Служба в армии не проходит бесследно.
Подходя к стоянке, и, увидев, как щупленький паренёк бежит, расставив руки, на огромного медведя, Ирен не стала размышлять.
У отряда был один карабин, мирно притулившийся при входе в крайнюю к берегу палатку.
Заряжен или нет? Размышлять некогда! Натренированные руки сами сделали привычную автоматическую работу. Взять. Снять с предохранителя. Прицелиться. Нажать спусковой крючок. Выстрел. Отдача.
Какое-то время, как в замедленной съёмке, ничего не происходило. Медведь продолжал обнимать человека в своём смертельном капкане. Затем…
Вначале почему-то появилась струйка бурой крови… дымящейся… пряно пахнущей… и, только потом, гигантская туша начала заваливаться на бок, подминая под себя тщедушное человеческое тело.
***
Часа через два, укутанного в спальник, молчаливого «спящего красавца» она же кормила из ложки вкуснейшей ухой из свежевыловленного хариуса. На палочках прожаривались кусочки медвежатины, а на закуску предлагалась ежевика.
***
Утром, пройдя по сырой и скользкой тропе среди гниющего мха, отряд вышел к дороге и остановился на берегу Ауспии, ждать «Урал».
Солнце на прогалине пригревало, мошкара зудела, вчерашний ужин уже составил «дань земле», и желудки припекало не меньше разгоряченных голов.
Расположились на рюкзаках.
Тощий счастливец, так успешно вырванный из лап озверевшего медведя, встав рядом с Ваней по «стойке смирно», тупо рассматривал какую-то, одному ему ведомую точку на горизонте.
Туристы давно отметили это пристрастие именно к воскресившему его «целователю хрустальных гробов». Неудивительно, что Ванька подвергался постоянным нападкам, а близнецы, подмигивая, и, почему-то облизывая обветренные губы, подозревали последнего в нетривиальных контактах, проходящих в замкнутом пространстве палатки по ночам.
Осмотрев паренька с ног до головы, и, отмахнувшись от очередного слепня, Иван, с нескрываемым раздражением, сообщил стоящему «памятником» товарищу:
— Сядь уже, а?!
Человек механически согнул колени и, не сводя с горизонта глаз, сел на корточки. Абсолютно прямая спина изобразила по отношению к коленям прямой угол, и тело опять замерло в немом укоре….
— Точняк, пассив! — хором резюмировали Лазаревы.
Раздалось жизнерадостное хихиканье.
Обиженный Ванька вскочил и, обежав сидящего два раза, заорал:
— Значит, всё-таки понимаешь! Придуряла несчастный. Расслабься, наконец, не съест тебя никто. Хоть слово скажи… Кто ты есть-то?
Сидящий на корточках нелепо плюхнул на траву костлявый зад и, повернув к Ивану голову, сообщил:
— ДЕКС. Кибермодифицированный биологический объект. Статус: телохранитель. Состояние: 38% до физиологической нормы. Выпуск 5414 года по среднегалактическому времени. Находился в состоянии стасиса 298 полных оборотов вокруг данной звезды. Разбужен кодовой фразой, при одновременном нажатии механизма открытия камеры. В настоящее время хозяином первого уровня является Иван.
Над поляной повисла гнетущая тишина, которую прервал резкий быстрый шёпот немецкой гортанной речи. Это растерявшийся Хенрик просил Ирен пояснить произнесённые слова.
Только через полчаса ребята достаточно согласованно начали задавать вопросы.
В ожидании прибытия автотранспорта, путём перекрестного допроса, было выяснено следующее: планету, расположенную на окраине Млечного Пути, как развивающуюся, закрыл ещё пятьсот лет назад Галактический Союз. Когда этноэкспедиция обнаружила на ней следы палеоконтактов с Предтечами, её вообще удалили из списка перспективных. Нет планеты — нет и контактов. Но голубой шарик притягивал, и сборный отряд авантюристов решил рискнуть. Их сбили. Оставшись в одиночестве, киборг, следуя программе, ушёл в стасис.
— А что искали твои хозяева?— спросил Лёха в конце допроса.
— В Западном полушарии на высокогорном плато Альтиплано мои хозяева хотели искать вход в ангар Предтеч,— услышали ребята.
И тут заговорил Хенрик:
— На берегу озера Титикака, в районе АйяМарка, в скалах высечен огромный портал. В середине портала находятся закрытые створки каменных ворот. Индейцы верят, что через эту закрытую дверь можно попасть к богам и обрести бессмертие. Кстати, это не единственные врата. Я видел подобные на берегу озера Ван в Турции…
***
«Урал» подобрал любителей приключений только к вечеру. Пересчитав прибавившихся туристов, мало чему удивляющийся водила реквизировал карабин, похвалил Ирен за удачный выстрел и, под громко кричащий «шансон», погнал машину по разбитой трассе.
К утру, он затолкнул продрогших и основательно проголодавшихся ребят в двери местного МЧС, совмещающего функции областного правоохранительного органа и пункта сбора поисковых отрядов в одной прокуренной каморке – так сказать, в одном лице.
Лицо, учитывая раннее утро, отсутствовало.
Водитель Серёга, он же Сергей Дмитрич, он же, по совместительству, кум «лица», сидя на лавочке, с горькой ухмылкой наблюдал за туристами, вовсю уминающими ситный хлеб под жидкий чай с кусковым сахаром.
Выделявшийся особой бледностью тощенький мальчик глотал только сахар. Этот явно сбежал от староверов, подбирающих детей из приютов, с целью превращения последних в рабсилу и обогащения за счёт выделяемых им пособий. Парню навскидку было лет шестнадцать, но он смотрелся вымахавшей «каланчой», с тощенькой гусиной шеей и мёртвым взглядом забитого ребенка.
Герой, прошедший полста километров по тайге, не заслуживал участи быть возвращённым в скит. Имелся в отделении паспорт одного молоденького утопленника… родственник почти оформил его на неопознанный труп, да всё придерживал до результатов экспертизы. Документ вполне сгодится для мальчишки. Прописка в нём отсутствовала, зато гордо стоящий штамп об отбытии воинской повинности два года назад и свежехрустящий военный билет были очень кстати.
А с парой потерявшихся иностранцев, вообще, связываться никому не хотелось. Прошлой осенью кума чуть не погнали из органов за пропуск, выданный двум америкосам, кстати, бесследно сгинувшим в тайге.
По весне на берегу Лозьвы местные охотники из манси нашли рюкзак и паспорта. И какая разница, кто они: там баба и мужик — тут мужик и баба… А цвет волос — так красятся они все….
Вздохнув, и, почему-то вспомнив тёплую грудь жены, он влез в притолоку и, слегка пошарив, нащупал ключ от сейфа. Щёлкнув замком, Серёга достал паспорта…
Заодно и куму хлопот поменьше будет.
Выйдя на улицу, он, с удовольствием, понаблюдал картину: шкафообразный студент кормит крысу.
— Ларёк, ещё кусочек и попьёшь, — услышал он. Жирному грызуну не нравилась корка, и он недовольно водил усами, лысый хвост стучал по руке кормящего хлыстом, хозяин моргал красными, после бессонной ночи, глазами и продолжал сюсюкать…
— Ну-ка, подойди сюда! — позвал Сергей укротителя.
Циркач вздрогнул, а крыса недовольно повела розовыми прозрачными ушками.
— Ты, ты, не крыса же, — хмыкнул водитель.
— Отметил я вас — всех, — нажав на последнее слово, сказал Сергей. — Вот паспорта потерявшихся. Пусть посмотрят на себя внимательно. Познакомятся. Запомнят, друг друга-то. Нормальные документы, не заявит никто. А я вас прямо до станции, к поезду. И чтоб духу не было к вечеру! Зови остальных, «по коням»!
***
ДЕКС сидел у окна дребезжащей своими примитивными металлическими составляющими повозки и смотрел, как со скоростью бегущего с родной планеты рогатого серва, убегают деревянные столбы, с прицепленными к ним проводами.
Плотной стеной вокруг стоял зелёный лес, и, казалось, что этот поезд вот-вот потеряется в пространстве между свинцово нависшим небом, серой коркой железной основы для бегущего механизма и оглушающее яркой зелёной стеной, буйно раскинувшей вокруг свои жизненные соки.
Его глаза не хотели смотреть, не хотели видеть быстро темнеющее беззакатное небо, которое напоминало ему тело с вытекшей кровью.
Поезд двигался на запад, спеша за последними истончившимися лучами звезды, и, не успевая за остатками её света. Состав летел в темноту. Киборгу было холодно и страшно.
Там, внутри, под коркой запретов и имплантов, билось его настоящее человеческое сердце. Грудная клетка поднялась на вдохе и испуганно опустилась. На плечо легла тёплая рука.
— Давай-ка, друг, спать, — сказал хозяин. — Твоя нижняя полка, а я — наверх. Если что нужно, скажи, главное, не бойся. Домой мы едем. Мать не поймёт, канеш, зато у меня мировая бабка! Ты спи. Всё будет хорошо!
Попавшая в клетку крыса всё равно
не становится домашним животным.
Она до последнего надеется вернуть свою свободу.
(«Трактат о тварях земных, водных и небесных»).
Черной бронзою окованы холмы,
Через сердце прорастают тени тьмы.
Тени-оборотни, тёмно-серый мех.
Ох, Господи, не введи во грех!
(Мельница. Текст песни «Княже»)
Приходить в себя на стуле в пыточной камере саврянской тюрьмы, от соприкосновения с ледяной водой из ведёрка, при этом ощущая кандалы на руках и ногах — было не только неприятно, но и непередаваемо страшно! Рыска очень сомневалась, что так приветствуют всех гостей города. Да и окончанием допроса, вряд ли, будет поглаживание по белой головке и пожелание хорошего отдыха.
Уже знакомый мужичок что-то спрашивал и требовал, но Рыска мало его понимала. Когда он перешёл на ринтарский, то настроение не улучшилось.
— Я повторяю. Какова цель вашей шпионской деятельности? И каким образом вы перекрасили волосы? На кого вы работаете?!
Рыска понимала, что честные глазки и весчанская манера поведения её не спасут. Кто поверит в сказочку про синие грибочки и незадачливого должника? Как говаривала бабка Шула: «шпионы часто набирались из хороших актеров». А вот из глупых девок — очень редко. Надо хорошенько подумать, прежде чем отвечать.
Что она знает о тюрьмах? Жар сам боялся заключения, как роготун священного кадила. А вот Альку доводилось побывать в таком месте. Как бы он себя повёл сейчас? Под рубахой зашевелилась придавленная во время задержания крыса, добавив уверенности.
— Да как вы смеете допрашивать властительницу путей и дорог?! — отчаянно копируя гордость и недовольство Алька, ответила Рыска. — Немедленно отпустите меня!
Крыс выполз из-под воротника, неприязненно и грозно поглядывая на тюремщиков, готовый, в случае чего, броситься на защиту своей хозяйки. Простые работяги мест несвободы явно опешили. Но статуса путницы было маловато для того, чтобы отпустить девку. Мало ли, может и путницу подкупили. Хороший шпион из путника получился бы.
— Нутка, просчитай свою дорожку, крысиное отродье Сашия! — закричал из угла щупленький невысокий мужчина, вероятно, один из главных в тайной службе её величества, по крайней мере в Венцбурге.
Рыска поздновато вспомнила, о том, что гордого и ершистого саврянина часто пытались за эту самую гордость хорошенько побить. Но иногда помогала его высокородная фамилия. Отступать от намеченного плана было глупо, поэтому она, как можно более уверенно и спокойно, сказала:
— Я невеста Алька Хаскиля. Если вы не отпустите меня, то будете иметь дело с ним. — Тюремщиков, как молотом по рукам ударило, такими пришибленными Рыска их увидеть никак не ожидала. Дрожащими движениями здоровый и давно не чёсаный детина, явно не чуждый пытному делу, снял с неё кандалы.
— Госпожа путница, вы же понимаете, что мы — люди подневольные и таких решений не принимаем самостоятельно. Нам известна только леди Аниэла, которая до недавнего времени была невестой наследника Хаскилей. Мы сообщим Густаву Хаскилю о вашем местонахождении, и, как только будет получен ответ — отпустим вас, если информация подтвердится. — Ответил щуплый работник тайной службы.
Сказать, что Рыска была в восторге — ничего не сказать! Она попыталась спокойно встать и пройти в указанное помещение, «камера для знатных», как окрестил бы её Жар. Мягкий диван, деревянный стол с фруктами и тарелкой ещё горячего утиного супа. Свежая одежда и даже деревянная кадушка с тёплой водой.
Но трясло девушку изрядно! Познакомиться с отцом Алька при таких обстоятельствах… А, может, даже и не познакомиться, а получить отрицательный ответ в письменном виде и огласить площадь своими криками во время публичной казни…
Рыска попыталась прислушаться к себе: что говорит ей, если не дар, то хотя бы интуиция? Но внутри всё сжалось от страха и стыда, хоть бы Альк про эту историю не узнал! Он, конечно, поймёт и одобрит, но смотреть в его глаза… И что это за всем известная невеста?! Вот и слушай его песни… Верь в этот романтический бред! Глупая весчанка! На что надеялась?! Рыска впервые за неделю разрыдалась от переполняющего душу горя. Потерять любимого и, возможно, любящего друга во время савряно-ринтарской битвы ей впервые показалось не так больно, как потерять уже точно любимого мужчину из-за красивой породистой невесты…
Клотильда была в ярости, когда узнала, что это маленькое чудо стало достоянием стороннего глаза. Она чувствовала себя так, будто в ее будуар, туда, где она хранила самые дорогие для нее интимные вещи, забрался вор и шарил по этим вещам грязными руками, примеряя их и даже обнюхивая. Если бы это был вор, она бы приказала его вздернуть. Она испытывала необоримое желание поступить именно так, невзирая на благородное происхождение любопытной самки. Как сладостно было бы покарать чужака, осквернившего священную рощу, где на свободе, никем неузнанное, резвится божество! Но времена языческой вседозволенности канули в Лету. Теперь приходилось изворачиваться и находить средства более утонченные, чтобы наказать виновного. Клотильда обуздала свой гнев. Ее месть будет изящной, неожиданной и недоказуемой. Как брошенный за воротник кусок льда. Обожжет и… растает.
***
Ночью идет снег. Он не прекращается с рассветом, и когда я спускаюсь в парк, небо все еще сыплет на землю мокрую сверкающую шелуху. Как видно, кто-то наверху, утомившись кровавой неприглядностью мира, пытается прикрыть его наготу. Когда чуть подморозит, земля и деревья будут щеголять мантией из алмазной пыли. Мир преобразился. Я наслаждаюсь непривычной тишиной и красотой белого древесного кружева. Ловлю огромную, как шмель, снежинку тыльной стороной руки и разглядываю ее. На бархате перчатки она сияет, как плод ювелирной страсти, нагромождение ледяных иголок. Но беспорядок обманчив – эти иглы уложены в строгой последовательности, создавая узор сложный и редкий. Это Шартрский собор в миниатюре с его воздушными нефами. Весь гений человеческий в замороженной капле. Снежинка уже погибает. Рушатся стройные колонны, оседает крыша. Вот ее уже нет. Только капля воды, которую я стряхиваю в снег.
Тишина все же не всемогуща. Со стороны Венсеннского замка доносится собачий лай, ржание и завывание рога. Это голоса охоты. Вероятно, его величество неподалеку. Я знаю, король часто охотится в Венсеннском лесу. Больше некому. Здешние леса принадлежат либо принцам, либо короне. Это королевская свора. И королевский рог. Но благоговейный трепет мне неведом. Я видел Людовика слишком близко. Скучающий монарх вторгается и разрушает мою тишину. Потехи ради он преследует ни в чем не повинного зверя, травит его собаками. Не потому, что голоден, как поступает лисица или волк, а потому, что ему нечем заполнить время. Снова звук рога, собачий лай, и где-то там, в этом торжествующем гвалте, слабый предсмертный стон жертвы. Пятна крови на снегу.
Шум травли стихает. Зверь, видимо, бросается куда-то в сторону и уводит за собой свору. Но стук копыт не следует за ним. Я слышу его все отчетливей. Он не отдаляется, а приближается. Кто-то скачет галопом. Один из охотников. Отстал от свиты? Или послан с поручением? Так и есть, направляется сюда. Будь всадников несколько, я бы предположил, что это возвращается герцогиня. Но всадник один. Под ногами у коня снежная слякоть, и потому удар копыт не так точен и звонок. Это скорее насме- шливое чавканье и хлюпанье, каким дорога дразнит скакуна. Всаднику тоже это не по нраву, и он переходит на рысь. Я жду его появления с беспокойством. Так уже было однажды… Та же настороженная тишина. То же сгустившееся, стекающее время.
Вот всадник появляется. За вуалью из кружащихся хлопьев возникает силуэт. Исчезает за деревьями. Появляется снова. Я различаю масть. Конь – рыжий… И плащ, подбитый лисьим мехом. Мне сразу не хватает воздуха, сердце пропускает удар. Да, это она.
Из-под белого занавеса на парковой дорожке появляется Жаннет. Конь ее уже идет шагом. Бока его вздымаются, шея потемнела от пота. Сомнений нет, она направляется ко мне. Не колеблясь и не оглядываясь. У меня первый порыв – броситься бежать, сделать вид, что я ее не узнал, попытаться уклониться от встречи. Но разве я могу шевельнуться? Я вижу, как истончается снежная завеса, как проступают, заостряются ее черты. Шагах в десяти она останавливается. Возможно, мне следует подойти и помочь ей. Но как это сделать? Мои ноги, подобно древесным корням, ушли в землю и перепутались с другими корнями. Только голова еще на поверхности, поэтому могу дышать. Жанет сама соскальзывает на землю, перекидывает повод через голову лошади и наматывает его на запястье. В мою сторону она только выжидающе смотрит. Что, если она сейчас подойдет ко мне или сделает знак приблизиться? Тогда на рассвете я был один, а сейчас за мной наблюдают, Любен и еще один лакей. Они следуют в некотором отдалении. У них приказ не оставлять меня одного. Они здесь. Я слышу, как где-то слева от меня встряхивает ветвями потревоженный куст. Жанет тоже слышит, и на губах у нее появляется понимающая улыбка. Переводит взгляд на меня и чуть заметно кивает. Небрежно похлопывает скакуна по влажной шее. Тот скребет копытом и прихватывает зубами капюшон ее плаща. Ко мне она не подходит, только смотрит. Я, само собой, также не пытаюсь приблизиться. Я бы с радостью… Преодолел бы эти десять шагов одним прыжком и, как пес, сунул бы голову под хозяйскую руку. Но мне и шага не сделать. Передо мной стена. Ужас, вина, стыд, отчаяние. Все это уложено правильными рядами и залито раствором. На каждом из кирпичей предостерегающая надпись. Смерть и предательство. Я убью свою дочь и предам всех, кого любил. Мне остается только смотреть. Ловить через решетку далекий рассветный отблеск. На большее у меня нет права.
Жанет не ограничивается молчаливым присутствием, она продолжает играть – сбрасывает капюшон. Теперь по ее плечам, извиваясь, искрясь, текут языки пламени. Снежинки путаются в них и сгорают. Щеки у незваной гостьи раскраснелись, в глазах те же золотистые искры. Веснушек почти не видно. В уголках губ прячется, подрагивает от нетерпения улыбка. Мое замешательство гостье в удовольствие, и она откровенно любуется мной. Я тоже чувствую жар на щеках и знаю, что красен, как школяр. Отвожу взгляд, но замечаю кончик ее башмака, дразняще полускрытого полой плаща. Пускаюсь в бегство, но сразу натыкаюсь на ее руки. Она в перчатках, и на кисти рук наплывают широкие подбитые мехом рукава, но тут она вскидывают одну из них, отводя в сторону лошадиную морду, и рукав, сползая, открывает за раструбом перчатки полоску кожи. Я вздрагиваю. Почти с укором смотрю ей в лицо. Она знает, что мучит меня. Знает и забавляется.
Однако Жанет не улыбнулась. Пауза слишком длинная. Это становится не менее подозрительным, чем восторг или объятие. Убедившись в моей беспомощности, она сама делает шаг. Небрежно и расчетливо. Самоуверенная великосветская дама в нелов- кой ситуации. И готова с блеском ее разрешить.
– Я принцесса д’Анжу. Вас я не знаю, но вы, вероятно, видели меня, когда я гостила здесь несколько недель назад. Доложите моей сестре, что я сопровождала его величество во время охоты, но отстала от свиты. По этой причине вынуждена злоупотребить ее гостеприимством.
Она играет этот спектакль не для меня и потому не особо старается. Фальшивка для легковерных.
Она подходит еще ближе. Любен и второй лакей уже за моей спиной.
– Ах, мне бы только согреться. Бокал теплого вина. Вот и все, что мне нужно. Моя сестра сжалится над несчастной путницей.
– Ее высочества нет дома, – тихо говорю я.
Жанет для начала играет в недоверие, затем в досаду.
– В самом деле? Ах как же это неловко! Явиться без приглашения, в отсутствие хозяев. Что может быть хуже? Но у меня нет выбора. Мой конь нуждается в отдыхе, а я… я сбилась с дороги. Будьте так любезны, пошлите кого-нибудь в Венсенн за моей свитой.
И тут же забывает о зрителях. Ломает руки и заводит глаза.
– Ах, его величество будет так разочарован! Для меня было великой милостью, знаком особого расположения участвовать в этой охоте. Увы, увы, я не оправдала его надежд… Эта моя неуклюжесть, неумение держаться в седле…
Я едва сдерживаю улыбку. Ей бы следовало повременить и выступить перед более многочисленной публикой. Чтобы всех впоследствии призвать в свидетели. Да, мадам д’Анжу заблудилась, да, она попала сюда случайно. Жанет следует поберечь свой пыл для мажордома. Оба моих сопровождающих верят каждому ее слову. Даже Любен, который прежде был вовлечен в заговор, не позволяет себе сомнений. Я оборачиваюсь к обоим молодцам.
– Позаботьтесь о лошади ее светлости, а вы, Любен, предупредите месье Ле Пине.
Оба бросаются исполнять приказ. Любен бежит к замку, а второму Жанет вручает поводья своего рыжего бербера. Затем, без великосветского пафоса, с благожелательной усмешкой обращается ко мне.
– А что же вы, милостивый государь? Разве не предложите даме руку?
Пока мы идем по парку, нас никто не слышит. Внешне мы не совершаем ничего предосудительного. Знатная дама опирается на руку услужливого кавалера. Вполголоса они обмениваются ничего не значащими любезностями.
– Вы… заблудились, – начинаю я. Не то вопрос, не то утверждение.
– Вы же слышали, – беспечно отвечает она. – Я следовала за королем. Отстала, сбилась с пути. Оказалась здесь совершенно случайно.
– Вы расскажите это месье Ле Пине! И вашей сестре, когда она вас об этом спросит!
– Вы не верите? – тянет Жанет с кокетливым разочарованием. – Ни единому слову.
– Как это невежливо! Подвергать сомнению слова благородной
дамы. Я могу рассердиться.
И она подпускает в голос детской обиды.
– Пусть так. Только садитесь поскорее на своего рыжего бербера и уезжайте отсюда. Блуждать одной в лесу не менее рискованно, чем являться сюда и выдавать себя за жертву.
– Грубиян, – почти ласково говорит Жанет. – Какой же вы грубиян! И как же вы взволнованы. Вы тревожитесь за меня? Оставьте, разве я похожа на женщину, которая может заблудиться?
– Вы подвергаете себя опасности! Ваша сестра…
– Я знаю, – она уже серьезна. – И не пугайте меня моей сестрой. Я приняла это решение не сегодня. Поверьте, сударь, я все хорошенько обдумала, и времени у меня было достаточно, почти полсотни дней и ночей. Смею вас заверить, тут нет и тени случайности. Это мое твердое намерение и рассчитанный план. Я знала, что моей сестры не будет дома, и явилась сюда, чтобы увидеть вас. Как еще я могла это сделать? Только отбившись от королевской свиты. А прежде убедив господина главного ловчего устроить охоту именно здесь, в Венсенне, а не в лесах Фонтенбло. Затем, немного поплутав для видимости, мне оставалось только оказаться здесь в качестве незваной гостьи.
У меня от ее слов кружится голова. Как же это? Получается, что все эти шесть недель, целую вечность, она помнила обо мне? Обо мне, безродном. Об узнике, который был так отвратительно жалок. Как же назвать то, что я чувствую? Эту легкость и трепет. Счастье? Но я тут же себя одергиваю. Остановись. Счастье это или нет, опасности это не уменьшает. Она утверждает, что приняла решение сознательно. И все же… Все же ей не достает осведомленности. Она ничего не знает о своей сестре и даже не предполагает того, на что та способна. Герцогиня Ангулемская не потерпит посягательств на свою собственность.
До парадного крыльца нам остается совсем немного. На пороге уже стоит чуть растерянный, в парадном камзоле, мажордом. Заранее изогнул спину в поклоне. Жанет церемонно опирается на мою руку. Мы держимся на подобающем расстоянии друг от друга. Вельможная дама и ее почтительный кавалер. Наши руки едва соприкасаются. Но Жанет сгибает мизинец и чуть царапает мне запястье. Требует ответа. Что ей сказать? Что ответить? Все те же малодушные мольбы о пощаде.
– Я не могу… – отвечаю одними губами. – Поймите, я не волен решать… Мне нельзя. Если бы только моя жизнь…
– Это из-за дочери?
– Да.
До крыльца остается двадцать шагов. Уже пятнадцать.
– Это единственная причина? – вдруг спрашивает она.
Меня бросает в жар. Утвердительный ответ равносилен признанию. А если сказать «нет»? Она поверит? Исчезнет навсегда? Как же быть? Одно мое слово, и она погибнет.
Десять шагов. Пять. Чуть слышный выдох.
– Да. Единственная.
Жанет поднимается по ступеням, а я остаюсь. Там, наверху, уже выстроились горничные и лакеи – почетная стража. Сейчас знатная гостья окажется в живом кольце. Месье Ле Пине с поклоном предлагает ей руку. Лицо княгини уже застыло в повелительном страдании. Знатная скиталица, она сбилась с пути и нуждается в помощи. Она едва стоит на ногах, слабая, тонкая, она вся дрожит, а бледность недвусмысленно угрожает обмороком. Последние несколько шагов она совершает так тяжело, как будто вес ее тела внезапно удвоился. Спотыкается и виснет на руке встревоженного мажордома. Я верю, как очарованный зритель, в эту изящную хрупкость, и готов броситься вверх за ней, чтобы не дать ей упасть, но перед самой дверью Жанет быстро оглядывается. Лакеи в полупоклоне, горничные, потупившись, в реверансе. И она бросает взгляд поверх склоненных перед нею голов. Будто петарда взрывается. Яркая зеленая звездочка вспыхивает и катится ко мне. За ней быстрая, озорная полуулыбка. Я вновь чувствую жар – это ее неосязаемое послание достигло цели. А в следующий миг она уже вновь бледна и печальна. Притворщица. Как же ей верить?
Я еще с четверть часа брожу в парке. Возвращаюсь по тропинке из наших следов. Вот ее маленькие башмачки с острыми каблучками. Ступала она ровно, без дрожи, а минуту спустя, на лестнице, шаркала и спотыкалась. Мгновенная, воровская смена масок. Бывает ли она настоящей? Нет, она не лжет. Ей нравится охота. Не королевская, послужившая лишь предлогом, а та, ее собственная, без ловчих и обезумевшей своры. Она не гонит зверя. Она играет с ним.
Я стараюсь не прислушиваться и не смотреть на часы. Не желаю знать, здесь ли она, в досягаемости взгляда, или ее уже нет. Вернувшись к себе, я слышал лошадиное ржание, грохот копыт на мосту и незнакомые голоса. Вероятно, прибыла ее свита. Я намеренно покидаю свои комнаты и спускаюсь на один лестничный пролет, в библиотеку. Эта сумрачная, нетопленная комната с высокими потолками, без позолоты и росписи, выходит узкими окнами на противоположную сторону, на черную гладь пруда. Тут редко кто бывает. По недосмотру архитектора или по небрежности печника в этой огромной комнате тепло не задерживается, уходит в щели, и даже в летнее время в ней царит угрюмая прохлада. Здесь очень тихо. Через запотевшее окно я смотрю на воду. Наилучшим выходом было бы связать в узел все надежды, недозволенные мысли, воспоминания, ее последний озорной взгляд, даже стряхнуть с руки ее невесомое прикосновение и требовательно скребущий мизинец, положить в узел камень и похоронить эти бессмысленные улики в черной воде. Только сделать это мне не удастся. Как взрастить водоросли и взбаламутить ил в собственной голове? Каяться и молить Мадлен о прощении. Вот спасение.
Я скрываюсь в холодной келье до темноты. Изгоняю соблазн одиночеством и молчанием. Терпеливо мерзну, пока меня не находит Любен и не выгоняет из убежища с укоризненным ворчанием. Что-то по поводу лишних отметин на его спине.
Все та же болезнь. То же мечтательное беспокойство. Снова брожение в крови. Всплеск отчаяния, а за ним необъяснимый, неоправданный восторг. Воспоминаний прибавилось. Снежинки в ее волосах, пылающие щеки, полоска кожи между рукавом и перчаткой. И еще взгляд-обещание. Чего она добивается? Я в ужасе от ее дерзкой предприимчивости и в восторге от безрассудства. Я стыжусь этого восторга, и в то же время я горд. Чувствую себя едва ли не победителем. По-другому и не скажешь. Я одержал над ней победу. Я завоевал ее. Не будь всех преград, слуг, надзирателей, шпионов, она бы последовала за мной…
Она желает меня. Эта мысль сводит с ума. Прежде я мог излечить себя, сославшись на ее пренебрежение и холодность, обратить ее признание в прихоть и развеять мечты, как пепел; мог себя образумить, охладить пылающий лоб ее горделивым высокомерием; мог вернуться в блаженное бесчувствие, но лекарство более не имеет силы. У меня более нет доказательств ее высокородной забывчивости. Она помнила обо мне. И вынашивала план нашей будущей встречи. Она оказалась здесь не случайно. Следовала за королем и намеренно отстала от свиты. Одна ехала через лес. Ее конь мог споткнуться, провалиться в лисью нору, захромать. На незнакомой тропе она могла не заметить низко растущей ветки, скатилась бы в сугроб, а ее конь, испуганный, мчался бы дальше. Она могла лишиться чувств, замерзнуть, стать жертвой разбойников… Помимо воли я воображаю эти картины одну за другой. Как она могла так рисковать? И ради кого? Страшно ответить. Сердце замирает. Она рисковала ради меня! Как это совместить, состыковать с существующим, благословенным порядком? Это безумие! Я не в силах постичь и осознать. Я хочу уверить себя, что это сон, бред. Ущипнуть себя и проснуться. Это… это непостижимое отрицание, разлад и смещение небесной сферы. Я не должен верить. Мне нельзя. Потому что если я поверю… если позволю себе. Это затяжная лихорадка, сожаление и тоска. Это вспыхнувшее с новой силой отчаяние. Это удушье сердца, погребенного заживо. Это осознание пустоты. И все это в тайне, в подспудной муке. Без права исповеди или стона.
А, снова вы. Снова хотите послушать исповедь моральной уродки? Что ж, слушайте…
Переломный момент настал, когда наш химик нашел где-то в недрах тундры… простите, космоса, конечно же, камень. Этот камень манил и манил меня, и я его… съела. Ага, говорю ж, больной ублюдок. Но камень не переварился внутри плазмой, а остался там навсегда, а моя тяга к убийству… только возросла. И вот уже иду я, в одиночку вырезая целые города и поселения, и не обращаю внимания на попытки жертв отстоять свои жизни.
Моя компания бросила меня во время такого же рейда за кровью — как частенько любил поговаривать капитан. Они сочли что я слишком кровожадна даже для них. С тех пор я длительное время, примерно тысячу лет, была одиночкой. И все было бы хорошо, если бы не… Он.
Я не помню ни его имени, ни внешности. Помню только что-то золотистое, теплое, настоящее. То, что пыталось тянуть меня из кровавого марева. Но я сама не хотела оттуда уходить. Он старался изо всех сил, он любил за двоих. Любил чудовище.
Простите, я… нет не плачу… а хотя… чего там, да плачу. Мне жаль сейчас его, этот золотистый комочек света в моей скудной памяти… Наверное, вы подумаете, что он смог преодолеть все невзгоды и мы покорили космос? Нет, любопытные мои друзья, нет. Я его жестоко и кроваво убила. Так как умели не многие…
Мое дело было отправлено на рассмотрение совета старейшин (есть у нас такой государственный аппарат, но он решает только такие прецеденты, обычные убийства он не рассматривает даже), а я сама пристроилась к одним космическим скитальцам. Там был Тедди — высокий белокожий гуманоид, добрейшая душа, получивший плазму (как-нибудь расскажу вам что это значит), и Тоси — такое же милое создание, напоминающее пушистого чебурашку в комбезе…
Тедди смог немного меня отучить от всякого дерьма, заставил работать, заниматься наукой и даже помогал. Тоси был причиной общих насмешек и умудрялся делать нам обоим гадости в ответ. Да, были времена. Кажется, с тех пор мои воспоминания немного проясняются.
Но совет старейшин наконец раздуплился и вынес свой приговор. Из меня смогли извлечь этот проклятый камень — благо мой почитатель умер и отдал свою силу для того, чтобы блокировать воздействие артефакта на мою душу. Даже во время мучительной смерти он думал не о себе… ладно, проехали, это все слишком сопливо. Короче, вкатили мне срок адских мучений и выгнали вон из вселенной к черту на кулички, чтоб не путалась под ногами и не творила дел.
Надо сказать за что. Не за убийства, нет. Это в порядке вещей и почти не замечается — можно сказать, даже норма. Я получила сполна за предательство. Я предала чувства влюбленного в меня парня и убила его. Синериане – очень скупая на эмоции раса, в большинстве своем ничего кроме элементарных примитивных ощущений они не чувствуют. Голод, слабость, возможно, боль. Такие эмоции как радость, злость, ненависть, любовь — для них чужды. А потому эмоции ценятся дороже всего. Многие и наркоту-то едят только ради того, чтобы хоть что-то почувствовать и запомнить эти отголоски эмоций. И вот за предательство этого замечательного (надеюсь) чувства я и загремела в адскую каталажку.
Я не буду расписывать все наказания, примененные ко мне, скажу только, что старейшины не поскупились и дали мне максимальное наказание – прожить одну человеческую жизнь. Полностью как человек. На планете, где нет ни сверхспособностей, ни магии, ни иных существ. Побыть тем созданием, которых я презирала всеми фибрами души, и даже иногда за разумных не считала в своем бреду. Воистину, наказание достойное преступницы!
Отсидев и отмучившись положенный срок, я возвратилась и поняла, что ни Теду ни Тоси я не нужна. Они уже давно укомплектованы и занимаются своими делами без больной на голову бабы. Вернуться к привычной жизни я тоже не смогла. И каким-то чудом, мыкаясь по пространству, нашла проход… в миры фэнтези.
Это было прекрасно, чудесно, волшебно! Магия, новые неведомые возможности, полученные плюхи по плазме, давшие мне хороший иммунитет и показавшие, что я никакая не всесильная, симпатичные красавчики всех мастей. Почему-то мне чертовски нравятся блондины, хоть тресни. Я уж собиралась разгуляться, но тут на пути к совершенству я встретила… угу, императора демонов.
Так уж сложилось, что после моих похождений меня обязали делать добрые дела и спасать души. Желательно вместе с телами. И, осмотрев магический замок, заброшенные земли и загибающееся царство-государство, я пришла к выводу, что неплохо бы здесь обосноваться. Охмурила императора (а чего мелочиться-то?) и устроила там свой форпост. К несчастью, этот идиот действительно влюбился… Из-за него в дальнейшем и были проблемы.
Я вытащила этот мир из задницы. Вместе с учеными, магами, демонами, эльфами и многими—многими другими. Мы преодолели все гадости и сделали из мира-зажопинска яркую конфетку. Буквально за три года из замшелой равнины страна превратилась в цветущую, плодоносную, богатую землю. Развивалась экономика, торговля между соседними мирами (через порталы), развивалась магия, идя рука об руку с наукой, развивались обладающие этой магией существа. Но мне этого было мало… Я… да, я скотина. Завела целый гарем из мальчиков и не только разных рас: натаскала в этот мир кучу левых существ, которые даже не нуждались в помощи и были сами по себе довольно грозной силой.
Я очень поплатилась за свои действия. Потеряла тех, кого, наверное, все же хоть как-то люблю, пусть я и лишена возможности ощущать это прекрасное чувство. Самое больше что я могу дать – это привязанность. Большинство моих действий и действий того императора привели к тому, что я утратила свои способности, и взамен получила себе демонические (ага, крылья, хвост, рога и все прочие прелести) и была изгнана вон и из той вселенной за нарушение баланса, получив запрет не появляться там навеки.
Община заняла бывшую военную базу. Джес назвал ее класс и номер, Ящер не запомнил, глядя по сторонам. База представляла собой сеть коридоров, ведущих в различные помещения. Довольно высокие потолки, раза в два выше, чем в офицерском бункере, тусклые мигающие лампы на стенах, горящие через одну и не на полную мощность. Миновали ремонтный ангар, в котором что-то сваривали, и пищеблок, откуда вкусно пахло съестным. У Ящера тут же заурчало в животе. Мимо проходили люди, оборачивались, некоторые кивали прибывшим. Мутанту показалось, что в поле зрения промелькнула перекошенная физиономия Волка.
Гостей проводили в одно из дальних помещений на минус втором уровне.
— Вот здесь пока остановитесь, — прозвучал из-за плеча Ящера голос Мамы. — Если заблудитесь, спросите любого, объяснят. Отдыхайте, располагайтесь, через час-два сама вас позову.
Только после того как за главой общины закрылась дверь, Ящер, наконец, расслабился. Помещение было небольшим, примерно два с половиной метра в ширину и столько же в длину. Несколько ящиков, пара полок, две импровизированных кровати, составленных из тех же ящиков, скрепленных железными скобами. Микроволновка, санузел и блок коммуникаций. Будет куда подключить планшет в случае чего. Неплохо!
Киборг сгрузил рюкзаки в угол, разбирать пока не стал, напряженно замер у стены.
— Джес, ты чего? Хочешь что-то сказать, так говори.
— Что имел в виду, когда мы в машине разговаривали?
Глядя, как недобро сощурился Ящер, «Скаут» пожалел, что просил.
— Да ты, считай, унизился при всех! Выставил сам себя тупой машиной.
— Это было рациональное предложение. В кабине было тесно.
Мутант крепко выругался.
— Эх, когда ж из тебя дурь твоя машинная вытряхнется?! Среди людей важно себя поставить!
— Куда поставить?
Ящер схватился за голову, как всегда в подобных случаях.
— Да что ж такое! Вот ты иногда такие умные вещи говоришь, а иногда тупишь, как… На правильное место в иерархии! Чтобы с тобой считались и уважали. Ты же не хочешь, чтобы к тебе относились, как к технике?
— Чужое отношение мне безразлично, твое и так знаю.
— Я-то одно дело. А остальные? Если не будет нормального отношения, будут вредить и унижать. Для этого и нужен статус, чтобы такого не было.
— Мне навредить сложно. Пусть попробуют.
В ухмылке Джеса Ящер в который раз узнал собственную. Когда он уже перестанет копировать? Когда поймет, что по-настоящему важно?
— Когда есть взаимное уважение, выжить проще. Не будет уважения — не будет ни помощи, ни поддержки.
— Я ее и не жду. Я спроектирован, как автономная боевая единица.
Ящер глубоко вздохнул, чтобы собрать остатки терпения. Лучше выяснить вопрос сейчас, пока Джес не успел всерьез подставиться. Не все такие же мудрые, как Мама Ратт. Еще и Волк этот, гранату ему под хвост.
— Рациональные предложения — это хорошо, пока они тебя не унижают. Не все годятся.
— В чем разница?
Вот это было самое сложное. Труднее всего объяснять очевидные вещи.
— Хочешь рационально? Будет тебе рационально. В твоем, мать его, предложении… не было необходимости! Тебя уже пригласили, все решили, им ведь было не сложно перекидать лишние вещи в кузов. Рационализация за твой счет, если в ней нет нужды – это не то. Услуга, которая нахрен не нужна. Ты никому ничего не должен, понимаешь?
— Различать степень актуальной необходимости?
— Уффф… наконец-то. Тяжело с тобой иногда.
— Мне стоит извиниться?…
— Твою ж!.. – у Ящера все-таки лопнуло терпение. — Джес, ну что с тобой такое сегодня, а? Не нужно извиняться, давай просто закончим разговор.
Мутант понял, что жутко проголодался. Они ж с утра ничего не ели! Пока общались с парламентерами, пока ехали, и разговор этот страшно утомил.
— Вот теперь у меня есть рациональное предложение! Давай пожрем!
Джес молча вытащил из рюкзака две консервы и нож. Не успел Ящер выскрести из банки последние остатки, в дверь настойчиво постучали.
— Что там такое?
«Скаут» уставился в дверь немигающим взглядом.
— Дети. Семь человек.
— Джес, открой. Заходите, ребятня!
На пороге обнаружилась только Марта.
— Пливет!
— Привет, — кивнул Ящер, — а остальные где?
— Убежали… — погрустнела Марта, но тут же улыбнулась своей щербатой улыбкой. — Вас бабуля зовет, мне сказали пловодить. А как вы узнали, что мы тут есть?
— Это Джес узнал, у него слух хороший.
— Как у клысы?
— Лучше! Пошли, раз зовут, бери Джесси за руку.
— А папа сказал, что он лобот! – Марта бесстрашно ухватилась за протянутую ладонь «Скаута». — А он меня покатает?
Джес легко забросил девочку на плечи, та задорно взвизгнула. Когда вышли за дверь, она победно покосилась куда-то в сторону. Из-за ближайшего угла с настороженным восторгом за троицей наблюдали несколько пар детских глаз.
— Пррр!! Тррр! Тут наево! Так он лобот или нет? – продолжала допытываться егоза.
— Сама-то как думаешь?
— Думаю, что не похож, — насупилась Марта, — значит папа влет?
— Папы никогда не врут! — назидательно ответил Ящер. — Но они могут ошибаться.
— Ну ладно… наево! Тррр! Бжжж! Я зем’янский главикал!
Ратт все рассчитала верно, отправив Марту провожать гостей. Глядя на неугомонную наездницу, почти никто из проходящих мимо людей не мог сдержать улыбки, многие здоровались. Ни одного настороженного взгляда. Если уж Мама не побоялась доверить новеньким единственную внучку, всеобщую любимицу, то и остальным бояться нечего.
— Плиехали!
Самая обычная дверь, без каких-либо опознавательных знаков. Ящер понял, что сами они ее ни за что бы не нашли, даже с датчиками. Марта, не слезая с Джеса, забарабанила кулачком по тронутой ржавчиной обшивке.
— Баа! Я дядей пливела!
Дверь отъехала в сторону. Обстановка в комнате чем-то напоминала штаб. По сути, это он и был — большой стол, насколько ящиков, заменяющих стулья, в углу терминал, судя по всему, отключенный. Во главе стола в клубах дыма восседала Мама Ратт, что-то записывала в армейский планшет. Ее сыновья и еще несколько незнакомых мужчин и женщин сидели вокруг.
— Умница моя! — улыбнулась глава общины. — Теперь иди, поиграй.
Марта с видом победительницы скрылась за дверью, там ее уже с нетерпением ждали с десяток детей разных возрастов. Всем не терпелось узнать последние новости про «землянских киберов».
— А вы проходите, чего в дверях застряли?
У стола тут же освободили два места. Джес сразу же занял позицию за спиной Ящера, это не укрылось от взгляда Ратт.
— Ты не волнуйся, охранять тут не от кого.
Джес кивнул и сел.
— Ну все, теперь к делу! Собственно, зачем я вас сюда притащила? Перво-наперво, надо бы с терминалом что-то сделать. Он все время пароль спрашивает, а я его, дура старая, забыла! Брайн, техник наш, один его знал, не зря сын землянина. Без него все разваливается, и без терминала, как без рук, и реактор хуже работает, и подача воды барахлит. Так канистры и таскаем, только мало их, гидропоника сохнет. Кроме Брайна никто особо в технике не понимал, он хоть мог растолковать, что делать и как чинить. Он говорил, что этот чертов пароль как-то подобрать можно. Мы сколько не бились — не смогли.
— Смотрю, терминал у вас вообще не работает, – заметил Ящер, покосившись в угол.
Ратт поморщилась.
— Отключили, толку от него никакого, только энергию жрет.
— Брайн хоть и техник хороший был, да редкий дурень. Вот говорили ему, не ходи с Итаном, он беду притягивает! – пробурчал высокий мутант с перекошенным лицом.
— Подобрать, говорите! — Ящер втащил из-под брони свой планшет, — Это можно, у меня и софт нужный есть. А с реактором что?
— Да хрен знает… — развел руками все тот же мутант.
— Может, я реактор проверю? – предложил Джес?
— А проверь! Я пока терминалом займусь. Включайте.
Ратт взирала на происходящее с довольной улыбкой.
— Вот это я понимаю, сразу делом занялись! Крус, проводи гостя.
Мутант и Джес ушли. Дистанционник «Скаут» предусмотрительно оставил на столе, через него Ящер и подрубился к терминалу. Монитор тут же выдал сообщение «введите пароль». Ящер прекрасно знал эту систему, в его бункере была такая же. Тут и самому ковыряться не надо, программа справится. Пока планшет взламывал пароль, незнакомая женщина принесла стаканы с теплым протеиновым коктейлем. Помимо нее и Ящера, в штабе остались только Ратт с сыновьями. Раф все это время не сводил с хакера подозрительного взгляда.
— А ты точно не у землян ли учился? Уж очень у тебя все гладко выходит! Все, кто в технике шарит, или земляне, или их дети.
— Сам научился. Когда война началась, я еще мелкий был, еще не все спутники раздолбали, информация была, люди между собой по сети разговаривали.
— Значит, войну помнишь? – тихо спросила Мама.
— Помню… Я на улице играл, когда бомбить начали. Мне было лет пять, наверное… последствия словил, еле вытянули. Так что войну ощутил, можно казать, на собственной шкуре.
— Поэтому скелетину свою даже в помещении не снимаешь?
— Вроде того…
— Ты уж прости, что спрашиваю, мне надо знать, кого я привела. За безопасность людей отвечаю.
— Вы нам уже доверились. К центральному терминалу подпустили. Он, между прочим, всей базой управляет.
— Так и вы не знаете, чего ждать. Так что доверие за доверие. Ни вам, ни нам конфликтов не нужно. Но вопросы задавать и присматривать буду, уж потерпи.
— Вы в своем праве.
— Соображаешь. Люблю таких, — улыбнулась Ратт. — Значит, обид не будет.
— Да какие обиды! Вы нам комнату дали, все в традициях гостеприимства.
— Не все такие гостеприимные. Приятель твой вон каким шрамом обзавелся. А я так думаю: раз война закончилась, нечего ее длить. Мирной жизнью жить пора, детей рожать. Да, Мартушка?
Из-под стола показались две рыжие косички. Ящер и не заметил, как девочка опять проникла в помещение.
— Бабуль, там Клус и Джес леактол смотлят. Говолят, он поломался. Меня не пустили, говолят, он… хвонит.
— Фонит? – переспросил Ящер.
— Ага.
— Плохо дело…
Терминал уже выдал сообщение «доступ подтвержден», Ящер еще немного повозился, отключил несколько функций.
— Все, теперь пароль вводить не надо. Ну-ка, что тут у нас?
Все присутствующие сгрудились вокруг терминала. Голоэкран показывал трехмерную схему базы, Ящер приблизил ту часть, где располагалась схематичная конструкция реактора. Часть конструкции нехорошо светилась красным, в углу проекции мигало предупреждение об опасности. Ящер водил пальцами по сенсорам и мрачнел на глазах.
— Раф, — обратился он к одному из братьев, напрочь забыв о неприязни, — проводи меня к реактору. Надо с напарником потолковать.
— Лучше сразу скажи, я должна знать! – вклинилась глава общины. Она не понимала и половины того, что видела, но тут и ребенок бы сообразил, что творится неладное.
— Дела плохи, судя по показаниям, у вашего реактора разрушен защитный контур, потому и фонит. Если не загасить его совсем, будет еще хуже. Пока не понятно, насколько это опасно.
Ратт побледнела, как полотно. Вся ее невозмутимость моментально испарилась. Теперь перед Ящером стояла насмерть перепуганная женщина, мгновенно постаревшая на несколько лет.
— Так вот почему с каждым годом рождается все меньше детей! Умирают многие… И взрослые болеют часто… Ведь это как-то связано, да?
Ящер медленно кивнул.
— Мне надо сесть… а ты пока иди, поговори.
Раф и Ящер буквально вылетели из штаба. На пороге рыжий притормозил.
— Пойдем, как обычно. Нечего народ раньше времени пугать.
Идти, не срываясь на бег, было очень тяжело, все время хотелось ускориться. Спустились на самый нижний уровень, миновали гидропонные поля, где трудились, в основном, мутанты, и подростки. Прошли берегом подземной реки, откуда женщины носили воду в канистрах, стирали и купались. Какой-то неказистый мужичок тянул из воды сетку с двумя безглазыми бледными рыбами. Или змеями? В другое время Ящер бы засмотрелся на купающихся девушек, сейчас было не до того.
Реактор располагался прямо под базой, чуть в стороне. Ящер едва не просмотрел, когда рыжий свернул в боковой коридор. Там находилось что-то вроде подсобного помещения, в котором обнаружился Крус. Джеса нигде не было.
— Где он?! – заорал Ящер прямо с порога.
— Да в установке, — спокойно, почти лениво кивнул Крус. — Очистку проходит, так по инструкции положено.
— И когда выйдет?
Крус кивнул на приборную панель. Индикатор дополз почти до конца.
— Скоро. Минут пять осталось, может меньше.
Эти пять минут показались Ящеру вечностью. Наконец, внутри установки что-то пискнуло, щелкнуло, из-за медленно открывающихся створок повалил то ли пар, то ли дым, в котором показалась грузная, неповоротливая фигура. Это был всего лишь скафандр высшей защиты. Джес стянул с головы громоздкий шлем и удивленно уставился на Ящера. От облегчения мутанту захотелось сползти на пол. Какое счастье, что в общине нашелся этот чертов скафандр!
— Ну? Что там? – не выдержал рыжий.
— Показатели завышены, – отчитался Джес, — желтый уровень опасности. Разрушена часть защитного контура, на нижних уровнях, скорее всего, завышенный фон. Нужно всех оттуда эвакуировать в срочном порядке. Вода пока не заражена. Гидропонные установки не облучены, но это вопрос времени. Я замерил все показатели.
— Как замерил? У тебя же система не тянет! В бункере мы этим… как его… прибором пользовались.
— В скафандре есть все, что нужно.
— А починить реактор можно? – поинтересовался Крус.
— Без спецоборудования — нет.
— Как же мы без реактора-то?
Пока Джес вылезал из скафандра, все молчали. Наверх шли тоже молча. По дороге попалась стайка ребятишек, только теперь Ящер заметил, что большинство из них – мутанты. Дети стояли плотным кольцом, видимо, собирались во что-то играть.
— …Не оста-лось нико-го,
Кро-ме баб-ки хули-ганки,
Что жи-вет в зем-лянском тан-ке.
В тан-ке баб-ку не у-бить,
А те-бе сей-час во-дить!
— А ну, малышня, брысь отсюда! — беззлобно цикнул Раф. Дети с хохотом и визгом бросились врассыпную.
К возвращению делегации в штаб вид у Мамы снова был невозмутимый и сосредоточенный. В спертом воздухе висел запах медикаментов, на столе валялась разорванная оболочка спас-пакета. Когда Джес оттарабанил отчет, она тяжело встала, облокотившись на стол.
— Один день ничего не решает. Эвакуацию нижнего уровня объявим завтра, на совете. Нужно будет часть складов систематизировать и расчистить под жилые помещения. И заслать делегацию к соседям, начать переговоры на счет объединения. Будет хорошо, если согласятся хотя бы часть наших к себе взять. Узнаем, что скажут, и будем думать дальше.
< Может, расскажем им про базу?
Ящер так и не понял, когда «Скаут» успел вставить в свой разъем дистанционник, просто заметил бегущие по экрану строчки.
< Только говорить будешь ты. Я про нее мало что знаю.
< Хорошо.
— Мама Ратт, вы внимательно изучали карту, которую мы дали Волку? – это уже вслух.
— Посмотрела ближайшие схроны… этим не я занимаюсь, у нас Раф главный поисковик. Карта тоже по его части.
— Вы могли бы поменять дислокацию.
— Не все так просто. По карте не понятно, где жилой объект, а где нет, — объяснил Раф. — Все, что поближе к нам, уже обшарили, где система жизнеобеспечения разрушена, где места слишком мало. Не годится. Дикие, опять же… Пока разведаешь те, что подальше, куча нарду поляжет.
— Вы координатную метку на карте видели?
— Видеть — видели, и хрен пойми, что она значит… — пробурчал Раф.
— Мы как раз туда и шли. По многим параметрам эта база пригодна для жизни. Ящер может взломать главный вход и пусковой модуль. Нам нужен только корабль, который там законсервирован. Остальное достанется вам. Только это не близко.
Ратт тяжело опустилась в свое кресло. Было видно, что новость ее здорово подкосила. Хоть и пыталась она держаться, осанка была уже не такой прямой, голос звучал тише:
— На совете расскажете, он будет завтра вечером. А пока уйдите все, мне надо подумать.
Мертвый астероид неподалеку от рифта,
дата неизвестна
Темнота была другой — не такой плотной и густой, как прежняя, в ней угадывались абрисы каких-то конструкций. Помещение, в котором они очутились, было куда просторнее прежнего, гиперкуб освещал едва лишь его фрагмент. И гравитация изменилась — тело ощущалось легким и невесомым, одно неудачное движение — и можно ракетой взмыть вверх и зависнуть там на долгие часы. Мортимус сделал глубокий вдох и закашлялся: даже сквозь осмотическую маску пробивался чудовищный смрад. Сероводород и метан.
— Ну и воняет же здесь, — глухо проговорил Джек из-под маски. — Куда нас забросило?
— Не знаю, мой друг, не знаю, — пробормотал Мортимус в ответ и вытащил телефон. — Сейчас проверим…
Он прижал трубку к уху. В динамике зашелестело, но почти сразу включились длинные, четкие гудки. Неужели? Мортимус затаил дыхание. Нет, ругаться он будет потом. Ну же! Почему этот дурацкий осьминог не снимает трубку? Гудки тянулись и тянулись, пока связь не прервалась.
Что-то было не так — хотя, скорее всего, Сек бросил телефон где-нибудь. Или спит. Или в ванной. Он же постоянно сидит в ванной, это какая-то мания! Мортимус крепче сжал губы и спрятал телефон в карман.
— И что? — поинтересовался Джек. Он отошел в сторону и пошевелил носком ботинка какую-то ломаную панель, почему-то казавшуюся смутно знакомой.
— Кажется, мы на месте, — ответил Мортимус и осторожно, придерживаясь за до омерзения липкую — даже думать не хотелось, в чем она вымазана! — стену, пошел в сторону, где темнота становилась менее плотной. К вероятному выходу. — Иди за мной, только осторожнее, без геройства и резких движений. Доставать тебя из-под потолка я точно не стану.
— А то без тебя я этого не знал, — ядовито ответил Джек, но пошел следом мягко, ступая почти по-кошачьи. — Мы на астероиде, судя по всему, заброшенном уже давно. Здесь было какое-то высокотехнологичное производство; почему его забросили? И почему здесь так пахнет…
— Трупами? — спросил Мортимус.
— Мумиями. Так пахнут мумии, не просто трупы.
Помещение неожиданно кончилось, крыша сменилась небом, и Мортимус резко остановился, запрокинув голову. Джек встал рядом и восхищенно — а может, обеспокоенно — вздохнул.
— Рифт, — сказал он.
— Да, именно, — отозвался Мортимус. Из-за слабой силы тяжести казалось, что их вот-вот оторвет от неверной поверхности и затянет в радужный, хищный рот рифта, болтавшийся над их головами — а может, это они висели над ним, цепляясь за астероид подошвами? Дух захватывало от этого зрелища. Кроме рифта, в небе не светило ни одной звезды. Оно было пустым и черным, как выстланный бархатом гроб.
Правое сердце застучало быстрее. А что, если они находятся не по нужную сторону? Калибровка отвертки сбилась еще в первый раз — может, и «Королева Марго» дрейфовала в этом же параллельном пространстве? Мортимус вытащил телефон. Нет, он же дозвонился до Сека — почти. Тот не брал трубку, но сигнал проходил почти неискаженным. Рифт бы до неузнаваемости его изменил.
— Если ты расскажешь, что или кого мы ищем, — сказал Джек, сунув гиперкуб подмышку, а руки в карманы, — будет гораздо проще.
— Сложно сказать. — Мортимус задумался, не сводя с неба глаз — рифт переливался над ними, и в его свете поверхность вонючего астероида выглядела причудливо и неестественно, как пейзаж с картин экспрессионистов. — На этой свалке мой корабль может выглядеть как угодно. Она, понимаешь ли, маскируется, и весьма успешно.
— А, так мы ищем корабль, который угнал твой кудрявый партнер? — Джек хитро усмехнулся и вытащил бластер. — А если мы найдем его без корабля?
— Только не вздумай в него стрелять, — сухо ответил Мортимус и поежился: здесь было холодно даже ему, да и у Харкнесса заметно посинели губы, хоть тот и старался делать вид, что все в порядке, а Сек здесь замерз бы в два счета. Но не обыскивать же астероид? Оставалось надеяться, что у этого чокнутого далека хватит ума просто оставить дверь ТАРДИС приоткрытой! Это же так элементарно! Неужели трудно было догадаться? А, впрочем, о чем уже говорить. — Я с ним сам разберусь. Не надо…
— Окей, Мортон, это твоя добыча, я понял, мне не нужно повторять дважды, — сказал Джек, но бластер прятать не стал.
Мортимус медленно и осторожно пошагал вперед. Поверхность астероида походила больше на сморщенную кожу — задубевшую и грубую, но холмы вздымались выше человеческого роста, а рытвины казались черными и бездонными. Вместе с низкой гравитацией это могло превратить поиски в весьма рискованное мероприятие! Прыгать нельзя, значит, нужно делать очень широкие шаги… Мортимус переступил через рытвину, покачнулся, ловя равновесие. Что же это за астероид? Смердит мертвечиной, словно на нем совершили несколько геноцидов одновременно, но трупов при этом нет; весь усыпан обломками, валяющимися то там, то сям, наполовину погрузившись в плотный грунт — конструкции, ободранные почти до неузнаваемости, но что-то было в них… что-то очень, до боли знакомое.
— Может, разделимся, чтобы быстрее искать? — спросил Мортимус.
— Э, нет! Не надейся, приятель, что ты найдешь корабль и бросишь меня здесь, не расплатившись. Я глаз с тебя не спущу, — отозвался весело Джек. — Ты говоришь, он маскируется. Под что? Здесь полно барахла, мы можем ходить мимо него много раз, а я даже опознать его не смогу.
Мортимус остановился, удержал равновесие и поймал оступившегося Джека за рукав. Все-таки идти здесь было сложновато даже ему, а уж человеку…
— Ну, он может выглядеть как диван. Красный диван шестидесятых годов двадцатого века, — сказал он. — Но здесь… О Господь всемогущий! Это что, панель от консоли ТАРДИС?!
Мортимус, едва не забыв об осторожности, шагнул в сторону и подобрал с земли погнутую и треснутую панель ужасно знакомой формы. И, кажется, более позднего поколения, чем его собственная. Он огляделся: все, все обломки вокруг были от ТАРДИС разных годов и моделей, искореженные, мертвые! Сердца забились очень быстро, к горлу подкатил ком. Что это за место такое? Что здесь вообще происходило?!
— Кажется, ты нашел кусок от своего корабля, — констатировал Джек и покачал головой. — На тебе лица нет. Сочувствую.
— Нет, не от своего, — процедил Мортимус сквозь зубы, — но от такого же, как и мой. Здесь их сотни! Быть не может. Если хозяева астероида убили столько тайм… владельцев кораблей, то почему никто не обеспокоился этим?
Он заозирался, продолжая судорожно сжимать в пальцах панель от чужой мертвой ТАРДИС: всюду, куда ни падал взгляд, лежали обломки, остовы, куски, как он раньше этого не видел! Но это объясняло, почему гиперкуб привел его сюда.
Но как отсюда мог вырваться всего один, и тот детский? Мысли забурлили, Мортимус отбрасывал одну идею за другой. Это не далеки и не какая-нибудь враждебная раса… Иначе здесь осталось бы что-то и от них, а не только украденные у таймлордов ТАРДИС и построенные из их частей нелепые конструкции.
— Наверное, их просто не нашли, — сказал Джек, включил сканер на браслете и, присвистнув, покачал головой. — Этот астероид прошел через рифт! Проверь своей свистулькой, если она, конечно, может определить такое.
Мортимус вытащил отвертку и отправил импульс в землю, не ожидая ничего интересного — чего там может определить эта примитивная штуковина Джека! — но вздрогнул, увидев результат.
— Это не просто астероид, который прошел через рифт, — сказал он тихо, — это органика, которая прошла через рифт! Астероид — сам по себе огромная сдохшая тварь! — Он расхохотался. — О, вы все отомщены, дорогие мои. Жаль, я сам не мог на это посмотреть! Но это не объясняет, куда делась планета… может, гиперкуб — просто совпадение? Тогда где же моя ТАРДИС?
Джек, который тем временем поднялся на холм — вспученную шкуру, поправил себя Мортимус, помахал рукой.
— Эй, дай мне вставить хоть слово! — сказал он. — Если ты поднимешься ко мне, то увидишь: там, вдалеке, виднеется кое-что красное.
Мортимус, который просчитывал варианты, что делать, если триангуляция была неверной, резко замолчал. Потом вытащил из-за воротника ключ от ТАРДИС, висевший на шейной цепочке. Тот качнулся и переливчато блеснул — может, отблеск рифта, а может…
— Ха! — воскликнул Мортимус и расплылся в улыбке. — Красное! Она точно здесь, я знаю! Иди за мной.
Он спрятал ключ обратно и пошел, перешагивая через рытвины, туда, где, как он был абсолютно и безоговорочно уверен, стояла его ТАРДИС. Джек что-то говорил ему, потом, видимо, отчаявшись, замолчал. Его шаги звучали за спиной глухо и как-то обреченно.
Потом Мортимус увидел ТАРДИС. Она действительно выглядела как диван и казалась яркой даже среди радужных отблесков рифта на останках, как будто изо всех сил старалась, чтобы ее заметили. И подзарядилась прилично, наверное — рифт совсем близко. Мортимус ускорил шаг насколько мог, чтобы не оттолкнуться от земли и не взлететь, и подошел к ТАРДИС, когда Джек еще осторожно пробирался между обломками.
Одна из подушек была отодвинута, и Мортимус облегченно вздохнул: Сек все-таки додумался до самого простого способа не дать ТАРДИС отправиться дальше. Мортимус не помнил, рассказал ли он Секу о том, что настроил эту опцию, но если тот догадался сам — прекрасно! И вряд ли он снаружи. Холодно было зверски, Сек терпеть не мог такую температуру.
— Посмотри-ка, действительно диван, и даже не раздвижной, — с хитрой улыбочкой сказал Джек, подойдя ближе. — Ты, наверное, пинаешься во сне? Понятно, почему твой партнер сбежал. Ему захотелось побольше простора, больше свободного места, бедняге. Теперь мы сядем, свесим ноги и полетим, как в сказке?
— Нет, — улыбнулся как можно ласковей Мортимус. — Мы залезем внутрь. Давай, видишь, подушка отодвинута? Вот туда.
— Ты меня разыгрываешь, — фыркнул Джек, но, встретившись с Мортимусом взглядом, пожал плечами и, отодвинув подушку в сторону, забрался в темный лаз.
— Ого! — послышался изнутри его голос.
— Да, — с удовольствием ответил Мортимус. — Она больше внутри, чем снаружи.
В консольной все выглядело как обычно, разве что свет горел гораздо ярче и холодней — словно в офисе.
— Коллекцию собираешь? — спросил Джек, рассматривая одну из скульптур, стоявших в ряд у стены. — Ай-ай-ай, а ведь это запрещено. Злоупотребление служебным положением.
— И кто мне может запретить? — фыркнул Мортимус, осматриваясь. Что-то казалось странным, если даже не считать света — хотя, может, это только казалось? ТАРДИС нашлась, и хватит об этом! — Не смеши. К твоему сведению, это Савкотрон Праксителя, оригинал. И это далеко не все!
Он медленно обошел консоль: под панелью навигации висели провода, а он их так не оставлял. Точно! Кто-то копался в настройках. Этот придурковатый далек, не иначе, пытался остановить ТАРДИС, и явно безуспешно. Хоть бы ничего не испортил. Кстати, а где он? Мортимус заправил провода внутрь и глубоко вздохнул. Хорошее настроение стремительно улетучивалось — можно сказать, на глазах. Он оперся об консоль, прикусив губу. Если закрыть дверь, ТАРДИС полетит дальше. А вдруг Сек застрял снаружи? Не бросать же его на этом дохлом монстре.
— Какой интересный пульт управления, — сказал Джек, который бросил рассматривать коллекцию и подошел к консоли. — Это, кажется, рубильник запуска двигателя? Я…
— Не трогай! — рявкнул Мортимус и схватил Джека за руку. — Лучше помоги мне найти кое-кого.
— Твоего кудрявого приятеля?
— Да, именно его.
В конце концов, Сек вряд ли заберется куда-то вглубь ТАРДИС. Он и раньше опасался заходить слишком далеко, а в такой ситуации… Пока дверь открыта, ТАРДИС никуда не улетит.
Джек вытащил бластер.
— Он в режиме станнера. Предпочитаю перестраховаться, — сказал он. — Ты уверен, что твой корабль не увел кто-нибудь другой?
— Да, да, да, — раздраженно ответил Мортимус, но тут же замолчал. Он уже ни в чем не был уверен.
В коридоре свет горел так же ярко и стерильно, почти в ультрафиолетовом режиме. Кто еще мог бы забраться в ТАРДИС? Кому придет в голову на планете отдыха забираться в диван? Конечно, если Сек не останавливался на других планетах, тогда…
Мортимус вдруг достал отвертку и переключил режим: непонятно почему левое сердце дрогнуло и забилось быстрее. Он остановился и прислушался, подняв руку; Джек не стал задавать вопросов, молча встал рядом, держа оружие наизготовку.
— Можешь назвать меня суеверным болваном, — прошептал Мортимус, — но я знаю, что в моем корабле чужак. Просто знаю и все, не спрашивай лишнего.
— Ага, — едва шевеля губами, ответил Джек. — Это твоя интуиция.
Мортимус улыбнулся: хотя бы кто-то это понимает и принимает без объяснений, без дотошных попыток докопаться до сути. Конечно, дело не совсем в интуиции, но для человека и это отличная попытка. Если бы не Сек и его планета, с Джеком было бы легко путешествовать вместе… может, потом?
Он молча кивнул и осторожно пошел вперед. Первым делом стоило проверить библиотеку.
Мортимус знал эту ТАРДИС как свои пять пальцев — даже лучше; он несколько раз восстанавливал ее после тяжелых крушений, когда почти приходилось выращивать ее заново, она слушалась его безоговорочно, хотя управлять ей он умел постольку-поскольку, да и чинить тоже — стоило признаться в этом хотя бы самому себе. Казалось, ей нравилась жизнь, полная приключений, интриг и новых знакомств, хотя Мортимус последнее время редко путешествовал куда-то, кроме Земли. К Секу она относилась гораздо лучше, чем стоило.
И вот сейчас она сигнализировала как могла, что на борту враг. И Мортимус был почти уверен, что Сека в библиотеке нет. Пройдя пару поворотов, он отпер дверь и заглянул внутрь. В круглом зале, от которого лучами расходились коридоры с полками, было омерзительно пусто. Никого. Библиотека тянулась на километры, проверить ее быстро, конечно, не выйдет — черт бы побрал этот полет по следу, заблокированы все возможности! Или почти все. Мортимус закрыл дверь и начал откручивать одну из круглых стенных панелей.
Надо было проверить кое-что.
Джек, прислонившись к стене, настороженно — но и с любопытством озирался.
— Не хотел бы, чтобы ты загордился, но такое вижу впервые, — сказал он негромко. — Из какого века ты свистнул эту прелесть?
— Тебе не понять. — Мортимус вытащил наружу провода и начал разъединять их, пытаясь добиться отклика. — Там другое времяисчисление. Не мешай!
Жилые помещения пустовали, музей тоже, и оранжерея… Часть проводов отзываться не хотела. Если этот… интервент сумел заблокировать внутренний сканер ТАРДИС, то кто же он такой? О Господи! Это начинало напрягать. Мортимус проверил еще один провод и замер: в лаборатории был кто-то живой.
— Так, — сказал он, прикрыв глаза. — Сейчас мы пойдем назад. Если я скажу «Давай», стреляй сразу же, не раздумывая. Окей?
— Окей, — яростно и счастливо улыбаясь, ответил Джек и поднял пушку.
Лаборатория была далеко, но ТАРДИС сократила путь, передвинув один из коридоров: Мортимус понял это по сменившимся картинам. Почему-то он сильно нервничал, и это было странно; все-таки это его собственная ТАРДИС, и никто, никакой инопланетный идиот, возомнивший себе невесть что, не сможет ее забрать. Скорее сам погибнет ни за грош. Но пульс все равно стучал под языком, и чувства сильно, почти до боли обострились. Дверь лаборатории обнаружилась спустя два поворота. Мортимус облизнул губы и взялся за ручку. Джек встал с другой стороны проема и, прищурившись, удобнее перехватил бластер.
Наверное, со стороны это выглядело как сцена из какого-то дешевого боевика. Мортимус хмыкнул, повернул ручку и толкнул дверь ногой. Они влетели в лабораторию.
— Ты что, увлекаешься… вивисекцией? — с заметным отвращением произнес Джек, стоявший за спиной. — Или это твой кудрявый дружок развлекался?
— Нет, — коротко и зло ответил Мортимус.
Сек, абсолютно голый и пристегнутый к операционному столу, молча и яростно смотрел на него — казалось, еще немного, и этот взгляд прожжет в мантии дырку.
— Сейчас, я тебя освобожу. Следи за дверью, — бросил Мортимус Джеку и переключил отвертку в другой режим. Фиксаторы тут же расстегнулись. Судя по показаниям сканирования, никаких существенных повреждений Сек не получил, хотя, кажется, его накачали какими-то стимуляторами. — Кто это сделал?
Сек с трудом сел, потер запястья и помотал головой. Щупальца на его голове бешено дергались, делая его похожим на Медузу Горгону, странным образом слившуюся с циклопом. Это было даже забавно, но смеяться Мортимусу хотелось меньше всего.
— Ну? Кто? — резко спросил он.
Сек ткнул пальцем в горло, потом мотнул головой.
— Блокатор связок? — догадался Мортимус.
— Так это и есть твой компаньон? — догадался Джек. Он с неприкрытым интересом рассматривал Сека и улыбался. — Действительно, не кудрявый.
Сек тут же поднял руку и обвиняюще указал на Харкнесса пальцем.
— Это Джек, — быстро сказал Мортимус. — Он мне помогает. Джек, это… Гаутама, мой напарник.
Сек слез со стола и, покачнувшись, встал ровно. Он выглядел… злым. Слабо сказано — злым. Мортимус поежился.
— Извини. Я не хотел, — сказал он, хотя ничуть не собирался просить прощения. Господи, да и за что?
В ответ Сек резко взмахнул рукой, отметая извинения, поднял один палец, потом снова указал на Джека и мотнул головой.
— Один и … — расшифровал Мортимус. — Один и… что?
Сек закатил глаз, безостановочно шевеля щупальцами, снова показал на Джека, замотал головой, и, в итоге, шагнул к Мортимусу и ткнул его пальцем в грудь.
— Не понимаю, — сердито ответил Мортимус. Вариантов ответа на эту шараду могло быть сотни. Он уже собирался попросить Сека произнести то, что он хочет, чтобы прочитать по губам, но тут подал голос Джек:
— Кажется, он хочет сказать, что тот, кто залез в твой корабль, чернокожий, такой, как ты.
Сек бросил на него уничтожающий взгляд и еле заметно кивнул.
— О Господи, — только и смог сказать Мортимус. Такой же, как он! Другой таймлорд!
Только не Мастер, только бы это был не Мастер! Тягаться с ним будет очень непросто… а кто еще мог остаться в живых? Доктор вряд ли бы такое устроил, он, конечно, псих, но не стал бы приковывать Сека к лабораторному столу и проводить над ним какие-то опыты.
— А ты симпатичнее, чем под маской, — сказал Джек, беззастенчиво разглядывая Сека. Тот презрительно сжал губы и выпрямился. Наверное, ему трудно было стоять, но он держался изо всех сил. Мортимуса снова укололо такое несвоевременное и ненужное чувство вины.
— Где эта сволочь? — спросил он у Сека.
Тот на секунду задумался, потом широко и сердито улыбнулся, оскалив зубы. Но его улыбка тут же погасла; он развел руками, описывая что-то вроде круга, потом поднял руки вверх и тут же опустил. Опять шарада. Мортимус тяжело вздохнул. Это было похоже на…
Сек с шумом выдохнул и снова замахал руками. Потом мотнул головой, подошел, пошатываясь, к рабочему столу, взял скальпель и с оглушительным скрежетом начал что-то царапать на металлической поверхности.
— Резерв. пульт, — прочитал Мортимус. — Рани.
Голова на секунду закружилась, колени почти подогнулись, правое сердце пропустило удар. О Господи. Это еще хуже, чем Мастер. Мортимус судорожно вздохнул.
— Такого я еще никогда, — мечтательно проговорил Джек, привалившись к двери спиной, — не видел.
Неожиданно нахлынуло раздражение, и Мортимус пристально посмотрел на Джека. Сек, не обращая на того внимания, бросил скальпель на стол и опустил голову.
— Отдай ему шинель, — приказал Мортимус.
— Это еще почему? — удивился Джек.
— Потому что я так сказал.
Мортимус готов был спорить и дальше, но Джек неожиданно сдался без боя, снял шинель, подошел к Секу и протянул ему. Тот коротко кивнул и, неловко двигаясь, оделся и быстро застегнул все пуговицы.
Рани — это действительно проблема. Как она вообще выжила? Мортимус не интересовался, что она делала во временную войну — может, тоже где-то пряталась, как и он? Мортимус посмотрел на своих компаньонов. От Джека не будет никакого толку; он даже не представляет, с кем имеет дело. Сек… судя по тому, в какой ситуации он оказался, убьет Рани при первой же возможности, а этого допустить никак нельзя.
Сначала надо попробовать с ней поговорить. Да, поговорить, и один на один.
— Гаутама, — сказал Мортимус серьезно. — Ты должен пройти в консольную и закрыть дверь. Это важно. Джек, поможешь ему. И отдай мне бластер.
— Еще чего! — возмутился Джек. — Я и так уже отдал шинель.
— Не спорь! — Мортимус повысил голос. — Ты даже не представляешь масштабы этой проблемы, и решить ее могу я один! Бластер, немедленно!
Сек остро улыбнулся и смерил Джека с головы до ног очень неприятным, злорадным взглядом. Джек обиженно посмотрел исподлобья, покачал головой, потом поморщился и сунул Мортимусу бластер рукояткой вперед.
— Держи, раз уж так нужно, — сказал он.
— Спасибо, — отозвался Мортимус, пряча бластер в карман. Он ему все равно не понадобится, но еще не хватало, чтобы кто-то начал палить из него в консольной или даже в коридорах. — Идите в консольную. Оставайтесь там. — Он посмотрел на Сека. — Если что, будь возле консоли. Мало ли что понадобится. А я пойду искать. Ее.
Сек на мгновение зажмурился и кивнул. На лице Джека застыло по-мальчишески капризное выражение. Игрушку отобрали, какая жалость.
Когда они вышли, Мортимус фыркнул и тихо рассмеялся. Если бы его спросили, почему, он бы не знал, что ответить. От облегчения? От напряжения? От радости?
Они не виделись с Рани со времен выпуска. Какое-то время он следил за бывшими школьными друзьями — даже за Драксом, который занимался какой-то грязной, недостойной таймлорда работой и даже не вспоминал о бывшей родине; и, конечно, за Доктором. Доктор! Господь всемогущий, этот неумеха даже геноцид совершить не сумел как следует! Теперь придется иметь дело с очень серьезным противником.
Так вот, из всех его школьных друзей Рани была одной из наиболее успешных. Даже когда эти узколобые идиоты изгнали ее с Галлифрея, она такой оставалась. И что противопоставить ей сейчас, он и представить не мог. Рядом с ее умениями его вирусные опухоли — это попытки ребенка построить действующую модель Матрицы рядом с Матрицей настоящей. Ему даже угрожать ей нечем… Разве что блефовать?
Да, только так.
Резервный пульт управления он давно удалил, поэтому Рани могла быть где угодно — в том числе и возле резервного пульта. ТАРДИС могла восстановить эту комнату, если Рани ей приказала. А могла и не восстановить. Мортимус закрыл глаза и сосредоточился: если он почувствует Рани, то сможет найти даже в этом бесконечном лабиринте коридоров. Она всегда плохо умела прятаться. Но получалось с трудом: слабое эхо где-то по правую руку и дальше. Мортимус глубоко вздохнул и пошел, придерживаясь пальцами за стену. Это придавало сил.
Четыре развилки спустя он почувствовал знакомый толчок под ребра и широко улыбнулся: Сек добрался до консольной, закрыл дверь, и ТАРДИС, согласно настройкам, дематериализовалась и полетела дальше. И словно исчез какой-то блок — незапертая дверь мешала, как затекшая нога, не давала полного контроля. Тут же свет в коридоре, ведущем налево, почти погас; Мортимус кивнул и пошел по ярко освещенному. ТАРДИС приведет его куда нужно. Она прекрасно понимает, в чем дело.
Когда он проходил мимо одной из дверей, ведущих в бассейн (той, возле которой висели «Справедливые судьи» ван Эйка), то свет мигнул. Неужели Рани ждет его… в бассейне? Мортимус хмыкнул и, сунув руку в карман, сжал в пальцах одну из ампул. Потом повернул ручку и осторожно, стараясь не нашуметь, открыл дверь.
В бассейне вспыхнул свет, и Мортимус подошел к бортику. В ярко-голубой воде плавал какой-то мусор, давно пора бы почистить, но ни в самом бассейне, ни в большом и гулком зале никого не было. Он уже собирался развернуться и уйти, как дверь напротив, негромко скрипнув, отворилась.
Рани регенерировала, и в лицо ее узнать было бы невозможно, но спутать — тоже, неповторимый характер, ни с чем не сравнимые ощущения… общности. Мортимус не стал от нее закрываться, и она подошла ближе, стала у бортика на другой стороне бассейна.
— А, — сказала она. — Мне стоило догадаться, что это твоя ТАРДИС. Такая же хитрая, уклончивая тварь, как и ты сам. Предатель! Продался далекам. Я много слышала о тебе, но не думала, что ты настолько далеко зашел!
Ее голос гулко покатился по залу, угроза звучала в каждом слове, каждом звуке, в раскатистой «р», которую она произносила на шотландский манер.
— Слухи обо мне, как водится, оказались слегка преувеличены, — ответил Мортимус, улыбаясь. Улыбка получалась с трудом: было страшно, слишком страшно от того, что Рани может выкинуть. — Но я не продался далекам, как ты изволишь утверждать.
Говорить с соплеменником — совсем не то, что говорить с человеком или даже с человеко-далеком; давно забытое, прекрасное и сложное умение словно вынырнуло из глубин далекого прошлого.
— Ты можешь пытаться обманывать глупых мартышек, с которыми тоже частенько водишься, — сказала Рани, — но не меня. Тот прототип, которого я захватила в плен — твой компаньон, я нашла его комнату, его одежду и оружие. Ты работаешь на далеков и пытаешься помочь им уничтожить нашу родную планету, мерзкое нечистоплотное ничтожество!
Да, Рани иногда бывала слишком прямолинейной. Что ж, соврать о том, что Сек просто угнал его ТАРДИС и что он-то уж с ним разберется по-своему, вряд ли получится — и хорошо, что Рани соизволила в этом ему помочь.
— Это моя собственная разработка, — начал Мортимус, — и мы с тобой можем завершить начатое! Она направлена как раз против далеков! Такого специалиста, как ты, мне как раз и не хватало! Господи, я даже и предположить не мог, что ты…
— Прекрати врать! Ты не смог бы и гомункулуса в банке вырастить, не то что гибрид человека и далека, я видела твою лабораторию, — сухо отрезала Рани и вытащила из кармана комбинезона длинную стеклянную палочку, наполненную густо-лиловой жидкостью. — Еще одно лживое слово, Мортимнекангетикан, и я разобью этот сосуд. В нем смертельная инфекция, от которой у меня есть иммунитет, а у тебя нет, и у твоего гибрида тоже. Впрочем, меня ничего не останавливает, почему бы не разбить его прямо сейчас?
Вот и время для блефа. Стараясь едва ли не излучать беспечную уверенность, Мортимус криво усмехнулся и достал из кармана ампулу.
— Если ты это сделаешь, то я разобью эту ампулу, и моя ТАРДИС умрет, — сказал он жестко и категорично. — Мне нечего терять, а вот тебе — есть. Мы во временной воронке, ты знаешь, что с тобой будет, если ТАРДИС погибнет прямо в ней!
— Ты блефуешь! — воскликнула Рани, и ее ярко-рыжие волосы встали дыбом, как у кошки. — Ты бы не смог такого создать! Это слишком сложный вирус!
А, так значит, это возможно! Мортимус, не прекращая улыбаться, поднял ампулу выше. Если это возможно, то только через сердце… через матрицу. Надо уничтожить матрицу — изъять ее или заставить ТАРДИС уничтожить ее… критические ошибки. Рост. Рак!
— Заставить матрицу бесконтрольно делиться, пока сама ТАРДИС не станет бороться с ней? — ласково спросил он. — Это не слишком сложно, дорогая моя, как бы тебе не хотелось обратного.
Сердца колотились вразнобой, голова кружилась. Только бы это действительно было правдой! Мортимус закусил губу и уставился на Рани, готовый в любой момент сбежать из бассейна. Хотя это, наверное, не поможет. Ее вирусы — совершенство. Произведения искусства, а не обычные болезни.
Рани молча сверлила его взглядом. Может, у нее и был антидот от подобного вируса, но не с собой. Это было ясно как день.
— Все равно я не верю, что ты сумел сделать такое, — сказала она, но стеклянную палочку опустила. — И не могу поверить, до чего ты докатился. Ты, таймлорд, выпускник Академии! И на НРУ работал, а теперь? Теперь помогаешь нашим злейшим врагам уничтожить Галлифрей? Что они тебе обещали — знания из Матрицы? Власть? Ценности, которые ты собираешь, как некоторые птицы — блестящие цацки и зеркальца? Чушь! Ты и сам прекрасно знаешь…
— Никогда не верь далекам, — произнес Мортимус с ней в унисон. — Но я действительно не сотрудничаю с ними, поверь, у меня достаточно опыта, чтобы в этом убедиться.
Он тяжело вдохнул и опустил голову. Почти не было нужды притворяться, опыт у него действительно был — и воспоминания о тех событиях были не самыми радужными.
— Тогда что в твоей ТАРДИС делает гибрид далека и человека? — резко спросила Рани. — Думаешь, я поверю, что ты его просто подобрал где-то по пути, как какой-то мусор, который, кстати, плавает в твоем бассейне? Фу! Это что, окурки?
— Какая тебе разница, что плавает в моем собственном бассейне? — возмутился Мортимус. — В конце концов, если оно мне не мешает, почему должно мешать тебе? Да, представь себе, я его подобрал, да, как мусор, если тебе больше нравится такое неаппетитное сравнение, но он сам скрывается от далеков, к твоему сведению. Они его практически уничтожили.
— Даже если бы ты не пытался соврать мне до этого, я бы тебе не поверила. Это какая-то чушь и нонсенс — то, что ты рассказываешь.
— Рассказываю, как есть, — ответил Мортимус.
— Посмотрим, что на это скажет Верховный Совет.
О, так она не знает? Мортимус широко раскрыл глаза и покачал головой.
— Что? — сердито спросила Рани. — Думаешь, обойдется? Тебя дезинтегрируют даже без суда! Слышал о законах военного времени?
— Мне очень жаль тебя разочаровывать, — начал Мортимус и замолчал.
Как ей рассказать? Как вообще о таком рассказывают?
Рани ждала, ее глаза казались такими же ярко-голубыми, как вода в бассейне.
— Ну? — не выдержала она.
— Галлифрея больше нет, — с трудом выдавил из себя нужные слова Мортимус.
— Только не говори мне, что далеки победили! — выкрикнула Рани и снова подняла сосуд с вирусом над головой. — И что ты теперь им служишь! Тогда я точно убью тебя, и плевать, если погибну сама!
— Нет-нет, ни в коем случае, остынь! — торопливо забормотал Мортимус, подняв руки. — Никто не победил. Доктор… Доктор уничтожил всех. И Галлифрей, и далеков. Запустил Момент.
Понимая, что это звучит неубедительно, он добавил:
— Конечно, какие-то далеки остались, ты же знаешь, они всегда выкручиваются. Ну и таймлорды… несколько еще живы. Вот ты, например.
— Доктор? — пронзительно, до рези в ушах прошептала Рани. — Если ты мне лжешь, мелкая дрянь…
— Нет, — сухо ответил Мортимус. — И ты знаешь, что я говорю правду. Видишь — я открыт и ничего не пытаюсь утаить.
Рани молчала, опустив голову. Сейчас она уже не выглядела устрашающе — обычная маленькая женщина со слегка неправильными чертами лица. Мортимус тоже молчал. Сейчас не стоило ничего говорить. Слова будут лишними.
Рани заговорила первой, и голос ее звучал даже слишком спокойно и деловито.
— Мы находимся в патовой ситуации. Я не могу разбить сосуд с вирусом, потому что ты грозишься уничтожить матрицу своей ТАРДИС; ты говоришь, что Галлифрея нет и что война времени закончена, я готова утверждать обратное. Ты обвиняешь Доктора… — Рани осеклась. — И тут я готова тебе поверить.
— Все остальное тоже правда, — сказал Мортимус и неожиданно вспомнил об анзуд. О том, что они не пожирали реальность, как должны были, если бы Око Гармонии исчезло. Может… может?
Рани фыркнула.
— Ты и в Академии врал так, что уши в трубочку заворачивались. Как можно оставаться таким же идиотом, как и в школе, после стольких лет? Разумеется, я могу поверить тебе только если сама все выясню.
— Но ты не сможешь ничего выяснить, если мы будем стоять здесь и торговаться, — ответил Мортимус.
— Что ты предлагаешь?
О, вариантов были сотни. Обмануть. Бросить где-нибудь. Попытаться сотрудничать… каждый из вариантов был обоюдоострым.
И Сек ее не простит, и его заодно, после всего, что Рани с ним сделала. Бог знает почему он так считается с его мнением! Мортимус глубоко вздохнул.
— Я могу дать тебе семечко ТАРДИС, — сказал он искренне, — и активировать резервный пульт. Потом отделю его от остальной ТАРДИС, некоторое время ты даже сможешь управлять на остаточном сигнале, хоть и недолго. Тебя вынесет куда-нибудь через рифт, вырастишь на его энергии себе новую и сможешь… сможешь жить дальше.
Рани смерила его взглядом, не сулившим ничего доброго.
— Думаешь, я соглашусь? — спросила она неприятным голосом.
— Это лучшее, что я могу предложить.
Повисло долгое молчание.
— Надо забрать мою коллекцию из лаборатории, — сказала Рани в конце концов и положила сосуд с вирусом в карман. Мортимус едва сдержал облегченный вздох, пряча ампулу.
— Об этом не может быть и речи, — ответил Мортимус. Он не был уверен ни в Джеке, ни даже в Секе: оба могли вернуться туда и поджидать страшного врага. Если начнется стрельба, Рани точно сломает палочку, и тогда…
— Именно, не может. Это столетия моей работы, причем в полной изоляции! В конце концов, я спасла твою ТАРДИС от гибели, ты мне должен, — холодно сказала она.
— Ты не… — начал Мортимус, но тут же понял, что Рани не врет. — Могу сам принести. Это же чемоданчик, такой серебристый? Я его видел в лаборатории.
— Нет, только вместе. Я не могу полагаться на тебя в таком вопросе.
— А в остальном, значит, можешь? — ядовито прокомментировал Мортимус. Потом вздохнул и добавил: — Мой компаньон, скорее всего, отправится искать тебя. Он… остался недоволен вашим общением. Я бы не хотел…
Рани смерила его пронзительно-голубым взглядом с головы до ног, круто повернулась и пошла вдоль бортика в его сторону. Мортимус вздохнул и направился ей навстречу.
Рани была ниже его на голову, даже больше, но все равно казалась до крайности, смертельно опасной. Особенно вблизи.
— Надо же, хоть в какой-то регенерации у тебя приличное лицо, — сказала она. — Хорошо, я не буду использовать супервирус. Воспользуюсь чем-нибудь попроще, погибнет только твой далек, если решит напасть на меня.
Мортимус зажмурился.
— Да, согласен, — сказал он, и его сердца провалились куда-то в живот.
Они шли по коридорам, и ТАРДИС снова сократила путь, о, она всегда была умницей. Рани зыркала по сторонам — казалось, только и ждала атаки. Мортимус скрестил пальцы. Он тоже ждал Сека — чтобы тут же схватить Рани за руку и не дать ей воспользоваться вирусом. Все-таки… все-таки он не настолько законченный мерзавец, чтобы подставить того, кого он считал своим другом. Даже не компаньоном.
Мортимус знал, что вряд ли когда-нибудь поделится этим с Секом. И тем, что считает его другом, и тем, как предал его сейчас. Ну, как предал — обменял его жизнь на собственную. И то не совсем, разве что как вероятность…
Нет, это называется предательством, и не стоит врать самому себе! Не стоит придумывать лишних оправданий.
У дверей лаборатории Мортимус остановился.
— Дамы вперед, — сказал он.
— Нет, иди первым ты, не считай меня идиоткой, — ответила Рани и неприятно скривила губы — знакомая улыбка на чужом лице. Мортимус кивнул: он и не ожидал, что Рани согласится, и осторожно открыл дверь.
Сек не станет стрелять в него, не должен. Хотя…
Лаборатория пустовала. Мортимус схватился за простенок и судорожно выдохнул, Рани оттолкнула его в сторону, прошагала мимо, подобрала со стола чемоданчик и повернулась к нему. Она выглядела довольной — по-настоящему.
— Ты что-то говорил про резервную консольную и семечко ТАРДИС, как мне помнится. Давай, исполняй обещанное, или уже передумал?
Мортимус молча покачал головой. Главное — увести Рани подальше отсюда.
— Нужно включить эту комнату, — сказал он. — Но я смогу это сделать и из коридора. Это, знаешь ли, элементарно, и не потребует усилий.
— Если запутаешься, знаток, то я тебе помогу. Я хорошо знаю эти старые модели, — ответила Рани.
— Замечательно. Идем, — кивнул Мортимус.
Чем дальше они отойдут от лаборатории — тем лучше. Им еще многое предстояло сделать, а у Сека могло лопнуть терпение. Не стоило лишний раз проверять его на прочность. Особенно сейчас.
Я понял, что мой братец заболел, когда у меня начали выпадать волосы. Лезли страшно: рукой проведёшь — копна в ладони остаётся! Вот бедняга, тяжело ему пришлось. Но спустя время, чувствую — справился. Все с его выздоровлением меня поздравляли, хлопали по плечу, улыбались. А я кивал утвердительно в ответку, мол, а как же иначе? По-другому и быть не могло.
А потом на пальце безымянном, на коже, появилась неширокая бороздочка. По сезону она загорала, временами становилась чётче. Повзрослел братишка, набегался, взялся за ум. Когда же глаза стали краснеть, как от нехватки сна, и ухоженность мою сняло как рукой, меня тоже все поздравляли — выглядел я тогда жутко, но на это внимания не обращали: первый ребёнок в семье — всегда счастье! И я усталый ходил, но довольный: знал, что мальчик у нас, гордился.
Спустя время на руках возникали и исчезали царапины: молодец, братец, на всё время находит. Когда котёнок подрос, он ещё и собаку завёл. Я всё удивлялся, почему не сразу, сживутся ли? Но всё обошлось. Руки натирал поводок, а на правом плече серые короткие волосы липли как приклеенные. Постоянно приходилось чистить.
Лет через пять в кошельке начали таять деньги. Нет, с ними давно уж так: откроешь карман, только видишь, лежит купюра, глядь — а нет её. Но тут уж ахово. Школа, видимо, — какие затраты. Но ничего не поделаешь — семья! А когда с банковского счёта исчезла огромная сумма, а по выходным я стал злиться и выглядеть усталым, понял — строят они себе дом. По мне — так далековато выбрали, столько бензина съедает. Не успеваю заливать.
А потом и девочка у них появилась. Любит его, как пиявочка, в лучшем смысле, конечно. Он расцвёл, совсем другим стал, нежным с окружающими, чувственным. Вот увидел я дворнягу грязную, сидит у дороги, испуганно носом водит, так чуть не расплакался, купил колбасы, положил ей.
Время, однако, неумолимо. К потере денег я привык и не замечал, к усталости — тоже. Нет, бывали и радости, ещё какие! Но уставать он начал. Хожу медленно. Вчера вон даже трость прихватил, дождливо ведь, суставы бесятся, ноют, аж спать не дают. Спать вообще он перестал: всю ночь ворочаюсь, кряхчу, кашляю, а сна ни в одном глазу.
На меня соседи не смотрят, делают вид, что незаметно, как я сдал. Седина иссеро-грязная, тусклая. Весь я тусклый, матовый. Ох, состарился братишка, жаль!
Вот уже несколько дней я лежу. Это сердце у него. Каждый раз к такому готовишься, но никогда не готов. Как прощаться боязно, больно. Так привык уже — расставаться невмочь! Я глаза закрываю, видеть никого не хочу, злюсь. Но, увы, время его подошло. Так это бывает, что никогда попрощаться толком я не успеваю, но, может это и к лучшему.
Образ его ещё тлеет во мне слабым огоньком, согревает, пока напротив, в другом окне, я смутно угадываю, вглядываюсь в нового брата. Он ещё крохотный, сидит на руках у матери. Время, когда я снова стал лысым, маленьким — не помнится. Я и сейчас его не всегда узнаю, а всего-то годик ему. Но уже неизменно радуюсь, улыбаюсь: «Родинушка!»
И как бы ни было всё одинаково, никогда не знаешь, как это будет. Но точно будет по-новому.
Наталья Сигайлова
Сигайлова Наталия Викторовна родилась в Москве 27 августа 1979 года. Получила две специальности: модельер-конструктор и журналист. Работаю в киножурнале «Ералаш» художником по костюмам. Печаталась в альманахе «У», «Этажерка»; журналах: «Наше поколение», «Контрабанда», «Кукумбер». А также в Международной Еврейской газете (МЕГ) и в информационном агентстве Shalom News. Пишу сценарии. В 2010 г. по написанным для «Ералаша» сценариям были сняты сюжеты: «Слон» и «Много будешь знать», номинированные на участие в конкурсной программе «Кинотавр -2011» Министерством Культуры в рамках программы поддержки молодых российских режиссёров.
— Рикки, на сцену!
Окрик хозяина. Рикки привычно снизил скорость движения, чтобы Юрий напылил на плечи бронзатор. По списку сейчас групповой танец под названием «Спасение красотки».
Рикки за те несколько секунд, пока сцена затемнена и лазерный луч прорисовывает буйную растительность, а из сопел вдоль сцен выдувается обогащенный запахами леса сценический газ, занимает место в углу у кулис. Громкость музыки нарастает. Луч выхватывает два силуэта. Они изображают скрытое перемещение. Оба киборга одеты в облегающие комбинезоны, обильно декорированные ремешками, на поясах бутафорское оружие, нож, моток веревки. На головах шляпы. Браконьеры. Злодеи. Похитители.
Зал взрывается первыми аплодисментами, когда оба выходят на край сцены, изображают короткий разговор. Один из «разбойников» не торопясь поочередно кончиками пальцев проводит по нижней губе, второй напоказ поправляет себя откровенным движением. Обводят взглядом зал. И одновременно указывают на выбранную посетительницу.
Снова крик, истеричный смех. Irien’ы, грациозно поводя плечами, спускаются со сцены и идут к выбранной женщине. Проходя мимо других, могут кого-то едва коснуться рукой, если в ответ кто-то (уже достаточно принявший алкоголя), решает пощупать танцора, не противятся и не уклоняются. Если дама достаточно под градусом, по пути к «жертве похищения» танец предусматривает пару легких игривых отступлений.
Irien легко разворачивает стул, на котором сидит ухватившая его за пояс посетительница, чтобы была свобода маневра.
Перекидывает ногу через ее колени, словно собирается сесть на них верхом, но в последний момент останавливается, едва касается пахом ног женщины. Одной рукой делает обманное движение вдоль ее волос, но не дотрагивается. Все это время он раскачивается вперед и назад, лицо посетительницы, покрасневшее и от алкоголя и от смущения, почти на уровне ширинки облегающих брюк. Восторженный и подбадривающий крик соседок по столику.
Еще через минуту «разбойники» выводят выбранную посетительницу на сцену. Уже вовлекли в действие, изо всех сил изображая похищение и наглые домогательства, и финалом «жертву» привязывают за руки между двумя пальмами.
Выход спасителя. Инсценированный бой со злодеями, в процесс которого на смельчаке и герое остаются лишь брюки и портупея, почему-то надетая на голое тело. Но зрительниц это не волнует. Главное, как двигается герой. Как он поднимается со сцены, после последней «схватки». Как нарочито грубо стирает с лица кровь, пошатываясь встает, теряет равновесие, снова встает. А потом он видит пленницу.
Он сражен. Он влюблен с первого взгляда. Он не может устоять перед ней, дотрагивается до нее, как если бы не может поверить своим глазам. Становится перед все еще привязанной пленницей на колени, проводит ладонями от лодыжек до бедер, Грациозно поднимается, обходит ее и, прижавшись со спины всем телом, ощупывает живот и бедра.
Еще миллиметр — и кончик языка коснулся бы уха, но прикосновения к открытым частям тела танцорам строго запрещены. Через одежду пожалуйста, можно прижаться лицом, бедрами, а бедрами еще и покачать, толкнуть или повращать. Но поцелуи запрещены. И гостью даже намеком раздевать нельзя.
Смелый герой наконец, обтеревшись вокруг пленницы во всех допустимых ненаказуемых вариантах, освобождает ее от пут, Обхватывает ее лицо, едва касается пальцами волос, потом вдруг перекидывает ее через плечо и под одобрительный визг и крики собравшихся дам, уносит за кулисы.
Так ошалевшую взбудораженную гостью подхватывают помощники и аккуратно отводят обратно в зал. Номер длится меньше десяти минут, весь зал взбудоражен, за стойку встает второй бармен, чтобы справиться с заказами посетительниц.
— Рикки, не стой столбом! Быстро переодевайся! Грим наносить полчаса!!
DEX возвращается в гримерку, где остальная труппа уже меняет сценические костюмы. Следующий номер снова групповой. Этнический танец. Костюм — это плавки, многочисленные бусы, брюки — разумеется, со швом на липучке, — и роспись по всему торсу и сложная прическа из тех же бус и накладных прядей.
Танец не только на сцене, но и по всему залу. Все пять танцоров перемещаются между столиками, официанты в нужных местах незаметно выставляют стулья, на которых воины мифического племени будут выделывать акробатические трюки, возбуждая зрительниц демонстрацией мужской силы и ловкости. Танец по всему залу нужен и для дополнительного сбора кредитов. Посетительницы охотно дотрагиваются до танцоров и весьма охотно засовывают под резинку плавок и ремешков выражение своего восторга. Для этого на входе есть очень удобный разменный терминал, где вам разменяют мелкими купюрами любую сумму.
Что актеры не люди — клуб никогда не афиширует. То есть если посетительница в лоб спросит бармена или официанта, какой модели танцор, то, может быть, тот и ответит, но все работники тщательно проинструктированы обходить этот момент. Руководство клуба находит это очень забавным.
Номер следует за номером, ближе к полуночи начинаются самые горячие. Неизменной популярностью пользуются три образа. Полицейский офицер, пожарный, любой мужчина в форме или деловом костюме. Далее образ «плохого парня», одежда варьируется от джинсов на низкой талии и короткой майки до кожаного глухого комбинезона. Третий образ спортсмена, вид спорта не важен, главное — мускулистая фигура и умение удерживать тело в неустойчивых позах или под углом к шесту.
Посетительницы клуба к этому моменту, по данным сканирования, пребывали в неадекватном состоянии, но они и посещали такие заведения, чтобы в него войти. Рикки это не волновало. Он оставался равнодушен к их реакции, он не видел никакой цели всего происходящего. После таких бурных возлияний, вечера криков и перевозбуждения, у ХХ-особей было отравление организма продуктами распада алкоголя, болело горло, на несколько часов развивалась светобоязнь, образовывались отеки лица и рук. Но они все равно приходили в клубы, кричали, размахивали руками, вешались на танцоров и платили за время в комнатах второго этажа. Очень странная жизнь у гражданских лиц. Очень.
Рикки исполнял номер «Капитан». Одна из визитных карточек клуба, услышал он как-то. Белоснежные брюки и китель. Белые перчатки. Фуражка. Темные очки. Рикки в жизни своей не видел такой формы, а ведь база знаков различий и формы для всех родов войск у него была самая полная.
«Капитан» выходил размеренным шагом, но назвать его строевым или парадным нельзя было ни в коем случае. Танцор шел, качая плечами, по одной линии, от чего вес с ноги на ногу переносил с замахом бедер. Останавливался перед краем сцены, расставив ноги. Скрещивал руки на груди, не переставая менять опорную ногу.
Хозяин однажды пытался описать танец другим терминами.
— Тебе жарко в кителе, от вида женщины тебе трудно дышать, так она хороша. И ты трешь себя по груди, чтобы вдохнуть. Ну? Вот так, да, рукой от груди к шее. Да-да. Ты сильный мужчина! Но ты в смятении, чувствуешь, что выдержка твоя вот-вот рухнет и ты отворачиваешься, обхватив себя руками! Пытаешься сдержаться, но страсть твоя тебя сильнее! Резкий поворот! — Юрий демонстрировал нужное движение. — И ты распахиваешь навстречу ей объятья, сбрасываешь китель, показывая, что ты весь ее!
Он остановился и кисло посмотрел на Рикки.
— Ну да. По тебе это видно. В общем, поворачиваешься спиной к залу, расстегиваешь китель. разворачиваешься, руки в стороны. Все должны видеть, что под кителем нет ничего, только галстук. Плечо назад, правая пола кителя сползает до локтя, еще шаг вперед, левое плечо вперед, теперь китель только на локтях. Качаешь плечами, китель держится на локтях, руки понемногу заводи назад, в это время переступаешь с ноги на ногу.Снимаешь сначала с одной руки, и держишься теперь свободной рукой за пряжку, кителем делаешь один оборот надо головой, перед тем как бросить справа от сцены делаешь вид, что стираешь пот с груди. И бросаешь справа от сцены. Поворот к зрительницам боком. Проводишь по боку, голова повернута в сторону зрителей, смотри поверх очков, они первый раз должны увидеть твои глаза. Гладишь себя. По боку, потом по бедру. Выражение на лице… О господи, Рикки!! Выражение на лицо вешай сразу! Сил моих нет на тебя смотреть!!
Было три варианта этого номера. После кителя танцор снимал перчатки, прихватывая зубами, не торопясь их стягивая, чтобы потом бросить в зал. Теперь нужно было дать зрительницам полюбоваться на совершенную фигуру. Широкие плечи, мускулы, не выпирающие, но хорошо заметные, когда танцор стоит, подняв руки, положив ладони на затылок и разведя локти в стороны. По-прежнему в стойке ноги шире плеч, по-прежнему раскачивая бедрами, медленно сгибая ноги в коленях, пока бедра не опускаются параллельно полу.
Прыжок с переворотом прогнувшись, приземление на руки, стойка на руках, ноги широко в стороны. Несколько отжиманий этой стойке. Снова прыжок с переворотом. Поворот боком к зрительницам, медленно расстегнуть молнию на брюках. Улыбнуться, притворно строго погрозить пальцем, снова выпрямится, несколько танцевальных шагов, взмахи рук, остановиться, подняв руки вверх, вытянуться и медленно, прогибаясь и вращая бедрами присесть…
Поворот другим боком. Медленно расстегнуть еще одну молнию, развернуться спиной к залу и одним рывком снять брюки. Прогнуться, прыжок назад с переворотом, приземлиться в широкую стойку. Танца больше не будет. Теперь только откровенные движения бедрами, теперь стоять близко к краю сцены, чтобы можно было дотронуться. Теперь нужно выбрать кого-то в зале, взять вместе со стулом и поставить на сцену. Удерживаться стул справа и слева, пока его опрокидываешь, медленно, чтобы гостья не испугалась. Перехватить ее, оттолкнуть стул ногой, уложить спиной на сцену и нависнуть над ней, прижимаясь бедрами. Перекатиться, усаживая верхом на себя. Игриво подбросить…
Визг, смех, возбуждение, резкие запахи. Главное, удерживать фуражку, она должна быть на капитане до конца номера. Даже если кто-то в горячке танца ухитрится остатки костюма на «капитане» порвать.
Потом погаснет свет, музыка тут же сменится, помощники быстро помогут встать оглушенной «партнерше», дадут в руку бокал за счет заведения и проводят к месту, а Рикки тем временем вернется в гримерку, на ходу вытаскивая и собирая запихнутые под стринги кредиты. Он прекрасно двигался, меньше чем полсотни кредитов редко когда с себя «обирал». Согласно договору с клубом, эти деньги целиком принадлежали хозяину.
Юрий вошел во вкус. Труппа приносила ощутимый доход, но голова у него уже кружилась от открывающихся возможностей. Новый флайер, дизайнерские вещи и обувь, возможность расслабиться в клубе, не считая кредиты. Он записал больше шестидесяти возможных номеров.
Он был человеком увлекающимся и… достигнув успеха, начал понемногу терять интерес к процессу. Его увлекали все новые и новые возможности. Неплохо ведь платят за частные вечеринки и приватные танцы.
Он невольно поморщился, вспомнив, что Рикки и остальных приходится для этого предоставлять клубу. Из любопытства он посмотрел расценки. Ему, как владельцу киборга, отчисляли не слишком много, если бы он искал клиентов сам, то получал бы больше. Но при прочих своих недостатках Юрий понимал, что это отнимет больше времени, а пытаться найти клиентов на стороне — это нарушить условия контракта с клубом.
Но. Они наняты только на четыре дня в неделю. В клубе «Эгоистка» — три дня, плюс от суток до двух, в зависимости от числа посетителей, большом ночном клубе. Два дня в неделю свободны. Один Юрий отсыпался, а вот второй считал растрачиваемым впустую. Да и сном можно бы пожертвовать, если дожидаться отправленных на работу киборгов в машине. Она теперь удобная, на заднем сиденье можно с комфортом поспать два-три часа.
Юрий долго не решался на этот сторонний заработок, но красивая легкая жизнь манила. Рикки прекрасно координировал всю труппу, иногда Юрий мог часа три просто просидеть в гримерке или около бара и ни разу не вмешаться в работу своих «сотрудников».
Пришедший счет за аренду квартиры, spa-процедуры и набор сценической косметики с париками придал ему смелости и фантазии. Он открыл тематические сайты и углубился в изучение материала.
***
Вечеринка была в самом разгаре.
Молодая женщина поставила бокал на полку, услышав звонок в дверь.
— Продолжаем веселиться! – весело крикнула она собравшейся компании и пошла открывать. Сегодня в ее доме собралось не меньше трех десятков друзей. Молодые, раскованные. Джейн была категорически против наркотиков, но ничего предосудительного в нескольких бокалах вина для расслабления не видела.
Она распахнула дверь — и ей в лицо сверкнул луч фонаря.
— Мэм, — строго произнес один из стоящий на пороге полицейских, — вы здесь живете?
— Да, — несколько растерянно ответила она, так как ждала увидеть совсем не полицию.
— Да? – так же строго переспросил полицейский. — Как ваше имя?
— Джейн… Джейн Максон. А…
— Джейн. Хорошо. Отойдите назад, пожалуйста, — — страж закона решительно стал наступать на хозяйку дома, та попятилась. Полицейский посветил в сторону одной комнаты, потом другой. — От соседей поступили жалобы на шум и громкую музыку и распитие спиртных напитков малолетними.
Его напарник прошел в комнату, где с десяток молодых людей с бокалами в руках стояли вокруг стола с закусками. Со стороны внутреннего двора в комнату заглянули еще гости, привлеченные громкими голосами.
— Джентльмены, — — строго произнес полицейский, — вы совершеннолетние?
Гости закивали, но полицейский был строг.
— Прошу предъявить документы.
— Джейн, прошу вас, следуйте за мной, — — оставив напарника разбираться с мужской частью гостей, второй полицейский прошел в другую комнату, где собрались исключительно девушки.
— Дамы! Здесь все совершеннолетние?
Кто-то издал «о-о-о!», кто-то хихикнул. Джейн немного растерянно посмотрела на подруг и попыталась разрешить дело миром.
— Офицер, мы все совершеннолетние. У нас частная вечеринка. Кто именно на нас пожаловался?
— Сколько вам лет, мисс Джейн?
— Двадцать… один.
— Точно? Назовите дату рождения.
— Двад… двадцать второе августа две тысячи сто…
— Я не верю, что вам двадцать один год, мэм. От силы девятнадцать. Нехорошо обманывать полицию. Короче, руки на стену. Все остальные садитесь, мы тут задержимся. Дик! Подойди сюда, у нас тут много работы! Джейн, руки положите на стену. Расставьте ноги. Я вынужден обыскать вас.
Джейн неуверенно улыбнулась, послушно положила ладони на верхнюю полку камина, стоившего ей целую зарплату, но эта деталь интерьера придавала комнате непередаваемый уют.
Полицейский вплотную подошел к ней со спины, отстегнул от пояса наручники и бросил их рядом с изящной рукой девушки. Положил руки ей на талию и почти на ухо спросил.
— У вас нет с собой острых предметов, о которые я могу пораниться? М?
— Нет.
— Вы меня не обманываете?
Девушки в комнате вдруг завизжали, звук музыки стал громче. Джейн обернулась и увидела, что форменная рубашка на полицейском уже распахнута и он расстегивает ремень.
— А у меня есть, — произнес он, отточенным движением сдергивая брюки.
Джейн расхохоталась, захлопала в ладоши.
— А мы думали, что вы уже к нам сегодня не заглянете, офицер!
Тот усмехнулся и ловко поднял хозяйку дома на руки под мышки, та обхватила его ногами, запрокинула голову, присоединяясь к восторженному визгу подруг.
Едва напарник скрылся, уводя хозяйку дома, полицейский бросил на стол чье-то удостоверение и спокойно произнес.
— Спокойно, господа. Ваши дамы пригласили нас немного поразвлечься, машина с вашей гостьей только что припарковалась. Хорошего вечера.
Сопровождаемый довольным смехом и комментариями, что их девчонки — горячие штучки и они надеются, что вдвоем полицейские с ними справятся, но если что, могут позвать на помощь, он зашел в комнату на помощь напарнику. Тот же пинком скинул со стола какие-то мелочи и уложил хозяйку дома на спину.
Второй слуга закона закрыл за собой дверь, и тоже стал разоблачаться. Но куда медленнее, снимал по одной вещи и бросал сидящим девушкам на колени, пока не остался только в плавках, ремне с аксессуарами и фуражке.
Заказчицы остались очень довольны. Не то слово довольны. На целых двести кредитов премии. Юрий выдохнул, потер руки и щелкнул по виртуальной клавиатуре по клавише «ввод».
— Рикки, иди сюда. У нас новый заказ. Дамы желают футбольную команду!
— Что мы должны делать? – бесстрастно уточнил киборг.
— То же самое. Текст я тебе скинул, проверь, чтобы все было синхронно.
— Сколько киборгов будет задействовано?
— Ты и Дик.
— Команда должна быть больше.
— Хм… ладно. Втроем. Остальных я в клуб закину, потом метнусь за вами, так как вас заказали всего на два часа, в одиннадцать я вас заберу от дома и мы успеем в клуб!
За опоздание их не оштрафовали, в зале пока было не так много народу, чтобы требовалось много «go-go». Так называли всех работников клуба, работающих на подтанцовке и вовлекающих в танцы тех гостей, которые остались в одиночестве или слишком долго сидели за столиками. Клуб начинал работать со среды, а начиная с вечера пятницы, не закрывался практически до утра понедельника. Безостановочная танцевальная вечеринка с модными диджеями, хитами, хорошим баром и отлично организованным обслуживанием.
И отлично организованной схемой распространения не самых легальных препаратов. Киборгам этого не поручали, в клубе, где за вечер добиралось до трех тысяч гостей, на распространении работали два человека.
В задачу Рикки и остальных киборгов входила только работа «go-go».
Каждую субботу перед его сканером была череда безликих объектов. Из них по заданным параметрам он выбирал случайного, к которому нужно было подходить. Дальше шло повторное сканирование. В зависимости от результата требовалось выбрать первую фразу и движение. Важны показатели жизнедеятельности.
Уровень серотонина ниже нормы на пять процентов
Объект встревожен, потребляет избыточное количество алкоголя, но не принял стимулятор. Отрицательно реагирует на звук и людей вокруг.
Киборг видит это на внутреннем экране.
Другая его часть видит молодую женщину у которой покраснели глаза, печально опущены плечи, она устало и с затаенной тоской смотрит на весело танцующих ровесниц и ровесников.
Но ни одна часть не может догадаться, что причина тому – неурядицы на работе. Начальник недоволен, коллега подвела. Она пришла в клуб побыть среди чужих, попробовать получить удовольствие от смены обстановки. Ей хочется почувствовать себя в центре внимания, услышать комплимент, потанцевать. Причина для киборга не важна, его цель — помочь гостье расслабиться. Если потребуется или она спросит, он сопроводит ее к торговцу клубными таблетками или сам принесет коктейль из бара.
Программа направляет к объекту.
Прикоснуться к ее руке, едва заметно провести пальцами по кисти, инициируя начало выработки окситоцина. Выражение лица в базе записано под номером сорок три. Наклонить голову, веки немного прикрыть. Встать так, чтобы лицо в первый момент оказалось на свету, продемонстрировать идеальные черты, потом чуть сместиться, чтобы попасть в тень. Вызвать желание рассмотреть ближе и внимательнее, чтобы понять, что такое мелькнуло на скуле. Шрам, родинка? Типовая фраза, тембр номер семь, если его разложить на составляющие, специалист увидит частоты, не так чтобы свойственные обычной речи, но эти звуки на этой частоте оказывает успокаивающее и в какой-то мере завораживающее действие на человека.
Программа DEX’а содержит подобную утилиту. Он может издавать звуки в широком диапазоне, вызывая настоящую панику или боль. Но звук ненаправленный, под удар попадают и свои. Поэтому пользуются боевые машины этими возможностями не часто. Голосовые и звуковые настройки развлекательных моделей — это почти треть их возможностей. Эту возможность хозяева использовали, насколько смогли.
— Я могу вас пригласить?
Реакция объекта полностью соответствует ожидаемой. Неуверенный кивок, всплеск гормонального фона. Если бы уровень серотонина был снижен на четыре с половиной процента, сначала объект кокетничает и программа подает нужные реплики по мере необходимости.
Потом объект надо сопроводить до места на танцполе, достаточного для танца.
Десять-пятнадцать минут, цикл программы окончен. Проводить объект на место, коснуться губами щеки, голосом тембра семнадцать сказать на ухо еще одну программную фразу и исчезнуть из поля зрения. Или, если объект совершает одно из перечисленных в списке действий, можно понемногу оттеснить к стене, потом за колонну и в один из коридоров, чтобы помочь снять стресс еще одним способом.
Таких программ в Рикки записано больше сорока. И останавливаться Юрий не собирался. Рикки транслировал все происходящее весь вечер на его терминал, и уровень гормонального фона человека дергался практически так же, как если бы хозяин был на месте объектов. Это Рикки озадачивало, но хозяин у него был эмоционально неустойчивой особью. Люди получали удовольствие от очень странных действий, это киборг хорошо знал. Подглядывание, по крайней мере, не личное развлечение с киборгом, после которых требуется регенерация. С другой стороны, особенно первое время, Юрий вмешивался во взаимодействие с объектом, подсказывая реплики или действия.
В двух первых клубах, где Юрий получал работу, сексуальный контакт с участниками труппы был строго запрещен. В третьем – рекомендован и дополнительно оплачивался хозяевам. Единственное условие, который поставил Юрий, его «труппа» работает только с клиентками. Рикки не знал почему, ведь личные симпатии хозяина всегда были направлены на мужчин, у него был огромный архив видеозаписей и с собственным участием и просто скачанных из сети, но исключительно со своим полом, но почему-то он выдвинул именно это условие и оно было принято. Так что день за днем Рикки жил среди блеска софитов и стробоскопов, взрывов гормонального фона у посетительниц, летящих в них горстей разноцветных конфетти и кредитов.
Один выход, второй, третий. Снимать одежду, не снимать, пятнадцатиминутный танцевальный цикл или получасовой в комнате этажом выше. Еще выход, переодевание, короткий перерыв на прием пищи. Снова выход.
Переодеться в машине, потом изобразить визит полиции, бригады скорой помощи, застигнутого вора, футболиста или какую еще выберет профессию заказчица, для мужчины, которого голым она хочет увидеть последним, перед тем как выйдет замуж.
Потом наступал рассвет. И гости ресторана или гости заказчицы засыпали кто где падал или ковыляли на выход, чтобы на такси разъехаться по домам. Зал пустел, музыка стихала. День за днем.
Рикки не мог сказать, что новая жизнь ему не нравилась. Угроза жизни отсутствовала, питание регулярное, расход энергии высокий, но сложность задач не превышает тридцати процентов.
Гигиенические процедуры, прием пищи, период отдыха, достаточный для восстановления работоспособности до нужного уровня. В полдень побудка, вводный инструктаж (сохранение в памяти новой последовательности движений и комбинации действий) и снова в клуб.
Раз в неделю смена внешних параметров, ускоренный рост волос , окрашивание их, выдача комплекта цветных линз. Пополнение базы данных программы имитации личности.
И постоянное ощущение неправильности. Постоянно, тускло, но мерцающее предупреждение на внутреннем экране после самодиагностики.
Конфигурация системы не оптимальна. Рекомендуется удалить вспомогательный пакет и произвести обновление основного ПО. Активировать переустановку? Да/Нет.
И вариант «Да» заблокирован.
Постоянное непреходящее ощущение неполноценности, неисправности.
Он работает почти без остановки, люди его не утилизируют, исходя из новых данных и анализа реакции посетителей клуба, он хорошо выполняет свою работу. Но исчезло ощущение хорошо выполненного задания. Это было еще одно внепрограммное ощущение, одно из многих, появившихся после первого повреждения системы. Но оно всегда было… приятным. Теперь же его не осталось. Положенный серотонин и дофамин его мозг не вырабатывают. Губы Рикки дернулись в положение, не запрограммированное ни в одном из сценариев – горькая усмешка. Он ничего не может сделать. Он сломанный, списанный киборг, годный только для нецелевого использования гражданскими лицами.
У Рикки было очень много времени, чтобы понемногу анализировать собственные ощущения, наблюдать, искать ответ.
Что с ним? Что означает это странное ощущение? Чего он… хочет?
Он понял это не сразу, можно сказать случайно. Все, что не давало покоя, будоражило нервную систему, заставляло то и дело искусственно выравнивать показатели жизнедеятельности, стало понятным, как если бы появилось системное сообщение на внутреннем экране.
В «Эгоистку» пришла посетительница с персональным охранником и после общей программы заказала приватный танец.
Войдя в отведенную для этого комнату, Рикки получил автоматический запрос состояния. Обычный запрос. Таким обмениваются периодически весь состав охраны.
Идентификация. DEX-6. Версия боевой программы 6.16.3 – гражданский телохранитель. Текущее задание – охрана хозяина. Система готова для синхронизации и приема тактических данных по текущей локации.
Рикки помедлил и ответил.
Идентификация. DEX-6. Конверсионная версия боевой программы 7.0. Текущая локация – координаты. Текущее задание… обеспечение комфортного отдыха.
Именно в этот момент, отправляя стандартный пакет с данными по помещению (выходы, режим работы, меню, в общем стандартный пакет киборга для обмена) он понял, чего ему не хватает.
Заданий.
Боевых заданий.
Необходимости защищать человека.
Не развлекать и заполнять досуг человека, а защищать.
А его этого лишили. Сломали, отобрали, а чинить не стали. Почему? Он же не винтовка или флайер. Ему больно… обидно… Так почему же… За что?
После встречи с клиенткой давалось пятнадцать минут на гигиенические процедуры, смену одежды, оправку внешнего вида и снова полагалось идти на пост. За это время он немного успокоился, в очередной раз напомнив себе, что от непродуктивных переживаний пользы не будет. Ситуацию изменить невозможно, это его судьба. Он никогда не окажется вне той жизни, которую сейчас ведет, для этого у него должен смениться хозяин или случиться какой-то катаклизм, который он не мог себе представить.
Он может мечтать, но мечты не сбудутся. Никогда. Он сломан. Бракованный. Жизнь, пусть и такая, все-таки жизнь, а не утилизатор. Мечтать все равно можно. Вспоминать, представлять, украдкой подсматривать передачи и фильмы.
Рикки мог просидеть в гримерке и весь вечер, а случалось, что отправлялся в душ трижды в день. Но администратор четко отслеживал его «заказ». Чтобы никто не обратил внимания на излишнюю выносливость «артиста» и чтобы к нему просто не привыкли. Так что именно сегодня выдался случай посидеть в общей комнате чуть подольше.
Из зоны для посетителей киборги проходили в служебные помещения через зону отдыха для персонала. Большая комната, где мурлыкал головизор, скучал дежурный врач, в перерывах между выступлениями устраивались костюмер и гример, пили чай или кофе в пятиминутные перерыва официанты. Здесь же часто находились и артисты, и живые, и кибернетические. Обычно здесь было тихо, все просто давали отдых ушам от шума общего зала.
Тихо бубнил головизор. Передавали новости. Пробегающие мимо сотрудники краем уха ловили информацию. Рикки стоял у стены, он только что отработал номер, переоделся и просто пил воду, восстанавливая водно-солевой баланс.
Шла передача о киборгах.
“DEX-Company” и некое «Общество защиты киборгов» начинали совместный проект. Почему это так важно, что передача шла по общегалактическому каналу, Рикки не знал. Об ОЗК он вообще услышал впервые, у него был запрет на выход в инфранет, хозяин параноидально боялся, что кто-то может взломать его киборгов и украсть его гениальные танцы. Так что Рикки был изолирован от мира, и источником новостей и знаний был только хозяин и вот эти вот пятиминутки новостей. Но не это заставило его сосредоточиться на экране, а лицо человека, который говорил и рассказывал историю.
Как он забрал из части сломанного киборга.
Забрал.
Починил.
Дал работу. Настоящую, для которой предназначен хороший DEX.
Рикки помнил лицо и имя этого человека. Того, кто не приказал чинить его, но приказал чинить другого киборга. Тоже сломанного людьми.
В такой же ситуации, другого он забрал. А его нет. Почему? Почему?! Почему другому DEX’у не приходится мучиться от постоянного программного конфликта, от то и дело подкатывающего к горлу отвращения от приказов.
Почему армейский инспектор обрек его на существование в виде строки прейскуранта в списке развлечений, а другому киборгу дал полноценную работу, задания и нормального хорошего хозяина?! Это несправедливо! Это неправильно. Так не должно быть! Этого человека убить мало!
Мысль мелькнула, ослепила, заставила вздрогнуть.
Она была яркой, манящей, от нее не удавалось просто так избавиться. Но она была опасной, как нож, и она лишала Рикки и так не большого внутреннего равновесия.
А еще она была бесполезной.
Бывший армейский инспектор жил и работал на Земле.
В каком-то неизвестном месте с названием «Реабилитационный центр DEX-Company». Убить можно, только если туда как-то попасть. А это другая планета.
— Мишка! — заорал Илья что есть силы. — Мишка, выходи! Быстро выходи!
— Нет! — ответил Мишка через окно.
— Выходи, придурок! Уводи ребенка! Немедленно!
Через секунду дверь распахнулась.
— Илюха, я же не могу тебя бросить!
— Уводи ребенка, Мишка, она чокнутая! Я не знаю, что сейчас будет! Я тебя очень прошу.
— А ты?
— А я разберусь! Только уведи Сережку.
— Ладно… — Мишка выдохнул. — Я не хотел. Ты сам.
— Да, я сам, беги быстрее.
Бульдозер рыкнул громче и поехал назад. Так, Вероника нашла заднюю передачу… Теперь к бульдозеру точно никто не подойдет. А ведь и вправду: и сама убьется, и машину угробит…
Мишка сбежал с крыльца и обернулся. Илья махнул ему рукой, чтобы не задерживался. Бульдозер начал поворачивать, но вскоре выровнялся и рванулся вперед. Руля в кабине нет — чтобы ехать на избушку, а не мимо нее, надо снова повернуть. Впрочем, Вероника освоит и это. Машина застонала и начала крутиться на месте — Вероника заклинила правую гусеницу. Неплохо для начала. Илья сжал зубы и посмотрел на Мишку. Тот благополучно добрался до ребенка и попытался оттащить его от дерева. Сережка цеплялся за сосну руками и, похоже, собирался расплакаться. Мишка врач. Мишка сможет.
Бульдозер совершил почти полный оборот на месте и замер, глядя отвалом в угол избушки. Веронике осталось только двинуть машину вперед. Она не стала тянуть время и предлагать Илье отойти. Ее непроницаемое лицо было бледным и неестественно приподнятым. Одержима…
— Отходи! Отходи оттуда! Она же с ума сошла! — крикнул бригадир и кинулся наперерез бульдозеру к Илье.
Илья нажал на курок «Штиля», Стас остановился и попятился.
— Дурак! Она, даже если не захочет, запросто тебя переедет! Посмотри, она ж его как жигули ведет!
Отвал бульдозера, содрогаясь, пополз вверх, но Вероника остановила его и опустила ниже.
— Угробит! Угробит и машину, и тебя, придурка! Ну отойди же!!! — бригадир приложил руки к груди, и лицо его сморщилось, как будто он собирался заплакать.
Илья усмехнулся и покачал головой. Вероника толкнула бульдозер вперед. Сбоку неожиданно раздался треск и громкий скрип — Илья резко обернулся и увидел, что тридцатиметровая корабельная сосна, ближайшая к избушке, надломилась, как тонкая ветка, и медленно заваливается между ним и бульдозером. Бригадир с криком кинулся в сторону, не разбирая дороги. Толстенный ствол на несколько секунд завис в воздухе, а потом рухнул всей тяжестью на кабину бульдозера.
Илья зажмурился. Если кабина ничем не защищена, такой удар сомнет ее как бумажный стаканчик. Но, видно, бульдозер был предназначен для работы в лесу — кабина выдержала. Сосна переломилась на месте удара и поползла назад. Лицо Вероники ничего не выражало, как будто падение дерева входило в ее планы.
Внезапно бульдозер нырнул вниз и зарылся отвалом в грунт: на том месте, где только что была ровная дорожка, земля ушла из-под гусениц.
— Перевернешься! Перевернешься! Стой! — заорал бригадир.
Вряд ли Вероника его услышала. На ее спокойном лице на секунду мелькнула растерянность, но она остановила машину, нагнувшуюся носом вперед, и подняла отвал. Щебенка шевелилась, как будто под землей шел огромный червь. Бульдозер качнуло, словно на волнах, потом еще и еще. Вероника, подняв отвал выше, снова двинулась вперед, очень медленно и осторожно.
Нет, этого железного монстра Долине не проглотить. Земля колыхалась, и Илья чувствовал, что сам еле стоит на ногах. На лице Вероники не было страха, она как должное принимала волны, шатавшие машину, как будто ждала чего-то подобного.
До отвала осталось не больше пяти метров. Под ногами чавкала мокрая глина — Долина постелила Илье под ноги самую мягкую подстилку, какую только имела.
Илья шагнул вперед — от волнения. Груда скрежещущего металла сомнет избушку, как сапог — спичечный домик. Когда бульдозер на него направлял Стас, Илья чувствовал себя хрупким щитом, за которым избушке ничего не угрожает. Теперь все было наоборот. Он не чувствовал страха, напротив, эйфория охватила его, он неожиданно почувствовал себя всесильным. Бульдозер не пройдет, Илья его остановит. Потому что не может не остановить. Потому что нельзя представить, как стены рухнут под напором могучего отвала. Он остановит бульдозер и будет держать до тех пор, пока не подоспеет подмога, сколько бы времени для этого ни потребовалось. Не так уж это и сложно, оказывается…
Три метра. Илья размахнулся и метнул пилу в лицо Веронике. Стекло треснуло, по нему во все стороны побежали белые лучики. «Штиль» сполз на правую гусеницу и покатился по волнующейся земле.
— Стой! Стой! — заорал бригадир. — Останови машину! Мы его уберем! Без пилы мы его уберем!
Вероника не услышала его криков. Под ногами у Ильи прошла судорога — земля дрожала и сопротивлялась. Теперь у него свободны руки… Два метра. Он не даст бульдозеру разрушить ее. Он никому не позволит причинить ей вред. Илья вскинул голову. Лица Вероники видно не было, мешали белые трещины в стекле — рычащая машина окончательно стала безликой. В отвале он увидел свое мутное отражение, и на миг показалось, что в глаза ему смотрит Безымень…
Илью качнула прокатившаяся по земле волна, так что он чуть не потерял равновесие. Отвал взметнулся вверх, поднятый земляной волной, а потом сразу ухнул вниз, прямо перед лицом Ильи. Илья уперся руками в гладкий матовый металл и толкнул бульдозер назад. Гусеницы действительно забуксовали на месте, или ему это только показалось? Он навалился на машину всем весом, упираясь ногами в шевелившуюся, чавкавшую землю. Ну же! Остановись! Остановись!
Он был уверен, что держит его. Время замерло. Сколько потребовалось бульдозеру, чтобы сдвинуть его на шаг назад? Секунда или час? Навалиться еще сильней… Шагнуть вперед… Нет, шагнуть вперед не получается…
Земля взметнулась под ногами и отбросила его в сторону, не давая отвалу прижать его к бревнам, — Долина не хотела его смерти. Илья опрокинулся в вязкую глину, перемешанную со щебенкой, и прокатился вперед, навстречу бульдозеру. Над головой мелькнул отвал, он попытался ухватиться за него руками, чтобы задержать груду железа, которая лавиной катилась на избушку. Отвал вырвался из рук, и в полуметре от лица Илья увидел колесо, вращающее гусеницы. Трак с высоким гребнем, крошащий щебень, навалился ему на колени и оттолкнулся от его ног, двигая машину вперед.
Отвал уперся в угол избушки, и бульдозер замедлил ход, встретив сопротивление. Илья вцепился руками в шевелившуюся гусеницу, приподнимаясь и ломая ногти, но бульдозер взревел громче и пошел, подминая под себя обе стены.
— Нет! — закричал Илья, хватаясь за ускользавшие гребни траков.
Нестерпимая боль задушила его крик, ему показалось, что бревна избушки — его собственные кости, которые хрустят и разламываются под чудовищным весом железной машины. Как сухие ветки…
Пошатнувшаяся крыша медленно сползла на кабину бульдозера, бревна трещали, стучали друг о друга, вскидывались вверх, и беспомощно падали обратно, как руки умирающего, молящего о пощаде, и катились впереди отвала, превращавшего избушку в груду обломков. Колесо прокатилось по его ногам, поднимая вверх трак, лежавший на коленях, и Илья из последних сил вцепился в гусеницу кровоточившими ногтями. Бульдозер протащил его за собой и снова остановился, встретив на пути препятствие. Илья решил было, что это его руки остановили движение. Крыша сползла с кабины в стороны, рассыпаясь на легкие обломки. Бульдозер прибавил газ и с рыком двинулся вперед, волоча за собой Илью и круша кирпичную печь. Печь рухнула разом, как падают взорванные дома. И, словно от взрыва, ввысь метнулся черный дым, свернулся грибом и пополз в разные стороны. Печная зола, поднятая вверх, закружилась в воздухе. Серый снег. Илья разжал пальцы, хватавшиеся за гусеницу, и опрокинулся на землю, уставившись в небо. Серый снег. Сухие снежинки опускались на лицо. Пепел. Прах. Такую боль невозможно пережить. Илья обхватил голову руками и закричал, хрипло и страшно.
Мишка оттащил рычащего и рвущегося из рук Сережку к старику, к которому они ходили мыться. Дед согласился присмотреть за мальчишкой, но Мишка предпочел запереть парня в бане, что они и сделали, не обращая внимания на его мольбы и слезы.
Назад Мишка бежал изо всех сил, но, едва завидел избушку, понял, что опоздал. Бульдозер катился вперед, и Мишка, сколько бы ни спешил, все равно не мог добежать до него раньше, чем тот сомнет домик. Он видел, как Илья руками уперся в отвал бульдозера, и вскрикнул от ужаса — сейчас его прижмет к стене и расплющит. Но Илья повалился набок и откатился прямо под гусеницы. Мишка видел, как бульдозер наехал Илье на ноги и замер, уперев отвал в стену. Мишка кричал, бежал и кричал, но никто его не слышал, и крик его мало чем мог помочь.
Избушка завалилась набок, бульдозер тронулся с места, и Мишка заметил, что Илья хватается руками за гусеницы, как будто пытается встать. Когда-то он был хорошим врачом и повидал всякое, но от этой картины волосы шевельнулись на его голове. Самое страшное — он ничем не мог помочь. Он ушел, он, как дурак, согласился увести Сережку, и, наверное, Сережку надо было увести… Потому что такого ребенку видеть нельзя.
Метрах в десяти от избушки, в траве, на коленях сидел Стас, пригнув голову к земле, и что есть силы молотил по ней руками. Двое его товарищей стояли поодаль, взявшись за руки, и не отрываясь смотрели на происходящее.
Бульдозер медленно полз вперед, и Мишка стискивал кулаки и молился, чтобы он больше не останавливался. Но еще страшнее было смотреть на то, как Илья, продолжая держаться за гусеницы, волочится за машиной по земле. Да он пытается его задержать! От этой мысли Мишка снова закричал и закрыл лицо руками, спотыкаясь и падая на дорогу.
Илья был единственным человеком на земле, который отнесся к Мишке по-людски. Он был ему и другом, и старшим братом, и родной матерью. Илья прощал ему бесконечные срывы, он не уставал поднимать Мишку на ноги после запоев, мыл его, беспомощного, и стирал его вонючую одежду, кормил его с ложки, покупал ему книги, фильмы и конфеты. Как маленькому.
И Мишка ушел! Он послушался! А Илюха знал, знал, чем все кончится! Чувствовал, будто зверь. И нарочно прогнал его, так же, как прогнал Сережку! И теперь…
Мишка подбежал к избушке в ту секунду, когда бульдозер, подняв в небо столб черного дыма, прокатился над печкой и встал посреди развалин, словно хотел отдышаться. Серые бревна перемешались с кухонной утварью, опрокинутый покореженный холодильник блеснул белым боком. Зажатый в обломках лавки телевизор смотрел в небо разбитым экраном. Переливались перламутром радужные осколки дисков, битые кирпичи лежали на развалившихся полках с книгами. А ведь это была его жизнь… Была!
По Мишкиным щекам поползли слезы. В воздухе кружилась зола, медленно засыпая останки избушки. Он замер на несколько секунд, пытаясь прийти в себя от увиденного. Он и не думал, ни секунды не думал, что это будет так больно и страшно. Он не верил, что такое может произойти. Как будто считал Илью всесильным, способным предотвратить любое несчастье.
В насмешку над его иллюзией одно из торчавших вверх бревен качнулось и откатилось в сторону, открывая взгляду раздавленные спичечные домики.
Долгий хриплый крик вывел его из оцепенения. Да что же он встал!
— Илюха! Я сейчас! Потерпи! Я сейчас! — он упал рядом с Ильей на колени.
Что «сейчас»? Что он может? Илья попытался повернуться на бок, закрывая лицо локтями, и укусил свою руку, загоняя крик обратно в легкие. От этого крик его стал только страшней.
— Папа! — услышал Мишка и застонал: ну как, как Сережке удалось выбраться?
Мишка судорожно глянул по сторонам.
— Не пускайте ребенка, — крикнул он, — не пускайте!
Двое работяг попытались задержать мальчишку, но он прорвался и кинулся к отцу. Мишка загородил ему дорогу.
— Пусти! — Сережка ударился кулаками Мишке в грудь. — Пусти, там мой папа!
Мишка обхватил его за пояс и сдал подбежавшему бульдозеристу.
— Пустите! Пустите же! Это же мой папа! Мой папа! — Сережка рыдал и бился так, что двое взрослых мужчин с трудом могли его удержать.
Илья зажимал рот обеими руками — он не хотел, чтобы сын слышал его крики… Мишка нагнулся к нему, пытаясь разогнуть его локти, но ничего не вышло.
— Сейчас, сейчас, его уведут, не надо так. Дыши глубоко, дыши. Он не услышит…
Илья помотал головой.
— Пустите меня! Это мой папа! Это же мой папа! Пустите! Мой папа! Пустите!
Крики Сережки, которого оттаскивали все дальше, рвали сердце сильней, чем стоны Ильи.
Мишка выдернул ремень из брюк.
— Сейчас, сейчас… — шептал он, — жгут. Кто-нибудь, мне нужен еще один ремень!
— Пустите! Папа! Мой папа!
Бившийся в истерике бригадир поднял голову и посмотрел на Мишку как на ненормального.
— Что смотришь? — заорал Мишка. — Ремень давай!
— Да, — кивнул Стас, — да. Погоди.
Он, спотыкаясь, подбежал ближе, расстегивая пояс.
— А что? Может, еще жив будет?
— Не знаю! — завыл Мишка. — Скорую вызывай!
На этот раз бригадира не испугала вся милиция поселка. Он вытащил мобильный и судорожно начал давить на кнопки, ругаясь и несколько раз начиная сначала.
Мишка затягивал жгуты — может быть, есть надежда… Минут пятнадцать, может двадцать, Илюха продержится, но если помощь не подоспеет, шок убьет его.
На дороге послышался вой сирены. Бригадир посмотрел на телефон, по которому только что рассказал, куда ехать скорой, а потом на дорогу. Три машины с мигалками подъезжали к Долине. Подмога… Они опоздали минут на десять, не больше…
Мишка вытер слезы, огляделся и увидел, как из кабины бульдозера медленно выбирается Вероника. Бригадир обернулся, заметив, куда смотрит Мишка. Взгляд бригадира помутнел, а глаза, как у быка, налились кровью. Он поднялся, шатаясь, навстречу Веронике и стиснул кулаки.
— Ну ты сука… — хрипло зашептал он и закашлялся. — Ты… ты что же сделала-то… ты… понимаешь, сука, что ты сделала?!
Вероника скользнула по нему равнодушным, усталым взглядом, удивленно посмотрела на Мишку и брезгливо поморщилась, заметив Илью.
— Да, я понимаю, что я сделала, — спокойно сказала она бригадиру, проходя мимо с поднятой головой.
В их сторону бежали люди из подъехавших машин, много людей. Наверное, у них есть аптечка…
Ветер стих. Но и солнце ушло. Серое закатное небо, куда хватало глаз, сыпало тяжелыми белыми хлопьями. Я заметил цепочку следов, которая сглаживалась с каждым мгновеньем.
Медлить нельзя. Если вернусь за курткой – следы исчезнут совсем.
Холод казался мне горячим, обжигающим. Это, наверное, с непривычки. Ничего, при такой температуре, если двигаться…
Я бежал, читая узенькую тропинку больше интуитивно, нежели видя ее.
Тропинка вела к высящимся на горизонте скалам, но оборвалась вдруг у заваленной снегом и камнями траншеи. Словно бы здесь прогоняли для пробы машину, которая роет фортификационные рвы, создающие препятствия для продвижения живой силы.
Траншея была неровная, с торчащими острыми камнями. Как раз то, что надо, чтобы замедлить продвижение противника. В современном бою, учитывая прицельность и поражающую силу светочастотного оружия, даже десять секунд неожиданного промедления могут решить исход схватки.
Логан-то где? Неужели…
С одной стороны траншеи я заметил следы свежего раскопа. Офонарели они, что ли?
Руками выворотил не пристывшую еще каменную глыбу. Следующие два камня дались мне без труда, но третий оказался неподъемным. Никакого рычага, никакого оружия. Стоп. Оружие. Дуэльный грантский нож. Сломается – ну и Хэд с ним.
Используя нож, как рычаг, обдирая руки, я сдвинул-таки немного огромный кусок гранита. Из отверстия сразу пошел пар. Больше я вообще не думал о том, что делаю. Просто рыл и рыл, выбрасывая мелкие камни, не в силах отодвинуть большой.
Черная земля, камень и снег. Черное, серое и белое. Только крови не видно. Я подозревал, что крови и не будет. Что – живьем…
Наконец нащупал мягкое с того боку, где подрылся под камень. Но вытащить это мягкое не смог. Нужно попробовать подцепить каменюку снизу и отвалить вбок. Я подсунул, насколько мог далеко, правое плечо. Ноги скользили. Подлез с другого бока. Попробовал опереться спиной. Глыба казалась совершенно неподъемной. Я давил на нее, она – на меня. Но ведь эти два вашуга как-то ее сюда втащили!?
Я зашипел, чувствуя, как камень впивается в незажившую спину. Одна нога наконец крепко застряла между камнями, и я получил опору. Еще! Ну, еще! Ну же!
Камень вздохнул и медленно, почти невесомо пошел вбок. Так же медленно, как падал на мозаичный пол стакан.
Логан выглядел чище меня, эта глыба не давала снегу падать на него. Но сверху продолжало валить, и на моих глазах боец стал обрастать белым пухом…
Я спрыгнул в яму. Он был совсем холодный, но гибкий. Живой или нет?
Сил поднять Логана у меня уже не было. Я выпихнул его тело из раскопа и ухватился за камень, чтобы вылезти сам. Ноги вдруг ослабли, задрожали. Камень тянул назад. Внутри меня стало уже не холодно и очень тихо. Так тихо, что захотелось лечь и уснуть…
Я громко выругался.
Но и голос утопал в падающей с неба вате.
Тело Логана опять облепило снегом. Это придало мне сил. Я выполз из вырытой мною ямы, упал возле своего бойца и стал растирать ему уши, бить по щекам. Так приводили в себя пьяных, но другого способа я не мог сейчас вспомнить.
Спирта тоже не было, разве что… кровь кьехо. Ну, так она же с вином!
Открыл непослушными пальцами фляжку, разжал ножом зубы Логана, так они были стиснуты. Ну, давай ты, идиот! Чтоб вас всех таких, тупых и безвольных!
Вино текло по подбородку и красной струйкой убегало под куртку. Голову надо бы ему приподнять. Но волосы намокли, и рука соскальзывала. Я кое-как затащил эту голову на колено и влил-таки вино в рот. Но не в то горло попал, потому что Логан закашлялся. Живой гад!
Теперь – заставить его встать. Мне такую тушу не дотащить.
Спрятал фляжку. Огляделся. Тропа пропала, но скалы, в общем-то, не дадут заблудиться. Здесь не так уж и далеко, надо просто повернуться спиной к скалам и не сбиться потом. Потому что шагов через двадцать скалы исчезнут за стеной падающего снега. А ведь снег может повалить сильнее.
– А ну – вставай! – заорал я на Логана, подтверждая приказ пинком. – Вставай, я сказал!
Он смотрел со страхом и недоумением. Кажется, не узнавал. Я, верно, был Хэд знает на кого похож.
– Вставай!
Я все-таки заставил бойца подняться и погнал впереди себя. Вот только куда?
Стремительно темнело. В горах темнеет быстро. Снег отражал уже последний, уходящий в небытие свет. Вместе с ним исчезали тени. Оставалась только тьма. Тьма и холод.
«Дух наш принадлежит добру, ум – злу, душа – тени».
Значит – размышлять бессмысленно. Надо искать путь как-то иначе. Опираясь на интуицию? Если ее вообще психологи не придумали специально для того, чтобы мы тут сдохли.
Становилось все холоднее. Зубы у Логана стучали так, что эта дробь могла бы стать походным маршем. Или похоронным. Я гнал бойца вперед на той скорости, которую только позволял нам снег.
Сам снег тоже изменился. Хлопья превратились в маленькие снежинки, а потом исчезли совсем. Но видимость не улучшилась. Небо затянуло тучами. Ну хоть бы звезда или луна?
Я тщетно искал глазами опору в небе. Ведь там, где будет видно луну или звезды – скалы не закрывают горизонт, значит, нам в ту сторону…
Одна половина неба вдруг показалась мне немного светлее. Я погнал Логана на этот свет и вскоре различил тусклое, но вполне явное пятно. Допустим, это луна. Я почему-то решил, что мы должны держать эту луну справа. Ведь где-то впереди – высокие здания города, а она висела почти над горизонтом.
– Давай, давай, Логан, не для того я тебя, заразу, откапывал, чтобы ты тут замерз!
К счастью, боец был одет лучше, чем я, и почти не успел промокнуть. Но лицо может и обморозить.
– Бегом! – заорал я на него, как будто точно знал, куда надо бежать.
Пятно стало чуть ярче. Еще немного.
Хэд, почему я вообще уверен, что мы двигаемся куда надо?!
Логан затормозил, я налетел на него и понял, что мы уперлись в камень.
Скала?
Нет, нет. Это же стена… Цитадель…
Теперь можно идти вдоль нее. Наверняка куда-нибудь выйдем!
Я вошел через одну дверь в стене, вышел через другую. Значит, дверей тут много.
На грязные пальцы налипла каменная крошка – холод и вода медленно грызли окружающую город стену. Я попытался вытереть руку о китель и увидел на запястье… спецбраслет.
Все это время я мог вызвать по связи Роса. Не копать, не метаться в поисках дурацкой стены.
Какой же я идиот! Просто ткнуть пальцем!
Я отчего-то сразу отбросил «ум». Даже не искал разумных решений. Дурак, мутант, кретин!
Шлюпка опустилась секунд через сорок. Значит, Рос все это время находился не просто рядом, а буквально в двух шагах.
Логана трясло от холода. Я же ничего, кроме злости на себя, не испытывал. И благодатное тепло шлюпки лишь немного успокоило меня.
– Рос, у нас спиртное есть? – спросил я раздраженно.
Лейтенант покосился с сомнением, но достал из-под сиденья плоскую пластиковую бутылку с настойкой. Настойку у нас любит Келли. Спалился, значит…
Я сорвал пробку и сунул бутылку Логану.
Тот смотрел на меня диким, неузнавающим взглядом. Снег на его голове почему-то не растаял. Хэд, это же не снег, он же…
– А ну, пей, – пригрозил я. – Сдохнешь – отвечать еще за тебя!
Хотя что там отвечать за штрафника.
– А я зверюгу видел, – сказал Рос, которого мой внешний вид, а тем более вид Логана не волновали совершенно: чудит себе капитан и чудит. – Типа белого медведя. На задние лапы встал и через стекло смотрит. А когти – типа как нож.
– Вашуг, значит, – не удивился я. – Прямо тут стоял?
Рос кивнул.
– Разошлись мы с ним маленько… А я совсем свихнулся. Не догадался сразу тебя вызвать. Чуть не заблудились, патэра маи. Хорошо, луну какую-то увидел…
– Тут лун нет, – пожал плечами пилот.
– Ну, может не луну, спутник…
Рос опять пожал плечами и активировал карту, чтобы я сам мог убедиться – ни лун, ни спутника такого размера или с такой орбитой, чтобы можно было засечь с земли, над сектором не просматривалось.
– Но видел же я что-то?!
Логан закашлялся, и взгляд его стал чуть более осмысленным.
– Го-осподин капитан?
– Ну, я. Только узнал?
Боец ошарашено кивнул.
– А ты думал, вашуг тебя тащил?! – рявкнул я. – К вашугу – вон в ту дверь. – И повернулся к Росу. – Полетели! Хэд с ними со всеми, мастерами этими. Чтоб я еще раз…
Рос с готовностью кивнул.
Удивительно, но платой за это «приключение» стала только моя забытая у «вашугов» куртка. Обошлось без травм и обморожений. Мало того, боль в плече, доставшаяся мне от грантского мастера, прошла совершенно. Я и не понял – когда. Вроде, когда начинал откапывать Логана, еще болело, а когда камень пытался сдвинуть – уже нет.
А когда Дарам на следующее утро хотел намазать мне спину, то с удивлением обнаружил, что и там все зажило. И шрамов не осталось. Только, если сбоку глядеть, из-под кожи просвечивала тонкая паутина рисунка. Я сам ее рассмотреть не мог, но когда Дарам описал, вспомнил, что подобную едва заметную «сетку» видел на теле Дьюпа.
Все – решил я. Больше ни к какому мастеру по доброй воле не поеду. Хватит уже надо мной издеваться.
«Дух наш принадлежит добру, ум – злу, душа – тени». Что он хотел сказать этим? Что?