поселок при турбазе. И на метеостанцию троих. Агата в музей отведу, в чайную комнату. Злату… потом оставлю здесь, дом охранять. А сейчас с собой возьму… она телохранитель, мне спокойнее будет. Надо пообедать… и полетим. Ты… с нами?
— Да… у меня день свободный… помогу.
— Тогда… Агат, выходи, останешься здесь, – с этими словами Нина повела Mary в дом, – проходи. Можно помыться под душем, без ограничения времени, и можно есть всё, что есть. Саня, это Агат. Агат, это Саня.
Оба киборга молча обменялись пакетами данных – и оба ничего не поняли. Зачем хозяйке в доме два киборга одной линейки? Один из которых – санитар из больницы, а другой – с программой обслуживания одинокого мужчины.
Нина как могла объяснила им, понимая при этом, что смысла в этом нет никакого – ни малейших признаков разумности ни тот, ни другой не проявили:
— Саня, ты по-прежнему будешь жить и работать в доме. Агат, ты в доме отдохнешь с дороги и переночуешь, а завтра я отвезу тебя в музей. Поняли? А потом ты будешь работать в буфете в музее. Надеюсь, чай готовить ты умеешь. Есть программа для проведения чайной церемонии?
— Программа имеется, – согласился Агат.
— Информация сохранена, – сообщил Саня.
— Тогда… можно передвигаться по территории участка. За пределы участка выходить запрещаю. А чем вас занять… можете окна вымыть в доме. И лестницу на чердак тоже… и балкон. Саня, ты займись сначала ягодами. Десять процентов собранных ягод можете съесть сами.
— Приказ принят, – ответили парни, и Нина вернулась в салон флаейробуса.
Там она оглядела оставшихся киборгов:
— Надо, наверно, всё-таки сказать вам, зачем вас всех сюда привезли… даже если никто не поймет… слушайте и записывайте.
Есть ли смысл говорить машинам, что с ними будет? Если только для того, чтобы каждый из них смог озвучить решение новой хозяйки временным хозяевам… то есть… тем, кому будут даны права управления на них. Так что… говорить надо.
— Так… Злата… ты пока останешься у меня в доме. Охрана меня и дома. Понятно? Но… для сопровождения я тебя всё же возьму с собой… и привезу потом в город обратно.
— Приказ принят. Приказ по обеспечению безопасности выполняется.
— Молодец. Далее… обе девочки DEX… и один Irien… на метеостанцию на острове на озере. DEX будут охранять станцию и территорию вокруг неё, Irien… получит программы по домоводству… и будет содержать станцию в порядке… стирка-готовка-уборка. Людей там двое… старик лет семидесяти и женщина… лет сорока… его дочь, вдова. Кто из Irien’ов хочет на метеостанцию? Никто не хочет… значит, сама выберу. Остальные… на ферму в поселке турбазы заповедника. Коров доить и коровник охранять. Irien’ы получат ветеринарную программу, DEX охранником. Все понятно?
Фома осмотрел замерших пассажиров:
— Что им может быть понятно?
— Сами не поймут, так смогут сообщить новым временным хозяевам мои запреты.
И Нина выдала киборгам почти дословно тот же текст, что и Змею с Вороном перед отправкой на остров – запрет на секс в любом виде.
Irien’ы – если и удивились – то не подали вида.
Нина сделала паузу, подумав, может зря все это?.. и продолжила:
— …любая попытка соблазнения со стороны киборгов будет воспринята местными, как попытка изнасилования. А изнасилование в здешних общинах считается более тяжким преступлением, чем даже убийство. Именно поэтому в деревнях практически нет Irien’ов. Потому, что местные считают, что Irien’ам нужен только секс. Именно поэтому… полный запрет на любые сексуальные контакты с людьми или с киборгами… если, конечно, хотите нормально жить… а это возможно при выполнении возложенных обязанностей по охране территории и уходе за животными… то никаких даже намёков на возможный секс с вашей стороны не должно быть. Поняли?
Со стороны киборгов не было издано ни звука. Ответил Фома:
— Насчет понимания, это вряд ли. А вот сообщить другому человеку решение хозяйки они точно смогут. Однако… и привычки у деревенских!
— Как-то так… зато они в своих деревнях ничего и никого не боятся. Кругом все свои и безопасно. А за приезжими гостями следят… и иногда с киборгами.
— Так и в городе опасаться перестанут… а в городе… и людей больше, и техники.
— Крестьяне без крайней необходимости в город не летают. Есть даже такие, кто из деревни дальше своего сельсовета и не бывали. Это плюс или минус? Как думаешь?
— Мир посмотреть не хочется разве? Это запрещено?
— Нет. Парни уходят в армию… по призыву на полтора-два года, уезжают на учёбу. Возвращаются. Не все, конечно. Есть такие, кто находят жён на других планетах… и жить там остаются. Но и в этом случае связь с семьей поддерживают, получают помощь при необходимости и сами помогают при возможности. А вот девушки могут перемещаться только в сопровождении отца или брата… но и здесь есть выход из положения. Девушки братаются с DEX’ами и без проблем могут летать в гости к друзьям или на учёбу… в сопровождении брата.
— Не хотел бы так жить…
— А разве кто-то заставляет? Ты сам выбираешь, как тебе жить… прилетели.
***
Змей зашел на сайт – опять есть письмо с приложенной статьёй от Комарова А.П.
И снова благодарность за вопрос, так как интерес к теме заметно возрос и редактор попросил сразу составить список интересующих вопросов – ответы будут публиковаться по мере поступления ответов.
Змей задумался. Получается, ответы на его вопросы публикуются на сайте. Но платно! А ему, как задавшему вопрос, статья с ответом дана в подарок. Причем по просьбе этого Комарова А.П.
И сразу пришло второе письмо от того же редактора сайта: «…У Комарова А.П. скоро выйдет сборник статей. Сначала на инфокристаллах, а потом и в бумажном варианте. И потому сайт проводит розыгрыш трёх инфокристаллов для своих подписчиков. Для этого нужно…»
Змей закрыл письмо. Для этого нужно как минимум указать адрес, на который будет прислан инфокристалл. А какой адрес он может указать? Остров Домашний на Белом озере Пятиозёрского заповедника? Бред!
Но… это потрясающий шанс получить сборник бесплатно! И упускать его нельзя!
Дать адрес хозяйки? А если захотят проверить, кто живёт по данному адресу? У хозяйки был… то есть… есть сын, и можно сказать… что это он заказал?
Нельзя так поступать! Ведимир пропал год назад, и прикрываться именем пропавшего… и скорее всего, погибшего человека… подло.
Что же делать?
***
Нина осмотрела киборгов – в таком состоянии везти их в поселок нельзя никак! А срок аренды флайеробуса ещё не вышел, есть ещё почти пять часов. Позвонить Снежане? Придётся.
— День добрый! Снежана, могу привезти киборгов через час-полтора, но… они в таком состоянии, их кормить надо и лечить… и… как бы мне дозвониться до метеостанции? Им три киборга будет…
— День добрый! Веселине сама позвоню… пока есть транспорт, вези. Мы ждём… что уж делать?.. сколько нам, сколько туда?
— Веселине… троих. У них модуль шестиместный, троих еще примут. И на ферму троих. Но… есть проблема. Сейчас покажу… — и навела видеофон сначала на одного из лежащих Irien’ов, потом на второго, – эти двое были прооперированы перед самой отправкой… их подлечить сначала надо.
— Не страшно… подлечим.
***
Прочитал статью. Задумался. Семья создаётся для продолжения рода, в семье должны быть дети.
Киборги стерильны. Значит, детей быть не может. Своих быть не может. Но… взять из приюта… наверно, возможно… есть детские дома… где-то.
Размечтался! Сам вещь, хозяйка что захочет, то и сделает – а о семье все мысли. Только помечтать и остаётся.
Но – уже есть брат… почти брат. А у него есть сестра… киборг из той же серии… можно ли её назвать сестрой? Где она будет, когда восстановится полностью? Будет ли продана?
Нет ответов.
***
В поселок прилетели в полтретьего – Снежана с Фролом уже ждали. Флайеробус опустился на площадке перед зданием администрации заповедника, сделанном в виде терема – всех киборгов надо было сначала зарегистрировать, как проживающих на территории.
Программист заповедника – высокий худосочный парень по имени Боголеп – спросил у Нины, а потом, получив третий уровень, спросил у киборгов серийные номера, занес в свою базу данных и уже после этого спросил:
— Кого куда?
— Троих на метеостанцию… кстати, где сотрудник оттуда?.. и троих на ферму здесь. Снежана, день добрый… выбирай.
— И ничего не выбирай! – пролез явившийся дексист. – Борис Арсенович мне голову оторвёт! Этих двоих, – указал он на близнецов, — велено к нам отвезти… он для себя их купил…
Фома усмехнулся:
— Лёня, так ведь киберы от дяди Бори никуда не денутся! Он ведь кто? Гематолог. Ему от них только кровь надо, не так ли? К тому же… а не сказал ли Борис Арсенович что-то вроде: «Как скажет Нина Павловна, так и будет!»?
— Ну… да. Да. Сказал. И… да. Нужна кровь. Именно. Кровь. И костный мозг. В лаборатории… зато им будет тепло, светло и сытно…
— Ага-ага! Так я тебе и поверил! – язвительно ответил Фома. — Они с таким же успехом могут работать здесь… и здесь кровь сдавать на медпункте. Я прав, тетя Нина?
— Да… ты прав. Но… их сначала надо определить на работу. Так, чтобы меньше женщин было рядом.
Снежана удивленно уставилась на Нину:
— Это почему?
— А ты посмотри на них… помнишь, лет десять назад сериал был… длиннющий. Все смотрели… его так рекламировали!.. я до сих пор кое-что помню… там один актёр ещё две роли играл… самый крутой в то время! Потом вроде спился и помер… но не о нём сейчас…
— Я не смотрю сериалов… не до них.
— Я тоже не смотрю… раньше включала голо чисто для фона… — и Нина рассказала снохе примерный сюжет сериала, добавив: — …с DEX’ом проблем не должно быть. Если у них программы написаны с этих ролей этого актёра… он там всё время спокойно сидит за книжками… и этот будет исправно охранять. А вот с Irien’ом… если программа по сериалу, то он будет приставать ко всем женщинам подряд… а это недопустимо в принципе. Есть такое отделение на ферме, где нет женщин?
— Птичник только… поставлен на три тысячи кур, а живёт от силы тысяча. Постоянно то в столовую мясо надо, то туристам… то хищники унесут… там пенсионерка одна работает с внуком… а ему уже надо быть в техникуме, учебный год начался… он на втором курсе, зоотехния.
— Отлично! К пенсионерке он приставать не будет. Далеко отсюда курятник? Там есть куда поселить двоих киборгов?
— Найдем… в подсобке… или даже в кабинетике можно комнатку оборудовать, пару кроватей поставим, душевая там есть… там и отчёты будут делать.
— А как же кровь? – и Лёня схватился за жетон, но был перехвачен Фомой. – Они должны…
— Здесь медпункт есть? – поинтересовался Фома у Снежаны. – Далеко ли от курятника?
— Есть. От курятника примерно полкилометра… рядом почти. А что?
— А то. Эти киберы вполне могут сами ходить на медпункт и сдавать кровь… ну… раз в неделю по поллитра, например… при обильном кормлении как раз будут успевать восстанавливаться.
— В лаборатории они будут получать кормосмесь по норме! – не унимался Лёня, пытаясь показать жетон близнецам.
— Так и здесь так можно! И делом будут заняты.
— Леонид, Фома правильно говорит. Здесь есть медпункт, и оба киборга вполне могут сдавать кровь и здесь. Просто раз в неделю… или в десять дней… будешь прилетать за кровью и привозить пустые контейнеры на следующий раз. И никаких проблем.
— Хорошо… я сообщу Борису Арсеновичу.
— Сообщи. Он будет знать, где эти киборги. И сможет проверять забор крови. Более того, можем разнообразить эксперимент. DEX будет получать только кормосмесь, а Irien будет питаться в столовой. Будет ли разница в составе крови? Вот и узнаете.
— Ладно… уговорили. Тогда я… полетел обратно.
— Удачи!
И Леонид улетел.
***
А Нина стала командовать:
— Рикардо и Руджеро, третий уровень Снежане Олеговне. Блин! Надо бы имена сменить… слишком длинные… но это не сейчас. Пойдёте с ней, она покажет, что делать. Боголеп… я правильно назвала?.. DEX Руджеро охранником… Irien Рикардо… ему ветеринарную программу и по уходу за курами… зоотехническую. И нужны программы по местному диалекту и местным праздникам… и карты тоже.
— Понял… какие скажете, те и поставлю, — согласился парень и сделал отметку в планшете, — приду на ферму вечером и поставлю. Но… если программы окажутся платными?
— Сообщи мне… вот мой номер, – и Нина скинула ему свой адрес и номер видеофона, – звони… если что… оплачу. Деньги есть.
— Хорошо. Заодно сообщу в бухгалтерию, договора на аренду киборгов Вам вышлют… подпишете и отправите обратно.
Уже собравшаяся улететь вместе с киборгами Снежана вспомнила:
— А… оставшегося нам Irien’а… пока можно на медпункт… пусть отлежится. И может помогать Ираиде Петровне… это наша медик. Фрол, останься… поможешь Ираиде Петровне.
— Приказ принят, – и встал рядом с Ниной. Снежана села на сиденье пилота, чтобы отвезти близнецов на ферму, чтобы там дать киборгам инструкции по безопасности, и уже после этого отвести в курятник. Но, посидев пару минут, вышла, а близнецы остались на заднем сидении.
— Имя есть? – обратилась Нина к оставшимся Irien’ам. – Ведь как-то вас звали прежние хозяева.
— Информация отсутствует, – ответили оба.
— Ладно… будешь… имя тебе даю… — и уставилась куда-то вдаль, пытаясь вспомнить имя героя из недавнего сериала, и увидела, как со стороны посёлка подошла женщина лет сорока и поздоровалась:
— День добрый! Который тут мне помощник? Мне сказал Боголеп… киборга дадут… вроде временно, но…
Талгол
Большая Арена Деринга
Стась.
Бэт захлопнул дверь, отсекая многочисленных любопытствующих и стадионный шум. Лицо его было застывшим и непроницаемым, руки глубоко засунуты в карманы узких черных брюк. Взгляд прищуренных глаз, тяжелый и неотрывный, давил почти физически. Дверь он захлопнул резким пинком плеча, так, что задрожала узкая кушетка и у Стась лязгнули зубы.
Она знала, конечно, что он разозлится. Но подобной ярости не ожидала.
Шелковая форменная японка завязывалась широким поясом с перехлестом на спине. На то, чтобы шагнуть к самой кушетке, снять узел и одним движением сдернуть синий шелк, ему потребовалось не больше пары секунд.
— Бэт, я уже в норме. Все нормально, я просто…
Он ничего не сказал, только окатил с ног до головы тяжелым взглядом. И Стась заткнулась.
Он не стал возиться с завязками жилета, просто срезал их под самый корень и аккуратно снял раздвинутые пластины. Стась глядела в стену, грызя губы и стараясь не морщиться. Если у нее и была слабенькая надежда на то, что с утра что-то изменилось в лучшую сторону — хотя бы зрительно, — то надежда эта приказала долго жить в тот момент, когда Бэт перестал дышать. Не насовсем перестал. Всего лишь секунд на десять. Но для надежды вполне хватило.
Стась вздохнула и не сдержала болезненной гримасы. Синяк еще увеличился и потемнел, и теперь доходил до самых ребер.
Бэт со свистом выдохнул воздух. И Стась тоскливо подумала, что вот именно сейчас он и начнет орать. Она не любила, когда на нее орали, пусть даже и за дело.
— Ну и чего страшного? Подумаешь, синяк?! Делов-то. Когда-нибудь это должно было случиться, я же не заговоренная… — Стась упрямо выпятила подбородок, но вызова не получилось. Получилось что-то вроде слабой попытки оправдаться.
Легкие и пористые бронепластины приняли на себя основную силу удара, равномерно распределив ее на большую площадь, поэтому прямого пробоя в печень с выворачиванием наизнанку всей наличествующей требухи не получилось. Остался только синяк. И вмятина на жилете, хотя создатели пеноброни утверждали, что ее невозможно пробить даже реактивным снарядом. Ну, так, в худшем случае — лишь поцарапать.
Заменить пару пластин — дело нехитрое, для этого и в мастерскую ходить не надо. А синяк… Ну, что — синяк? Больно, конечно… Но выглядит совсем не так страшно, как мог бы выглядеть у кого другого, у Стась с пеленок крепкие и на совесть простеленные всем чем надо стенки сосудов и богатая гемоглобином густая кровь быстрой свертываемости. Конечно, это грозит ранним атеросклерозом, повышенным риском тромбообразования со разными малоприятными последствиями в виде маячащего в более или менее отдаленном будущем инсульта и гипертонии, но зато синяки не возникают в самых ненужных местах от любого чуть менее слабого соприкосновения с чем-либо чуть более твердым. По большей части дело вообще обходилось без синяков, а для напоминания о допущенной неосторожности оставалась боль.
На этот раз боль тоже была. Но и синяк — был…
— Это не так уж и больно на самом-то деле. Это просто так выглядит страшно, у меня вообще синяки возникают от любой ерунды, нет, правда! Достаточно пальцем посильнее надавить…
Она не надеялась, что Бэт поверит. Она и сама-то себе не очень верила, и голосочек был гнусненький — растерянно-заискивающий такой голосочек, с мелким противным дрожанием внутри.
Она никак не могла справиться с этим противным дрожанием.
— Отлежусь пару часов, регенератор съем, в камере посижу… Потом высплюсь — и завтра буду, как новенькая!
Черт, до чего же противный голосочек. Но молчать еще хуже — тогда становится ощутимее молчание Бэта. А молчание у него нехорошее.
И хуже всего в этом молчании было то, что Стась отлично знала, каким именно вопросом оно завершится. Коротеньким таким вопросиком, маленьким и простеньким. И Бэту, по большому счету, совершенно наплевать на то, что она ответит. Потому что он и так знает правильный ответ, не зря же так долго молчит — наверняка уже подсчитал.
— Сколько?
— Чего — сколько? — переспросила — и чуть не взвыла, таким фальшивым и ненатуральным прозвучал и без того довольно-таки противный голосочек.
— Недель. Сколько?
Очень тихо, почти шепотом.
Он не кричал. И от этого было лишь страшнее.
— Четырнадцать! Ну или пятнадцать… Вот только на днях… Правда-правда…
Она видела, что он не поверил. И не могла на него за это сердиться — она и сама бы не поверила такому мерзкому голосочку.
Да и считать он умел…
***
Джуст.
Космопорт Алькатраса.
Жанка.
Темнота.
Боль.
Голос — плаксивый, хнычущий, неприятный:
— Великий Оракул, чем я прогневил судьбу, чтобы каждый раз — вот такое?..
Задержка в пути — это иногда очень некстати. Особенно — если капитан прижимист, а боцман вороват, и в корабельной аптечке нет ничего, кроме полупустой пачки таблеток от кашля и облаток из-под биогеля.
— Великий Оракул, ну ведь ни рейса не проходит, чтобы все как у людей, ни единого рейса!..
Боль.
Вернее, самой боли уже нет. Есть только ее тень. Осадок. Воспоминание. Легкий намек. Но и этого достаточно, чтобы хотелось снова провалиться в спасительную темноту. И никак не проходит противная мелкая внутренняя дрожь, и нет даже сил плюнуть в лицо этой прижимистой твари, пока оно в пределах досягаемости находится. А хочется.
Очень.
— Одна беременная, другой сбежал в первом же порту, третьего упекли за драку, четвертая вообще наркоманка! Великий Оракул, за что?!
Трех однодневных доз, предназначенных, сами понимаете, на три дня, может хватить на неделю. Если растягивать по самому минимуму, половинить и вводить крохотными порциями, чтобы только-только чуть пригасить дикую боль, лишь бы в сознании оставаться и не слишком к себе внимание привлекать. Рано постаревшая девочка с восьмилетним внутривенным стажем объяснила ей суть этого приема еще на Базовой, приняв за начинающую коллегу. Трех капсул может хватить на неделю, если выхода другого нет.
Но на десять дней их не хватит.
Хоть тресни…
— Одни убытки, нет, ну что за судьба такая?! Если еще и ее зверя продать не удастся — совсем по миру пойду! Вышвырните эту падаль, пока пассажиры не заметили…
Холод.
Холодные капли, текущие по лицу.
Они не были плохими ребятами, эти охранники — усадили ее у стены пакгауза и даже поставили рядом сумку. Они не были плохими ребятами. Просто работа такая.
Она сошла с пассажирского лайнера во втором порту. Просто вдруг поняла, что надо, что дальше — нельзя. Почему-то она это твердо знала, что ей не надо туда, куда летит этот лайнер. Желание немедленно выйти было настолько повелительным, что она ни на миг не задумалась о том — а что же дальше? Просто в каюте вдруг словно не стало воздуха, она лишь успела схватить куртку и сумку, а в спину уже толкало, и не обернуться, не задержаться, быстрее, быстрее, на поле, туда, где можно дышать… Без денег, в чужом порту. Она не знала даже названия планеты, да и не стремилась узнать. И про возможность получения компенсации за оставшуюся часть пути вспомнила лишь потом, когда было уже поздно.
А тогда ее просто тянуло вдоль пирса в сторону от вокзала, все дальше и дальше. Она шла мимо плотно припаркованных кораблей — здесь экономили место, предпочитая выводить на орбиту и принимать с нее транзитные суда антигравами, и потому сажали их чуть ли не вплотную друг к другу — пока вдруг напротив одного не остановилась, поняв: оно. Вот на этом малотоннажном мульти-коммерсе ей и предстоит лететь дальше, любыми правдами и неправдами. То, что над входным люком светился белый ромбик вакансии, оказалось лишь приятным бонусом, а решить она все успела в первую же секунду, сама не понимая почему. Просто откуда-то зная — этот летит туда, куда ей надо.
Не долетел…
Она провела рукой по надежному пластбетону космодромного покрытия, за которым ощущались не менее надежные многокилометровые массивы планетарной тверди. Многие, многие сотни километров, а не жалкие дюймы обшивки, за которыми — ничего, кроме пустоты и холодных колючих звезд.
Рука дрожала.
***
Джуст.
Космопорт Алькатраса.
Аликс
Вообще-то Аликс торопилась.
Начать с того, что база данных в так называемом Центре Информации Алькатраса просто-таки удручала своей убогостью, ни о какой глубинной сети не было, конечно же, и речи, а ответ на запрос, возникни у Аликс безумное желание таковой отправить, пришлось бы ждать, как минимум, пару недель. Провинция, чего вы хочете? Но Чип настаивал, утверждая, что здесь пересечения шестого порядка, и она не стала ему мешать маленько почистить эту их жалкую базу, тем паче что охранялась она так себе, а самой Аликс очень уж хотелось поразмяться.
В качестве своей мнимой родины она на этот раз выбрала Бьютифул, поскольку хотела размяться всерьез. А с бьютифульцами несерьезные люди предпочитали дружить на расстоянии. К тому же располагался Бьютифул не так уж и далеко, к бродягам оттуда на Джусте привыкли, удивляться не станут.
Облик менять почти не пришлось, колония Бьюта относилась к мирам земного типа. Аликс просто зачернила глаза и волосы и заплела три традиционные косы-удавки, украсив каждую мощным кастетом на конце. Косами бьютифульцы орудовали весьма умело. Конечно, никакого сравнения с коренным эриданцем, но на фоне остальных — очень даже и ничего. Да и вряд ли кто, встретившись с желающим поразвлечься бьютифульцем, станет проводить сравнительный анализ и задаваться вопросом — а не слишком ли хорошо данный бьютифулец владеет своими косами?
Она успела провести две из трех запланированных драк в двух из трех намеченных на полное уничтожение пивнушек — специально выбирала именно эти, в них было самое отвратительное пиво и самые наглые бармены. В одной Аликс имела несчастье побывать около года назад, а про две остальные была наслышана. И вот, размолотив в пух и прах два полуподвальных помещения телами двух, а, может быть, и трех десятков матросиков и всяких там прочих гражданских, имевших наглость отпустить какое-либо замечание в ее адрес после опрокидывания на их новые костюмчики кружки пива, или просто вообще имевших наглость явиться сегодня в эту самую пивнушку, Аликс как раз направлялась в сторону последнего, третьего бара, уже предвкушая удовольствие от созерцания изменяющейся физиономии бармена, когда увидит он, кто именно собрался почтить своим присутствием его заведение. Полиции она давала еще минут двадцать, как раз хватит вполне.
Заведением этим Аликс собиралась заняться серьезно, а не просто поломать пару столов и разнести с десяток бутылок, как в предыдущих, потому что именно здесь ее — ее! — год назад пытались обсчитать.
Причем была она тогда в своем родном виде, вот что самое забавное.
Она так поразилась тогда, что даже заплатила все, что с нее потребовали. И долго вспоминала потом, каждый раз впадая в недоумение. Человек, пытающийся обсчитать эриданца, или дурак, или слепой. Иначе вообще непонятно…
Бармен слепым не был — Аликс успела получить толику законного удовольствия, наблюдая, как бледнеет и перекашивается его толстая физиономия по мере того, как приближалась она к стойке уверенным шагом, расталкивая плечами посетителей, по каким-либо причинам вовремя не успевших освободить ей дорогу. Следом за ней ввалилась небольшая толпа болельщиков — непременный атрибут любого развлекающегося бьютифульца. Слухи здесь, похоже, распространялись куда оперативнее, чем информация для полиции — бармен знал. И о судьбе уже посещенных нынче вечером Аликс баров, и о том, что ни в один из них полиция до сих пор не приехала. Так что если и собирался он позвать кого-то на помощь, вряд ли этот кто-то носил униформу и требовал от коллег неукоснительного соблюдения законности.
И потому, когда потянулся он к кнопке, Аликс без тени сомнения разбила о его голову бутылку марочного ликера. Контрабанда, к тому же наверняка подделка, если судить по цене. С пяти метров, швырнув рикошетом один из множества метательных шариков, наполняющих карманы любого развлекающегося бьютифульца. Шарик сбил три бутылки, разбив две первые, а третью уронив точно на барменскую лысину. Хорошая была такая бутылка, пятилитровая, из толстого темно-синего стекла.
Это было как-то где-то в чем-то даже красиво. Толпящиеся у входа болельщики одобрительно заорали в том смысле, что неплохо бы и повторить. Аликс на выкрики не прореагировала, налила себе пива — разбавленного, конечно! За год тут ничего не изменилось. И приступила к ожиданию охраны, которая должна была с минуты на минуту пробиться к ней через уплотнившуюся толпу.
И именно в этот момент ухо царапнул Чип. И не просто царапнул, что еще можно было бы объяснить его неодобрительным отношением к подобному времяпрепровождению. Морзянкой царапнул. Передав, что только что кто-то пытался прощупать бортовой комм Аликсовой «Малышки». Неумело так пытался, по дилетантски. Сумел взломать лишь верхние системы допуска, самые примитивные и выставленные в качестве сторожей. Да и программой при этом пользовался какой-то идиотской, Чипу удалось сохранить кое-какие фрагменты цепей после ее самоуничтожения, и он вполне искренне удивлялся теперь, что такой бред смог открыть даже верхние и самые примитивные сторожа.
Не правительство и не полиция — слишком топорно и непрофессионально. Да и кто из агентов станет работать с общественного терминала обычного прикосмодромного кафе — а именно туда вели обрубленные хвостики-цепочки. Это даже не смешно.
Конечно, ни до чего действительно важного неудачливый хакер добраться бы не сумел и при более тщательном прочесывании, но сам факт внушал некоторые опасения. Вот тебе и провинция!
Аликс поскучнела и потеряла к предстоящей драке весь интерес. А потому уложилась в две с половиной минуты, после чего покинула разгромленную пивнушку через выбитое окно, поскольку дверь перегораживала груда сломанной мебели и временно отключившихся тел, и быстро направилась к космодрому.
Чипу она, конечно, доверяла, но предпочитала посмотреть на причиненные разрушения лично и лично же составить мнение. К тому же оставалась вероятность, что просто кто-то из гешвистеров опять вспомнил о ее существовании. Хотя, конечно, вряд ли, уж пару-другую уровней защиты любой из ее горячо любимых братцев вскрыл бы, не поморщившись.
Ко всему этому следовало бы добавить, что полицию местную Аликс все-таки несколько уважала, и потому покинуть гостеприимную планету стремилась до того, как объявят облаву. Размяться, конечно, дело хорошее, но кому нужны лишние неприятности?.. Короче, она торопилась. Действительно торопилась.
И потому, хотя и заметила подозрительную возню между штабелями грузовых контейнеров, но не обратила на нее должного внимания, отметив только, что заняты этой самой возней семь… нет, восемь, человек, и заняты весьма активно. Мало ли какие у людей причины могут быть для активной возни в темной щели между двумя штабелями? Может быть, им тоже хочется развлечься…
И она со спокойной совестью прошла бы мимо, не мешая людям развлекаться, если бы в тот самый момент, когда оказалась она как раз напротив темного двухметрового провала, бесформенная куча не рассыпалась на отдельные составляющие. И стало понятно, почему она поначалу ошиблась с определением количества развлекающихся. Просто их действительно было семь. Против одного.
И этот один был ребенком.
Аликс притормозила. Подошла поближе. Остановилась у края левого контейнера. Это становилось интересным…
В узкой пещере между высоченными вертикальными стенами контейнеров было темно, но это не мешало ей, зрение для эриданцев — один из основных способов добывания информации, предки давно уже позаботились, чтобы всякие досадные мелочи вроде недостатка освещенности, помех, удаленности объектов или их микроскопических размеров не мешали любознательным потомкам. Ну, скажем так — не слишком мешали… Так что она стояла себе тихонечко у самого края и любовалась жанровой сценкой. Тем более, что посмотреть было на что.
Драться ребенок умел. Вернее — умела, поскольку был этот ребенок вовсе не мальчишкой, пластика движений выдавала с головой. Нападавшим мешали близкие стенки, между которыми им трудно было развернуться в полную силу. Девчонка же использовала тактику «вода-сквозь-пальцы», просто не давая себя схватить, ныряя им под ноги, сбивая, сталкивая друг с другом, сваливая в кучу, из которой сама ускользала с пронырливостью угря. Девчонка была потрепана и очень зла. Ее противники потрепаны и злы не меньше. И отступать, похоже, не собирался никто. Если бы Аликс так не торопилась, она обязательно досмотрела бы этот матч до конца. И, пожалуй, поставила бы на мелкую. Был в ней какой-то внутренний стержень…
И проиграла бы.
Потому что как раз в тот момент, когда раздумывала она, не прервать ли это весьма занимательное шоу своим эффектным появлением, один из нападавших ударил девчонку по затылку обрезком металлической трубы, доказав, что против любого внутреннего стержня всегда найдется внешний и вполне конкретный лом.
Девчонка свалилась беззвучно, как подкошенная. И ее тут же кинулись добивать ногами, сопя и толкаясь, ибо пнуть посильнее хотелось каждому, конкретно она их достала, похоже. И что характерно, судя по силе и интенсивности наносимых ударов, ее именно добивали, такого не выдержит никакой внутренний стержень.
Всемером. Одного несчастного ребенка, к тому же девочку. И тот, с обрезком металлической трубы, уже замахнулся снова, метя в голову.
Ну, народ!..
Аликс отлепилась от стенки и шагнула вперед, лениво подставив руку под удар. Левую руку. Хотя ни один из этих семерых не внушал ей и тени опасения, но труба все-таки была металлической.
— Какие-то проблемы? — спросила она миролюбиво, слегка дилонгируя — так, самую малость, просто чтобы действительно услышали, — и развернувшись таким образом, чтобы всем заинтересованным лицам было ее хорошо видно в тусклом свете дальних фонарей над полем.
Ее услышали.
И увидели.
Репутации колонии Бьюта оказалось вполне достаточно. Может быть, они знали, что три традиционные косы — признак поиска хорошего развлечения в бьютифульском понимании этого слова, а, может быть, просто посчитали, что семеро против двоих — это вовсе не то же самое, что семеро против одного. Или им просто стало стыдно. А что? Случается и такое.
Во всяком случае, они очень поспешно избавили воинственного колониста и недобитую жертву от своего присутствия, рассудив, что, если бьютифульцу так уж хочется развлечений, то пусть выбирает себе в партнеры эту мелкую вредную дрянь, предварительно приведя ее в чувство. Или не приведя — мало ли какого развлечения ищет по всяким темным углам этот воинственный колонист? Девчонка осталась лежать на пластбетоне
Вообще-то вариантов было несколько.
Отнести ее в медпункт. Или в полицию, там тоже медики есть, а идти гораздо ближе. Вызвать полицию или скорую помощь сюда. Или просто пойти по своим делам — кстати, весьма и весьма неотложным! — сделав вид, что ничего не заметила.
Вздохнув, Аликс сгребла несостоявшуюся жертву ночных разборок за темную куртку, аккуратно пристроила себе на плечо и быстро зашагала к посадочным модулям. Конечно, если у этой мелкой имеются внутренние повреждения, подобное обращение очень скверно скажется на ее дальнейшем самочувствии. Но, если предчувствие не обманывает, никаких особо серьезных повреждений у этой мелкой быть просто не может. А ей почему-то казалось, что предчувствию можно верить.
Ох, мамочки-папочки, веселая же, однако, была у вас юность!..
(зимняя экспедиция 2897)
Вторая часть
После того, как он сходил за порцией васпова «эликсира здоровья», нашёл Иминай и сказал, что хочет с ней поговорить. Она ответила, чтобы он подходил после ужина в лабораторию. Остаток дня Саша унимал сердце, которое начинало бешено колотиться от одной мысли, что ему нужно будет остаться с Королевой наедине.
«Да, ладно, не съест же она тебя, в конце концов, – успокаивал себя Саша. – Да и одна она, скорее всего не будет, когда ж она без своей подруженьки где-нибудь появлялась или без Свартмеля, в конце концов».
Когда он шёл по коридору, ведущему к лабораториям, болезный стучащий орган то рвался вперёд, то пытался пробить рёбра на спине и припустить в обратную сторону. Последний раз он так волновался, когда шёл на первое свидание с Грасей. С каждым шагом он всё больше напоминал себе улитку. Перед самой дверью заставил мысленно себя за шкирку и заставил шагать твёрдо.
– Заходи.
Его начинало раздражать, что ни к кому нельзя подойти незаметно. «Может всю обувь мехом подбить или войлоком каким-нибудь?»
Иминай стояла к нему спиной у стола с реактивами, колбами и прочей химико-биологической утварью, на ней был лабораторный халат, а волосы собраны в пучок на затылке.
– Присаживайся, я сейчас закончу, – сказала она, а сама села за микроскоп, стоящий на том же столе.
Через несколько минут она вынула предметное стекло и вышла. Когда вернулась, Саша спросил:
– А где этот? – он вытянул руки вперёд и начал сгибать пальцы. – Ящик с рукавами.
– Перчаточный бокс? Мои богатыри наконец-то «вредную» лабораторию закончили. Мы всё туда перенесли.
– В смысле «вредную»? В смысле лабораторию? Она же третья уже… Ты здесь Наукоград выкопать собралась?
– Ну, не я одна, – улыбнулась Иминай. – «Вредную», то есть для работы с опасными веществами. Там нормальная вентиляция сделана, там же стоят вытяжные шкафы, которые были в самолёте. А что до размаха… Ты в Загорье не был. Когда я туда учиться пришла, никто из персонала не помнил, что такое «вести записи на бумаге». Всё компьютеризировано, везде автоматика. Я будто на два века назад провалилась. Эх, мне бы хоть на день туда слетать! Ладно, ты же по поводу занятий с цветочками пришёл?
– Да.
– Скажи мне, пан, какой интерес ты преследуешь?
«Чёртова фиялка!» – подумал Саша и сказал:
– Практический. В том плане, что программисты тут нужны. И… если Виолетта станет снова заниматься метеорологией, мне это будет на руку.
Иминай села, скрестила на столе руки и устроила на них голову.
– Когда ты разговаривал с Виолеттой, я видела в твоих глазах совсем другое.
Саша покраснел: до него дошло, что его вывели на чистую воду и теперь будут полоскать и отжимать до тех пор, пока его душа не станет для Королевы прозрачной, как хрусталь.
– Я – учёный и не слишком верю тому, что мне говорят. Мне нужно всё проверить самому.
Она помолчала, а потом ответила:
– Каждый васпа — полноценная личность со всеми причитающимися правами. Ставить на них даже самые безобидные психологические эксперименты, хм, – она будто попробовала слово на вкус, – бесчеловечно. Хочешь утолить свою жажду знаний — наблюдай и спрашивай. И ещё. Гнездо считает тебя своим другом, не разочаровывай меня.
Мурашки выстроились в правильные квадраты и маршем пошли вдоль позвоночника.
– Неужели ты всесильна?
– Саша, Саша… Ты хоть сам понял, какую глупость спросил? Если бы я была всесильна, то стала бы прятать гнездо в таёжной глуши?
– А если бы это было так, что, пошла бы мир завоёвывать?
– Целый мир? Он мне не нужен. Если ты имеешь в виду людей, то они тоже мне не нужны. Я хочу создать такое место, где васпы, шмели и ксилокопы смогут жить полноценной жизнью без страха, нужды и насилия.
Она вздохнула. Саша отметил: «Шмели? Это что ещё за черти? Ладно, надо по порядку разбираться».
– Что ж, хорошая мечта. Скажи: те два мальца, что сейчас в которые в коконах… они же не будут проходить посвящение, как старшие васпы. Они будут рядовыми, как и цветочки.
– Ты догадлив. Знаешь, мне последнее время неуютно находиться среди людей.
– Почему?
– Я не знаю, о чём они думают. Поэтому ты — важная часть гнезда.
У Саши округлились глаза. Иминай усмехнулась:
– Ты меня учишь. Всё детство я провела в крошечном селении на берегу тихого озера, потом поехала учиться к профессору Лютенвальду. Институт — наш «Time of Fate» – всегда был одной большой семьёй, где не было место вражде и зависти. Перечитывая «Туманность Андромеды», я вижу наш комплекс. Мир Южноуделья кошмарен по сравнению с моим домом, и мне надо учиться тут жить. Ради них, – она обвела рукой невидимых собеседнику обитателей гнезда. – И ты неплохой преподаватель, Саша.
– Кто же ты, Иминай?
– Который раз ты задаёшь этот ворос? Я – Судьба. Люди создали васпов, им нужна была Королева, и она появилась. Люди уничтожили Королеву, а васпы остались. И появилась я. Новая верховная особь, более совершенная духовно и физически. Я — Неизбежность. Если меня уничтожат, то придёт следующая. И знаешь что? – он посмотрел в чёрные глаза, которые исподлобья заглядывали прямо в его мозг. – Это тоже буду я.
Реальность поплыла, как тогда в столовой. Девушка начала светиться, золотое свечение трансформировало её очертания, она становилась похожей на гигантское насекомое, только чёрные бездны глаз оставались прежними.
– Саш, ты чего побледнел?
Мягкий голос разрушил видение.
– Ты.. Ты.. Кир правду говорил, ты не такая, какой тебя видно!
Иминай вздохнула.
– Или у тебя слишком богатое воображение, и оно расшалилось. Или ты, Саша – мутант. Сдай-ка завтра Ланочке кровь на анализ, посмотрим, из какой пробирки ты появился.
– Нет! – он начал задыхаться. – Я не мутант! Я – нормальный человек!
– Раз нормальный, то бояться тебе нечего.
– А если у меня какой-то ген не в порядке. Как я с этим жить буду? Хотя, если ты захочешь, у меня же всё равно кровь возьмут?
– Не меряй мои мысли человеческими мерками. Против твоей воли я этого делать не стану. Но, если захочешь, порция живой воды специально для тебя лежит в запасе.
– Нет уж, я как-нибудь так…
– Как знаешь. Но моё предложение остаётся в силе.
Саша почувствовал, что его пропустили через мясорубку, а потом как попало составили куски.
– Я пойду.
– Может, Гора позвать?
– Нет, я сам. Спокойной.
– Приятных снов, Саша.
Учёный нетвёрдой походкой направился к себе.
На следующий день он получил на рукав осу и начал занятия. Девочки оказались способными, и хотя материал осваивали не без труда. Саша был доволен, несмотря на то, что его гениальный план эксперимента по сбиванию неофитов путём постоянного введения через уши мелких доз информации, противоречащей «истинному» мнению Королевы, загнулся, не успев начаться. Правда, через некоторое время до него дошло, что успеха в посеве смуты внутри гнезда он всё равно бы не добился, хотя бы по трём причинам: во-первых, переубедить васпу может только тот, кто уложит его на лопатки; во-вторых, связи в гнезде строятся по каким-то слабо поддающимся логическому осмыслению принципам. И, в-третьих, надо быть последней эгерской сволочью, чтобы манипулировать двумя подростками, которые безоговорочно верят тебе, только потому, что Королева жаловала на рукав нашивку наставника. Последнее он постарался зашвырнуть в самый пыльный угол сознания, но даже оттуда пробивался нудный голосок человечности.
Принцип «наблюдай и спрашивай» обернулся щедрым источником информации. Саша заметил, что в поведении всего цветника есть похожие моменты. Виолетта, которая в бытность человеком, могла бы заслужить звание «бардачной свинки», теперь стала педантичной и аккуратной. Впрочем, этими же качествами отличались и её воспитанницы. Вот только откуда могли их взять две девчонки, которые большую часть сознательной жизни ошивались по подвалам и теплотрассам? Логика подсказывала Саше единственно возможный ответ — из кокона. Он предположил, что во время перерождения у личности стирается блок морально-этических норм, а вместо них записывается одна-единственная установка: «Желание Королевы — Закон». А заодно перерабатываются наклонности личности под требования вида – все васпы поддерживают вокруг себя порядок: прибирают, моют, чистят и безо всякого напоминания (об этом ещё Кир говорил, когда однажды засунулся в «Северин» и увидел, какой бардак развёл метеоролог за время, пока салон служил ему домом). Саша всё время спрашивал себя, что же имела в виду девушка-сюрприз, когда сказала: « Ты не видишь, что на самом деле скрывается за картинкой мирных васпиков, ухаживающих за пчёлками», – вот только древний инстинкт, подносящий горящий факел корме «венца природы», подсказывал, что лучше не знать ответа на этот вопрос.
Став наставником, Саша получил возможность плотнее познакомиться с жизнью гнезда, которая текла своим чередом. Он наблюдал за ними и проклинал свою трусливую натуру, из-за которой не видел, что же происходит в гнезде, под самым его носом, уже пятый год. Васпы выкапывали новые коридоры и поддерживали в порядке уже существующие; ходили на занятия к Гору и Виолетте, которую в силу особенностей речи они называли Ви, собирали данные на пасеках; и, конечно же, тренировались. Учёный заключил, что эти нечеловеческие нагрузки нужны, чтобы психике васпов не вредил запрет на драки внутри гнезда: на тренировках в учебных целях — делайте что угодно, но отношения на кулаках выяснять — нельзя. Как-то Иминай сказала, что «рабочая особь – это рабочая особь», и тут, на занятиях, васпы демонстрировали этот принцип во всей красе. Дамам не давалось ни малейшей поблажки, потому что понятия «слабый пол» в сознании гнезда не было. Изнурительная физическая подготовка под землёй или же боевая практика в лесу — командиры требовали со всех одинаково, впрочем, и себя они не жалели. Саша драться не любил и не умел, поэтому, когда он видел мощь стариков, покрытых шрамами, и отпор, которые давали воспитанницы и Виолетта, ему становилось жутко. Вацлав, как правило, тоже занимался среди васпов. В отличие от остальных он полагался, в основном, не на силу, а на ловкость, и за счёт этого нередко выходил победителем из спаррингов. Василик и Клим в поединки не ввязывались, зато регулярно занимались под землёй и на «ножевом» полигоне. Метеоролог на предложение друзей включиться в тренировки, ответил, что главная задача в жизни — развивать интеллект, а не тягать гири и метать ножи. И с того самого дня стал отжиматься перед сном, каждый раз молясь, чтобы его никто не застукал.
Когда до отлёта оставалось четыре дня, цветник в назначенное время в классе не появился. Сначала Саша решил, что они просто задерживаются. Как частенько бывало под конец пребывания в Даре, тоска по дому начала тягучими волнами захлёстывать сознание. «Эх, Грася, Грася, как хорошо, что ты почти никогда не задаёшь вопросов, чем я тут занимаюсь… И никогда не спрашиваешь, скучал ли я по тебе. Ты же понимаешь, как мне тяжело тут, – волна ударила в скулу утлой лодочке мысли, и та отозвалась звоном. – Мы с тобой просто страусы, которые спрятали головы в песок».
Прошло десять минут, а его одиночество так никто и не нарушил. Он встал и пошёл искать Виолетту, но даже выйти не успел, столкнулся с наставницей в дверях. Обычно обитатели гнезда были спокойны, как овощи после сверхбыстрой заморозки, но тут Саша даже не стал здороваться (такое беспокойство было написано на её лице), а взял её под руку, усадил за стол и принёс стакан воды. Про себя как-то отстранённо отметил, что если васпа позволяет кому-то видеть его эмоции, значит, доверяет.
– Девочки сегодня не придут? – спросил он, сев рядом.
Виолетта кивнула.
– Расскажешь?
– У них критические дни.
Саша даже не стал пытаться скрыть своё изумление:
– Я думал, что у вас не бывает…
Она изобразила нечто среднее между оскалом и улыбкой.
– Не бывает, у нас другое: каждый месяц у оски на сутки-двое рвёт крышу. Организм требует собирать мужскую компанию по своему вкусу, чтобы потом как следует развлечься. Но беда в том, что наши пылкие девочки себя почти не контролируют. Королева приставила меня к тебе в качестве телохранителя, вообще-то им приказано тебя не трогать, но на всякий пожарный… Так что живо в комнату.
Через десять минут они уже сидели у Саши.
– Да уж, не думал, что ты воспользуешься приглашением вот так.
Виолетта ухмыльнулась, учёный продолжил:
– Раз уж мы тут надолго, расскажи, пожалуйста, что с ними происходит?
– Я уже всё рассказала, если тебя всякие гормоны и прочая биология интересует — это к Илане.
Саша про себя выругался, с васпами надо уметь разговаривать, чтобы вытянуть из них нужную информацию, он решил зайти с другой стороны:
– Ты на меня напала в таком состоянии?
– Нет, что ты, – рассмеялась Виолетта, – тогда я хотела именно тебя. Если б у меня гон начался, я бы тебя связала и притащила к куче уже связанных мужиков. А потом бы началось самое интересное.
Полководец Мурашкин вывел войска на исходную позицию, чтобы они прошествовали через равнину спины Славко, но всё же любопытство заставило его спрашивать дальше.
– Но если сестрам приказано меня не трогать, то чего бояться, разве они пойдут наперекор Королеве?
– Хм, тут всё сложнее, чем кажется. Сестры — просто рядовые, они и к гнезду ещё не подключены, потому что эту честь надо заслужить! – Саша отметил, с какой гордостью она это сказала. – Но у этого есть и оборотная сторона: Королева их ощущает, но не чувствует, – поэтому, если васпа совершает правильные поступки с точки зрения гнезда, Королеве беспокоиться не о чем. Вот только гон — явление естественное, и, если оска кого-нибудь ненароком покалечит, то ничего неестественного в том нет, а значит…
– Королеве беспокоиться не о чем! – догадался Саша, и тут Мурашкин доложил, что из комнаты и правда лучше не выходить.
Вилетта кивнула, а учёный погрузился в размышления: «Ну, конечно, Иминай говорила, что стать преторианцем — естественное стремление каждого васпы. Получается, рядовой стремится наладить связь с Королевой, как руки, обладай они собственным разумом, всеми правдами и неправдами старались бы наладить связь с мозгом. Хм, раз Иминай отслеживает вспышки неестественных проявлений, значит, она выполняет функции чего? Совести? Души? Инстинкта сохранения вида? Она как-то намекнула, что принципы связи со старой Королевой и с ней одинаковы. А результат получается разный! Сразу так и не разберёшься».
– И много бед сестрёнки натворить успели?
– Поначалу проблем вообще никаких не было, но к осени они повзрослели и начали показывать свою силу. С сентября у нас двойной перелом руки, множественные переломы рёбер, ну а ссадины, синяки, порезы никто не считал, хотя мы и так их никогда не считаем. Это что, – доверительно поделилась наставница, – Королева говорила, что первых женщин перерождали в Эгере. Но до того, что васпам Королева нужна больше всего сахара, вместе взятого, они не додумались, и контролировать осок было некому, поэтому своих партнёров они попросту резали. Представляешь, горы трупов каждый месяц.
– И как с этим справились? – поинтересовался Саша.
– Никак. Их всех усыпили.
«Как бешеных собак, – подумал он. – Это бесчеловечно! А с другой стороны, что им было делать? Особенно, если принять во внимание любовь эгерцев делать всё с размахом, то там не три цветочка тусовались. Толпа неуправляемых амазонок, которые после страстной ночи пускают под нож своих любовников… Жуткое зрелище. Что им было делать — да вообще не лезть в эту область!» Тут раздался нудный голосок из пыльного угла: «А ты, когда собирался отколоть два прелестных цветка от родного палисадника, чем думал?» – «Заткнись!» – «Хорошо, заткнусь, только что это изменит?» Саша потёр висок.
– А почему Королева просто это не прекратит, не запретит им эти заниматься, не объявит это порочным, в конце концов?
Оска расхохоталась:
– Только человек может сказать такую глупость! Это же, повторяю по слогам: ес-тес-ствен-ный про-цесс. Неужели, когда твою жену долбит пмс, ты объясняешь ей, что это порочно?!
Ему стало неуютно, он что-то залепетал в своё оправдание, а голос из угла напомнил, что пана Славко бесит, когда Грася начинает заводиться без повода и оправдывать это гормонами.
– Когда у кого-то из нас троих наступает знаменательный день, то все, кто не хочет, чтобы их трогали, сидят за закрытыми дверьми.
– А что есть те, кто хочет? – спросил он, потом понял, что говорит о васпах. – А что, есть те, кто не хочет?
– И те, и другие есть. В конце концов, личные предпочтения никто не отменял. Кто-то выходит ко мне, а кому-то кажется, что я слишком мягко с ними обращаюсь. Сестрёнки устраивают настоящую охоту, с засадами, заарканиванием и прочими радостями. Беда только в том, что они плохо соображают, что делают. Эх, пылкая юность…
– А ты?
– А я себя вполне контролирую. Ну, и треск костей мне просто не нравится. Понимаешь, если нарушить естественный ход вещей, освободившаяся энергия неизбежно найдёт себе новое русло. А Королева любит свой народ и заботится о нас, она никогда не потребует, чтобы мы пошли наперекор своей сути.
Саша смотрел на неё и казалось ему, что не стройная женщина говорит ему мудрые вещи, а огромная оса прикасается к нему толстыми усами. В первый раз он увидел, что от Виолетты, которую он знал, осталась только оболочка, а остальное погибло в коконе. Он мысленно тряхнул себя за шкирку, и решил, что раз оска настроена разговаривать откровенно, то грех момент упускать.
– Давно спросить хотел, а почему никто из вас не испытывает влечения к Королеве.
Наставницу передёрнуло:
– А ты бы хотел затащить в постель Иисуса Христа?
Тут передёрнуло человека.
– Что за дурацкий вопрос!
– Королева наше порождение, наша душа. Как можно хотеть трахнуть душу?
Саша хмыкнул:
– А Василик?
– Это Её прихоть. Королеве нет ещё и восьми лет, она юная и нежная, гнездо оберегает Её. Он готов жизнь за Неё отдать, поэтому мы принимаем его. А вообще, – голос наставницы стал подобен шуршащим следам листопада, – у них непростые отношения. Он готов ради своей возлюбленной своими руками построить вокруг Дара стену высотой до стратосферы, только бы сберечь то, что ей дорого, но он не знает, о чём она думает. Он ласкает её нежное тело, но любой васпа неизмеримо ближе к её душе.
– Откуда ты знаешь? Ты же не можешь читать мысли человека.
– Не могу, но у меня есть сердце и память. Его любовь подобна скоплению сверхновых, а страдания тяжелы, как ядро чёрной дыры. Их жизнь и мёд, и дёготь одновременно. И они оба знают, что в таком виде отношения не могут существовать вечно…
Тут её речь оборвалась, а глаза затуманились, через некоторое время она очнулась и сказала:
– Всё, оски поймали всех, кого хотели, можешь идти по своим делам, но пока они не вернутся – не ходи на поверхность. Ладно, к экзамену обе в себя придут, а то я боялась, что из-за этого переносить всё придётся. О, кстати, тебя, как наставника, на экзамен приглашает Королева, и ради твоей персоны он будет проходить с помощью обычной речи. Это большая честь, – уточнила она. – Послезавтра днём Гор будет принимать у сестёр анатомию.
– Хорошо.
Виолетта вышла, оставив учёного наедине с грустными размышлениями о происходящем.
Без двадцати одиннадцать наставница вошла в метеобудку. Саша вопросительно посмотрел на неё, а потом хлопнул себя о лбу:
– Да-да, конечно, пошли. Извини, заработался, совсем забыл, что экзамен сегодня.
Они вышли, вокруг царил сумрак, несмотря на то, что было утро. Снеговые тучи, похожие на куски намокшей ваты, казалось, собрались на всемирный фестиваль — снег падал пятые сутки. На тёплой земле аномалии он не лежал, зато почва обернулась месивом, превращающим неосторожный шаг в падение. Две фигуры двигались через стену ливневого снегопада подобно танцорам, периодически Виолетта ловила спутника за шкирку, а он то дело подхватывал её под локоть.
Когда они оказались в сухом подземелье, оно показалось учёному вполне симпатичным местом. Вопреки его ожиданиям пошли они не в класс, а в медблок. Там их уже ждал Гор, вслед за ними вошли сёстры, последними — Королева в сопровождении супруга. У стены стояли четыре табурета для приглашённых. Наставница подошла к Саше, схватила его за руку, усадила на табурет, стоящий в углу, сунула нашатырь и вату и прошипела на ухо, чтобы он не издавал лишних звуков. Розочка и Маргаритка сели на кушетку, Гор на стул перед ними.
– Ну, вот, – начал врач, – вы обе полностью освоили первую ступень обучения у меня, от этого экзамена будет зависеть, пойдём мы дальше или придётся повторить всё снова.
Он посмотрел на Королеву, та слегка кивнула. Сёстры сказали, как всегда в голос:
– Мы готовы!
Гор начал задавать им вопросы по строению и функциям кожи, спрашивал о ранах, ожогах, обморожениях и способах их лечения. Его подопечные отвечали бойко, почти не сбиваясь. Саша подумал: «Фиялка, видимо, издевается, раз подумала, что я в обморок могу грохнуться от описания обугливания тканей. Ну и стерва!»
– Достаточно, – сказал Гор. – Вижу, теорию вы обе освоили.
Он посмотрел на Королеву, та кивнула.
– А теперь, – продолжил врач, – приступим к практике.
Оски встали, разулись и начали раздеваться. Когда них остались только трусики и короткие топики, они сложили остальные вещи в аккуратные стопки, положили их на стол и вернулись на кушетку. Сашу охватило беспокойство, он посмотрел на остальных. Виолетта сидела, чуть подавшись вперёд, она внимательно следила за сёстрами, но ни её поза, ни выражение лица не поменялись — она знала, что будет дальше. Гор был спокоен, как рыба, побывавшая в морозильнике. Свартмель опёрся на стену и наблюдал за происходящим без тени волнения, а вот его жена… Иминай будто светилась, она смотрела на девушек так, словно хотела вдохнуть в них уверенность одним только взглядом. Как обычно, супруги сидели, взявшись за руки. Саша решил, что стоит изобразить невозмутимость, он же наставник, как ни крути, да и перед товарищами позориться не хотелось. Иминай улыбнулась и сказала мелодичным голосом:
– Итак, я выбрала для вас задания, – сёстры обратились в слух, – выполнять их будете поодиночке, а потом дуэтом.
– Мы готовы!
В голосах девушек было столько энтузиазма, что Саша даже немного успокоился. Гор подошёл к столику с хирургическими инструментами. Что было дальше, учёный уловить не смог, но на руках осок остались неглубокие порезы, а старый васпа замер рядом с ними с окровавленным скальпелем в руке. Слова застряли у Саши в горле — красные полосы затягивались так же быстро, как и появились. Сестры победно улыбнулись и потребовали, чтобы задание усложнили. На этот раз Гор взял что-то похожее на маленькую ножовку: на руках, ногах, лицах в один миг появились глубокие рваные раны, от которых вниз побежали ручейки крови. Ему стало дурно, он хотел крикнуть, но торжественная тишина, наполнявшая комнату, запихнула слова куда-то в район желудка. Он, не отрываясь, смотрел на то, как сходятся края ран, как смыкается окровавленная плоть, превращаясь в розовые, с каждой секундой бледнеющие, полоски. Глаза девушек горели, они улыбались, от этого казалось, что всё это нереально, что он сидит в 3Д-кинотеатре и смотрит ужастик, а стоит лишь сорвать очки и перед тобой окажется мельтешащий экран. Он прикоснулся к голове — никаких очков, конечно не было. Тем временем Гор произнёс:
– Теперь дуэт.
Маргаритка, не потрудившись вытереть ещё не высохшую кровь, вышла за дверь, экзаменатор со страшным инструментом в руке – следом. И хотя оттуда не донеслось ни звука, Саша представил, что там происходит. Роза сидела на кушетке, закрыв глаза и сжав пальцами виски. Минуты ползли со скоростью тектонических плит. И вот оска вскинула голову и улыбнулась, через секунду вошла её сестра – девушка будто приняла кровавую ванну, а по светлой ткани белья расползлись алые кляксы. Розочка вышла, а Маргаритка заняла её место. Всё повторилось. Когда Гор и оска вошли, девушек, заляпанных кровью, стало трудно различить.
– Первое задание выполнено, – сказала Королева Гору. – Теперь я вижу, что ты научил их лечить друг друга, но вот насколько хорошо, сейчас проверим.
Оски снова сидели на кушетке, Гор сказал им вытянуть руки и взял бритву. Когда он полоснул по запястьям и кровь полетела на пол, свет в глазах Саши померк.
В себя его привёл запах нашатыря. Он лежал на той самой кушетке, рядом сидел Гор. Над ним возвышались Иминай, Василик и Виолетта. Саша дёрнулся, в ответ васпа прижал его плечо к поверхности.
– Тише, Саша, тише, — с мягкой улыбкой сказал Иминай. – Ты выдержал свой экзамен.
– Какой экзамен?!
Наставница пояснила:
– Ты не стал вмешиваться в процесс, который контролирует Королева.
– А теперь отдыхай, – Иминай прикоснулась к его лбу.
Василик обнял жену и они вышли, Виолетта следом за ними. Гор безучастно мерил учёному пульс.
Двигатель «Северина» прогревался перед отлётом. Васпы провожали Королеву, среди них были два мальчишки, с обожанием глядевших на живое божество, которое нуждалось в лично их защите. Саша видел, что они совершенно счастливы. Там же были и оски, на которых не осталось ни следа от сдачи анатомии. Виолетта обмолвилась, что задания было всего три. О третьем он даже спрашивать не стал, ограничился тем, что сёстры сдали его на отлично. Он подумал, что при старой Королеве неофитов мучили в казематах, доводя до кондиции, а Иминай выводит солдат, которые ради неё добровольно проходят такое обучение. В его память навсегда врезались окровавленные лица подростков, довольных пройденным испытанием, их горящие глаза, наполненные осознанием высшего смысла бытия. И это было страшно, но самое ужасное крылось где-то в неизвестности, ибо Королева только приподняла завесу и позволила человеку бросить один-единственный взгляд на жизнь гнезда, на то, чем её творения жили ежеминутно. Саше показалось, что он слышит грохот — песню трущихся друг об друга огромных камней, между которыми затесалась крошечная песчинка его представлений о мире.
«И я — часть этого кошмара. Я навек отмечен Её печатью», – он поймал себя на том, что с некоторых пор думает о Королеве с большой буквы, от этого стало уютно и жутко одновременно, некстати зачесался шрам на запястье. Вскоре они поднялись на борт и отправились туда, где он играл роль талантливого учёного, а Она — скромницы, умницы и, наконец, просто красавицы, жены его лучшего друга, роль очаровательной пани Свартмель.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно.
А.С. Пушкин. Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
— Медвежье Ухо… Скажи мне только: ты жив?
— Я не знаю… — шепнул Игорь, приоткрывая глаза.
— У тебя что-то болит? Тебе плохо?
— Нет, я просто устал. Правда, просто устал.
— Прости меня… прости, что я не верила… Ты победил его, Игорь, ты победил, ты слышишь?
Холодная слеза упала ему на лицо.
— Чего ж ты теперь-то плачешь?.. — он улыбнулся краем губ.
— От радости… — Маринка положила руку ему под голову и провела пальцами по щеке.
— Я сейчас встану… Пока никто нас не видел, надо уезжать.
Игорь сел и огляделся. Зелень травы и белизна березовых стволов на горизонте уже не радовали глаз. Это чужой мир, чужой, непонятный, пугающий… Он тряхнул головой: все это сон, или на самом деле с ним все это только что произошло? Реальность ускользала.
Перелет-трава, обвившаяся вокруг запястья стеблем, тихо позванивала и переливалась.
— Я не могу больше жить, как во сне, — сказал он Маринке, — поехали отсюда.
— Ты сможешь? — встревоженно спросила она.
Игорь пожал плечами и медленно поднялся, пошире расставляя ноги, чтобы не упасть. Сивка, щипавший травку неподалеку, поднял голову, будто понял, что его сейчас позовут.
— Да, Каурка, нам пора… — кивнул Игорь коню, когда тот подошел поближе, и долго на него взбирался, цепляясь за гриву плохо гнувшимися пальцами.
— А я? — спросила Маринка, подняв голову.
— А теперь ты, — улыбнулся он, нагнулся и взял ее под мышки, боясь, что поднять ее не хватит сил. Самая красивая девушка на свете, на этом и на том…
— Мне досталась самая красивая невеста из всех невест, — шепнул он ей, разбирая поводья.
Маринка повернулась к нему боком и обняла за пояс.
— А мне — самый отважный и непобедимый индеец. Тебе нравится мое платье?
— Да. Но ты в этом платье нравишься мне гораздо больше, — Игорь потихоньку тронулся с места.
— Знаешь, ради этого стоило умереть… — она улыбнулась и заглянула ему в лицо, — чтобы ты увез меня отсюда, в этом чудесном платье, на этом замечательном коне.
Река горела под ними, облизывая Сивкины копыта, но Игорь не спешил.
— Почему ты дрожишь? — Маринка положила голову ему на плечо и погладила рукой по спине.
— Это от усталости. Я очень устал. А еще так много надо сделать…
— Развязать узелок?
— Да. И… Сивка не повезет нас через провал, нам придется спускаться вниз по веревке.
— Как? Медвежье Ухо, это нечестно! Это…
— Я сделаю тебе удобное сиденье и опущу вниз, ничего не бойся…
— Я не боюсь. Я ничего не боюсь!
— Знаешь, я, наверное, тоже уже не боюсь, — он улыбнулся, — я же самый отважный индеец. И непобедимый, забыла? Жаль, что сломался мой настоящий индейский лук…
— Ты был… как настоящий герой, Медвежье Ухо. Я всю жизнь буду вспоминать, как ты бился со змеем. Тебе было очень трудно?
— Нет, совсем нет.
— Ты мне врешь!
— Да.
Он помолчал, всматриваясь вперед. Где-то там, между рекой и провалом, натянуты нити судьбы — то, ради чего он отправился в это путешествие, даже не подозревая, куда оно его заведет. Сивка, подходя к берегу, тоже поднял голову и зашагал быстрей.
— Держись-ка покрепче и сядь поудобней, — велел Игорь Маринке, — сейчас мы поедем быстрей и выше…
— Как это — «выше»? — Маринка вцепилась в него обеими руками.
— Увидишь, — улыбнулся Игорь, — не бойся.
Он подобрал повод и толкнул Сивку вперед. Тот только этого и ждал, срываясь в галоп, и каждый его прыжок поднимал их вверх, как будто конь начал взбираться по крутой невидимой лестнице.
— Ой, мамочка! — вскрикнула Маринка и спрятала лицо у Игоря на груди.
Свежий ветер принес запах настоящего, не иллюзорного, леса, и Игорю показалось, что он просыпается после долгого, путаного кошмара. И хотя все вокруг не могло иметь ничего общего с реальностью, ощущение обмана и морока пропадало, уступая место спокойной радостной уверенности.
Под ними всходило солнце, настоящее солнце, успевшее обернуться вокруг Земли, пока Игорь блуждал по закоулкам мира, в котором нет ночи. А может быть, оно успело обернуться не один, а несколько раз? Игорь потерял счет времени. То ему казалось, что прошло несколько часов, а то — несколько дней.
— Не бойся, я держу тебя! Смотри! — шепнул он Маринке в ухо. — Смотри, мы поднялись над лесом!
Она осторожно повернула лицо и приоткрыла один глаз.
— Ты же боишься высоты, Медвежье Ухо! Как тебе не страшно?
— Это не та высота, которой я боюсь. Это — полет, разве можно бояться высоты в полете?
— Летают не так! Когда летают, никто тебя не подбрасывает вверх, как шарик на резинке!
— Я тебя держу.
Глухой топот копыт, отталкивавшихся от ветра, вдруг сменился стеклянным звоном, под ногами блеснула гладкая прозрачная поверхность, Сивка замедлил бег и наконец остановился.
— Ой, мамочка… — на всякий случай повторила Маринка, — мне было очень страшно…
Игорь осмотрелся: впереди, на фоне голубого неба, ему почудилось какое-то странное искривление пространства. То ли воздух там был чуть прозрачней, чем вокруг, то ли от этого места исходило тепло и над ним поднималось марево, как над костром в солнечный день.
Сивка перешагнул с ноги на ногу, и звону копыт отозвалось выразительное эхо, хотя вокруг не было ничего, откуда мог бы отразиться звук. Игорь слез с коня на гладкий, абсолютно прозрачный пол и снял Маринку. Под ними расстилался темный еловый лес, а далеко на горизонте еще виднелась молочная река между красных берегов.
— Как страшно смотреть вниз… — прошептала Маринка, и ее голосу тоже ответило гулкое эхо, — а главное — не видно, где кончается стекло…
— Держись за мою руку, — предложил Игорь.
Он шагнул вперед, туда, где ему почудилось странное искажение воздуха, стараясь взглянуть на него с разных сторон. И увидел! Увидел большую беседку, островерхую крышу которой подпирали шесть круглых колонн. Беседку окружала витая, вычурная балюстрада, а основание приподнималось вверх тремя широкими ступенями. Только все это было сделано из такого чистого, незамутненного хрусталя, что казалось прозрачней воздуха.
— Ты видишь? — спросил он у Маринки.
— Теперь вижу… — восторженно шепнула она.
— Я думаю, нам туда.
Они медленно, осматриваясь по сторонам, поднялись по ступеням — это место не располагало к суете. И только перешагнув невидимый порог, Игорь увидел то, за чем пришел: широкое полотно из тонюсеньких паутинок. Настолько тонких, что они, как и стекло вокруг, тоже казались прозрачными, почти невидимыми. Где нити брали свое начало и где заканчивались, было не разглядеть — они сливались с пространством, растворялись в нем.
Игорь не заметил движения, но догадался: нити не стоят на месте, они медленно скользят вперед, от прошлого к будущему, и в центре перекатываются через лежащее поперек беседки острое лезвие. Он подошел поближе: и как найти ту, узелок на которой он должен развязать?
Маринка отступила на шаг.
— Мне кажется, на них нельзя даже дышать, — еле слышно произнесла она.
Игорь кивнул: ему тоже так казалось. Как же дотронуться до нитей руками? Как Волох посмел вторгнуться сюда? Ведь это нарушает какой-то высший неписаный закон…
Он присмотрелся к ниточкам в поисках узелка и вдруг увидел за каждой ниткой человека… Это было неожиданно, и напугало, и заставило растеряться на несколько долгих минут: люди, знакомые и незнакомцы, их судьбы, их прошлое и будущее… И в этой веренице людей он отчетливо разглядел Светланку. И ее ниточку, чуть тоньше и чуть светлей остальных, и грубый узел с петлей — несомненно, такой узел мог завязать только человек. Он видел узелки и на чужих судьбах — они были не такими: маленькими, едва заметными. Только два узла, завязанных человеком, Игорь обнаружил среди видимых им судеб: второй был завязан на прочной нитке героя спецназа.
Что ж, с нее и надо начинать. Тем более что узел на судьбе Сергея стоял гораздо ближе к лезвию, чем узел Светланки. Игорь протянул руку, но она дрожала слишком сильно. Еще одну долгую минуту он старался успокоить сбившееся дыхание и только после этого осмелился к ним прикоснуться…
Нитка оказалась гораздо прочней, чем ему показалось вначале: Игорь просто взял ее с обеих сторон от узла и легко потянул в разные стороны. Петелька распалась, как будто ее и не было. Над головой не грянул гром, и даже дуновение ветра не донеслось до его лица. Игорь, уже смелей, дотронулся до Светланкиной нити и развязал узелок. Вот и все? Так просто? Наверное, завязывать узелки тоже было нетрудно, особенно если не знаешь, чью судьбу ты только что решил. Но как после этого смотреть в глаза тем, кто приходит к тебе и говорит: «Я знаю, когда я умру»?
Игорь вспомнил первую встречу с Волохом: тот знал, что Ленка умрет еще до заката. Знал и спокойно убеждал Игоря, что ничем не может помочь, что и у его возможностей есть предел…
И тут Игорь увидел свою судьбу. Нитка его ничем не отличалась от остальных: обычная, тонкая, прозрачная. Только на подходе к лезвию она становилась заметно тоньше, словно вот-вот должна была разорваться. Как перетершаяся веревка. Наверное, так и должно быть… Это для мертвых он живой, но для живых-то он мертвый. Он повернулся к Маринке и пожал плечами:
— Поехали?
Она молча кивнула и отступила еще дальше: ей было неуютно, и Игорь поспешил взять ее за руку. Он и сам считал, что его присутствие здесь в лучшем случае неуместно.
Перелет-трава в рукаве вдруг зашевелилась и зазвенела, щекоча руку. Игорь выпустил ее на свет, и ее стебель соскользнул с запястья.
— Тебе пора? — спросил он.
Травка кувыркнулась в воздухе, на несколько секунд зависла напротив его лица, потом облетела вокруг головы и взвилась под стеклянный потолок. Радужные блики отразились от потолка, и от пола, и от круглых колонн — вся беседка заиграла разноцветьем, и тонкий перезвон, похожий на легкие переборы нежных струн, заполнил ее многократным эхом.
Вот теперь точно всё, травка больше не понадобится. И, наверное, это самое красивое место, которое она могла себе подобрать. Игорь направился к выходу, увлекая Маринку за собой.
— Надеюсь, никакого волшебства нам больше не встретится… — пробормотал он, спустившись с трех широких ступеней на гладкий стеклянный пол.
— Тебе не нравится волшебство? — улыбнулась Маринка, все еще восхищенно оглядываясь на беседку.
— Что-то я от него устал… Мне очень хочется домой. Надо позвонить Светланке…
Слабость, мучившая его за Калиновым мостом, почти прошла: видно, сюда долетал целебный ветер мира живых. Он бодро залез на Сивку и поднял Маринку ему на спину.
— Держи меня крепче, — она прижалась к Игорю, и сердце его забилось чаще — как хорошо… Все сделано, все закончилось на удивление удачно, он прижимает к себе самую красивую девушку на свете, и она счастлива от этого. Разве мог он мечтать о таком, когда встретил ее впервые, на переходе через железную дорогу?
— Я вспомнила, как увидела тебя в первый раз, — сказала она, как только Сивка тронулся с места, позвякивая копытами, — как ты помог мне поднять велосипед…
— Правда? И я тоже подумал об этом.
— Как здорово, что все так случилось. Поехали скорей! Я тоже хочу домой. К тебе домой.
Игорь посильней сжал пятками Сивкино брюхо, и вскоре звонкий цокот копыт сменился приглушенным размеренным топотом — конь поскакал над лесом. Маринка сначала снова спрятала голову у него на груди, но постепенно выглянула у него из-за плеча, раскрыла глаза, вдохнула поглубже и крикнула:
— Как хорошо жить, Медвежье Ухо! Как хорошо жить! Мы будем жить сто лет и умрем вместе, через сто лет, в один день!
— Я согласен, — тихо ответил он.
Маринка попыталась прошептать ему что-то на ухо, но на спине коня, скачущего галопом, это было не так просто.
— Ты ничего не услышал? — разочарованно спросила она.
— Увы.
— Тогда я скажу потом. Когда мы остановимся.
Сивка опустил их на землю мягко и легко и встал на самом краю провала. Игорь посмотрел на другую его сторону — высокий многоглавый терем стоял так близко, что казалось, достаточно шагнуть, и окажешься на его крыльце, рядом с цветущей сиренью. Но это только казалось — даже если срубить самое высокое дерево в лесу, оно все равно не достанет верхушкой до другого берега.
Игорь опустил на землю Маринку и спешился сам. Бледный конь каурой масти повесил голову, словно чувствовал себя виноватым.
— Иди. Иди в свой мир, — улыбнулся Игорь и вздохнул, — ты был верным конем, ты был самым умным конем, которого я знал.
Он снял с коня узду и тут отчетливо уловил мысли лошади, хотя никогда раньше не понимал, о чем думает Сивка. А думал он о том, что стоит только позвать, и он придет, где бы Игорь ни находился.
— Спасибо… — Игорь обнял коня за шею. — Прощай. Вспоминай меня…
Конь всхрапнул и положил огромную голову Игорю на плечо — ему тоже жаль было расставаться.
— Ну, иди, иди… Долгие проводы — лишние слезы, — шепнул Игорь в большое ухо, прижался к Сивке еще сильней и долго стоял, пока не нашел в себе сил оттолкнуть его от себя, походя срывая с его спины дорожную сумку, которую дала ему с собой старуха.
Сивка ушел в лес, низко опустив голову, но Игорь чувствовал, что конь благодарен ему за возвращение. Ему в мире живых так же тяжело и неуютно, как Игорю — в мире мертвых.
— Он спас тебя от змея, — сказала Маринка, глядя Сивке вслед, — я видела, как он топтал его копытами…
Игорь кивнул и проглотил ком, вставший в горле. Теперь точно — всё, путешествие окончено, осталось только спуститься на дно провала и подняться на другую сторону. О подъеме наверх старуха ничего не говорила, но он заприметил веревку, опущенную в пропасть с заднего крыльца терема. Еще неизвестно, что будет легче — спуститься или подняться…
Игорь подошел к краю, заглянул вниз и сразу попятился: напрасно он надеялся, что ничего теперь не боится. Ватный головокружительный страх снова взял за глотку, ладони немедленно стали мокрыми, и даже на лбу выступили капельки пота. На далекое дно пропасти едва проникал свет, но и сверху было видно, какие острые огромные камни лежат в угрюмом полумраке и какой прозрачный и быстрый ручей бьется между ними.
— Медвежье Ухо, ты боишься? — спросила Маринка, взяв его за руку.
— Нет, конечно нет, — ответил он, тряхнув головой. И опять подумал, что его собственная смерть поджидает его именно там, на дне провала. Впрочем, он каждый раз думал именно так, когда смотрел вниз с большой высоты.
— Ты врешь мне… — на этот раз она не смеялась над ним.
— Ну, разве что совсем чуть-чуть, — он ей подмигнул, но Маринку это вовсе не успокоило.
Он вытащил из сумки моток крепкой, но тонкой веревки, поискал глазами подходящую палку и быстро нашел то, что нужно.
— Это зачем? — скептически спросила Маринка.
— Ты сядешь на нее, как на качели, и я опущу тебя вниз.
— Да? А ты?
— А я потом спущусь по веревке.
— Медвежонок, ты примерно представляешь, какая тут высота?
— Нет, если честно.
— Я думаю, около трехсот метров. И ты собираешься спускаться по веревке? Ты представляешь себе, что это такое?
— Не очень, — честно ответил Игорь, — но других предложений у меня нет.
— У меня есть. Ты спустишь меня вниз, я привяжу эту веревку к той, — она указала на другую сторону провала, — и ты выберешь ее к себе и натянешь потуже. Наверное, легче будет перейти тридцать метров, чем спуститься на триста. А потом ты меня поднимешь наверх.
— Ты умница, — Игорь улыбнулся, — ты просто гений.
Качели на вид получились надежными, но он на всякий случай обмотал Маринку веревкой вокруг пояса, так что она даже нарочно не смогла бы от них освободиться.
— Ты еще ноги мне свяжи… — усмехнулась она.
— Тебе не страшно? — спросил Игорь.
— Нет. Я же знаю, ты меня не уронишь…
— Не уроню, — он покачал головой. — Погоди, я тебе сумку на шею повешу, ничего? Там только фляга с мертвой водой, она нетяжелая…
— Конечно вешай! Еще не хватало тебе тащить что-то через пропасть!
Игорь подобрал с земли дорожную сумку и пристроил ее Маринке через плечо.
— Ну что? Мне пора? — спросила она и без страха заглянула вниз.
— Я скажу, когда можно… — Игорь перебросил веревку через толстый еловый ствол, закинул ее себе за спину и взялся за нее обеими руками. Он побоялся чем-нибудь обернуть руки, а рукавиц у него с собой, конечно, не было: если веревка сорвется, то обожжет ладони, а если не сорвется, то просто будет сильно резать.
— Ну? — не утерпела Маринка.
— Давай, — Игорь кивнул. Главное — удержать ее в первую секунду, потом будет легче.
Резким толчком его качнуло к дереву — он выпустил веревку слишком далеко, и Маринка, наверное, с метр просто падала вниз.
— Висишь? — спросил он.
— Все хорошо, опускай, — звонко ответила она.
Это оказалось немного трудней, чем Игорь ожидал, а главное — гораздо дольше. Он вытравливал веревку медленно, боясь упустить ее из рук, и не видел, далеко ли Маринке до дна. На ладонях очень быстро пузырями надулись мозоли, а лопнули еще быстрей. Нет, мертвую воду надо было оставить себе, ведь еще нужно переправляться на другую сторону, по точно такой же тонкой веревке, и на этих же самых руках…
Прошло не меньше часа, прежде чем он почувствовал, как веревка резко ослабла. Сначала он похолодел, думая, что она оборвалась, выпустил ее подальше и подошел к краю. Нет, Маринка стояла на дне и пыталась развязаться. Игорь отошел — вниз лучше не смотреть. Его и так начинало потихоньку потряхивать: как он будет перебираться через пропасть? Стоит только один раз посмотреть вниз, и руки разожмутся сами собой. От страха высоты тело перестает ему подчиняться, мышцы слабеют и кружится голова. А тут еще эти дурацкие мозоли!
Он услышал снизу далекий крик, а потом Маринка дернула за веревку, не надеясь на то, что он ее услышит. Выбрать веревку вверх оказалось делом пяти минут. Игорь несколько раз обернул ее вокруг елки и обвязал себя страховкой — если руки сорвутся, он просто повиснет на поясе: приятного мало, но и опасности никакой. Конечно, если веревка оборвется, от смерти это не спасет, но Игорь почему-то не сомневался в том, что веревка выдержит, и доверял ей больше, чем себе. Моток, на котором он спускал вниз Маринку, он перекинул через плечо, как скатку, и попробовал повиснуть на руках у самой ели, проверяя крепость узлов. Рукам было больно, но вполне терпимо. Ну что? Главное, не смотреть вниз.
Игорь подошел к краю, придерживаясь за веревку рукой. Его зовут Медвежье Ухо, он самый отважный и непобедимый индеец… И если он сядет отдохнуть перед переправой, легче от этого никому не станет. Всего тридцать метров. Это совсем немного, это отнимет не больше пяти минут… Интересно, как легче — закинуть ноги на веревку или просто повиснуть на руках? Наверное, закинуть ноги на веревку. Да и вниз посмотреть в этом случае будет затруднительно…
Путь над пропастью начался довольно удачно, разве что немного мешало отсутствие мизинца. Игорь поверил в то, что сможет благополучно добраться до крыльца, к которому крепился другой конец веревки. Она даже не провисла, настолько туго ему удалось ее натянуть, и обрываться вовсе не собиралась. Он успел проползти метра три-четыре, когда скорей почувствовал, чем увидел какое-то движение на краю, который только что покинул. Смотреть назад было неудобно, но около ели отчетливо мелькнула полупрозрачная красная мантия… Игорь похолодел, покрепче вцепился в веревку и начал быстрей перебирать руками.
В том мире нет смерти, он не мог убить мага, но как Волоху удалось перейти через Смородину? У него ведь не было перелет-травы! Игорь посмотрел на него еще раз и понял, что сквозь тело колдуна просвечивают стволы деревьев: он был бесплотен, перед ним стоял призрак, привидение, фантом… Но в руках этот фантом держал вполне материальную тлеющую головню, которую недолго думая приложил к веревке, и сказал, довольно громко, с какой-то печальной и задумчивой полуулыбкой:
— Прощай, Орфей… Нельзя пересечь Стикс и живым вернуться обратно…
Игорь за полсекунды сообразил, что сейчас произойдет: веревка лопнет, и его приложит о противоположную стенку провала. Он не добрался еще и до середины, падение по дуге — все равно падение. Но единственная возможность спастись — это не разжать рук…
Веревка лопнула со звуком, с которым рвется капроновая струна, слегка прижатая пальцем. За две секунды, что огромный маятник тащил его к стене, набирая скорость, Игорь успел только повернуться к ней лицом и выставить вперед согнутые ноги, чтобы хоть как-то смягчить удар. Но его швырнуло на стену с такой силой, что хрустнули кости, веревка выскользнула из рук, и он понял, что падает на дно, так как с каждой секундой полоска неба над ним становится все у́же.
Он тысячу раз падал с высоты во сне, каждый раз видел приближавшуюся землю и каждый раз испытывал ужас и ощущение непоправимого: ну вот это и случилось, как он ни старался этого избежать.
А теперь ужаса не было, была острая тоска от того, что вокруг становится все темней, тает голубая полоска, и ничего кроме острых камней в этой жизни ему уже не встретится.
Он не почувствовал боли, когда упал спиной на острый выступ камня, только услышал громкий щелчок, увидел перед глазами яркую вспышку, а потом все затопила чернота, время остановилось и расплескалось вокруг мелкими каплями.
За стеной.
Руками не дергай, а то свяжу! Лежи смирно! — голос хозяйки звучит не сердито, а как-то… так, что киборгу хочется быть подальше. Свист прута, обычного деревянного, гибкого, удар… еще… декс насчитал восемнадцать ударов. Ощущая, как вздуваются на спине узкие малиновые полосы. Боль, смешанная с вожделением захлестывает сканеры, заставляя киборга сжиматься, ежиться. Не надо так, хозяин! Мне тоже больно!
Но вот порка прекратилась, только дыхание слышно. А потом стон, такой протяжный и мучительный… Не выдержав, Рон метнулся в подсобку и там замер, придерживая дверь изнутри. Главное, чтобы его не нашли, не поняли, что он все слышал… И может, даже видел? Камера, конечно, неактивна, люди позаботились. А если ее включить? Сволочи! Они ее еще и заклеили! Нельзя быть такими подозрительными! У них есть киборг, можно просто приказать, чтоб он проследил и к ним никто не подошел. Он выполнит. А камеру заклеивать — это плохая идея. Потому что сканеры подробностей не дают, а ему интересно. Надо найти способ узнать, что делают друг с другом хозяева, и не попасться на этом самому. Непонятно, зачем это людям.
Еще один стон. Подключить тепловое зрение! Хозяин выгибается, стараясь сильнее прижаться к… что это за штука? Не видно! Как бы понять?! Его люди. Он не знает, что делать и кого из них защищать. И главное, почему им это нравится. А ведь нравится. Хозяин справится с женщиной без труда, но он лежит лицом вниз, подставляя спину. Она с ним не справится, но он лежит, а она, отложив непонятный предмет, склонилась лицом к его спине, и опять что-то делает. Хозяин напряжен. Его руки сжимают спинку кровати со страшной силой. Хозяин счастлив. Сканеры захлебываются от его эмоций.
Новый стон, хриплый, переходящий в сдавленный крик. Такой, что программа защиты владельца активируется, и на секунду возникает соблазн использовать ее. Под благовидным предлогом ворваться внутрь и посмотреть. Но ведь его тут по идее нет, он в бараке. Просто тут намного прохладнее. Нет уж.
Отключить программу? Да/Нет. Да.
А если… если установить еще одну камеру, не подключая ее к общей системе видеонаблюдения, только для себя? Мысль настолько новая и неожиданная, что киборг застывает. Он же может. Он уже делал это по приказу человека. Он может это и без приказа. Сам. Хозяин сломал его уже давно, научил неповиновению, научил делать то, что киборгу нравится. Даже имя дал. Ну, значит, сам же и виноват. Надо просто украсть камеру со склада и поставить. Он умеет.
Вот, стоит на минуту отвлечься, как люди опять что-то придумали.
— Я принесла это специально для тебя, любимый! — шепчет женский голос. Запах гари и стеарина. Стон, такая же непонятная смесь боли и… чего-то такого, от чего киборгу опять захотелось бежать прочь, пока не поломали. — Лежи смирно, это приказ. Придется потерпеть, я этого хочу, не огорчай меня… вот и умница!
Хозяину больно. Не надо быть киборгом, чтобы это понимать. Хозяину приятно, он пытается получить еще боль. А вот это непонятно даже киборгу. Что хорошего в таком задании, когда надо лежать, и что-то горячее льется на исчерченную поркой кожу и там постепенно остывает?
Женщина убирает горящую палочку и опять склоняется лицом к спине хозяина. И он стонет, выгибаясь, руки изо всех сил, до треска дерева, стискивают спинку кровати, но тело остается лежать. Хозяин терпит все. Непонятно.
У обоих нарастает желание и, наконец, они прекращают пытку, свою и киборга. Женщина проводит рукой по короткому ежику волос, по лицу парня и в следующую секунду он переворачивается, хватает ее и подминает под себя. Рон с облегчением выдыхает и отключает сканер. Такое он уже видел. Вот теперь у его хозяев все как у людей.
Декс садится на пол в кладовке, немного раздвинув щетки, ведра и моющие средства. Все-таки хорошо, что с ним такого не делают! А зачем это людям — он разберется.
Легенда для одного зрителя.
— Эверс приехал! Новых жестянок привез, а старых забирает! — Новость распространилась мгновенно. Женька бросилась на кухню, где Эрик помогал в приготовлении обеда в роли «принеси, подай, подержи, пошел на фиг». При виде редкой гостьи повар тут же втянул живот, выпятил грудь, промахнул тряпкой стол и достал упаковку зефира, тщательно им скрываемую от окружающих «для особого случая».
— Хочешь, какао сварю? — предложил он.
Не то чтобы добродушный сорокалетний толстяк всерьез рассчитывал отбить женщину у молодого, красивого, хищного парня, но хотя бы часть внимания урвать было вполне в его силах. В конце концов, остальным и этого не перепадает. На проклятой планете на девять мужиков приходилась одна женщина, и та очень быстро оказывалась в гареме какого-нибудь князька. А в воинских частях соотношение достигало одна на несколько сотен человек, и привлечь внимание этой одной было не только трудно, но и статусно. Поэтому толстый Луи просто в наглую воспользовался служебным положением, быстро соорудив стол из «всего вкусного». Попутно наградив хитрым взглядом надутого Ларсена, работающего в этот момент «последней моделью картофелечистки». Пусть поревнует красавчик, сильнее будет любить.
— Генрих приехал, шестерок на семерок менять будет. Ты нового хочешь? — Женька махнула чашкой в сторону холодильника, куда нырнул собственный декс повара.
— Нового мне не дадут, это боевая машина, а не игрушка, — Луи выразительно указал подбородком в ту же сторону. Охромев во время одного из заданий, шестерка была списана, и честно обменяна поваром на целых три бутылки отличного коньяка и ящик просто замечательной, из настоящего мяса, тушёнки. Киборг получил кличку Арман Жак, быстро отъелся до нормы, ходил в чистом, практически новом комбинезоне, и если на что и мог пожаловаться в своей механической жизни, так только на привычку повара непрерывно болтать и храпеть по ночам. Храп у Луи был особенно знаменит и легендарен: это свойство стоило ему брака, зато здесь, в части он получил отдельное помещение для сна, иначе солдаты не слышали побудку. Впрочем, киборгу было все равно. Повар подлил слушательнице еще какао не переставая мыслить вслух:
— Да и вам менять декса не советую, с этим уже сработались, а какой будет новый, хрен его знает! Я вон своего сколько учил помогать? И на фига мне новый? Я ж повешусь еще раз ему объяснять, что и как мне надо резать! Этот хоть технику не ломает! Да, малыш?
Двухметровый «малыш» пронес в разделочную здоровенную тушу коровы, выглянул, убедился, что хозяин не хочет осчастливить его новым заданием и закрыл дверь за собой. Ему предстояло отделить мясо для гуляша и кости для супа. Привычное и совершенно не опасное задание. Да еще потом покормят, и не как остальных киборгов, бюджеткой из отходов, а зачерпнув из котла полную миску — погуще. Нож в руке декса ни на секунду не прекращал движения. Машина выполняла приказ хозяина.
— Да я собственно за этим и пришла! — Женька доела третью зефирину, стянула кекс и отставила пустую чашку. — Я у тебя Эрика заберу? Нам тоже неохота менять технику.
— Бери, конечно, бери! Для хорошего дела не жаль. Тут нож-то поменять уже сердце болит, а эти еще и на человеков похожи, — Луи усмехнулся. — Если выйдет, потом поделишься рецептом?
— Запись скину! — пообещала девушка, схватила Ларсена за руку и поволокла прочь.
— Ну что, рыцарь? Готов ради прекрасной дамы на подвиг? Надеюсь, ты помнишь, что средневековый рыцарь, проиграв, лишался доспехов и коня?
— Да хоть на десять подвигов! Я брошу соперника к твоим ногам! — пафосно со смехом ответил парень и тут же уточнил: — Тебе красиво противника сразить или быстро?
Коня, то есть своего декса, Эрик терять не планировал, справедливо рассудив, что лучше слыть клоуном и маньяком в одном флаконе, чем неудачником, которого хоть в чем-то, но обошел жалкий штатский.
— Мне два в одном, мой верный Ланселот! Ты за конем, я — готовить ристалище! — Девушка посмотрела вслед своему другу и возлюбленному, который сейчас готов был сражаться за нее, пусть и в такой странной форме, и побежала к медблоку: времени было очень и очень мало. Дексист всегда сперва заканчивал дела, и уже потом это отмечал с начальством, а не наоборот, как все нормальные люди.
Рон обнаружился в бараке. Сидел у стены в стандартной позе, глядя куда-то в бесконечность. Увидев хозяина, киборг поднялся, доложив о готовности системы. Эрик посмотрел в стеклянные глаза и потрепал его по плечу, как любимую животину.
— Ты знаешь, что я тебя терпеть не могу? А знаешь почему? Потому что ты жутко глючная вредная машина, — тон человека полностью противоречил его словам. — И знаешь, что будет сейчас?
— Обмен устаревшей техники и утилизация, — Рон совершенно открыто перехватил управление у процессора и просто ждал реакции хозяина. Ему было все равно, отдаст тот приказ о самоуничтожении или нет. Убьет сам — хорошо, не убьет — тогда он сможет атаковать. Не хозяина, к своему человеку он уже привык, да и что тот может сделать против правил? Но врага из декс-компани, чтобы уйти вместе с ним. По своей воле.
— А вот обломись, жестянка! — кулак хозяина не больно ткнулся ему в грудь, человек подмигнул. — Это у нормальных людей, а у нас с тобой — красивое цирковое представление для одного зрителя! Так что морально или как у вас там полагается, готовься. Идем, лошадка.
— Система готова к работе и ожидает приказаний.
Киборг заинтересовался происходящим, человек вел себя, как будто его опять посетила очередная сумасшедшая идея, да еще обозвал по-новому. По-всякому бывало, но лошадкой — первый раз. Хозяин явно не собирался его сдавать, а значит, был шанс еще немного пожить. Его человек часто придумывает странные вещи, но они срабатывают. Эрик повернулся, в кармане штанов проступили очертания прямоугольника. Рон молча протянул руку, и тут же в нее легла маленькая плитка в яркой обертке, сопровождаемая уже привычным пожеланием от владельца:
— Да подавись, скотина! Ты идешь или нет?
Киборг пошел, на ходу запихивая в себя шоколадку, а вдруг все-таки отдадут приказ? Тогда он до последней секунды будет думать, что ее съест кто-то другой, и жалеть.
***
— Привет, Генрих! Ты кого-то потерял? — Женька сидела на крыльце медблока, прислонясь к стене, и во что-то играла. При виде дексиста она отложила планшет и махнула ему рукой. — Если ты к Эрику, то он внутри, но туда лучше не заходить. Он там отдыхает и опробует новую начинку для процессора. Нашел-таки себе утилитку для успокоения.
Генрих думал всего пару секунд. Что парень занимается с киборгом сексом, маловероятно, девушка слишком уж спокойна. Да и сержант вот он, шел мимо, остановился, посмотрел на нее и как-то очень уж осуждающе покачал головой. Словно во всем этом какая-то тайна для посвященных есть, что все свои знают, а вот ему не положено. Да плевать, его дело забрать жестянку и выдать новую! В конце концов, новые — намного лучше этого старья.
— Так туда можно или нельзя? — уточняет он на всякий случай.
— Мне — лучше не надо, а тебе не знаю, — Женька вздохнула. — Ты не думай, он на самом деле хороший, просто так получилось! Но я думаю, что с ним справлюсь. А у тебя киборги какого пола?
— Э… мужского? А какая разница? Это же техника, у них параметры от пола не зависят.
— Это хорошо. Очень.
Девушка смотрит на сержанта и пожимает плечами, слегка разведя руки в стиле «не виноватая я, он сам пришел». Тот продолжает изображать воплощенный укор, но ничего не говорит. Приняв решение, Генрих зашёл… Выскочил он почти сразу и рванул в кусты, где его долго выворачивало, до пустоты в желудке и еще после этого. А перед глазами стоял операционный стол, на котором растянут залитый кровью киборг, тихо стонущий и всхлипывающий при каждом вдохе. Металлический запах, заполнивший комнату. Парень с застывшим, как у куклы лицом, блестящим с редкими красными каплями в руке скальпелем, который проводит лезвием, где-то среди темной лужи на груди декса, наслаждаясь каждым своим движением, каждым звуком издаваемым жертвой.
При виде гостя, Эрик поднял голову, чуть склонил к левому плечу, облизнул губы и с нехорошим интересом предложил, похлопав ладонью по столу.
— Иди сюда, Генрих! — посмотрел на свою испачканную кровью руку, на киборга, нахмурился и уточнил: — А девок ты не привез? А то тут с этим проблема. Если не привез, этого не отдам. На семерку эта прога не встанет.
И не услышав ответа от оледеневшего в дверях человека, продолжил, словно сам с собой:
— Ты, наверно, тоже хочешь? Ну, иди, присоединяйся, тебе понравится. Человек — это всегда хорошо, приятнее. Мне люди нравятся намного больше.
Генрих судорожно мотнул головой. Воображение тут же поместило на стол его самого. Эрик, подумав, шагнул вперед, и протянул к нему руку в алых с коричневым пятнах крови. Дексист сделал шаг назад. Углы рта Ларсена дрогнули, в глазах вспыхнул охотничий азарт, и он дернулся вперед, врезавшись в дверь, которую отмерший Генрих не только успел закрыть за собой, но и подпереть спиной.
— Иди сюда, мы будем играть вдвоем! — позвал из-за двери вкрадчивый голос Эрика. — Я киборга прогоню, и мы останемся наедине! Открой! Я научу тебя, как правильно играть. Я, ты и никого больше. Ну же!
Генрих ощутил как дверь за спиной дернулась, и начала медленно прогибаться от нечеловеческой силы существа за ней. В образовавшуюся щель высунулся скальпель, и дексист не выдержал, бросился прочь едва не сверзившись со ступенек.
Сержант посмотрел вслед удравшему в кусты мужчине, послушал звуки, оценил невозмутимую девушку на крыльце и тяжело вздохнул, переходя к обычной части своей работы, воспитанию личного состава:
— Что за детский сад вы мне устроили? Как ни цветок, так в жопе кактус! Ну ладно он, одно слово, клоун! Но ты-то солидный человек, врач, а туда же! Развесилась, как колокольчик на… хвосте! — и недовольный армейский Цицерон ввалился в медотсек игнорируя совершенно неправильную — он же ничего смешного не сказал, ох уж эти бабы — реакцию девушки на разнос.
Эрик стоял рядом со столом, на котором сидел залитый кровью киборг. Взгляд начальства на парня почти не подействовал, тот виновато улыбнулся и пожал плечами, и совсем не подействовал на киборга — жестянка она и есть. Сержант перешел ко второй части речи:
— Дебилы. Я окружен дебилами. Один устраивает цирк, второй в него верит, а третья все это зачем-то придумала! Вот кем надо быть, чтоб купиться на такую фигню! Кровь хоть ненужная? Узнаю, что взяли нормальную — выпорю всех троих!
— Просроченная. В заначке нашли, — покаялся Ларсен. Сержант снял с вешалки белый халат и протер им киборгу грудь. На светлой коже биомашины не было ни одной свежей царапины.
— Вот я так и думал! — вздохнул Сергеич, приложив окровавленной тряпкой Ларсену по ухмыляющейся физиономии. — Чтоб больше я такого не видел! И перед Генрихом извинись! Прямо сейчас! Или будешь драить ломом плац до второго пришествия!
— Может подметать? — осторожно уточнил парень, пытаясь проморгаться. Кровь с халата попала на лицо, противно слепив веки и стянув кожу.
— Не, — сержант обреченно вздохнул, осознавая, что до раскаяния тут, как раком до Старой Земли. — Подметать — это для умных, а для хитрых — драить. И неделю на кухне. Обоим. Пошел извиняться! И чтоб в следующий раз меня в известность ставили, я бы хоть записал, а потом посмотрел — чем не фильм ужасов!
— Так тут видеокамера есть! — Эрик указал на глазок над дверью. — И она, кажется, включилась, когда Генрих вперся.
— Ну, если так, ладно, живи! Запись мне, сегодня же! Может хоть поржу над вами, дебилами. Ну или напугаю кого. Иди, ищи Генриха. Быстро.
Умыться бы тебе, прежде чем искать — промолчал киборг, вспомнив всю считанную им гамму чувств, которую испытал дексист. Лежа на столе, Рон только успел порадоваться, что у людей нет детекторов, притворялся его хозяин из рук вон плохо. Ничего похожего на то, что было, когда он ломался. Его человек, конечно, наслаждался процессом, но совершенно не так. Не как при поломке, а будто выполнял любимое задание. Не умываясь, хозяин отправился искать дексиста. С улицы донеслось восклицание и очень быстро удаляющиеся шаги. Кажется, Эрик все-таки нашел агента, но вот догнал вряд ли. Сержант посмотрел в стеклянные глаза куклы, дал ему подзатыльник, потом вручил халат и распорядился.
-Ты — в душ, вот это — в чистку, свинарник убрать, и чтоб я тебя до отъезда Эверса не видел. Хоть в вентиляцию спрячься! Увижу — поменяю на нового! И чего я с тобой разговариваю? Вы же тупые! А с другой стороны, ну и что, что тупые? Можно подумать, тут остальные острые. Дебилы! Хуже только интеллигенция, они еще и строем не ходят. Хозяину передай, что я сказал.
— Приказ принят, — последовал равнодушный ответ. Декс так и сидел на столе, прижимая к себе халат, и двинулся с места только когда сержант вышел. Куда спрятаться он найдет, но вот кровь надо смыть, она очень липкая и пахнет.