Сложно сказать, бывают ли неудачливыми крысы
— как будто само рождение крысой — можно назвать удачей
(Там же)
Альк и Рыска уже немного успокоились, попив отвара из ежи и мятлика — травяной чай, как известно, успокаивает. Альк попытался как-то развеселить подругу, лучше всего получалось не успокаивать и утешать, а именно пошутить, тогда и слёзы куда-то девались, и настроение из печального превращалось просто в ворчливое, даже боевое.
Удивительно было то, что после сражения у Длани Сашия, прошла целая седьмица, а Рыска, хоть и видела кошмары почти каждую ночь, раньше не седела!
Крыс стоял на воротнике её рубашки и взволнованно тыкал холодным носиком в шею. Да и как можно поседеть полностью за один сон? Даже ресницы и брови были почти снежного цвета.
— Ты ринтаркой была ненормальной, теперь будто саврянкой заделалась — и снова нестандарт. Тебе не надоело? — Спросил шутливо Альк.
— Ничего себе, шуточки! Ты лучше скажи, что теперь делать? Судя по тому, что я уже пару раз посетила с утра кусты, тебе обязательно хотелось меня отравить вчера теми грибочками… И прикопать по-тихому.
— Это синие черпуши. Мы их не одно столетие едим.
— То-то вы все белые ходите. Может, это сугубо народное кушание. Что саврянам хорошо, то ринтарцам — смерть! А?
— Хм! Думаешь, что у нас настолько разный состав ферментов, что за одну ночь можно потерять весь пигмент?
— Ферме… Что? Помёт?
— Ты не исправима!
— Ты сам! Что мне теперь, так и ходить, как белый нетопырь? Это пройдёт?
— Нет, боюсь, что теперь ни тебе, ни даже твоим детям, жить в Ринтаре не грозит. Даже в мирное время, ненависть двух народов утихнет ещё не сразу. А в городе мы тебе краску купим — хоть брови и ресницы покрасить. И в кормильне сегодня будем ночевать.
— А волосы покрасить нельзя?
— Они же отрастать будут. Да и краска всё не прокрасит.
Город Венцборк показался через пару лучин неспешной езды. Рыска молчала, всё ещё переживая о том, что какие-то малосъедобные грибочки кардинально изменили все её планы на жизнь. Остаться в Саврии?! Об этом, как и о мужчине, сидящем на соседней корове — хорошо было только мечтать. А вот столкнуться с реальностью оказалось страшновато.
Несмотря на печаль Рыски, Альк ещё больше убедился, что теперь их судьба неразрывно связана — ну куда она пойдёт без него? В родной веске камнями забросают. А в городе жить и укропом раскидываться, как он сам — пивными кружками? Нет. Такому не научишь. Это врождённый боевой характер. Раньше она ему помогала, а теперь сама не сможет без его помощи выжить. Саврянин мечтательно еле заметно улыбнулся, представляя, как обрадуются его невесте родители.
***
Венцборк был крупным городом. Его, как каменным гнездом, окружала рыжая высокая стена с зубцами. За ней виднелись шпили башен и соборов. Вся архитектура была величественной: стены украшала лепнина, мозаика, а стрельчатые окна соревновались между собой по красоте витражей. Камень кладки больше напоминал кость кого-то огромного — гладко вылизанную и просушенную не одно столетие на солнце. Множество арок и колонн, как скелетные рёбра. Здания, будто пытались взлететь и достать не только до небес, но и до самой Хольгиной обители.
— Венцборк — город-венец. Когда-то он был столицей савританской империи, — рассказывал Альк, — там дальше по улице белоснежное здание Академии и Главный Храм Хольги, а перед ним площадь «Семи фонтанов».
— Ух, ты! А можно посмотреть?
— Конечно, кто же тебе запрещает? — снова удивился саврянин.
Умильные и восхищенные ахи и охи стали свидетельством постепенного примирения девушки с миром. Жизнь показалась не такой уж и плохой. Да и как можно думать о каких-то волосах, когда ты такая маленькая песчинка в таком огромном и величественном месте.
Альк не умолкал. Из его долгого рассказа Рыска почерпнула некоторые сведения, относительно архитектуры, хотя… Кому она будет рассказывать про фронтоны, порталы, карнизы, витражи и каркасное строение? Разве что козе под ухо, чтоб стояла смирно и хорошо доилась… Альк знал этот город, знал язык, был образованным — он окунулся в этот чуждый Рыске мир, как вётла в бочку, а девушка всё больше чувствовала разницу их положения. Немудрено, что он звал её весчанской дурой…
Пока Альк ходил в лавку со всякими благовониями, притираниями и кремами, где продавалась ещё и краска для ресниц, к Рыске, стоящей у коровязи, успели прицепиться сурового вида мужички.
— Тешчь, пенкьнэ джученэ. Цо ты ту робишь вшистко сам? (Здравствуй, красивая девушка, что ты делаешь здесь одна?).
— Чекам моега… Пшиачелля, — запинаясь и смущаясь, ответила Рыска. Красивой девушкой на саврянском её называли впервые, а отвечать кому-то кроме Алька было так в новинку. Да и как сказать, кого она ждёт… Своего… Друга? Да, так подойдет.
Но ответ пришёлся мужикам не по нраву. То ли они надеялись познакомиться, а строптивость девицы каралась смертью, то ли Рыска что-то неприличное сказала, а может акцент… Они исподлобья ещё раз внимательно оглядели её белые ресницы и брови, и настоятельно попросили её пройти с ними, подкрепив это заламыванием рук. Из-за ворота рубашки показался сонный крыс и ощерился в ответ. Рыска пискнула. Ей на голову надели чёрный, пропахший потом да мышами, мешок и оглушили.
Его кожа останется гладкой, нетронутой. На ней все так же зазывно будут плясать тени, то скрывая, то подчеркивая совершенство линий. Он попрежнему желанен, цвета золотистого плода, с черным шелком спутанных волос, в переплетении натянутых жил и связок. Но где-то в глубине его разума, за туманом зрачков, происходит черная работа, где-то иглы вонзаются, извлекаются, смачиваются кровью и вновь погружаются в эфирную плоть, где-то проступает несмываемый, неизлечимый рисунок.
***
Его давно нет, а голос все звучит. «Нет у нее никакой головной боли». Как же это? Зачем же тогда она посылала за ним? Прихоть? Каприз? Не пожелала воспользоваться услугами Оливье?
Так бывает. Знатные дамы не доверяют чужим врачам. Их удерживает природная стыдливость. Врач, как и духовник – хранитель тайн. Он свидетель и участник самых важных событий – рождения и смерти. Ему поверяют стыд. Врач видит своего пациента разоблаченным, без покровов, в первородном грехе. Женщине допустить это трудно. Жанет д’Анжу, безрассудная и отчаянная, может оказаться стыдливей монастырской затворницы, для которой нет испытания мучительней, чем доверить свою тайну мужчине.
Она почувствовала себя дурно и послала за своим врачом. Это естественно. Но почему Анастази говорила так странно? Голос у нее прерывался. И фразы звучали как заученные. Она притворялась, но готова была шумно выдохнуть и признаться. Что она скрывает?
«Нет у нее никакой головной боли. И не было».
Но если не было, то зачем? Зачем Жанет посылала за своим лекарем? Не затеяла же она все это ради меня?! Я качаю головой в ответ на собственные мысли. Какая самонадеянность! Чтобы знатная гостья пустилась ради меня в такие рискованные хлопоты! Инсценировать собственную болезнь, отрядить гонцов, убедить Анастази… Нет, это невозможно. Ради чего? Это было бы объяснимо, будь я тайным наследником престола или обладателем сокровищ.
Но я – всего лишь чужой любовник. Тогда зачем? Заслужить благодарность сестры?
Это не так уже невероятно, как может показаться. Жанет вернулась во Францию после многолетнего отсутствия, она здесь чужая. Поддержка сестры, Клотильды Ангулемской, означала бы лояльность королевы-матери и партии принцев. Оказав небольшую услугу, вылечив меня, Жанет получила бы право на дружеский прием, ее признали бы равной.
Я не могу объяснить ее неожиданную любезность по-другому. Нет у меня аргументов в пользу другой версии… Если только… Но это и вовсе невероятно! Она меня… пожалела? Меня, безродного, жалкого узника, пожалела знатная дама. Пожалела женщина, которую с герцогиней связывают кровные узы, дочь того же венценосного отца, почти двойник, копия.
Поверить в это все равно что поверить в чудо. А я давно не верю в чудеса. Так же как не верю в Бога. И вот мне снова предлагают поверить в воскресение Лазаря, подойти к пещере и отвалить камень.
Забавно. Что же это получается? Жанет д’Анжу, разыгрывая спектакль, спасает меня от мигрени? Она или сошла с ума, или… или… Не знаю, что «или».
Если она притворялась, то мастерски! Я помню ее нежные, теплые пальцы, ее встревоженный взгляд; помню, как она склонялась надо мной, как шептала слова утешения… И мне становилось легче, честное слово! Я мог оказывать сопротивление, мог дышать. Я слышал стук ее сердца, прямо над головой, как слышит сердце матери нерожденный младенец. Я не мог ошибиться, и она не могла сыграть так искусно. Да и зачем ей было играть? Ни просьбы, ни угрозы, ни выгоды. Она могла отступить, брезгливо подобрав юбки, и дожидаться рассвета в стороне. Но она предпочла разделить это со мной, спустилась по той же лестнице и удерживала на самом краю. Но зачем? Я не понимаю… не понимаю. Если нет заговора, нет первоначального плана, то… Ах, что же я голову ломаю! Да просто все – она позабавилась. Оказалась в доме успешной, самоуверенной родственницы и обнаружила красивую игрушку. Чем не начало сюжета? Да и средство обмануть ревнивую сестрицу нашлось – моя очень кстати пришедшаяся болезнь. Осталось подослать переодетого доктора. Или даже обрядиться в этот костюм самой. Чем не сюжет для уличного театра? Герцогиня Ангулемская в роли рогатого мужа, надутого, важного доктора права, Анастази – Смеральдина. Липпо, разумеется, – Бригелла. Любен – Труффальдино, а я… Кто же тогда я? Тут выходит небольшая путаница. Согласно законам жанра у профессора права
есть юная супруга, Лючинда или Джульетта, которую он отчаянно ревнует. У супруги тайный воздыхатель. Всеми правдами и неправдами он пытается проникнуть в дом, где ревнивый муж прячет свое сокровище. В ход идет подкуп, переодевание, сонное зелье и, в конце концов… В конце концов ревнивый тиран обманут, и влюбленные соединяются. Но в нашей пьесе все поставлено с ног на голову, я выступаю в качестве приза, а сеньор Панталоне – в женском обличье. Воображаю герцогиню в судейской мантии, в черной скуфейке и помимо воли начинаю смеяться. И хохочу все громче. Она позабавилась, но как изящно, как ловко. Псевдоученый доктор права, надутый и важный. Рогоносец. На звук моего смеха появляется Любен и таращится на меня с испугом. Как же он соответствует своей роли! Сеньор Труффальдино. От смеха не могу вымолвить ни слова. Любен бросается ко мне.
– Сударь, вам плохо?
– С чего ты… взял? Наоборот! Нет, нет, я не спятил. И рассудок мой в полном порядке. Я всего лишь вспомнил одну пьесу, итальянскую… Ее как-то давали на ярмарке в Сен-Жермен. Живо так представилось. На тебя взглянул и подумал… Одним словом, напомнил ты мне одного малого.
Любен только растерянно взирает. Наконец, отсмеявшись и отдышавшись, я делаю ему знак приблизиться.
– А что там у мэтра Ле Пине к обеду? Сгораю от любопытства.
— Думаете, он рассердится? — Дэн, сидевший на широкой больничной кровати скрестив ноги, нерешительно взвесил на ладони инфокристалл, глянул на доктора из-под спутанной челки. Выглядел рыжий куда лучше, чем несколько дней назад, хотя бледность и темные круги под глазами придавали ему болезненный вид.
Вениамин снисходительно усмехнулся.
— Переживет. Даже если будет злиться, то не на тебя, а на меня.
В глазах Дэна мелькнула озабоченность.
— Мне бы этого не хотелось.
— Не бери в голову. — Доктор мягко опустил ладонь на плечо рыжего. — Уж Стасов гнев я как-нибудь переживу, не впервой. А может и не станет он злиться, в конце концов, ближе тебя у него нет никого. Ну, не буду тебе мешать.
С этими словами он вышел из палаты, плотно прикрыв за собой дверь. Остановился на пороге, прерывисто вздохнул, ощущая странный холодок под сердцем. Нет, все вроде не так страшно, состояние Дэна стабилизировалось. И пациентом он был просто идеальным, в отличие от Стаса, который начинал практически сразу выносить мозг всем врачам и медсестрам и норовил поскорее сбежать из-под их опеки, или Теодора, чья неугомонная натура требовала развлечений, с больничным распорядком совершенно несовместимых. А Дэн… Он послушно выполнял все, что ему назначали — глотал лекарства, терпел уколы, анализы и обследования, неподвижно лежал под капельницей сколько нужно. Только раз попытался протестовать — когда у него отобрали комм, перенастроив все входящие звонки на Стаса, и перекрыли удаленный доступ с планшета к рабочим базам. Но довольно быстро смирился. Волноваться Вениамину было совершенно не с чего. Разве что Дэн казался ему уж слишком спокойным. За богатую врачебную практику доктору Бобкову попадались совершенно разные пациенты — в диапазоне от тех, кто относился к своему здоровью легкомысленно-наплевательски до патологических ипохондриков, вечно подозревающих у себя смертельные болячки и не находящих себе места из-за малейшего чиха. Дэн легкомыслием никогда не страдал, как и склонностью к необоснованной панике, с инстинктом самосохранения у него было все в полном порядке. Но сейчас он вел себя так, словно его не увезли на скорой четыре дня назад прямо из офиса, а он просто взял небольшой отпуск и внезапно решил провести его в клинике своего друга. Это казалось Вениамину странным и слегка пугающим. Чудилась ему в абсолютном спокойствии некая обреченность. Хотя, вполне возможно, доктор просто себя накручивал, они ведь все здорово переволновались. В любом случае все пожелания дорогого ему пациента, не идущие вразрез с лечением, он старался выполнять, и когда Дэн спросил, нельзя ли ему увидеть стасов архивный фотоальбом, тут же ответил утвердительно.
Вставив инфокристалл в разъем на планшете, Дэн раскрыл всплывшие вирт-окна с изображениями каскадом и двумя движениями настроил слайд-шоу.
Ему изначально казалось странным, что люди так стесняются своих старых фотографий. Помнится, Тед прямо-таки рычал на Лику, которая притащила к ним на корабль детский фотоальбом братца. Потом он понял, почему так происходит — в детстве все люди маленькие, беспомощные и смешные. Став взрослыми, они, как подсознательно, так и сознательно, хотят выглядеть в глазах других людей как можно сильнее, умнее, привлекательнее и круче, они не хотят, чтобы их видели маленькими, беспомощными и смешными. Такие странные. По мнению Дэна, им стоило бы всюду таскать с собой детские фото и всем показывать, потому что именно это делает людей настоящими людьми — бесценный опыт естественного взросления. Удивительно осознавать, что вот этот серьезный круглощекий двухлетка со слегка потрепанным плюшевым медведем — это Стас. И хохочущий голенастый пацан со смешным хохолком на макушке и забинтованной левой коленкой, это тоже он. И угловатый подросток с косой русой челкой, сосредоточенно заряжающий пневматическую винтовку в тире. И юноша в форме курсанта военной академии.
А еще на старых семейных снимках было много очень явных человеческих эмоций. Нежность, с которой улыбчивая молодая женщина с ямочками на щеках удерживала на коленях крошечного сынишку; неприкрытая гордость пацаненка, восседающего на плечах у отца; смущенный вид подростка на школьном групповом фото, к которому недвусмысленно прижималась уже заметными округлостями на груди девчонка в короткой юбке. И счастливо-мечтательный взгляд Стаса на одной из курсантских фотографий, где его собственническим жестом обнимал за плечи темноволосый парень чуть постарше. Дэн вдруг вспомнил, что есть один снимок, из недавних — на нем его самого примерно также приобнял Стас. Так же, или немного по-другому? Он не настолько хорошо изучил тончайшие оттенки жестов. Правда, они на снимке не вдвоем — дело было на корпоративе, в кадр попали и другие люди. Еще в его личном архиве есть куча фото с командой «Космического мозгоеда» и командой «Сигурэ», Вадимом, Аликом, отпрысками Теда и Полины, с Кирой и некоторыми сотрудниками ОЗК, с коллегами, партнерами по бизнесу, просто случайными людьми. А чтобы он и Стас вдвоем — ни одного. Даже когда они вместе отдыхали, всего лишь несколько раз за прошедшие годы. И то получалось бестолково — им звонили, находились срочные дела. Правда, были те четыре дня на острове Ним, когда из-за бури пропала связь с внешним миром. Лучшие четыре дня в его жизни.
Досмотрев альбом, Дэн вынул инфокристалл, аккуратно положил на прикроватную тумбу рядом с кружкой и отвернулся к панорамному окну, бездумно наблюдая, как на раскинувшийся внизу город медленно наползают сумерки.
***
Камера в полицейском участке юго-западного округа Макрополиса, являющегося на Татууме чем-то вроде столицы, была вполне стандартной — приглушенный свет, широкие нары вдоль стен, примитивный санузел за пластиковой перегородкой. Внутрь помещалось максимум восемь человек стандартной комплекции — так, чтобы не стеснять друг друга. Что касается задержанных ксеносов, то для них имелся отдельный участок-распределитель со специально подготовленным персоналом, что помогало избегать массы проблем. Согласно правилам, поскольку спальных мест в камере предусмотрено не было, максимальный срок передержки здесь арестантов составлял двенадцать стандартных часов.
На сей раз «гостей» оказалось пятеро. Очень, надо сказать, необычных гостей. Под наблюдением дежурного офицера и двух служебных дройдов они, один за другим, послушно переступили ограничители силового барьера, и даже наручники с них перед этим снимать не пришлось — ребята из полицейского наряда, производившего задержание, на удивление, поверили им на слово, что они и без наручников не попытаются бежать или сопротивляться. Тот, что оказался в камере последним — высокий, с военной выправкой и седым ежиком волос — вдруг развернулся и сделал шаг назад, но тут же отпрянул, услышав предостерегающее гудение уже включенного барьера.
— Эй, офицер! С нами было еще двое, мы хотим знать где наши друзья!
Молодой, атлетического сложения парень с вьющейся каштановой шевелюрой, одетый в светло-серую униформу, озадаченно склонил голову на бок. Потом, догадавшись, о ком идет речь, вполне доброжелательно ответил:
— Аааа, вы про киборгов. Так их запрещено держать вместе с людьми. Не волнуйтесь, они недалеко отсюда, буквально по соседству.
Офицер Йозеф Липницкий служил в полиции на Татууме уже четвертый год. С детства зачитывался детективами и, разумеется, лелеял мечту вскоре перейти в оперативно-следственный отдел в качестве стажера. А пока что тренировал свои дедуктивные способности, пытаясь угадать по внешнему облику арестантов их профессию, возраст, привычки и уровень морального разложения. Увы — местный контингент крайне редко давал ему богатую пищу для размышлений и предположений, ограничиваясь вполне стандартным набором из мелких воришек, разного рода мошенников, пьяных драчунов и скандалистов. Йозефу обычно хватало пары минут для максимально точного портрета нарушителя закона, который он потом сверял с документами, чтобы проверить свои догадки. Нынче же задачка попалась позаковыристей, и дело было даже не в личностях задержанных, двое из которых были ему известны, поскольку периодически упоминались в местной прессе. Молодому полицейскому было крайне любопытно — что же связывало известного врача и главу крупной транспортной компании с бывшим кобайкером и двумя странными типами, сильно смахивающими на копов? Как в их обществе оказались двое киборгов, тех самых, которых сперва называли «сорванными», а потом «разумными»? Снимки одного киборга, кстати, тоже частенько появлялись в СМИ в разделах, посвященных искусству и шоу-бизнесу, и это усиливало интригу. Зачем эти вполне респектабельные и законопослушные граждане устроили безобразную драку в фешенебельном ресторане? Они ведь даже не пьяны или, по крайней мере, не выглядят таковыми.
Вежливо пожелав арестантам спокойной ночи, хотя снаружи уже занимался рассвет, Йозеф удалился на свой пост тренировать дедукцию, и уже у выхода услыхал негромкий голос доктора, что произнес со страдальческим вздохом:
— Мне было бы крайне интересно узнать — зачем ты это сделал? А, Стасик?
А начиналось все вполне благопристойно.
— Что-о-о?! Вы не хотите?! — Брови Теда сперва поползли наверх, потом к переносице. — Вениамин Игнатьич, ну вы чего?! Нельзя же так! Мальчишник перед свадьбой — это святое. Помните, как на моем весело было?
Упоминание сего знаменательного события в жизни Теодора Лендера заставило Вадима слегка покраснеть, Роджера прикрыть лицо растопыренной пятерней, а на лицах Вениамина и Станислава появилось почти одинаковое выражение, свидетельствующее о жгучем желании навсегда вычеркнуть тот день из своей памяти.
Уловив общий настрой, Тед разочарованно хмыкнул, потом воздел указательный палец кверху и глубокомысленно изрек:
— Нельзя поддаваться старению и унынию! Сильные впечатления разгоняют кровь, благодаря им чувствуешь себя по-прежнему двадцатилетним.
Вениамин поморщился.
— А мне вот кажется, что нам всем сильных впечатлений уже хватило на несколько реинкарнаций вперед.
— Так что ж теперь, — не сдавался бывший кобайкер, — будем накануне свадьбы сидеть дома и смотреть фильмы под кофеек? Фу! — Его подвижная физиономия изобразила крайнюю степень отвращения.
Спор прервала Марианна, как раз появившаяся в гостиной в сопровождении дройда, несшего напитки и закуски для гостей.
— Сидеть дома — это и вправду не очень хорошая идея. Так что я забронировала вам столик в «Полишинеле» на сегодняшний вечер.
Название заведения заставило Вениамина просиять; поймав невесту за руку, он запечатлел нежный поцелуй на тыльной стороне ее ладони.
— Это то самое пафосное местечко, где столики за полгода вперед бронируют? — уточнил Станислав.
Доктор кивнул.
— Ну… — Роджер многозначительно шевельнул бровями, — звучит так, как будто приключения нам там не грозят.
Вадим лишь неопределенно повел плечом, явно оставляя вопрос на откуп большинству, а Тед произнес с кисловатой миной:
— Кормят там и вправду неплохо, да и пиво вполне себе. Чутка напрягает весь этот антураж, но раз мы теперь такие скучные и респектабельные, то надо соответствовать. Дэньке вот точно понравится — десертов там на десять страниц меню. Жаль, Михалыч только завтра прилетает. А может, и не жаль — ему вчера на Лёшкином вручении диплома уже пришлось в приличный костюм с галстуком упаковываться, а тут еще и пафосный ресторан на его бедную бороду, вернее голову.
Ресторан «Полишинель» уже третий год удерживал первенство по популярности у местных селебрити и толстосумов, хотя и для простых смертных он тоже был доступен, если, конечно, бронировать столик очень и очень заблаговременно. Заведение, оформленное в стиле старой Европы, весьма успешно сочетало в себе пафос и уют, а вышколенные официанты в составе четырех человек и двух киборгов Mary обеспечивали гостям ненавязчивое, но безукоризненное обслуживание.
К радости Вениамина, да и всех остальных тоже, столик им достался в противоположном углу от большой и довольно шумной компании мужчин, в которых Стас без труда опознал своих бывших собратьев по армейскому ремеслу. Мимолетом он подивился, что десантура гуляет в подобном месте. Хотя немолодой возраст и дороговизна костюмов шумных гостей свидетельствовала о том, что, подобно ему самому, эти ребята более чем слегка продвинулись вверх по социальной лестнице.
Спустя час с лишним даже Теодор уже не жалел о решении провести вечер именно здесь. Они все так редко собирались вместе, а поговорить им было о чем, и было что вспомнить, а еда и напитки не вызвали бы нареканий даже у самого привередливого гурмана. Бокалы и пивные кружки в очередной раз наполнились и опустели; Ланс ковырялся во второй порции салата, а Дэн доедал третий десерт, беседа текла неторопливо и умиротворенно, изредка прерываясь взрывами смеха. В какой-то момент Стасу понадобилось отлучиться в туалет, а на обратном пути его окликнули по имени.
— Надо же! Старшина Петухов! На ловца и зверь бежит, как говорится.
Широко улыбающийся субъект поднялся из-за стола, где разместились бывшие вояки, и двинулся навстречу. Ровесник Стаса — коренастый, крепкий, явно не растерявший формы, несмотря на возраст. Лицо казалось смутно знакомым — не удивительно, годков прошло уж немало с тех пор, когда он в последний раз виделся с кем-то из бывших сослуживцев. Память, тем не менее, вытолкнула на поверхность имя — Золтан Франек по прозвищу «Рябой». Сейчас неровные пятна веснушек были почти незаметны под золотистым загаром, короткий ежик армейской стрижки сменился копной волос с обильной проседью, небрежно зачесанных назад, а замызганный камуфляжный комбинезон сшитым на заказ костюмом. В армии они не были друзьями и даже приятелями — однажды взвод Франека спас Стаса и его ребят от верной гибели, потом они пару раз выпивали вместе, и на этом все.
Стас шагнул вперед, протягивая руку.
— Вот так встреча. Какими судьбами в наших краях?
Франек с силой стиснул его ладонь, попутно хлопнув по плечу от избытка чувств.
— Да вот, с бывшими сослуживцами пересекся, хотим один проект замутить. Про тебя я слыхал, неплохо ты развернулся, такой кадр нам бы не помешал. Вчера вот связывался с твоим офисом, мне сказали ты в отпуске на несколько дней, а тут такая удача. Может, отойдем, перетрем? — Франек многозначительно кивнул в сторону барной стойки.
Стас мигом ощутил досаду с толикой раздражения. Ну вот, опять. Они с Дэном приложили массу усилий, освобождая эти дни от рутины, деловых встреч, звонков и прочих отвлекающих факторов, чтобы без помех провести время с близкими друзьями, сейчас у него не было ни малейшего желания говорить о каких-то там проектах.
— Слушай, извини, я тут не один… Сам понимаешь.
Но Рябой не отвязался, лишь еще шире растянул губы в улыбке.
— Да ладно, ты ж не с бабой, а приятели твои не заскучают. И это на пяток минут всего. Я тебе в двух словах ситуацию обозначу, а позже детально обговорим. Ну, будь другом.
Стасу подобная настойчивость на грани назойливости в принципе не нравилась; лихорадочно соображая, как бы повежливее отказать, он мимолетно кинул вопросительный взгляд на Вениамина, и тот, улыбнувшись, махнул рукой, словно давая добро на отлучку. К сожалению, Франек тоже истолковал жест доктора именно так.
— Ага, видал — тебя отпускают.
Стаса увлекли к барной стойке, поставили перед ним стопку с желтоватой жидкостью — армейские пятьдесят граммов.
— Ну, — выдохнул Франек, — сперва, как полагается, за тех, кто не вернулся.
За такое полагалось пить залпом и до дна; Стас поставил на стойку опустевшую рюмку, ощущая легкий шум в голове — до этого он выпил не то чтобы много, но и не так уж мало.
Сразу переходить к делам — это моветон, поэтому первые минут десять разговора вкратце обменялись новостями о себе и об общих знакомых. На трезвую голову Стаса резанула бы чрезмерная фамильярность собеседника, теперь же общение с ним будто с закадычным другом казалось ему всего лишь немного странным.
— Я вон тоже после армии замутил прибыльное дельце, неплохо поднялся. — Франек отобрал у бармена бутылку и сам вновь наполнил их со Стасом рюмки. — Потом женился, а после развода эта стерва вместе со своим хитрожопым адвокатом-авшуром отсудила у меня половину нажитого непосильным трудом. — Глаза Рябого слегка остекленели от выпитого, на скулах багровел румянец, а губы странно подергивались. — Теперь снова приходится крутиться. У тебя вот хватило ума не жениться, уважаю. Слыхал, ты с киборгом мутишь.
Уловив в глазах собеседника какое-то болезненное любопытство с оттенком снисходительного сочувствия, Стас слегка протрезвел. До него вдруг дошло, что Франек не только звонил к ним в офис, он еще и собирал о нем информацию. Это не было чем-то из ряда вон выходящим, в конце концов, они с Дэном тоже старались побольше узнать о своих потенциальных деловых партнерах, но обсуждать свою личную жизнь с кем-то помимо самых близких друзей Стас не собирался, да и тема киборгов считалась довольно скользкой.
— Не, я не осуждаю, не подумай, — продолжал Рябой, — знаю нескольких парней, которых после армии так закоротило на жестянках, что не могли никак обратно ни на баб перекинуться, ни на мужиков. Что-то вроде ПТСР, так мозгоправы говорили.
Стас словно закаменел; хмель, кажется, почти полностью улетучился из его головы, но в ушах нарастал тонкий тревожный звон, будто туго натянутую струну задели и она вибрировала. Воспоминание более чем тридцатилетней давности нахлынуло внезапно и остро, в один миг переместив его из ярко освещенного зала ресторана в полумрак и сырость подземного бункера на Сириусе-9.
— Петухов, откуда ж ты взялся на мою голову такой правильный и принципиальный? — Майор Кречет — пожилой, кряжистый, с тонкой полоской усов над верхней губой — затушил сигарету в пепельнице, задумчиво проводил взглядом струйку дыма, уплывающую через вентиляцию, и вновь обратил тяжелый взгляд на старшину.
Тот глаз не отвел — расправил плечи, прищурился и выпятил вперед подбородок.
— И что ты предлагаешь мне сделать? Наказать виновных? Знаю, свою роту ты держишь в ежовых рукавицах, ничего подобного не позволяешь. Но ты десантура — сегодня здесь, завтра там. А ко мне ребят присылают как в ссылку, потому что сидеть месяцами в этой дыре, где ни магазинов, ни борделей, некуда даже в увольнительную выйти, это реально на тюрьму похоже, некоторых вон срывает — и стреляются, и вены режут, и поножовщину устраивают. Моя задача такого не допускать, поэтому я на некоторые вещи закрываю глаза, выбирая из двух зол меньшее. Киборгов калечить я не позволю — они армейское имущество и немалых денег стоят. Но если какой-нибудь озабоченный придурок присунет безмозглому и бессловесному оборудованию — никому от этого особого вреда не будет. От неуставных отношений вреда куда больше. И не надо мне сейчас про нецелевое использование и моральный облик бойца. Ты уже не первый год служишь, чтобы розовые очки носить. Так что ступай-ка ты, Петухов к своим парням. Завтра у вас важная миссия, а через недельку, глядишь, перебросят тебя в другое место. А мне тут оставаться. Ступай, голубчик.
Вынырнув из воспоминания словно из вязкого омута, Стас понял, что он где-то около минуты просто молча глядит на Рябого. А того каменное молчание собеседника не смущает и он продолжает что-то нести про киборгов; глаза у него уже не стеклянные, а какие-то маслянистые, и пьян он намного больше, чем поначалу показалось Стасу, с человеком в такой кондиции он уж точно не согласился бы обсуждать дела.
— … так вот, был у меня один после армии. Списанный, ясен пень, на выходное пособие особо не разгуляешься, качественная иришка в копеечку влетала, такое добро только для богатеньких доступно было. Полезным оказался, во всех отношениях. Слушай, а ты своему полную прошивку от Irien-а накатил или отдельные утилиты закинул? А то ведь DEX что кукла резиновая — впялится в стенку и с места не сдвинется…
Звон в голове нарастал, струна перетягивалась все больше, грозя оборваться. Стас стиснул зубы, подумав, что теперь, наверное, он понимает, каково это, когда у тебя включается боевой режим и ты начинаешь убивать просто потому, что физически не можешь этого не делать. А потом он как-то отстраненно проследил за своим кулаком, который взмыл вверх и по короткой траектории с размаху впечатался в рябую физиономию с маслянистыми глазами.
Лес умирал. Наверное, это случилось не так давно, потому что кое-где деревья еще боролись за жизнь, выпускали бледные, длинные побеги, но большинство растений стояли сухими, и побуревшие листья ковром устилали землю под ними. Такую же мертвую на вид, красную и растрескавшуюся.
Зато холодно здесь не было — даже сейчас, в сумерки, ветер был теплым и комфортным. Сек посмотрел на давно уже бесполезные часы: они разве что отсчитывали прошедшее время, и то вряд ли точно. Прошло около двенадцати часов. Спать не хотелось, но голова почему-то кружилась, а тело ощущалось слишком легким и каким-то вялым. Возможно, сказывался недостаток сахара в крови, Сек покопался в карманах, нашел леденец и сунул его в рот. Конечно, это не заменит полноценного приема пищи, но может придать немного сил.
ТАРДИС превратилась в странное подобие засохшего сада камней: нагромождение глыб, поросшее пожухлой травой. Хотелось надеяться, что датчик радиации не соврал, и здесь все в порядке. Что здесь не случилось какой-нибудь ядерной войны или чего похуже: судя по всему, планета раньше была обитаема. Прямо перед ним, не дальше километра, среди высоких, больше похожих на застывшие волны холмов, стояла огромная пирамида — идеально правильной формы и украшенная ромбовидным орнаментом.
Цивилизация была, видимо, высокоразвитой. Может, это обычные индустриальные загрязнения? Сек наклонился, подобрал щепоть песка и растер между пальцами. Песок как песок. Впрочем, без лабораторных тестов все равно невозможно было определить, что здесь случилось. Небо над головой стремительно темнело, солнце давно опустилось за горизонт, но яркая белая звезда, висевшая почти в зените, разгоралась все сильнее, светила неживым холодным светом. Наверняка спутник или соседняя планета — газовый гигант с окраин системы, судя по расположению над горизонтом.
Возвращаться в ТАРДИС нельзя, она может улететь в любую минуту, а Мортимусу надо оставить возможность догнать его. Сек глубоко вздохнул, неожиданно закашлялся от слишком сухого воздуха и пошел вперед, к пирамиде. Она недалеко, заблудиться здесь будет сложно, а любопытство — это одно из ведущих человеческих качеств… и не только человеческих. Сек улыбнулся. Мортимус когда-то говорил ему, что любопытство — самая поощряемая черта у таймлордов. Разум движется вперед благодаря любопытству.
Он шагал по умирающему лесу, слушая тихий хруст листьев под ногами. Этот звук умиротворял, создавая ложное чувство безопасности, хотя, скорее всего, ничего живого в этом лесу и не было. Ничего потенциально опасного. Темнело, ориентироваться становилось все труднее, но свет белой звезды отражался от металлических сегментов пирамиды — и Сек шел дальше. Повернуть назад казалось проигрышем — иррациональное чувство, не имеющее особого смысла, но все же.
Ноги словно налились свинцом, а голова — наоборот, кружилась все сильнее. Сек остановился и схватился за сухую ветку, пытаясь удержать равновесие. Такого с ним еще не случалось — и это не было похоже на лучевую болезнь. В горле саднило, конечно, но больше никаких совпадающих симптомов. Наверное, все-таки стоило вернуться в ТАРДИС. Это интоксикация; вероятнее всего, виновато загрязнение, причем слишком сильное, чтобы даже его продуманный организм смог выдержать долго. Пирамида была так близко — казалось, протяни руку и дотронешься, но… Сек попробовал сделать шаг и едва смог удержать равновесие.
Он вцепился в ветку и зажмурился. Метафора «все внутри похолодело» раньше казалась Секу глупой и преувеличенной, а оказалась по-настоящему живой и точной. Интоксикация от внешней среды не могла наступить так быстро; это что-то внутреннее, разладка систем организма, которые не должны были разлаживаться ни при каких обстоятельствах! Сердце стучало очень быстро, но с каким-то провалами, пульс болезненно отдавался в голове, во рту пересохло, горло болело, словно после стакана кипятка. Надо было возвращаться немедленно! Если получится. Нет, нет, это настоящая паника. Паниковать ни в коем случае нельзя. Сек закусил губу, сосредоточился (голова кружилась слишком сильно), выпустил ветку и сделал шаг.
Потом он увидел женщину.
Рыжая, встрепанная, как земной воробей, но одновременно какая-то ладная и собранная, она стояла среди деревьев и молча смотрела на него. Настоящий, живой человек. Ее лицо ничего не выражало, но глаза были яркими, умными и, пожалуй, недобрыми. Женщина так сильно контрастировала с засохшей растительностью, словно и не принадлежала этому миру. На секунду Сек испугался еще сильнее. С ним никогда не случалось галлюцинаций, но с ним и многого другого не случалось. А вдруг его мозг придумал эту женщину — единственное живое существо на умирающей планете, которое могло бы спасти его? Вдруг это бред воспаленного воображения?
— Почему… я так хорошо… вижу… тебя… в темноте? — спросил он у женщины. Слова получались с трудом, вылетали отрывисто, как когда-то давно, до того, как Сек научился произносить фразы плавно и интонируя, как люди, как социальные разумные виды.
— Твои зрачки… зрачок расширен, — ответила женщина, сильно грассируя, и на ее лице мелькнуло странное выражение — то ли отвращение, то ли радость. — Ты болен и скоро умрешь, это один из симптомов.
— Симптомов чего?
— Болезни, — ответила женщина и смерила его взглядом с головы до ног. — Видишь ли, это Хро Б’Брана, планета Чумной звезды — вон она, в небе, не пропустишь.
Сек поднял голову, но мир вдруг завертелся, как бешеный, вокруг белой сияющей оси, точки, горящей в зените, а потом опрокинулся набок. В спину несильно, но ощутимо толкнулась земля. Болен? Не может быть. Он не мог заболеть, это исключено, исклю…
Женщина, хрустя на каждом шагу листьями, подошла и склонилась над ним. От нее пахло чем-то сладким и животным, совсем не похоже на человека, за плечом сияла звезда, и казалось, что вокруг ее волос светится нимб — почти как на человеческих религиозных изображениях.
— Помоги… мне, — попросил Сек, а потом по телу прокатилась горячая неприятная волна, и он, не в силах контролировать себя, схватил женщину за шею, притянул к себе и поцеловал. Губы ее были холодные как лед, и это было даже приятно, она не ответила, но и не отстранилась. Потом оттолкнула его — легко, но Секу не хватило сил даже просто держать руку поднятой.
— Гормональные всплески, — сказала женщина с живым интересом. — Вторая стадия. А ты хорошо держишься! Хруун от этого умирали за пять минут.
Она подхватила его подмышки и потащила по сухой листве — неожиданно сильно дернув и с гораздо большей легкостью, чем можно было ждать. Звезда, запутавшаяся в мертвых ветках, трепыхнулась и поплыла в сторону. Женщина улыбнулась, и надежда снова перестала казаться зыбкой.
— Посмотрим, что ты такое…
***
Потолок терялся где-то в вышине. Сек резко поднялся: сердце колотилось очень быстро, все стало болезненно четким, ярким и насыщенным, мысли летели с бешеной скоростью. Здесь было холодно, темно и мертво. Светила только лампа-прожектор, освещавшая металлический стол, похожий на операционный, и от этого субъективно слишком яркого света болел глаз. Сек встал на ноги: головокружение почти прошло, но оставалось на краю сознания. Неприятное чувство. Колени дрожали.
— Я ввела тебе стимулятор, это даст еще полчаса, — сказала женщина и, вытащив из пневмошприца ампулу, метко бросила ее в мусорную корзину. — Ну? Рассказывай, как очутился здесь. Ты один?
Отвечать правду будет очень глупо, если сказать, что не один — она, может, испугается и отпустит его? Нет, нет, это еще глупее, надо, чтобы она помогла, а не отпустила. Мысли путались, и вместо ответа Сек просто кивнул.
— Я так и думала, — сухо отозвалась женщина. — Если бы ты мне соврал… Отключи свою дурацкую маскировку! Здесь нельзя использовать биотехнологии, ты не можешь в таком состоянии удерживать нужный образ, а ведь твоя голопроекция рассчитана на это, да? На этой планете никто и ничто не может выжить, разве что ему очень повезет или у него есть нужные ресурсы и знания… — Женщина скривилась почти болезненно, и Сек вдруг понял, что она такая же жертва, как и он сам, застрявшая в одиночестве на мертвой планете, может, потерявшая спутников.
— У меня есть корабль, — сказал Сек. — Я могу тебя забрать. Помоги. Пожалуйста.
Действие стимулятора постепенно сходило на нет куда быстрее, чем должно — возможно, из-за метаболизма или чего-то другого, стоять не было сил, и Сек опустился на пол, сел, скрестив ноги, и отключил голографический модификатор. Женщина вдруг сжала губы и бросила на него жесткий, неприятный взгляд.
— Погоди, я соберу образцы, — сказала она. — Эта планета — настоящая сокровищница мутаций. Нельзя их бросить.
Интересно, а он, по ее мнению, тоже входит в эту сокровищницу? Сек с трудом улыбнулся: наверное, нет. Ведь ясно, что он не с этой планеты, такой же чужак, как и она. Правда, она — человек, а он только наполовину. Как… как ей удалось выжить здесь? Женщина издевательски медленно укладывала пробирки, ампулы и инструменты в крохотный чемоданчик, в котором давно должно было закончиться место. Голова закружилась опять, на этот раз гораздо сильнее, и заболела неприятно, монотонно и неотвратимо. Сек лег на пол и сжался. Может, так перестанет кружиться? Может, пройдет?
Такие дурацкие надежды. Он зажмурился. Во рту стало кисло и горько. Интоксикация все сильнее, и вскоре она уничтожит его, медленно и верно. Сек однажды уже умирал, но тогда это не было так страшно, потому что случилось быстро, а сейчас… Он закрыл голову руками, но от этого не было никакого толку. Почему эта женщина не хочет ему помочь? Он не собирался ее обманывать, он и правда готов отвести ее в ТАРДИС и забрать с собой, лишь бы только остаться в живых.
— Ну, вот и все. — Женщина подошла ближе, и Сек открыл глаз. — Нет, так не пойдет. Я не хочу тащить тебя…
Она присела, щелкнул пневмошприц, потом шею обожгло холодом. Сердце снова заколотилось, затрепыхалось, и Сек, схватив протянутую руку, поднялся на ноги.
— Иди. Показывай, где твой корабль, — ровным голосом сказала женщина.
Снаружи было очень, очень холодно, и Сек сжался, пытаясь согреться. Наверное, это было субъективное ощущение. За такое короткое время не могло настолько похолодать.
— Иди, — повторила женщина и легонько толкнула его вперед.
Дальше все было как в тумане. Сек шел, цепляясь то за свою спутницу, то за деревья, шел вдоль собственного следа, хорошо видного даже в темноте. Сначала среди листвы словно тащили что-то тяжелое, потом — просто разворошили. ТАРДИС… она должна быть похожа на гору камней. Силы заканчивались, стимулятор на этот раз подействовал гораздо слабее, и Сек, не удержавшись на очередном шаге, упал. В голове звенело от боли. Он закашлялся и произнес:
— Я не могу.
Женщина наклонилась над ним.
— Можешь. Вставай.
Она потянула его за руку, обхватила за талию и с неожиданной силой поставила на ноги.
— Держись за меня и показывай, куда.
Шаг за шагом, все ближе к цели. Деревья то и дело бросались наперерез, угрожали, тянулись сухими пальцами веток, но женщина не давала им схватить их, шла без остановки, легко отодвигая ветки в стороны, а Сек послушно следовал за ней, указывая только направление.
Вскоре за деревьями показалась куча камней. Только вот… Вместо пожухшей травы на камнях цвели яркие, до рези в глазу цветы, а камни стали синими и прозрачными. ТАРДИС выглядела чудовищно… чужеродной. Другой.
— Пришли, — сказал Сек и кивнул в сторону ТАРДИС. — Но она…
И тут женщина ахнула и выпустила его, мир снова потерял равновесие, зашатался и покатился в тартарары.
— Ты… ты… — говорила она где-то вдалеке, на краю слышимости, произнося каждое слово с явственной ненавистью. — Ты животное! Дикарь! Ты ее почти убил! Как ты мог привести на эту планету ТАРДИС, ничтожество?! Как она вообще к тебе попала?! Ключ, немедленно!
Сек с трудом полез в карман, лежа на спине это было сделать трудно, и он перевернулся на бок. Голова закружилась, он зажмурился и вытащил ключ. Оставалось надеяться, нужный. Она все равно бы нашла, а так, может быть…
Потом его тащили по земле, и это было гораздо больнее, чем раньше. Хлопнула дверь. Земля сменилась твердым напольным покрытием.
— Одну я потеряла, — произнесла его спутница, и ее высокие серебристые сапожки звонко и неприятно зацокали по полу консольной. Сек с трудом повернул голову: женщина вытащила из чемоданчика длинную стеклянную палочку, наполненную чем-то цветным, и нырнула под консоль, почти как это делал Мортимус. — Но вторую ни за что не упущу. Ну-ка, девочка, не бойся, я тебя вылечу, я уже знаю, как…
Она не была человеком. Она таймлорд. Таймледи.
И он привел ее сюда. Сам. По своей воле.
— Ну вот, — сказала она и похлопала консоль по боку, словно домашнее животное. — Сейчас все пройдет.
Звуки стали плыть, таймледи говорила еще что-то, звенела колбами, ходила по консольной туда-сюда, но Сек уже не мог следить за ней. Голова не хотела поворачиваться. Перед взглядом все плыло. Дышать стало трудно, словно воздух стал жидким и душил, душил все сильнее.
— Ты что? — вдруг громко произнесла таймледи, и ее рыжие волосы ярким пятном мелькнули совсем рядом. — Умирать вздумал? Не смей, я с тобой еще не закон…
Спал Ящер в эту ночь, как убитый. Проснулся, вопреки ожиданиям, с ясной головой, на часах уже перевалило за полдень. Сразу же накатили воспоминания о вчерашнем дне, на глаза попался планшет, еще вчера подключенный к дистанционнику. При активации диалогового окна рука непроизвольно дрогнула.
<Доброе утро! Ты там как? – напечатал хакер.
<Цикл регенерации не завершен. Низкий уровень энергии, перехожу на резервное питание.
В реальность происходящего верилось все еще не до конца, разговоры с неподвижным телом по локальной сети только добавляли бреда в и без того бредовую ситуацию. Ящер на автомате проверил показатели с дистанционника. Регенерация не дала основной батарее толком зарядиться, за ночь шкала еле вытянула до четверти нормы. Ну, что тут скажешь? Военным конструкторам было дано задание сделать максимально боеспособную единицу. А если сломается — на утилизацию. Кроме спас-рефлекса, ни о какой реанимации речи не было, только о поддержании боеспособности. Или боеспособен, или ликвидирован. Без вариантов.
<Погоди батарею жечь, сейчас что-нибудь придумаем.
<Принято.
Ящер оделся и перелез в коляску. У него, оказывается, тоже был «низкий уровень энергии», в животе громко урчало. Вчера он совсем забыл пожрать. Припасов было негусто, несколько пайков, пара консервов, с пяток крысиных тушек. И угольный фильтр поменять надо. Пока возился с фильтром, поджарились крысы, пока жевал крысу, отфильтровалась вода, на второй крысе она как раз вскипела. Расчет алгоритма действий уже вошел в привычку. Вскипевшей водой Ящер развел протеиновый коктейль из сухпайка. Для биохимической запитки должно подойти.
«Джет» никуда не делся. Не убежал и не испарился, хотя чего-то такого Ящер подспудно ожидал. Все там же и лежал, уже с открытыми глазами. Взгляд был слегка мутный, но сфокусированный, даже вполне… осмысленный.
— Ну, привет. А я тебе пожрать принес!
Киборг шевельнулся, похоже, попытался подняться. Безуспешно.
— Да не дергайся ты! Сам справлюсь. Тебе энергию надо экономить.
Легко сказать «справлюсь». Держать одной рукой «Скаута», а другой чашку, сидя в коляске, оказалось очень неудобно. Впрочем, накладывать повязки в таком положении было еще неудобнее.
— Вот и хорошо, — вздохнул Ящер, разминая затекшую кисть, когда чашка опустела — Слушай, надо тебя как-то назвать. Не по номеру же.
<Здесь меня называли «Джесси», — тут же ожило диалоговое окно на планшете.
— Здесь — это где?
<Информация заблокирована.
— Час от часу не легче! Как это заблокирована?
<Прямой запрет на разглашение информации.
— Нормально… то есть тебе запрещено разглашать, откуда ты взялся?
<Да.
— Типа военная тайна?
< Высокая степень секретности.
— Во дела! Так и эдак хакнуть придется, заодно все блоки слетят… наверное. Если их тебе в ядро не вшили, конечно. Может, ты меня и грохнешь после этого, но если уж взялся, то доделаю.
<Нет необходимости.
Хакер хмыкнул. Эту фразу можно было трактовать, как угодно.
— Тебе повезло, чувак, во мне, оказывается, еще осталось сострадание. И, ты знаешь, его оказалось неожиданно много, сам не ожидал.
<У тебя нет необходимости поддерживать мою жизнеспособность.
— Ну уж нет! Я тут и так сколько лет один живу, мне компания нужна. А ты, наверное, жить хочешь.
<Хочу.
— Вот и не выпендривайся. Можно прописать тебе наивысший командный допуск, система будет получать первоочередный сигнал от мозга, а не извне. А можно вообще попробовать отключить контроль. Что лучше?
<Первый вариант. Я еще не до конца изучил свою психоматрицу. Блок контроля пока нужен.
— Психо… хм. Ну да. Как-нибудь расскажешь, откуда она у тебя взялась?
<Нет точных данных.
— Ну, нет — так нет. Хотя мне капец интересно, как так вышло… Ну так что? Даешь добро на взлом?
<Да.
Ящер пересел за терминал. Запустил анализ. Увидел количество микрокоманд в коде, присвистнул. Работали профи… дело предстояло нешуточное. Отключать напрямую не вариант — это спровоцирует протокол самоликвидации, обычная защита от взлома. Надо действовать как можно аккуратнее.
— Давай так. Сперва лучше потренируюсь. Перезалью твой код на терминал и поработаю с ним отдельно. Слишком опасно, я никогда еще за такое не брался. Теории полно, а практики почти никакой.
<Хорошо.
— А тебя могу пока подключить к своей базе данных. В сеть не пущу, еще вирусов нахватаешь… Ты вообще хоть раз в инфосети был?
<Нет.
— Значит, будешь. Но потом. До войны с сетью куда лучше было… сейчас большую часть спутников поломали, какие-то отключились, а чинить некому. Куча хлама на орбите болтается. И люди по сети между собой уже почти не общаются. Не знаю, почему так. Но информация есть — музыка, книги, видео… по большей части, правда, полная хрень. Порнуха и детские мультики.
Ящер просидел за терминалом чуть больше восьми часов без перерыва. Сбывалась его давняя мечта, но не совсем так. На кону стояла почти настоящая жизнь. Очнулся, когда во рту пересохло и снова забурчало в животе. Минус еще одна консерва и еще один сухпай. Скоро придется совсем на крысятину переходить. Да и ладно, не жалко. Наученный горьким опытом Ящер в этот раз сперва приподнял Джеса в полусидячее положение. Тот помогал, как мог.
<Заряда батареи хватит на поддержание режима регенерации.
— Мы же договорились, что ты не будешь выпендриваться?
<Такой способ питания нужен для биохимической оболочки, для киберсистемы он вторичен.
— Твоя биохимическая, мать ее, оболочка пролежала хрен знает, сколько и хрен знает, где. Параллельная запитка быстрее сработает. Сам же, вроде, все понимаешь.
<У тебя мало ресурсов.
— Вот все ты, блин, знаешь! Пока хватает. Потом на охоту схожу. Надо будет сегодня лечь пораньше, и все пройдет. Я живучий.
<Я тоже.
— Но не бессмертный! Так что лопай и не возникай. Все спросить хотел, ты как там вообще оказался-то?
<Меня привезли.
— Кто?
<Люди.
— Это они тебя разобрали?
< Да.
— Спрашивается, нафига?
<Нужно было топливо. Его обещали за информацию.
— Так вот почему блока памяти нет! Погоди. Ты говоришь, «записана», а не «была записана». То есть инфа на резервном, так?
< Они об этом не знали. Забрали основной блок памяти, центральный процессор и атомную батарею.
— А если я спрошу, кто обещал и что за информация, ты ответишь, что она закрыта?
<Запрет на разглашение. Высокая степень секретности.
— И сам ты ее, естественно, разблокировать не можешь…
<Нет доступа. При попытке прочтения активируется четвертый протокол.
— Ндаа… интересно, каково это, когда не управляешь самими собой? Стремно, наверное.
<Люди тоже часто собой не управляют.
— Это точно.
<Зато человека невозможно запрограммировать.
— А вот тут ты ошибаешься. Очень даже можно! Если, например, хреново относиться, как к дерьму крысячьему, человек сам однажды начнет думать, что он дерьмо. Мне вот так долго твердили, что я мутант… в итоге я, похоже, поверил. Ну да, мутант и есть. Выродок.
Ящер тяжело вздохнул.
<Это плохо?
— Думаешь, зачем мне экза и коляска? Я вообще-то ходить не могу. Кости в ногах кривые. А еще меня из-за этого однажды чуть не убили. Из-за того, что я… неправильный.
<Я тоже.
— Да уж сам вижу. Вот и будем с тобой два неправильных. Люди вообще в этом плане сволочи!
<Люди разные.
— Может, ты и прав…
Еще примерно два часа работы. Ящер уже сбился со счета, сколько раз запускал перепроверку. Он даже не ощутил особой радости, когда все данные, наконец, сошлись.
— Похоже, у меня получилось… сейчас перезальем или завтра?
<Сейчас.
— Только есть один момент. Мне все-таки придется временно прописать себе допуск, чтобы ты мог через него воспринять новый софт. Потом переключу.
<Это допустимо.
— Ну что? Лови последний в твоей жизни приказ — принять новое программное обеспечение как базовое.
<Принято. Идет инсталляция нового программного обеспечения.
— Уффф. Поздравляю, Джес, у нас получилось.
Ящер стер свои данные из графы допуска, устало буркнул:
— Пойду спать. Задолбался.
С трудом доехал до спального места, да так и повалился, не раздеваясь. Думал, сразу вырубится – не тут-то было. Мысли все время возвращались к «Джету». Непростой оказался. Не все понимает, но это ничего, всегда можно объяснить. Поскорее бы уже поправился! Интересно, кто ему имя дал? Где он был до того, как попасться? Расспросить бы по-нормальному. Вместе проще и охотиться, и в рейды ходить. Поговорить, опять же, есть, с кем. Еще бы на свои ноги встать – было бы совсем счастье…
Снилась какая-то дрянь. Ящер все пытался уползти от вырастающего за спиной взрыва, карабкался на руках по склону, и с нарастающим ужасом понимал, что не успевает. Проснулся от дикой ломоты в костях, хорошо, что аптечка с обезболивающим и регенерантом всегда под рукой. Съездить бы к терминалу, проверить, как установился софт, да сил совсем нет. Так всегда бывает во время приступов болезни. Только отлежаться, в идеале еще поспать, так препараты лучше действуют. Встал только под вечер, совершенно разбитый. Есть хотелось страшно, в ход пошло аж две консервы вместо одной. Сходить бы на охоту еще… А толку? В таком состоянии только время терять. На несколько дней еды еще хватит, а там, глядишь, полегчает. Не в первый раз.
Еще трое суток прошли, как в тумане. Сил хватало только на то, чтобы вколоть себе препараты, поесть самому и покормить Джеса, который, к счастью, уже был способен хотя бы приподняться. Ящер что-то ему говорил. Читать ответы на планшете не получалось, буквы на экране предательски расплывались. Впору было злиться на себя, но и на это не хватало сил. Отупение и оцепенение. На четвертый день болезнь отступила, как отступала уже много раз, чтоб однажды нахлынуть снова.
***
Разбудил подозрительный шум в пищеблоке. Ящер даже не сразу понял, что происходит, когда застал там сидящего на корточках киборга. Тот сноровисто потрошил крысиную тушку чем-то вроде ножа с обмотанной проволокой рукоятью. Рядом стоял ящик для отходов, почти до краев заполненный внутренностями и шкурками. Руки «Джета» были по локоть в крови, на лице тоже была кровь.
— Т-ты что тут делаешь? — запинаясь, спросил удивленный мутант. Очень уж неожиданное вышло явление.
— Питаюсь, — невозмутимо ответил киборг.
— На поверхность выходил?
— Меня никто не видел. Система слежения не обнаружила посторонних объектов, — голос у «Джета» был немного хриплым и надтреснутым. Ящеру было странно, он уже привык общаться через диалоговое окно. На пол капнуло красным, Задрав голову, мутант увидел на проводе под потолком десяток развешенных свежих тушек.
— Ты что же… сырыми их что ли ел? Они же ядовитые!
— Это допустимо. Моя биохимическая оболочка нейтрализует почти все виды токсинов.
— Больше так не делай!
— Почему?
— Потому что вредно!
— Для меня это полностью безопасно.
Ящер негромко выругался. Судя по выражению лица, Джес так и не понял, в чем дело.
— Не делай — и все. У нас микроволновка есть.
— Принято, — легко согласился киборг. — Тебе сколько мяса пожарить?
Так легко спросил, как будто был здесь всегда и задавал подобные вопросы каждое утро.
— Штуки три…
Пока тушки жарились, Ящер осознавал происходящее. Прошло всего семь… или восемь?.. дней, а Джес уже встал и даже поохотился. Вовремя, конечно, не то слово, из Ящера бы сейчас вышел хреновый охотник.
— С тобой все в порядке?
— Цикл регенерации пройден на 45%, это допустимый уровень. Остальная часть цикла будет пройдена в фоновом режиме.
— Тебе это точно не повредит?
— Если не допускать перегрузок, то нет.
— А охота это, значит, не перегрузка?
— Я восполнил недостаток энергии биохимическим способом.
— Ну ладно, биохимическим так биохимическим… давай тогда что ли отпразднуем твое выздоровление! И мое заодно.
— Каким образом?
— Сейчас увидишь, — улыбнулся Ящер.
Ради такого случая он достал из ящика нераспечатанную коробку с чайным концентратом и еще одну — с сахарином.
— Не всухую же нам крысятину жевать! Берег для особого случая. Сегодня как раз такой случай. Я туда еще трав съедобных добавлю, здесь они редкость. Будешь?
— Буду.
— Тогда ставь воду. Погоди, там, наверное, фильтры снова надо менять.
— Они заменены, я разобрался.
— А где уголь взял?
— В контейнере возле двери. Песок там же. Он уже был пропитан обеззараживающим средством.
— Соображаешь… Стоп. Как ты об этом узнал?
— По вкусу и запаху.
Тут Ящер не выдержал, заржал. Так и представлялся сидящий в песочнице киборг, жующий песок и сжимающий в руке детскую лопатку!
Когда Джес голыми руками вытащил из неисправной микроволновки дымящуюся тарелку, а чуть позже — две горячие кружки, до Ящера, наконец, дошло, с чем он столкнулся.
— Так тоже не надо. Или ветошь возьми, или подожди, пока остынет.
— Зачем?
— Потому что горячо. Печка сбоит, непонятно что ли? Я не хочу, чтобы ты себе вредил.
— Денатурации тканей не происходит. Температура допустимая.
— Люди так не делают!
— Я не человек.
— Оохх… да что ж такое?
Джес так и стоял, пока Ящер не предложил сесть.
— Привыкай действовать без команды, ты теперь свободная личность!
— Хорошо. Буду формировать оптимальную линию поведения.
И разговаривать нормально тебе тоже нужно научиться. Ты как будто отчет производишь, «принято», «исполнено», — Ящер передразнил ровный тон «Скаута». — А надо… по-человечески. «Я решил тебе помочь, вот еду приготовил, кушай, пожалуйста», — и тут же спохватился: — Только не дословно!
— Постараюсь.
— Ага, так лучше.
Потом завтракали. Мутант тайком разглядывал нового друга. Тот сжимал в ладонях кружку с ароматным чаем, прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза. Спокойный и расслабленный. Живой. Вроде как даже улыбался, по нему не поймешь. Как-то так уютно вышло, как давно не бывало. У Ящера приподнялось настроение, он даже начал напевать что-то себе под нос. Как же все-таки здорово, когда ничего не болит и есть, с кем поболтать!
Солнце дамокловым моргенштерном повисло в зените, беспощадно обрушивая вниз обжигающие лучи. Всё живое спряталось, пережидая дневную жару. Только роботы продолжали терпеливо ковырять песок. Раскопки велись шестую неделю, а каковы результаты? Несколько осколков костей да глиняные черепки. И то, и другое не представляло особого интереса, поскольку возраст находок был невелик. Такого добра навалом в музеях по всему миру.
Сергей Духонин стоял на белом крыльце жилого комплекса и с тоской осматривал унылый пейзаж пустыни. Здесь, под козырьком, было хоть какое-то убежище от нещадно палящего солнца. Да и то — долго не простоишь.
Вытерев пот со лба, Сергей в который раз оглядел горизонт. Песок, один песок. Жёлтый, высветленный добела полуденным солнцем на вершинах холмов, и тёмный, почти чёрный, в тени. Песок был всюду. Он постепенно заносил жилкомплекс, и на крыльцо уже не приходилось подниматься по ступенькам. Крыльцо теперь не возвышалось над уровнем земли… над уровнем песка… Оно было вровень. Но песку и этого мало. Он стремился засыпать всё. Даже роботы-уборщики внутри жилкомплекса не справлялись — песок умел проникать и туда. Песок хрустел на зубах во время еды, песок был в постели…
Когда же всё это кончится?
В сухом воздухе звуки разносились далеко, но, кроме тихого шороха, производимого «кротами», слышно не было ничего. И неудивительно — кто по доброй воле полезет под яростные лучи солнца, рискуя заработать ожоги?
Только Шило.
Куда он запропастился? Отсутствует уже час. Жаль, не связаться — дурак-Шилов не берёт с собой уоки-токи. Возможно, когда-нибудь это подведёт его. Лишь бы не сейчас, не в этой экспедиции. На вопрос: почему не пользуется рацией? — Шилов неизменно давал один и тот же ответ: потерял.
Не верилось.
Ещё минут тридцать — и придётся отправляться на поиски. А это, строго говоря, запрещено инструкцией: в лагере всегда должен оставаться хотя бы один участник экспедиции. Духонин плюнул.
Слюна не хотела отделяться от губ, пришлось наклониться и подождать, когда медленный тягучий плевок оторвётся и плюхнется в желтизну песка рядом с крыльцом.
Сергей зашёл внутрь, в одуряюще-могильную прохладу жилкомплекса. Стащил с себя остро пахнущую пьтом тенниску. Утёр ею подмышки и бросил на пол. К тенниске сразу засеменил уборщик, чтобы утащить в стирку.
Духонин сел к компу. Всё в норме. «Кроты» в порядке, только пятому скоро придётся смазку поменять. Как обычно. Тоска.
Может, поискать Шило? Как бы не спёкся он там, на солнце. Помрёт — что делать тогда? Сергей вывел на экран изображение с камер, установленных на зондах. Угу, вот и сухонькая фигура Шилова — белая на жёлтом. Начальник с мешком идёт домой. Тьфу ты — в лагерь, конечно. Дожили, теперь домом стал называть.
А для Шила, наверное, это и есть дом родной — всю жизнь в таких экспедициях провёл. Есть люди, которые считают его лучшим археологом современности.
Шилов вошёл в жилкомплекс и поинтересовался бодрым голосом:
— Ну что, Серёга, как там? Ничего нового?
— Ничего, совершенно ничего, я уж весь извёлся — когда ж, наконец, появится что-то стоящее?
Сергей был счастлив попасть в команду Шилова. Поначалу. Теперь жалел, что отправился сюда, в эту глушь. Нет, в общем-то, ничего сложного, сиди у компа и следи за тем, чтобы роботы не разбежались, как шутил начальник.
Да, его шуточки тоже достали. Вот и сейчас…
Духонин вздрогнул. Шило швырнул на стол рядом с компом, поближе к Сергею, изжелта-коричневую змею. Пришлось, тыкая с осторожностью маркером, проверить — мёртвая или нет. Начальник мог и живую подбросить — с него станется.
Вроде дохлая.
— Не боись, не боись… — протянул Шилов, стягивая белый защитный костюм.
— Сан Саныч, что, сегодня опять змей будете готовить?
— Ага. Тебе самому-то не надоели консервы? Всё равно, что падаль жевать.
— Ну и что. Зато она сертифицирована, и точно ничем не заболеешь. А у этих змей неизвестно какая зараза внутри.
— Так ведь у тебя же есть медлаб. Сделай анализ, — посоветовал Шилов. Он вытряхивал на пол песок из седой шевелюры и короткой неухоженной бороды, и робот-уборщик уже суетливо крутился под ногами, подметая сор.
— Не все анализы можно сделать в полевых условиях, — поучающим тоном произнёс Сергей. — Опасность всё равно остаётся, а я не собираюсь рисковать здоровьем.
— А-а, — махнул рукой Шилов. — Тебя не переспоришь. Хочешь, так ешь свои консервы.
Он ушёл мыться, а Сергей просмотрел текущую инфу. Больше для очистки совести — будь что-то важное, комп давно бы уже просигналил.
Всё по-прежнему.
Сигнал компа раздался ближе к вечеру, когда стала падать температура снаружи, и можно было выходить без особых предосторожностей.
Один из «кротов» что-то раскопал. Тот самый, пятый. В сущности, так он назывался по привычке — на самом деле его следовало именовать четвёртым, ведь номер два уже давно вышел из строя. Но мозги в монотонной рутине экспедиции отупели, и менять названия категорически отказывались.
Голый до пояса Шило выскочил из жилкомплекса и побежал к месту находки. Сергей не стал проглядывать инфу на компе, а поплёлся следом. Всё какое-то развлечение. Не черепок же там глиняный…
Робот уже докопал до горизонта, относящегося к протерозою, а значит, даже костей динозавров быть не могло. Спина Шилова с остро выступающими лопатками закрывала обзор, и Сергей не видел, что именно «крот» нашёл там, на дне раскопа.
— Сан Саныч, может быть, вам помочь чем-нибудь нужно?
— А? — отозвался начальник. — Да нет, сам справлюсь.
Сергей пошёл обратно.
Шило совсем спятил в этом пекле. Экспедицию надо было сворачивать ещё неделю назад, но он упёрся: это же такой шанс, такая возможность!
Духонин сплюнул, избавляясь от нескольких песчинок, неизвестно как попавших в рот. Экспедиция завязла надолго. В последние годы у Шилова появилась мания: докопаться до начала. До поверхности первоначальной Земли. Прокопать насквозь всё, что отложилось за четыре с половиной миллиарда лет геологической истории планеты.
И здесь, именно в этом месте, он был максимально близок к осуществлению своей мечты. В Канзарадо взрывы во время Последней войны смели в сторону верхние геологические слои, и образовался гигантский котлован на полконтинента. Работа археологов, специализировавшихся на палеозое и более ранних эпохах, значительно облегчилась.
На крыльце Сергей на секунду обернулся. Раскалённый добела солнечный диск уже коснулся огненным краем линии горизонта, до наступления темноты остались считанные минуты. Вытянувшиеся тени песчаных барханов пролегли на восток, указывая, в какой стороне ожидать завтрашний рассвет.
Шилов вернулся нескоро. На седой шерсти груди его блестели бусинки пота.
— Чем хороши эти «кротяры», — сказал он, расчёсывая пальцами спутавшуюся бороду, — так это тем, что хоть и медленно копают, но уж ничего не пропустят. Вот, смотри.
Он показал пакетик с находкой. Что-то вроде мелких косточек. Сергей равнодушно отвёл взгляд. Останки трилобита.
— Ну, Серёга, теперь попрёт, — бодро сказал Шилов.
Угу. Это Духонин уже слышал от него несколько раз. Но предсказатель из Шила был как… Сергей задумался над сравнением, и обнаружил, что в голову ничего не идёт. А раньше, до экспедиции, подобных проблем не возникало. Ведь Настя — студентка-филолог. Каких-то словечек и выражений удалось нахвататься у неё, какими-то перед ней красовался…
Эх, Настя, Настя… Когда же доведётся увидеть тебя живьём, а не на экране? Этот придурок Шило, похоже, не собирается сворачивать раскопки, хотя ничего достойного не нашли до сих пор.
Вечерний разговор с Настей только усилил желание поскорее вернуться домой. Она была, как всегда, озорна и весела, много шутила, и Сергей в который раз пожалел, что поехал сюда.
***
День проходил за ночью, сутки складывались в недели, но экспедиция продолжалась, а песок оставался песком.
Сергей дурел в монотонности серых дней, каждый из которых был томительно-бесконечен, пока длился, пока был «сегодня», но казался лишь одним мгновением, когда становился «вчера».
Шилов приносил со своих прогулок змей и ящериц, чтобы хоть немного разнообразить рацион. Сергей пару раз тоже ходил погулять на солнцепёке… Была мысль предложить Шилу охотиться ночами, ведь холод — не жара, вынести можно. Вот только у начальника был свой резон для дневной охоты. Сергей подозревал, что так Шилов избавлялся от скуки, ведь выпивка всегда планировалась на вечер, а днём делать было нечего. Должно быть, в таком режиме «главный археолог современности» работал во всех своих экспедициях.
Настя стала избегать виртуальных встреч с Сергеем. Когда звонил он, не всегда отвечала, а сама звонить прекратила вовсе. Сергей злился, но ничего поделать не мог. Он начал подозревать, что Настя нашла другого, ближе и доступнее.
Иногда Сергей ловил себя на мысли о том, что тупеет в этом пекле. Он перестал читать, забросил комп-игры, а фильмы смотрел без малейшего интереса. Всё это казалось ему далёким и ненужным, как зажигалка для некурящего. На ежеутренних сеансах связи с Фениксом часто отвечал невпопад. Диспетчер — обычно это была Марина, брюнетка с короткой стрижкой, — хмурилась, но терпела. Постепенно разговоры с ней сокращались, пока не стали минимальными — по две реплики с каждой стороны.
Вечерами Сергей начал пить с Шиловым. Откуда тот брал спиртное, не спрашивал. Должно быть, доставляли вместе с продовольствием, по личной просьбе, подкреплённой деньгами. Оказалось, что у Шилова организм гораздо крепче, и Сергей к полуночи непременно напивался до бесчувствия. Жаловался на сложности с Настей, а начальник уверял, что, когда вернутся, найдёт Серёге девку лучше, — но это нисколько не могло утешить. Спасало одно — всегда было достаточно алкоголя, чтобы забыться. Порой Шилов сам начинал плакаться, как ему тут плохо, в этом песке, но на справедливый вопрос: кто виноват, что экспедиция застряла? — впадал в раж и доказывал пользу раскопок для науки…
Потом Сергей отключался. Начальник укладывал его спать, а по утрам шутил про опухшую физиономию и красные глаза, на что оставалось только скрипеть зубами и беззвучно ругаться.
День проходил за ночью, сутки складывались в недели, но экспедиция продолжалась, а песок оставался песком.
***
Утром Сергея разбудил сигнал компа. Шилов уже давно был на ногах и бегал где-то снаружи, так что к экрану пришлось тащиться самому.
С трудом продрав глаза, припорошённые песком, Сергей обнаружил: наконец что-то случилось. Что-то серьёзное. Однообразность серых дней нарушилась яркой отметиной неожиданного праздника. Настоящая находка, похоже.
Быстро умылся, посмотрел в зеркало. Там отразилось вполне обычное лицо. Правда, весьма болезненного вида — из-за похмелья. Тёмные круги под глазами, морщины недовольства на лбу. Лицо заросло многодневной рыжеватой щетиной, что определённо не шло Сергею. «Надо бы побриться, наверное…» — появилась вялая мысль. Появилась — и умерла. Сергей принял таблетку от головной боли, обул ботинки и отправился к раскопу. Начальник уже был там. Возился на самом дне. Шилов никогда полностью не доверял роботам, но с облегчением сваливал на них рутинную работу. Зато когда появлялась находка…
Подойдя, Сергей встал на край раскопа, и вниз потекли струйки песка.
— Уйди, уйди, — закричал Шилов.
Сергей отскочил, что привело к неслабому обвалу. Шилов длинно, обстоятельно выругался. Его голос глухо доносился снизу, и слов почти не разобрать было, но общий смысл улавливался.
Раствор, которым «кроты» укрепляли стенки раскопов, пересыхал на солнце, терял клеящие свойства и переставал держать песчинки вместе.
— Что там, Сан Саныч?
Ответа не было.
Сергей взглянул на небо. Солнце ещё только начинало подъём к зениту, но уже стало жарко. Невдалеке прошуршала ящерица. Оглянувшись на звук, Сергей бездумно проследил за ней.
— Эй, — позвал Шилов.
Сергей приблизился к краю раскопа, и начальник подал ему тщательно упакованный в непрозрачную плёнку увесистый предмет величиной с ладонь.
По инструкции не полагалось перемещать находки таким образом. Но мало кто пользовался спецзажимами и боксами, выложенными изнутри мягким пластиком.
— Иди сделай анализ, а я тут ещё повожусь, — проворчал Шилов. Но глаза блестели так радостно, что Сергей удивился. Странно — почему начальник доверился ему, а не отправился сам определять возраст находки? Может быть, там, на дне, есть что-то ещё?
Вернувшись в жилкомплекс, Сергей развернул плёнку.
И чуть не выронил предмет на пол. Финтифлюшка из белого металла с красноватыми искорками, пробегавшими по её поверхности.
— Так не бывает, — почти беззвучно прошептал Сергей.
Он не мог даже предположить, что это за предмет. Для чего предназначен. Не говоря уж о том, как эта штуковина оказалась в докембрии, когда ещё только-только начали появляться животные.
Палеоконтакт?
Сергей минут десять смотрел на игру рубиновых искорок, размышляя, чем бы могла оказаться находка. Что бывает размерами в ладонь? Да всё, что угодно! Простая игрушка? Коробочка для хранения чего-нибудь? Ящичек? Угу, шкатулка Пандоры. Сергей с осторожностью поместил находку в нишу чёрного темпорометра. Вжал кнопку до упора. Ниша закрылась непроницаемым щитком, аппарат начал работу, мелко дрожа, будто показывая усердие.
Сергей принялся готовить завтрак. Ткнул пару кнопок на панели кухонного комбайна, убрал со стола всё, что осталось от вчерашней гулянки, выбросил мусор.
Шилов не возвращался, и Сергей забеспокоился. Выскочил наружу, трусцой добежал до раскопа и замер, не ступая на самый край.
— Сан Саныч, есть там что-нибудь ещё?
Начальник покачал головой. Совершенно непонятно было, почему он не выбирается со дна раскопа, чего ждёт — ведь робот сообщит, если что-то обнаружит. Сергей потоптался на месте, развернулся, намереваясь уйти, но задал ещё один вопрос:
— Может быть, вы тоже сейчас завтракать будете? Я приго…
— Уже, — отозвался Шилов.
Сергей отправился восвояси. Не задерживаясь, чтобы не обгореть.
Во время завтрака устроился за компом, периодически бросая нервный взгляд на экран, чтобы просмотреть свежую инфу, выданную машиной о находке. Виртуальная модель белого металлического предмета медленно вращалась в верхней части дисплея. Теперь можно было разглядеть подробности, от которых раньше отвлекала игра красноватых искорок.
Прямоугольный параллелепипед с закруглёнными рёбрами и вершинами, как бы истёршимися во время использования. Впрочем, для чего находка предназначена, ещё предстояло выяснить. Размеры: длина — чуть больше ста пятидесяти миллиметров, ширина — почти сто, толщина — тридцать. На всех гранях, кроме одной, нечёткое рельефное изображение: стилизованные цветы.
Ниже модели на экран выводились строки полученных сведений, непривычно скупые. Сергей удивлённо качал головой и подгонял комп ругательствами. Тот не обращал внимания. А время шло. Время ожидания, которое тянется в несколько раз дольше обычного. Наконец раздался сигнал о завершении операции первичного сбора данных. Сергей поперхнулся.
Возраст — плюс пятьдесят лет. Или около того. Это было невозможно, да вообще немыслимо. Сергей засмеялся. Комп определил, что эта находка — из будущего. Неужели такое предусмотрено программой?..
Впрочем, кто бы поставил ограничения в программе? Кто мог предположить, что комп заглючит и вычислит возраст находки неправильно?
Сергей покачал головой. Нет, что ни говори, но шутка отличная. Может быть, и экспедиция не такая зряшная, как раньше казалось? Хотя нет, о подобных казусах всё же лучше узнавать из СМИ, сидя дома, чем находить их самому, неделями глотая песок и боясь высунуться на улицу, под солнечные лучи.
Вошёл Шилов, странно тихий и молчаливый.
— Сан Саныч, — с энтузиазмом начал Духонин, но осёкся, взглянув в лицо начальнику. — Ну, это… Темпор говорит, только через пятьдесят лет такие штуки появятся.
— Я не удивлён. Нисколько.
— Вы там ещё что-то нашли, да?
— Нет, Серёжа, — тихо сказал Шило. — Ничего там больше нет.
— Нужно сообщить в Феникс…
— Нет, подожди пока. — Шилов посмотрел на часы. — Они скоро позвонят, но ты ничего не говори им. Понял?
— Понял, — опустил глаза Сергей.
— Сообщим потом, когда сами точно выясним. А пока молчи.
— Сан Саныч, ведь не может быть, чтобы там был предмет из будущего?
— Кто его знает. Может — не может… — Шилов подёргал бороду. — Попробуй разобраться, может, с компом что-то? Ещё раз запусти программу.
— Конечно, я и сам об этом думал.
Феникс вышел на связь как обычно — в десять. К этому времени Сергей побрился, умылся, переоделся в чистое и сидел у компа в напряжённом ожидании. Шилов натянул на себя защиткостюм и вышел на улицу — видно, снова направился к пятому. Начальник, похоже, решил больше не выпускать «кротов» из поля зрения. Что же он там ещё отыскал? Так ведь и будет молчать.
Сергея слегка трясло, но он почти не замечал этого.
— Здравствуйте, — сухо произнесла диспетчер.
Нервно облизнув губы, Сергей ответил:
— Здравствуйте.
— Всё нормально?
— Да, у нас всё в порядке, — закивал Сергей. — В совершенном порядке.
И заискивающе улыбнулся. Это его и выдало.
— Точно? — Марина бросила недоверчивый взгляд из-под чёрных бровей. И переменила тон. — Есть что-нибудь новое?
Сергей отвёл взгляд в сторону. И замер, понимая, что утаить ничего не смог и спасать положение уже поздно.
— Что вы нашли? — мягко спросила Марина.
Сергей почувствовал в её голосе поддержку, ободрение, и начал рассказывать — другого выхода не оставалось. Он выложил всё в подробностях и переслал по Сети добытую инфу о непонятном предмете. Диспетчер покачала головой, но обещала немедленно отправить данные начальству.
Уши Сергея — он прямо физически ощущал — горели, руки норовили спрятаться под столом, чтобы не было видно их дрожи, а голова сама собой вжималась в плечи. Сергей несколько раз оглядывался, чтобы убедиться: Шилов не стоит за спиной.
Марина отключила связь, и Сергей быстро выскользнул из-за компа, как будто кресло стало раскалённой сковородой, на которой черти поджаривают грешников в Аду. Метнулся в санузел, набрал в ладони холодной воды и погрузил в неё лицо. И долго стоял так, пока жидкая прохлада утекала сквозь пальцы.
***
Немало смешных историй и баек ходит о розыгрышах новобранцев и их общей бестолковости. При этом число реальных проступков, совершенных по бестолковости новобранцев, ничуть не меньше. Просто большая их часть фиксируется в протоколах военной полиции или рапортах дежурных. А на свет не выходит после слов командира части: «хоть слово кто скажет – уволю без выходного пособия».
Для обучения новобранцев в стратегически важных местах развешиваются таблички с инструкциями. Что тоже повод для бесконечных шуток о прапорщиках и старшинах. Но иногда это единственный способ предотвратить идиотские действия молодых солдат.
Самый известный случай с надписью на кнопке «Тревога» известен со времен возникновения так называемой «красной кнопки».
Прямо над кнопкой «Тревога» висит от руки написанная инструкция «Нажми во время тревоги!» В теории нужно откинуть прикрывающую кнопку крышку, защищающую от случайного нажатия, и потом ткнуть. Так ведь нет. После прибытия новобранцев кнопка срабатывает как минимум раза три. Просто так. Несмотря на то, что прямо на кнопку приклеена еще одна бумажка с крупной надписью «Придурок! Не сейчас, а по сигналу тревоги!»
Каждому новобранцу долбят по три раза на день – не тронь настройки. Начинающим военным программистам – не ставь просто так обновления. Всех новобранцев предупреждают – не знаешь как, не пытайся отдавать команды киборгу.
Разумеется, всяк приходящий в часть новобранец, особенно если дома с киборгами какое-то дело он имел, уверен, что DEX отличается от гражданской модели только тем, что стрелять умеет. И в управлении прост, ибо в бою настраивать его времени нет. А так же, что киборг подчиняется абсолютно любому человеку в форме. Что он неутомим и способен выполнить вообще любую работу. В том числе почистить картошку и взломать пароль на доступ к инфранету.
А если киборг не слушается, что можно запросто взломать, приказать и удалить потом изменения из истории.
На практике удалить внесенные кривыми руками пользователя изменения в настройки так же трудно, как впихнуть выпущенную после нажатия на кнопку ракету обратно в шахту.
Началось все с того, что в кабинет начальника базы ворвался командир разведывательной группы. Был этот обычно сдержанный офицер настолько в растрепанных чувствах, что забыл о всякой субординации. И было с чего.
— Кибер заглючил!
В первый момент начальник базы ничего не понял.
— Он к моим бойцам пристает с непристойными предложениями!
— Капитан, — осторожно спросил начальник базы, — как это… пристает?
Капитан выпил залпом стакан воды, провел ладонью по лицу и наконец начал рассказывать.
Киборга они получили для выполнения задания. Все было хорошо, дошли до первой точки, встали на ночной привал. И тут…
— Я думал, мне мерещится. DEX’а этого мы знаем, никаких проблем никогда с ним не было. Сказано – охраняй, стоит и бдит, сказано: проведи сканирование и разминирование,— все всегда чисто и быстро, как снайпер отлично работает, не каждый человек так умеет. Ответы только за вопросы, доклады четкие, не косячит не тупит. И тут! Встал и начал раздеваться!
— И? – не понял в чем трагизм ситуации и уточнил начальник базы.
— Остался только в штанах, босиком, начал потягиваться, гнуться!
— И? – все еще не понимал командир.
— А потом, сука, подошел ко мне и поцеловал!
— А?
— Я обалдел. Парни челюсти пороняли!!
— И? – полковник был настолько поражен рассказом, что это единственное слово, которое он пока мог сказать.
— И?! Что и?! Врезал я ему, так что он отлетел на пару метров! А он вскочил, плечами эдак, жеманно передернул и снова ко мне!!!
Капитан наливался краской, а полковник с трудом сдерживал ухмылку, живо себе эту картину представляя. Не выдержал и расхохотался.
— Чем закончилось-то все?
— Не смешно! Пока я не проорал на весь лес, чтобы этот урод ко мне не приближался, он так и тянул руки ко мне!! Тьфу! Позиция к черту, нас засекли, пришлось спешно сворачиваться и наскоро искать новую. Едва смогли задачу поставленную выполнить!
Полковник покачал головой.
— Может, ты судьбу свою отогнал. Он к тебе со всей душой, а ты старый солдат, не знающий слов любви.
— DEX? Да спаси меня вся святые от такого счастья!!
— А ты хотел, чтоб симпатичная Irien’ка тебя полюбила? Не заслужил. Только DEX. Он в любви тебе не признался?
Отсмеявшись, полковник посерьезнел.
— Ну, ладно. Все целы вернулись?
— Все. Кибер работал отменно. Стреляет он идеально.
— А кто оказался вдохновителем этого идиотского розыгрыша во время боевого задания?
— Так никто в том-то и беда! И записей никаких нет! Оно само!!
— Само, капитан, ничего не случается.
— Ладно бы если только мне привиделось. Но мы все трое это видели!
— Хм… пошли к нашим техномантам.
***
В помещении ремонтной мастерской старших офицеров встретил гомерический хохот, сквозь который прорывались неубедительные попытки оправдаться.
— Смирно! – рявкнул кто-то, заметивший высоких гостей.
Все вытянулись.
— Что за шум? – уточнил, после приветствия, полковник.
— Вот эти йуные хакеры, — начал доклад командир ремонтной вотчины, — додумались взломать DEX’а и сменить ему прошивку. На Irien’а.
— Чего? – вытаращил глаза начальник базы. — Как это, сменить прошивку? Это что, можно сделать в принципе? И… ладно, допустим, можно. Но как эти салаги смогли это сделать на боевом кибере?!
Старший механик потер мочку уха.
— Не совсем сменить. На DEX’а можно поставить урезанный пакет от Irien’a. Стыкуется фигово, считается самой неудачной и перепрошивкой и сочетанием.
— Ты мне голову не морочь. Это же не ком! Там защита должна стоять! Ты куда смотрел? Когда кибера проверяли последний раз?
Механик чуть поежился.
— Три месяца назад проверяли. Все нормально. Было. Но кривыми руками можно сделать что угодно. Киборга вернули после завершения задания, для его выполнения ему прописали временные права для всех членов отряда. Эти вот… — он кивнул на провинившихся, — этим воспользовались и приказали DEX’у установить дополнительное ПО. От Irien’а.
— Зачем?!
Парочку новобранцев подтолкнули к полковнику ближе.
— Это не нарочно получилось, — начал оправдываться тот, кто повыше, — мы хотели чуть-чуть развлечься и стереть. На час-два. Просто записали и активировали. Там системное окно всплывало, запрет на копирование в память и потом запрет на запуск из этой папки. Ну я и…
— Что и?! Как ты сломал защиту?!
— Я не ломал. Правила сменил. Обычно действует правило, что нельзя записывать в папку, откуда идет запуск, и нельзя запускать никакие программы из папки, куда можно что-то внести. Все проги нужно перенести в нужную папку осознанно.
— А так можно? – полковник был не силен в этих делах.
— Можно, — нехотя отозвался инженер, — но чтобы до этой папки добраться надо еще кучу папок пройти! Туда захочешь — не попадешь. Час искать будешь. А эти два идиота сменили статус папок. Ввалили новые в системную по запуску боевых утилит. А по умолчанию запускается последнее обновление. Последнее DEX’у вкачали три месяца назад при проверке. Вместо него запускается теперь… вот.
— Так сотрите!
— Никак. Записать можно, а чтобы удалить пароль нужно. А его только в DEX-сервисе знают.
— И что теперь? Кибер работать не может?
— Может. Но вместо какой-то другой утилиты.
— Какой?
— Не знаем, — развел руками инженер, — там какие-то связи есть, но, не зная кода, не понять, что оно замещает.
— У Irien’a это сценарии поведения, — блеснул знаниями командир разведгруппы, — брутальный, ласковый, драчун.
— Ну, вы у нас теперь-то самый крупный спец, — полковник понимал, что ситуация не просто так «пошутили, ресет нажали и забыли, кроме вас, у которых три наряда вне очереди». И его юморное настроение померкло.
— Что делать? – между тем рискнул напомнить о себе инженер.
— Заприте кибера, я подумаю.
— Сэр, разрешите обратиться.
— Ну? – хмуро отозвался полковник, глядя на неугомонного новобранца.
— Я могу все поправить. Только доступ дайте.
— Ты уже наворотил дел!
— Мы думали того… прикольно будет. Мы не весь пакет ставили, а только несколько файлов. Должно было ну… это… чуть-чуть. Типа… по приказу. Сам не должен был.
— Чего-чего? – насторожился полковник. — А ну, подробнее!
Новобранец упирался, краснел и наотрез отказывался говорить. Полковник приказал явиться в кабинет, запер дверь и потребовал признаваться. Он-де согласен понять смущение и нежелание признаваться в неудовлетворённых фантазиях в присутствии сослуживцев. Чтобы кто-то не реализовал. Даже готов закрыть глаза на экзотический личный вкус юного идиота и вредителя. Но или этот вредитель признается в содеянном — или под трибунал! Из-за их шутки киборга заглючило прямо за задании!
Икая, запинаясь и краснея, несчастный покаялся.
Иногда на мужиков просто слов нет. Цензурных. Сначала прячутся и морочат голову, потом дарят подарки… а потом исчезают, оставив тебя с двумя драконятками на руках! Нет, не моих, что за мысли у вас? Чужих. Но смылся же! Волнуйся теперь за него опять…
Рик… Не может быть…
Я даже глаза на секундочку закрыла — побоялась, а вдруг это очередной глюк наехал?
Но блондин никуда не делся — стоит и на меня смотрит.
Ри-ик!
Ви-и-и-и!
— Сандри, осторожней!
…Я еле успела притормозить, кое-как сообразив остатками мозгов, что не время сейчас вешаться ему на шею. В смысле, я б повесилась, и еще как, но не в драконьем же виде! Ну, если я не хочу никого раздавить…
Рик, пришел, вернулся, ура!
— Привет! Ой, Рик, как я рада тебя видеть!
Шаман отпустил крыло Гарри:
— Привет.
А Гарри почему-то передвинул голову в сторонку. И крыло тоже. Осторожненько так…
Я не обратила на это внимания. Сначала. Я во все глаза на Рика смотрела. Вернулся… Вернулся-вернулся-вернулся! Рик! Ну хоть взлетай! От радости… Надо же… Столько раз сегодня старалась не расплакаться, а теперь пытаюсь не прыгать и не верещать. Кто б мог подумать, что сегодня…
Он не изменился почти — ни волосы, ни лицо. Только похудел капельку… или мне кажется? Ох, ну просто не верится!
— Ты насовсем? У тебя все нормально? Знаешь, а ты мне снился! Потом расскажу. Ой, Рик, когда ребят подлечим, я тебе тут все покажу. Тут такое…
— Александра, — голос у шамана был подозрительно виноватый, и я чуть притормозила:
— Что?
— Я ненадолго совсем.
Я застыла.
Что?!
— Он в группе преследования, — влез Гарри, хоть его никто не спрашивал. — Они утром уходят.
Шаман промолчал, но глянул на моего разговорчивого братца так, что тот виновато засопел и замолк.
— Какое преследование? Подожди… ты что, собрался этих ловить? Этих подонков в золотых тряпках?
— Ну да. Поручили.
Та-а-ак. Вот так и знала, что какая-то пакость обломится. Нет, поймать Золотых уродов и отобрать драконов надо! И накостылять этим халатам бродячим, чтоб век помнили, тоже надо. Но чтоб Рик…
— А что, у тебя уже магия появилась?
— Да. Потому мы и здесь — помочь.
Ага. Ну ладно. Все нормально, так даже лучше. Дебрэ меня не возьмет, про учителя и говорить нечего, а мне очень хочется попробовать мантии на прочность.
— Я с тобой!
— Нет.
Что? Минуточку…
— Что значит — нет! Ты мой патрон или нет? Я с тобой!
— Как твой патрон я говорю: нет. И твой учитель скажет так же. Ты еще не готова к…
Ой, мне кажется или меня в реале динамят? Бурная радость стала как-то … подтаивать. И зашевелились нехорошие подозрения.
— А ты что, уже с моим учителем разговаривал?
— Ну да, — кивнул этот… этот… слов у меня на него нет!
— А с Дебрэ? — проверила я. Зря проверила. Рик врать не собирался:
— Сегодня виделись. Согласовывали действия.
Ага. Ясно… Поняяятно.
Ну, все.
— Ах, согласовывали… — прошипела я, и хвост сам собой хлопнул по земле. Ближнее дерево дрогнуло. Гарри охнул и попросил быть поосторожнее. Черт… я постаралась придержать хвост на месте и не орать — раненые же рядом… и помощники… но совсем замолкнуть не вышло:
— Со всеми, значит, поговорил, да? Всех повидал…
— Александра…
— С Гарри пообщался… Да?
— Саша…
— А я?! Ты про меня хоть вспомнил, а, умник? Я тебе кто — косметичка? Отодвинул и забыл?
Если б он сейчас хоть слово сказал, хоть извинился бы, если б он только объяснить попробовал! Я б перестала, успокоилась. Правда, успокоилась бы. Ну постаралась бы точно. Беригей меня учил, говорил, что драконам надо уметь держать свои переживания под крылышком, потому что наша злость или радость могут быть слишком разрушительны. Потому, мол, мы и селимся в местах без людей и негорючих… Но тут все эти способы «белого покрывала», «кокона света» и «крыльев покоя» из головы даже не испарились — их будто ураганом вынесло.
Я, значит, три месяца кукую среди новых драконьих родственников. Я с дикими самцами сцепилась и потом больше недели в драконьей реанимации отлежала! Я учусь! И все это время за него переживаю, расспрашиваю, кого могу, во сне вижу! А он про меня первый раз вспомнил?!
Если б я сейчас не прилетела узнать, как тут Гарри, мы бы и не увиделись!
Да он про меня вообще вспоминал?
Или сдал и забыл, как про разбитую банку?!
Да есть у него совесть, вообще! Я ему кто — фантик плюшевый?!
Зараза белобрысая!
У меня в глазах потемнело…
— Сандри, — пробился в уши голос Гарри. — Осторожнее!
Как у меня получилось сцепить зубы и удержаться — не понимаю. Может, из-за Гарри. А может, я все-таки каким-то кусочком мозгов помнила, что мы не одни, что тут отравленные и раненые, которым и так плохо… не знаю. Но спалить я так ничего и не спалила — деревья-то ни в чем не виноваты. И даже ногами не затопала, хоть и очень хотелось.
Поглядела на этого вруна белобрысого и снялась с места.
Мужики…
Не знаю, куда я собиралась лететь… В смысле, точно не знаю. Мне просто хотелось немножко остыть перед тем, как вернуться в пещеры. Одной побыть, подуспокоиться. Найти какое-нибудь место негорючее и поплакать. Или камнями пошвыряться, тоже, говорит, помогает от депрессухи. «Один дракон, лет четыреста назад, когда со своей чешуйчатой подругой ругался, отправлялся на пляж и выплавлял из песка стекло, а из стекла выдувал фигурки. Драконьи, звериные, кораблики… потом всем раздаривал. У наших соседей, Крейто и Сарре, есть парочка — змея, поднявшая голову, и какой-то местный зверь, вроде быка горбатого. Хороший был дракон. Я если злюсь, то создать что-нибудь вряд ли смогу. Вот крушить — это да. Так что правильно меня перехватил белый дракон. И правильно выругал за самовольную отлучку и растрепанные нервы мамы-Риэрре. И к делу тоже, наверное, правильно приставил — если крылья и лапы очень заняты, то и голова обычно тоже занята, не до глупостей. Правильно…
Хотя на тот момент мне это правильным не казалось.
Беригей приставил меня к Аррие и Кьярре — они в эту ночь тоже не спали. Амулеты делали.
Полянка под скальным навесом была сравнительно небольшой — ну, двоим нормально разойтись, а третьему уже будет тесновато. Но мне обрадовались, как родной, и сразу приставили к хрустальной желтовато-белой пирамидке — велели дышать так, чтоб она не остывала и не перекалялась. Огнем третьего уровня. Вот так, видишь? Надо, чтоб вот этот узорчик все время был желтым. Вот так, умница. Хвост только поближе, а? Нет, на объект хвост не повлияет, просто они боятся наступить нечаянно. Да и магам надо где-то ходить.
Каким магам?
А во-он там… осторожней, не наступи!
Я дернулась (ну развелось волшебников — ступить некуда!), но это был не Рик и не Гаэли — незнакомые какие-то. Они что-то делали с еще одной пирамидкой, пока серой. И были до такой степени в работе, что меня просто не заметили…
Самое то.
Я тоже не особо желала сейчас тусоваться с кем-нибудь. Так что сосредоточилась и задышала на желтенькую пирамидку — ровно-ровно, спокойно-осторожно, аккуратненько. Как будто это дыхательные упражнения, и очень важно сохранить правильный ритм. Сквозь ровное гудение послышался удивленный голос, и откуда-то взялся еще один дракон — привет, новобрачный! Но я отвлекаться не стала, и мастер Аррие заявил парню, что они получили нежданный резерв и он теперь может поспать на пару часиков дольше — и не спорить!
Эррек тут же утопал обратно за свою скалу, у лапы остановился растрепанный маг и что-то одобрительно пробормотал… Мастера быстро смешивали в сторонке какие-то блестящие штучки, но я не обращала внимание — я дышала. Ровненько…
Не знаю, что это будут за амулеты, Беригей только сказал, что они понадобятся на Золотых. А на них у меня вырос даже не зуб, а целая челюсть с клыками. И если это поможет охотникам, то я здесь хоть до утра проторчу, хоть до красного октября!
Раз-два… огонь расплескивается по ровным золотистым бокам… пирамидка светится изнутри, заполняется мерцающим туманом, словно там, внутри, что-то кипит, и медленно остывает… и снова раз-два… не думаем ни про Рика, ни про магов, чтоб им Лолиту без грима увидать… раз-два… потом поговорим, потом… раз-два…
И так три часа.
Пирамидку давно забрали, распаковали, осторожненько выложив из нее штук десять золотых штучек, похожих на медальончики, и подсунули мне свеженькую, только что упакованную… а потом еще одну. И я огрызаюсь на того, кто втолковывает что-то про смену и отдых — только мешает мне сосредоточиться и путается под ногами, снова дышу, дышу, дышу, пока монетки-амулеты внутри не закаляются до золотого сияния.
Не хочу уходить. И все. Я работаю, ясно? Работала, пока меня не взяли за гребешок и не попросили уступить место и топать отдыхать. Нет-нет, именно ножками топать, крылья не потянут сейчас. Во-о-он туда, за скалу. И спать-спать-спать. Нет, мы лучше проводим. Давай-давай, видишь, какое здесь удобное ложе. Устраивайся, поспи хоть пару часов. Хорошо поработала, юное поколение…
Что?
Да, медальоны защитные, для отряда, правильно.
Ну конечно, им раздадут… нет, не завтра. Почему? Потому что сегодня.
Спи, Сандри, спи…
— Санни, ты вообще слово «опасно» понимаешь? — Рик был серьезный-серьезный, хоть на плакате его рисуй о вреде наркотиков. Только с каких пор у него крылья, а? Кажется, я перетрудилась с этими амулетами, надышалась чем-то. Вон уже кто чудится. Хорошо, что с крыльями, а не с лапками лягушиными. И я быстренько прикрыла глаза, потому что… на секундочку мне показалось, что лапки и правда из-под штанов выглядывают. Бррр… — Санни!
— Что? Понимаю я.
Ничего я в реале не понимаю. Где это мы? Лес не лес, пещера не пещера — сплошной туман над высокой травой. Даже небо взяло отпуск — вместо него такой же туман, ни звездочки, ни солнца. И мы тут одни…
— Правда? Хочешь расскажу, что сделают с несчастными лесными драконами, которых Золотые забрали с собой? Когда раскрывают их очередное укрытие, то там находят много всего интересного! Остатки костей, когти… Санни, ну пойми ты! Они умеют отлавливать и подчинять даже взрослых и опытных драконов, а ты, с твоей доверчивостью — легкая добыча!
Даже не понимаю, обижаться мне или нет. Нет, он вообще-то правду говорит — до опытного дракона, который может одним дыханием обрушить дом, мне еще расти и расти. Но обидно же, когда тебя считают лохушкой! Лучше про что другое сказал, а то про доверчивость. Но туман стелется так спокойно и уютно, трава шелестит так мягко, что сердиться не хочется. И я только бурчу:
— Не такая уж легкая…
— Для Золотых, которые каким-то образом уволокли с собой трех взрослых драконих — легкая! — сводит брови шаман, и трава рядом с ним как-то хищно пригибается. Будто готовится кого-то ловить. — Никогда раньше такого не было. И уцелевшие в рассказах путаются… а раненые и вовсе. Как это вышло, никто не понимает. Я не хочу рисковать.
— А сам-то… — я хотела ему припомнить милый разговорчик с полоумным Ставинне, но толку-то. Вылитый папа! «Сидеть в бункере под охраной, пока я разберусь с проблемой», и точка.
— Я должен, — пожимает крылатыми плечами шаман, и я понимаю, что мы… летим. И не трава это, а облака под ногами… мягкие… — Ты только будь поосторожней, хорошо? Прошу. А то опять приснюсь!
А ты снишься?..
Я проснулась от того, что стало холодно. Поискала одеяло, не нашла… ну что ж такое, почему на этой чертовой суперкровати вечно куда-то плед уползает! Надо папе сказать, чтоб убрал этот французский сексодром к чертовой бабушке. А то ни выспаться толком, ни… Да что ж такое! Я зацепила крылом чешую, и рассердилась. А заодно и проснулась. Ой. В который раз уже — во сне забывается, где я и кто я…
Так, значит, я еще тут. А где это — тут?
Ага, та самая поляна. На этот раз драконы дышат уже не на пирамидки, а на какие-то круглые камни. Только магов больше нет, наверное, тоже прилегли отдыхать. Драконы сами работают. А вон по соседству еще пара крылатых — уткнули головы под крылышки, прячась от солнца, и сопят себе. Тоже отдыхают. Хорошо на солнышке спать, тепло.
Кстати, не поняла… А почему мне стало холодно?
День ведь. Солнце греет вовсю.
Жарко даже.
Почему я проснулась от холодка и почему такое ощущение, словно что-то пропало? Рядом никого. Хотя вот… вот здесь, на песке, такой след, точно кто-то сидел. И еще… Я быстро подняла голову. Что это, а?
Рядом с моим крылом на песке лежал серебристый сверток. А на нем — темная коробочка. Я такие уже видела. У Велисы.
Косметичка…
***! ******** эти маги с их *** и ***! И мужиков туда же!
Значит, слабо поговорить с девушкой — подарочки ей дарим! Сидим ночью рядышком, снимся внаглую, чуть ли не гладим (Эррек видел — рассказал), а как наутро остаться — фигушки! Ммммаг! Зла не хватает!
Ну погоди, устрою я тебе, когда вернешься!
Только вернись.
— Саааандри!
Я выдернула голову из-под водопада и прислушалась. Не послышалось? Нет. Крик повторился:
— Саааандрииииии! Ты тут? Беригей зовет!
— Сейчас! Только сполоснусь.
Я последний раз сунулась под холодные струи и недовольно отряхнулась — холодно. Зато усталость пропала. Ну да, усталость. Спокойная жизнь в Горном племени закончилась.
Третий день драконы стояли на ушах и пытались успеть в кучу мест одновременно. Слишком много хлопот свалилось разом. О раненых надо позаботиться — причем большинство с пробитыми крыльями или слабые настолько, что в воздух им не подняться. Так что кто-то шел к пещерам пешком, а остальных пришлось переносить на громадных кусках какой-то жутко прочной материи. Та еще была картина… Надо было присматривать за детьми, своими и чужими, надо было проветрить запасные пещеры, надо было охотиться, ведь еда теперь нужна еще больше. И успокаивать кому-то вернувшихся с дальней охоты мужчин Лесных тоже надо…
А еще маги вместе с драконами колдовали над сигнализацией.
Неизвестно, что там у ковена за проблемы, но маги рухнули нам на головы целой стаей. Помогали с ранеными, наносили магию на защитные амулеты, и пропадали с утра до ночи на полянке, колдуя над камнями, которые в случае чего парализуют всех чужаков внутри круга. Правда, работы им еще было море разливанное.
Так что дел хватало всем, а на мне еще висела учеба…
Беригей и сам падал от усталости, но каждый вечер два часа мы выключались из жизни племени и ныряли в тонкости драконьих предметов… Особенно грузили медициной. Крылья, помощь при ранах, отражение чар… голова кругом. Ох…
А магический спецназ, который гонялся за Золотыми мантиями, до сих пор не вернулся…
И Рик мне ни разу не приснился. Зараза белобрысая, обещал же!
У меня ж к нему столько вопросов накопилось! И почему он меня сюда запихнул, и почему мне снились такие продвинутые сны с его участием, и что, тени китайские, значит «очищение»!
И самое интересное, с чего б такой подарочек?
Чтоб Рик подарил мне косметичку и платье? Красивое, между прочим. Нет, я не против, я наоборот, просто… как-то странно.
И про босоножки он забыл.
Домой я плелась пешком.
В натуре пешком. После часа занятий по отражению телепатии Беригею пришло в голову учить меня рукопашному бою. Ну вот и поучил… Крылья ломит, шея болит, хвост отваливается… Хвост? Я даже хихикнула — Шарик нашлась. Мультяшный…
Уже темнело.
Интересно, доплетусь я до Девичьей купели или лучше в речке сполоснуться? Ближе… Поселок все еще суетился — заканчивал дневные хлопоты. Вон пролетели девчонки с тюками в лапах — уже вернулись из соседнего племени? Быстро. А раз тюки, значит, все нормально, и приморские драконы поделились какими-то особыми лечебными водорослями. Обещали — сделали, молодцы. А вон малышня в пещере для магов возится. Они еще огнем не дышат, так что им доверили важную работу — принести в пещеру гостей свежее сено. На постель. Драконы были б рады и что помягче гостям дать, но что? Хорошо, чародеи попались без понтов — спят на чем дают и не выступают. Мимо следующей пещеры лучше пройти тихонечко. Тут одна драконша, из Песчаных, на пару с Беригеем третьи сутки пытается отогреть то яичко, подобранное у Лесного клана. Пока не получалось…
Вон еще два чужака, тоже еле летят — с дежурства, наверное, сменились… Вот ветерок донес аппетитный аромат, от которого живот проснулся и забурчал, требуя кормежку. Обойдешься. Я после шести не ем, забыл?
Снова запах… Ну да, вон же коптильня. Туда приносят рыбу в таких больших сетках. Разравнивают по огромной белой скале и дышат — коптят. Иногда с травками, иногда с таким вкусным порошочком, типа перца… а-апчхи! И мясо там коптят, чтоб до зимы хранилось.
Ой, как есть хочется!
Над головой прохлопали чьи-то шумные крылья — нет, Миррина никогда не научится летать тихо…
— Сандри, тебе плохо?
— Нормально все. Устала просто.
— Помочь?
— Что сегодня на ужин? — сдалась я. Все равно этот обжора (живот который) спать не даст.
Дракоша хихикнула и сделала еще один круг.
— Уха.
— Из кита?
— Из двух!
— А с чего у тебя такое настроение хорошее? — не выдержала я.
— А ты не знаешь? Детеныш ожил! — хлопнула крыльями Миррина. — Отогрелся! Скоро вылупится! Маг говорит — будет девочка!
Ой! Вот здорово! Классная новость, понятно, почему Миррина радуется, как щенок от мячика.
— Папе сказала?
— Он знает! Полечу скажу девчонкам, они обрадуются! — и дракоша умчалась.
Я заулыбалась. Здорово, а? Малыш все-таки выжил… мать обрадуется…
А Золотых все равно поймаю — разорву на тряпочки.
Полотенец у драконов не водится, а жалко. Я топала по тропинке и шипела — холодно же. Медленно сохнет чешуя, особенно вечером. Можно, правда, попросить кого-то подсушить, но поздновато уже, никого рядом. Хотя… вон там, за скалой, чьи-то голоса. Может, помогут?
— Третий день… А мы все ждем и ждем… — проговорил грустный голос приятеля Гарри.
— Во-во. А магам, может, помощь нужна!
— Подумаешь! — вдруг проговорил третий голос, вроде знакомый, хоть и навскидку не поймешь, чей. Хотя чужаков в племени сейчас полно. — Пропадут, не жалко. Туда самим бы полететь! Навалять этим уродам бескрылым, чтоб век помнили, на кого замахнулись!
Ага, ясно. Парни собрались. Отдыхают после охоты.
Минутку… Это кто ж такой умный?
— Зря ты. Маги помогают. И раненым, и с сигнализацией.
— Да ну? Где ж они раньше были, такие хорошие? — посклочничал голос, — А теперь, как припекло, явились! И лекарей нам, и обещаний кучу!
Какой интересный разговорчик…я даже про мокрую чешую забыла. И про ужин. Ну-ка, еще послушаем…
Парни тоже не понимали, к чему клонит тип:
— Это ты к чему?
— Да к тому! Что, неясно, что сейчас человечки просто боятся нас, поэтому такие шустрые и добрые? Вон вы, храбрые парни, никого не спросились — полетели к чародею, разнесли его замок по камушку, и что сделал этот хваленый Ковен? А ничего! И не сделают! Если мы соберемся вместе — то запросто прижмем их чародеев, их королишек и их армии!
— Нам потом от старших попало, — проговорил золотистик, — Мы чуть не убили невиновных людей…
— Нашли невиновных… Да людишки все одинаковы! Червяки бескрылые, а наши им еще прислуживают! Пора кончать с этим…
На слове «прислуживают» у меня в мозгах что-то щелкнуло.
Я вспомнила, где его слышала. И голос узнала.
Солнечный день и горный склон. И двоих дикарей, которые увидели мою метку.
— Человечья прислужница!
И удар по лицу…
Когда я проморгалась, эти подонки уже придавили меня к земле. Красный наступил на хвост, зеленый прижал шею.
— Эй! — больно же…
— Заткнись, людская подстилка! Еще и оборотень, гляди-ка, Саррегре! И даже лечила этих червей бескрылых!
Ах ты, тварь зеленая! Плохо ж тебе мозги промыли!
Я шагнула за скалу.
— Привет, зелененький.
Рассевшаяся на песке компания молодых драконов вернулась, наверное, со сбора медовых деревьев. Не зря ж они засели тут, у самого холодного ручья на всю гору. Во-первых, они оттирались и отплевывались от белого пуха, который покрывает сладкие деревья сверху. Такой мочалкам не под силу, сначала надо его пламенем подчистить… А во-вторых, скусанные верхушки коварных сладких растений пропитаны чем-то вроде ликера — розовое, сладкое, липкое… и по мозгам бьет. Драконы терпеть не могут собирать сок, и вечно ругаются, кто на этот раз после рабочего дня будет глупо хихикать и мочить голову в холодном ручье, чтоб протрезветь.
— Ой! — бронзовый Даррэй, когда-то вместе с Гарри раздолбавший тот самый замок, чуть не подавился от неожиданности, и струя пламени вместо спины дружка расплавила песок у его хвоста. — Сандри, ты откуда?
— От верблюда, — отмахнулась я, не отрывая глаз от зеленого урода. — Не здороваемся, зелененький? Не рад меня видеть?
— Сандри, это Фрроим. Он…
— Мы знакомы… — повел крылом зеленый дикарь. И глянул на мое. Оно словно отозвалось — кости как иголочки прошили.
— Это точно… — я почувствовала, как на спине чешуя взъерошивается… — Но мало. Я тебе еще по морде не дала, расист хвостатый! Только по брюху!
Фрроим вскочил:
— Эй ты, потише!
— Сандри, что ты? — удивился Даррэй.
— Я ничего! Это козел этот зеленый — что! Расист! Скинхэд бритоголовый!
— Сандри…
— Не лезь, Даррэй! — я забыла про то, что лапы болят. Начисто. И про хвост забыла. Главное было — сказать пару ласковых этому уроду зеленому, этой змеюке подколодной! — Люди тебе не нравятся, да? Пообедать некем стало? А поперек горла не станет?
— Не нравятся! Без них в мире станет чище!
— Что?! Да ты сам мантия золотая, понял?!
— Замолкни!
— Сам замолкни! — мы уже стояли нос к носу и орали так, что вокруг скалы закоптило, — Давай, как они! Начнем с детей, а? Они помельче, в глотке не застрянут! Чем ты лучше Золотых, чем?!
Я даже не сразу поняла, что так хлестко стукнуло по шее — только зеленая морда как-то шатнулась вместе с вечерним небом и темными скалами… А уж когда дошло…
Мы сцепились, как на боях без правил.
Рычали, шипели, ругались… и скала пошатнулась и растрескалась, когда мы с размаху в нее влепились. Сверху посыпались осколки — плевать! Кто-то попытался меня назад оттащить — брысь! Я тебе устрою, скинхэд хвостатый…
Не помню, получилось у меня применить уроки Беригея или нет — нас быстро растащили, я даже куснуть только раз успела…
— Пусти! Тиарре, пусти! Я ему сейчас объясню, кто здесь должен молчать в тряпочку!
— Тихо-тихо…
— Сандри, постой ты спокойно!
Я перестала выдираться и уставилась на свой бок. Ну вот. Теперь мне тоже пух отчища… эй, а почему так тихо? И как-то… не по себе. Я покосилась на драконов — они были какие-то мрачные. И уставились на зеленого расиста, как папа на конкурента.
— А с этим ящером, который ударил девушку, мы сами поговорим, — рыкнул Даррэй.
Ой…
Словом, когда на шум завернули взрослые, влетело всем. Фрроиму за «разжигание межрасовой войны и нарушение Устава и нравственности». Ребятам — за драку, недостойную и неприличную. А мне — опять за то же самое. За вспыльчивость, за склонность разбираться с проблемой путем примитивной физической силы и… не помню, что еще, но слово было красивое. Папа-Дебрэ битый час после ужина отчитывал.
Ну и пусть!
Я постаралась об этом забыть в расстройстве оглядела свои прикиды…
Бедновато.
Из человечьих тряпочек у меня были только красивое золотисто-зеленое платье — подарок шамана, платье из города, то, бархатное и самодельный костюм то ли гречки, то ли индейки — что-то типа удлиненного полотенца, которое обвертывается вокруг тела. И ни фига не подходит!
Попробуй полазь в этом по кустам.
По каким кустам?
Ну… а вы точно хотите знать?
Я хотела магов подслушать.
Что значит — зачем? Рик ведь так и не приснился. Нет и нет, и никто мне ничего не говорит. А я же вижу — беспокоятся. Драконы решили, что ужинать надо вместе, и гостям, и хозяевам — для укрепления дружбы. Маги не возражали. И даже какие-то фокусы малышне за ужином показывали, с летучими рыбками и говорящими мышками. Я смылась — мыши не про мои нервы. До сих пор как вспомню, так вздрогну. Ну а когда я вернулась, речь шла как раз о погоне, которая все никак не может напасть на след Золотых. Маги, оказывается, могут с этой погоней как-то связываться, только с трудом и по ночам. Не спрашивайте меня, почему. Нет, мне объяснили, только… только у меня опять включилось то чувство «динамо».
Крутит что-то Ковен, ой, крутит!
Что-то не то и с Золотыми мантиями, и с погоней.
Понять бы еще, что.
Так что сегодня попробую превратиться и влезть в кусты рядом с пещеркой наших Поттеров — послушать, что почем. Правильно? Правильно…
Ох, твою ж косметичку, мне в абсолюте нечего надеть!
Черт, тут не комары, а просто тигры какие-то! Заррраза…
Я просто мечтала отрастить драконью шкурку или хоть прихлопнуть несколько этих маленьких летучих шприцев… или хоть руку почесать (мать моя женщина, во что мое лицо завтра превратится!), но сейчас даже шевельнуться нельзя. Посиделки у костра для чародеев — то, что нужно. Должны ведь они хоть что-то сказать! Жаловались же мне подружки и тетка, что мужики и дома говорят только о работе. Так давайте… говорите.
Пока меня комарики не съели.
А маги, как назло, помалкивают. Смотрят на огонь и молчат.
— Хорошо, что, наконец, одни, — не выдерживает самый молодой маг. Его, кажется, Веретте зовут.
— Вер… — хмурится маг постарше. — Что за настроения?
— Мне тоже не по себе с ними ужинать, — вмешивается еще один, полненький, чем-то похожий на Винни-Пуха.
Надо же… Как интересно. Среди магов тоже есть расисты? А еще фокусы малышне показывал…
— Лессе, Веррете, держите себя в руках. Вас же учили отстраняться от эмоционального фона? Тем более, против нас настроены всего трое. Остальные вполне…
— Вот именно — всего трое! Не понимаю… Как они нас терпят, как? После такого… А еще считается — драконы агрессивные! Да мы, люди, просто отвратительны! — он с хрустом ломает толстенную ветку и бросает в огонь, так, что из-за искр становится не видно лица.
— Вер… успокойтесь. Вам скоро к пациенту, вы собираетесь идти к нему с таким настроением?
— Я из-за пациента тоже. Не знаю, что ему и сказать… крылья-то мы спасли, но будет ли он летать? Он все время про это спрашивает, а я не знаю, что сказать! Как они могли, ведь они же знали, как важны для драконов полеты… Ох, поймать бы этих Золоченых… Порой мне жаль, что у нас клятва не убивать.
— Не исключено, что поймаем. Успокойтесь. А насчет клятвы… мне кажется, она и так не совсем правильно работает.
— О чем вы, мастер?
— Ну вы же знаете, в Ковене пятый год идут дебаты… Что Клятвы надо пересмотреть… Мир изменился, разумными расами признаны и драконы, и вольфы, и номихи. Они тоже должны войти в неприкосновенные существа.
— О-о… Тогда Золотые живо увянут! Это правильно!
— А вот с нашими одноплеменниками некоторые предлагают быть пожестче. Маги-то чаще всего гибнут вовсе не от столкновения с иными расами.
Молодые переглянулись, глаза круглые:
— Мастер, как же это… убивать людей?
— Убивать — нет. Но надо что-то придумать. Пока среди нас только шаманы и могут противопоставить нападавшим что-то реально мощное.
Уф… да когда же они что-то про Рика скажут? Глаза склеиваются от этих «дебатов» и «номихов»…
— Не волнуйтесь так, молодые люди, эти споры — еще очень надолго. Впрочем, не об этом сейчас речь…
— Ага. Мне интересно, кому же это мир надоел… — задумчиво говорит четвертый маг, тот, который просил не судить о людях по выходкам Золотых. — Кто-то ведь поддерживает наших нелюбителей драконов, это ясно. Предоставляет убежища, снабжает деньгами. На одни ингредиенты такую жизнь вести невозможно. Тем более, нелицензированные ингредиенты, они ведь в несколько раз дешевле. Кому нужно настроить драконов против людей, а? Кто так соскучился по арр-хсэ? Есть версии, кто такой щедрый и воинственный?
— Ну я бы подумал о Граззи, — вздохнул пожилой. — При структуре и традициях этой страны…
Вот не думала, что скажу комарикам спасибо! Почему? Потому что спать не дают! Маги эти, блин… Ну вот о чем они говорят, а? Глаза слипаются! Надо будет потом пойти к Беригею, пусть он мне закалку как-то сделает на ученые слова, чтоб не спать… хр-р…
Но и во сне не было покоя.
Стены из серо-белого камня, толстые и какие-то горячие, чуть дрожали, земляной пол под ногами тоже решил попрыгать, а на меня разом уставились две пары глаз — драконенка-девочки с помятой на шейке чешуей и… Рик! Взъерошенный, как солист какой-то группы, и в такой же драной рубашке.
— Санни, наконец-то! Ты почему так долго не спишь?
— Я… э… Ой, Рик! Это где мы?..
— Это Билис! И это я тут, а не ты! Санни, слушай…
— Так это сон? Ты мне все-таки приснился? А ты объяснишь насчет ко…
— Некогда! Слушай, дай руку и смотри на меня. Неважно, что не чувствуешь! Просто смотри… вот так. Внимание… Держи!
А-а!
Что-то упало. Большое. Придавило меня сверху, опрокинуло, жалобно пискнуло, взорвалось воплями неподалеку…
— Что это?
— Осторожнее!
— Как она сюда…
— Откуда контакт? О духи… Чьи это ноги? Поднимите его, осторожно!
Ой… блин, кто на мне лежит? А ну слезайте сейчас же! Я забрыкалась руками и ногами, отпихивая от себя… Стоп, что это? Это ж чешуя! В этот момент чешуя вместе с тяжестью сползла в сторону, и на меня уставились ошалевшие лица магов:
— Вы кто?
Не знаю, что бы я в этот момент сказала, но тут рядом бухнулось еще что-то, сбив с ног мага постарше и этого… Веретте.
Рик! И что интересно, в обнимку с дракончиком! Я перевела взгляд — ага, на меня тоже дракончик упал — тот самый, из сна. Ага. Ничего не понимаю. Как это?!
— Санни, ты почему не в пещере?!
Здрасте! И это вместо привета? Я оторопела, а Рик подтолкнул ко мне кроху-дракончика и вцепился в своих дружков:
— Мы нашли загон. Там пятеро драконов! Из них двое покалечены сильно. Скорей туда, пока можем. Пока там мало этих ***! — ни фига ж себе Рик выражается…
Чародеи страшно оживились:
— Рикке, вы нашли новое укрытие Золотых?
— Поэтому вы использовали привязку на подопечную? Из-за срочности?
— Оригинально…
— А это что, та самая леди Александра? Ваша… э…
— А как она сюда…
— Не время! — вмешивается пожилой. — Лессе, будите всех, кто не дежурит! . Амулеты по максимуму. Оставь только Маргейта, у него сил даже на перенос не хватит.
Из пещеры посыпались маги, на ходу собирая волосы и застегиваясь. Пробегавший мимо Веррете подсунул мне сумку и велел напоить обоих дракош из бутылочки с белым соком. Дракоши жались ко мне и перепугано сопели, ничего не понимая. Совсем малыши, еще и пяти лет не исполнилось. Маги толпились возле Рикке и забрасывали его вопросами. Шум и суета…
— Билис? Значит, все же Граззи… Надо б поосторожнее.
— А мы осторожно!
— И в Ковен кого-то пошлите! Риннете просил телепата, срочно.
— О! У нас есть пленные?
— Будут, если поторопимся. Скорее…
— Значит, Маргейт и Рейсе тут, на связи, остальные в готовность! Так, лекари, куда? А ну в тыл! Держитесь позади остальных! Тоннирэ, контакт в готовности?
— В полной.
Ничего не понимаю. Строятся по трое, руки встряхивают…Как они?..
И Рик мне рукой машет:
— Саша, малышей в стаю отправишь? И пожалуйста, спи на большой площадке! Чтоб все поместились!
И исчез!
И все фьють — и как не было. Только ветерком по лицу… Я остаюсь в своих кустиках с двумя малявками на руках…
Так. И что это было?
Пока Irien мылся, Нина пошла в киборгские комнаты подобрать Аргусу одежду. Трусы-майку-носки нашла быстро, сине-зелёную футболку подержала в руках и отложила в сторону. Имеющиеся рубашки показались маловатыми… всё-таки взяла футболку и спортивные брюки – и понесла киборгу.
Аргус тем временем вымылся, вышел голый из ванной и встал у стенки – у Нины возникло ощущение, что такая ситуация уже была… да, Змей когда-то вёл себя также. Надо всё-таки учиться и учиться конкретнее формулировать приказы… Подала одежду и приказала после одевания проходить на кухню, но сразу запросила отчёт о состоянии – и он стал перечислять повреждения: переломы, ожоги, разрывы… при функциональности 8,76% это уже не удивило.
— Значит, нормальную еду тебе пока нельзя… надо кормосмесь.
Кормосмеси не оказалось, пришлось звонить Эке, она пришла через десять минут с огромной упаковкой на пятьдесят банок – пришлось купить все – и две банки сразу выдала Аргусу. Эка спросила:
— Для кого столько? Ему?
И Нина показала на Аргуса:
— Да… ему нормальную еду пока нельзя… Фома привёз… в подарок.
Эка в упор уставилась на Irien’а – тот с таким же выражением на лице уставился на Эку. Наконец, Эка сказала:
— Я его помню… нас продавали вместе… он принадлежал тогда какой-то тётке-врачихе, она на нём препараты проверяла… можно его забрать?
— Спроси у Прохора Петровича. Если он согласится, отдам… ему у вас хорошо будет… а то ты и охраняешь, и покупки разносишь… вдвоём сподручнее будет.
Эка согласилась и ушла. Через четверть часа Прохор Петрович пришёл лично и принёс пакет пряников. Нина встретила торговца и пригласила пройти на кухню:
— Сначала чай… раз уж пряники принесли. А потом позову Аргуса… он лежит, регенерирует… Кузя ему мультики включил.
— Уговорили… я чаю выпью. Ведь думал тогда ещё его купить, но денег на одного киборга было, а девочка в худшем состоянии была… а эко как вышло… судьба, значит.
— Решили его забрать? Только… пусть он поправится сначала… например, в среду вечером зайдите… ему получше будет. Эка может заходить и его проведывать. И заодно хлеб с молоком принесёт. И… никакой сдачи в аренду… и никакого использования… по специализации!
— Обижаете! Эка мне как дочка, и он вместо сына будет… как звать-то его?
— Аргус… так раньше звали, Фома не стал менять. Он его с утилизации выкупил. Работать Аргус пока не сможет… и одежду ему надо теплую. Имя можете сменить…
Прохор Петрович посидел ещё немного, договорились на третий уровень и вечер среды.
***
В вечернем звонке Нина показала Фролу и Змею Аргуса, они внимательно посмотрели друг на друга – и Аргус удивленно заметил, как эти DEX’ы обращаются к хозяйке и как ведут себя. Но ничего не сказал – достаточно того, что они ему наговорили в присутствии человека с первым уровнем управления! Столько противоречивых указаний от хозяйских DEX’ов он не получал никогда!
Его состояние было замечено – и появившийся на экране Ворон заявил:
— Теперь ты дома… и в безопасности. Никто не тронет! В магазине работать сможешь… там еды много и тепло!
К ночи Нина выдала киборгу столько ЦУ, сколько он не получал никогда:
— …кормосмесь каждые три часа, пока упаковка не закончится. Включи регенерацию покрепче… и больше не ходи по дому голым…
А когда он заявил, что оборудование обязано спать с хозяйкой, она вообще запретила ему ходить по дому, разрешила только в санузел и на кухню, и только потом отвела в одну из киборгских комнат и показала место для сна.
В среду вечером за Аргусом пришла Эка, принесла полный комплект одежды и ботинки, он переоделся, вновь получил кучу указаний от Нины и «…если что-то пойдет не так, возвращайся…». И отправился в новый дом. И в новую жизнь.
***
В субботу с утра полетела в гости к Змею. Напросился Фома с Фёдором – взяла и их. Но пришлось остановиться в посёлке, чтобы зарегистрировать Федора – вдруг понадобится отправить его одного на остров? Хуже не будет. Заодно зашли на медпункт и проведали Азиза – он выглядел не просто радостным, а даже счастливым и сразу показал новую игрушку, купленную для него Ираидой – маленький жёлто-красный флайер, управляемый с пульта.
Потом зашли на курятник, предварительно позвонив Снежане. Она была на удивление довольна, как киборги работают – поголовье кур увеличилось настолько, что можно часть птиц продать, и овоскоп уже не нужен, Рик просто сканирует яйца и отправляет на инкубацию только оплодотворенные и кондиционные. Молодняк кормится по нормам, вокруг курятника поставлена сигнальная система – и Рудж на посту круглосуточно. В комнате отдыха появились кубики и пара плюшевых зайчиков.
— Может, сюда ещё одного киборга отправить? Есть Irien с зоотехнической программой… которого Фома мне купил.
— У него программа конюха, а здесь и конюшни нет, – возразил Фома.
— Конюх? – Снежана показала рукой на видневшийся в окне засыпанный снегом фундамент, почти не видимый из-за кустов. – Вот там будет конюшня. Фундамент выстоится и в апреле начнем ставить модуль… так быстрее. Только… где лошадей покупать будем, не решили.
— А о… кибер-лошадях не думали? Киборгу за кибермодифицировпнными животными ухаживать сподручнее… по программе.
— Дорого… — возразила Снежана, — да и где их найти?
— Узнаю у Лёни… он по своим каналам узнает… хотя бы кибер-пони… думаю, что купить их возможно… ребята мебель делают, рыбу коптят, жемчуг ищут, деньги будут. И надо пару DEX’ов охранниками? Чтобы к Irien’у туристы не приставали… пришлю, как конюшня будет поставлена. Пока.
— Ладно… пока.
***
Змей от перспективы кулачных боев завис. Нина его не торопила, но поговорить надо было – Фома для этого и напросился лететь… в разумности Фёдора он сильно сомневался, и потому считал возможным его выступление в боях, но в пару к нему нужен именно разумный киборг, понимающий, что делать! Планировалась чистая показуха и бесконтакт! Райво уже готов скорректировать программу DEX’а и снизить скорость движений так, чтобы процесс был хорошо виден.
— …убивать никого даже нельзя! Даже вредить нельзя… только зрелище…
Отказываться Змей не смел – ему и так слишком много разрешено, далеко не каждому киборгу предоставлен дом для житья при условии охраны острова, на котором стоит дом, и Irien’а, живущего в доме. И потому Змей слушал молча.
Участвовать в боях – даже показательных – желания не было никакого. Но как это сказать – не знал.
— А записи тренировок есть… этого клуба? Как выглядит эта самая буза? Разминка там, или с соревнований видео есть? – стала спрашивать Нина, видя, как Змей смотрит на Фому и молчит.
— Есть… не все, но кое-что есть, – на включенном планшете открылся видеофайл, – это разминка… ломание называется. Тут главное координация движений… а вот с прошлогоднего праздника…
Змей слушал молча, Фома с жаром рассказывал и показывал запись за записью… а Нина думала. Вот пристроит она ещё одного киборга… потом ещё одного… так котят пристраивают вообще-то! А у неё не питомник и не рассадник! И вообще… если бы не подаренный Змей… то ещё неизвестно, стала бы она заниматься киборгами…
— Кстати, Фома, сколько ты заплатил за Аргуса? Я тебе верну… тебе деньги не лишние.
— Это подарок! Не возьму ничего… но вообще-то… шестьсот галактов.
— Это две твои зарплаты с доплатами… сейчас переведу тебе…
— Не надо! Я согласен, – обречённо перебил их Змей, – я буду участвовать в боях… в счёт оплаты за Аргуса. Но… кто второй… если не Фёдор?
— Леон… но я ему сказала, что он не будет биться, если сам признается в разумности… он этого не сделал. Я сообщу тебе, когда прилететь для репетиции… и… Змей, найди сайт этого клуба и посмотри записи там… должно быть что-то. И спроси у Лютого записи прошлого года… в деревнях празднуют Масленицу… может, и драки проводят.
— Хорошо… сегодня же свяжусь с ним.
Вернулись домой уже в пятом часу пополудни. Делать ничего не хотелось… пригласила Илону на чай, она пришла с тортиком и с Алиёй. Хорошо посидели… потом Илона позвала Тимофея, Нина посадила за стол и его. Потом Mary убрал чашки и вымыл посуду – и ему было разрешено доесть торт.
***
— Леон, третий уровень Нине Павловне…
— Приказ выполнен.
Всё-таки пришлось их пригласить… утро воскресенья началось с прихода гостей – полдесятого явился вызванный Василий, через полчаса Карина с Леоном. Гости вошли в дом, Карина по приглашению Нины прошла на кухню, а её киборг остался стоять в прихожей.
Нина удивлённо спросила:
— Что ж Вы его стоять оставили? Пусть проходит…
— Это Ваш дом… и Ваши правила. Леон, слушайся Нину Павловну… и пока мы в её доме, выполняй ее приказы.
— Приказ принят, – ответил Леон. И не сдвинулся с места.
— Какой-то пыльный он у Вас… и в том же комбинезоне… в кладовке, что ли, спит? Леон, можешь пока помыться и воспользоваться стиралкой… Кузя, покажи ему… если хочешь… ванная здесь, время тридцать минут, вода и моющие средства любые и без ограничений. Потом придешь на кухню, кормить буду. И… включи программу имитации личности… если она у тебя есть.
Леон ответил: «Приказ принят» и ушёл в ванную, а Нина отправила Василия к Зосе за одеждой для Леона, и после этого попыталась объяснить возмущённой гостье:
— Киборг тоже человек… пока он сам не докажет обратное. А привезённый из армии киборг… ещё и с психической травмой человек. Жалеть его нельзя… но и издеваться нельзя тоже. Просто надо… обращаться с ним, как с немного необученным и неразвитым человеком… говорить с ним нужно, объяснять. Вы же психолог… наверняка и киберпсихологию изучали… он у Вас уже сколько живёт? Уже успели поговорить?.. почему не купили ему нормальную одежду… и жить он мог бы в комнате, у Вас же трёшка…
DEX в это время подключился к искину и внимательно и с ведома Василия осмотрел дом и двор. Оставят его здесь или не оставят?
Сразу с поля боя был отдан как манекен «снятия стресса у бойцов», как сказал один из вояк — и почти сорвался, но его не сдали и не добили, а почему-то продали и отправили в госпиталь, где новый хозяин орал на врачей, но заставил их его прооперировать, потом почти сутки в лазарете и по банке кормосмеси каждые три часа… он лежал и слушал, как на нового хозяина орал его командир… и вместо очередного звания Левон Оганесян подписал контракт ещё на год, а DEX’а с курьером отправил матери. В подарок.
Разделся, программно засунул комбинезон в стиралку, встал под горячий душ – ограничение только по времени, по температуре и количеству воды ограничения нет… хорошо! Взял шампунь, посмотрел, поставил на место… но разрешено же! – и потому снова достал тот же флакон, открыл его, налил немного шампуня на руку, завернул крышку и поставил флакон на место. Может, не заметят, сколько убыло… люди редко замечают такое… такой шанс узнать, что это такое – шампунь. Новая хозяйка разрешила только мыло… один раз всего. Хорошо-то как!.. жаль, мало времени отведено на мытьё!.. когда ещё разрешат.
Комбинезон выстирался, а на кухне так вкусно пахнет!
Нина заметила вошедшего парня, благоухающего розами, и усмехнулась – всё-таки из всех доступных моющих средств выбрал шампунь с ароматом дикой розы и вымылся им весь! – но сказала не то, что он ожидал, а просто показала на стул:
— Леон, садись вот сюда. Тебе кормосмесь, если ты правильная машина… бери банку. А Васе сейчас сварю пельмени… сметана есть… Васенька, ты садись… бери, что хочешь.
— Приказ принят, – машинно сказал Леон.
— Ага! Сейчас! Опять пельмени! – наигранно возмутился Василий. – А можно пиццу? Я закажу… она вкуснее, чем пельмени… могу две заказать! Ведь можно?
— Можно… закажи, встреть и оплати… нам с куриным мясом, если есть такая… себе, что хочешь. А Леону ещё банку кормосмеси, он у нас правильная машина, и ему всё равно, что есть.
Вася замер, и через пять минут выскочил на крыльцо встречать дрон с доставкой. Карина, глядя ему вслед, очень тихо сказала:
— Он неправильный какой-то… у Вас… мне так кажется… почему-то. И Леон…
Нина усмехнулась:
— У меня все такие… неправильные. Змей таким же был… боялся спалиться… но выдал себя уже на второй день… а вот Леон не сорванный… потрёпанная, но исправная машинка… здесь он ещё не успел сорваться… и доводить его до срыва незачем… а что было в армии, то прошло и вспоминать не будем… может быть, и разумный… наверно, так правильно будет сказать… это нормально. А, возможно, просто очень-очень хорошая программа… так бывает, вот у нас в музее программист гений… вот как Васе поставил программы, от студента не отличить. Леон, будешь жить, и жить нормально… если сможем договориться. Вот… — Нина открыла холодильник и достала банку с компотом. – Держи. Персики половинками в легком сиропе. Надеюсь, сам сможешь открыть. Открывашка… где-то здесь… Кузя, покажи ему, чем открыть банку. Персики можно все съесть… наливай себе чай… сахар клади, сколько надо. А потом поговорим… и всё же попробуем договориться.
Карина в полном шоке тихо переспросила:
— Договориться? С киборгом?
Илье приснился цветок папоротника. Он шел через сумеречный лес и меж деревьев заметил зыбкое красноватое сияние. Будто звезды вспыхивали на миг и опять гасли, чтобы вспыхнуть снова, но с другой стороны. Он отодвинул еловую ветку, загораживавшую от него призрачный свет, и увидел его: мерцающий розовыми искорками, большой бархатный цветок чуть покачивался на тонком стебле, словно кивал головой. Он был цвета заката перед ветреным днем, и лепестки его, причудливые, зазубренные, пропитались закатом. Он походил на остывающий уголек, не тронутый пеплом, на осколок солнца, уходящего за горизонт, — не столько светом, сколько мимолетностью своего существования. Еще минута — и погаснет, исчезнет, растает в прохладе сумерек. А дотронься — обожжет.
Илья присел перед ним на корточки и протянул руку ладонью вверх. Розовые искорки бились о его пальцы — острые, горячие, но слишком маленькие, чтобы причинить вред. От цветка исходило тепло, мягкое тепло нагретого солнцем камня, а не обжигающий жар огня.
Сон разорвал грубый крик Сережкиного телефона: «Тын-дын! — кричал искусственный голос. — Тын-дын! Ты что, не слышишь? Тын-дын!»
Разница между тем, что Илья видел и что слышал, была чересчур разительной, и на секунду голос этот показался ему кошмаром. Он сел на кровати, хлопая глазами и оглядываясь по сторонам. Призрачная ночь за окном: непонятно, солнце недавно село или собирается подниматься?
Сережка заворочался, застонал и протянул руку к стулу, на котором валялся мобильник. Он не открывал глаз, когда нажимал на кнопку соединения.
— Что? — капризно и сонно пробормотал мальчишка в трубку, но быстро проснулся. — Чего? Я вам сказал, чтобы вы мне не звонили больше никогда. Да ну и что! Ну и пусть! Так вам и надо вместе с вашей мамашей!
— Эй, — Илья пересел к ребенку на кровать, — кому это ты так грубо?
Сережка прикрыл микрофон рукой:
— Это Марта с Майкой.
— А ну-ка дай мне, — потребовал Илья.
— Не смей им помогать! — крикнул Сережка.
— Разберусь, — ответил ему Илья и спросил в трубку: — Что случилось, девчонки?
— Пожалуйста! — сквозь слезы выговорила одна из близняшек. — Помогите! Помогите!
— Что такое? Ты можешь мне объяснить?
— Они утащили нашу маму! Они хотят нас забрать! Спасите нашу маму!
— Мы сейчас придем. Мы будем через пять минут, подождите всего пять минут!
Илья кинул телефон Сережке и сорвал со стула джинсы.
— Одевайся.
— Папка, они злые, они тебя… а ты их…
— Не спорь, одевайся. Мы же мужчины, а они всего лишь женщины. Какая разница, какие они? Все равно они слабые и беззащитные.
Сережка, хоть и возражал, все равно вскочил и начал натягивать брюки.
— Да? А где их папа? Почему ты должен их спасать? Пусть своему папе звонят.
— Ну, папа их в городе, пока он приедет — неизвестно что произойдет, — Илья сунул ноги в кроссовки. Сын от него не отставал.
Минуты не прошло, как они вышли из избушки, и Илья заставил Сережку бежать бегом. Как они войдут во двор? И как доберутся до крыльца — ведь там собаки?
Калитка была заперта. Илья подсадил Сережку и велел с забора не слезать. Сам он вскарабкался наверх с большим трудом: забор поднимался вверх метра на два и был обшит гладким, шлифованным горбылем.
Окна дома оставались темными, так же как и двор. Неужели у них нет электричества? Ведь ночные страхи прежде всего заставляют человека включить свет. Илья сразу заметил одну из собак. Она испуганно жалась к прикрытой двери вольера и поскуливала.
— Эй! — крикнул Илья.
Собака посмотрела на него, огляделась по сторонам и бросилась к калитке. Илья решил было, что им не пройти без потерь, но зверюга и не думала на них нападать: она подпрыгивала с радостным визгом и виляла обрубком хвоста. Илья не без опаски спрыгнул вниз, собака прильнула к его ногам, и он заметил, что она дрожит.
— Кто ж тебя так напугал? — ласково спросил он и потрепал ее холку.
Сережка спрыгнул ему на руки, но и это собака приняла как должное. Они подбежали к дому, поднялись на высокое крыльцо и наткнулись на запертую дверь.
— И что делать? — спросил Сережка.
Илья пожал плечами и осмотрел каменную стену цоколя. Вместо окон в ней были вентиляционные отверстия. Нет, сам он туда не пролезет, а Сережку одного в дом не пустит. Оставался еще вход через кухню.
Они спустились с крыльца и обошли дом с другой стороны. Разумеется, дверь на кухню Вероника тоже аккуратно заперла, но с крыльца можно было дотянуться до окна. Как хорошо, что для безопасности хозяева выбрали жалюзи, а не железные решетки!
Илья никогда не входил в чужие дома через окна. Конечно, девчонки могли бы спуститься вниз и просто открыть двери, но он представил их, крадущихся к дверям через темный дом, и понял, что неспособен на такую просьбу.
Илья осмотрелся в поисках какого-нибудь твердого предмета, но ничего не увидел и тогда снял футболку и покрепче обмотал ею руку. Рискованно, конечно, но время дорого.
Не так-то легко оказалось пробить кулаком тройной стеклопакет, но в конце концов Илье это удалось. Он влез в кухню первым и, не увидев ничего страшного, втащил в окно Сережку. На крыльце зашлась визгом перепуганная собака: Илья открыл дверь и только тогда сообразил, что мог бы впустить этим путем и ребенка, не подвергая его риску порезаться об осколки.
Он поискал глазами выключатель и случайно обнаружил его на уровне пояса — Илья никак не мог привыкнуть к этим европейским штучкам. Как он и ожидал, света не было. Даже красный огонек на выключателе не горел.
— Эй! — крикнул он в темноту, но ему никто не ответил, — есть кто?
— У девчонок спальня на втором этаже, они мне показывали окна, но я у них ни разу не был, — сообщил Сережка, — только тогда с тобой, когда жучка искали.
— Пошли на второй этаж, — согласился Илья. В отличие от Сережки, он знал в доме каждое бревнышко.
Они пробрались через темную столовую к лестнице в гостиной, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам, но в доме стояла тишина. Илья поставил ногу на первую ступеньку, когда перед ним вдруг вырос огромный мрачный силуэт. От неожиданности Илья отступил назад: существо двухметрового роста, да еще со ступенек, нависло над ним, и он разглядел клыкастую морду, похожую на волчью.
— Уходи, хозяин избушки, — сказал леший. В его голосе не было угрозы, только равнодушная усталость и снисходительность.
Илья отступил еще на два шага, чтобы смотреть ему в глаза, не задирая головы:
— Я не могу. Вы обещали до Купалы дать им возможность уехать. У них есть три дня. Это нечестно.
— Что тебе за дело до них?
Илья усмехнулся:
— Она тоже спрашивает, что мне за дело до вас. Как вы не понимаете, они живые… Они люди, они…
— Твои соплеменники? — хмыкнул леший. — Ну и что? Они собираются уничтожить тебя, и нас вместе с тобой. Они, в отличие от тебя, не хотят знать сострадания. Оставь их нам. Они умрут тихо и безболезненно, и даже без страха.
— Нет… — прошептал Илья.
— Уйди, хозяин. Не надо вмешиваться.
— Вы давали им срок до Купалы…
— Хватит. Женщина ищет способы уничтожить избушку. Мы не можем такого допустить. Пусть она умрет до того, как успеет это сделать.
— Послушайте, дайте мне с ней поговорить, — Илья шагнул вперед, — в последний раз. Я смогу убедить ее…
— Сколько раз ты уже это делал? И что? Это что-нибудь изменило?
— Я говорил с ней так, что она меня не понимала. Может быть, теперь я смогу?
— А если не сможешь? Что будет тогда? Ее смерть будет закономерной и справедливой.
— Вы хотите сказать — «целесообразной»?
— Пусть будет так. Для нее, как ты выражаешься, целесообразность — главное жизненное правило. Так что справедливым будет подходить к ней с ее же мерками.
— А дети? Ее дети?
— Ее дети — часть ее, так же как твой сын — часть тебя. Уходи. Забудь о них.
— А если я не уйду? Вы убьете и меня?
— Нет, — покачал головой леший, — это было бы несправедливо. Мы можем причинить тебе вред только случайно.
— Дайте мне забрать хотя бы детей… Они ни в чем не виноваты, — твердо сказал Илья.
Леший крякнул и задумался, а потом ответил:
— Тебе не стоит подходить к детям сейчас. Это опасно для тебя.
— Да мне плевать, опасно это или нет! — крикнул Илья. — Я заберу их, даже если вы все встанете у меня на пути!
— Никто не встанет у тебя на пути. Ты хозяин избушки, ты имеешь право решать. Только помни, что от твоих решений зависит и наша участь. Готов ли ты распоряжаться нашей судьбой так же легко, как своей?
Илья смешался.
— Но… но если я позволю их убить… Это тоже будет на моей совести.
— Да, — согласился леший с улыбкой.
Илья вздохнул. Нет, спонтанное желание Вероники уничтожить избушку не должно стать ее смертным приговором. Это… несоизмеримо. Нельзя убивать за одно только желание. Он убедит ее.
— Тогда пропусти меня, — сказал он Лешему.
Леший недовольно покачал головой.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — тихо произнес он и отодвинулся к стене.
Илья подхватил Сережкину руку и рванул вверх по лестнице, собака не отставала от них ни на шаг, прижимаясь к ногам. Спальня близняшек — вторая комната от лестницы направо.
Но перед дверью мелькнул белый сарафан-саван — Мара сидела, прислонившись спиной к двери, и легко поднялась, завидев Илью.
— Не ходи туда, — она раскинула руки, закрывая собой проход.
— Почему?
— Не пугай их.
— Они меня ждут. Почему они должны испугаться?
— Потому что они тебя… уже дождались. Им хорошо и спокойно. Не ходи туда. Они просто уснут, уснут счастливыми.
— Да иди ты к черту! — взорвался Илья. — Ты сама понимаешь, что говоришь? Они же живые! Они маленькие!
Он шагнул ей навстречу, но Мара обвила его руками, сцепляя их замком у него за спиной, и положила голову ему на грудь.
— Не ходи туда, пожалуйста, — шепнула она, и Илья почувствовал, что не может добровольно избавиться от ее объятий. Прохлада ее тела закружила голову, ее невесомые и в то же время твердые руки легко ласкали его кожу, волнистые волосы струились по его груди.
— Мара… — шепнул он. — Отпусти меня.
— Я покажу тебе цветок папоротника, — зашептала она в ответ, — я буду любить тебя, я никогда не причиню тебе вреда, только не ходи туда. Я прошу тебя, не ходи. Я не хочу потерять тебя, когда ждать осталось всего три дня.
— Отпусти меня, или я не стану ждать трех дней.
— Не ходи туда. Если ты увидишь его…
— Кого?
— Какая разница. Если ты увидишь его…
— Превращусь в камень? — натянуто улыбнулся Илья, изнемогая от ее близости.
— Нет, это будет знамением, это… печать судьбы. Не ходи.
— Отпусти меня, или я умру до того, как увижу это знамение.
Она со вздохом разжала руки и оттолкнула его назад. Илья еле сдержался, чтобы не схватить ее, не прижать к себе уже собственными руками. Он встряхнул головой, как мокрый пес, и распахнул дверь.
В спальне горели свечи. На ковре в середине комнаты сидели обе близняшки, прижимаясь друг к другу и кутаясь в одно одеяло. А напротив них на коленях стоял какой-то человек и что-то ласково девчонкам шептал.
— Мы пришли, — заявил Илья с порога, втягивая Сережку за собой.
Девчонки подняли головы, и Илья увидел, как глаза их медленно расширяются и наполняются ужасом. Потом взгляды их заметались, они смотрели то на Илью, то на человека, сидевшего перед ними, наконец разразились громким визгом и, путаясь в одеяле, поползли назад, к своим кроватям.
Илья слегка растерялся, не понимая, в чем дело, и тогда человек, сидевший на ковре, медленно, как бы нехотя, оглянулся. Глаза их встретились, и Илье показалось, что столкновение взглядов выбило из воздуха искру. На него смотрело его отражение, его точная копия, он сам… Безымень. Они же виделись однажды, ночью в лесу, почему же тогда это не вызвало такого ужаса и такого напряжения?
— Потому что я не смотрел тебе в глаза, — ответило его отражение его собственным голосом, — встретить меня в своем обличье — очень нехорошая примета. Знак судьбы. Я не хотел с тобой встречаться, я пришел успокоить детей. Пока не придет кот и не споет им свою песню.
Кот? И дети умрут счастливыми? Илья еще не отошел от близости Мары, его кровь и так кипела… А может, танец перед Каменным ликом до сих пор не давал ему покоя? Он не долго думал, прежде чем подойти поближе и завалить соперника увесистым ударом кулака в челюсть.
— Пошел вон! — рявкнул Илья, потирая костяшки пальцев.
Безымень, казалось, не почувствовал боли, хотя и распластался на ковре. Он медленно поднялся усмехаясь, выпрямился во весь рост и снова посмотрел Илье в глаза.
— Чур меня, — сами собой прошептали губы.
— Не поможет, — Безымень улыбнулся его собственной глумливой улыбкой.
Илья кивнул и понял, что это и вправду не поможет. После такого взгляда этого слишком мало. Безымень тем временем подошел к двери и оглянулся:
— Неживущие, как ты нас назвал, всегда будут любить друг друга, а живых — только раз в год по обещанью. Желаю получить в подарок цветок папоротника.
Он кивнул, вышел и закрыл за собой дверь.
Онемевшие от страха близняшки давно уперлись спинами в кровать и сидели, сцепив руки и боясь пошевелиться. Первым к ним подбежал Сережка:
— Да все хорошо! Вы видели — мой папа его прогнал. Мой папа не позволит вас обижать!
— А это… это точно твой папа? — запинаясь, спросила одна из них.
— Точно, точно! — у Сережки не возникло и тени сомнения.
— Одевайтесь, — коротко бросил им Илья, — здесь вам нельзя оставаться. Пойдете с нами в избушку.
— А мама? — хором спросили они, и носы их наморщились, — как же наша мама?
— Мама? — тихо переспросил Илья.
А жива ли их мама? И стоит ли она того, чтобы остаться в живых? Если он сейчас уйдет и оставит здесь Веронику, то не простит себе этого никогда в жизни. Уйти и оставить ее — все равно что принять участие в ее убийстве.
— Сейчас поищем вашу маму. Только одевайтесь быстрей.
Интересно, в этом возрасте девочки уже стесняются? Да, наверное.
— Сережка, отвернись, — велел он сыну.
Илья подозревал, что одеваться они будут долго — все-таки девочки, — но близняшки успели собраться за одну минуту.
— Скорее! Пошли искать маму! — хором сказали они.
— А вы не видели случайно, куда ее утащили?
— Ее утащила змея, огромная змея. Но куда, мы не видели, мы же были в комнате.
Что ж, надо методично осматривать весь дом. Без фонарика придется тяжело, но со свечами будет еще труднее. Илья распахнул дверь и наткнулся на собаку, которая радостно кинулась к ним, виляя обрубком хвоста.
— Айша! — крикнули девчонки хором.
Собака заплясала вокруг них, стараясь подпрыгнуть и лизнуть в лицо.
— А где ее братишка? — спросил Илья.
— Азат вчера умер, — вздохнули близняшки.
Илья присвистнул, но расспрашивать их пока не стал — некогда.
— Айша! Где мама? Ищи маму! — крикнули девчонки.
Сука забеспокоилась, начала оглядываться, поскуливая, и рванулась к лестнице. Илья побежал за ней, за ним кинулись близняшки, а Сережка прикрыл их тыл. Айша выскочила на середину гостиной, двинулась в сторону кухни, осмотревшись, и вскоре замерла на ступенях перед запертой дверью в подвал.
— Черт! — выругался Илья, догнав собаку. — А другого входа в подвал нет?
— Есть, — ответили близняшки, — с улицы. Только там тоже закрыто, и там железная дверь.
Илья толкнул дверь плечом, но она была тяжелой и не подалась. Если в доме и есть инструмент, то наверняка он хранится в подвале, а не в кухне.
— Отойдите, — попросил он детей, теснившихся у него за спиной. Ребята поднялись на две ступеньки вверх. Илья шагнул назад и изо всех сил ударил ногой по дверному полотну, чуть выше замка. Он только отбил ногу: бесполезно.
— Что-нибудь тяжелое у вас есть? — спросил он близняшек.
— В кладовке, может быть… — неопределенно ответила одна из них.
В кладовке к стене и вправду был прилажен стеллаж с инструментом. Илья порылся на полках, нащупал что-то вроде лома и отложил в сторону. Молотки, ножовка, стамески… Неплохо. Неужели Залесский такой умелец? Топор! Ну что ж, лом — это, конечно, хорошо, но топором он управится быстрей. Илья потрогал лезвие и покачал головой: оно оказалось не только тупым, с его точки зрения, но и имело две глубокие зазубрины. Впрочем, для того, чтобы выломать дверь, это вполне подойдет.
Дверное полотно было собрано из отличной доски-пятидесятки и отделано шпоном. Хорошо, что его не обили металлом. Илья долго крошил эти доски, пока дерево вокруг замка наконец не затрещало. Все же работал он топором чересчур усердно — противно заныли ребра, которые не тревожили его дня два. Да и биться плечами в дверь тоже не следовало.
Света не хватало. Сумеречные блики от высоких проемов ложились на потолок и ничего не освещали. Илья вынырнул в кухню:
— Ребята, постойте здесь. Там очень темно, ноги переломаете.
— Нет! — хором закричали близняшки.
— Сережка вас защитит. И, в случае чего, кричите, я сразу прибегу.
— А как мы узнаем, что это вы? — спросили они хором.
Илья поднялся к ним поближе и прошептал:
— Если это буду я, то сделаю вот так, — он сложил ладони в замок и потряс ими над головой.
— Да папа, я тебя все равно узна́ю. Ты не беспокойся, — кивнул Сережка.
Илья потрепал его по плечу и нырнул в подвал. Но не успел пройти и трех шагов, как запнулся и чуть не упал. Он выругался и почувствовал, что сзади под коленку тычется что-то теплое и мокрое.
— Айша? — спросил он, и собака ткнулась носом ему в ладонь.
Илья ухватил ее за ошейник, чтобы не потерять из виду. Она рвалась вперед, волоча его за собой. Под ноги все время попадалось что-то тяжелое: не иначе, тут прошло нечто, сметавшее все на своем пути. Он спотыкался раза три, пока собака не остановилась перед дверью и не попятилась.
— Сюда? — взглянул на нее Илья.
Дверь снова оказалась запертой, только на этот раз не такой крепкой — Илья выбил ее одним ударом ноги.
Здесь тоже горели свечи… Посередине, свернувшись двумя красивыми кольцами, возлежала русалка со змеиным хвостом. Внутри ее колец свернулась калачиком Вероника, и голова ее покоилась на черной змеиной коже. Вероника не пошевелилась, когда Илья вошел, русалка же нервно подняла голову, а потом выпрямилась, как кобра, принявшая боевую стойку. В мерцающем свете свечей от нее было не оторвать глаз: иссиня-черные волосы, тонкие черты лица, маленькая упругая грудь…
На табуретке около котла лежал кот и мурлыкал так громко, что к его песне не нужно было прислушиваться.
— Привет, хозяин, — улыбнулась русалка.
— Я пришел, чтобы забрать Веронику, — кивнул Илья и оперся на стену — ему вдруг стало тяжело стоять.
— Боюсь, что ты опоздал, — сообщила она, и ее добрая улыбка превратилась в нечто, напоминавшее прорезь змеиного безгубого рта, — но не волнуйся, ей снятся счастливые сны.
Илья зевнул и почувствовал непреодолимую усталость, ноги начали подгибаться сами собой.
— Баюн поет ей не меньше получаса, — сладко сказала русалка, — и тебе не стоит долго его слушать.
— Ах вы твари! — Илья тряхнул головой, пытаясь прийти в себя.
Кот приоткрыл один глаз, но мурлыкать не перестал. Илья шагнул к табуретке и поднял его за шиворот к своему лицу — кот был здоровый и тяжелый.
— Ты что же, гад, делаешь? — прошипел он коту в морду.
— Я пою, — недовольно ответил кот. — Положи меня на место.
— До Купалы еще три дня, а ты уже поешь?
— Да ладно, хочешь — забирай, — мирно ответил кот, — ты хозяин, тебе видней. Только смотри, как бы хуже не сделать. И не уверен я, что она проснется.
Илья поставил кота обратно на табуретку и снова зевнул. Проснется она или нет, можно разобраться потом, главное — это забрать ее отсюда. Он глянул на змею-русалку и нагнулся к Веронике.
— Как ты думаешь, кто из нас красивей? — спросила русалка, откинув волосы назад и приподнимая лицо, чтобы ему было лучше видно.
Илья посмотрел на Веронику, потом снова на русалку и нехотя ответил:
— Отстань. Конечно ты. Ты совершенна. А она просто красивая.
— Ты мне льстишь, — довольно улыбнулась русалка, — поцелуй меня, тогда и забирай свою Веронику.
— Мне пять минут назад сказали, что неживущее любит живое раз в год по обещанию, — усмехнулся Илья и снова зевнул.
— Сегодня как раз такой день, когда я тебя люблю, — рассмеялась русалка. — И… я всегда люблю теплое. Ее ты целовал, а чем я хуже?
Илья вздохнул:
— Ты не хуже. Дай мне ее забрать.
— Не дам! — захохотала она, рот ее открылся, и Илья увидел два огромных изогнутых ядовитых зуба, похожих на кривые кинжалы.
— Ну и как тебя после этого целовать? — хмыкнул он. — Я же человек все-таки.
— Не бойся, не укушу, — русалка закрыла рот и придвинулась к нему поближе.
— Ну ладно… — Илья вытер губы, обхватил ее одной рукой за пояс и притянул к себе.
Но едва он попытался шевельнуться, как почувствовал, что тяжелый змеиный хвост обвивает ноги и сдавливает грудь тремя плотными кольцами. Русалка оторвала его губы от своих и повернула голову:
— Пой, Баюн! Пой еще, может быть, мы успеем!
— Это нечестно, — Илья попробовал вырваться. Какое там! Его запястья перехватили неожиданно сильные руки русалки.
Кот кивнул, поджал под себя лапы и замурлыкал, громко и певуче.
— У меня ребра сломаны, не жми так сильно… — попробовал он взять ее на жалость.
— Потерпишь, — улыбнулась она, — утешай себя мыслью, что сделал все возможное. Разве не это тебе нужно? Спокойная совесть.
Едва кот начал петь, голова сладко закружилась, а тело охватила сонливая мягкость. Русалка отстранилась немного в ответ на рывок Ильи и сделала выпад к его лицу, широко раскрыв неестественно огромную пасть с зубами-кинжалами. Но он рванулся снова и высвободил одну руку, тут же ухватив русалку за тонкую гибкую шею. Интересно, ей нужно дышать? Или она может обойтись и без этого? Во всяком случае, русалке это не нравилось — она затрепыхалась, совсем как живая, закатывая глаза и царапая его руку ногтями.
— Пусти, — прошипела она.
— Щас! — хмыкнул Илья. — Сначала ты отпусти меня.
Хвост ее пришел в движение — Илья почувствовал, как мышцы, спеленавшие его, напрягаются все сильней, превращаясь в камень. Хвост выдавил дыхание из груди, ребра заныли мучительно, и заломило сжатые как в тисках колени. Зато набегавшую сонливость сняло как рукой.
Русалка вдруг обмякла, повисла на его руке, как тряпка, и закатила глаза. Но Илью было не так-то легко обмануть — хвост сжимал тело с прежней мощью. Русалка поняла, что он не поддался на ее уловку, и открыла глаза, вперив немигающий взор ему в лицо.
— Отпускай, — выдавил Илья.
Сказать она ничего не могла, но в ее глазах промелькнуло что-то вроде готовности сдаться. Она выдержала паузу, а потом три кольца ее черного хвоста разом расслабились и упали к его ногам. Илья рухнул на них сверху, разжимая руку.
— Ладно, — прохрипела русалка, потирая шею рукой, — ты победил. Но если бы я не боялась тебя убить, тебе бы это не удалось.
Илья обхватил ребра руками и попробовал подняться, путаясь в мягком, бархатном змеином хвосте. Над Вероникой, мечтательно закрыв глаза, кот пел свою песню. Илья выбросил руку вперед и сгреб кота за шиворот:
— Все! Твоя песенка спета.
— Да пожалуйста, — флегматично ответил кот.
Вероника лежала на боку, подсунув ладонь под щеку, будто маленькая девочка в своей кроватке. Илья перевернул ее на спину — ее тело было мягким и безвольным.
Он подсунул руки ей под плечи и под колени и попробовал встать. Когда Вероника держалась ему за шею, она не показалась ему такой тяжелой. Ребра заломило до слез. Илья поднялся со стоном и шаг за шагом двинулся вперед.
Он донес ее до двери, развернулся боком и кивнул русалке и коту на прощание.
— Надеюсь, она не проснется, — вежливо сказал кот.
— Присоединяюсь, — улыбнулась русалка и помахала Илье гибкой красивой рукой.
Айша, так и не осмелившаяся войти в дверь, сидела у стены напротив. Завидев хозяйку, вместо радостного визга она утробно взвыла, как по покойнику, и Илья подумал, что ему надо спешить. Вероника была жива, он чувствовал ее легкое дыхание. Но кто знает, что будет через пять минут?
— Вперед, девочка, веди меня, — кивнул он собаке.
Айша двинулась вперед, только на этот раз держаться за нее Илья не мог. Даже после неяркого света тьма подвала показалась непроглядной. Илья старался идти, касаясь плечом стены, но все равно спотыкался. Руки занемели, и тело Вероники опускалось все ниже — приходилось помогать себе коленкой.
Илья с трудом поднялся по ступенькам в кухню — дети почему-то не обрадовались его появлению, а настороженно сжались.
— Это я, — сказал им Илья, но и это их не убедило. Даже Сережка отступил на шаг вместе с близняшками.
Илья вспомнил про условный знак и застонал: если он опустит Веронику на пол, то поднять ее у него не хватит сил! Разумным компромиссом ему показался большой кухонный стол, куда он ее и водрузил.
— Пап? — робко спросил Сережка.
Илья усмехнулся и потряс сцепленными руками над головой. Ребята выдохнули с облегчением, близняшки бросились к матери, а Сережка к Илье.
— Аптечка у вас в доме есть? — спросил Илья близняшек.
— Почему у мамы закрыты глаза? — с ужасом спросила одна, а другая продолжила шепотом: — Она умерла?
— Нет, она спит. Она просто спит. Она скоро проснется, надо только донести ее до избушки. Аптечка у вас есть?
— У нас лекарства в кладовке лежат, в ящике, — сообщила одна из девчонок.
Лекарств в доме хватало, оставалось только сгрузить их в пакет — Мишка разберется, что тут нужное, а что нет.
Илья подошел к Веронике и оглядел ее внимательней. Ему показалось, или ее дыхание стало еще тише? В тусклом свете из окон ее лицо выглядело бледным, умиротворенным и очень красивым. Наверное, красивей, чем у змеи-русалки. Илья подумал, что она похожа на мертвую царевну в хрустальном гробу. Только поцелуй вряд ли приведет ее в чувство. Он оценил собственные силы и перекинул ее через плечо, как мешок с картошкой. Пожалуй, так у него гораздо больше шансов дойти до цели…
— Бегом, ребята, — кивнул он детям и распахнул дверь на крыльцо ногой.
На улице светало. Или это показалось после полутемного дома? Белой ночью начинает светать сразу после заката. В лесу послышалась птичья трель — значит, это и вправду восход.
Дети легко обогнали бы его, если бы не побоялись бежать впереди. Подходя к избушке, Илья падал с ног, до того тяжелой показалась ему ноша. Поднимаясь по ступенькам, он раза два споткнулся и ввалился в столовую, едва не растянувшись на пороге.
— Мишка! — крикнул Илья, пиная его кровать ногой. — Просыпайся, у нас гости!
Еще три шага до собственной кровати… Илья побоялся бросить Веронику на постель и постарался опустить ее тело осторожно и медленно.
— С ума сошли? — сонно спросил Мишка, поднимаясь.
— Вставай, нам нужен доктор, — Илья сел на пол около своей кровати, обхватив грудь руками.
В спальню завалились ребята, а за ними тихой сапой, на полусогнутых, пробралась Айша — видимо, подозревала, что собакам в спальне не место.
— Чего случилось-то? — Мишка сунул ноги в тапочки.
— Не знаю, — честно ответил Илья, — посмотри на нее. Мне ее не разбудить.
Мишка растолкал детей в стороны и нагнулся над Вероникой. Ну что ж, теперь его очередь ее спасать.
— Я пока на твоей кровати полежу, — сообщил Илья Мишке, с трудом поднялся и, пройдя три шага, рухнул на постель. Видно, песня кота не прошла для него даром: он уснул мгновенно. И только смутно, сквозь сон почувствовал, как кто-то снимает с него кроссовки.