Когда, преодолев все завихрения перехода, Оддбэлл выскочил из дома во двор, в его руках был целый ворох одежды. Причём, не только мужской. Котят видно не было, ни живых, ни механических, зато на уложенных по краю поляны брёвнах сидели три крупных совы: сипуха, гарфанг и бородатая неясыть. Завидев Оддбэлла, птицы забеспокоились. Сипуха что-то гортанно проклекотала. Мистер Блэст кивул каждой из них, перед сипухой виновато склонил голову, затем разложил одежду на бревне, аккуратно расправив складки. В наборе оказались смокинг, комплект из двух серо-белых халатов, шаровар и чалмы, и строгое длинное платье с узкими рукавами и застёжкой под ворот, а так же холщовый мешочек, из которого выглядывал краешек нижнего белья. Быстро оглядев вещи, Оддбэлл снова кивнул птицам и, развернувшись, ушагал за ближайшие деревья.
Совы переглянулись, затем неясыть и гарфанг дружно распушили перья, закрыли глаза и засунули головы под крыло. Убедившись, что напарники не подглядывают, сипуха грациозно слетела на землю, вытянулась, крутнулась на одной лапе и обернулась красивой высокой женщиной. Дама была не молода, но имела подтянутую спортивную фигуру, красивые стройные ноги и приятную внешность. Хотя, вероятно, многие мужчины сочли бы её взгляд излишне целеустремлённым, а выражение лица в целом — слишком решительным. Дама придирчиво оглядела себя, затем, не менее придирчиво, принесенное Оддбэллом платье и бельё, хмыкнула, усмехнувшись краем губ, и так проворно оделась, что было очевидно: этим платьем она пользуется далеко не впервые. Ещё раз оглядев окончательный результат, женщина осталась довольна. Повернувшись к поленнице, на которой по-прежнему старательно изображали из себя бесформенные комки пуха и перьев её спутники, дама громко хлопнула в ладоши. «Мальчики, я закончила и уже ухожу. Ваша очередь», — грудным голосом немного надменно произнесла она и удалилась в том же направлении, куда перед этим ушёл Оддбэлл.
Женщина нашла оборотня в маленькой уютной беседке, спрятанной в зарослях сирени и бузины. Подошла, посмотрела в глаза.
— Сэмюэль, ты в своём репертуаре. Зовёшь, отсылаешь, на следующий день зовёшь снова. Между прочим, мне есть чем заняться дома, представь. Нет, я должна мотаться ежедневно за сотню миль… Что опять случилось? И зачем ты на этот раз вытащил ещё и кузенов? Что-то впрямь серьёзное? Кстати, как там эта девочка, твоя племянница? Ей помогли мои сказания?
Засыпав Оддбэлла вопросами, женщина присела на скамейку и замолчала, в ожидании не мигая, уставившись на оборотня. Тот энергично помотал головой:
— Бр-ррррум. Тётя Лив, ну и сильна ты спрашивать! Ладно. Во-первых, ты прости, понимаю я, что отрываю от дел, но повод на самом деле важный. Ты права, всё это из-за Эмилии. Девочка не простая, и в этом ты тоже права. Сказания помогли, ещё как. Книгу взяла, даже не удивилась. Спокойно прочитала все надписи на обложке, не заметив, на каком они языке. И держалась молодцом. Знаешь, побывать в микроверсуме, да ещё в Хранилище, да ещё после этого послушать Сказительницу, пусть даже и во сне — это неслабая нагрузка, иной бы мог и не выдержать. Этой — как так и надо. Но беседой за завтраком, знаешь, Эми смогла удивить меня ещё больше.
Оддбэлл замолчал, внезапно погрузившись в свои мысли.
— Ну и о чём же она говорила с тобой? — вернула его к реальности гостья.
— А? А, да, — встрепенулся тот, — О путешествии на Архипелаг, к Зеркалу и Гнезду, разумеется.
— Ну, мало ли, кто об этом говорит. Особенно в её-то возрасте. Это ещё ничего не значит.
— Нет, Лив. Она говорила не так, как дети рассказывают друг другу вечерние страшилки или героические истории. Она говорила так, как должно. Она пойдёт искать путь к Архипелагу, Оливия.
— Уверен?
— Абсолютно.
— Так ты позвал нас, чтобы собрать команду поддержки? — спокойный мужской голос со стороны входа обозначил, что двое других гостей тоже вполне готовы к разговору. — Что ж, мы здесь. Каков будет план?
Мужчины, стоявшие у порога, были не похожи друг на друга, как не похожи гранат и земляной орех. Тот, что стоял справа, имел рост не более пяти футов, круглое улыбчивое лицо, растрёпанную не менее чем у самого Оддбэлла слегка курчавую шевелюру и напоминал наряженного в иссиня-чёрный смокинг лохматого добродушного дворового пса. Второй внешне был его полной противоположностью. Ростом ровняясь с Оддбэллом, ладного и сильного телосложения, с лицом восточного мудреца, он вызывал ассоциации с султанами, шахами и великими визирями. Впечатление подкреплялось шароварами, халатом и чалмой с крупным тёмно-оливковым гранёным камнем, скреплявшим её складки в передней части. Именно он и задал вопрос, на который теперь все трое ожидали ответа.
— А вот и вы! Сэймур, — оборотень коротко поклонился мудрецу в чалме, — Оберон, — по-свойски улыбнулся коротышке. — Ну, теперь все в сборе. Как раз… — он постучал кончиком указательного пальца по круглому столу в центре беседки. На столе обозначился и постепенно проявился, словно изображение на фотопластинке, циферблат часов. Две тонкие молнии застрекотали, метнулись от центра к цифровому кругу, изобразив стрелки, и на мгновение замерли, указывая на пять часов. — Как раз время пить чай! — закончил фразу оборотень, нажимая неприметную кнопку на нижней поверхности стола. Молнии с тихим треском растворились в окружающем воздухе, распространив лёгкий озоновый аромат. Циферблат тоже исчез, не оставив на столешнице ни малейшего следа. Зато ко входу лихо подрулила пара знакомых тележек, управляемых поварятами, и через несколько минут стол был быстро и умело накрыт для чаепития.
— Прошу, леди и джентльмены. Разговор предстоит серьёзный, и я не вижу смысла вести его на пустой желудок.
Когда была отдана солидная дань вежливости хозяйскому столу и искусству поваров Блэст-холла, разговор начал коротышка Оберон.
— Сэм, дружок! Разумеется, мы готовы помочь всем, что в наших силах. Верно? — он оглядел присутствующих, и, не встретив возражений, продолжил: — Но вот только я никак в толк не возьму, какой именно помощи ты ждёшь? Ладно, Сказительница, тут всё понятно: воспитание, направление, раскрытие способностей и всё такое-эдакое. А мы-то с Сэймуром? Какая с нас польза?
Оддбелл встал из-за стола и успокаивающе поднял руки.
— Сейчас я всё объясню, друзья мои. Вы всё поймёте, тем более что это на самом деле очень просто. Мы с вами должны построить цеппелин. Причём, в очень короткие сроки, ибо девочка может сорваться из дома буквально со дня на день. Ей понадобится помощь, серьёзная помощь. Хорошо, если ей достанет рассудительности приехать ко мне, прежде чем бросаться в приключения, как в омут. Но кто из нас был рассудителен в пятнадцать лет? Она и так показала вчера слишком много взрослых качеств.
— Цеппелин?! — удивился Оберон. — Ты шутишь? Зачем птице цеппелин?
Молчавшие до сих пор Сказительница и Сэймур переглянулись и снисходительно заулыбались.
— Не забывай, Оберон, — вступила в разговор Оливия, — в кого перекидывается Сэмюэль. Хотя, пересечь пролив Штормов, думаю, окажется не под силу ни твоим крыльям, ни сэймуровым. Лично я бы не рискнула, хотя всем известно, что сипухи летают лучше и дальше хоть неясытей, хоть гарфангов. А ведь предполагается, что у него буквально на руках, ну, то есть, в лапах, будет вовсе нелетающая Эмилия.
Коротышка смущённо потупился и замолчал.
— Сэмми, давай-ка ближе к делу. В чём конкретно будет заключаться миссия каждого из нас?
— Спасибо вам за понимание, друзья. Вы оказываетесь рядом в самый трудный час, как всегда, — раскланялся Оддбелл. А с распределением обязанностей тоже всё просто. Ты, тётя Лив, не просто красавица и умница, но ещё и прекрасный техник, и по физике меня именно ты репетировала перед поступлением. Поможешь с пересчётом параметров моего шарика? Видишь ли, я полностью доверяю себе и не дёргаю никого, когда любые возможные последствия тоже касаются только меня. Но в нашем случае всё иначе…
— Много слов, Сэмюэль. Разумеется, я помогу. В конце концов, в удачной развязке предстоящего путешествия мы заинтересованы ничуть не меньше твоего. Можем даже начать прямо сегодня. Ты ещё не довёл до совершенно неносимого состояния тот замечательный комбинезон, который я надевала во время профилактики генераторов микроверсорного тоннеля?
Оддбэлл благодарно улыбнулся.
— Тебя, дражайший кузен, — он поглядел на Оберона, — я попрошу отладить навигационную машину. О твоих штурманских талантах по всей Северной флотилии легенды ходят. Ну, а тебя, уважаемый Сэймур, — мистер Блэст наткнулся на внимательный добрый взгляд из-под чалмы, — я хочу просить об организации защитной системы. Поскольку, если в навигации и воздухоплавании я понимаю хотя бы что-то, то во всех этих кристаллах, жезлах, посохах и прочих артефактах не смыслю ничего от слова «вообще-совсем». А надо. Пускаться в такой путь, не имея защитной системы — это проще сразу привязать к цеппелину гроб на верёвочке. Чтоб чуть что — сразу прыг туда, и никаких проблем тем, кто после случайно обнаружит останки.
Оба кузена сдержанно хохотнули и согласно закивали.
Так, после улаживания организационных вопросов, инженерная команда была создана. Оливия, выглядящая в комбинезоне Оддбэлла на удивление элегантно, без раздумий и сомнений встала во главе процессии, держа наперевес счислительную доску. Сэймур и Оберон шагали рядом, буквально зажав между собою Оддбэлла, который беспрерывно говорил, размашисто жестикулировал, подпрыгивал на ходу, оборачивался, не сбавляя шага, вокруг себя, чтобы успеть одновременно донести свои мысли до всех троих, и выделывал другие фокусы, не только загружая информацией, но и немало развлекая друзей. Глядя на его ужимки, Оберон заразительно хохотал, Сэймур аристократично посмеивался, прикрывая рот широким рукавом, а Оливия лишь сдержанно улыбалась, но в глазах женщины плясали при этом лукавые чертенята, выдавая скрывающийся за внешней чопорностью тот ещё авантюрный характер. Пройдя пространственные лабиринты оддбэлловского дома, все четверо оказались в уже знакомом читателю ангаре, где сыч-перевёртыш продемонстрировал напарникам давешний воздушный шар.
Недоверчиво покачав головой, Оливия велела запустить компрессор и продолжить накачку оболочки. Оберон, коротко переговорив с Оддбэллом, отправился в смежное помещение, и вскоре оттуда послышались звуки, напоминающие тяжёлое дыхание, и засверкали синеватые отблески. Сэймур тем временем задумчиво бродил вокруг постепенно наполняющегося шара, периодически останавливаясь и делая сжатыми в щепоть пальцами клюющие движения в его сторону. Когда он отводил руку, в точке «клевка» оставался мерцающий зеленоватый сгусток, от которого к предыдущему такому же тянулись призрачные флюоресцирующие волокна. Инженер, лоцман и маг принялись за работу. Сам же Оддбэлл бегал туда и сюда, включая и отключая приборы, поправляя светильники, притаскивая откуда-то оборудование и инструменты. Сюда, в «святая святых», младший обслуживающий персонал не допускался, перевёртыш всё здесь делал сам.
К вечеру чертежи и расчёты проекта модернизации были готовы. Сэймур, пряча улыбку в усах, терпеливо втолковывал Оддбэллу и Оливии по третьему разу, как нужно правильно делать хлопок одной ладонью для ослабления, и двумя — для усиления защитного поля в желаемой точке воображаемой сферы, окружающей монгольфьер. После четвёртой попытки у Оддбэлла получилось вполне даже сносно, Оливия же пожаловалась, что «На исполнении этих пещерных шаманских фокусов получила растяжение запястья», и прекратила попытки, оставаясь, впрочем, весьма заинтересованным наблюдателем. Маг хотел для закрепления повторить упражнения по пятому разу, но появившийся Оберон, подмигнув, заявил, что штурманская машина теперь, как язык: до Хабада может и не доведёт, а вот до Островов — наверняка. Порадовались, решили, что рабочий день на этом на сегодня закончен и дружно отправились в столовую отмечать его окончание ужином. Даже Оливия не возразила, хотя и покачала обречённо головой, глянув на часы.
Пока команда приводила себя в порядок к ужину, Оддбэлл быстро отдал распоряжения на кухне и устроился в кресле напротив кованого чугунного кружева каминной решётки. Подошедшие друзья застали его в состоянии глубокой задумчивости. Которая, впрочем, вовсе не помешала Оддбэллу весьма живо прореагировать на появление поварят, лихо пилотировавших тележки с первой сменой блюд.
— О чём задумался, студиозус? — обратилась к нему Оливия, заправляя салфетку за воротничок.
— Да, об этом… Об Орле вот. Думаю: ну неужели с тех самых пор, как произошло переселение, никто-никто больше ни разу не превращался в орлов? Не логично это как-то, — ответствовал изобретатель, активно выковыривая цикродиевой вилкой из омлета кусочки орагханской капусты.
— Ну, как, — замявшись, вклинился в разговор Оберон, — официальных данных нет, но моряки по портовым тавернам рассказывают… — коротышка многозначительно покрутил вилкой в воздухе у левого уха.
— Пф-ф! — немедленно отреагировала Оливия, состроив пренебрежительную гримасу, — Ещё не хватало принимать во внимание всё, что болтает по кабакам пьяная матросня!
— Э-ээ, не скажи, не скажи, — Оберон положил вилку и разулыбался, — Во-первых, у пьяного-то как раз что на уме, то и на языке. Никакие секреты, в трезвом состоянии крепко-накрепко оберегаемые, у пьяного не держатся, все наружу выскакивают. И чем секрет серьёзней, тем вернее он окажется достоянием всех окружающих ушей.
— Ну, и что же столь примечательного выловил среди матросской болтовни твой острый навигаторский слух? — закатив глаза, картинно «сдалась» Оливия.
— А вот, хоть взять порт Ромар, — не забывая отправлять в рот кусочки еды, оживился лоцман. — На прошлой неделе, когда «Вездесущий коростель» с южным караваном пришёл, команда в «Капитанском ботфорте» гуляла. Так их кормчий рассказывал — у них в позатом рейсе матросик был один, из баковых. В сорокопута перекидывался. Ну, сорокопут и сорокопут. Года три с ними ходил, все его знали — обычный парень, ничего особенного. А тут в шторм они попали, когда одиночным рейсом на Фалас шли.
Ну, шли-то, понятное дело, каботажем: в одиночку за створами Жемчужного в сторону Огненного ожерелья соваться — дураков нет. Но буря по-своему распорядилась. Накрыло их почти что прямо на траверзе Закатного створа, да так не на шутку, что паруса, какие сами во-время погасить не успели, в миг с реев сорвались, и, словно поморники, унеслись за ближайший гребень. Корабль неуправляемый сделался и оказался целиком во власти волн и течений. Оно-то, может, и к лучшему: все моряки, как один, с рассказчиком согласились, что не потеряй они тогда парусную тягу — в таверне бы уже наверняка никто из команды не сидел больше никогда. Да только вынесло «Коростеля» волнами к первой гряде рифов, что на подступах к Ожерелью раскинулись, да на камни-то и выбросило. Ну, перепугались моряки, конечно. Давай молиться, кто во что горазд, и все Великого Орла поминали, и просили, чтобы пощадил, беду отвёл. Так и молились, пока капитан не добрался до них и перцу не задал. Тогда матросы, конечно, опомнились: капитанские и боцманские аргументы бывают, знаете ли, для матросов весьма убедительны. За работу принялись, стали пытаться корабль спасти.
Только один матросик, этот самый, который в сорокопута обращался, не стал отступаться, а продолжал молиться ещё истовее, не обращая внимания на капитанский виртуозный лексикон и боцманский линёк с кнопом. И вот не то от усердия, не то от совокупности экстремальных нагрузок организм его в метаморфозу пошёл. Ну, знаете, как это бывает, у молодых особенно — бесконтрольно, на адреналине с эндорфином. Да только вот перекинулся-то морячок не в сорокопута, каким его сотоварищи видеть привыкли, а в самого что ни на есть горного орла. Встал на лапы, встряхнулся, клекотнул — у всех аж дрожь по коленкам прошлась, подпрыгнул, крыльищами своими замахал так, что над палубой словно новый порыв ветра прошёлся, взлетел, и исчез среди волн и рифов. Больше с тех пор никто его не встречал. А шторм на убыль сразу пошёл: и волны уже не те, и ветер стихать начал, и тучи разорвались, в просветах звёзды проглянули. К утру море успокоилось совсем. Мало-помалу, верпуя якорями, «Коростеля» с рифов стащили, пробоины парусиной с рисовой мукой залатали, да и пошли. Ветер установился ровный, попутный. К вечеру следующего дня уже дома были, в «Капитанском ботфорте» стресс грогом да элем снимали. Вот такие дела. — Оберон подмигнул, отправил в рот порцию омлета и сосредоточенно заработал челюстями, покачивая головой, причмокивая и вообще всячески воздавая должное кулинарному искусству оддбэлловских поваров.
***
Иномирный эксклюзив Эмилию, конечно, ждал, но добраться до него удалось не скоро. У лестницы девушку перехватила мама и, горестно заломив руки, ужаснулась:
— В каком ты виде, дорогая! Сейчас придут модистки, а ты с дороги, вся пыльная, посмотри, вся в паутине и соломе, быстро в ванную, и не забудь добавить розмаринового настоя, от тебя пахнет лошадью.
Чтобы прервать причитания, Эмилия быстро шмыгнула к себе в комнату. Там она сунула «Затворника и Шестипалого» под подушку и, радостно покрутившись по комнате в предвкушении вечернего чтения, стала раздеваться. Скинув действительно пропыленное дорожное платье, погрузилась в теплую воду. Щедро плеснула мыльного настоя, взбила пушистое облако пены, пальцем стала выводить на нем силуэт летящего орла. Из комнаты раздался голос матери:
— Розмарина добавила?
— Уже почти! – Эмилия подскочила, коленом оперлась о край ванны и потянулась к шкафчику за флаконом. Дальше, еще чуть-чуть… Мокрый и скользкий край вывернулся из-под коленки, и Эмилия грохнулась на пол, больно ударившись при этом локтем, плечом, и всем, чем можно еще было удариться, соблюдая все возможные приличия.
В этом положении и застала ее мама, на шум открывшая дверь ванной комнаты.
— Боже, Эмили, чем ты думаешь? У тебя бал на носу, а ты падаешь! А если синяк? А если на щеке? Толстый слой пудры совершенно не пойдет юной леди!
Потирая ушибленные места, совершенно не огорчившаяся Эмилия влезла обратно в ванну и прикрылась остатками пены:
— А что бал? Ну, подумаешь, синяк… некоторые вон под глазами замазывают, и над глазами рисуют, и ничего.
— Некоторые пусть рисуют где хотят, наследница рода Эдллкайнд должна быть безупречна на своем первом балу! – домывайся, одевайся, только белье, ничего больше, модистки сейчас поднимутся, — с этими словами Луиза покинула дочь.
— Наследница, наследница…, — пробубнила Эмилия ей вслед, — а я может, не очень-то и рвусь… наследовать… я, может, Великого Орла найти хочу.
В комнате тем временем раздались голоса посторонних женщин и стук раскладываемых коробок. Эмилии пришлось вылезать и идти к заинтересованно рассматривающим ее модисткам. Те поставили девушку в центре комнаты и заговорили на каком-то своем особенном языке. Во всяком случае, Эмилия его понимала через слово, в отличие от матери, которая, сидя тут же, в кресле, оживленно участвовала в беседе. От незнакомых слов вроде «коттон», «фалдить», «линия полузаноса» и «тут подкозлим» потихоньку закружилась голова, и Эмилия предпочла думать о чем-нибудь поприятнее, вроде того, как она приедет к Великому Орлу, попросит у него прощения, и весь род тут же превратится в орлов. Вернулась в реальность она только от активного тормошения:
— Эми, тебя уже третий раз спрашивают: какой цвет платья хочешь? Сливки или топленое молоко?
— Белый? – Эмилия поморщилась, — А зеленый можно?
— Ни в коем случае! – категорично отрезала одна из модисток, постарше, — Девушке на первый бал только пастельные тона, тебе с твоим цветотипом только теплые тона, а фисташковый сейчас не в моде, гусеница под светом люстр будет как кожа утопленника, что совершенно недопустимо, влюбленная жаба слишком яркий…
— Может, кожу буйвола? – подала голос младшая.
— Хм… — старшая задумалась, потом решительным жестом вытряхнула на кровать одну из коробок, набитую образцами тканей и женщины зарылись в них, велев Эмилии одеваться и идти гулять. Или считать дроби. Или разучивать танец. В общем, не мешать. Эмилия покосилась на подушку, под которой лежала вожделенная книга, но сейчас взять было ее нельзя, будет слишком много вопросов, поэтому пришлось уйти просто так и до ужина бродить в саду, томясь любопытством.
За ужином мама и папа расспрашивали о поездке. И если Луиза явно выполняла материнский долг, проникаясь делами дочери, то Генри с удовольствием послушал о чудаковатом родственнике. Впрочем, Эмилия отделалась общими благожелательными фразами, ей ох как не хотелось рассказывать обо всех увиденных чудесах. А особенно о своем о них впечатлении. О замирании сердца и сбившемся вздохе. О снах с пестрыми крыльями. Да ни о чем, в общем-то.
И после ужина забралась в постель, придвинула к себе поближе свечу и вытащила из-под подушки книгу.
Раньше, в мешанине запахов леса было незаметно, но сейчас книга пахла. Незнакомо и тревожаще, чуть-чуть похоже на то, как пахло в доме у Оддбэлла. Наверное, дальними странствиями, решила Эмилия и с довольным вздохом перевернула обложку.
Такой суматохи замок князя не видывал отродясь! Ни когда Князь венчался с Княгиней, ни когда родилась их маленькая дочь, ни даже в роковой момент проклятия. Слуги носились как ужаленные, каждый был вызван к князю в покои, где получил свой приказ.
Никто не ушел без работы – конюхам дали задание готовить к выезду с утра Ковыль и Тучу, кладовщикам – собрать лучшую провизию, лучшие сыры и вино, портные взяли мерки с девушек, чтобы за ночь сшить им походную одежду.
Лиэль только успевала запоминать все, попутно утешая расчувствовавшуюся мать, уверяя ее, что все будет в порядке и они справятся. В последнем она уверена не была, но главное было, чтобы родители не передумали. Девушка сама удивлялась, как отец решился отпустить ее – но мельком поглядывая на чешуйки на запястьях, понимала, что другого выхода действительно нет.
Пока она купалась в пожеланиях и объятиях, Тиль выслушивала наставления от князя.
Князь Драхган пожертвовал ей свою лучшую саблю, отдал хорошую карту, два кошеля с золотом, и прочел лекцию, где вежливо, но очень строго объяснил, что будет с южанкой, если с головушки княжны упадет хотя бы полтора волоса. Тиль оставалось внимать, кивать, и соглашаться, потому что обстановка вокруг была раскаленнее, чем сковороды на кухне, где готовили прощальный завтрак.
Замок уже окутала ночь, когда князь наконец раздал задания всем слугам замка и наконец отпустил от себя дочь и ее боевую подругу.
Когда Тиль и Лиэль оказались в своих спальнях, то у обеих сна не было ни в одном глазу, хотя перед отъездом нужно было хорошенько выспаться.
— Не верю, что отец меня отпустил, — на автомате повторила Лиэль, сидя на кровати у подружки.
— Честно, я тоже, но я много лет наблюдала, как твои родители пытаются тебя вылечить, и думаю, они просто отчаялись. – Тиль закуталась в одеяло и сидела, обдумывая грядущее приключение.
— Ты правда веришь, что у нас получится достичь Поднебесья, переплыть большие воды и найти Зеркало?
— Кто знает, я не знаю даже толком, о чем речь, — хохотнула наемница, и толкнула подругу в бок, так что та неминуемо улыбнулась – Расслабься. Я знаю точно, что путешествия – не самое худшее, что может случиться с человеком. Я сбежала от своего покровителя с купцами, чтобы попасть сюда, и проделала огромный путь через горы. Это было опасно, но красиво и здорово.
— А я до этого никогда не выезжала так далеко за пределы замка, тем более, за отцовские земли. – к Лиэль снова вернулся растерянный вид.
— Тем более! Тебе придется принять власть своих родителей, когда тебе стукнет двадцать лет, и ты будешь привязана к этому месту. Так хоть успеешь мир повидать. Я вот никогда не была в Поднебесье, интересно, что там?
— Говорят, очень красиво. Дома тянутся к небу, люди едят только фрукты…- девушка мечтательно прищурилась.
Тиль кивнула и улыбнулась. Она сама испытывала странные чувства из-за грядущего путешествия. Страх неизвестного пытался пробиться через нерушимый оптимизм южанки, и она старалась сменить его на интерес перед новым и необычным.
Обе девушки замолчали, глядя куда-то перед собой в задумчивости. Они слышали и сказки о чудесных краях, где люди живут без бед и печалей, возвышенно и непринуждённо – не даром Поднебесье так называлось. Тиль слышала от купцов на старом южном рынке, что именно с тех краев привозят самые легкие, расписные ткани и посуду, диковинные фрукты, сочные и сладкие, как мед. Лиэль в детстве сказки о Поднебесье читала мама, о птицах, которые живут на райских деревьях, рыбах, которые совсем не боятся людей и плещутся на мелководье.
Но слышали они и совсем другие истории. О непроходимых лесах, духи которых водят путников по кругу, пока сила их не иссякнет, о тропках, на которых забавляются разбойники и убийцы, об обманщиках и лжецах, коих на пути можно встретить великое множество. Против них в пути был бы и ветер, и мороз, и дожди.
Мысли о новых открытиях быстро сменялись тревогой. Тиль вздохнула, и увидев, как сердце подруги неумолимо мрачнеет, покачала головой.
— Так мы далеко, конечно, не уйдем! За окном темень уже, пора спать. Иначе завтра нас всем замком не добудятся. Будет первое и последнее приключение, которое мы проспим!
С этими словами она мягко стянула Лиэль с постели и подтолкнула к выходу из комнаты.
— Но я не хочу спать, — попыталась сопротивляться княжна.
— Иди-иди к себе, если через десять минут не уснешь – я к тебе приду, договорились? – Тиль захлопнула за своей госпожой дверь.
Естественно, она уснет, куда денется! Стоило Лиэль дойти до кровати и опуститься в мягкую перину, как усталость взяла верх.
Снились ей огненные острова, на которых россыпью блестели осколки Зеркала Оллара, то пропадая, то появляясь.
В соседней комнате посапывала, укрывшись с головой, Тиль. Ей никогда не снились сны, но это было даже к лучшему – каждый день во сне она непроизвольно прислушивалась ко всему, что происходит вокруг, и дремала под топот суетящихся слуг.
Во всем замке спали только они.
Князь Драхган сидел в своем кабинете, затуманившимся взором глядя в окно, за котором бушевала ночная непогода. В нем все кричало о том. Чтобы оставить дочь в замке, но он крепился, понимая, что решение принято верно. Проклятие медленно поглощало княжну, и он не мог ничего сделать с этим. Оставалось надеяться, что, взяв жизнь в собственные руки, Лиэль найдет все нужные ответы, иначе… иначе через год князь будет нянчить маленькую беленькую змейку.
Княгиня лежала в супружеской постели, глядя на струящиеся складки балдахина, и не могла уснуть. Впервые она отпускала дочь от себя так далеко, и так надолго, без возможности помогать ей. Она знала, что Лиэль уже не девочка, тем более что с ней будет наемница с юга, но материнское сердце противилось, ныло, металось.
Внизу портные при свете десятков свечей шили два новых костюма, раскраивая меха, кожу, ткани. В кузнице подмастерье точил кинжал для княжны. На конюшне конюх налаживал лучшие стремена для двух маленьких удивленных лошадок. Повара готовили завтрак, чтобы подать его рано утром. Кладовщики собирали для девушек хлеб, вяленое мясо, твердый сыр, вино, орехи и сухари.
Замок готовился провожать путешественниц вдаль.
Хозяйка с работы пришла,
Хозяйка в квартиру зашла,
Хозяйка смотрит вокруг,
Хозяйка вздыхает вдруг.
Пиратов был дерзкий налёт?
Нет.
Посадкой ошибся пилот?
Нет.
Галактики округ не наш?
Наш.
Включили не наш пейзаж?
Наш.
Лансик с Дэном прилетали,
Мы немножко поиграли.
Значит коллапс не грозит?
Нет.
И дом уже не горит?
Нет.
Как я рада!
Устояла
Крыша летного ангара!
Остается починить,
Стены заново сложить
Потолки приладить споро.
Гости, ждем вас. Я готова!